Аннотация: Новый проект.Что там будет окончательно-пока не знаю сам.
Ианааҳә, абга ашьапы иқәԥеит.
Сара стәаны саанхеит - аҵла агәылшьап.
"Қьырала дтәам..." ҳәа рҳәоит сара сзы.
Мое знание черкесского малость заржавело, поэтому пусть меня простят за возможные ошибки или путаницу в диалектах. Не корысти ради и не для обмана слушателей...
В общем-то, все так и было.
Что еще можно ожидать на склоне горы Собер-Баш вечером 30 апреля? Говорят, что возможно и худшее, и я с этим соглашусь, например, бешенство. Это из реальных бед, которые можно пощупать, показать другим, и из мозга вирус извлечь. Возможно менее осязаемое, из-за тонкой перегородки между нашим миром и иными. В этот день и эту ночь на склонах горы Собер-Баш собираются удды, то бишь ведьмы. иногда перевоплощаясь в животных. Это как бы ночь встречи ведьм и ночь отчета перед злыми силами, что ведьмы уже сделали. и что надо еще сотворить. А силы Зла вознаграждают ведьму или порицают. Отчетная эпопея плавно переходит в ночь веселья, танцев, пения, угощения, а поутру ведьмы расходятся по домам. Или разлетаются-уже не помню такие детали. Может, и зря, но такой уж я родился и так жил свою жизнь, не всегда внимательным к окружающим. Ну, собственно, как и все остальные. Ведь слышал же про то, что черкесы в это время не идут к этой горе, и даже почему, но не обратил внимание. Хотя слышал и о том, что разумные и осторожные сидят в эту ночь по домам и даже окна плотно затворяют, чтобы "Подарок" ведьм не попал в дом, а преисполненные молодой удали и глупости пытают судьбу: "А что, если?" Я оказался с ни теми, ни с другими.
Вечером обустроил место для ночлега, поужинал. Ложиться не спешил, сидел на пеньке и всматривался в сумерки,
Отчего-то было совсем тихо, наверное, дневные животные уже попрятались, а ночные еще не занялись своим делами, вот и некому шуметь, кроме ручья и ветра. Из сгущавшейся темноты выкатился рыжий комочек, развернулся и оказался кошкой, рыжей с белым "галстуком" на груди. Я позвал: "Кис-кис!", кошка подошла ко мне, ткнулась в мою ладонь, потерлась об ногу... Меня многие собаки и кошки побаиваются. Сначала я думал, что пахну как-то зловеще для них, хотя еще говорили, что животные побаиваются высоких людей. ощущая угрозу от них. Ладно, пусть будет так. А кошка, в отличие от многих своих сородичей, не боялась. Устроилась у меня на коленях, съела кусочек копченого сала и мурчала. Тогда аналога я бы не подобрал, потом сказал бы-как заведенный трактор. Возможно, тогда тракторы тоже были, где-то в Америке, средь небоскребов, "Титаников" и прочих чудес света, но не в бассейне Кубани. Так что я сидел на пне, гладил мурчащую рыжую кошку и не заметил, как кошка превратилась в небольшую лису. Но, даже увидев это, я не испугался и не насторожился, а продолжил гладить животное. На руках оставалась лисья шерсть, ведь лисы весною линяют, но что мне до того! Смотрел в янтарные глаза животного, почесывал ее левой рукой за ушком, а правой поглаживал вдоль хребта. И сколько прошло времени-не знаю. Но явно настало утро и солнышко осветило верхушки деревьев. Лисы уже не было, и кошки тоже. а что осталось? Немного лисьей шерсти и засохшая кровь на моей правой руке. Оглядел это место- буквально две царапины. Такое бывает, когда кошка или собака прихватит тебя зубами, ласкаясь. Хотя может и без прокуса кожи. Спал ли я? Да кто его знает, по идее-спал, раз время прошло, а я не помню, что делал. Кстати, лисьей шерсти куда больше рядом, в одном месте на земле, как если бы лиса и я там сидели или лежали. Ранки я протер спиртом, шерсть отряхнул. Ночь прошла, надо готовить завтрак, да и идти отсюда. Все, что должно было случиться-уже случилось.
Кстати, о том, что лисы переносят бешенство -я не подумал. Потом вспомнил, сначала обмер, но время развития болезни прошло. Водобоязни не было и нет, никого кусать не хочется, слюна из рта не капает-значит, бешенство прошло мимо.
Чего я подался на Собер-Баш? Даже спустя время- не скажу. Видимо, в таком возрасте все регулярно совершают легкие или не очень безумства.
А тогда сев мы закончили, Пасху отпраздновали, на нее ни Мишка Черепов, ни я друг друга не убили. Вот я и совершил легкое безумство, которое не всякий таким назовет-пошел на эту гору и провел там среду и четверг. Ну не с социалистами двинул
на маевку же! Тогда меня батюшка мог и чем-то по голове огреть, вроде сапожной лапы или полена, ну, если я отвлекусь и не увижу, как он замахивается. Силенок у меня уже года два больше, чем в нем было. Но мне предстояло осенью идти на службу, а там могло всякое произойти, пострашнее уддов на горе. Тем более, в следующем году разразилась война, как по мне, так обстрел тяжелой артиллерии пострашнее семи ведьм окажется. Тем более, что ведьм я и не видел, а вот и немецкие, и австрийские тяжелые пушки по мне стреляли. И вряд ли кто из наших казаков тогда об этом имел представление, а вот о том, что жизнь казачья мирное время может быстро закончится, да и в военное тоже-оно имелось. Скачешь на лихом коне, а твой Гнедко чего-то испугается, встанет на дыбы, и ждет тебя падение на спину. Или у него же нога не удержится на склоне и свалится набок-а тебе от него подарочек- перелом ляжки, и с тех по звать тебя будут "Хромой Сенька или Лешка". Потом чуток повежливее, но все равно "хромой". И прочее, вроде змеи, общественного бугая или кишечной хвори. Мама. с тех пор, как старший брат так свалился и не встал, на меня с болью смотрела, когда я в седле оказывался. Вот и тогда, когда домой вернулся, то маме рассказывал, что до недальней станицы я ехал по приличной дороге и коня не гнал, потом у знакомых коня оставил и на гору шел уже на своих ногах. И трава была не мокрая и склоны тоже.
Она же завела: зачем ты туда подался?
А я в ответ:
-А что, лучше вышло, если бы я в шинке напился и кому-то салазки на сторону свернул, или к куреню Череповых пошел, Танюшке ручкой помахал, ее мужу сказал что-то едкое и обидное, спел матерную частушку про все их семейство?
Мама тогда меня перекрестила, и губы ее шевелились, но слышно не было, что говорила.
Потом сказала ясне6:
--- Нет, сынок. То. что ты бы Мишке, его отцу и младшему брату натолкал-их-то не жалко, семейство жабское, а вот Танюша сейчас на сносях, еще бы ребенка вкинула от страха за вас обоих. Ни она, ни ее дочка этого не заслужили.
-А откуда ты знаешь, что дочка будет, а не сын?
-- У нас, баб, есть свои бабские тайны, и по ним выходит, что, если с ней в прошлом году Мишка обвенчался, то должна быть дочка, А
если бы Иван Черепов нам не отказал, голова его колодою, то ждали бы мы казака этим летом. Сплошной урон от Ивановой дурости-и нам, и войску Кубанскому!
Вообще да, есть какие-то тайны в этом всем. Потому что приятелю моему Сене Мозговому, когда его отец женить собрался на Маше Поповой, то мать его отцу сказала, что на ней жениться не можно. из неродих она, и кончится все это плохо, если она с Сеней в церковь пойдет и поп Никита их обвенчает. Отец Сени сначала напирал, но потом поверил и для Сени другую девку подобрал. а Маша Попова стала Машей Куделиной, да родами померла. Сеня потом говорил, что отец его в сильном потрясении был: "волос долог ,да ум короток", как часто казаки говорили, а не послушал бы ее. так сколько бы бед на семейство накликал.
Тем летом отец завел со мной разговор, что пора мне жениться и род наш продолжить, дескать, понятно, что не вышло у вас с Танюшкой жить в любви и браке, но любовь приходит и после венца, а не всегда до него развивается и так далее, что в таких случаях говорят.
-Это тебя, батя, кто из отцов девок на выданье на разговор сподвиг?
-А хоть бы и кто сподвиг! Тебе никто не силует жениться на первой встречной женского полу, хоть это будет телушка или ведьма с горы Собер-Баш! Нехорошо это парню, вроде тебя, шататься и искать приключений, пора уже свое семейное гнездо вить. И невестка матери поможет по дому, и дите успеет до службы образоваться, хотя и родят его, уже когда ты в полку будешь! Вообще врать не стану, говорили со мной и Иван Лепехин и еще один девкин отец, не стоит ли за тебя их дочек сговорить. Иван со мной в полку служил, и мы друг другу много доброго сделали, потому я ему и сказал, что ничего против того, чтобы с Лепехиными породниться, я не вижу, и Глаша твоя королевной выглядает. Я Пашу спрошу, что он на это скажет. А насильно женить -это мне еще отец мой запретил. Дед мой его спрашивать не стал и чуть ли не силой к церкви притолкал. И ничего из этого хорошего не вышло, два года сплошного ужаса. Потом отец уже сам мою мать выбрал и жили они душа в душу. Потому и от меня потребовал, чтобы я по-дедовски не действовал, когда дети в возраст войдут. Второму-то я отказал сразу, зачем мне невестка из такого рода, а тебе гулящая жена? Пусть их в жены берут те, кто не знает про их славу.
-Это ты, батя, про Подустов говоришь?
-Про них. про них.
В итоге я снова сказал, что вообще жениться не собираюсь и на Глаше Лепехиной тоже.
Отец меня обозвал однодворцем, плюнул и пошел по своим делам. С однодворцем у него интересно получилось. Семейство наше действительно из однодворцев происходило, из Орловской губернии. Были это служилые люди по отечеству, им царь выделял землю на границах, чтобы там селились, одной рукой за плуг держались, а второй за саблю, границу берегли от всяких там татар, ногаев и прочих Вот во времена царя Петра Великого им перебор устроили и поставили перед выбором- можно и дальше служить царю и дворянами зваться (дворянами до того звались не все),но при том дома и семьи не выдать, а можно и пониже быть, но на цареву службу меньше отвлекаться. Вот и получились однодворцы, вчера еще мелкопоместные помещики, а сегодня уже не такие, но лично свободные, а у некоторых, хоть и немногих, даже свои крепостные были. Гордость их в поговорку вошла, про собачью бровь, и себя они выше бывших барских крестьян почитали, даже тогда, когда царь Александр их всех освободил. А потом часть их них, в том числе и мой предок, записались в кубанские казаки. Отец говорил, что и Донское войско ими пополняли. Так вот и вернулись эти однодворцы к прежней службе на границе против магометан, иногда против тех же самых.
И второй смысл в этом слове был, что я так могу и оказаться бобылем, одним во двое. И гордыня будет вместо жены.
И Иван Лепехин как-то со мной про то самое переговорил. Я и ответил, что после Танюшки мне никто не мил, и никого я не хочу, даже царской дочки, если Император отчего-то за меня ее захочет отдать. Если бы я Танюшу уже забыл или не любил, то ваша Глаша и хороша была. Но рана на душе еще не зарубцевалась.
Иван горько вздохнул и на том разговор оборвал.
Про себя я думал, что, раз такое со мной случилось, то нужно подождать до окончания службы. А тогда меня либо попустит и увижу я другую девку и к ней душа потянется. Ну или смирюсь и с нелюбимой жить буду. Как раз в это время многое меняться стало, и такая власть, как в старину у родителей над детьми, уже стала уходить в прошлое. Не всегда, не сразу, но уже все и везде за них отец с матерью не решали.
И в то год после успения Богородицы я отпросился у отца и снова поехал в горы, и ноги приведи меня снова на ту гору. Отец ворчал, но отпустил
Работы еще хватало, но уже мое отсутствие не опасно было, только он настоял, чтобы я взял коня поплоше, хотя бы Рыжего. Убегать от кого-то галопом уже не надо, а старый уже Рыжий мелкой трусцой довезет, куда надо, и обратно вернет.
Рыжий-так Рыжий.
Вот я и двинулся. И душа хотела в горы, хотя кто знает, к чему, да и таким образом я от воскресного похода в церковь уклонялся. Я к тому времени к вере охладел и ходил туда больше по необходимости. Да и, идя в церковь, можно было бы с Танюшкой встретиться и растравит сердечную рану. А на лесной поляне она вряд ли гулять будет. А ничего другого я не боялся. может, по молодой глупости, может, и действительно, ничего в Закубанье мне не страшно было.
И в тот раз пристроил Рыжего к знакомым, и пошел в нужную сторону и даже в пути немного попробовал ходить как пластуны. Было у них умение ходить так, чтобы следы показывали, что человек шел в противоположном направлении, чем на самом деле. Я вообще в пластуны не рвался, мне самому хотелось в батарейцы попасть, но, если бы попал в пластунскую бригаду, то мама бы сильно успокоилась, что со мной, как с Максимом не случится. Мы с нею еще не знали, что будет будущим летом, поэтому думали о не самом страшном. Вообще в пластунах служить было почетно, даже тем, кто строевого коня купить не мог,тем более, что это раньше в пластуны брали дядек, кому уже за тридцать, из кого нетерплячка уже вышла, и они могли полдня сидеть в засаде и себя не выдать неосторожным движением или шорохом. Сейчас можно было уже сразу, в одну из двух пластунских бригад. Ну, а в военное время явно должны быть и второочередные пластунские батальоны из таких вот дядечек.
_____
В то время наши казаки войны с Австрией или Германией не ждали, а вот с Турцией-может быть. Тем более, в 12-13 году туркам славно всыпали и отобрали почти все земли в Европе. И казаки ожидали, что пока турки зализывают раны и пытаются обрести хоть тень прежней силы, самое время Константинополь вернуть. Над этими ожиданиями потом много шутили, как над тем, что хотят над святой Софией крест поставить, так и над имперскими устремлениями простого народа, но сермяжная правда в том была. Империя торговала хлебом, который вывозила через порты Азовского и Черного морей, поэтому отдавать ключи от этой части жизни туркам было нехорошо. В четырнадцатом году еще не воюющая Турция проход через Босфор перекрыла, чем нанесла много бед, и не только вывозу хлеба и нефти. но и тому, что вроде как не должно сильно помешать. А вот поди ж ты-в те года строили Владивостокскую крепость и туда пароходы возили морем-окияном цемент в бочках. Как только Босфор закрыли-строительство упало и ногами дрыгать стало. Железные дороги-то не пропали, только они с перевозками цемента не справлялись. Деньги на строительство есть, цемент есть. а строить Владивосток нельзя.
Для ночлега я выбрал другое место, нежели в первый раз, там даже водопад был недалеко. Хоть сажень всего, а водопад. Но купаться в нем-это больно холодно, а заводей ниже него, где вода прогревается-не было. Так что я вторую половину дня провел за созерцанием того, что на глаза попадалось. Спугнул зайца, послушал птиц, поел ежевики, попавшаяся мне груша-дичка совсем несъедобная оказалась, и я ее выплюнул, не глотая. Праздность почиталась грехом, но иногда она нужна, чтобы душа отчего-то отдохнула. Отец тут бы хмыкнул и сказал что-то ты-де еще так не уставал, как в наше время это было, ну и все такое прочее. Он, как и многие другие, считал, что уставать можно только после работы руками и ногами, а, скажем, писание бумаг может натрудить только почечуй, а все остальное в праздности и останется. Как же! Но этого, по сам не увидишь, то не почувствуешь. А вообще можно и ничего не делать, просто ждать и чувствовать себя уставшим от ожидания.
Время стало клониться к закату, пора и о ночлеге с ужином подумать. Разжег костерок (при этом подумал, а нет ли сегодня какого праздника, в который не пилят дров и сучья не ломают),решил, что нечего выдумывать, пристроил котелок с будущим кулешом (я еще картофелину в него мелко покрошил-меня частенько тянуло на мешание нескольких видов еды в своей миске или горшке).Подготовил бурку и заплечный мешок как подушку, выложил умывальное добро для завтрашнего умывания и положил так, чтобы на нем не лежать...Занятие привычное и руки его сами делают. И было мне на душе легко и не давили воспоминания о том, его уже не будет.
Я к тому времени считал, что настоящий чай на ночь пить не стоит, ибо сон будет рваный. Конечно, если заваривать не всякую пахучую траву, там дух может быть богатый, но спать мешать не будет. Но тут решил против себя же и заварил чай в кружке
Поел, помыл посуду, оставил сушиться и стал пристраиваться поудобнее, ко сну готовясь. Ну и оружие проверил и устроил возле себя. Чего-то опасного я не ждал, хоть и в диком месте и вдали от людей. Людей я не опасался, а кабан и медведь... Отец утверждал, что ни один медведь из здешних пять пуль "Бульдога" в грудь и живот не выдержит. Кабан-да, может, но от него можно на дерево забраться и плевать сверху на его голову. Змея- тут просто надо под ноги глядеть и траву перед собой палкой пошевелить. Волков в окрестностях станицы второй десяток лет не видели. Так что я улегся, а "Бульдог" и большой кинжал меня охраняли от опасностей, лежа под руками. А дальше наступил сон или не сон, потому что не ощущал, что я сон не видел, а в нем жил и действовал. Со стороны водопада послышались шаги, причем легкие, как если была женщина или ребенок, а не крупный мужчина. И действительно, силуэт явно женский, приблизилась и при свете потухающего костра- действительно, женщина, и не в горском наряде, а одета. как иногородняя. Волосы собраны в косу, и она отливает цветом меди, в руках ничего нет. Так что бояться нечего-девки вообще пугаться стыдно, а черкесы верят в пару демониц, одна зовется цэунж, а вторую я забыл. как зовут, но выглядят они как старухи с железными зубами, а кто- то из них вообще имеет такие длинные груди, что, ей, чтобы ходить, надо их за плечи забрасывать, как русским лешачихам.
----------------
Я встал гостье навстречу. Но револьвер таки держал за спиной.
Последние лет семь было много покушений. Идет себе приличная и приятная глазу барышня, подходит к генералу Мину и ... четыре пули в спине. Были еще убитые. В Минске, мне рассказывали, было покушение на тамошнего губернатора. Мужчина-террорист бросил бомбу, она не взорвалась. А девушка начала стрелять в там находившегося полицмейстера, но попала в двух других людей-солдата и какого-то постороннего мужика. Вдруг она меня приняла за жандарма? И стрелять умеет лучше этой минской девицы?
Девушка остановилась и глянула на меня. Я же отвесил что-то вроде полупоклона. Девушка продолжала смотреть и ничего не говорить. Тогда надо первым, и я попробовал по-русски. Еще я мог по-малорусски и по-черкесски, а иностранным языкам не обучен. Конечно. еще можно из нескольких языков вспомнить ругательства, но не за что девушку так полоскать.
Вот Череповых -даже надо.
-Вечер добрый! Милости прошу к костерку!
-Добрый! Спасибо, добрый человек.
Голос у нее был такой вот, чуть с хрипотцой. Потом я слышал такую хрипотцу у долго молчавших людей. Да, они тоже как бы расхаживали свой голос.
-Павлом меня зовут. Присаживайтесь на бурку, если хотите, костерок можно раздуть и чаю нагреть.
-Нет, спасибо, не надо чаю. А меня зовут...Алопикс.
Имени такого я не встречал, но знал, что в святцах помянуты многие имена, просто ими никто детей не называет. Обычно. Если семья с причтом не поссорится, и тогда быть младенцу Гаддом или Луппом, на радость злоязыким мальчишкам. А если мудро пообщаться с ним, то даже случайно не станешь Ампровсикакием. Родишься, как я, 5 января и батюшка наречет Макарием, Павлом, Василием и будешь носить обычное имя, не зазорное. Могут и Феодулом, и всяк вспомнит 'Федул, чего губы надул?', ну и далее. У причта тоже всякое случается, и любители хмельного среди них есть.
Девушка присела на бурку, а я чуть в стороне, на траву.
-Не страшно ночью по лесу ходить?
-Нечего мне в лесу бояться. И некого тоже.
-Как так? В лесу бывают медведи, кабаны, змеи.
Девушка улыбнулась:
-Я с ними договорюсь, и они меня не тронут!
Хорошая шутка, потому и я улыбнулся, но осторожно, чтобы не обидеть.
-А вы, молодой человек, сами не боитесь?
-Должно быть, тоже нет, раз в станице не остался в курене ночевать, а поехал сюда. Да и не первый раз я здесь под вечер оказываюсь.
-Я знаю, это было пять месяцев назад, хоть и не ровно пять.
-Но откуда вы знаете? Мы вроде бы раньше не встречались.
-Это не так, но раз не запомнили, так не запомнили.
Я ощутил себя как-то неудобно, но почему? Она же мне не родственница. чтобы забыванием ее смертно обидеть? Вместо этого спросил:
-А вам не холодно?
-Нет, конечно.
Она протянула ко мне руку и коснулась моих пальцев- и правда, руки теплые. И даже теплее моих. Но у меня всегда пальцы рук и ног мерзли, если их тщательно не закутаешь.
А девушка улыбнулась и таинственно сказала:
-Костер греет и ночью. И пламя его греет.
Я отчего-то спросил ее про то, какие животные водятся на Собер-Баше, она стала подробно рассказывать. Я слушал и себе удивлялся: зачем об этом спросил?
-Мне пора.
Девушка встала, причем так плавно, что я и не успел увидеть, как она встает. Рраз- и она уже стоит.
-А мне разрешено будет проводить?
-Разве что до конца поляны.
Я расхрабрился и поддержал ее под локоток, она была не против. Так мы и дошли до конца полны.
-Прощай, юноша.
-Как, мы больше не встретимся?
-Да. Не думай, что это оттого, что ты нехорош, и что-то сказал или сделал не так. Просто ты встретился с моей сестрой раньше, чем со мной и теперь я не должна проводить время с тобой. Даже касаться тебя, хотя я уже коснулась.
-Подожди, поясни мне свои загадки и намеки.
Я сделал быстрый шаг к ней, но она оказалась на пару шагов дальше, чем стояла. Хотя я снова не увидел, как она отходила с прежнего места.
-Прощай, юноша! Я не могу больше оставаться с тобой, сестра будет недовольна, хотя казачки, иногородние или черкешенки, чтобы ты ни делал с ними, ее не волнуют. Даже поповны!
И словно наткнулся на какую-то стену, только невидимую, и лишь смотрел ей вслед. Она ушла в лесную чащу, и ощущение невидимой стены пропало. Потом я побывал в Новороссийске во время боры, там я ощущал себя так же-перед тобой стена воздуха, через которую не пройдешь, и даже глоток воздуха из этой стены не сделаешь. Хотя бывает и слабее.
Я пошел к своим пожиткам, лег на бурку и веки мгновенно смежились. И проснулся уже на рассвете от холода, укутался получше и спал еще некоторое время. Но пора уже было просыпаться. И, пока чай закипал и настаивался, я продолжал думать о ночном видении. И-не находил пояснений всему произошедшему. Но и позже рассказать никому не спешил. Несколько раз спрашивал местных жителей. не видели ли они тут такой девушки. Нет, не видели. Значит, это мне приснилось или я придумал. Вдруг я будущий литератор, заснул здесь под кустами, напитался поэтическими вдохновениями от этого леса, а потом сел и написал что-нибудь. Ну, пусть не стихотворение, а прозаическую вещь.
Я не догадывался, что ее уже написали, за почти сто лет до этого
Зачем здесь, рыцарь, бродишь ты
Один, угрюм и бледнолиц?
Осока в озере мертва,
Не слышно птиц.
Какой жестокою тоской
Твоя душа потрясена?
...
'Страшись! La Belle Dame sans Merci
Владычица твоя!'
....
И вот - проснулся я в стране
Покинутых холмов.
Вот почему скитаюсь я
Один, угрюм и бледнолиц,
Здесь по холмам... Трава мертва.
Не слышно птиц.
Глава вторая.
В программу нашей станичной школы эти стихи не входили, поэтому узнал о них я сильно позднее. Жаль, конечно, возможно, я кое-что понял бы раньше. Отцу и матери я ничего про это не говорил, и священнику тоже, ни до службы, ни во время ее. Не ощущал я в священниках тех, кому доверю свои думы и произошедшее со мной. И даже теперь не могу сказать, что это неправильно. Ну сказал бы мне отец Тимофей, что это мара полуденная или козни бесовские и назначил епитимию-это сильно помогло бы мне? Ведь я не колебался в том, что надо мне что-то делать или ничего не делать? Тогда правильный выбор по слову отца духовного помог бы.
А когда все случилось-толку то от слов, что не ходи туда-то, ибо случится что-то, когда оно уже случилось?
Потом отец выкинул вот такую штуку: залез в свою кубышку и поехал в Екатеринодар, но пока не сказал, для чего. Он вообще до поездок старался не говорить куда, зачем и надолго ли, так, скажет пару слов и все. а вы пока знайте, что ни к черту на рога, и ждите, пока он не вернется, и тогда скажет. Я думаю, с матерью он-то переговорил куда и зачем, а это нам. детям и соседям отвечал: 'На кудыкину гору'!
Вернулся довольный, за ужином малость принял крепкой настойки, хотя обычно впивал чихирь, а крепким не баловался и сказал матери:
-Ликуй, Аграфена свет Михайловна! Пусть твоя душенька успокоится! Пойдет Павлушка на службу в пластуны, а не на коне!
Мама прямо сразу, прослышав про это, пошла к иконам и стала поклоны отбивать Богородице. Я говорил, что она боялась, что я тоже с коня упаду и будет со мной, как со старшим братом, либо что иное, но нехорошее. А тут буду на своих ногах ходить, и многие пуды лошадиного мяса на меня не свалятся. Если даже сосед по шеренге на ногах не устоит, он-то полегче.
Я отца поблагодарил, хотя особой радости от этого не чуял. Кого он упросил на это -не ведаю, возможно, генерала Гулыгу, у которого он прежде служил, когда еще будущий генерал не в таких чинах был. Может, и не его. Но решение он выпросил или выдавил, тут уж не знаю. и по нему с мной поступили. В этом были свои подводные течения, омуты и коряги. Пластуну не нужно было своим коштом приобретать строевого коня, что было очень неплохо. Но тот, кто служит пешим -считался как бы неполноценным, что ли. Об этом могли и прямо в глаза сказать тому казаку, у которого в семье денег на строевого коня не находилось. Особенно такое было в Донском и Терском войсках. На Кубани-с этим обстояло послабже, потому как у кубанских пластунов была слава и почет, хотя, конечно, нынешний пластун был не таким, как прежде, и три дня зверя или черкеса не выжидал, чтобы все претерпеть, дождаться
и застрелить. Но все равно, не в какой-то пешей команде служить при отделе по безлошадности.
Отец принял еще чарочку и раздобрел, не в смысле- брюхо отросло, а доброты прибавилось. Я его и спросил насчет того, что нам говорили, что тем, кого в пластуны возьмут, сначала испытание будет, годимся ли мы, а потом уже решат-туда или в этапную команду. яко неспособных.
-Не боись. Павлуша, не святые горшки обжигают, а люди поплоше. Я в Катеринодаре про это спрашивал, и мне сказали, что это те же старые сказки, что нам перед службой баяли, что отбирают тех, у кого отец и дед в пластунской команде служили, что заставляют великие испытания пройти без надежды, что возьмут и прочее страшное, что и нам прежде перед службой возвещали. Может, это когда-то и было, но сейчас все сильно не так. Посуди сам: прежде в пластуны брали тех, кому не менее тридцати лет от роду и другими качествам охотника не обижены. А сейчас? Ну чем Тихон Забила тебя лучше до службы был? Разве что голосом, тебе господь его громкий дал, а вот в церковный хор тебя не возьмут. Зато подымать казаков в лагере твоей трубой иерихонской -в самую тютельку. А Тихон в церкви пел, и красиво получалось. Но ведь на службе ему не надо было пением врага к себе в кусты заманивать? Так что не боись, тебя проверят, что ты можешь, а чему подучиться сугубо нужно, и будет тебя дядька из старых казаков показывать и проверять, как ты усвоил. Так же учат и в конном полку, и батарейцев тож.
Ту мама вклинилась с вопросом, а для чего он с собой столько денег взял.
-Для дела же. Господа атаманы, генералы и полковники не во всякий час ходатаев принимают, и другие просители у них есть, и иногда сказать не мешает, что начальник не в духе и к нему лучше тогда не подходить. Вот для того. чтобы тебя приняли, и в часы, когда атамана почечуй не тревожит, подходишь к писарям и иным служителям и нежно с ними говоришь. И, как девок, конфектами оделяешь. Кому просто так ручку позолотишь, с кем надо- пообедать и хорошо его покормить и графинчик заказать, потому как бумагу или монетку он не возьмет, не в ростовской полиции служит.
Потом мне сказал:
-Завтра мы с тобой посидим и подумаем, чего еще для службы надо будет справить. Собирали раньше на службу на коне, а вот теперь часть вещей пойдет Митрию. когда он вырастет, а тебе нужно кой-что добавить. я не только такое решение выбил. еще поговорил с парой знающих людей, и они мне сказали, что с собой лучше бы иметь. Не по арматурному списку, а еще и по делу, ну и по списку тоже. Авось хребет выдержит (тут он в бороду усмехнулся) все таскать. Пока скажу, что служба на Кавказе и сапог, и одежу изнашивает куда больше службы в Варшаве. И понятно: полез на гору по каменной осыпи или вниз сполз сквозь колючие кусты-вот и прореха, и подошва протерлась.
И правда, знающий человек ему попался и сказал, что надо бы иметь еще штуки три-четыре вязаных безрукавки и в холодное время носить на теле почти все, а потом промокшие от пота менять и сушить, и усиленный запас портянок и перчаток. а также вот такую хитрость с флягами. Иметь их две, одна пообъемнее, а вторая маленькая. на четвертинку приблизительно, но с широким горлом. Когда вокруг снег- набиваешь ее снегом и растапливаешь снег своим теплом, а потом этой водицей теплой с добавкой кое-чего жажду утоляешь. Летом же в эту флагу нужно налит малость чихиря или какое там будет виноградное вино и понемногу его пить, перед обедом или ужином. Кислое вино не дает брюху, как он сказал, шагать в сторону поноса, а тем паче холеры. Ну и покупать кое-какие приправы, благо на базарах их продают много и не сказать, чтобы задорого. Сварил себе кашу в котелке одинарном или тройном, а перед тем, как ее есть, посыпал приправами. А когда мясную порцию выдают живыми баранами-тут вообще жалеть приправ не надо.
Мама была 'пластунским маневром' довольна, но откуда ей, бедной, знать было, что на нас может свалиться! Пусть добрый конь не падет на ногу или тулово, но на турецкой границе и за ней для падения еще многое приготовлено! Горы на Кубани начинались за самой рукой или малость отступя, и они не так высоки. Та же Собер-Баш или Шизе возле станицы Эриванской-это прямо исполины средь окрестных горок. А меж Сарыкамышем и Эрзерумом горы раза в два выше, а то и больше, горы на побережье моря возле Ризе- тоже повыше будут. И вот как по таким гора ходить и не сорваться! Помнится, пошли мы в контратаку на турок, что с хребта скатились по снегу на собственных задницах и на нас двинулись. Когда мы устояли и их отбросили, кинулись они обратно, ан на крутой склон по снегу не влезешь быстро. Если бы мы на плечах не висели, то медленно и печально, прося своего аллаха о помощи, кое-как влезли бы, за исключением неловких, кто обратно скатился. А с нами рядом? Была турецкая рота и нет ее-поколоты, порубаны, прикладами побиты, а свалиться с такого обрыва-это не менее страшно, чем с конской спины. Дороги там тоже, если есть, то скорее тропы, где пройдет турок с ишаком, а не пройдет, то и шайтан с ним. И вот идешь по такой дороге, выбитой в обрыве, слева обрыв саженей больше полусотни, и на дне еле мерцает река, а справа другой обрыв, в котором эту дорогу вырубили. И ширина дороги под тобой четверть сажени, иногда даже меньше-сверху камень скатился и полдороги занял собой. Рассказывали мне, как при штурме Эрзерума по такой дороге пушки тащили, чтобы их на гору поднять, и доброе утро туркам добрым не показалось. В одном месте дорога была шириной около фута с осьмушкой. Вот и тащили пушку по этой полочке на людях с оттяжками: одни тащат, а другие не дают ей свалиться, потому что левое колесо идет впритык к стенке обрыва, а правое висит в воздухе, и пушка наполовину в воздухе тоже!
На таких 'дорогах', с позволения сказать, все обрывы, овраги и склоны павшими животными засыпаны были, и нашими, и турецкими. Сибирские казаки, что Ардаган брали, говорили, что потом на преследовании так бывало, что за день и ночь по двадцать коней теряли. Где-то оступилась, где-то камень из-под ног вывернуло и прощай, родная Сивка-бурка! Они ведь ее тоже на свои кровные справляли. Жаль, зря тогда не спросил, почем в Сибири строевой конь.
Или на морском берегу: эта, 'с позволения сказать дорога' вьется петлями, как серпантин. Между обоими ветвями серпантина лежит овраг, промытый рекою, глубина с полсотни сажен, с крутыми или прямо отвесными склонами. Над западной ветвью по горушке турецкие окопы, откуда видно, как ты идешь по дороге, и как ты это ущелье преодолевать будешь. Атаковать по дороге- это смерти подобно, через ущелье идти-сначала ты как-то съедешь или спорхнешь по крутому склону вниз, потом по такому же склону влезешь на западную ветвь дороги, продравшись сквозь колючки и камни. Как влезешь на дорогу-снова лезешь наверх, к турецким окопам. Взял их-и давай сначала, потому что и дальше местность такая же и дорога такая же, разве что ущелье на пару саженей ниже или уже. Обойти с моря-мы не рыбы. Обойти по широкой дуге со стороны гор-это тоже не всегда можно, там бываю такие хащи, где человеческая нога давно не ступала, со времен Адама и Евы. Так что упасть и сломаться-просто, как высморкаться.
Но не будешь же это маме рассказывать, ей сердце рвать. С нее хватит того, что сын войне, и там пули летают, и у турок ятаганы есть. Я -то лично ни на одном турке живом ятагана не видел, хотя в домах встречались, но пусть она уж лучше пугается того паршивого ятагана, чем думает о том, что вправду бывает. На живых курдах-ятаганы видеть случалос
---------------------
Дальше мороки было много, мама с сестрой вязали и еще у кого-то выпросили для скорости такие безрукавки. Фляжку для оттаивания снега привез дядя Фрол, что к родным в Новороссийск ездил. Там она в лавке продавалась, только не из металла, а из какого-то материала, немного похожего на резину, но более твердого. Сиделец в лавке заливал, что это-де специальный материал немецкой выделки и твердый, но легкий и прочее, что сидельцы в уши покупателям заливают, но дядя был не из простых, а внес в продающего сомнения, вроде того, что вот залил он воду, и вода в фляжке постояла пару дней-не будет ли она вонять? Сиделец не знал, но с апломбом стал говорить, что не должна, но он не знал точно, что дядя и выявил. В общем, фляга на четверть подешевела. Дядю вообще отпускать на базар нельзя было, если его супруга за локоть не дергала, то он бы всех продавцов разогнал: одних скидками, что вытребовал. а других ожиданием того, что он сейчас к ним подойдет и тоже сбрасывать цену придется.
Его бы мир с японцами заключать отправил, он бы тех довел до того, что пол-Сахалина им не отдали. а еще и микадо приплатил, что кусок острова в империи остался, а не японцев порадовал. Поскольку японского языка он не знал, пришлось бы ждать, пока толмачи переведут, оттого японцы еще больше устали от переговоров.
Тринадцатый год подходил к концу, все занимались своими делами, и никто не знал, что это последний мирный год, а впереди много лет кровавой войны. Хотя нет, был такой мужчина в столице по фамилии Хлебников. и он, по слухам, сложной математикой вычислил и предсказал мировую войны и что она мимо нас не пройдет. Иные говорили, что от того он умом повредился и плохо кончил. Иные-что он и раньше был того-с.
И недаром-вот я тоже о таком думал, что бы со мной было, если отчего-то снизошел на меня дар пророческий, что будет тут хотя бы до двадцатого года. Умом тронуться можно, недаром раньше пророчествовали пустынные старцы и юродивые. Это страшно даже если только один раз дар тебя коснется.
А если долго: вот ты зашел к соседям и. глянув на них, узнаешь, что глава семьи умрет в зиму 1920 года от тифа, спасаясь от красных. Старший сын- от красной шрапнели под Торговой. Младший вообще без вести пропадет, уйдя в горы к зеленым, и кто знает. где и как с ним приключилось, из пяти детей выживет только один, и бабы недолго проживут, и все это произойдет совсем быстро? Каково это -смотреть в глаза тех, кто уйдет до срока и знать об этом?
Нет, и при прежних императорах кому-то могло быть откровение, что хозяин дома умрет через десяток лет от простуды, старший сын через пятнадцать лет от холеры, младшая невестка с вишни свалится и расшибется до смерти, а какой-то внук хозяина от поноса помрет. Все мы смертны и когда-то помрем, если не от тифа. то от сердечной слабости. И все об этом догадываются, кроме Степки дурачка. Но все не помрут рано, и число насельников в станице расти будет, только Лепехиных тогда было трое, а сегодня семеро, а Жмуркиных наоборот, не стало ни одного. Вообще лучше такого дара не иметь.
Лучше идти по своему пути и не знать, куда он тебя приведет, и войско вместе с тобой, и империю тоже, а вместе с ними мириады людей. Да и небеса обычно много такого в дар не дают. Вот был известный юродивый Василий Блаженный, про которого почти что всяк знает. Ему дано было откровение, что на иконе одной под слоями красок скрывается лик дьявола. Еще он царю Иоанну говорил, что тот больно много народу казнит, но это сложно счесть предвидением, но не дано ему было предвидеть смерть наследника царского. который по нерадению сопровождающих уронен был в реку и живым из воды не вернулся. Московский пожар он предвидел, молясь перед монастырем, только о том никому не сказал, только плакал и молился, а по ком или по чему скорбел-кто знает? Может. Потому специально провидцам дается кусочек знания о будущем, а именно то, что они вынести смогут?
Так вот и все шли туда, откуда многие не возвратились. А те, кто вернулись-теми ли вернулись? Вот тот же Гришка Мелехов. Что с ним стало после того, как он австрияков и немцев рубил, потом калединцев, потом красных, потом поляков, потом снова красных? Намекает автор 'Тихого Дона', что припадочным он стал, а после смерти Аксиньи вообще чуть в затворники не перешел.
Даже если после встречи с сыном его местная власть не сильно глубоко и далеко запроторила, то что в его душе продолжать вариться будет?
Об этом и думать не хочется, видел я результаты этой 'варки'.
Так что настал следующий год и мир соскользнул в войну, как те самые турецкие аскеры по обрыву в то, на что никто не рассчитывал. Мы, пластуны, тоже обсуждали, сколько война потянется и где закончится. Конечно, никто этого точно не знал, а потому не угадал, только болтовней натешился. Но позднее в наших краях оказалось много чистой публики из обоих столиц, и от них я многое услышал. Оказалось, что все считали (за исключением особо меланхоличных типов), что война не продлится долго. Во Франции вообще ждали, что солдаты вернутся домой к осеннему листопаду. Была даже почти научная теория того. отчего что война не продлится долго.
Сторонники ее исходили из того, что для производства пушечных порохов нужны соли-нитраты. Они добывались в Чили в пустыне тамошней, было немного такого сырья на островах Тихого океана. И все это для Германии и Австрии закончилось с началом войны-доступ к чилийским нитратам, потому что велась блокада морских перевозок туда. А запасов нитратов было на полгода. Можно допустить, что путем контрабанды, замены суррогатами и разным ухищрениями чуток оттянуть печальный конец, месяца на два-три. Можно и не допускать. Потому что потом говорили, что никто не рассчитывал на такой расход огнеприпасов, оттого шесть месяцев- это больно оптимистично. Так вот и выходит, от трех до девяти месяцев, и все, дальше надо отымать у охотников черный порох и отдавать его пушкарям.
Звучит солидно и как бы обоснованно. Как оказалось, германские химики научились получать нитраты буквально из воздуха, и к началу войны выделку нитратов отработали. Так что быстрого окончания войны не получилось.
Тут так и просится выражение: 'Человек предполагает, а бог располагает'. Или 'Расскажи богу о своих планах, чтобы его развеселить'.
Не знаю про запас ингредиентов пороха на шесть месяцев -это был действительный расчет или это кто-то так себя успокаивал и свое успокоение перегонял, как облачка ветром, в общество, но в итоге и это пророчество не помогло и соскальзывать в бездну все продолжили.
У Турции был вполне реальный шанс не сползти вместе со всеми, зализывать раны от двух неудачных войн, торговать со всеми сторонами и что-то полезное сделать для себя в итоге. Но у власти была прогерманская партия младотурок, которой хотелось славы, утверждения зеленого знамени подалее и повыше и прочего. Но если они не смогли победить Болгарию Сербию и Грецию, то с чего им победить-то всю Антанту? Младотурки тоже ринулись по склону вниз и там и остались.
Поутру 17 октября германо-турецкие корабли осуществил нападение на несколько портов Черного моря- Одессу, Севастополь, Новороссийск. Может, и на другие, про эти я точно знаю. Явившийся в Новороссийск утром крейсер 'Берк' передал на берег письмо на нескольких языках, что из-за объявления войны Турцией России, он через 4 часа начнет бомбардировку города. Частным лицам предоставлено время на уход из города, а судам можно покинуть гавань. По ним стрелять не будут. Действительно, ночью на радиостанцию пришла радиограмма, что Турция объявила войну России., а тут и подтверждение этому. Турки выдержали четыре часа, а потом открыли огонь. Как мне говорили, по обывательским домам не стреляли, разве что осколки долетали. Зато погорели огромные запасы нефтепродуктов на заводе и нефтебаках. Столб дыма стоял несколько дней. Половина населения города спешно покинули его пешком и по железной дороге. Из тюрьмы вывезли опасных арестантов, а мирным дебоширам разрешили пойти домой с условием вернуться потом. Как говорили, не вернулось всего с десяток человек из полутора сотен. Возможно, не успели допить все. Но вроде как никто не погиб. Отбивать турок оказалось нечем. В городе были ополченцы-артиллеристы и даже с пушками, но никто не знал были ли при них артиллеристы или снаряды. Я повидал ополченцев-артиллеристов и их пушки, и в сомнении до сих пор пребываю, сделали бы они что-то.
Потом про события говорили, как о 'Севастопольской побудке', имея в виду что флот в Севастополе опозорился с отражением набега, но тут ничего сказать не могу, не много понимаю во флотских делах. Пусть скажут те, кто понимает.
Наша бригада, до войны называвшаяся просто Кубанской пластунской, с ее началом стала первой Пластунской. Потому что стали развертывать вторую, во главе ее был поставлен тот самый генерал Гулыга.
Когда же государь император объявил войну Турции, нас подняли и приказали вторгнуться в неприятельские пределы. Было это 19 октября, и мы пошли, готовые показать туркам кузькину мать. Турок был давним врагом. За времена с царствования Иоана Грозного это уже была двенадцатая война. Ну и в добавку набеги крымских татар и ногаев. а также прочих кочевников, что по степям кочевали. Так что привычное дело- вломили туркам и получили по Ясскому миру
земли до Днестра и до Кубани и подтверждение владения Крымом. По Бухарестскому миру- уже до Прута и часть западно-грузинских княжеств.
По Адрианопольскому- все восточное побережье Черного моря. По Константинопольскому-основные турецкие крепости близ русской границы. Теперь уже не надо трижды взятый Карс, он наш. Остался Эрзерум-ну и он тоже будет наш. Не потому, что очень нужна эта дыра, а, чтобы на нее опираясь, очередной паша на нас не лез. Кое-что мы об этом сами знали, а все в совокупности нам сотник рассказал, чтобы все свести в кучу. За те земли, которые получены по Адрианопольскому миру, еще повоевать пришлось,
почти что 35 лет. Шибко хитрые горские старейшины демонстрировали, что то, что султан признал их земли теперь российскими, их-де не касается, хотя, когда им нужно, они султану кланялись и своим повелителем называли. Но, когда Западный Кавказ покорен был. исчезла постоянная боевая тревога для жителей Кубани и возможность погибнуть или в рабство попасть. И, чем дальше турецкая граница, тем меньше мутят воду эмиссары Стамбула среди наших мусульман. В эту войну у них получалось это лишь среди лазов на побережье, среди иных -уже нет. Отодвинули бы еще границу за Трапезунд-еще меньше возможностей у турок стало. Вот такая вот империалистическая история с географией в простом изложении. Да, когда потом турецкие власти отошли от прежней политики османского величия, можно было бы и не отрывать Босфор с Дарданеллами. если торговые суда через них ходить будут без помех. Да, можно, но для этого пришлось больше десятка раз турок учить миру, пока не выбили из них изрядную часть прежнего, османского. Никто не мешал крымским татарам, а также черкесам самостоятельно понять, что их жизнь в работорговле не будет вечной, а закончится, и придется отвечать за содеянное.
А в октябре бригада наша двинулась на Кара-Килеси, через турецкую границу, и пришло наше время, и наш экзамен, насколько мы похожи на прежних пластунов. И испытания были сопоставимые- предки сидели воде по уши, поедаемые летающей мошкой, и дожидаясь, когда черкес решит, что нет тут поблизости казака и можно пойти через Кубань шорох наводить. Нам же пришлось в первых числах ноября вброд форсировать Аракс, ночной атакой сбить турок и тем помочь своей 39 дивизии. Чтобы течением нас не снесло, держались за руки. Впереди- генерал Пржевальский. Молча перешли реку. Без выстрелов и 'ура' пошли в штыки и кинжалы. Турки так бежали, что мы их догнать не смогли. Сбили и исчезли, нас уже на этом берегу нет. Не всем же понятно, что такие вот рывки через горную речку в ноябре отзовутся потом нездоровьем. Но в двадцать с малым лет этого не видишь. И, если сможешь спастись от обморожения, то вроде как и все. Пошел, но вернулся.
-------
Глава 3
Но на войне случаев, когда пойдешь и не вернешься много, и одна возможность сменяет другую. Периодически вообще целый веер их раскладывается.
Например, защищаешь ты крепость или просто место, которое нужно сохранить за собой. Что тебя может ожидать? Явно артиллерия вражеская, потом пули- штыки их же, если враг внутрь ворвется, нехватка воды и еды, потом и заразные болезни, с которыми недоедающий и уставший боец не всегда справляется. И разные неявные мелочи- при взрыве снаряда образуется волна ядовитых газов, там, даже попав в воронку, где взорвался снаряд-потом долго откашливаешься и отплевываешься. Часто и густо стреляешь, отбивая вражеский штурм, а потом на ногах еле стоишь, и голова аж лопается. Это оттого, что надышался своими же пороховыми газами, которые не успело вентиляцией из твоего каземата или комнатки вынести наружу. И в закрытом каземате, когда сидишь в нем, а на тебя часами снаряды падают-тут и рехнуться можно: сейчас один камешек со свода сорвался, потом еще один, а когда весь свод на тебя рухнет?
Везде свои тайны и сложности.
Меж тем заканчивался ноябрь, наступал декабрь и вскоре должно было произойти два события-начало суровой зимы и Сарыкамышская операция турок, едва не закончившаяся успехом их.
К тому времени линия фронта петляла приблизительно по границе. Где-то за нее залезали мы, где-то турки-особенно возле берега моря. Там еще и шло восстание местных племен на турецкие деньги. Вообще при тогдашних силах многие места только наблюдались, а защищать-ну, как получится. Оттого действовали отдельные отряды. а в промежутках меж ними только отдельные дозоры и заслоны, то есть, скажем так, пустота, не всегда прикрытая, ну, как прореха на ткани рубашки или штанов.
Мы в разговорах меж собою ждали, что вот-вот нас отведут на зимние квартиры по опыту предыдущих войн. То есть стоять наш батальон будет в селениях Сары-даг и Кара-даг, а все сотни по очереди будут выходить на наблюдательные позиции, сменяясь друг другом. Возможны поиски и вылазки, но явно не каждый день. Кстати, следы на снегу хорошо заметны, если их метель не заметет. Поэтому наблюдатель турок на горке увидит, что долину пересекают следы и подымет тревогу-дескать, в наш тыл они пролезли! Надо кому-то беречься, а кому-то идти ловить! И сотник тоже что-то такое говорил, что, наверное, скоро!
Мы тут все дружно сели в лужу. Вообще и раньше зимой воевали, и все знали, что Бонапартия из России выгоняли именно в разгар зимы. Да и в иное время так тоже было- Очаков брали штурмом в декабре. И под Слободзеей турецкая армия сдалась в последних числах ноября. Ну и Шипка-Шейново тоже не летом происходила. Но....человек иногда думает, как ему удобно и не как есть. И я тоже тогда не провидел будущее, но, хоть мы и будем на зимних квартирах стоять, хоть мерзнуть на своей 'Шипке', а ногами заняться надо. Оттого, когда в стычке я турка прибил, то содрал с него шинель. Урядник меня обругал, зачем это я турецких вшей собираю, своих что ли мало, Я ему и пояснил, для чего-на суконные портянки, чтобы иметь их побольше. Чтобы носить турецкую шинель сверху своей-это опасно, потому что могут принять за турка и жизнь укоротить, да и жидкая она была, по мне такую можно только летом и в теплую осень носить, чтобы по ночам не мерзнуть. С нашей солдатской -никак не сравнить. Турецкие опанки (так их один казак называл) -это тоже смерть ногам от мороза. Но не мы по городкам не попрятались, ибо турки не ослабли усердием. Они вообще решили выкинуть внезапный финт- и нас разгромить, а потом неспешно и аккуратно идти на Тифлис. Хорошие дороги до Сарыкамыша (и у нас железная дорога), шли только кое-где, потому, если набраться наглости и с минимальным обозом попытаться продраться вперед меж горок и лесов, то можно тишком-нишком выдраться прямо к нашей основной базе-Сарыкамышу и дороге в него и из него. Если войско турецкое до Сарыкамыша дойдет, то перед ним в городке этом окажутся разные там ополченцы, этапные роты и интенданты, числом небольшие и плохо вооруженные. Тем же ополченцам, что в городе стояли, выдавали винтовки Бердана, что сильно старше самих ополченцев и по 15 патронов. Больше для охраны складов от воришек и не нужно. То есть все наши обозы и склады достанутся туркам. А мы? А мы останемся в кольце окружения. Спереди, с севера, и вот теперь сзади будут турецкие войска. С юго-востока- река Аракс и ее обрывистое ущелье. Ров не хуже крепостных, если сравнить. То есть мы из того кольца обозы и артиллерию не вытащим. Уцелеют из людей лишь те, кто через это ущелье как-то прорвется. Дальше они, голодные и холодные, как-то там прорвутся к своим, к Карсу, допустим
Но победить надо еще смочь. План был на грани возможного, то есть туркам нужно пробить дыру в нашем построении, уйти в его глубину. неся все на себе, пройти и протащить вьючных животных через горы, реки и буераки и выйти к злосчастному Сарыкамышу. Ну и взять его, что в итоге тоже оказалось не так легко.
Им 'помогали' наши генералы, двое из которых все время беспокоились: не пора ли отходить, а то все как-то опасно выглядит, их фамилии Берхман и Истомин, и откровенный паникер генерал Мышлаевский (если не сказать сильнее и нецензурнее).
В начале декабря турки ударили, отбросили Истомина, который так быстро отступал, что турки его не догнали, но меж силами Истомина и Берхмана образовалась брешь, и в эту брешь вклинились два турецких корпуса, то есть шесть дивизий пехоты и немного конницы. Горная артиллерия с ними тоже была. И это войско шло по дуге к Сарыкамышу через разные преграды.
Им явно сказали: 'Все вас ждет в Сарыкамыше: и еда, и тепло, и женщины, и победа! Дойдите и возьмите!'. И турки пошли и почти что дошли.
И шли через заснеженные леса. Их трепала метель, после которой в снегу оставались сотни замерзших, они разжигали костры, чтобы согреться на ночном морозе в паршивых шинелишках, которые и на портянки с трудом годились. А к утру вокруг костров лежали черные круги из замерзших ночью, те. кто не остался вокруг костра, падали в ущелья, не удержавшись-а как удержаться. если человек замерз и голоден, откуда у него силы возьмутся? Вьючные мулы тое выбивались из сил, некоторые солдаты их прирезывали и разделывали, чем хоть малость себя поддерживали. К концу Сарыкамышского марша смерти они на последних нервах (потому что силы остались уже где-то по дороге, вот на том склоне) они выдрались к городку. Таких оставалось не так много. из каждой из четырех дивизий. что опередили других -тыщи по две из каждой. Остальные-ну, кто где, кто на мосту Сират., кто доходит от воспаления легких под кустом, кто-то уже очень далеко, седалищем поняв, что впереди неминуемая смерть, если не удерет.
Но тысяч восемь таки доползли, и готовились к штурму города. Кто там готовился город защищать-я уже сказал. Немногие турецкие конники тоже доскакали, вышли к шоссе и железной дороге, что шли на город, обстреляли проходящие обозы. Впереди железная дорога, ее бы подорвать, и конные части немного взрывчатки для того имели, но вот лошади настолько обессилели, что на рывок турок к дороге нет сил. Но панику наводить-на это немного надо. Итого над нашими генералами нависло ощущение, что дело пахнет поражением, причем прежестоким. Турки числом немалым вышли к Сарыкамышу, что очень близко к окружению, их конница тоже мелькает близ дороги, по городу стреляют турецкие горные пушки. Сил своих очень мало. Поэтому отряду Берхмана, а это большая часть Кавказской армии, как бы не свариться в котле по названием Сарыкамышский.
Иту что еще важно: когда турецкие цепи мелькают вокруг города, не очень видно, что это все турки, и больше не подойдут. Издалека не всегда понятно, что турки от голода и усталости не в лучшей форме, и не подрывают железную дорогу по причине слабосильности коней, не могущих доскакать до нее, а не из каких-то сложных планов. Свои недостатки видны, а вот вражеские -далеко не всегда.
То есть турки пошли, чтобы не вернуться и готовы были многое сделать, чтобы отряд Берхмана тоже не вернулся. Это только основные события, но другой отряд турок пришел от моря к Ардагану и взял его, отбросив отряд Геника, Защищавший город. Геник ощутил себя почти как Берхман в Сарыкамыше, но, правда, это было ложное впечатление. Кстати, Геник был командиром 3 пластунской Кубанской бригады и сам в пластунах долго служил. А Ардаган это все-таки бывшая крепость, хоть и ныне заброшенная. Ну и Истомин тоже отброшен и готов отступать и дальше.
'Дело дрянь, но не первый же раз!'
Что делать дальше?
Самый простой способ-бежать дальше, пока можно. Пока этот мостик обстреливают десяток турецких конников, а не турецкая пехота.
Пока турки не пристрелялись к этому повороту дороги и шрапнель не скосит всех, кто по ней пройдет. Обозы. пушки-спасибо, если будет время их подпортить, муку из мешка в реку вывернуть -может не хватить на то времени. Значит, голодные турецкие аскеры все доедят, а мы пойдем по морозу, голодные, на Карс или в более дикие места.
Хорошо, если не к святому Петру.
Возможен и более сложный, но многое сулящий в случае удачи путь-не бежать. А устроить обходящим и окружающим свой обход и окружение. Они вытянулись кишкой через горы и долы, пытаясь перерезать пуповину под Сарыкамышем, через которую мы питаемся? Можно и им порезать их пуповину, а дальше посмотрим, кто раньше сдастся.
Не все генералы ощущали позыв к отходу, и чем быстрее, тем лучше. Нашлись понимающие, что надо сделать, чтобы выйти из тяжелой ситуации.
Генерал Берхман подумал и решил, что хоть он и настаивал на отходе, но таки передумал, и готов устроить туркам сюрприз.
Приказы были отданы, командир Сибирской казачьей бригады Калитин пошел вышибать турок из Ардагана, отошедший от Ардагана Геник обнаружил, что вокруг все не так паршиво, как он думал недавно, разошедшиеся в разные стороны его солдаты таки собрались, запасы не потеряны, пушки остались, и потери не сильно велики. Генерал Габаев вышел из Карса и сначала затормозил отступавшего Истомина, а потом наступавших турок. В итоге ситуация стала склоняться в русскую сторону, но все это имело значение, если будет удержан Сарыкамыш. Для того туда уже спешили подкрепления. но надо было не потерять город и окрестности до их подхода.
Вьется наше знамя.
Что нас ждет, не знаем,
но не побежим.
____-
---------
Нашей бригаде тоже нашлось занятие в этой операции. И перед этим мы форсированными маршами переходили на левый фланг армии, и сейчас то самое требовалось, только в другом направлении- прийти в место кризиса и утишить ярость врага. Там, конечно. была и железная дорога, но до нее дойти надо. Маршам нас еще в мирное время учили, и на войне того повидали. И идешь, мотая версты на подошвы сапог. А подмогу тебе-только песня. Хорошо певший Федор Невоструев в лазарет попал. Пока его не вылечили, придется мне:
'Паша, запевай'.
И я завожу 'Встае хмара з-за лиману'. 'Висит солнце над горою'
И что там еще вспомнится.
Кому не нравится-пой вместо меня.
Напелся их так, что потом даже в подпитии подпевать не тянуло.
Но, пока мы наматывали версты на ноги, надо было что-то делать в самом городке. Военный комендант станции сел за телеграфный аппарат и достучался до верхушки Кавказской армии. Там выслушали и спросили, есть ли где-то поблизости штаб-офицер, а еще лучше кто-то Генерального штаба? Да, такой нашелся, полковник Букретов, что следовал в свою часть. Его позвали к аппарату, разъяснили ситуацию и приказали возглавить защиту города, станции и складов до подхода подкреплений. Букретов оказался хватом и немедленно приступил к организации обороны.
Вообще любая станция железной дороги, сколь-нибудь приличного размера-это кладезь всякого, пещера Лейхтвейса и сокровища Алладина одновременно! Та же станция Новороссийск в январе-феврале двадцатого года, хоть и тупиковая: чего там только не было! Хочешь депутата Государственной Думы и одновременно бессарабского помещика- вот он, известный скандалист Пуришкевич. Правда, уже остывает, так как помер... Ну извините, можно было и часом раньше обратиться. Нужен философ из княжеского рода-вуаля снова-Трубецкой! Нужен скульптор-и такой есть, Нефедов, он же Эоьзя! Ой, извините, заврался, он еще не доехал сюда с Урала. Нужны дамы из известных фамилий? В ассортименте, то есть на любой вкус и цвет! Нужны генералы- и это будет. Хоть действующие, хоть этапной службой пробавляющиеся, хоть отставные! Нужны пушки морские, но без кораблей? Вон, весь мол ими заставлен! Нужны перчатки на меху? Аж два вагона! Нужны снаряды с удушливыми газами? Вон там стоят два барака у корня мола, там они лежат! Казаков нужно? Тысяч двадцать уже есть, скоро еще подойдут! И даже калмыки в наличии! И с верблюдами!
И в Сарыкамыше много чего нашлось. Сидит на станции 200 юных прапорщиков, что только что выпущены из Тифлисской школы и до своих полков еще не доехали-и им работа найдется! Еще есть приблизительно две роты туркестанских стрелков, что следуют как кадр для развертывания второочередного полка- и они нужны, и даже от двух полков их не отказались бы! Есть в чьем-то грузе трехлинейные винтовки-и ими заменят берданки у части ополченцев! Пулеметы есть тоже, в адрес какого-то полка следуют! Глядишь -и оборона города и станции потихоньку набирает силу! Хоть турок больно много на ополченцев, туркестанцев и прапорщиков, но они заранее не разбежались, а потребовали от турок усилий по взятию.
Ну, турки и им тоже 'помогли', а себе устроили лишний забег. По их карте город Сарыкамыш был не там, где он есть, а ближе на восемь верст. Но кое-кому восемь верст не крюк. Пройдут обмороженными ногами в кожаных лаптях или как это считать-поршни, что ли?
Да, их привели сюда не только командиры корпусов и ниже, но и сам Энвер-паша, он всех подгонял. увлекая за собой, и только что лично прицелы не устанавливал.
В итоге целая пехотная дивизия пошла ночью в атаку, в метель, на уже отошедшие этапные батальоны, которые оторвались от турок и отошли к самому Сарыкамышу, а турки шли эти восемь верст в метель, ожидая врага и никак не находя.
Это было 12 декабря. Одновременно происходило еще много чего-высадившиеся на побережье турки подошли к Ардагану и сбили тамошний отряд Геника, Истомин стал отходить, образуя брешь в боевых порядках. Мышлаевский скомандовал отход для корпуса Берхмана и тот начал это делать В общем, все начали делать ошибки и теперь у кого-то число ошибок могло превысить некий порог, за которым идет слом равновесия, иногда переходящий в катастрофу. Как человек, вскоре занявшийся врачеванием, я это видел во множестве, изучая 'скорбные листы' и говоря с больными (да и ранеными), что они сделали для того, чтобы заболеть, и что сделали для того, чтобы вылечиться. В военном деле это тоже есть, и иногда генералы прямо-таки не хотят побеждать (исключив случаи явного предательства, которые тоже существовали и существовать будут). Ну, прямо как известные больные:
'Принесите мне бутылку
И не надо докторов!'
Букретов сколачивал импровизированные части, ожидая утром 13 го явления турок во всей силе. И нашел несколько орудий (вроде бы два), следовавших в тыл за какой-то надобностью. Он же организовал сбор и переноску огнеприпасов из складов, подверженных возможной турецкой атаке в более безопасное место. Конечно, безопасность в маленьком Сарыкамыше под огнем турецких орудий была очень относительной, но и это благо. Итого, когда 13 числа турки явились во силе тяжкой, и те, кто после ночевки на морозе не замерз, и кого еще носили ноги после ночевки в мокрой обуви, атаковали город. Сразу же они увидели, что все не так хорошо, как им думалось-в городе оказались пулеметы и скромная артиллерия. Но и они наделали неприятностей туркам. К сожалению, стойкость большинства ополченцев и этапников была невелика. потому к вечеру 13 числа защитники Сарыкамыша отошли к железнодорожному вокзалу. Но весь город не был взят.
Постепенно подходили отставшие турецкие части. При этом из полка могло выйти к городу всего сотня человек, остальные были где-то там. Толи брели в метели, то ли замерзали у костра. толи бежали подальше из этой ледяной могилы. Выход поближе к Сарыкамышу добавил радости аскерам, но добавил и сложностей- на открытом месте леденящий ветер усилился, и голодным и измученным аскерам стало еще тяжелее. Они жгли костры, но вот лежит турок головой поближе к костру. А его промокшие ноги, что далеко от огня-что с ними происходит? Правильно, дальше переохлаждаются. Наступит утро. аскер пойдет в атаку и еще больше их обморозит., потом у него еще и пневмония образуется, тогда он и встать не сможет. Помощи ему не окажут. потому что нечем, а русские возьмут его в плен тоже не сейчас. так он и не доживет до плена, чтобы хоть умереть не в сугробе, а в помещении. И согреться хоть напоследок. Но Энвер-паша и прочие бегали и мобилизовывали аскеров, чтобы те шли вперед. Полевые пушки никак не продвигались, ибо пушку по заметенной дороге тянули пяток пар быков и ничего не выходило, отчего Энвер приказал им оставаться и поддерживать корпус, что сковывал русские части. Итого к Сарыкамышу дотащились едва две горные батареи, одна из которых при этом попала под обстрел тех двух орудий, что оказались в Сарыкамыше, и лишилась матчасти. Наутро должны были подойти еще, ну, если мулы и люди пройдут через глубокие снега и метель. Правда, даже пехота тащилась со скоростью около версты в час, то есть немногим быстрее, чем если бы ползла на брюхе-но не стояла же она!
На обе чашки весов порознь падали небольшие грузики, и суммы грузов пока видны не были, только дергались весы при их падении.
Пока же 9 корпус турок пал числом до несильно большего, чем пехотный полка, и для прикрытия его флангов пришлось формировать импровизированные команды из тех, кого нашли, а второй обходящий корпус, десятый,вместо того, чтобы быть уже под Сарыкамышем, еще тащился в тридцати и более верстах от города. С какой скоростью-я уже сказал, а это означало глубокий кризис турецкой операции.
Но все могло измениться, упади еще гирька на их чашу. Скажем, возьми аскеры последним усилием Сарыкамыш. Тогда ситуация была бы уже другой. и русское командование, и без того в лице генерала Мышлаевского пребывающее в состоянии паники, могло среагировать не так, как нужно.
И не он один: ''Сообщите срочно Габаеву, что Истомин действует безусловно вопреки отдаваемым ему приказаниям и по совершенно непонятной причине намерен отходить к Карсу. Если бы оказалось, что это стихийное движение происходит потому, что войска выскользнули из рук Истомина, я усердно прошу Габаева сменить Истомина и атаковать турок. Громадной заслугой его было бы перед Кавказской армией, если бы он взял на себя оттеснить турок от Мерденек и прикрыть путь на Ардаган и далее на Ахалцих'. Такя телеграмма пошла к генералу Габаеву вечером 13 го.
Забегая вперед: Габаев вышел из Карса, преодолел полста верст,
прибыл к Истомину, обнаружил, что тот слегка не в форме, с досадой объявил тому, что теперь задействует разрешение заменить Истомина, после чего отбросил турок и привел их в состояние неспособности к наступлению. Тут ему снова пришла депеша, что его снова ждут подвиги. Истомин остался командовать Ольтинским отрядом. раз кризис преодолен, а Габаев пошел в более опасное место. Кстати, в 1913 году Габаева отправили в отставку-старый-де уже Василий Давидович для подвигов. Но это было ошибочное впечатление.
А в ночь на 14 число некий начальник штаба турецкой пехотной дивизии вылез слишком далеко вперед и был захвачен русской разведкой. При нем был приказ, в котором содержался план турок по захвату Сарыкамыша и дальше.
Что-то, наверное, и устно он сказал тоже. Наверное, это его туркестанские стрелки захватили, потому что в такую удаль со стороны ополченцев как-то не верится. Данные были срочно переданы наверх, и повергли генерала Мышлаевского в глубокое размышление и глубокую печаль. Вкупе с известием, что у турецкой кавалерии таки нашелся пироксилин и силы на подрыв рельсов, и они это сделали.
Он отдал ряд распоряжений, в том числе и на отход двух других отрядов, что были довольно далеко от Карса и Сарыкамыша, и один из этих приказов- Азербайджанскому отряду был выполнен. Другой генерал, видя пассивность турок, с отходом не спешил и правильно сделал. Мышлаевский убыл в Тифлис, причем его по пути даже обстреляли, отчего на душе его явно было черным-черно, и черноту он принес в Тифлис,
Поскольку резервы в Закавказье почти что отсутствовали-максимум полк-два, то в случае разгрома Сарыкамышского отряда. останавливать турок абсолютно нечем. Тифлис защитит только турецкая усталость, и то временно. Началась эвакуация архивов, ценностей и прочего. Сведения об отчаянном положении (как всегда, преувеличенные) просочились в общество и вызвали панику и эвакуацию наиболее напуганных жителей столицы Закавказья.
В итоге нашей армии требовался кто-то, кто не настолько поддастся панике, сохранит трезвую голову и склонит чашу весов на свою сторону. Ведь турки совсем не всесильны и рвутся вперед на кураже Энвера-паши, так что, если собраться и вспомнить, что окружающий сам может быть окружен, и окружить его -угроза поражения превратится в угрозу победы, а потом и победу. Но надо победить.
Обычно считалось, что это сделал начальник штаба Кавказской армии генерал Юденич и направляемые им генералы Пржевальский и Габаев (ну и другие, пониже постами). Потом стали говорить, что и Берхман не только нервничал, но и командовал, а не Юденич. Я об этом пишу, исходя из чувства справедливости, ибо не присутствовал там, не видел, паникует ли все время Берхман или только иногда, и бумаги штабов мне в руки не попадали. Я собираю эту мозаику из кусочков разных сведений, что потом попадали ко мне, сказанные кем-то из участников событий или собственных впечатлений. Да, я тогда был обыкновенным пластуном, не допущенным к тайнам управления армией или отрядами, но я не остался там навеки, а оттого мог это все оценить и переосмыслить, что было истинным, а что лишь туман войны.
---------
Тут надо добавить про географию этих боев.
Начнем с севера.
С запада на восток идет заросший лесом хребет Турнагель. Далее на юг он понижается к долине реки Сарыкамыш-чай. В долине и проходит русло реки, железная дорога и шоссе. С севера близ железной дороги -две горки- Воронье Гнездо и Орлиное Гнездо. За Вороньим Гнездом, западнее всего, лежит тот самый Верхний Сарыкамыш. Можно его назвать пригородом.
А сам Сарыкамыш идет от железной дороги относительно узким овалом на юг. Вокзал севернее всего остального, а казармы обоих полков-самые южные. Перевал Бардусский- на дороге в Сарыкамыш и севернее него, приблизительно в двух верстах от города, если по прямой. Так что удержание любой из ключевых позиций жизненно важно для обороны.
Но Прометей у нас нашелся. Его темный антипод убрался в Тифлис и далее. Берхман, Истомин и Геник вразумлены. Можно жить и воевать дальше.
Тем более и подкрепления к Сарыкамышу начали подходить, Сначала Запорожский конный полк, которому сказали: не глядите, что с конями будет, надо быстрее прибыть туда! Так мне казаки из него говорили, но, правда, они тогда приняли на душу, потому надо поправку на ветродуйство делать. Потом 80 кабардинский полк, первый батальон которого посажен был на подводы для большей скорости, а остальные -уже своим ходом. Наш Пржевальский, стал командовать обороной города, а Букретову поручили один из участков его.
16 числа Энвер-паша внял слезным неоднократным мольбам позволить своим начальникам дать отдых аскерам и дал его. Но ненадолго. Ибо чуть позже принял сгущавшийся туман за признак пожаров и решил, что русские в Сарыкамыше уходят, а для того жгут все что могут-документы и запасы! Потому-хватит отдыхать, все вперед, в атаку! Что можно ждать от одержимого сверхценной идеей?! Турки поднялись и пошли. Тем утром в одной из дивизий, начавших наступление с шестью с лишком тысячами солдат, ее начальник донес, что у него в наличии едва три сотни солдат. Остальных нет-может, в снежных могилах, а может, и близ Эрзерума и дальше в тыл подались.
Поскольку начали действовать обходные колонны русских. Пока еще не очень активно, но уже заметно, то внимание Энвера-паши обратили на этот прискорбный факт. Он же видел мир сквозь сузившуюся смотровую щель, где была видна только его победа, поэтому отмахнулся от маловеров.
Под Сарыкамышем с прибытием нашей бригады количество наших войск дошло до 22 батальонов. Но против них виделись аж 45 турецких батальонов, правда, неполных. Впрочем, 45-это с учетом того, что там видели весь 10 турецкий корпус, а он только с 14 числа начал подходить к городу, а так- кто подошел, тот и есть, даже если он еще идет.
Впрочем, вечером 15 числа можно было считать, что окружение главных сил Кавказской армии состоялось. Ну, если считать, что вышедший к шоссе и железной дороге эскадрон-это надежная часть окружения, и начерченная на картах линия- позиция. Ведь сейчас днем передвижению обозов мешал турецкий артиллерийский огонь, а с наступлением темноты обозы проходили. Но турки собрались и перешли в наступление и у них почти что получилось. Третий батальон нашей бригады не выдержал удара их и отошел. Командир Запорожского полка Кравченко погиб, ведя людей в контратаку. Но не все же время будет везти двум отмороженным корпусам? Пржевальский бросил в контратаку свой последний резерв- две сотни нашего шестого батальона. Они ударили в штыки и остановили турок. Подтянулись резервы, снятые с менее опасных участков, вновь взят вокзал, около батальона турок окружены в казармах пехоты, ночной атакой взята высота Орлиное гнездо. что маячила перед вокзалом (перед-это для турок).
Энвер снова собрал своих воинов для атаки- но ему не повезло. Толпы турок в темных шинелях, идущие по заснеженным склонам, хорошо были видны даже в полутьме, потому шрапнель косила их. Атаки захлебнулись.
За ночь турки подсчитали, что каждый из двух корпусов может рассчитывать только на тысячу с небольшим штыков, пользуясь нашим термином. В итоге есть хорошо, если 2800 человек. Артиллерии-как бы много, но половина артиллерии 9 корпуса небоеспособна. Мулы, таскавшие горные пушки, измучены до предела, а значит, маневр артиллерией маловероятен. Командиры корпусов считали, что 9 корпус наступать не способен, 10 корпус-ну, может быть, аллах будет милостив, и за день17 числа кто-нибудь подтянется. И с этим 'кто-нибудь' корпус и пойдет вперед. Но Энвер пока не гнулся под ударами судьбы и назначил на 17 число продолжение атак.
Корпусные командиры ответили: 'есть' и пошли готовиться к боевому дню. 'Хоть ты и яловая, а телись!'
17 числа турки пытались несколько раз перейти в атаку, но их отбрасывали назад. Под огнем подошедших русских гаубиц сдались турки, что удерживали казармы. Затем путем подрывов взрывчаткой и огня гаубиц к сдаче принуждены те, что захватили так называемые 'Красные сакли' в Верхнем Сарыкамыше, а это тоже господствующая над местностью позиция. Теперь, когда следующий раз турки пойдут в атаку на Сарыкамыш, то им либо придется это делать под фланговым огнем из них, либо брать их штурмом. Там, в 'Саклях', в плен был взят командир турецкого полка, показавший на допросе, что наступлением руководит лично Энвер-паша и немецкие офицеры из его свиты. И в обоих этих пунктах взяты пленные, общим числом поболее трехсот. С учетом наличных сил у турок это было совсем немало.
Обходящая колонна Довгирда из туркестанских стрелков вышла на доступы к перевалу Бардус. Сам перевал еще взял не был, но пути отхода турок сильно затруднялись, собственно, им оставались только разные обходные пути. Пройти можно, но не голодному и не обмороженному аскеру. Весы сильно качнулись в русскую сторону,тем более, что Берхмана удалось склонить к прекращению отхода, на котором он наставал. Главноуговаривающий Драценко имел у себя разрешение, что если Берхман не поддастся на уговоры и не останется, то надо объявить о его отрешении от должности, но козырь остался у Драценко, его выкладывать не пришлось.
В ночь на 18 число начальник штаба 9 турецкого корпуса понял глубину... ямы, в какой они сидят, и обратился к Энверу-паше с предложением о том, что ему самому имеет смысл отправиться в11 корпус, тот, что сковывал русские войска и делал это не очень рьяно. Ну и забрать с собой ту артиллерию, что нельзя сейчас использовать в деле. Тут и до Энвера начало доходить, что победы не будет, а будет лишь поражение. И надо хоть сократить его масштабы, для чего уменьшить число русских трофеев. Хотя бы на Энвера-пашу, а еще лучше на часть артиллерии.
Энвер пошел еще дальше и отправил в тыл знамена частей двух корпусов. Для большей маскировки поручив надежным людям нести их под одеждой, обмотав вокруг тела.
18 го резких изменений обстановки не было видно. Но русские войска удерживали свой фронт и можно было надеяться, что какая-то из обходящих колонн сломает сопротивление турок окончательно.
18 этого не произошло. Хотя полуокруженные корпуса ударной группы не были способны наступать и лишь удерживались на месте. Но приятная новость в сей день была-заработала после ремонта радиостанция в Сарыкамыше. 13 числа ее повредил турецкий снаряд.
19 числа стоял туманный день и значительных изменений обстановки пока не было видно.
20 числа взят Бардусский перевал, и русские войска стали распространяться вдаль хребта, окружая турок.
И в этот день Энвер отправился наконец в тыл. Поскольку хорошая дорога через Бардусский перевал была уже недоступна, он уходил кружным путем и наткнулся на русский разъезд. Судьба хранила Энвера, и в плен он не попал.
21 числа снов был туманный день, иногда ничего не было видно дальше, чем на пару сотен шагов, поэтому наступали только кое-где, где позволяла видимость.
22 числа был днем конца окруженных. В два часа пополудни командир 10 корпуса отдал приказ на отход всем. И попрощался с командиром 9 корпуса. специально по-французски, чтобы нижние чины не осознали своего положения и не обогнали командиров в беге на запад. Вскоре к штабу 9 корпуса подошли русские войска, и штаб положил оружие. Взяты в плен командир корпуса, его начальник штаба, три командира дивизий и их начальники штабов. Остатки корпуса тоже сдавались. Захвачено 30орудий, и еще бог знает, сколько остались в засыпанных снегом ущельях, иногда застрявшие, иногда специально спрятанные турками. Десятый корпус ускользнул из клещей.
Энвер-паша вышел к своим и рассказывал там, что его силы все еще сражаются в кольце.
Меж тем был разгромлен турецкий отряд, занявший было Ардаган, и огорчивший Геника. Не так много от него осталось.
Преследование продолжалось, несмотря на тяжелые условия движения. Сквозь снег, засыпавший все, было сложно идти и протаскивать артиллерию. Пришлось поднять шесть полевых орудий на высоты, и каждое тащили шесть быков и мучились с ним целый день. К концу дня это, наконец, получилось, и орудия могли добавить скорости уходящим туркам. Снабжение снова стало, второй день люди питались остатками сухарей. Горячая пища-ну, когда-то потом. И с патронами было нехорошо. Патронные двуколки тоже застревали в снегу.
25 декабря Энвер-паша убыл сначала в Эрзерум, потом в Сивас. Поскольку он не победил, а погубил почти всю армию, то:
'Чтобы оправдать себя в Константинополе перед лицом партии 'Единение и прогресс', он, искажая события и факты, распространял ложные версии и клеветал на тех, кто доблестно сложил свои головы под его водительством'.
Преследование турок шло до начала нового года. Я помню, что вроде бы до 5 января, но из-за смены стиля могу напутать, по какому. Увы, иссякали силы. Сибирские казаки Калитина сквозь снега пробивались со скоростью 3-4 версты в день, пехоте было еще хуже. Туркестанские стрелки Довгирда были направлены в обход Зивинской позиции турок (очень нехорошее место. В 1877 году ее не смог взять известный кавказский генерал Гейман). Идти им нужно было 15 верст или около того, но вышло, что через сугробы выше человеческого роста. Они шли, вырывая траншеи в снегу, чтобы идти. Шли пять дней, их сочли даже погибшими. Но они прокопали себе дорогу, оказались на фланге Зивинской позиции. Увидев обходную колонну, турки позицию бросили и устремились подальше оттуда.
Дело было сделано. Один корпус турок уничтожен полностью (при его сдаче в плен попали около 200 человек-все, что были) второй сильно побит, в плену командир корпуса и четыре командира дивизий (стрелки Габаева в Горнесе взяли в плен еще одного командира дивизии). Из-под Сарыкамыша он убрался, но ненадолго. От 90 тысяч списочного состава 3 турецкой армии к концу операции осталось 25 тысяч. Около пятнадцати тысяч попало в плен. По очищению района о снега похоронено 28 тысяч турок. Остальные-либо умерли в разных дырах, где их не нашли, либо очень быстро бежали и их не поймали турецкие жандармы в Эрзеруме и окрестностях .Либо вообще не поймали до родных их мест.60 трофейных орудий, огромные обозы и парки, а также запасы- их поменьше осталось возле Сарыкамыша, побольше на западе- Ольты, Горнес, Бардус и прочие места.
В 10 корпусе на новой линии фронта осталось только 3000 солдат, в 11м, который сковывал- 15 тысяч из первоначальных 35.
Стоило это нам недешево, потери русской армии составили около 20 тысяч убитых, раненых и больных, и тысяч шесть обмороженными. А, значит, многим из них будет проведена ампутация. И частенько раны плохо заживали, гноились, из них выходили кусочки кости...
Что до моего участия в событиях... Да, участвовал, 14 и 15 го отшагал 70 с хвостиком верст от Юзверана до Сарыкамыша. Ну хоть с марша в атаку не бросили и даже часа четыре поспать удалось подряд. Потом несколько дней беготни с места на место, когда сотню или взвод поднимали и посылали туда, где есть прорыв или угроза его. Рукопашная возле пакгауза, когда два турка пытались меня заколоть штыками. Не получилось у них, и горюя, ушли они за черту. Не знаю, может, им за смерть в бою полагались послабления или даже освобождение от адского пламени. Контратака, уже за железной дорогой. Вот тут мне попался турок с револьвером. которого я обезоружил и взял в плен. Оказался кем-то вроде сотника, как точно назывался чин-уже не помню. Другая атака, где мне звезданули прикладом по левой скуле, правда, вскользь, отчего я ходил с распухшей рожею. С турком все было куда хуже для него. Потом возле разорвался турецкий снаряд, меня аж вырвало от вони сгоревшей взрывчатки, а, может, от удара взрывной волны. Но отлежался и снова в атаку. Вот так все и шло, пока 25 числа нас отправили по железной дороге, сначала в Боржом, а потом поближе к морю. Есть обычно было что. Хотя пару дней очень понемногу дали, но совсем без еды не случалось. От сильного обморожения я спасался. хотя морду лица пару раз прихватывало. Онемеет щека, увидишь бледное пятно и начинаешь его оттирать. Потом щеголяешь пятном на лике, там, где прихватило, потом снова... Но ни уши, ни пальцы рук, ни ног-это все осталось не примороженным. Хотя, конечно, лучше было бы в валенках. Но кто бы пластуну лошадку подарил для перевозки его пожитков, и кто бы за нею следил, пока я туда-сюда бегаю...
Пока получалось по известной поговорке-'Наша взяла... и морда в крови'. Ну, с учетом наших дел: 'Наша взяла, и морда то побита, то поморожена'.
Были и трофеи-револьвер того турецкого офицера, близнец моего 'Бульдога' на горе Собер-Баш. А потом мне достался турецкий кинжал с костяной рукояткой. Я переживал, не человеческая ли это кость, потом плюнул и перестал об этом думать. И карманные немецкие часы. Нам вообще говорили, что мародерство и прочее законом карается, хотя у казаков дуван, то есть добыча-дело святое и без него никак. Но даже тут я был белее снега, ибо часы обронил явно турок, а были ли это его личные часы или это он отобрал к армянина -подданного Турции или у нашего пленного-кто знает? Ну, и по мелочи, разное. Но тут особо много не найдешь. Что может быть у турецкого аскера? Обмундирование, оружие-нужда в них случалась лишь иногда и то сукно из шинели приходилось тщательно отряхивать от вшей. Мыло, нитки, иголки-иногда. Табак-на кой он мне сдался, некурящему? Трубки -тоже. Горячительного у турок практически не было, а разные гадости восточного типа- ну их. Разве что кофе и соль можно было взять. Еда-то то могла пригодиться. но не у мрущих о голода и холода аскеров 9 корпуса. Кто выжил-выглядели прямо как живые скелеты.
История Сарыкамышского сражения завершилась, но самый главный вывод из нее-не сдавайся. Желательно никогда. Стоило сдаться -и страшное поражение с потерей может, даже всего Закавказья. Выдержали характер и продержались- и к нам пришла победа, да еще какая. Впрочем, читал я про некое сражение времен Семилетней войны с Фридрихом Вторым Прусскими. Там. при Хастенбеке, встретились французская и немецкая армии (почему не прусская-вроде как это были союзники пруссаков из иного германского государства. как мне помнится. Французы атаковали и разбили часть войск противника, но затем ударили немцы и опрокинули французов. Оба командующих решили ,что они проиграли и начали отход. Но в процессе сборов французский полководец понял, что враги отходят быстрее его, а, может, надо замедлить уход? Так и сделали, и остались хозяевами поля сражения, а тогда это было признаком победы. Вот так бывает-медленно уходил и стал победителем,потому, что враг убегал быстрее.
Взятый в плен командир 9 корпуса турок был единственным трофеем такого рода. Но он задумал побег и ухитрился сбежать за границу и добрался до Турции. Везет же людям!
_______________
Размышлений о произошедшем было много, часть из них я озвучу позже, пока расскажу вот о чем. Наступление Энвера-паши в общем-то было на грани возможного, и грань эта не раз перешагивалась турецким командованием, и турецкая нога ступала в пропасть авантюры. Но нашелся генерал Юденич, который проявил характер и сделал все, чтобы успех турок вывернулся наизнанку и превратился в катастрофу. Я об этом уже писал. Попытки сказать, что это не он, а Берхман -ну, не очень годятся. Юденич продолжал одерживать победы над турками и было их еще много. Берхман служить продолжал, но себя не проявил, хотя награда за Сарыкамыш позднее пришла к нему.
В 1915 году происходило нечто подобное тому же-наступления турок южнее, или же Алашкертская операция. Юденич сформировал ударную группу под командованием известного генерала Баратова и ударил ею во фланг турок. Если до этого они успешно наступали, то сейчас не стали повторять опыт Энвера-паши и рваться вперед ,пока не кончится все у них, вместе с жизнью. Почувствовали и вовремя удрали обратно. Баратов их отход прозевал и упустил момент устроить еще одно побоище вроде Сарыкамыша. То есть новое подтверждение старой истины, что зарвавшиеся вперед части, превысив необходимый предел продвижения, подставляют себя под фланговый удар и гибнут. Ну, если они, как турецкий главнокомандующий под Алашкертом. вовремя не уберутся подалее.
Практика эта весьма почтенной древности-сокрушить зарвавшегося противника фланговым ударом. Это регулярно проделывали татары, последний раз, кажется под Конотопом в 1657 году. Должно быть, и другие степные полководцы так делали.
Михаил Илларионович Кутузов -три раза значительным отступлением пытался подловить противника. Отходя далеко, он в итоге уравнивал силы и давал шансы на победу. Первый раз у него не получилось, вернее, вышло, но не до конца. Он уводил за собой Наполеона и планировал, отойдя еще немного, похоронить его там. Но император Франц уговорил императора Александра, и тот принудил Кутузова к даче сражения при Аустерлице. Кутузов был против сражения именно там и тогда, но его не послушали.
В 1811 году Кутузов, имея недостаточные силы под Рущуком против турок, дал им сражение, а затем ушел за Дунай. Турки, как и через столетие Энвер, закусили удила, переправились через Дунай и атаковали. Но их отбросили. Турецкий паша стал подтягивать резервы для последующего наступления-обычное дело. Только Кутузов переправил через Дунай колонну Маркова и ударил по турецким войскам, что были на другом берегу. Те были смяты и разбежались, а основные турецкие силы остались на другом берегу-Впереди Кутузов, позади м
Марков и Дунай, и запасов нет долго продержаться. Кольцо или мешок, в который они сами влезли. Третий случай в 1812 году известен всем. Об этом и, может, большем числе подобных случаев Юденич, несомненно, знал, его тому учили. И в Великой войне показал, что уроки прошлых войн им хорошо усвоены.
Но настал 1919год.Гражданска война. Северо-Западная Армия под началом Юденича наступает на Петроград, против красных из района Ямбурга. Юденич тоже вкладывает все сил в один удар, чтобы победить. А что будет, если он не уложит противника этим ударом? Лучше и не думать об этом. Войска Юденича дошли почти что до Петрограда. Прям как Энвер до Сарыкамыша. Но красные не только боролись против ударной группировки Юденича, они тоже нанесли фланговый удар. Два кавалерийских полка 10 и 11 стрелковых дивизий ударили с юга и дошли до Ямбурга. А это уже почти окружение и даже сравнимое с Сарыкамышем на 15 декабря. Пути отхода еще есть, к морю или в обход Ямбурга с севера, но не так, чтобы и удобные. Зима, кстати, тоже близко. Поскольку ворваться в Питер у Юденича никак не получалось, силы иссякали. и есть вполне реальная угроза гибели в окружении, то пришлось уходить за эстонскую границу. Северо-Западная армия на этом закончила существование.
Так вот, это Юденич поддался общей нерегулярной тенденции Гражданской войны или был поставлен в такие условия, что можно работать только так, на грани нового Сарыкамыша?
**
В феврале начальником бригады стал тот самый генерал Гулыга. летами уже не молодой (а молодых генералов я до гражданской войны не видел), но бодрый и подвижный, как капля ртути по столу. Вел генерал себя, как многие тогдашние казачьи генералы старой закалки, то есть как отец всем подчиненным, и, если его ничто не отвлекало. старался поговорить с ними, что их беспокоит, и при нужде помочь, если он в силах это сделать. К этому добавлялась привычка хорошо помнить своих прежних подчиненных. Когда казак видит, что его узнают даже спустя десяток лет, прошедших со службы или его отца через двадцать лет-это задевает нежные струны души. Кстати, моя фамилия у него ассоциаций не вызвала с прежней службой отца. Из чего я могу заключить, что пластунское решение в моей судьбе проталкивал не он. Что же до того. что фамилия моя им не узнана- возможно, отец служил в другой сотне полка, Гулыгу в обер-офицерских чинах-то он много раз мог видеть, но то его не воспринимал, как своего подчиненного. Я хотел отца об этом спросить. но забыл и вспомнил гораздо позже. Прежний же начальник бригады Пржевальский стал командиром корпуса. Он потом и фронтом командовал.
А дальше случилось вот что: резервы Кавказской армии были сведены в Пятый Кавказский корпус, и на них Ставка наложила лапу и отправила на австрийский фронт. Перевезли обе наши бригады из Батума в Одессу и Севастополь, а потом по железной дороге под Львов. И успели мы как раз к Горлицкому прорыву австро-германцев. Правда, основной ужас уже произошел, хотя последующее оставление Восточной Галиции и отход за прежнюю границу и чуток дальше выглядел неприятно после успехов прошлого года.
Потом в госпиталях, я говорил с некоторыми участниками боев против наступления Макензена-они рассказывали про дождь снарядов германской тяжелой артиллерии, разбивавший окопы и укрепления, а потом немцы занимали их. Там, где в окопе были живые и способные сопротивляться, кадровые солдаты держались и дальше, но там. где их побило 'чемоданами', германская пехота проходила, а дальше сыпался и героически сопротивляющийся участок. Если все же он держался, ад обстрела возвращался. Как они говорили: от двенадцатидюймовых бомб образовывались такие воронки, что в них мог поместиться домик, по крайней мере, такой, каков был обычным у небогатого казака Кубанского войска. Своя же артиллерия быстро замолкала-не хватало снарядов, поэтому и бороться с германской артиллерией не получалось, и устроить кровавую баню наступающей германской пехоте тоже. Один артиллерист в красках рассказывал, как ругался его командир батареи, видя идущие густые цепи германцев и не имея снарядов. У них на батарее тогда было всего несколько штук на орудие для самообороны в случае порыва врагов к позиции. Частенько не хватало и ружейных патронов. В общем, к нашему явлению на западный театр войны, наши войска отошли на реку Сан и там ненадолго удержались. Потом господа генералы писали длинные пространные пояснения, что они и тогда видели мрачные перспективы. И что надо было делать, а делалось не так. Ну и говорили, кто именно виноват в оном. Наступление немцев шло и не только там, а на Виленщине и в Лифляндии. Позднее потеряна Волынь и получалось, что наши войска в Царстве Польском обойдены с обеих флангов и надо ждать большого Варшавского окружения. Его избежали, но для избежания пришлось оставить Царство Польское. Фронт остановился под Минском. Наступление немцев длилось до осени, когда в Берлине решили, что по заняться нашими союзниками во Франции и начали переброску сил туда.
Что интересно, воевали против нас совместно немцы и австрияки. Поскольку подданные Франца-Иосифа были послабже, германские войска придавали им как таран. Бывало и интереснее- австрийские части наступали, им доставалось на орехи. Но и наши войска несли потери, расходовали снаряды и патроны. Потом на сцену вылезал германский корпус и прорывал наши ослабленные позиции.
Моим последним успехом на австрийском фронте был бой под фольварком Чарный Двур. Наступавшие австрийцы уперлись в нашу оборону и остановились, а мой батальон ударил им во фланг и тыл и навел шороху с паникой. И я обежал купу сросшихся деревьев и выскочил на позицию австрийского пулемета, который увлекся стрельбой и не обнаружил опасность в моем лице. Опасность имела возможность сразу начать стрелять и руки не марать, но решила, что лучше будет начать со штыка. И патроны сберегу (это нам при обучении еще проходило красной нитью-так вот отзывался опыт первых пластунов), страху наведу-выстрелы звучат часто, можно и перепутать, кто куда стреляет. Разумеется, это все развернутое пояснение, а в бою решение приходит быстро и двумя-тремя словами. Верное решение-ты победил, неверное-ну, понятно, что дальше. Командир расчета, что стоял чуть в стороне, получил штыком в поясницу, наводчик, что начал вставать из-за него, штыком в область печени, далеко стоящий подносчик-вот по нему нужно и пулей. Четвертый поднял руки. Наша взяла! И пулемет наш! Пулемет тогда проходил как вариант пушки и захват его-это показатель подвига и поражения противника. Пленному я показал кинжал, и он закивал головой, дескать, понял. Я его обхлопал по карманам-оружия не нашел, кроме ножика -вот его изъял. И мне не надо попытки им меня резать, и ему полегче будет идти. Но, чтобы не чувствовал себя очень свободно, пусть тащит он пулемет к нашим. Шварцлозе вблизи я раньше не видел, но как-то догадался, что тело его от станка отсоединяется, да и похож он внешне был на наш 'Максим', а то, что его от станка отсоединяют-это я вдел. Вот и разъяснил австрияку, что ему надо тело снят. И он понял! Может, он был словаком, чехом или поляком. которые хоть чуть могут русскую речь понять, а, может, в пиковой ситуации у человека просыпаются таланты толмача, но он понял, закивал и начал отсоединять. Я же проверил фляжки у всех четырех Одна пустая, одна с водой, две с вином! Фляжку с водой отдал пленному, нечего в плену пьянствовать, пей воду. Сильно искать, что у кого есть, я не стал, пока далеко от своих, надо быстрее отсюда нарезать. Изъял только у командира расчета револьвер и даже не глянул, какой там в кобуре. Пленный справился, я ему 'пояснил', что бери и неси, и вот эту коробку не забудь. И 'Бедный бес под кобылу подлез', взвалил тело на правое надплечье и придерживал рукой, а ленту взял в левую руку. Пошли.
По дороге два раза пришлось отгонять других австрияков, что на нас наткнулись. Груза и мне прибавилось- винтовка и патронный ранец. Был такой у австрийцев, они его на пояснице таскали с 80 патронами внутри. У нас меня встретили кто шутками, кто завистью, не всем такие трофеи достались. Винтовку, взятую по дороге, я пока там оставил, а пленного с грузом повел к командиру сотни подъесаулу Пламеневскому. Он у нас недолго служил, пока наш Кандыба из лап медиков не выскользнет. Мне показали на крайнюю халупу, где он сейчас был.
Пришли, но сразу не заходили. он кого-то распекал, даже у нас на дворе уши в трубочки сворачивались о ругани.
Наконец, ругать закончили, на двор высунулся его вестовой Ефим Коломиец и показал-дескать, заходи.
Зашли. Я и доложил, что вот, мол, ваше высокоблагородие, доставил австрийский пулемет и пленного.
Подъесаул по-немецки что-то спросил моего носильщика, тот ему ответил, причем хоть и пулемет не снял, но почтительную позу принял.
-Ну что, приказный, поздравляю с Георгием! Надеюсь, никто другой тяжелую пушку не захватил и потому тебя не обошел.
И сказал что-то пленному, тот сгрузил с себя пулемет и ленту, и вытянулся во фрунт Вообще Пламеневский, хоть и видом не очень солиден был и нос у него картошкой, но почтение к себе внушал. Прирожденный командир!
-Рад стараться, ваш-бродь!
-А где станок к пулемету?
-Не взяли, ваш-бродь! Я один был, а надо еще этим ходячим трофеем (тут я выразился грубее) править и других австрияков отгонять! Со железякой на плечах-не вышло бы!
-А, ладно, мастеровым тоже кушать надо, склепают на заводе взамен новый, будет ополченцам игрушка на старости лет.
Я хмыкнул-тут подъесаул был прав, там, среди ополченцев, такие случались, что попади им такой пулемет, то долго удивлялись бы, какую сложную штуку придумали австрияки!
-Ваш-бродь, а это для вас трофей!
И протянул кобуру с револьвером сотенному командиру. Он расстегнул-там был австрийский восьмизарядный револьвер, я такие уже видел.
Подъесаул поблагодарил меня и отпустил обратно.
И пошел я в свою сотню. Смысл его слов про то, что крест мне достанется, если кто-то гаубицу не припрет, в том, что среди казаков держался еще старый обычай, что казаки общим собранием решали, кому крест положен, а кто малость подождет, 2ишшо молодой'. Подъесаул, конечно, мог вклиниться и казакам сказать, что -де такой-то тоже достоин, но его могли послушать, а могли нет. Издержки старых обычаев.
Потом я узнал, что сотенный командир спрашивал у пленного- стрелял ли перед захватом этот пулемет. Когда захвачен работающий пулемет или пушка-это ценилось выше. Кто-то мне рассказывал, что на Кавказском фронте сотня атаковала турецкую батарею и захватила ее орудия. Сотенный командир мысленно видел себя кавалером Георгия, и начальство было не против, но маленькая загвоздка- Георгий ему полагался за захват действующего орудия или нескольких, а они в запряжке были! Орден-то ему положен, но не такой, а пониже!