В час, когда ночь медленно спускалась с седых вершин, чтоб уснуть, свернувшись клубочком в тенистой долине, высоко в небе вновь рождалась гроза. На этот раз - для земной жизни. Пушистые облака, служившие её ложем вот уже не одну сотню лет, обступили свою госпожу. Они не желали отпускать её в чуждый им человеческий мир, но строптивая стихия была непреклонна - она твёрдо решила узнать, что чувствует свободная душа, заключённая в капризное тело. Укрывшись ото всех во влажной глубине серо-синего тумана, гроза собрала тончайшие молнии и соткала кокон, который, пульсируя, наливался мягким светом и принимал всё более чёткие очертания. Его сладостный трепет порождал желания, что пугали и манили одновременно, и вскоре сама стихия залюбовалась результатом кропотливой работы - человеческим телом. Оно было прехорошенькое - маленькое, тёплое, с полупрозрачной кожей цвета новорожденного облака. По нежным округлостям и плавным изгибам, то замедляя, то ускоряя бег, скользили капельки росы. Они срывались в синюю бездну небес, мерное дыхание которых эхом отзывалось внутри новой обители стихии - женщины. Внезапно длинные ресницы вздрогнули, и она открыла глаза, сладко потягиваясь в робких объятиях раскрасневшихся облаков. Вокруг воцарило смущение. Ветерок, уже было несмело ласкавший кончики пальцев дочери небес, испугался и, взмахнув воздушным хвостом, притаился в ближайшем ущелье, тихонько оттуда мурлыкая. Даже солнце замешкалось на востоке - одним краешком выглядывая из-за горизонта, оно украдкой наблюдало, стесняясь приблизиться.
"Пожалуй, я хочу жить внутри...", рассудила гроза, и взгляд девушки наполнил небесный свет. Она глубоко вдохнула утреннюю прохладу, и оскорблённые облака уронили свою ношу. Граница между небом и землей вновь восстановилась.