Аннотация: головокружительная карьера простого русского парня в условиях разряженной атмосферы
Говорят, что история повторяется дважды: первый раз - в виде трагедии, второй раз - в виде сослагательного наклонения.
I
Директор шахты "Румольская" Николай Иванович Клыков сидел в своём кабинете и размышлял. Развёрнутая перед ним на столе сводка красноречиво свидетельствовала о том, что план выработки в этом месяце выполнен не будет. Ни при каких обстоятельствах. И дело даже не в том, что отставание от графика составило минимум две недели. Настроение рабочих -- вот что его беспокоило больше всего.
Бригадир проходчиков Егоров на собрании трудового коллектива выразил общую мысль предельно ясно:
- Так продолжаться не может, - сказал он. - Нормы выработки завышены, инструмент и техника изношены, из продуктов нам шлют одни рыбные консервы. Так и до цинги не далеко. А во что мы одеты? Это разве скафандры? - Он показал рукой в сторону раздевалки. - Это не скафандры, а телогрейки со стеклянными куполами. Каменный век!
- Верно!
- Правильно говорит!
- Где обещанные сапоги на магнитах?
- Где перчатки с присосками?
Парторг шахты Востриков Емельян Захарович тяжело и нехотя поднялся со своего места.
- Чего бузишь? - укорил он Егорова. - Или ты не знал о трудностях, когда подписывал контракт?
- В контракте упоминались трудности совсем другого рода. Я прилетел сюда руду добывать, а не чинить по ночам отопление в кубрике.
- Так-то оно так, Григорий Александрович, - вступился за парторга Клыков. - Но мы не можем думать только о себе, не учитывать объективных причин. Мировой экономический кризис, неурожай...
- Ага. Вон, у соседей -- немцев -- скафандры на сентипоне, и на завтрак -- свежий апельсиновый сок. И никакой кризис им не помеха. А что, если завтра нам не подвезут вовремя кислород? Без фруктов человек ещё как-то может продержаться, а без воздуха...
Трудно, ой, трудно дался Клыкову этот разговор. Он понимал, что люди во многом правы, и пустить решение проблемы на самотёк ему не удастся.
Он придвинул к себе чистый листок гербовой бумаги и вывел на самом верху:
"Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!"
Двенадцать лет назад он, тогда ещё совсем юный и необстрелянный птенец, записался добровольцем на освоение месторождения N1365. За его плечами на тот момент были лишь горный техникум да три года на приисках в тайге. Ни руководящего опыта, ни правительственных наград. Но его заявление неожиданно приняли, и он предстал перед Трудовой Комиссией.
Сначала его полдня изучали медики: заставляли приседать, гоняли на тренажёрах, кололи в вену реагенты, измеряли пульс. А потом он оказался в просторной белой комнате с широким столом вдоль окна, за которым сидели: представитель ВПС Сусликов Ипполит Анатольевич, архимандрит Кирилл и светило мировой науки доктор Крейцер.
- В Бога веруешь? - поинтересовался священник.
- Так точно.
- О чем говорится в десятой Заповеди?
- Своими словами?
- Любыми.
- Не возжелать жены ближнего, имущества его, ну, и всё такое прочее.
- Когда последний раз причащался?
- На прошлой неделе.
- Можешь назвать кого-нибудь из Святых Апостолов?
- Павел, Пётр, Андрей, Фома...
- Достаточно. - Кирилл повернулся к коллегам. - Годится.
Сусликов полистал лежавшие перед ним бумаги.
- Характеристика с места учебы достойная. А как со здоровьем?
- Был перелом среднего пальца на правой руке лет пять назад. В остальном -- здоров, как бык.
- Какое примем решение, господа?
- Разрешить, - сказал поп.
- Разрешить, - подтвердил доктор.
- Ну, раз так, то и я не против, - подытожил Сусликов.
Далее события развивались стремительно, как на центрифуге. Он прошёл краткосрочные курсы профессиональной подготовки и уже через три месяца вылетел к месту дислокации.
Начал простым проходчиком на "Румольской", а через двенадцать лет его назначили директором -- вот такая простая и одновременно яркая судьба.
В Партию он вступил уже здесь, на Луне.
"Уважаемые члены Высшего Партийного Совета!
В связи с резко обострившимися противоречиями во вверенном мне хозяйстве прошу рассмотреть вопрос о выделении дополнительных продовольственных ресурсов, а также навести порядок в поставках обмундирования и оборудования..."
Письмо содержало множество скупых и точных формулировок, явных и неявных просьб, требований и предложений. Заканчивалось оно так:
"Прошу форсировать решение данного вопроса, так как имеются все основания предполагать возможность возникновения стихийных волнений и беспорядков".
II
"Румольская" -- это не совсем шахта. Вернее, совсем не шахта. Это разрез. Калдоний никогда не располагается глубже десяти метров от поверхности, поэтому его добывают открытым способом. Взрывники минируют небольшой участок и производят взрыв, снимая таким образом пустой верхний слой и оголяя породу, а затем проходчики прокладывают рельсы, и начинается собственно разработка.
Порода рыхлая и лёгкая, для загрузки её в тележки нужны лишь обычные лопаты да трудолюбивые руки. Основной её недостаток -- это низкое содержание драгоценного калдония: всего сто миллиграмм на тонну. Легко подсчитать, что для добычи одного килограмма -- то есть месячной нормы -- приходится в буквальном смысле перелопачивать десять тысяч тонн лунного грунта.
Обогащение происходит тут же, на Луне, на специально построенной для этих целей фабрике. Никому и в голову не придёт тащить весь этот мусор на Землю. Да и экономически оно выгоднее, несмотря на то, что больше половины имеющихся ресурсов шахты тратится именно на поддержание работоспособности фабрики. Директор её -- Богатырёв Петр Терентьевич -- второй после Клыкова человек. Как по регламенту, так и фактически.
Потребности страны в калдонии значительно выше, однако возможности расширить его добычу и построить, скажем, ещё одну лунную базу, пока нет. Приходится отвлекаться и на повышение обороноспособности, и на продовольственные задачи, и на поддержание противометеоритного купола. Всё это накладывает на румольцев двойную ответственность. Они -- авангард человечества в постоянной борьбе за светлое будущее.
Оперативное управление шахтой осуществляется из передвижного штаба, сконструированного на базе ракетного тягача и стандартного комплекта биолаборатории. Такой подход объясняется просто: ведь по мере разработки разрез постоянно отодвигается всё дальше и дальше от центрального узла жизнеобеспечения. Вот штаб и следует за ним, буквально наступая на пятки и подгоняя.
На том же принципе мобильности построены и бытовки для персонала, где хранится инвентарь и спецодежда. Только тягач у них -- один на всех, и не такой мощный.
По рабочим местам людей развозит автобус. Его румольцы смастерили сами из таранного бульдозера, вышедшего из строя. Проделали сваркой окна в корпусе и обшили сверхпрочным пластиком. Мягкие сиденья нарезали из обычных диванов. В народе это средство передвижения шутливо называют "Бурлак".
К северу от разреза расположились два огромных стационарных здания.
В спальном корпусе -- тридцать четыре кубрика. Каждый рассчитан на четыре тела. Но это вовсе не означает, что общая численность населения "Румольской" -- с то тридцать шесть человек. На самом деле их почти в три раза больше, но так как работа ведётся по сменам, то и необходимости в дополнительных лежачих местах нет. График сна утверждается на год вперёд и неукоснительно соблюдается.
В перерывах между работой и сном население отдыхает в общем корпусе, соединённом со спальным прочной гибкой трубой. Там есть и уютная столовая, и библиотека, и кинозал, служащий по совместительству местом для общих собраний. В спортивном зале, как водится, установлены велотренажёры и приспособления для силовых упражнений -- очень важный элемент здорового образа жизни, особенно в условиях ослабленного притяжения.
Есть душевые комнаты и даже баня -- предмет особой гордости румольцев. Из-за жёсткой экономии воды приходится, конечно, дозировать эти простые земные удовольствия, но, с другой стороны, их прекрасно заменяют кабины санитарной обработки, где под струями сжатого воздуха можно привести себя в порядок после смены.
Ну и, конечно, имеется лазарет, оборудованный по последнему слову науки и техники. На Земле не в каждой больнице вы найдёте аппарат для пересадки сердца или почек. А здесь -- пожалуйста. И главврач -- Порфирий Анатольевич -- до того, как приехал сюда добровольцем, работал третьим заместителем министра здравоохранения.
Другое дело, что болеть на "Румольской" некогда. Да и некому -- народ на шахту едет специально отобранный и подготовленный. Поэтому в лазарете редко бывают аншлаги. Если же у кого-то возникают серьёзные проблемы со здоровьем, то его немедленно комиссуют и отправляют на Землю.
Несколько специальных палат со звукоизоляцией служат для интимных встреч, но особой популярностью они не пользуются, так как большинство предпочитает принимать "имполакс", гарантированно подавляющий всякое влечение на целый месяц. Така мера оправдывает себя, поскольку, во-первых, женщин на "Румольской" гораздо меньше, а, во-вторых, средняя продолжительность полового акта на Луне в четыре раза дольше, что создаёт дополнительные неудобства участникам процесса.
У Клыкова в общем корпусе есть отдельный кабинет, однако он давно отказался от единоличного права распоряжаться им. Пока директор находится в штабе, в его кабинете проходят заседания клубов по интересам, шахматные матчи, репетиции местной самодеятельности -- то есть мероприятия, не требующие большого пространства, но которым тесно в компактных коридорах и рекреациях.
Космодром, площадка которого рассчитана на одновременный прием трёх грузовых кораблей, находится на севере от жилых корпусов, в безопасном удалении. Роль дополнительной защиты играет также гора пустой породы, вывозимой с обогатительной фабрики. Космодром -- самый большой на Луне. Строился с запасом, с учётом растущих потребностей. А пока его часто сдают в аренду соседям-немцам, если у тех не хватает своих мощностей. Конечно, не бесплатно.
У них там свои порядки, немецкие, русскому человеку мало понятные. Но жаловаться на них грех. Отношения поддерживают нормальные, на чужое на зарятся, при случае могут и выручить. Их управляющий Детлефф Хопперхофф когда-то учился в МГУ, болтает по-русски не хуже некоторых румольцев. Кстати, это ему принадлежит идея совместных дискотек -- по великим праздникам случается у них такое мероприятие. Немцы, конечно, строго следят за чистотой нации, поэтому никакого "перекрестного опыления" они не допускают, но развлечения получаются неплохие. Особенно для молодёжи.
Платят на "Румольской" хорошо. Клыков как-то подсчитал, что на Земле он за свою месячную зарплату год горбатиться должен. Причём, не где-нибудь в теплом московском офисе, а прорабом на стройке. Или старшим камнесборщиком где-нибудь на Ставрополье. Опять же, пенсия румольцам обеспечена персональная, с надбавками за пребывание в вакууме.
III
Прибытие грузолёта ожидалось во второй половине дня. Это рутинное событие, происходившее один раз в два-три месяца, вызывало, тем не менее, ажиотаж среди населения шахты. Кому-то из дома передавали посылки, кто-то получал новые вещь-потребности. И уж совсем особенное внимание привлекали рейсы с пополнением.
Сегодня как раз и был такой.
Клыков накануне тщательно изучил характеристики новобранцев, ознакомился с личными делами: оба молодые, полные задора и планов на будущее.
Ольга Сарапулова, 23 года, выпускница Краснодарского института пищевой и лёгкой промышленности. Прислана в помощь поварихе Тамаре. На фото -- белокурая девчушка, слегка курносая, но довольно-таки приятная лицом. В институте занималась общественной работой помимо учебы -- вела "Клуб любителей морского боя". Общительная, судя по всему. И не робкого десятка.
Андрей Померанцев, 26 лет, геолог, закончил Селигерскую академию управления. Имеет две награды: медаль "За трудовые подвиги" первой степени и почётный знак ЦК Румола "Душа коллектива". Принципиален, требователен к себе и окружающим. Направлен проходчиком вместо отбывающего на заслуженный отдых Петровича. Хотя, конечно, это громко сказано -- Петровича заменить будет не просто. Ну, да ладно.
Однако, если честно, то Клыкова на этот раз беспокоило совсем другое. На дерзкое письмо своё он получил ответ за подписью самого Сусликова. Нельзя утверждать, что ему отказали, но и делать выводы обратного характера он пока не спешил. Расплывчато как-то: мол, рассмотрели, сочли оправданным, поставили на особый контроль.
В политике Клыков мало что смыслил, но каким-то внутренним чутьём он понимал, что не такие пишутся слова, когда принимается положительное решение по наболевшему вопросу. Трубили бы фанфары и лились бы победные речи, если бы оно случилось. А то одна размазня: сочли, рассмотрели, поставили...
Клыков отвлёкся от своих размышлений только в диспетчерской, когда штурман "Тополя" вызвал его на связь и запросил посадку.
- Посадку разрешаю! - сказал в микрофон Клыков.
"Тополь" садился медленно и даже как-то неуклюже. Так оно и понятно: грузоподъёмность -- тысяча четыреста тонн, размах крыльев -- шестьдесят метров. Машина с характером и стальными мышцами. Клыков невольно залюбовался им.
Когда погасли сопла и немного осела пыль, он вышел из диспетчерской навстречу прибывшим, не дожидаясь открытия люков. Всё равно, где стоять -- будка не отапливалась и не снабжалась кислородом.
Первым из грузолёта вышел штурман.
- Ну, здравствуй, Алексей! - Клыков по-дружески толкнул его в плечо и обнял.
- Привет лунатикам! - ответил тот и сам расхохотался своей простоватой шутке.
Вслед за ним у трапа, озираясь по сторонам, показались новички и замерли. Конечно. Им всё сейчас в диковинку: и тусклое лунное небо, и унылый равнинный пейзаж, и даже диспетчерская, одиноко стоящая посреди пустыни. Пусть посмотрят, пока есть такая возможность. Потом наступят трудовые будни, пойдёт адаптация. Нервные срывы, слёзы, просьбы вернуть домой. Не всем удаётся выдержать это испытание до конца.
Да, палец ей в рот не клади -- это сразу бросается в глаза.
- Ну, пойдёмте, коли так. Будем знакомиться с коллективом.
Клыков развернулся на сто восемьдесят градусов и зашагал в сторону корпусов. Удивлённо переглянувшись между собой, двое новичков последовали за ним, оставив штурмана ждать грузчиков. Они, конечно, не собирались видеть никакого злого умысла в том, что за ними не прибыл транспорт, однако странно всё-таки. Не пешком же они здесь передвигаются с утра до вечера.
Клыков улыбался себе под нос и молчал, будто слышал сейчас их спутанные мысли. Так надо, ребята. Почувствовать ногами почву под собой, ощутить себя частью того мира, в котором предстоит провести долгие годы. А покататься ещё успеете. Ещё надоест.
Дорога заняла чуть больше двадцати минут, и вот они очутились в шлюзовом отсеке. Вакуум плавно насытился необходимой для жизни воздушной смесью, и Клыков стянул с себя стеклянный колпак, подавая пример.
Двери разъехались в стороны, и их взору предстали улыбающиеся лица. Грянула гитара.
Ой, приехал! Ой, приехал!
Померанцев наш Андрей!
Нет, совершенно невозможно что-либо скрыть от этих любопытных. Кто им доложил, как зовут нового проходчика? И почему девушке тогда не поют серенады?
Но Клыков не успел высказать эти претензии вслух. Ольгу окружили резвящиеся юноши, и один из них, картинно упав на колени, продекламировал стихи. Что-то из Пушкина, кажется. Ну, всё. Можно за них не беспокоиться. Остальное им покажут и расскажут многочисленные добровольцы.
- Дайте же ей хоть немного освоиться, жеребцы! - всё же произнёс Клыков, но больше для проформы.
IV
Накрытый в столовой праздничный стол не ломился от яств -- режим экономии никто нарушать не собирался. И всё же Тамара слегка решила побаловать собравшихся. Она испекла торт из настоящей муки и к обычной порции белкового супа добавила немного котлет из солонины.
Понятное дело, что старалась она больше ради Петровича. Как-никак, а тридцать четыре года из своих шестидесяти семи проработал он на шахте. Карьеру не делал, потому что не стремился к ней. Любил работать руками. Но авторитета от этого у него не убавлялось.
Молодые бегали к нему за советами -- и по производственным нуждам, и просто так, для себя. Все знали, что Петрович найдет для них правильное слово, подберет только им одним годящееся решение.
И вот завтра его больше не будет среди них.
Клыков поднялся со стула, и все замерли, обратив к нему взгляды.
- Тяжёлый сегодня день для всех нас, - начал он. - Грустный. Не думал, что доживу до того момента, когда вот так буду стоять перед вами и говорить эти горькие слова. Петрович! Ты не забывай нас, пожалуйста. А уж мы, смею уверить тебя, сохраним всё то доброе, что ты посеял в наших сердцах. За тебя! Долгих тебе лет и радости!
Петрович смахнул скупую слезу, а Клыков опрокинул содержимое стакана внутрь и слегка поморщился. За ним проделали ту же процедуру и остальные. Только штурман потихоньку отодвинул от себя напиток. Хотел незаметно, но не получилось.
- Что это ты? - делано удивился Клыков. - Завязал?
- Ты же знаешь, мне завтра обратно. Не положено.
- Да брось ты! В космосе, слава Богу, гаишников пока нет.
Послышался дружный смех.
- Да не хочу я уничтожать ваши запасы, - попытался сменить тему Алексей. - Я же знаю, вам по бутылке водки на человека в месяц выделяют.
- Или две вина.
- Ну, вот видишь.
Клыков усмехнулся.
- Ты крепко сидишь?
- А что такое?
- Обещаешь, что никому ни слова?
- Ты же меня знаешь.
- Так вот. Свою мы научились делать.
- Иди ты! Из чего?
- Из плесени на стенах. Специально выращиваем.
- Ну вы даёте! И как она? Нормальная?
- Не дрейфь. Очистку на центрифуге делаем. Тройную. Для здоровья не опасно. Порфирий Анатольевич может подтвердить.
Главврач демонстративно опрокинул свой стаканчик и довольно крякнул.
Натурально, после такой рекламы отказываться Алексей никак не мог. Он осторожно пригубил напиток, удовлетворённо пожевал губами и осушил бокал. Новички, которые по традиции сели за один стол с директором, тоже удивились не меньше его.
После третьего тоста послышались звуки гитары. Кто умел, исполнял по аккомпанемент этого древнего инструмента пару песен и передавал дальше. Когда дошла очередь до Клыкова, зал стал скандировать:
- Лунную! Лунную!
Директор тронул струны и запел:
Я в суровом холодном краю
вспомнил лунную песню свою,
и тебя, мой далёкий румольский разрез,
самой первой любовью люблю...
Клыков замолчал и поставил гитару возле стола. Народ безмолвствовал, всё ещё находясь под впечатлением музыки и слов. Ольга Сарапулова смотрела на директора глазами, полными восхищения и слёз.
- Эх, душевно поешь! - сказал Егоров. - Такой талант загубил!
- А лунной шахтой руководить талант не нужен? - отшутился Клыков.
И веселье продолжилось. До глубокой ночи они пели песни, спорили, произносили тосты, мечтали о счастливом будущем Луны. Клыков, подобрев от выпитого, посвятил Ольгу и Андрея в некоторые тонкости местного уклада жизни. Обычно он предоставлял новичков заботам коллектива, но что-то его тронуло на этот раз в молодых лицах, с энтузиазмом смотрящих на него. Или только одном лице?
Он поймал себя на мысли, что украдкой рассматривает белокурый завиток у виска девушки, её улыбку, обнажающую ровные зубы...
"Вздор! - одёрнул он себя. - Не о том думаешь сейчас, Николай Иванович. Вот что я тебе скажу".
V
"Тополь" отбыл точно по расписанию. Минута в минуту. Уже перед самым закрытием люка они ещё раз обнялись с Петровичем и пожелали друг другу несколько дежурных банальностей. Так иногда случается: чувства сильнее слов, которые есть лишь оболочка, чуждая эмоциям.
Клыков подождал, пока не исчезла в небе светящаяся точка и немедленно отправился на склад.
Поликарп Андреевич, его заведующий и по совместительству батюшка местной Христианской общины (наместник Бога на Луне, как он сам себя величал), уже с самого утра всячески намекал Клыкову, что, мол, нужно кое-что обсудить. Лицо его выражало при этом озабоченность, что не предвещало ничего хорошего. Впрочем, и без его намеков Клыков не собирался откладывать этого дела в долгий ящик -- распределение прибывшей провизии никогда не терпело отлагательств.
- Вот посмотри, - показал рукой отец Поликарп.
Клыков наклонился к поддону, на котором возвышалась стопка картонных коробок с тушёнкой. Бок одной из них был разорван. Он просунул руку внутрь и тут же разочарованно вытащил обратно.
- Пустая? - не поверил он.
- Почти. Половины банок не достаёт. И так -- в каждой третьей коробке.
- А по документам что?
- По документам должны быть полные.
- Как же ты принимал товар?
Поликарп Андреевич покачал головой.
- Не гневи Бога, Коля! Сам прекрасно знаешь, что невозможно всё проверить. Не обнюхивать же каждую упаковку. Да и не случалось такого никогда раньше.
Клыков задумался.
- Будем проводить ревизию, - наконец, выдохнул он. - Это же форменное свинство!
- Согласен.
- Перепиши всё. Протоколы составь, как положено. Понятых пригласи.
- Ясно.
- И пока -- никому ни слова.
- Само собой.
На деле всё оказалось ещё хуже. Недостача обнаружилась практически во всём: прохудившиеся мешки с сахаром, промокший до степени непригодности чай, рваные пачки с махоркой... Стало очевидно, что это не случайность. Но что тогда?
Собранный в кабинете Клыкова партактив впервые за много лет прошёл за закрытыми дверями.
- Какие будут мнения? - спросил поникших товарищей Клыков после того, как ознакомил с фактами.
- Первым делом необходимо составить рапорт и отправить его в ВПС, - сказал без раздумий Востриков.
- Это понятно, - согласился с ним Богатырёв. - Что в рапорте будет?
- Во-первых, копии протоколов.
- Во-вторых?
- Запрос на внеплановый грузолёт.
Бригадир взрывников Евлоев грохнул кулаком по столу:
- Какая же сволочь могла пойти на такое?!
- Погоди, Магомет! - одернул его Клыков. - Не будем торопиться с выводами.
- Как не торопиться? Что ты кушать через месяц собираешься? Вакуум ты кушать собираешься?
Егоров покачал головой.
- Сомневаюсь я насчёт внепланового грузолёта. Мы того, что по расписанию положено, добиться не можем, а здесь...
- Пессимизм, - одёрнул его Востриков. - Не сомневаться и пеплом голову посыпать нужно, а действовать.
- Хорошенькое действие -- написать рапорт и ждать у моря погоды.
- А что предлагаешь ты?
Егоров встал и нервно прошёлся по кабинету.
- Провести общее собрание коллектива.
- Повестка?
- Сокращение дневного пайка. - Егоров сделал паузу. - И составление рапорта, как того добиваешься ты. Но только не по адресу абстрактного ВПС...
- Абстрактного? - ужаснулся Востриков.
- Да! А на имя самого что ни на есть конкретного Президента.
- Поддерживаю! - поднял руку Евлоев.
- Я тоже, - сказал Богатырёв.
Клыков обвёл взглядом окружающих.
- Принимается, - согласился он. - С этого дня я прошу снять с меня все дополнительные привилегии, касающиеся режима питания. Надеюсь, что и другие члены партактива поступят так же.
VI
Клыков всегда верил, что под уютными сводами "Румольской" собрались лучшие сыны и дочери человечества, но даже он не мог предположить, насколько мужественны и самоотверженны люди, которыми ему доверено руководить.
Его речь выслушали в полной тишине, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Потом, так же спокойно они обсудили текст письма, приняв его единогласно. Нет, они не сыпали пустыми угрозами и жалкими мольбами. Предельно кратко они изложили ситуацию и перечислили по пунктам ряд мер, необходимых к немедленному принятию.
Факс с ответом пришёл уже на следующий день, но почему-то не от Президента, а опять-таки от ВПС. Без подписи. Клыков зачитал его вслух перед оказавшимися в кабинете отцом Поликарпом и Егоровым:
"Румольская", Клыкову
Совершенно секретно
В связи с обнаружившимися фактами вредительства и растраты срочно произвести расследование с целью выявления злоумышленников и их пособников. О результатах проверки доложить не позднее четверга этой недели.
- Это что же такое получается? - воскликнул Поликарп Андреевич. - То есть это мы сами у себя украли? Так что ли?
- Погоди, не кипятись!
- А может, это я украл? Как же! Я же ведь завскладом! Я один принимал товар, без свидетелей. Потом закопал его в кратере. Теперь бегаю туда по ночам и отъедаюсь.
- Никто тебя не обвиняет...
- Да? А какие же ещё выводы можно сделать из этой сраной бумажки?
- Хорошо, что Востриков тебя не слышит, - попытался пошутить Егоров.
- Да чихал я на вашего Вострикова! Где тут хоть слово, хоть полслова про дополнительный рейс? Расследование вместо ужина? Так?
Клыков играл желваками, рассматривая свои плотно сжатые кулаки, с побелевшими костяшками пальцев.
- Думаю, что ситуацию нашу в полной мере можно отнести к разряду чрезвычайных, - проговорил он. - Нужен четко разработанный план дальнейших действий.
Товарищи его закивали головами, но тут раздался какой-то шум вдалеке, и через некоторое время в кабинет ворвался Евлоев, сопровождаемый толпой своих подрывников. Клыков опешил -- он ожидал увидеть всё, что угодно, но только не ту радость, которой буквально захлёбывался Магомет.
- Николай Иванович! Дорогой! - закричал с порога он.
- Что случилось?
- Помнишь, я говорил тебе, что Магомет -- самый удачливый человек на Луне?
- Да не тяни ты!
- Кислород!
- Какой кислород?
- Что он говорит?
- Где?
Магомет вскочил прямо на стол. В своих грязных сапожищах. И топнул ногой, рискуя повредить казенную мебель.
- Кислород! Понимаешь? Кислород нашли! Много кислорода! Струя до неба бьёт! Скоро зацветут здесь луга, полетят птицы. Жизнь начнётся. Настоящая! Я привезу сюда тётю Зайнаб. И Амин приедет. Брат.
До Клыкова понемногу стала доходить суть.
- Вези! Показывай! - скомандовал он.
Скоростной вездеход домчал их до места за десять минут. Они оказались у самого южного края разреза, где ещё только вчера лежала нетронутая пустыня.
Клыков издалека заметил его -- столб кислорода, бьющий из недр Луны. Правда, взрывники уже умудрились слегка обуздать его -- врезали в грунт вентиль и теперь постепенно сужали отверстие, через которое рвался наружу живительный газ. Скоро его закроют совсем и направят по трубам туда, где он более всего нужен людям -- в их жилища и производственные цеха.
Клыков порывисто опустился на колени перед скважиной и неумело перекрестился. Многие последовали его примеру, включая Магомета. Хотелось сорвать с себя скафандр к ядрёной фене и нырнуть головой в холодную струю.
- Жизнь! - что есть силы закричал Клыков, насилуя лёгкие. - Это жизнь!
VII
В обед к месторождению потянулись грузовые вездеходы, а проходчики стали прокладывать рельсы. Клыков отдал распоряжение -- немедленное приступить к строительству парникового комплекса. Первого на Луне! Он давно лелеял про себя эту мысль, более напоминавшую фантастику. Мечтал. И вот теперь получалось так, что она становилась явью.
Объём залежей кислорода, по самым скромным оценкам, составлял четыреста триллионов кубометров. Этого хватит и на грядки, и даже на собственный животноводческий комплекс. Многочисленные попытки учёных достичь этой цели с помощью специальных скафандров для коров и свиней теперь можно выбросить на свалку истории. Животные будут расти в хорошо отапливаемых, наполненных настоящим воздухом фермах.
- Что, Емельян Захарович, прорвёмся? - радовался Клыков. - Ещё, чем чёрт не шутит, на Землю кислород будем продавать!
Но Востриков почему-то не выглядел ликующим.
- Ты погоди радоваться, Николай Иванович. Не всё так просто.
- Что-то я тебя не понимаю.
- А я объясню. Мы с тобой не первый год вместе работаем. Знаешь, что я зря горячку пороть не буду.