Аннотация: Попаданец в конец 19 века на самое дно общества - в беспризорника-оборванца на Нижегородской ярмарке. Пытается вскарабкаться вверх по лестнице, ведущей вниз.
- Санька, Санька! - слышу писклявый голосок откуда-то справа, - ты, Санька, только не умирай! Что ж я без тебя делать-то буду?!
Медленно поворачиваю налившуюся чугуном голову направо и вижу мелкого пацанчика лет 10-12 в странной и нелепой одежде, какой-то балахон у него, подвязанный поясом в районе талии, на ногах тоже не пойми что... лапти что ли?
- Ну слава те господи, ожил, - обрадовался моему движению пацанчик, - как тя молонья-то шибанула, я уж думал всё, концы тебе пришли, весь синий стал. Ты давай, оклёмывайся скорее, нам надобно бы до ночи в ночлежку поспеть, а то закроют, мёрзни потом на дворе-то...
Поворачиваю голову налево - мы, похоже, лежим под какой-то лодкой, ребристый купол над головой, под задницей что-то твёрдое, похоже, что скамеечка лодочная.
- Ты кто? - спрашиваю я у мальца.
- Брательник я твой, Лёха, - размазывая слёзы по щекам, говорит он, - шибко тебя долбануло-то, забыл всё...
- Где мы? - продолжаю тупить я.
- Да там же, где и вчерась, в Кунавине, - отвечает малец, - харч промышляем... сёдни плохой день был, пару луковиц да полкраюхи хлеба выручили.
- А год сейчас какой? - задал я наконец главный вопрос.
- Я в годах не шибко понимаю, - продолжил всхлипывать мой неожиданный родственник, - в ночлежку придём, там спросишь. Ты лучше вставай, нам через мост на ту сторону надо, а то его разведут скоро, его ж на ночь всегда разводят, вот тогда точно под этой лодкой всю ночь дрожать будем.
- А фамилия у нас какая? И мать с отцом где? - сделал я попытку приподняться, кажется это получилось.
- Потаповы мы, а родителей у нас год уже почитай, как нетути ни одного - тятька бурлаком был, в прошлом годе повели оне баржу в Ярославль, так он и не вернулся оттедова, казывали, утоп он где-то под Кинешмой, а как и почему, то неведомо. А матушка наша в прошлом месяце померла от хвори... ты ж её выхаживал долго, дохтура приводил, не помог только дохтур, немчура поганая, только деньги последние выцыганил - и этого не помнишь?
- Не помню, - угрюмо сказал я, выбираясь из-под лодки, - ну пойдём что ли в твою ночлежку... только там ведь деньги наверно платить надо?
- Не надо, - отозвался Лёха, - мы убираемся там раз в неделю в счёт этой платы - этого ты тоже не помнишь?
- Слушай, давай так, - придумал я выход, - считай, что я совсем ничего не помню после этой молоньи...
Это было очень близко от истины, я по-прежнему очень плохо врубался в ситуацию и почти ничего не понимал. Дело в том, что последнее моё воспоминание перед тем, как я увидел брата-Лёху, была рулёжка по ночному городу в 21 веке - я возвращался с вечерней смены домой примерно в половине двенадцатого, накрапывал мелкий и занудный дождичек, разогнавший с дорог остатки автомобилей, мокрых пешеходов и даже женщин с пониженной социальной ответственностью. Одолел почти весь проспект Ленина и огибал кольцо на Пролетарке, когда переднее колеса моей Джетты влетело в неожиданную яму... вчера ещё тут всё ровно было, а теперь вот... и совсем последнее, что я запомнил, так это как машина переворачивается, а горизонт резко наклоняется влево... потом лодка и Лёха... Да уж, занесла меня нелёгкая - это ж конец 19 века или самое начало 20-го, а город, судя по всему, тот же самый, Нижний Новгород, а идём мы с Лёхой сейчас по территории Нижегородской ярмарки, коя тут каждое лето открывается, в Кунавинской слободе... а мост, на который меня брательник ведёт, это один из двух плашкоутных мостов от Ярмарки на правый берег реки Оки, где и расположен собственно в этом времени город. Такие блин дела, граждане присяжные заседатели и приравненные к ним.
Лёха привёл меня на второй мостик, который ближе к Московскому железнодорожному вокзалу проходил, он начинался примерно от того места, где в будущем будет стоять монументальный памятник Ильичу высотой в 12 метров, а заканчивался на Благовещенской набережной, в будущем это будет Черниговская улица. Состоял мостик из двух частей, сначала до Гребнёвских песков, ну острова такого посреди Оки, а когда одолеешь лабиринт из амбаров и складов на этих песках, там вторая часть плашкоута была. А основной-то мост был куда как более основательным, и по нему даже ходил электрический трамвай.
- А мы ж ведь жили где-то, ну до того, как матушка померла? - задал я ещё один вопрос Лёхе, - чеж мы не там живём, а в ночлежке?
Лёха огорчённо вздохнул, отпрыгнул от маневрового паровозика, который прикатил от Московского вокзала пару вагонов с товаром для разгрузки, и ответил:
- Была у нас хата, вон там, в Благовещенской слободе, мы мимо неё сейчас пойдём, но нас оттедова целовальник Спиридон выгнал взашей, за долги хату забрал... мы ж ему задолжали сильно, когда матушку пытались вылечить...
Вот же сука, подумал я, двух малолеток на улицу вышвырнул и даже не почесался... ну хорошо, ты Спиридонушка, занимаешь теперь место номер один в списке моих личных врагов. Обогнули пару жестяных резервуаров.
- А это что такое? - спросил между делом у брата.
- Аааа, - удивился он моему вопросу, - здесь кажись масло держат, этот... Шнобель какой-то кажись этими делами ведает.
- Может Нобель? - уточнил я.
- Может и так... - нехотя согласился Лёха.
И тут, когда мы уже почти вышли ко второй очереди плашкоутного моста, из-за очередного покосившегося барака нам навстречу вышли двое парнишек гораздо старше нас, вид у них при этом был самый, что ни на есть разбойниче-бандитский.
- Ша, сосунки, - сказал старший из них, - опять вы по моему участку ползаете?
- Ничо мы не ползаем, - попытался возразить Лёха, - просто по мостику хотим на ту сторону пройти.
- Я ж говорил тебе... и тебе тоже, - он показал пальцем по очереди на меня и на Лёху, - чтоб духу вашего тут больше не было. Говорил?
- Ну говорил... - ответил брат. - Только забыл я всё, а брата сегодня молонья ударила, он совсем не помнит ничего.
А мне Лёха шепнул: Это Ванька Чижик, он здесь шишку держит на Гребнях.
- Ну если молонья, то ладно, живите пока, - смилостивился Чижик, - только карманы выверните, чего у вас там...
Лёха с готовностью показал, что в карманах у него пусто, у меня же там неожиданно обнаружились две упомянутые недавно луковицы и кусок хлеба.
- Так, половина моя, - твёрдо сказал Чижик, после чего забрал одну луковицу и неровно отломал половинку краюхи, - за то, что ослушались моих слов, петухи.
После этого он выдал по подзатыльнику нам обоим и ушёл обратно за край покосившегося барака. Ты, сука, будешь номером два в моём чёрном списке, вот оклемаюсь, сразу забаню, подумал с ненавистью я, когда мы уже прыгали по неровному деревянному настилу моста, укорачиваясь от проезжающих в обе стороны пролёток, телег и двуколок. А за петуха ты мне отдельно ответишь, гнида. И ещё дополнительно подумал, что влип ты, Санька, чисто, конкретно и основательно, теперь вот обосновывайся в новом теле и новом времени и на самой нижней социальной ступеньке тутошнего общества, да.
Перебрались на правый берег, на эту... Благовещенскую слободу, да, в будущие времена она будет называться улицей Черниговской. Здесь живут в основном купчики средней руки, богатеи типа Бугрова, Башкирова, Блинова или Рукавишникова предпочитают Рождественку или вообще верхнюю часть города, пронеслись в моём мозгу обрывки сведений, почерпнутых из краеведческой литературы.
- А что это вон там справа? - показал я на высоченные элеваторы на берегу Оки, - и причал там у них свой вроде...
- Чего бы нам к нему на работу не наняться? - выдавил я ослепительную мысль на поверхность, - глядишь, тоже разбогатели бы.
- Ну тя точно серьёзно приложило молоньей-то - ты чо, братан, с дуба что ли рухнул? Или опыт работы мельничной какой-то есть? К нему, чтоб на работу наняться, очередь стоит от самой Скобы, там простые работяги по целковому в день зашибают, а у мастеров так и до червонца доходит.
Я мысленно попытался прикинуть масштаб здешних цен и не смог, поэтому попросил совета у брата:
- Слышь, Лёха, ты это... не серчай, но я и про нынешние цены ничего не понимаю - на рупь что сейчас купить можно?
Брат уже ничему не удивился, а просто деловито перечислил, что сейчас можно купить на рубль - 30 батонов ржаного хлеба или 20 пшеничного, 10 фунтов сахару кускового, фунт кофе или чая, 7 литров молока или 3-4 средних размеров речные рыбы. Ну или две бутылки водки, если её нам продадут.
- Да, немало, - согласился я. - А в ночлежке сколько за ночь берут?
- Две копейки, по-божески, только у нас и этих копеек нету.
- А хорошие условия у Башкирова-то, надо будет запомнить, - сказал сам себе я, не ожидая никакого ответа, его и не последовало.
Мы тем временем одолели расстояние до второго плашкоутного моста и перед нами, трезвоня во всю мочь, развернулся и ушёл вдаль электрический трамвайчик, внутри него и сверху (он двухэтажный был) сидело с десяток гордых собой пассажиров, один презрительно посмотрел на нас с Лёхой и сплюнул на пыльную мостовую.
- Чой-то он? - спросил я брата, - плюётся, гад.
- Эх, Санька, если б только плевали, горя бы у нас не было, - в сердцах ответил он, - а так-то и по мордасам выписать могут.
- А это ещё чо? - указал я на одноэтажное здание с трубой, за которой было устроено что-то вроде фуникулёрчика, как раз вагончик начал подниматься по склону, а навстречу ему спускался такой же.
- Аааа, - отозвался Лёха, - электрическая станция, а за ней новая игрушка, к выставке устроили для богатеев - если лень на гору топать, значит, можно сесть в такой вагончик и подняться за две минуты. Стоит пятак.
- Немало, - согласился я, - но мы, может, съездим на нём как-нито... когда лучшие времена настанут.
- И ещё такой же рядом с нашей ночлежкой, к Кремлю подымается, щас сам увидишь.
И мы поплелись далее по улице Рождественской, шлёпая своими лаптями по булыжной мостовой. Слева и справа были сплошные лавки, продававшие всё, что можно было найти в мире в этом времени, от китайского шёлка и фарфора до голландских часов и испанского кофе. Приказчики из этих лавок вообще-то предназначались в основном для того, чтобы затаскивать туда проходящих мимо покупателей, но в нас с Лёхой они естественно покупателей не видели, а видели обычных малолетних попрошаек, поэтому нас они никуда не затаскивали, а наоборот, грубо отталкивали подольше, если мы вдруг оказывались в пределах их досягаемости. Пару раз от их грубых толчков даже пришлось проехаться носом по мостовой...
- А вот и Скоба! - обрадовано сказал брат, - почти пришли, два шага осталось.
И мы пересекли мостовую Зеленского съезда, подойдя вплотную к трёхэтажному зданию из красного кирпича, на коем красовалась надпись 'Ночлежный Домъ Николая Бугрова', а с боков ещё две - 'Песенъ не петь' и 'Вести себя тихо'. Охренеть можно.
- А за домом вон смотри, такой же вагончик, как перед мостом, он в Кремль людей подымает, - дёрнул меня за рукав Лёха, - я тебе про него говорил. Ну пойдём что ли на ночь устраиваться, нам вон туда, в чёрный ход.
И он повёл меня кругом здания, в заросли больших лопухов и репейников. По дороге я поинтересовался у него:
- А Николай Бугров это кто?
- Да ты чо, - обиделся он, - это ж наш благодетель, купец богатеющий, аж жуть. У него мельница на реке...
- Постой-постой, - остановил я его, - ты же только что говорил, что мельница у Башкирова.
- Это на правом берегу у Башкирова, а на левом, аккурат напротив - у Бугрова, она ещё больше и там ещё лучше платят. А вдобавок он вот о бедняках и бездомных заботится, вишь, какой дом для нас отгрохал.
- Раз он такой заботливый, мог бы и забесплатно людей пускать, - попытался возразить я.
- Э, не скажи, - рассудительно ответил Лёха, - бесплатное люди не ценят, разнесли бы тут всё по брёвнышку или пуще того сожгли бы, одни головешки чтоб остались. А если копеечка уплочена, всё какая-то ответственность появляется.
- Слушай, Лёха, - неожиданно вспомнил я, - а ведь для таких, как мы, щас наверно специальные заведения есть, у монахов например.
- Мудрёными ты какими-то словами заговорил... - задумчиво посмотрел на меня Лёха, - но я тебя понял - точняком есть такие места, монахи и монахини и кров дают, и еду, но они же взамен требуют, чтоб поклоны били чуть не круглые сутки, да молитвы читали, да в церкви часами отстаивали... да и не отпускают никуда оттуда, взаперти держат, это уже не ночлежка, а цельная тюрьма выходит... не, я на такое не согласный.
- Всё, заходим, - продолжил тем временем брат, когда мы добрались до чёрного хода, - только ты вот что... если уж ты позабыл всё, так я напомню, что вести себя тут надо смирно и не перечить никому, ладно? Смотри на меня и делай так же, а то вытурят нас на улицу, как в прошлый раз, чо делать-то будем?
Я молча кивнул и мы вошли внутрь - там за стойкой стоял типа вахтёр... мужичок средних лет в красной блестящей рубахе и серых грязных портках, а волосы у него были гладко зачёсаны назад и по-моему намазаны маслом, лоснились они в свете, пробивающемся с улицы через пыльное и давно немытое окно.
- Явились-не запылились, ханурики, - с отвращением сказал он нам обоим сразу, - ладно, что уложились в срок, за десять минут до отбоя (и он со значение вытащил из кармана и посмотрел на часы-луковицу). А то бы не пустил. Валите...
Мы молча проследовали деле по коридору, но тут в спину нам раздалось:
- Эй, тормози... тут вот какое дело - страшОй сегодня распорядился вас отчислить от работ с завтрева...
- То ись как отчислить? - запричитал Лёшка, - а ночёвка как же?
- А так, плати две копейки и ночуй, а работу вашу другим передают, нету больше у вас здеся работы, ребятушки.
- За что, дядь Петя? - плаксиво вопрошал брат, я же, как и было велено, молчал и пытался въехать в суть дела, - мы ж всё исправно делали.
- Не моё это дело, - угрюмо продолжил вахтёр, - старшОй распорядился и точка... могу токмо добавить, что чем-то вы ему насолили, а чем, неведомо...
Я дёрнул брата за рукав, мол, пойдём, бесполезняк тут с этим болваном лясы точить, и он меня понял, развернулся и пошёл, опустив голову и плечи. Через два поворота мы спустились по лестнице вниз, тут-то, в подвале и было наше пристанище... ну ночлежка и ночлежка, я в принципе был ко всему готов, вспоминая школьный курс литературы и пьесу Алексей Максимыча 'На дне', но действительность таки превзошла мои ожидания. Нары тут даже не в три этаже были, а четыре, проходы между ними полметра, не больше, вдвоём не протиснешься, садиться одному надо, темень, немного разбавляемая светом от двух зарешёченных окошек в разных углах помещения. Ну и запах... сами можете нафантазировать, что там за запах витал. Народу, по моим скромным прикидкам, тут чалилось явно больше двух сотен.
Прикинул в уме, сколько же имеет благодетель Бугров за каждую ночь и подумал, что ни хрена же он не благодетель, а жлобяра и скупердяй, за такие деньги мог бы хоть минимум комфорта обеспечить.
- Вон там наши места, - сказал мне Лёха, - на верхних нарах, залезай, пока Пахом не пришёл.
Я без лишних слов полез наверх, не сказать, чтобы эта процедура была очень тяжёлой, но и простой её назвать язык не поворачивался - попробуйте сами по шатающимся и разъезжающимся в разные стороны доскам забраться на четырёхметровую высоту. Подождал там брата, потом задал вопрос, крутившийся у меня на языке:
- А чего нам этого Пахома-то бояться? Он такой страшный что ли?
- Вот придёт, сам увидишь, - угрюмо ответил он, - а теперь давай съедим, что принесли, а то и это отберут.
- А чой-то народу как мало? - спросил я, - кроме нас на этой верхней полке никого...
- Потому что самые козырные места внизу, а наверх разную шелупонь отправляют.
- Понятно, - ответил я и начал делить еду, стараясь, чтобы Лёшке досталось побольше.
Он этот момент заметил и угрюмо отломил от своей половины краюхи кусочек, чтобы было поровну, и протянул этот кусочек мне. А я не стал выкобениваться и взял, потому что головокружения от давешнего катаклизма у меня уже прошли и страшно захотелось есть. Проглотил всё, не успел заметить как.
- А вот и Пахом, - тихо сказал Лёха, выглянув вниз, - прячься.
Но видимо сказал он это поздно, потому что Пахом, ражий и весь обросший каким-то мхом мужик ростом под два метра, вытащил за шкирку сверху сначала меня, а потом и Лёшку. Поставил на землю и радостно спросил:
- Ну шо, щеночки, попались?
Мы ничего не отвечали, соседи же косились на Пахома и его забавы вполглаза и никаких действий не предпринимали, из чего я сделал вывод, что им или всё по барабану или Пахом тут большая шишка и ему никто перечить не смеет.
- Ну давай, попляши, а я посмотрю, - это он мне сказал.
Я тихо спросил Лёху, что, точно плясать надо? А он так же тихо ответил, что надо, ты ж умеешь, а то он не отстанет. Я тогда пожал плечами и выдал верхний брейк - когда-то давно, в 80-е следующего века, я был звездой дискотек в этом виде танцевального искусства. Пахом смотрел на меня с отвисшей челюстью, а потом и соседи присоединились к нему.
- Эт чо? - справился наконец с филологическим ступором Пахом.
- Эт китайский народный танец, брейк называется - ответил ему я, - могу еще украинский народный, надо?
- Ну валяй, - милостиво разрешил он.
Ну я и выдал ему гопак с подпрыгиваниями, переворотами и боевыми ударами обеими ногами.
- Эт я знаю, видел намедни, - сказал один из подтянувшихся зрителей, - эт хохлы так пляшут, когда горилки перепьют.
- Ладно, уважил ты меня, - благосклонно сказал Пахом, - сёдни не буду вас пороть, идите себе, - и он отпустил нас мановением руки.
Мы с Лёхой ждать не стали и тут же оказались на верхнем ярусе, я же определил тупого Пахома в личный чёрный список под номером три.
- Ну ты дал, - горячо зашептал мне на ухо брат, - гдей-то ты так навострился?
- Не помню, - стандартно ответил я, - ты мне лучше вот что скажи, он каждый вечер так над нами измывается?
- А то, кажинный день всё одно и то же, - шмыгнув носом, ответил брат.
- Ну и чо мы тогда тут забыли в этой ночлежке? - спросил я, - валить надо отседова, и чем скорее, тем лучше.
- Легко сказать валить, а куда? Если знаешь, скажи, но на улице я ночевать не хочу, закоченеешь там мигом.
- Нас всё же равно отсюда выгоняют, - пояснил я, - так что завтра будем определяться и с местом, и с заработками, и со всем остальным. Куда идти и чо делать, я пока не знаю, но, как говорят умные люди, утро вечера мудренее.
- Ну ты хоть намекни, чо мы делать-то должны, - канючил брат, и тогда я сдался.
- Оружие надо достать, тогда у нас всё будет, и крыша над головой, и еда, и одежда, её вот в первую очередь сменить надо, а то ходим оборванцами последними.
- Так мы и есть оборванцы, - заметил брат.
- Надо это дело прекращать, оборванчество наше. В люди надо выходить, вот чо... тогда и Пахомы разные сразу в стороны отпрыгнут. Надо только придумать, где раздобыть это оружие...
- Я знаю, где его раздобыть, - свистящим шёпотом сказал вдруг брат.
- Да иди ты... врёшь ведь.
- Ей-богу не вру, ты тоже должен это помнить, мы там вместе же лазили, но раз ты ничо не помнишь, слушай, - и он опять же на ухо поведал мне длинную и занимательную историю, я аж заслушался.
-----
А назавтра мы с раннего утра покинули стены негостеприимного ночлежного дома имени Николая Бугрова, надеюсь навсегда, и подались по ещё не проснувшейся улице Рождественской назад к Благовещенской слободе. Именно здесь по уверению Лёхи и таился заброшенный склад оружия, который мы с ним открыли прошлым летом.
- Там, понимаешь, на склоне Дятловых гор, ну за монастырём этим, как его... за Благовещенским, пещера-не пещера, подземный ход ли, дыра, короче говоря, в земле, прикрытая сверху мусором разным, а в пещере этой, ну если пройдёшь подальше, за тремя поворотами, большая такая комната будет, со столом и с полками. Вот на этих полках и лежит ящик с ливольвертами, ага...
- С револьверами, - автоматически поправил его я, - а они какие на вид-то были, не ржавые? Мож из них и стрелять-то не выйдет?
- Нормальные ливольверты были, все в смазке, - скупо отвечал брат.
- А сколько их там было, не помнишь?
- Точно, что не один, а сколько уж всего, не считал.
- Да, а как же мы там увидим что-нибудь, под землёй-то? - спохватился я где-то на середине пути. - Фонарик же надо или свечку хотя бы.
- По дороге зайдем в Строгановскую церковь, стащим пару свечек, а спички у меня есть, - и он вытащил из кармана коробок и потряс им, спички застучали. - Ты мне лучше расскажи, что мы будем делать с этими ливольвертами? И ещё - стрелять-то ты из них сумеешь? Железка сложная.
- Если там ещё и патроны будут, тогда да, сумею - были там патроны, не помнишь?
- Кажись были такие...
- А что мы с оружием делать будем... вот если найдём и оно исправное окажется, тогда расскажу, а пока рано.
С горем пополам доковыляли мы до Благовещенки, с заходом по дороге в церковь - там страху натерпелись, дьякон на нас очень подозрительно глядел, хотя мы честно крестились без перерыва, минут десять прошло, пока он утерял бдительность, и мы мгновенно смылись с парой свечек в карманах... Господь Бог простит, надеюсь.
А мы тем временем миновали первый плашкоутный мост, его уже свели после ночного развода, судов, лодок и барж разного размера в Оке была пропасть, ну ещё бы, Нижегородская ярмарка в полном разгаре, а это на минуточку сейчас крупнейшая торговая площадка Европы, а может и всего мира. В 21 веке что-то похожее есть разве что в Сингапуре, Роттердаме да в Гамбурге. А вот и Благовещенский монастырь в полугоре стоит, и не на берегу, но и не на верхнем ярусе Дятловых гор, кто его так задумал, загадка.
Нам надо было, если верить лёшкиным байкам, зайти за него, и там, сзади, она-то и должна быть, пещера с сокровищами. Перебрались через Похвалинский съезд, благо это сейчас несложно, никаких светофоров и ходит по нему две телеги в час, и поднялись чуть вверх.
- Сюда, - сказал Лёха, показывая рукой, куда именно.
- Что-то не верится мне во всё это, братуха, - честно ответил я ему, - ну кто в наши тяжёлые времена тут будет оружие бросать. Оно же серьёзных денег стоит.
- А сколько такой ливольверт сейчас стоит? - уточнил он.
- Во-первых не ливольверт, а револьвер, учись правильно говорить, пригодится, а во-вторых... ну рублей 20-25, не меньше. Особенно если с патронами. Так что в том ящике на сотенную железа лежит, это самое малое.
- Так может загоним их, ре-воль-веры эти, - с трудом произнёс он по слогам трудное слово, - и заживём... на сотенную мы цельный год безбедно жить сможем.
- Давай сначала найдём, что ты там говоришь, а уж потом будем делить шкуру неубитого медведя.
- Кажись здесь, - неуверенно сказал брат, остановившись около большой кучи мусора в самом конце монастыря, справа была Надвратная церковь, если я не ошибаюсь, и крутой спуск к набережной, а слева ничего, кроме вековых дубов и вот этой мусорной кучи. Народу здесь вообще никого не было, некуда тут ходить - кому надо в Благовещенскую слободу с Нижнего базара, идут прямо вдоль реки, а если сверху, то дальше более удобный спуск есть с Гребешка.
- Нам чо, раскапывать это дерьмо надо? - спросил я.
- Ты погоди, тут сбоку уже раскопано было... мы же и раскопали в прошлом году.
- А чего нас сюда понесло, не помнишь? Сложно подумать, что здесь что-то полезное может скрываться, - это я говорил, с отвращением обозревая гору отходов.
В 19 веке ведь мусор совсем не такой, как в 21-м, нет ни пластика, ни бумаги, ни полиэтилена, всё экологически чистое, но менее вонючим и мерзким оно от этого факта не стало. Надо раскапывать, раз пришли. Я вооружился здоровенным сучком с раздвоенным концом, Лёха взял что-то похожее, начали с двух сторон одновременно. Через десять примерно минут работы открылось что-то вроде лаза, уходящего вглубь горы.
- Это оно самое? - спросил я.
- А я знаю? - огрызнулся Лёха, - мож оно, мож и не оно, щас проверим.
Он бросил свой сучок и начал руками отгребать последние килограммы мусора от входа, я ему тут же помог.
- Хватит, можно протиснуться, - сказал Лёха и первым полез в подземный ход.
- Свечку-то забыл, - напомнил я ему, - без свечки мы там ничо не увидим.
- Да не забыл я, - обернулся он ко мне, а в руке его уже горела маленькая церковная свечечка, - на полчасика хватит, должны обернуться.
Я послушно полез вслед за ним - стены у этого лаза были земляные, а вот потолок укреплён брёвнами, подпиралось это дело примерно через каждые пять метров столбами с обеих сторон. Воды на полу не было, с потолка тоже не капало, и это очень хорошо.
- Слышь, брателло, - сказал я в спину Лёхе, - а ты не боишься, что оно вдруг всё обвалится и нас тут заживо похоронит?
- Бог не выдаст, свинья не съест, - отвечал он, - авось не обвалится... но и задерживаться здесь конечно не след, возьмём товар и сразу обратно.
За очередным поворотом показалось большое пространство, потолок резко ушёл вверх, стены раздвинулись.
- Вот! - обрадованно заорал Лёшка, - что я говорил - вон стол стоит, а сбоку полки. А это тот самый ящик, - и он открыл крышку деревянного плоского ящика.
Я заглянул внутрь... конечно по дореволюционному оружию спец я никакой, но по-моему это были наганы. Все в заводской смазке, они довольно ярко поблёскивали в свете лёхиной свечечки. И было их тут не четыре, а все пять штук, патроны в соседнем ящике лежали, в коробках по 20 штук.
- Значит так, Алексей, - перешёл я на официальный тон, - забираем два нагана и две пачки патронов и делаем ноги отсюда.
- А куда ж мы их положим-то? - задумался он.
- Что бы ты без меня делал? - спросил я, доставая из кармана свёрнутую в несколько раз холщовую сумку.
- А проверять где и когда будем? - продолжил допытываться брат.
- Не здесь и не сейчас - свезло один раз, второй может и не получиться, грех испытывать терпение у удачи.
И мы вылезли на свет божий тем же самым путём. Лёшка дёрнулся сразу бежать, но я поймал его за руку.
- Стой, надо бы закидать тут всё, как было. Мало ли как дела обернутся - может пригодиться потом.
Закидали мусор в дыру, полностью закрыв её от лишних глаз.
- Вот теперь идём, только не бегом... и не туда, нам к мельнице.
- А зачем нам к мельнице? - недоумённо спросил Лёха.
- Затем, что за ней дальше по берегу глухие места, проверим, как пистолеты работают.
- А потом что? - продолжил расспросы он.
- Потом суп с котом сварим. Шутка... видно будет, что потом... крышу над головой надо бы найти первым делом.
Благовещенская слобода, несмотря на раннее утро, уже кишела народом самого разного толка - от таких же оборванцев, как и мы с братом, до приличного вида купцов и приказчиков. Все суетились и орали одновременно, создавая непередаваемую обстановку работающей ярмарки. Большинство грузило товар на лодки и баржи, ну или разгружало его на берег. Товар был самым разнообразным, от китайского шёлка до рыбы, пеньки и дёгтя. Ну а низшие слои общества глазели на всё это в надежде урвать себе оброненный кусок или что их вдруг наймут на разовую подработку.
Мы продрались через всю эту толчею за полчаса, не меньше. Я при этом со всех сил одной рукой прижимал к груди сумку с оружием, чтоб не вырвали, а другой рукой волок за собой брата, чтобы тот не засмотрелся по сторонам и не потерялся.
За мельницей суета сразу закончилась, и потянулся лес между высоким берегом и рекой, с вкраплениями кое-где криво и косо поставленных домушек. Один страшнее другого.
- Слушай, Лёх, - спросил я брата, - а тут вот кто живёт? В этих домушках?
- Голь перекатная, по десятку человек в доме... а некоторые совсем заброшенные стоят - мы же здесь в детстве всё облазили... ааа, ну да, ты ж ничего не помнишь...
- Может и мы здесь перекантуемся пока? До лучших времён, а?
- Народец тут больно лихой... до утра можно не дожить.
Прошли ещё с километр, тут начинались совсем уже дикие заросли, и народу не было видно никого, я решил, что хватит, дальше не пойдём.
- Вон там овраг уходит в склон, там и попробуем нашу амуницию. Только почистить бы его надо от смазки - тряпочка какая ненужная есть? - спросил я брата.
Тот молча оторвал от подкладки своей поддёвки небольшую полоску ткани:
- Хватит?
- Должно хватить, - не очень уверенно сказал я, уселся на пенёк и начал очищать металлические части пистолета. - Еще бы что-то типа шомпола, чтобы в ствол залезть.
У брата нашлось и это, как ни странно, откуда-то из лаптей он вытащил деревянную ложку с тонкой и длинной ручкой.
- Самое то, что надо, - похвалил его я, - откуда у тебя ложка-то? Сам делал?
- Да не, я ж не умею, из отцовского дома захватил... у тебя тоже такая была, но ты её где-то посеял.
- Готово, - сказал я, закончив работу, - теперь надо зарядить... чёрт, как у него барабан-то откидывается... а, вот, нашёл.
Выщелкнул из коробки семь патронов и по очереди запихнул их в гнёзда барабана, потом лихо защёлкнул его и покрутил пистолет на пальце.
- Ну чо, куда стрелять будем? - спросил я, придав себе лихой вид... на самом-то деле все мои познания в различных видах оружия ограничивались двухмесячной стажировкой после окончания института, да офицерскими курсами раз в два года в последующем. И стрелял я там исключительно из АКМа и Макарова в общей сложности раз двадцать... ну может двадцать пять. Так что ни в чём абсолютно я уверен не был, но счёл нужным излучать уверенность, дабы не смущать младших по званию.
- Вон в тот дуб давай, - показал Лёха, - у него ствол толстый, не промахнешься, поди.
- Да пожалуйста, - пожал плечами я, взвёл курок и нацелился на тот самый дуб.
Выстрел был довольно громким, но не сказать, чтоб оглушительным, уши не заложило. Лёшка кинулся к дубу и обнаружил в нем дырку, не по центру, но и не совсем с краю.
- Ух ты, работает! - воскликнул он, - а мне дашь пальнуть?
- Да пожалуйста, - снова пожал плечами я, - вот этот крючок отводишь назад большим пальцем, потом целишься, чтобы мушка совпала с тем местом, куда ты хочешь попасть, потом жмёшь вот сюда. Вот и вся наука.
Лёха выцеливал наверно целую минуту, водя рукой в разные стороны.
- Можешь кстати второй рукой снизу придерживать, - и я показал ему, как стреляют в американском кино, - некоторым так проще.
Он попробовал и двумя руками, но сказал, что одной ему удобнее, и наконец, выстрелил. Пуля вошла почти что рядом с моей.
- Можно ещё раз? - спросил он с горящими глазами.
- Харэ, - отрезал я, - патроны надо экономить, - и отобрал у него оружие.
- Ну а теперь давай рассказывай, что мы далее делать будем, - спросил расстроенный брат, - обещал же. А то есть уже хочется, сил нет.
Если честно, есть и мне тоже очень хотелось, со вчерашнего дня я, кроме половинки луковицы и полкраюхи, ничего в рот не брал. Но будем всё-таки действовать по плану.
- Сейчас идём на Гребни, поговорим с этим твоим смотрящим... Чижиком что ли? Заодно и еды добудем. А потом вернёмся и будем присматривать жильё, такой у меня вот план.
- Я что-то никак в толк не возьму, - ответил брат, - ну поговоришь ты с Чижиком, ну даст он тебе подзатыльник или чего похуже, а дальше-то что?
- Вот с этим, - я потряс револьвером, - не даст. Кстати бери второй, засунуть его надо вот сюда, - и я показал, как правильно его расположить за поясом сзади, - курок взводи только перед выстрелом и целься в ноги, ни в коем случае не выше, а то потом хлопот не оберёшься. И вытаскивай его только по моей команде, не раньше. Всё ясно?
Брату было всё ясно, и мы потопали по досчатому настилу второго моста на остров, называющийся в народе Гребнёвские пески... почему пески, понятно, но почему они Гребнёвские и при чём тут гребни, я хоть убей, никогда не знал. Народ всё прибывал и прибывал, временами приходилось проталкиваться вперёд через довольно плотную толпу. Я шепнул Лёшке, чтобы следил за пистолетом, а то вытащат, не дай Бог, он понял и одну руку начал держать за спиной... молодец.
Ваньку Чижика мы довольно долго искали, странствуя между сараями, лабазами и железными баками, ими был застроен весь этот остров, имеющий в длину полный километр. Нашёлся он через час почти наших поисков - сидел в окружении таких же оборванцев, как он сам и как мы, и раздавал замусоленные карты с едва различимыми на них дамами и валетами.
- О, - обрадовался он, увидев нас, - щас кто-то получит по шее - опять вы по моей территории ползаете, засранцы?
- Сам ты засранец, - смело сказал я, - и щас ты получишь по шее, а не мы, понял?
Чижик аж задохнулся от возмущения, потом совладал наконец с собой и сделал широкий шаг в нашу сторону со словами 'ах ты так, да я тебя!', но я вовремя вытащил из-за пояса наган.
- Ты погоди, Чижик, посмотри лучше, что у меня есть, - и я покрутил наган картинным жестом на пальце правой руки. - Чо, не нравится? Тут семь пуль, хочешь одну получить? Так я сразу выпишу, не сомневайся.
Чижик притормозил, и по лицу его было понятно, что он сейчас усиленно соображает, что к чему. Все его соображалки наконец-то вылились в такие слова:
- Да ты гонишь, чмо, нашёл где-то пугач и пришёл меня пугать им! Он у тя ваще без пуль наверно!
И я взвёл курок и пальнул в сторону железного бака, который стоял тут справа неподалёку. Звук был достаточно громкий, чтобы понять, что всё это работает, и вдобавок к нему присовокупился визг рикошета пули от железа.
- Следующая пуля твоя, - заверил я Чижика, - убивать я тя не стану, не за что пока, но в ногу всажу точно. Можешь выбрать в какую - в правую или в левую.
Чижик явно испугался и выпендриваться перестал.
- Слы, ты, я ухожу, но мы ещё встретимся.
- Стоять, - ответил я, - мы ещё не закончили. Теперь Гребни моя территория - увижу тя здесь, замочу, понял? А теперь иди... точнее беги.
И Чижик припустился со всех ног.
- А к вам, пацаны, - обратился я к игрокам в карты, - у меня никаких вопросов нету. Кто хочет, может пойти со мной, у нас на том берегу жильё есть, - приврал я. - Кто не хочет, свободен, но сначала карманы выверните.
Пацаны посовещались и ко мне подошли двое, один назвался Петькой, другой Пашкой.
- О, да вы как два апостола, один Пётр, другой Павел. А вы чего? - спросил я у оставшихся троих.
Те угрюмо вывернули карманы - ничего особенно интересного там не обнаружилось, но половину всех съестных припасов я реквизировал.
- Да, если не все слышали, то Гребни с сегодняшнего дня мои, ходить вы тут можете, но попрошайничать или ещё чем промышлять, это нет. Увижу - побью. Свободны.
------
А мы вернулись через мост обратно на правый берег, а там прошли чуть направо, где утром лазили. Из того, что нам по дороге после мельницы встретилось, надо было найти бесхозный дом, найдём - отлично, а не найдём - будем выгонять постояльцев-хануриков, объяснял я по дороге брату.
- А как же мы их выгоним, они ж поди все здоровые и выше нас в два раза... - спросил Лёха.
А Петька добавил, что дома-то у нас, оказывается, нет никакого, а ты говорил...
- Не боись, Петруха, с оружием мы всё быстро сделаем, - ответил я.
Первые три попавшихся дома я забраковал, уж очень они непрезентабельными и перекошенными были, а вот четвёртый, немного в глубине оврага, уходящего куда-то на Ямские улицы, был более-менее, с целыми крышей, окнами и дверями.
- Вот этот пойдёт? - спросил я у Лёхи.
- Ничо так домушка, - авторитетно заявил он, - я б в такой пожил.
- Ну тогда пошли разбираться с хозяевами.
Хозяева, двое сумрачных мужиков очень высокого, как правильно заметил Лёха, роста, нас встретили весьма неприветливо, когда мы зашли внутрь, предварительно постучав.
- Чо надо? - сказал тот, что постарше, с длинной чёрной бородой.
Я без колебаний вытащил револьвер, направил его мужику в район между глаз и заявил, стараясь, чтоб мой голос звучал поувереннее... получилось это не очень, петуха дал, но уж как сумел.
- Надо, чтоб вы оба выметались отседова мигом и чтоб духу вашего здесь больше не было, ясно?
- Ты чо, малец, - ответил бородатый, изучая по очереди моё лицо, то пистолет в моей руке, - с глузду зьихал? Ты знаешь, кто мы?
- А мне пох, кто вы, даю полминуты, если после этого вы не свалите, пеняйте на себя, - нагло добавил я и пальнул в потолок для подтверждения серьёзности своих намерений.
Тут вступил в разговор второй постоялец, пониже и с маленькой рыжей бородой.
- Ты погоди беспредельничать-то, пацан, ты же щас на нас не по понятиям наезжаешь.
- А мне пох на ваши понятия, тут я буду свои понятия устанавливать, - ещё более нагло продолжил я, - время идёт, осталось пятнадцать секунд... следующий выстрел будет тебе в ногу, - это я конкретно рыжему уже сказал.
- Пойдём, Данила, - сказал вдруг первый, - ты ж видишь, он без мозгов совсем, может и пулю влепить.
Второй тоже встал и двинулся к двери, но на выходе обернулся и таки высказал, что у него там накопилось: