Аннотация: Начала писать... не решила стоит ли выкладывать остальное. Мне кажется это слишком не формат и тяжело для прочтения
--
КАЛИ ТЭ МУЛИ
Выходя из очага, не смотри в сторону предков, заберут хоронить кости детей. Отправляясь по дороге из семи лун, не бери с собой хлеб, завернёшь обратно. Уходи только тогда, когда ветер поменяет своё направление.
Оставаться больше нет сил. Каждый день одно и тоже. Ветер гуляет по пустому дому, хлопают занавеси о стены, и хочется вырваться птицей и улететь из этой клетки. Вокруг чужие. Ходят, бродят, пристают с глупыми вопросами, на которые нет ответа, и уходят, чтобы вернутся. Девятую осень я меряю из угла в угол. Девятую, и она уже степью припорошила подветренную сторону дома. Кабы не распался. Туманы, дожди всё ближе, хоть и не слышно за душным степным духом. И нет мне покоя. Слово дала. Да жив ли тот кому слово дарено было? Ходила к кликуше с дарами, да не пустила на порог, негоже с чужаками грить. Не одна такая. Подле усницы окопались ляны, да не сами оны, а деды их пришли сюда дома взвели. И что... да нечего. Так же сторонь как со мной. Между собой сходятся и чады кривоногие рожаются. Ко мне на третью осень ходили, потом сполох себе выжигала. Как отвадила, так коренные ходить стали.
" - На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули? На, кали тэ мули?", - иное не спрашивали, только это. И ответа не ждали, ходят целыми днями, ночами и закрыться нельзя. Духи предков не могут в дом зайти, позор на деревню. Хоть занавеси повесила и то гладко.
На сходе приладила стриламину и хоть старые в дом не лезут, пока. Да, дом мой среди деревни сбит. Те, что по околице, да подле дороги приработок имеют стояльцев на ночёвлю пускать. Да больно страшен тот приработок, всяк люд по Пути сременном ходит и с зарницей голосят бабы за роднёй, что на златы покупились.
На, кали тэ мули?
Сызнову путник чрез деревню проходит. Зовут они. Иди, поглянь, не твой ли.
А путников этих мерой не намеряешь, счётом не считаешь. И про каждого: кали тэ мули, кали тэ мули, кали тэ мули, кали тэ мули. А коль не выйдешь глянешь, вся деревня сбежится. Иди, смотри, что не йдёшь. Кабы от взглядов ойных посеченной не быть. И в глаза глядят, тот ли иль нет. Ждут, когда чужачка уйдёт.
В перву осень, пошла хворосту в лес собирать, как вернулась, а в доме уже младая жёнка пол загребает, кладенцы свои стащили и уже жить надумали. Так было ж недолга, тока Светоч спустился. Как же жёнка кладни свои назад гребала. Как вспомнится, как напомнится, так враз светлеет. После того выхожу ток по надобности, а если дале, так кладни свои с собой забираю.
Не мой путник. К дому опять заворачиваю, смотрю только перед, чтоб не видеть, как надежды на новый дом у родни чейной ветром веяло. Договор с деревней ейный был, когда свели меня сюда. Златни заплачены были, что буду, пока своим ходом не уйду, а долго ли говору не было.
День каждый с воя начинается и если даже у наших баб всё гладко, то у соседей вой начинается, а они за водой лежат и от воды ейной громче звук идёт чем даже у наших, что случилось.
Ветер колышет листовицу. Сегодня ль спадёт листва, завтра ль увянет и голыми ветками будет скрипеть гулко, протяжно, под уханье черных птиц. И горько, горько всередине, да коль начну выть, так останову мне не будет. Белеют кости в выгребной яме. Вонь стоит мерзейшая и хочется зажечь всё тут, чтоб и следа не было.
На, кали тэ мули? На, кали тэ мули?
Кого опять принесла нелёгкая? Не хочу глядеть, да не отвяжутся. Не хочу... - - Навья!, - послышался голос на родном языке, - Ты где прячешься? Меня, Теоб прислал тебя забрать.