Он взял провода, которые шли к магнитофону, потрогал их пластмассовую шкуру, покрутил, и тут - нервно вскочил, взмахнул этими проводами, точно ямщик - плеткой. Тут он ударил воздух, еще раз, а потом - еще и еще. Парень явно нервничал, хотя на то и не было видимых причин. Утомившись, он приблизился к дивану, но садиться не стал - розетка, вывалившись из стены и зависая на своих проводах, требовала внимания. Казалось, тут может иметь место короткое замыкание, однако обошлось. Щелкнула клавиша. Лента побежала, зашипела, в преддверии - а потом что-то неистово застучало. Но это мы хорошо знаем - треш-металл - штука крайне ритмичная, и, если слушать ее на хорошей аппаратуре, тут будет много басов и разрывающего драйва. Но магнитофон был моновский, и при увеличении громкости звуковой поток запирал динамик, и вся прелесть тут была в понимании вопроса - что за группа, что за альбом и так далее. Здесь же не всегда было понять - поет ли человек, или же кричит от боли, словно бы его чем-нибудь зажало, или же это вообще не человек.
А годы на дворе стояли свежие, новые - словно бы с них только что сняли упаковку - самое начало нулевых, и сверстники Кости от трэш-рока уже отошли по ряду причин. Первая - прослушивание хэви-металла раньше было сопровождением чувств при накурке. Вторая - одни ребята повзрослели, а другие - сели, а были и те, кто, как говорят, кеды в угол поставил, хотя данному процессу есть и много других определений, таких как кони двинуть или окочуриться, или даже малость прижмуриться. Это ж представить себе, встречаются два товарища, и такой у них разговор:
- Слышь, а ты где, хо-хо?
- На ферме.
- А ты слышал про Бака?
- Да. Ништяк у пацана.
- А про Бубна?
- Да он заелся.
- А где Жук?
- Да он, слышь, прижмурился по мелочи.
- Ты! Ты, да ты гонишь!
- Да я тебе кричу!
- Офигеть!
Смерть до определенного возраста - штука призрачная, однако, со временем происходят всевозможные поступления, со временем, все чаще и чаще.
- Здоров, чо. Ты гьде? (мягкий знак тут обязателен).
Косте ж скоро уже исполнялось тридцать, и все пришедшее в мир новьё шло как будто немного юзом, тем более, что жизнь обычно оценивают по вещам. Какие у тебя вещи - тот ты и есть, ибо кто ты перед вещью? На ранних стадиях жизни это не так очевидно. Но среда есть среда - а вы спросите, могла ли быть какая-та прочая среда? До поры же до времени многое было пофигу, хотя для мест для хорошего оттяга было не так уж и много. Вечер, обмылок луны над местным ДК, вопли двигающейся улицами молодежи, семечки, звон разбивающихся бутылок, хохот девочек, еле слышное позвякивание дидактического стакана.
- Давай, чо.
- Ну, давайте, пацаны.
Хорошие были времена - и ночи были гуще и плотней, и водка суровей, и девки податливее, да и красивее, да и называли девок тогда халявами (прежде говорили - харь, хорёк, но язык постоянно развивался). А теперь молодежь так и говорила - слышь, был я у одной халявы. Но что-то в самом механизме природы вдруг заклинило, и лишь единственная мысль тлела, но - не была до конца оформлена, и Костя, находясь в своей комнате, наполненной шумом старого моновского магнитофона, вдруг встал в боевую стойку и нахмурился.
- Ча! - вдруг воскликнул он и сделал разворот вокруг своей оси.
Оно, конечно, вроде бы был тут импульс, но Костя сжался, разжался, и, достигнув предельной концентрации, ударил шкаф.
- Ча!
Дверца шкафа грохнула, но вынесла невзгоды. По телевизору недавно шел Ван Дамм, парень в плане ударов с ноги серьезный, и Костя его повторял - а потому тут был и удар с ноги прямо, и по типу сбоку, ну и главное, разворот, выкрик, правильное движение корпусом, и - точное попадание в середину дверцы.
Костя открыл другую дверцу и посмотрел на себя в зеркало, оскалился, поднял руки и надулся, чтобы поиграть мышцами. Да, маловато уж было мускулов, давно поезд спорта стоял на запасном пути, но ведь и не иссохла сила воли - да вот и тараканы выползли из-под кровати и вроде бы наблюдали. Мир человека для таракана - штука гигантская, что тут можно понять? Гром, молнии, царство теней, да и, потом, все мысли о еде.
Еще удар, и магнитофон, поймав отраженный гравитационный импульс, покачнулся, упал на пол и, теряя калитку, выпустил кассету - кассета при этом разобралась, и, кроме того, из нее выкатилось колесо с пленкой. Костя тут повернулся, ухмыльнулся - мол, ничего страшного - снова сжался, и, производя серию ударов руками по воздуху, выдохнул крайне громко. Инч! Ыжк! Иш! Шшш! Пша! Тша! Упф!
Таракан, что сухо стоял посреди комнаты, замер - его усики работали словно локаторы. Но что он тут забыл? Шел бы себе на кухню - там уж точно была нажива, а спорт - штука скупая, невкусная, никаких тут нету дивидендов.
Глаза у Кости росли очень близко, и можно было представить, например, что они есть некие семена, семена жизни, посаженные на лицо. В порыве страсти семена эти, превращаясь в прожектора, испускали лучи - по этим лучам и работала теперь вся сила удара, вся артиллерия физической страсти.
- Ча!
- Ча!
- Костя, ты что, дебил? - донеслось откуда-то из глубин квартиры.
Он, конечно, разозлился, и вопрос нельзя было оставлять без ответа - однако ж, он не ответил. Он находился в ван-даммовской позе, и судьба шкафа была незавидной - он, шкаф, должен был отхватить по полной. Тараканы, из числа прочих, высовывались на шум - однако, мир человека оставался для них не понятым. Шевеля усиками, они посылали друг другу сигналы, сигналы непонятные, ибо до сих пор ученые не догадались искать правду вблизи себя, под ногами и т.д.
Меняя позы, угрожая зеркалу кулаком, делая странные развороты вокруг своей оси, Костя был в мире, где образы выстраивались в правильной последовательности. Были ребята, и ребята бурели, да, и была девчонка, которая, стоя поодаль, держа во рту леденец. Она не знала Костю, однако, мы хорошо знаем из фильмов, что многих героев поначалу также не знают. Раскрытие силы - штука внезапная.
Разворот. Удар.
- Да ты там дебил или как! - вновь послышался крик матери.
Когда-то у Кости была жена, и он на ней тренировался, и все было хорошо.
-Здравствуй, ролик от кассеты! - улыбнулся второй таракан.
-Тр-р-р, - ответил ролик.
-Что ты носил вокруг себя?
-Ленту, тр-р-р.
За окном шел маршрутный автобус номер 2. Все, без исключения, люди ехали на центральный рынок. Среди них было семь старух, девушка Нина, о которой говорили, что она вечерами танцует на капоте милицейского уазика. Также - два парня. Парни ехали за носками, имея и мечту дополнительную - дойти до ларька, купить по пиву и тут же употребляя, встретить корешей и начать задавать друг другу вопросы по типу:
- Как сам, чо?
- Гэ.
- Ты гьде?
- А чо по бабкам?
- Был у хорька?
Водитель курил. Он никогда не мечтал. Его звали Вячеславом. Он родился в 1959-м году. Был дважды женат. От первой жены детей не было. При половых актах она всегда думала о еде, и потому у нее не происходило зачатия. От второй жены у Вячеслава было двое детей. Старший сын учился в институте на юриста. Младший - на экономиста.
Костя вновь поразил шкаф. Усталая дверца отвалилась, и, вновь развернувшись, Костя вбил ее в другой конец комнаты. В том краю когда-то висела фотография Шварценеггера, но Костя уже забыл, что она там была. Ментальная тень Шварценеггера колыхнулась. Дверца шкафа упала между ней и кроватью.
-Ча, ча! - настоивал Костя.
Удар этот был слышен далеко - через несколько квартир. Тараканы тем временем, получив чудесные биологические сигналы, объединились в поход, ибо было сказано - на кухне за газовой плитой лежит кусок жареной картошки, и кусок этот зрелый - ему три дня. Надо было спешить, чтобы избежать возможной конкуренции.
-Костя, ты слышишь или нет? - вновь закричала мать. - Ты дебил или кто?
Костя прошел к углу комнаты, подобрал дверцу, хотел, было, приделать ее назад, но передумал. Дело в том, что он ничего не умел. Он вряд ли сумел бы поставить ее на место. Единственное, что у него хорошо получалось - подключать к своему раздолбанному магнитофону провода, а другой конец этих проводов - к вываливающейся, точно кишки из разрезанного живота, розетке.
На самом деле, его столь профессиональное умение управляться с магнитофоном было более, чем странным, ибо не было ни единого дела, ни единого дельца, в котором Костя был специалистом. Чем только в жизни Костя не занимался: рыбалкой, фотографией, спортом, мечтами о дорогой жизни, снова спортом, курением травы, пьянством, но на поле его умений мало, что происходило. Мечты же - это реалия почти материальная, и главное - чтобы единица мысли, уходя, возвращалась назад уже усиленная, уже теплая, даже, может быть, вибрирующая и в чем-то наркотическая. С мечты начинается деяние, и, может быть, и все предметы материального мира, созданные человеком, проистекли прежде всего от мечты, а уже потом вся эта идея усилилась до широких пределов.
На крики с кухни Костя внимания не обратил - он все так же орудовал проводами, подцепляя их оголенные концы к сети 220В. И вот, музыка взорвалась. Костя слушал тяжелый рок, что в ту пору времени было делом знаковым - все его нормальные сверстники слушали то же самое, хотя, теперь уж многое поменялось. Ребята женились, предметы джентльменского набора в виде "тусовка, водка, мажок, хэви-метал, пакет анаши" сменялись на вещи более повседневные, и вот, например, спросил он намедни одноклассника с короткой фамилией Баков:
- Как дела, Санюля?
- Да кручусь, - ответил ему Санюля как-то нехорошо, без задора, как-то приземленно, как-то продуктово, даже, можно сказать, сально, - ты, да я иду, да под ноги смотрю. Тю, смотрю, кто это такой знакомый идет? Думал Дима. Тебя с Димой, понял, перепутал.
Косте вспомнился почему-то старший прапорщик Советский Союз, главной идеей которого была забота. И не важно, о чем забота. Просто забота, без пояснений. Например, пришел он в наряде на столовой на чистку картошки, набрал себе мешок, отвез на КПП, а там передал мешок какому-то своему родственнику. А сюда же - и лук, и морковь. А больше никаких других овощей в армии и не было. Впрочем, свёкла конечно, ну и капуста - основные ингредиенты блюда под названием "Слонячая радость".
- И ты гь-де? - осведомился Санюля - и я поясню - "гь-де" - это "где", а вопрос "ты гьде" вообще есть что-то вроде вопроса-столпа, который задают постоянно, и вмещает он в себя практически всё - и как дела, и где работаешь, и слышь-что-по-бабкам, и женат или нет, да и все остальное, и тут в основе же лежит произношение украинское - "ти де".
- Да думаю, пора качалку сделать, - ответил Костя.
- Качаешься?
- Ну пока не качался. Ну в этом месяце начну. Думаю, еще не поздно растянуть позвоночник и увеличить мышцы шеи.
- У тебя же и так шея здоровая.
- Да, но не хватает бицухи. Недавно встретил девчонку.
- А я уже все, Костян. У меня уже два спиногрыза. Тесть отдал "шоху", надо делать саленвал. Да так она нормальная. Раньше у Армяна была. Знаешь Армяна?
- Да, конечно.
Костя отвечал уверенно, хотя и понятия не имел, какой такой Армян тут имелся в виду, но значения это не имело, так как тут можно было многое услышать - Юра Армян, Миша Армян, Спартачок (Армян), Ара по телевизорам, Витя Полуармян, Серега Недоармян, Леха-который-армянистый, Витя-чи-армяч-чи-шо и так далее. Едва Костя вспомнил, что он собирался качаться, как мечты стали ярче и теплее, а потом заклокотали, и он бы вполне поведал их Санюле - но и тот был горазд, только на другую тему.
- Вася мусор недавно подогрел поле. Поле ничейное. Ну хотя по типу и колхозное, чи совхозное. Не, колхозное, ну там все равно все едут, сколько ни тыбзят, помидоров не уменьшается. На томат пасту, понял, с грязью идёт - пособирали и сразу в контейнер грузят, а сколько там тонн? Они под своим весом давятся, а потом их уварють и на Москву. Но все равно чище, все равно помидор, а там понял, у тестя Кум на "Камазе" поехал и не приехал. Пропал.
- Убили? - спросил Костя.
- Та не. Вернувшись. Та не, ну малость пошманали. Штаны не забрали. Та нет, я про помидоры - народ ушлый, подвал стоит, завезли крахмал, уксуса туда, сахар, соль, кислоты, красной краски - и кетчуп гонят и тут же по магазинам. Бабок знаешь сколько. Та я запарился. Сорок вёдер привезли. Моя теперь крутить будет.
Грустно было смотреть на планету под названием Санюля Баков. Не было там ни духа будущности, ни перспектив - одна лишь грустная плоская земля да пелёнки, ну и, конечно, "Шоха", самый популярный автомобиль в посёлке Молхоз.
-Ча! - Костя нанес удар по шкафу.
Он стал в стойку и произвел некие шаолиневские движения руками, при этом, удар должен был быть нанесён ребром ладони.
-У-м-м-м-м.... Кия!
Разворот. Попытка сделать вандамовский прием ногой - но нет квалификации и растяжки, а потому - лишь имитация, что не мешает, впрочем, довоображать всё остальное.
Костя упал и отжимался отрывисто, симптоматично - музыка при этом работала агонизирующе. Это была треш-группа "Дэт", основной источник дополнительной энергии и какого-то своего отстраненного счастья.
-Ы-ы-ы-ы-ы! - слышалось из динамиков.
Впрочем, Косте казалось, что он знал английский. Но это все равно было "ы-ы-ы-ы-ы-ы", и оно подогревало его страсть к агрессии. Он встал, и снова упал, чтобы продолжить отжимания. Но отжался он мало раз. Он и не мог много. Ему лишь чудилось.
Привстав, он отдышался и сделал несколько движений из арсенала четких героев. Примерно так же двигался Нико, герой, ныне довольно сильно забытый, ибо кто из нас помнит старые видиковские фильмы с гундосым переводом?
-Костя, иди есть! - донесся из кухни голос матери.
-Костя, ты что, не слышишь?
-Костя, да выключи ты свою чертову музыку!
-Костя!
-Костя, да у тебя скоро глаза выпадут от такой музыки!
-Костя, ты что, дебил?
-Чо? - выпалил Костя.
Впрочем, музыку он не убавил, и его нервный выкрик так и не был услышан.
Он качался уже, без малого, десять лет, и каждый такой день мог быть лишь одним эпизодом из всей этой череды.
Это могло быть утро, или день, или вечер - год назад, год вперед, пять, шесть, семь лет....
Он стоял в боевой позе. Магнитофон тарахтел, и оттуда доносился рык.
-Ча! Ык! Я! Я! Кья!
Нет, в данный момент тематическое увлечение боевыми искусствами выглядело предпочтительнее.
Одни из таких вечеров, возможно даже, уже довольно давно, он шел по улицам поселка, и ему мнилось, что он идет по улицам своей жизни, и что он знает жизнь. Вы сами-то знаете, что такое "знать жизнь"? А ведь вопрос этот понятийный, при чем, если перейти тут к более суровым критериям, то понятия - это нечто большее, чем просто слово. Да ну и что я вам говорю, ведь звучит это обычно так - слышь, кто ты по понятиям? Но, должно быть, был тот год, где Костя был проще, и время выглядело как некая весьма перспективная субстанция. Правило - не доказывай сильным, но доказывай слабым, Костя знал каждой клеткой, но это была штука очень контекстовая. Попросту говоря, лохом быть нельзя, а остальное - приветствуется.
Улица за улицей, поворот, еще один - кусты, и вот - в кустах странное колебания, кто это? Неужто кто-то там успешно мацает? Однако, спортивная мысль уже проснулась, и, хотя Косте и хотелось взяться за старое, он удержался и пошел дальше. А вот и школьный двор, и там сосредоточенно бухают, и слышно:
- Гы!
- Га!
- Ты чо!
Учитывая, что в тексте своем я решил воздерживать от матерной лексики, я должен многое диалоги передавать так:
- ...!
-...!
- ...! ..., ...!
Из школы Костю окликнули и предложили водки, и, когда Костя отказался, последовали возгласы разочарования - в поселке на счет водки никогда не жались, всегда ее было очень много. Стояли ж на дворе бархатные 90-е годы, время, когда большая, разогретая надеждами, русская душа ширилась как никогда естественно - не то, что сейчас, когда процесс этот больше напоминает игры кукловодов. Если говорить о водке, то говорить надо очень много - в противовес же будут стоять спортсмены, при чем, Кости это не касалось, потому что он качался, а данный вид спорта всегда ценился, но и тут были прецеденты. Но это надо по порядку все рассказывать. Это сейчас в поселке Молхоз народ по кустам с бутылкой водки уже не сидит - люди даже и забывать это дело начали. Радостные времена брали свой исток еще со времен Советского Союза. Так как в 90-е было еще веселее, то и народ, понимая это, грустить не собирался. Бегут например, бегуны, а им кричать:
- Быстрей! Спорт, спорт! Шнеля! Шнеля!
А если вдруг девушка-спортсменка обнаружится (хотя дело это было совсем уж уникальным, но периодически бегуньи в поселке все же появлялись), то ее осыпали густыми комплиментами.
Бежал себе Витя Капустин - сначала спортсмен, потом - сектант, потом - наркоман, потом - снова спортсмен, потом - скелет. Бежал, крикнули ему из кустов:
- Братан, накатишь?
- Не, пацаны.
- Далеко бежишь, братан?
- Далеко.
- Ты, да накати, буде легше.
- Да не, спасибо.
Касаемо местных культуристов. Заходит в бар (а в ту пору в поселке Молхоз имел место один лишь бар под названием Арарат), и тут же слышны возгласы:
- О, слышь, чо, подкачался?
Или:
- Э, братух, слы, закажи бицуху, дай заценить!
Возможно, если бы были кафе, и там сидели девчонки, ах, если бы имелись солнечные калифорнийские тусовки, эх, Саманта Фокс на плакате так хороша, Джо Вейдер, апологет культуризма - великий человек. Костина мама хотела купить Косте брюки, но Костя решил, что хватит и одних брюк и купил журнал с Джо Вейдером. Теперь он шел и курил, хотя курить было вредно, но роение идей было столь велико, что остановить это было невозможно. Вот лавочки, и там, на лавочках, сидят ребята и наливают.
- О, Костян, вмажешь?
- Не, пацаны.
- А чего?
- Я ж спортом занимаюсь.
- О, офигеть. А чем?
- Качаюсь.
- Чо, уже подкачался?
- Да еще нет.
- Ну ты это, давай. Спорт-спорт.
Улицы поселка почти пусты, хотя и вечер. Вот проезжает машина, это - популярные номера, но как этого мужика зовут? А вот едет Ваз 2105 "Русский Мерседес", на нем перемещается Родионов Славик, и ни на кого он не обращает внимания. Родионов Славик работал в Сельхоз Конторе, вроде бы говорили, что платят (плотют) там много, но хорошо, что вообще платили. В середине 90-х занятость в Молхозе все еще была - работал и свинокомплекс, и окружные фермы, половина поселка стояла на рынке - но рынок в ту пору был только по выходным. Говорили, что процентов 80% мужчин до 35 работало в ментовке. И, хотя представить себе это было трудно, милиционеров и правда было неприлично много. Косте также говорили, что скоро будет место в отделе, и он сможет туда пойти.
Прошел Костя дворами - тишина. Повернул к яру и увидел Бегина.
- О, Бегин, - сказал он.
- Вишь, мацаю, - отвечал Бегин.
Куст рост посреди улицы, и Бегин был тут как тут.
- Чо, будешь? - спросил он.
- Я - нет. Я качаюсь, - отвечал он.
Мысль - поле, ферма. Какие там, на ферме, зверьки? Тут мы можем рассуждать сколько угодно, потому что сами мы ничего не знаем, хотя такое явление, как вечное отсутствие скуки - вполне вещь не редкая, это значит, что человек способен занять себя самого. Это, получается, очень хорошая функция - допустим, у тебя и денег нет, а ты не грустишь, потому что видишь впереди себя широчайшую дорогу - остается только идти. Тут, если разобраться, и надежды не нужны - потому что тебя постоянно что-то радует. Миновал Костя Бегина, а вот - и желтая Ноль Первая популярного мужика Кургузова. Сам Кургузов стоит возле ворот и чего-то на Костю пялится, и хочется сказать - чо ты смотришь! - но Кургузов выглядит опасно. Это очень злой тракторист. Помимо всего, он ездит по полям, по мусоркам, собирает чего-то, двор его полон свиней и даже коров, и из него постоянно воняет.
Прошел Костя вверх по улице. День не выходной, вечером дискотеки нет, потому и народу нет. Что делать? Проехал велосипедист, толстый дядя (как его, не вспомнить) и тоже на Костю пялился. Да что такое?
Солнце уже скрылось за серой громадиной поликлиники. В промежутке между домами видна темнеющая даль, поля, неясные дымы, может быть даже - линия горизонта. Джо Вейдер говорил.... Но что он говорил? Да, нужно есть девять раз в день. Вопрос с питанием 9 раз в день был сложным, потому что еще по армии Костя знал, что, если ты взялся качаться, нужен метан (это таблетки такие) и детское питание. Ребята как качались. Подходят, таскают железо и тут же в процессе накачки припивают питание. Глоточек сделал: ых, ых! И снова качаться. Метан надо было есть методом так называемое пирамиды, но его еще где-то надо было достать, метан этот. Далее, питаться надо было правильно - творожок, сметана, яйца. То же детское питание - в перерывах. Но вся проблема была в том, что дома у Кости был борщ, да суп, да, может, иногда - макароны, жареная картошка.
Поесть!
Решил Костя зайти у бабушке - уж у нее наверняка будут яйца, и их можно будет употребить в сыром виде - допустим, восемь яиц за раз. Как подходил Костя ко двору бабушкиному, было слышно, как кукарекают у нее петухи. Это ж только в книжках пишут, что петухи кукарекают чисто утром - да ну, ребята, фиг вам, а не утро - петухи кукарекают круглые сутки, и, при чем, опытный натуралист обнаружил бы тут очень интересную тенденцию - кукареканье происходит не само по себе, а идет волной. Как начнет петушье на одной краю кукарекать, так его начинают прочие петухи подхватывать в порядке очереди, и идет волна кукареканья через весь Молхоз, к оврагам, а там, в оврагах, быть может, своя жизнь - сидят там ребята, пьют водку и говорят о жизни. В последнее ж время там все больше варили молоко и там же и угащались, избавляя себя самих от грусти.
Пришел Костя к бабушке, попросил поесть, и та дала ему борща.
- А есть яйца? - спросил Костя.
- Да.
- А мне сырые.
- А зачем тебе сырые.
- Да надо.
- Ух ты дитятко.
У соседа играл магнитофон - в ту пору слушать музыку так, чтобы слышали все в округе, было признаком хорошего тона. Но играла группа "Ласковый бык", а Костя такое не слушал. В сельской местности России "Ласковый бык" был крайне популярен, потому что казалось, что и группа сама - сельская, песни были такие, словно бы их где-то на ферме сочинили и там же и записали.
Я смотрю на луну
И никак не пойму
Отчего, почему
Мне так тяжко.
Ты ушла навсегда,
И на сердце беда
Ты девченка моя,
Бедняжка!
Пацаны, пацаны -
Вы держите штаны,
Вы держите штанишки, мальчишки!
Пацаны, пацаны -
Вы держите штаны,
От девченок держите, парнишки!
Хэви-метал, а именно он был теперь был популярен у молодежи, также был попутным средством для накурки или припития молока. Конопли вокруг Молхоза было море, да и по огородам она росла как хотела, никто ее не вырубал. Если ж говорить был про мак, то такими серьезными делами мало кто увлекался. Так вот, как оно было: курнут ребята, включат, например, "Cannibal Corpse", сидят, тащатся - или же дергают головами, или же подпевают, рычат.
- Братуха, как?
- Не-штяк!
И потом, сами смотрите: на водку деньги нужны, а где их взять? Даже и на самогон, хотя он и дешев, тоже хоть какие-то бабки нужны. Пиво - так его тогда вообще не продавали. А конопли пошел, намацал, покурил - и жизнь состоялась.
Ласковый Бык продолжал петь:
В сердце лишь суета -
Не сойти бы с ума.
Виновата сама,
Дорогая
Мне тебя не понять,
Тебя не обнять,
Не обнять, не понять,
Родная
На тусовке у нас
Обогреют и вас
Приходите сюда
С друзьями,
Но девченку мою
Не кадрите, молю,
Не кадрите, молю,
С друзьями!
Выпил Костя шесть яиц. Да, строго шесть - потому что подходов с железом - по шесть, а потом уж - что делать, поел борща. А дальше ж ничего не оставалось, как идти домой.
Еще несколько лет назад изо всех открытых окон, да и из окон машин, лились песни Марины Журавлевой. Да ведь и не скажешь, что певица по своей музыкальной харизме не сельская - самое то - застолье, водочка, танцы, крики радости. Человек со стороны (хотя, такого и представить себе сложно), мог бы предположить, что песни те зародились на кабаке как раз в таком вот Молхозе, однако, тут он будет не прав - слушала московскую певицы вся страна. Да и про кабаки я погорячился. Если нужно было где-то выпить, а дома был не вариант, то пили, в-основном, на улице - на скамейке, во дворах школ, во дворе детского сада (вечером), просто стоя у стенки с пузырем, на дискотеке, ну и, чаще всего, в кустах - а уж с кустами тут не было проблем. А можно было еще и на пустырь выйти - а там места много, и ментов нет. Да туда и бабу можно привести, если что.
Так и вспомнил Костя, пока шел улицами, вспомнил про Бычкову - всем было известно, что она не отказывает, и что ее водят в кусты (именно в кусты, потому что другого места для соития и не найти). Тут главное Бычковой налить, она и согласиться. Костя как-то взялся мечтать, как он привел Бычкову в кусты и намечтал уже так, что все состоялась, а потому, ему уже казалось, что так и было. Он об этом и ребятам рассказывали. Одни удивлялись, другие говорили "брешешь".
Шел мимо старого двора Костя. До 17 лет прожил он в двухэтажке, недалеко от поликлиники, и все его друзья теперь оставались там - и Бян, и Кабан, и даже Вадик Теплый - хотя Вадик непосредственно не двухэтажке не жил, но двор его был по соседству. Во двор приходил и Ваня Васильченко, и Леша Дрокин, да и кто только не приходил. Там, романтическими вечерами, сидел он на скамейке с магнитофоном "Весна-311" и слушал ансамбль "Accept". Когда это было? Кажется, что никогда.
Повернул он вниз, к улице, что шла мимо яра. Погода была теплая, люди возились в огородах, поливали из шланга. По поселку часто ходила комиссия и искала шланги, и обычно говорилось так: прячь шланх, не то оштрахуют. Многие ж поливали в наглую и на все ложили. Из одного из дворов слышалась музыка, крики: бухали. Костя вдруг сочинил такую историю (позже он рассказал ее Кабану и Лёне):
- Ну как, я шел. Возле двора стояла девчонка. Ну как девчонка. Лет восемнадцать. Вся такая. И кардан, видно, что спортом занимается. И сиськи тоже спортивные. Я просто шел, я ей улыбнулся, а она говорит: молодой человек, можно попросить вас как мужчину. Я ж ничего не подумал. Ладно. Она зовет меня во двор. Двор такой неплохой, ухоженный, виноградик висит, видно, что родители - не бедные. Мы проходим двор, заходим в огород, и тут она снимает футболку и спрашивает: ну как, нравится? Я аж обладел. Я говорю: девушка, не будите во мне зверя. А она спрашивает: а что, а если разбужу? Ну ладно. Мы там же и занялись любовью.
Так вот, Кабан на эту историю прореагировал вяло. Бян вообще не слушал - ему все было как о стенку горох. Лёня бы поверил, но встретил его Костя аж через неделю, а тогда история уже была замещена другой.
До дома же было уже недалеко. И справа, и слева, стояли ряды типовых трехэтажек. На балконах болталось белье, в разбитых под ними микро-огородиках росли кое-какие овощи и цветы. В одном из таких огородиках девушка, возясь с тяпкой, нагнулась - Костя, увидев это, тут же сочинил: мол, засмотрелся он, а девушка обернулась, а он спросил - а чего это вы, девушка, стоите раком. А она спросила - а что, нельзя? А он сказал - да нет, можно. А она спросила: а может, вы чего-то хотите? А он спросил - а что вы имеете в виду? А она засмеялась - а что вы имеете в виду? А я ответил - что имею, то и введу. А она - о, а можно посмотреть то, что вы хотите ввести? А я говорю, а где мы посмотрим? А она такая улыбается - а что же вас заинтересовало? А я - поза у вас, девушка, такая, что нельзя мимо пройти, я же не виноват. И мы пошли в гараж, а она спрашивает - вы хотите проверить именно эту позу? Я говорю - да....
Замечтался Костя, но тут из кустов его окликнули:
- Костян!
Голос был глухой, тяжкий, как у волка их "Ну погоди!".
- Кто там? - спросил Костя.
- Да я, Сашок.
- Какой Сашок?
- Моток.
- А чего ты, Моток? - удивился Костя.
- Ты, да личинку сел отложить?
- А чо домой не донёс?
- Слышь, Костян. А есть бумажка?
- Да откуда.
- Костян, не в падлу, а глянь, не валяется там ничо?
- В смысле?
- Ну бумажка.
Пошел Костя искать бумажку, ищет, а нигде, как назло, ничего не валяется. Минут пять искал, Моток уже из кустов кричит:
- Костян, ну скоро ты?
- Да нету.
- Да гонишь. Уже мухи кусать начали.
- Да листик возьми!
- Да ты офигел!
- Да ты сам офигел!
Разозлился Костя и ушел, оставил Мотка сидеть в кустах. А как пришел он домой, так полез в стенной шкаф, вынул упаковку молочной смеси "Малыш", да только пустая была коробка. Искал он, искал, нашел еще одну пустую коробку. Да, трудна судьба русского культуриста 90-х.
Глава 1
Помните, была популярная песня "А не спеть ли нам песню о любви?" На гитаре ее хорошо играл Юра Хач (был он русский, а кличка такая - это потому что фамилия - Хачатуров. Вроде бы не русская, и на вид Юра был не очень русский, но утверждал, что - русский). Костя тоже попытался выучиться играть на гитаре, но у него не получалось быстро перебирать аккорды - хотя два аккорда брались легко - Am и C, а с остальными была беда, а уж про баррэ и говорить было нечего. Гитаристов в поселке Молхоз было мало, и над ними часто смеялись - идет, к примеру, парень с гитарой, а на него пальцем тычут и смеются. Но уж если парень на гитаре играл, то это значило немало. Подпольный рокер, не иначе.