Мальчиком Йозеф Кнехт медитировал и увидел, как музыка завилась в венок, завертелась и разлетелась яркими искрами. Позднее, взрослым уже, он снова увидел этот венок - но смысл его был богаче: то мальчик следовал за стариком, то старик догонял мальчика. Так они и следовали друг за другом, Мастер и Ученик.
Но рано или поздно этот баланс все-таки нарушается.
Что происходит, если "перевешивает" Старик? Это выглядит так, как будто ребенка приносят ему в жертву. Что при этом происходит в мире мифа/психики?
На первый взгляд, вроде бы совсем ничего - старик сохраняет себя. Так было с Кроносом и Ураном. А мир тем временем стареет, становится жестче, грандиознее и для человека непонятнее. И человек, и божество тревожатся - когда же кризис разразится? И - рано или поздно - сын, Зевс, побеждает отца. Мифический мир не то чтобы полностью преобразился от этого - все опасно-грандиозное стало враждебным, и его победили герои. Стали не то чтобы человечнее, но ребячливее и понятнее олимпийские боги.
И в современных книгах жертва мальчика старику - явление очень частое. В новелле Гофмана "Песочный человек" это едва ли не норма. Пожертвовали глазами мальчика Натанаэля - он этого и не заметил, а ученые старцы экспериментировали, встраивали его глаза в куклу Олимпию, а потом нечаянно сломали ее. Мир новеллы был лишь чуть абсурднее, чуть страшнее обыкновенного мира. И погиб в результате только сам Натанаэль.
В одном маленьком городишке, который создали Стивен Кинг и Питер Страуб, объявился очень старый маньяк-людоед, охотник на детей. Он взял себе имя Рыбака, чтобы стать причастным старине, когда орудовал такой же маньяк по прозвищу Рыбак. Пока Рыбак охотится, нарастает тревога и скрытые противостояния - но это в городке; и пировать бы Рыбаку вечно, если б не появился персонаж из иных мест, бывший мальчик-герой, а ныне отставной полицейский по имени Джек Сойер. Только с его появлением стало известно, каково настоящее зло этого городка. В то же время в запредельном мире Рыбак служит Алому Королю, который серьезно намерен разрушить Темную Башню, мировую ось, т ввергнуть Вселенную в огненный хаос - так что тревога перед уничтожением или трансформацией привычной картины мира теперь не маскируется под ощущение абсурда и скуки.
Если все идет согласно нормальному течению мифа, то старик должен быть убит. Так и происходит - Рыбака убивает его последняя жертва, мальчик по имени Тай, и остается в живых. Но после этого, после убийства старика - как и в греческом мифе, кстати - мир не желает изменяться сам. Такое положение вещей часто разочаровывает в терапии - как же, подвиг уже совершен, а ничего не происходит, и нужно работать еще.
И Таю, поскольку он экстрасенс и был предназначен Алым Королем способствовать разрушению Башни, нужно уничтожить Комбинацию: там дети, ковыляя на окровавленных ножках под кнутами охраны, вращают огромные колеса, добывают энергию. Может быть, то упорные последствия травмы, то ли вообще воплощение инертности психики, что не способна отбрасывать косные и вредные варианты. И Тай рушит Комбинацию - что-то древнее, излишне грандиозное и опасное в психике все-таки можно уничтожить!
Может быть, когда жертвуют мальчика-юношу, ничего на вид и не изменится. Будет лишь миг, в который произойдет последовательность волшебных трансформаций - а потом придет черед изменениям тех областей сознания, которые нам наиболее привычны. Так происходит в "Четвертом листе пергамента" Евг. Богата.
Жертва обоих - явление куда более редкое. Так на посмертном вокзале Кингс-Кросс оказались уже погибший Альбус Дамблдор, предельно искалеченный и неназванный младенец Волдеморт - оба специально для того, чтобы пожертвовавший собой Гарри Поттер что-то узнал. Можно предположить, что, жертвуя "хорошим" Старцем и травмированным Младенцем, психика может рассчитывать на исцеление - потому что Гарри избавляется от того фрагмента травмы, который внедрил ему Волдеморт. Но уж очень это благостно и не совсем достоверно - Гарри ожил, а оживет ли после такого психика реальная? Так мы можем воскресить и исцелить Героя в себе, и он, возможно, перестанет быть Героем.
Жертвование Старцем - явление довольно редкое. Это житейская, не мифическая норма. Именно это происходит с Йозефом Кнехтом, Магистром Игры в бисер. Сначала он много лет преподает все более и более младшим ученикам. Структуры Касталии при этом не меняются, но Магистр чувствует все сильнее, насколько Касталия хрупка. В отличие от истории с Рыбаком, его не понимают, никто его тревоги не разделяет.
Кнехт уходит с неясной целью - повинуясь голосу судьбы. Он становится домашним учителем сына своего друга - и тонет, знакомясь с ним, купаясь с ним, еще не успев ничего передать. Ничего из Касталии. Старик погиб, и мир совершенно не изменился, ни трещинки на его поверхностях не возникло. Но сразу же изменился ученик:
"Боже мой, думал он, содрогаясь, выходит, я виноват в его смерти! И только теперь, когда больше не надо было сохранять гордость и оказывать сопротивление, он почувствовал сквозь боль своей испуганной души, как полюбил он уже этого человека. И в то время как он, всем доводам вопреки, ощущал свою совиновность в смерти учителя, его охватил священный трепет от предчувствия, что эта вина преобразит его самого и его жизнь и потребует от него куда большего, чем он когда-либо до сих пор от себя требовал" (пер. С. Апта).