Над рекой заря разлилась густой дымкой облачной.
На лесах печать-мгла молчания. Ветра сонные.
Побужденье в них верой немочной. Морочной.
Только тьма ушла уж, в ночи-сны кровные.
Здесь родное все, от далеких туч, и к ногам
Тишина да ветрами чутко-явственно стелется.
И проводит старец пятерней мозолистой по губам.
Бороде, - в думах что-нито невзначай грезится.
Утро вырвало из пустот темных даль:
Собирай гребцов, почивать хватит уж.
И так было прежде, и всегда, значит, встарь
Повелось у них: таков всяк их муж.
А простор саднит, терпит в сердце вздох,
Вера их посильней ветров, громче тишины.
И поход сей новый дюже уж не плох.
Как бывало раньше, в шепоте старины.
Сильный статью, крепкий, с проседью в бороде.
Клим окинул взором их стоянку тут.
И не быть, однако, невзначай, беде.
Мысли - отсыревший да измятый трут.
- Уж пора, - расшевелил братву.
Сон сгоняя сел, щурясь в лес, один.
Оглядел придирчиво видиму листву.
Лишь природа им солнце-господин.
Лик его суров, и заботой мил.
Расплескал рассвет поднебесно живь.
Тут и иволга напустила сил:
Переливом в свист; старец тронул бровь.
Посмотрел наверхь, ожидая птах,
Оглобляя мысль, запрягая речь...
Только смех тревожный суетно на устах.
Он беззвучен, смят, он не может течь.
Как течет река, шириною в сон.
Не проплыть ее, берег тот далек.
Здесь впервые. Веслами в унисон.
В даль дремучую, дабы было впрок.
И земля больша, неохватна ввысь.
Там где сокол лихо обретает взмах.
И скользит во небе, замечая рысь,
Что среди лесов, в густоте, в кустах.
Меж дерев мелькнет. Не добыча уж.
Смотрит дале, что узрит - молчит.
Но охотник знай: сокол глазом дюж.
Весь простор его. На крыле лежит.
Долгим взором Клим провожал его.
Мысль-игрица - в стоге дум игла.
- Уж пора, за весла, или же чего? -
Слухом чутким в сердце тишь светла.
И кивнул, загреб рукой, давай же, мол.
И поднялись, лодку тронув с дна.
Был во младстве лет Клим сам как вол.
Подряхлел чуток, уж не та весна...
Всё ни как когда-то, мысли-смех
Среди губ поджатых, топких дум.
И седая воля: главным быть за всех.
И следить вперед: водопадов шум.
Если проглядеть признаки воды,
Что грохочет ломко, разверзая дно,
Жди тогда отчаянной гибели-беды.
Понесет течение. Не спасешься, но...
Знает Клим то чувство, когда слух весом.
На носу стоя лодочном - окоченев.
А братва берет плеск-волну веслом.
Будто ростра он, во чутье напев
Той воды глубокой, взором - гром.
Ведь коварны реки буйною водой.
И бывает слышен тот порог уже
Коль и поздно уж суетиться: стой!
И от весел брызг становясь тужей,
Окропляет братьев, что в сто сил гребут.
Только брег спасительный - не вернут.
Взглядом напоследок реку-матерь пей.
***
И порог учуяв - там вдали, где спад,
И водою грохот, уловим едва...
Резко рвет главу его до гребцов назад:
- Ро-о-ос! - во крике буйном голова.
Слухачем он был, молодость как ночь.
И в той ночи сон, и во сне мечта.
Уж старик. Но статна его силы мочь.
И умел в походах. Знает где черта.
Рокот "ррр", и сыплется брызг туман,
Что поднят падением большой воды.
И шумит сипением. Призрак-великан.
Дух реки. Скажи. Ждать ли час беды?
"Вар яги" - команда-окрик слухачу.
Старший лодки покивав на даль
Открывает взором всю поди удачу.
Встань. Смотри. Услышь. Но вуаль
Вот заката в ночь приглашает их.
К берегу гребут. Разобьют бивак.
И словесный трут меж собою жмых.
Да грызут припас, с голода иль так.
***
"Вар", то во котле что, ароматный смак.
Так же на воде иногда бурлит.
И парит бывает, видно добрый знак.
Дух реки с варягами зовом говорит.
"Яг", "ягать", то значит в стон кричать.
Или боле стона, слышно небу что б.
Бабу-крик детишкам рожей показать.
И во смех удариться, во весь тяжкий лоб.
Заходя в селение славотей своих,
Детворы меж окрепляли вздох.
И дышалось верой, радостию их.
И играли дети: "рос я, рос!"; плох
Тот славянин, для детей что пень.
Ну особенно - муж-гребец варяг.
Открывает им во сказаньях день.
А они играют: во гребцов-трудяг.
***
И сказ сей мог бы быть как даль.
Но не охватить гул исторьи ведь.
Но лишь чует сердце тайную печаль:
Уж не нужно зов недослышать впредь.