* * *

Здравствуй Америка. Здравствуйте братья и сёстры.
Как поживаете видим мы, и сострадаем за сию ипостась.
Чаша нынешнего переполнена мраком и светом фиесты,
Чуть обожглась богоматерь во славе, но не сдалась.
Так ослепляет любовь к беспредельному оптимизму, 
Он сеет ненависть из-за алчных целей и стратегий сынков,
Всё для себя, а для нуждающихся кризисную клизму,
Рынок свободен, торгуй, преуспевай, типа для общих основ.
В джунглях основы есть тоже, как равенство в бане,
Нравственность есть, когда сыт и слабые рядом пасутся,
Только нужны надёжность и доверие к элитному клану,
И рост с процветанием обеспечены, и кризисы сами срастутся.
Молот рекламный куёт безустали нескончаемые желания,
Яркие личности, стойкие, энергичные, на лихих конях впереди, 
Денег навалом в заначках у игроков, а на счётчике обнищания, 
Только упорный труд, динамичность и альтруизм всех победит. 
Здравствуй Америка. Эффективность и ум твой мы оценили,
Музыкой сыты и кином, да всяким-яким мелким добром,
Мы даже сотрудничаем, если навар от лохов где-то узрели,
Нам любые самосозданные препятствия и вызовы нипочём.
Пусть братья и сёстры принимают как должное эту свободу,
Ещё есть ресурсы, мощь гос-команды и даровитое людьё,
Не зря богоматерь держит факел вечности детям в угоду,
Значит наступит судьбы поворот, освещающий всех и новьё.
Знаем, всё барахло ваше и влияния нам почти как родные,
Но мы смело ворчим и ропчем на ваших и наших шишкадержателей,
Да, и нас развели, раскололи эгоманы коварно-шальные,
Здравствуй глобальный мир интерпретаторов и подражателей.
 
   
* * *

Не ври халдей, когда раскроются все мифы,
тогда и мир умрёт; они людские, их множество,
а мир старей всего, и мифы словно рифы,
но и они, как видим мы, лишь для того,
чтобы ласкали и хлестали волны их почаще, 
уж сколько раскрошилось их на части,
они стоят, и чаек и пингвинов роды сохраняя,
и в них увидишь - активистов, лакеев, баев, 
патриотов, вожаков, хулителей, героев, негодяев,
и все они матушку-природу познавая,
живут, плодятся, умирают, от хищников морских,
привычки, тактики рефлексов в детях развивая,
кто послабей, увы, раньше станет пищей смерти,
кто посильней хлебнёт сполна надёгу круговерти,
не только шкурным малодушием их мир един,
но миф свободного полёта и плаванья непобедим,
особенно когда скуднеет выживания среда,
и устремляются стаи и стада туда,
где мифы пышат теплотою, духом, пищей и развратом,
трудяги или трутни, тоскоют даже по возврату,
где зачинался род и мифы, фатальное с реальным,
они от скуки борятся в общении батальном,
им не дано и денег нету на индустрию и хай-тек,
нето бы кризис, катастрофа и война у них была 
не из-за пищи или самок, а против всех,
чтоб победить прискорбную недоношенность ума,
нет, не мыслители они, такая философия им не нужна,
ты скажешь: не сравнивай сознательное с безсознаньем,
но разве ты предотвратил хотя б одну фатальность,
слова мы все горазды строить в предложенья,
и мним, что в мудрых мифах воли удовлетворенья,
от монотонности мирской напустим диссонанс,
и государственностью рифов подтвердим баланс,
(а может казнокрады, растлители, детоубийцы для тебя 
и есть та государственность новья?)
и даже волны пенные мы пожурим сутяжно,
авось и нам в племени станет чуть вальяжно,
и вроде жизнь и мир висит на прочном волоске,
и дух возвысился, а счастья миф строй хоть на песке,
всезнайки мыслей Авелей с Каинами помирили,
и даже о своей скоротечной жизни не забыли,
а чтобы скоротать её с добром повеселей,
да здравствует жратва и пойло, и интернетный бой теней!
и вроде ты сильнее с теми, кто тебя глупей,
по сути это горе общее, как злоба разных степеней,
топорщит человеков от безвыходных притензий,
а им всучают нео-романтический порыв в саду гортензий,
ты мнил себя царём с монахом в образе одном,
но лишь остался здравомысленным кротом, 
как прежде - время-деньги, за кулисами, на сцене,
взбодряет радость каждой объективной перемены,
и хочеться не мышцами, так хоть душою к ним примкнуть,
но очередь большая, нервная, чтоб свой кусочек откуснуть,
приходится довольствоваться, что бог пошлёт,
мы ж верим, что если он даёт, то и по праву заберёт,
но если кровь волнуется и сердце иногда болит,
знать жизнь мирская не лживою угрозой тяготит,   
мы осмелели, и сразу нахлынули разные невзгоды, 
страдания так хочется прикрыть чем-нибудь достойным,
коварная судьба, ищите выход, - скажут воеводы,
и мы у рифов вымаливаем мифы, чтоб хоть спать спокойно,
а утром снова в бой, плевать на непогоду,  
и время гонит лошадей, готовься к новому году.    


* * *

Пришла весна
из тёплых, ярких дней,
Бульвары ожили и верба отцветает,
В движеньи город,
в облагороженных желаниях людей,
От монопольных упаковок очищают.

Смешались запахи,
дымят костры, витает пыль,
Где труд иль служба,
где ученье иль дерзновенные мечты,
Саморазвитие человека не безсмысленная быль,
Мы знаем от рожденья до кладбищенской плиты.

Примазалась чужая вера не на долго,
Прошедшее - укусы комаров,
Уж скоро вспучится и разольётся Волга,
Весна и трепет всех благодеянных основ.

Пора любви и тёплых грозовых дождей,
Пора загадок и очарованье Мая,
Она надежда вечная для всех людей,
И наши свойства человечьи окрыляет.


* * *

Утро зардело и ты уже в пути,
Семья - идеал и тебе арбу нести,
Главное любишь, знать всё перетерпите,
Трудно бывает, но в том исцеление.

Безнадёги нет, даже в одиночестве,
Мы все прошли удалое отрочество,
Ежли к вечеру ты что-то успел,
Знать не зря день прошёл
и каждый ещё чуть прозрел.

Наверняка и ты доведёшь до ума
Всё, что считаешь важным,
Сто пудов и ты поверишь в себя,
И с верою этой станешь рассудительным 
и в чём-то отважным,
Жизнь сама раздаёт всем занятия,
Только не надорвись,
Ведь прожить - это высь!


* * *

Давай посидим на дорожку,
Да выпьем на посошок,
Я покину и твою сторожку,
О себе оставив слушок.

И пойду через лес по тропине,
Не боясь чёрно-жёлтый мрак,
А потом чрез поля России,
Тут уж сгнил многочисленный враг.

Что ли новые витии,
Подгорчили тепло ветерка,
Да без хмеля стоят как хмельные,
По дороге пушат тополя.

Все колдобины не объедешь,
Мимо дубов-колдунов,
Может к милой своей заедешь,
Вновь найдешь передышку и кров.

Утром встретят плакучие ивы,
Но ты отвлечёшься в даль,
Там смешались уж тучи густые,
Только кромок сияет вуаль.

У подножья нашего града,
Запестрели утёсы домов,
Это наша с тобой мириада,
Горожан и природных основ. 


Памятник Мандельштаму

                                       Как символ веры в человека, поэтический  канон,
                                       отобразился его след и в  мировой культуре...  


Город снежный спал, и оттепель далече,
Ссыльного по городу, вороны вели,
Он бодрился: 'Ося я, с воронежских предтечий,
Ваш поэт иль не признали земляки?'

Что народ - богоноситель, это точно,
Любит отщепенцев с разорванной душой,
Но в 30-х было всё не прочно,
Страх величия, со злобою тупой.

Много сгинуло просолов-стихотворцев,
Только память в поколениях жива,
То могилы оскверняют 
иль пямятник смешной свободовольцу,
Наконец-то, поставили кровные братья.

Голова на римской плахе, как хотели,
Жаль, что рядом нет лаванды с миндалём,
Чтобы старики хотя б благоговели,
Вспоминая о печальном, гордом и босом.

Он собрат московский, питерский и варшавянский,
Притулился - на Солянке, в трёх углах,
Как в семье народной на делянке,
Летописно рассуждает о вере в небесах.

Город - богатырь, и спал, и просыпался,
Деревянный рай с фонтаном прославлял, 
И по-трезвому с цинизмом западным тягался,
Но не покорился и духом не упал.

Вот и я, как гость, к его истокам возвращаюсь,
Не жалею больше ни о чём,
Здесь наш корень, что до океанов прорастает,
Всем смертям назло, слагаем песни мы о нём.



Пушкинский дух в Британии

                                   В высоком лондонском кругу - 
                                          контроль и власть, и возомнившие тщеславия...
                                           

Империя - как притягательно, прикрасно ты звучишь,
В тебе отца и матери - любовь, суровость и тревога, 
Своим глубинным тайным смыслом многих ты манишь,
В тебе культура, свойства и природа. 

Тебе известны веры и народы, ландшафты и просторы,
даже не твои. И становясь всё благосклоннее в разумных спорах,
Но прагматичных выгод не упустишь ты,
Иначе б внуки остались вне укоров.

Сыны и дочери познали принцип, философию и образ жизни,
Твоею хитростью и волей эстетической полны,
В отцовских путешествах научились, как расширяют тризны,
Под вашим покровительством росли плоды.

Не даром здесь бывал великий рыцарь Пушкин,
В присутствии сумел имперским духом и пол мира охватить,
С тобой, каноном поделился он насущным,
И под другим мировозреньем не желал уж мнить.

Смирился сам. И вовсе не остыл,
Щемило сердце целомудрия живого,
В лабзаньях хладных не распылял свой вдохновенный пыл,      
Картины бытия вещая, от сложного и до простого.  

Вот и теперь, туман рассеялся, над Темзой тёплые лучи, 
Прогрели чувственность и естество рассудка,
Но жизненные цели и препятствия приятны на пути, 
Империи всегда важны - первопроходцы и раскрутка. 
  
Конечно, северный цинизм сродни русскоязычному снобизму,
Помимо всех интриг, в обоих плодотворный импульс не иссяк,   
И в наших демографиях есть просветления и катаклизмы,      
Разумность, легкомыслие, пророчества и оболочки на костяк.

По-прежнему - мы не враги, но друг от друга отдалились,
Не уж то зависть, мнительность, или какая хворь ещё,
Что ль зря мы козырями всему миру похвалились,
Иль лавры нам не так важны, лишь трудных планов громадьё.  

И мы за ними, пришпорены угодливой судьбой, 
Всё громко рассуждаем, чтоб нам не стало хуже,
'Другие времена! Хуже, от кого?' - вещаем прям на мостовой,
И хвалим праздную кумирню в силе дюжей.
   

Действительность нам предоставит жизнь и смерть,
Где счастье, радость, где тоска в рыданиях и унижении, 
Ведь с верху легче наблюдать сей жизни круговерть,
А что не доглядели - переплавится в забвении.

Всё это были лишь грани бытия,
В которых познаётся поведение и мыли наши,
И предков мы любили, и ненавидели любя,
А прошлого уж нет, и только будущее кажется нам краше.

В нём видим мы: сверхновые дома, бескрайние сады,
Народ весёлый, и вроде всё в порядке, 
Культура бьёт фонтаном, и отношения просты,
А воздух чист, и не дурманит без оглядки.

Мы много отдали бы, чтоб хоть раз взглянуть,
Что с романтичной строгостью мы там намечтали,
Но дети сами не дадут всё лучшее перевернуть,
И мы в движении ошибки опознавали.

Так день прошёл, мы встретились не зря,
Удостоверились в словах и вроде помирились,
Уж светозарная луна над Темзою взошла,
И с огнегривым Лондоном на этом мы простились.

Домой. Где есть судьба и кров, всё по местам,
Где многое до боли любо и знакомо,
Где духи гениев, как будто бродят по пятам, 
Империя, ты там, где чувствуешь себя всегда как дома.
  
        
   
Фантом Лолиты

Когда созрела плоть, но ум ещё пустой,
Он ищет с жадностью вкусных подражаний,
И превращаяся в коктейль густой,
Навеивает уйму не своих страданий.

Вот так, порою, безотцовщина растёт,
Между любезной местью и природною ошибкой,
И если невтерпёжь - она на всё пойдёт,
Внутри уже червивясь, но с гордою улыбкой.     

Уж рассуждает, словно три войны пережила,
В уютной и мобильной комнатушке всё видала,
Ей кажется - она всех матерей переросла,
И все несчастья их почти что наверстала.

А не удавшимся отцам и невдомёк,
Что на глазах фантом Лолиты прорастает,
И ждёт её тоскливый, изношенный холодной рок,
Он и теперь её запросы извращает.

Так, мы родители не отдаём отчёт,
Когда за взрослых детей воспринимаем,
Всё верим, что в процессе эта блажь пройдёт,
Но от соседских горестей мы прозреваем.

Повремени, Лолита, чёрствой женщиною слыть,
Ещё ты станешь любимою и верною женою,
Зигзаги жизни будешь стойко проходить,
До старости, как мать, с боготворенною судьбою.