Сенгаев Михаил Владимирович : другие произведения.

Линии Питера

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Книга в жанре городского фэнтези о жизни непростых людей в необычных условиях. Выкладываю новые главы в процессе написания. В данный момент главы будут появляться в блоге на Яндекс Дзен https://zen.yandex.ru/id/5cbcac5970f6f500b0ddb071 здесь обновления будут происходить медленнее и сразу большими блоками


   Первый след
  
   Анна сощурила глаза. Солнце уже едва освещало город - зимние длинные ночи, серость стен, многолетняя грязь на окнах первых этажей - тьме было где разгуляться в этом маленьком дворе-колодце.
  
   Зрачки медленно, не перебегая от точки к точке, словно механические, ведут взгляд по дому. По стенам, окнам, карнизам и водостоку. Трещины складываются в узорную паутину с центрами в точках напряжения конструкции. Но некоторые расположены явно не там, где энтропия должна была начать разрушать этот дом. Взгляд идёт дальше. Грязь под одним из окон отслоилась - концентрическими кругами, словно что-то большое, но мягкое, с огромной силой впечаталось в стену. Сосульки на крыше отсутствуют ровно над местом удара.
   Асфальт... закрыть глаза. Асфальт нехарактерно повреждён в четырёх метрах от стены - нечто очень резко ударило в него, продавив и снег, и ледовую корку.
   Окна. Открыть глаза. Встать там, где стоял виновник всего происходящего. Повернуться лицом к следу на стене. Долгий, спокойный выдох, язык к нёбу, запереть носоглотку, руки свести к животу, ладони сплести в треугольник. Направлять его вверх, вниз, вверх, вниз.. не терять сознание. Сконцентрироваться на вопросе. Огонь, разгоревшийся в сердце за четыре секунды от тёплой волны до обжигающей иглы - направить. Резким толчком треугольника пальцев, сжавшись быстро, но постепенно - от кончиков пальцев до и без того сплющенной диафрагмы.
   - АЙХА!
   Резкий вдох, верное слово, снова закрыть глаза и набираться сил - всё внимание в тело, нужно восстановиться.
   Открыть глаза.
  
   Лежавший на капюшоне снег растаял и впитывался каплями в ткань. Ледяная корка уже покрывала подтаявший снег между девушкой и местом удара, но её больше интересовало окно. Морозные узоры покрыли всё стекло - воздух, вода и холод писали свой ответ на поставленный вопрос.
   Иней кружил по стеклу, таял и появлялся вновь, будто живой. Картины были смутными и символичными - но для того, кто умеет смотреть это не было препятствием.
   Через полдюжины минут лёд завершил свой рассказ - и Анне не оставалось больше ничего, кроме как уйти. Нужно было обдумать увиденное, соотнести знаки и испросить совета. Произошедшее судя по всему было более чем серьёзно - поэтому ошибаться было нельзя.
   Напоследок упаковав немного снега и грязи в обычный пластиковый контейнер - в каких носят бутерброды - девушка развернулась и вышла из колодца. Задерживаться, изучать подробнее - значит привлекать к себе ненужное внимание. А чьё-либо внимание совершенно точно сюда рано или поздно доберётся.
  
   Духи рассказали немногое - но достаточно. Некто, чей истинный огонь разгорелся этой ночью, встретил своё чудовище и победил его одним могучим ударом. Видимо кто-то осознал свою силу - вопрос в том, насколько глубоко и что это за сила. И человек ли это. При этом духи отметили, что "душа этого человека треснута". И что самое важное - почему "чудовище" этому человеку "своё" и куда оно в конце концов делось. Внятно объяснить духи это не смогли - растаяло и всё тут.
   Чудовища не тают. По крайней мере те, которых раньше видела Анна. Они оставляют трупы, чаще всего - вполне себе человеческие, но бывает и мерзкие, невероятно уродливые и нарушающие саму гармонию окружающей их реальности настолько, что та отвергает их и потому останки разлагаются крайне быстро.
   Город оживал - который раз за день. Выдыхал из метро и офисов своих жителей - назад на волю, к отдыху, к безумствам свободы и ночной жизни.
   Кофе в маленькой забегаловке грел руки, бодрил ноздри ядрёной ядовитостью напитка сомнительного качества и возвращал из мыслей в общую реальность.
   Время утекало быстро - но настроиться и сделать всё правильно было важнее. Хоть жидкость и напоминала настоящий зерновой кофе лишь отдалённо, она содержала кофеин и делала своё дело. Девушка достала из сумочки льняной мешочек, перевязанный красной ниткой.
   Медленный вдох. Тонкие и аккуратные руки скользят внутрь мешка, многочисленные серебрянные кольца звенят о содержимое, маленькие округлые камешки перекатываются вокруг пальцев словно льдинки. Выдох. Отпустить - всё, нет ничего, есть только чувство холодных камней в пальцах, только лёгкое звяканье колец. Достать камни, слышать знаки.
   Что сделать первым? Испросить совета у старших. Где искать его сейчас? Он скрылся в место, которое считает домом. Кто может угрожать? Миражи и мороки бесчувственного огня.
   Девушка нахмурилась и снова запустила руку в мешочек.
   Как найти его дом? Владыка морей указывает на него среди тех, кто покорял моря. Ага, это Пётр - они всегда его так зовут.
   Хорошо, уже что-то. Осталось найти все памятники Петру. Ладони сжимают холодные камни, отдавая им тепло и благодарность. Вернуть на место, завязать красную нить. Допить кофе, взять телефон.
   - Игорь, привет. Слушай, можешь помочь? Да ничего сложного, просто сама не дома - неудобно очень. Нагугли мне пожалуйста памятники Петру нашему? Ну где стоят с адресами - кинешь в телегу?
   Теперь можно и ехать - советоваться. Со старшими, будь они неладны.
  
   Учитель
  
   Слякоть хлюпала под ногами, бесконечное зарево закатного неба тянуло к себе душу, голоса прохожих сливались в единую музыку. Анна гуляла у входа в метро, откинув капюшон и завязав поплотнее шарф - чтобы слушать, но не простудиться. Музыка слов людского потока не была ни гармоничной, ни приятной - по крайней мере сегодня. Беспокойство было разлито в воздухе, острыми и злыми эмоциями люди перекусывались меж собой вживую и по телефонам. А Анна пыталась разобрать знаки среди этих слов - найти её наставника было очень непростым делом.
   - ..ты представляешь? Мясо купила - и тухлое! Вот ругаться иду назад..
   - ..супца я там отведал, с черепахой. Ну что скажу тебе - мясо как мясо..
   - ..не врач, а мясник какой-то! А ещё вторая столица!..
   Когда с человеком, произносящим последнюю фразу, Анна уже просто таки столкнулась, заслушавшись людским гомоном, стало ясно - вот она, подсказка. И кажется даже понятно куда опять занесло этого старого безумца.
   Смартфон послушно засветился экраном, карта города по запросу "Мяс" мгновенно предложила улицу с прекрасным названием Мясная.
   Ну да, ну да. И река рядом, всё как он любит.
   Людей в метро было очень много, девушка отдалась на волю потоку, вынырнув из него в нужный момент и скользнув в только что приехавший вагон удобно устроилась на сиденьи - путь предстоял неблизкий, хоть и без пересадок. Закрыв глаза она просто слушала пение железа под своими ногами, ворчание старой обшиквки поезда, стук поезда - ритмы, мчащие сталь сквозь землю и тьму. Мысли свободно текли от необычного происшествия к уютному дому, чёрный пушистый кот на коленях, хороший чай, завывающий за окном ветер... Метро расслабляло её, в отличии от многих других людей. Возможно она просто умела жить с ним в мире.
   Выйдя на Балтийской, девушка некоторое время постояла, вглядываясь в мир вокруг. Она любила границы и контрасты - живой, суетливый, пышущий скоростью и светом мир подземки резко контрастировал с погружающимся в зимнюю ночь городом. Ей предстояло слиться с этим состоянием - потому что место назначения хоть и располагалось рядом с центром, но было уже достаточно мрачным и малолюдным. А не выделяться - первое, чему её научили, основы так сказать безопасности и выживания.
   Первое время глядя на того, кто её этому учил - Анна думала "Ну то есть чтобы хорошо сливаться с окружающим миром нужно делать всё ровно не так, как делаешь ты".
   А потом поняла - это просто высший пилотаж. Он был настолько "не отсюда", настолько вне ритмов и шаблонов, что заметить подобное существо обычному человеку просто невозможно. Точно так же они не видят и многие действительно жуткие вещи.
   Учитель. Герман. Не его имя, конечно же - скорее очередная шутка. Немец, сбежавший в детстве в таинственную Россию ещё при царе, незаконно перешедший границы (здравого смысла - добавляла в этот момент бабушка), живший в городе с самого своего появления так, будто жил тут вечность. Колдун, бродяга и просто "безумец, поцелованный Невой", как его характеризовала мать, когда отправляла Анну учиться.
   За этими размышлениями Фонтанка и Обводной остались позади и дорога перешла последнюю на пути текучую воду - канал Грибоедова. Глухая речка текла в его берегах, не обращая внимания ни на что, кроме себя и того, что творилось в её водах. Бесполезный собеседник, захочешь от неё чего-то - не узнаешь.
   Мясная шла от канала до речки Пряжки. Короткая безлюдная улица, даже улочка, на две трети из обычных старых питерских домов - вполне жилых, а на оставшуюся треть из какой-то мрачной застройки и полупромышленных заброшек.
   Анну интересовала середина улицы. Там была детская площадка, которую сложно было не запомнить - криповые синие черепахи и жёлтые медведи, стоящие друг напротив друга, словно какой-то фанат Кинга намеренно возводил здесь ритуальную площадку. Если немец и был где-то здесь, то начинать поиски следовало именно с площадки. Пришлось порядком сконцентрироваться, чтобы увидеть тот слой реальности, на котором находился Герман.
   И действительно - на одной из черепах покачиваясь сидел человек. Высокий, невероятно тощий, с длинным сухим лицом, увенчанным острой седой бородкой и конечно же одетый совершенно ненормально. Сиреневый тюрбан на голове, тело в облегающем чёрном комбинезоне - на него даже смотреть было холодно - на ногах лёгкие тёмно-синие сапожки. На кистях рук звенели браслеты, какие носят танцоры трайбла.
   Оседлав черепаху он раскачивался на ней с закрытыми глазами, словно скакал куда-то вдаль - медленно и плавно. Выглядело это не только безумно, но и весьма комично - скакун был мягко говоря не под рост всадника.
   Сделав спокойный вдох - и это сокровище лучший специалист по метагеографии в Петербурге - Анна зашла на площадку.
   Старик заметил её появление. Он улыбнулся не открывая глаз и стал напевать. Сначала неразборчиво, затем всё громче и громче - "Гимн морю и горам" Высоцкого. Пение было непростым - он отделял, разграничивал, замыкал. Детская площадка на небольшое время стала словно маленьким отдельными космосом, ограниченным лишь черепахами и медведями. И наконец - не открывая глаз - он заговорил.
   - Девочка пришла, известий принесла, пришла да сама, да не про себя, опять не сидится, не спится, не летится пташке вольной - чертит, светит, поёт этим стенам, этому небу...
   Анна любила его слушать - даже когда он нёс совсем непознаваемую чушь. В голосе Германа поскрипывали двери и окна всего города, которым жил этот человек. Вот и сейчас заслушалась, минуту не отвечала, наслаждаясь звуками.
   - Молчит, слушает, люблю когда меня слушают, хорошая ты девочка.
   Старик открыл глаза и резко встал, секундой оказавшись возле девочки. Секунду назад она была у входа на площадку. Сейчас же они оба стояли возле того медведя, напротив которого "скакал" колдун.
   - Говори.
   - Дядя Герман, здравствуйте. - на это "дядя" он улыбнулся мягче, в глазах заиграл синий огонёк. - я тут такое нашла, такое - не поверите!
   - Отчего же, поверю, пташка, выкладывай свои семена, посмотрим что за история из них вырастет, развлеки старика.
   - Я с Гражданского Проспекта еду, там недалеко от школы - в колодце восьмом - случилось что-то. Силу кто-то обрёл - да так шарахнул, что я аж за два квартала почуяла и как ужаленная час бегала искала кто, что да где. Я расспросила как положено местных, но что сказали - не поняла. Мол, чудище там было - его, говорят, личное - и он это чудище того-с. А оно возьми, да и растай - как так, дядь Герман, разве чудища тают? Я таких не встречала. А ещё руны мне сказали миражей бесчувственного огня бояться - это что, это как?
   Старик засмеялся.
   - Ох стрекочешь, налетела птаха на старое пальто, всю пыль из меня повыбила, повытрясла, вопросами закидала. Как же тебе ответствовать то, чудная ты пичужка, сложный узор рисуешь ты словами, думать буду. А пока скажу одно - чудища, что тают - таковые как есть бывают, да не подумай, реальней они любой смертной твари, хоть плоти в них ни на грош нет, одна грусть да страх... - взгляд Германа ушёл куда-то вверх и словно остекленел. - Да, - не меняясь лицом сказал он. - Есть такие звери, что не стучатся в двери...
   Анна уже привыкла, что в таких случаях можно только ждать и уселась на ту же черепаху, на которой парой минут назад пытался галлопировать колдун. Черепаха была неожиданно тёплой - и от неё даже шёл лёгкий пар словно подогревалась откуда-то изнутри, снега вокруг неё, кстати, тоже не было.
   Скрипучий голос отвлёк девушку от изучения терморегуляции каменной рептилии
   - Огонь без чувств - это без человека огонь, вышедший из сердца оного, лишёный их так сказать в виде искры творения извечной, а мираж - он и есть мираж. Та зверушка, с которой этот твой неизвестный пробуждённый от сна вселюдского сразился - скорее всего из тех же миражей и есть, что плотью не обладаючи в мире плоти ходить могут как тварь живая, созданная. Одно не пойму - что тебя то в этом задело, любви вроде как не горит, корысти тоже не вижу - что ж ты мечешься, стариков гоняешь? - тёмно-синие, как воды Невы, глаза смотрели на Анну.
   - Боязно мне за человека того, дядь Герман, сама ж дурочкой очумелой была без году неделя. Он же один сейчас совсем, а ещё местные сказали - что у него душа треснута, это ж плохо наверное, в печали он большой или разум у него трещит от открывшегося. Только ж я не знаю кого ищу - знаю только где, да и то...
   - Молодая, а какая ответственная. Делать тебе нечего, пташка - ни гнезда, ни дела тебе бабка не найдёт никак, всё учит, да учит - а тебе летать хочется, вот и ищешь ты где крылышки то расправить. Ладно, помогу я тебе. Иди, ищи этого своего нового знакомца - парниша это, кстати, верно тебе говорю, как сейчас вижу, пониже меня, да повыше тебя ростом, волос тёмен, длинен, да взлохмачен. Лица не вижу. Лети, пташка, пытай крылья.
   - Спасибо вам, дядя Герман! - девушка подпрыгнула с гостеприимной черепахи и радостно чмокнула старика в щёку, - помогли вы мне! Теперь точно найду!
   И, разве что не подпрыгивая, Анна побежала по Мясной, на ходу проверяя сообщения - не написал ли Игорь. Пора спасать незнакомца! Главное, чтобы бабушка не узнала.
  
   Покоряющие море
  
   Под описание предсказания подходило ровна два места. Инженерный сквер и улица Кораблестроителей. Первым был проверен сквер - потому что ближе. К сожалению он совершенно точно не подходил - Пётр никуда не указывал и стоял лицом к длиннющей улице, заканчивающейся казённым учреждением, а никак не жилым домом. Хотя, конечно, и дом офицерского корпуса может кто-то считать домом - но подумав, что эта вероятность слишком низкая, девушка отправилась на Васильевский остров, проверять кораблестроителей на наличие юных волшебников.
   Снова шум и свет метро, снова стук колёс и пение железа, снова тихий и холодный город.
   Дышать морозным ночным воздухом, улыбаться свету фонарей, играющем на дыхании, пробираться через снежные завалы - как-то не очень то здесь чистят. Ну что же - к делу. Вот он - Пётр, вот он на дом смотрит. Жилой. Многоэтажный, к сожалению. Уже совсем темно. Возможно это плохая идея - так вот просто брать и идти неизвестно куда на ночь глядя. Но отступать нельзя - разгоревшись пламя силы может поглотить разум, а этот незнакомец видимо и до того был не очень нормален...
   Нужна приманка. На что ловить чудо? Конечно - на другое чудо.
   Сначала Анна обошла нужный дом, прислушиваясь к своим ощущениям и крепко сжав в кармане мешочек с рунами. Не с первого раза - но удалось нащупать какое-то движение внутри себя, тепло - стоять надо здесь.
   Вроде как раз та сторона, на которую смотрит император.
   - Эх, жаль мелковата я, рангом не вышла у него спрашивать - пробормотала девушка себе под нос.
  
   Настроить телефон на нужную мелодию, подыскать площадку, хорошо видную из дома. Глубоко вдохнуть, словно перед прыжком, сложить руки на воображаемом партнёре и начать вальс. Одинокая девушка, танцующая сама с собой - чем не призыв? Хороший символ, должно получиться. Главное, чтобы призвался кто надо..
   Круг, второй, третий... Танцевать тяжело - приходится вытаптывать снег. Но в том и соль, какие круги будут видны оттуда - сверху. Снег. Он... искрит? Анна слишком увлеклась танцем и тем, чтобы не упасть - не заметила, что за ней по снегу ползёт пятно света, словно кто-то невидимый ведёт её софитом. Но сверху свет не падает - в темноте это было бы видно хорошо. Такие спецэффекты бывают от волшебства, но редко - значит что-то срезонировало.
   Музыка меняется, резко, неожиданно - хоть и была на закольцовке. Она останавливается, смотрит вокруг - никого. Наверх - на окна. Тьма. Горит только одно окно - на пятом этаже. Ещё не поздно, дома должны быть люди, это очень большой дом.. Рациональные, логичные мысли обжигают холодом разум - и видение спадает, обычный дом, в разных окнах горит свет, вон прохожие какие-то идут с пакетами с остановки.
   А то окно, в которым был свет - тёмное. И какое-то недоброе чувство поднимается откуда-то снизу внутри, когда на него смотришь. Она запоминает окно, отсчитывает слева и справа - и идёт к подъездам.
   Уже у подъезда звонок - бабушка. Волнуется. Нет, всё хорошо, всё замечательно - я потом расскажу, у меня дела - взрослая ведь уже.
   Звонок в случайную квартиру на последнем этаже - А у вас тут котик у дверей жмётся, с ошейничком, впустите пожалуйста! - ворчат, но впускают. Пешком, не на лифте - вдруг выйдут проверить - наверх. Дверь... наверное та. Да, точно та. За этой - телевизор, за этой ругается кто-то, а там вон ботинки с следами талого снега в тамбуре видны через решётку. Хорошо, что нужная не за тамбуром.
   Замок. Обычный, но хороший, дверь железная, стандартная. Звонок. Не открывают. Ещё один. Постучать. Прислушаться. Тишина - это хорошо. Достать маленький кусочек железной руды, посыпать соли в скважину. Тихонько-тихонько, но звонко - удар. Удар. Слушать резонанс, удар-удар-удар... Поймать ритм, нужно понравиться этому старому железу. Вот, оно звенит уже веселее - и шёпотом "Впусти меня, я хочу помочь тому, кого ты охраняешь, он в беде." Не прекращать позвякивать. Щелчок, ещё один - дверь отходит, замок открыт.
   Обернуться - никого, всё так же ругаются, всё так же шумит телевизор. Осторожно приоткрыть дверь. Убрать железо, достать фонарик, включить. Второй рукой сжимать старую, потрёпанную бензиновую зажигалку. Не бояться. Вытереть ноги о коврик. Не бояться. Зайти.
   Маленькая прихожая, самая обычная, одежды зимней не висит, а вот ботинки стоят - ещё и натекло с них. Впереди дверь в комнату, направо кухня. Мазнуть фонарём на кухню - никого, в туалете и ванной тихо. Сердце бьётся быстро, прикрыть, но не запереть входную дверь. Подойти к комнате - прислушаться, тихо. Осторожно приоткрыть дверь - ничего не происходит. Заглянуть внутрь - света с улицы мало. Выдохнуть, пустить вперёд луч фонаря. Открыть дверь шире. Охнуть. Зайти, выключить фонарь, включить свет. Не успела.
  
   Обычная комната однушки - видимо съёмной, всё в одном - и компьютерный стол (закопчён, компьютер видимо горел - системник весь в саже), раздвижной диван (бельё не убрано, раскидана одежда), шкафчик (открыт, вещи все наружу). Но не это самое неприятное - на полу кровь, немного, лужица, но внушает. И маленький журнальный столик - прорублен, чем-то длинным и определённо очень острым, даже на полу след есть. И кто-то нарисовал в крови рожицу - злобный треугольный смайлик с зубами.
  
   Сесть на диван, закрыть глаза, успокоить себя, подышать, хлебнуть из сумки газировки, машинально поправить простынь, одёрнуть себя - нельзя оставлять следов. Дрожащими руками сфотографировать - слава автофокусу - обстановку. Рожу и след на столике отдельно. Убедить себя, что надо - набрать несколько капель крови в маленькую пробирочку (запасливость!). Увидеть следы - натоптала таки - сбегать в прихожую, вытереть ноги ещё раз, тщательно. Закрыть дверь на щеколду. Пойти в ванную - заглянув в туалет, точно ли никого - взять тряпку, стереть следы сапожек. Убрать тряпку где была. Выдохнуть. Осмотреться - увидеть ключи от квартиры на тумбочке в прихожей, взять. Выйти, закрыв за собой дверь.
   Очень осторожно, прислушиваясь, спуститься по лестнице - чтобы никто не видел - выйти из дома. Стараться не бежать. Идти к остановке, не плакать.
  
   Старик Питер
  
   Набережные неподвижны - так считает любой профан. Что за глупость - чтобы камни могли двигаться? Так может сказать любой человек, который не умеет смотреть медленно. Река идёт по руслу не просто так - она стремится раздвинуть, расширить свои владения, вода ищет трещины и пустоты, чтобы разрастись, покинуть оковы берегов, наполнить себя жизнью. А камни? Камни сдерживают её. Нельзя просто лежать и не быть смытым - даже если ты набережная, единый монолит, непререкаемый бастион. Перед обманчиво стальной чёрной шкурой древнего зверя, чьё дыхание толкает вперёд все приливы, могут выстоять лишь способные сопротивляться. Прекрати восставать против власти воды - и расслабишься, размякнешь, отправишься вместе с ней туда - куда её влечет то ли воля, то ли привычка, неведомого тебе существа. Словно какая-нибудь деревяшка, одним словом.
   Вот и гранитным берегам града Петрова приходится смыкаться и давить, чтобы не допустить разрушения водами многочисленных рек. Еле заметно это движение - камни слышат иную музыку, чем мы - люди, и живут другим ритмом. И тот, кто может смотреть - увидит. А кто может услышать - услышит. Лёгкий шорох, при должном внимании переходящий в ужасающий скрежет.
  
   Те же материалы, из которых сотканы русла рек небесных - переулки, улицы, линии, проспекты, бульвары и иные многие - они могут позволить себе расслабиться. И рангом они чаще всего пониже, и силы в них пожиже, да и смысла в том особого нет. Ветер он лёгок, он безразличен, ему бы лететь да лететь. Да и то иногда начинает яриться, стонут стены - поднимаясь от ленивого сна, скрипят крыши, недобро шипят стёкла.
  
   И сколь бы не был удивителен, сколь бы не был громок для знающего этот гомон - были места, где звуков таковых не рождалось и даже профаны о подобном говорили "Места там хорошие, тихие, спокойные". Ветра не буйствовали там, воды текли вежливо и "как-то побыстрее уже бы пройти", камни почивали словно ветераны на пенсии. В один из таких дворов и зашла, совершенно на автомате, Анна. Шарф развязан - в растерянности после метро махнула им вокруг шеи как получилось, шаг неуверенный и медленный, глаза на мокром месте, в общем все признаки печали и расстройства.
  
   Парадная - ухоженная и уютная - промелькнула перед глазами, лестница, знакомая с детства площадка третьего этажа, фикус на подоконнике, старая, обитая бардово-коричневым дермантином дверь. Звонок.
  
   - Бабушка, бабушка, открывай, это я, Аня! - отупение сорвало эмоциями, она почти плакала.
   За дверью раздалось приглушённое бормотание, сверкнул глазок, затем дверь тихо, не издавая ни малейшего скрипа, открылась. На Анну внимательно и серьёзно смотрела совсем маленькая женщина крепкого телосложения - сама то Аня не выделялась особым ростом, чуть выше среднего - но даже ей та доставала самое большое до ключиц. Однако смотрела она не снизу вверх, а как-то ровно. Казалось какого бы роста ты не был - всё одно будет смотреть прямо в глаза. Возраст в ней выдавали разве что седые волосы и крайне старомодный вид - высокая причёска с хитрым пучком, строгое учительское чёрно-белое платье с оборками. Глаза же были насыщенно, обжигающе чёрными, с небольшой жёлтой окаёмкой вкруг зрачка, а лицо - словно немного вне возраста, видно что человек взрослый и уже явно за пятьдесят - но категорически не ясно насколько "за".
   Она окинула взглядом растрёпанную девчушку, глубоко вздохнула. И как-то резко стала чуть меньше и мягче, чернота глаз перестала обжигать - а стала скорее греть, платье начало казаться почти домашним и уютным. Приобняв Аню за плечи старушка ввела ребёнка в дом.
   - Ну, открыла, открыла, проходи давай, вытирай сопли, разувайся, на кухню иди.
   На кухне тут же загремело, зазвякало, застучало. Когда Аня вошла - огромный чёрный кот вытягивал зубами из угла большого прямоугольного стола здоровенный пакет с пряниками. На огне уже стоял чайник, заварник, две чашки и три блюдца так же уже были расположены на привычных всем присутствующим местах. Машинально вытираясь - вовремя поданным платочком - Аня села и начала гладить кота, который уже успел вскрыть пакет и развернуть его, чтобы удобнее было брать содержимое. Животное переместилось на табуретку между хозяйским стулом - который было просто определить по оставленному на сидении вязанию - и Аней. Довольно мурча кот сощурил глаза и просто наслаждался моментом жизни - способность, коей лишены многие из так называемых разумных.
  
  Они сидели на кухне и молча пили чай - будь вокруг война, но хоть глоток выпить надо, не просто камелия вам китайская в заварнике плескалась под напором струи кипятка из чайника. И мысль прояснится, и разум острее станет, да и печаль холодные и липкие пальцы с горла подуберёт. Кот бодро грыз пряник, прилакивая из чай блюдца.
  Наконец Аня достала телефон с фотографиями и начала рассказывать - как почувствовала, что что-то случилось, как нашла двор тот, как с местными общалась. Оба слушатели были внимательны и не перебивали (кот даже отвлёкся от пряника).
  - И я пошла, куда местные сказали, с дядь Германом посоветовалась, даже дом быстро нашла. А там.. Там кровь и рожа гоблинская в ней нарисована, нашли его видать раньше, чем я - да утащили, не через дверь - без следов обычных, а необычных я смотреть и не умею. И что делать не знаю... - вероятно, если бы не замечательный во всех отношениях напиток, девушка бы в этот момент снова начала плакать.
  - И не надо смотреть, что там смотреть, знаю я этот народец - нагадили, пока что разберёшь по хвост в грязи будешь, да и узнаешь на грош - пробурчало животное. Бабушка строго посмотрела на кота и сказала
  - Но проверить всё равно надо, правда побыстрее, а то обычные люди могут узнать о его пропаже и запутать следы своим 'следствием'. А по пареньку этому твоему.. С учётом того, что ты рассказала о его предполагаемых - именно предполагаемых, мало ли кто под кого подделывается - похитителях, можно поговорить со стариком Питером. Он здесь давно живёт и лиходейство подобное не любит - подсобит, чем сможет. Да и вообще нехорошо это - юных талантов в беде бросать.
  - Ага, талантов, сам поломался, сам наследил, а теперь выручай этот талант, корми ещё потом... - кот недовольно продолжил грызть пряник, явно не проявляя чудес энтузиазма и альтруизма. Коту предложили для разнообразия речевого репертуара дойти до комнаты и принести записную книжку с телефонами. Тяжко вздохнув он спрыгнул на пол и не спеша, вальяжно поплёлся из кухни.
  - Давай ка побыстрее! - прикрикнула хозяйка, когда кот решил приостановиться, войдя в комнату и скрывшись из поля так сказать зрения. Недовольное бурчание было ей ответом - однако лапы по паркету затопали споро.
  Записная книжка была узкой, но длинной - такой белой, с красным корешком, каких уже довольно давно не продавалось - но относительно современной. На быстро перелистываемых страницах можно было заметить вещи совершенно не естественные для телефонной книги. Какие-то номера были подписаны явно неизвестным Ане письмом - то ли грузинский, то ли что-то южнее и восточнее. Мелькнуло несколько страниц с иероглифами - часть точно не китайских. Наконец сухой палец остановился на строчке с аккуратно выведенным адресом и совершенно нечитаемой подписью - два слова, а хоть и написано по-русски, чёрт поймёшь что именно.
  - Вот каждый раз такая канитель - прячется, - пояснила бабушка, - смотри внимательно, запоминай. Записывать не вздумай - переменится, в жисть не вспомнишь как на самом деле было. - Аня внимательно смотрела на надпись, пытаясь скорее разобрать что в ней было этакого волшебного, чем запомнить адрес.
  - Там старый домик, частный, с садом. Да ты не на сплетение пялься, а запоминай! Так вот - домик, крыша у него скорее всего светлая какая-то, если чёрная или там серая - не ходи, ошиблась адресом, лучше мне позвони - я ещё раз найду и напомню. Туда зайдёшь, в калитку значит, не заперто должно быть. И только после этого позови его - дедушка Питер, так зови, любит он, когда его дедушкой кличут. Хотя какой он дедушка - он тебе даже не в прадедушки годится. Ждать придётся - старый он, неторопливый. Говорит непонятно, куда там Герману - слушай и запоминай что сказал и делай как поняла. Наверняка объяснит как найти паренька - он человек добрый. Поняла?
  - Ага. Поняла.
  - Вот и хорошо. Возьми пряник, в дорогу. А ты морда хвостатая на последний пряник не косись, а то с ней отправлю! - кот с невозмутимым выражением сделал вид, что не тянул лапу к еде, а потягивался и принялся вылизываться, как положено всем приличным котам после еды.
  
  В прихожей бабушка ещё раз всё повторила, напомнила адрес, дала напутствие - позвонить и разъяснить что сказал старик, прежде чем куда-то идти и что-то делать. Аня поцеловала её на прощание в щёку, кота почесала за ухом и начала спускаться по лестнице. Тихо щёлкнул кодовый замок подъездной двери, двор был пуст - даже птиц и привычных дворовых котов нигде не было видно. Воздух стал словно бы ещё холоднее, чем был, когда она входила, и мелкими жёсткими иглами касался лица. Звуков улицы не было слышно - и девушка поёжилась, напрягая зрение - нет ли чего вокруг. Долгую минуту она простояла так, вглядываясь в редкие медленно падающие снежинки, в лежащий на ветвях снег, в серость декабрьского неба, в припаркованные машины, в поддёрнутый ледовой коркой асфальт. А потом поняла - в себя надо смотреть. И сказала сама себе:
  - Ты вступила на дорогу, дорогая. Не самую простую дорогу - холодную, одинокую и опасную. Вот и хорошо. Значит я его точно найду.
  Резко встряхнув всем телом она сбросила снежинки с пуховика и быстро, не глядя под ноги плюнув на гололёд, зашагала к метро. По дорогам жизни ходить можно разным образом - где аккуратно и неспешно, присматриваясь, где гордо и дерзко, а где и бегом. Но всегда важно как ты на них ступишь - из уютного кресла с чаем и вкусностями не начнётся хорошей дороги борьбы. Дорога опеки, любви, заботы, быть может размышлений - это пожалуйста. А драться за чужую жизнь и начинать идти надо не оглядываясь и не раздумывая.
  
  Подходя к станции она поняла, что дорога не просто ведёт её вперёд - дорога сменила слой по которому она шла. Другой тоннель, совсем другой. Впереди глухо ворчало и шевелилось гигантское подземное чудовище, детище техномагов недавнего прошлого. Звон и скрип железа. Дыхание с особым, запахом подземной машины в себе, несущее тонны воздуха по трубам, туннелям и шахтам. Лампы-глаза и кровоток небесной силы по километрам стали. Верные слуги-руки и простые люди в форме. Людской поток - пусть скудный в это время, но всё такой же разношёрстный и разнообразный, ради служения которому и создавалось это чудище. Красный, багряный, кармин, вермильон... Буря оттенков некогда яростного, но укрощённого и ритмично бьющегося пламени, чувствовалась где-то за всем этим внешним антуражем - серыми стенами, цветной мозаикой, гранитными плитами, неприметной форменной одеждой.
  
  Анна тряхнула головой - таким метро она ещё не видела, хоть ей и рассказывали однажды, личное впечатление (как и всегда) превзошло любые рассказы. Она оглянулась вокруг - люди шли, как и прежде - кто-то торопился домой, кто-то шёл задумавшись. Подступающая ночь делала своё дело - и люди чувствовали эту перемену не только по свету в небе и стрелкам часов. Ничего опасного не было заметно. И она просто и легко пошла вперёд. Ехать предстояло недолго, дольше было потом идти.
  Перемены в мире вокруг всё же были. Лица с рекламных плакатов действительно смотрели на проходящих мимо людей. Некоторые люди двигались ощутимо быстрее других - кто-то очевидно появился в этом потоке недавно и не успел ещё подстроиться под общие шаблоны ритмов. Цвета были ярче - особенно хорошо выделялись украшения станции и одежда людей на фоне буквально живых и даже слегка трепещущих чёрного и серого.
  
  Поезд стоило бы описать подробнее. Ну, начать стоит с того, что их подъехало целых два - на один путь, один за другим. Это было совершенно незаметно никому из профанов, но Анна - как человек, даже и на ту малую долю смыслящий в Ремесле, уже видела это. Те, кто не был ещё синхронизирован с реальностью вокруг как-то так сгруппировались, что шли в поезд, стоящий вторым. Остальные, включая и её саму - зашли в первый. Окружающая реальность окончательно начала таять - даже обычные люди это чувствовали. Как дуновение какой-то забытой мечты, отблеск какого-то воспоминания из детства или юности.
  Сквозь обычный питерский вагон просвечивало красное дерево и бронза. Реклама блекла и частично сменялась плакатами - судя по стилистике в духе идей Союза. Сидения были обиты кожей. Всё вокруг было одновременно красивым и функциональным. Но иллюзорным. Вообще это было важно и заставило Анну запомнить этот случай - Герман тоже говорил про живые миражи. И тут вот опять - только встала на дорогу и уже иллюзии пошли, причём из недавнего прошлого. Опять же - Машина эта монструозная. Возможно пригодится, а может и просто тающая реальность человеческой мечты сыграет какую-то роль на её пути.. Посмотрим.
  
  Точка отправления
  
  Камни ступеней ведущей из метров лестницы ворчали под ногами людей, тихо и сухо - только потому и было слышно их, на фоне из стаявшего снега. Снег! Совсем же забыла. Анна открыла сумка - контейнер был на месте, но в нём был конечно же уже не снег, а грязная водица. Ну хоть не протекло, и то хорошо. Убирая свои скудные улики назад в сумку она поняла, что зря не взяла хоть каких-то личных вещей пропавшего. А кровь могла бы быть и совсем не его. И бабушке она не сказала, что её набрать успела... Но уже поздно. И действительно - ноги сами несли её, а вот внимание всё было слишком в сумке и в мыслях. Вокруг была уже совсем ночь. Совершенно глухая - как часто бывает в этих краях зимой.
  Анна не боялась темноты - пока в ней не было тьмы, отсутствие света не мешало ей продолжать получать информацию о мире вокруг. А когда знаешь - уже не так боишься. Разум одерживает победу над диким и пугливым зверем внутри, уверенно и спокойно прокладывая маршрут. По крайней мере на время - она ещё не до конца умела пользоваться всем этим сложным внутренним механизмом самоконтроля и хаосом моря эмоций.
  В окружающей её ночи не было ничего необычного или злонамеренного. Но иллюзорность и неустойчивость мира сохранялась. В один момент даже начало казаться, что она идёт по огромному грибному лесу - где каждый дом этакий здоровенный гриб. И лес становится всё ниже и ниже - будто она выходит из него. Девятиэтажки постепенно сменяются хрущёвками, те редеют и перерастают в частный сектор и его узкие однопроездные улочки, почтовые ящики у калиток, заборы, ворчащих за ними собак - не знающих лаять или нет, вроде идёт кто-то, а вроде бы и нет. Легко, словно тень она скользила между пронзительно острым светом фонарей и густым ночным воздухом. Впереди показался дом. Просто один из многих на улице, старый, ветшалый, один из тех на которые взглянешь и задумаешься - заброшенный или нет, а может хозяева только на выходные приезжают. Но дорогу тянуло прямо к нему, словно и не было вокруг больше ничего.
  Калитка. Старая синяя краска, почти уже облезшая, а может и зелёная вообще - фонарь далеко, видно плохо. На ней старое ржавое кольцо-ручка. Изразцы на окнах - не самое обычное явление, кстати - некогда белые, а теперь проглядывающие серыми проплешинами дерева. Покосившийся заборчик из досок, над ним как-то странно отсюда, если стоять близко - возвышается крыша, словно перспектива начинает ломаться и нарушаться. Небо темно и будто бы его вовсе нет, как нет и мира вокруг - а за калиткой кажется вообще ничего нет, словно всё что она сейчас видит - заплатка на теле мира, скрывающая обычное ничто.
  - Нельзя бояться. Вперёд.
  Собственный голос придаёт уверенности. Она трогает калитку, вращает кольцо, скрипит старый засов. Шаг, ещё один. Свет.
  Луна льёт с неба словно поёт. Звёзды ярки так, что невольно начинаешь верить в сказки о куполе небес, закрывающем мир от вечного света и дырки звёзд в оном - там где свет особенно ярок и настойчиво жаждет взглянуть на мир.
  Старый домик припорошен снегом, но сбит крепко и кривизна его, вся покосившаяся и отваливающаяся структура создана нарочно - как заставший хаос, как современная архитектура из кривых зданий. На нём нет ни следа краски - только дерево и лёгкий привкус тайны.
  Она на секунду - даже меньше - замирает и видит изменившийся мир вокруг. Вдыхает холодный и чистый - совсем не городской - воздух и вспоминает сказку, услышанную в детстве. Тихий бабушкин голос, свечи на столе, мурчащий чёрный кот. Сколько же ему лет? - мелькает мысль. Но вал воспоминаний захлёстывает полностью и столь же быстро стекает. Секунды следующей достаточно - чтобы снова прожить весь тот вечер.
  
  В ночи вершится множество чудес, ибо нет того, кто мог бы возвести преграды и раздать имена. Цветёт папоротник, перешёптываются камни, справляют свадьбы горы, поднимаются на битвы деревья, воды морские рождают детей своих.
  Ночь - время без солнца, время старого порядка, забытых правил и запрещённых укладов. Время без бремени. В полглаза Луна бдит с неба за идущими - добрая хозяйка, любящая детей своих.
  Было то не близко, но и не далеко, в одну из ночей года холодного, но сухого, меж последним листом палым и первым снегом белым. Шла девочка домой от подружек по улицам родного городка, не выдающегося ничем в общем-то - проросли люди каменными башнями своими на опушке леса, да добывали что-то в холмах рядом с оным - не великой ценности, но и не зряшное, судьбы свои как могли сплетали, да жизнь пытали.
  И вот дошла она до околицы - пяти шагов сделать до поворота на с детства знакомую улочку не успела, как обмерла. Со страху ли, с удивления - и сама потом сказать не смогла бы. Да видно ей стало, что в домике стареньком, сгоревшем ещё когда она босоногим озорником бегала, свет разгорается и затухает. Медленно так - как дыхание. Цвета несдешнего, ненашенского - вроде и зелёный, а вроде и синий. А может и нет вовсе света никакого - а стон это гулкий и медленный.
  Не поломана она была, да волей крепка - не забита чужими запретами, бился в ней огонёк любопытства и полезла она в тот домишко. Как вошла на двор - забора уж и не было там почти - так и второй раз обмерла. Ночь то безлунной была - а тут засветила, ярко как фонарь. И домика перед ней уже и не было - одни столбы косые стоят, там где углы раньше были - да фундамент. И что-то в глуби, в погребе видать, светится и ворочается будто.
  Набрала воздуха она в грудь тогда, перекрестилась - хоть и советской школы была - да шагнула по шатким досточкам, хоть одним глазком на чудо невиданное глянуть. Видит - и правда в подполе что-то. Дома притом вовсе вокруг и не наблюдается считай - одни полы, да огарки торчат где стены были, всё в саже, одна тропинка к лазу чистая-читая. И нигде ни снега, ни листьев нет. Осторожно пошла тогда девчушка - сажи не касаясь, по тропке неведомо кем оставленной, да как возникшей. Подходит к лазу то, а внизу шар разноцветный, да здоровенный - с человека сидящего размером, светится и вроде как рябью дрожит. Пригляделась она - будто клубок ниток увидала, самых разных - от шерсти серой до злата тонкого. Только вот нагнулась она слегка, чтоб видно было получше - иль уж её сам клубок тот к себе сманил, только вот упала она, оскользнулась. Прямо в клубок тот и свалилась.
  Не вернулась она домой и где она нынче - близкие и не ведают. Видели её случайные люди в ту ночь - кто говорит на вокзале, кто говорит на дороге стояла. Да всё мельком, невпопад, не запомнили, не приметили, не расспросили. Но ты за неё не бойся - новую она себе жизнь в ту ночь нашла, новую судьбу - да не одну, а множество на выбор легли. Так и идёт по сию пору той вновь выбранной дорожкой. Да только когда в тех краях, где её осень застала, наступает ночь первого снега - не выходит она больше из дома. Довольна, видать выбранным.
  
  Секунды было достаточно. Калитка ударяется о столб забора, девушка вздрагивает и вспоминает зачем она здесь. Впереди дверь. Высокая, но непривычно узкая дверь на хорошем и добротном, но миниатюрном, крылечке из единого бревна.
  
  Вдохнуть холодный воздух - глубоко и медленно, втягивая сам свет луны, не боясь, пропуская местные силы сквозь себя.
  Выдох. Закрыть глаза, зажмурить. Цветные мошки носятся кругами, успокаиваются. Мгновенье тьмы - полностью окутывающей веки. Вдох. Грудью - воздух, глазами - свет. Выдох.
  - АЙХА!
  Успокоиться. Участок вокруг также тих. Все местные молчат - но её очевидно заметили, восприняли благодушно и, видимо, рады тому, что она попыталась с ними заговорить. Эдакое 'Добрый вечер' вышло. Города совершенно не слышно. Только позвякивает что-то внутри дома - за дверью.
  - Дедушка Питер, дедушка Питер - я к вам за советом пришла, от Антонины Марковны!
  В доме зазвенело. Колокольчики - да нет, не звонко. Не бубенцы. Много металла - словно кто-то монеты пересыпает горстями. Дверь приоткрылась - будто ветер толкнул, чуть подалась назад, но закрываться не стала.
  - Заходи. - пропел голос, совершенно молодой сильный, наполненный звонкой сталью.
  
  Аня подошла к двери, открыла широко, ступила на крыльцо и шагнула внутрь - в обезоруживающую тьму прохода, которой лунный свет и не думал касаться.
  
  Впереди был коридор, высокий потолок - метра три, не меньше. Свет тусклый, откуда-то оттуда идёт, не торопится, не напрягается - видно более-менее, и хватит. И с потолка во множестве свисают цепочки. Много их - совсем маленьких и с палец толщиной. Они то и звенят. И среди них словно тропинка просматривается - извилистая, там цепочки расступаются, ведут, показывают куда идти. И она идёт. Коридор разветвляется, сейчас налево. Потом лесенка - вроде короткая, пять ступенек, а идти по ней не меньше трёх минут пришлось. И везде цепочки. Как в ленточном лабиринте - которых для развлечения понастроили повсюду, только как-то мрачнее что ли. Да и ленточки там обычные, а тут цепи явно живые.
  Впереди забрезжил свет - мерцающий, то ли свеча, то ли керосинка. Анна остановилась, огляделась. Казалось долго шла - а вроде и снежинки на пуховике растаять успели только, да не впиталась ещё водица. И ещё один шаг вперёд - в неизвестность.
  

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"