Аннотация: Сравнительный анализ рассказов Л. Андреева "Красный Смех" и М. Булгакова "Красная корона.Historia morbi"
У рассказа Л. Андреева "Красный смех" есть сильное сходство с "Красной короной" Булгакова, хотя эта связь вроде бы не рассматривалась исследователями. Сходство в сюжетах таково:
--
Война. Один из братьев гибнет в бою и после войны - он не спасен другим братом.
--
Брат, оставшийся в живых, следовал бы за погибшим, но не может - и поэтому уходит в безумие.
Есть и определенное стилистическое сходство: мир кажется раздробленным и хрупким. Однако мир Булгакова более уютен и связен, а героя Андреева сохранившийся домашний уют, кажется, приводит в состояние шока. В части "Красного Смеха" о войне поначалу явного протагониста, можно предположить, что у фрагментов разные авторы, хотя автор записок один. Потом, уже в "мирной" части, протагонист меняется - это брат вернувшегося с войны и сошедшего с ума писателя. То же самое и у Булгакова - речь идет о не воевавшем брате, и его Я необратимо изменяется, когда он пытается понять смысл этой войны.
"Скелет" сюжета в "Красном Смехе":
Разрозненные клочки воспоминаний о войне - о тех ситуациях, когда привычная реальность распадается и упрощается до предела. Состояние писавшего в момент событий - трансовое. Эти клочки могут быть написаны и одним человеком, и разными - Я лишается привычных границ и вливается в поток примитивных, диссоциированных восприятий или даже ощущений, возможных на войне у каждого или у всей массы воюющих. Рассказ критиковал М. Горький, утверждая, что на войне привыкают к ужасу.
Этот лоскутный поток должен подчиниться новому символу, и с ним из него может выделиться Я и сохраниться от распада. Собеседнику повествователя оторвало голову во время обычного разговора. Он видел залитую кровью улыбку, оставшуюся на "пеньке" оторванной головы, и улыбающийся какое-то время стоит и еще живет. Повествователь увидел эту улыбку и неожиданно для себя сказал: "Красный Смех". Что из этого? Есть ужпасное реальное переживание, которое стало основой будущего символа. Этот объект в основе символа реален, как и объекты страха у Лолы Фосс (см. Л. Бинсвангер, "Случай Лолы Фосс"), но он развивается иначе - не расщепляется, и ужас не переходит с объекта на объект. Символ Красного Смеха будет расширяться, но не изменит своего ядра.
Потом повествователь едет в санитарном поезде собирать раненых. Он не спал и очень устал. Он видит живое стонущее поле в красном свете, не может помочь всем - и по причине отсутствия мест в поезде ему придется вернуться в расположение своей части пешком. Он слышит стоны, видит трупы, видит внезапное самоубийство фельдшера - выстрел в голову. Он видит и слышит, но не чувствует и не воспринимает своего тела. Так же в "раненом поле" растворился и погибший фельдшер. Это вторая половина символа Красного Смеха, но повествователь никак не может превратить это ужасающее воспоминание в символ или связную историю.
Бессмысленный бой, в котором свои стреляли по своим, а повествователю оторвало ноги, упоминается очень кратко.
В госпитале повествователь встретил обезумевшего хирурга. Этот доктор - единственный, кто понял, что такое Красный Смех, и смог объединить Красный Смех и поле раненых. Объектом для врача стали обезумевшие солдаты, которые умеют только от чаяно драться. Он почти радостно говорит о войне безумцев со здоровыми, и эта война сделает так, что веселый Красный Смех воцарится на всей земле. Повествователь испуган, он протестует, он хочет домой. Ему не нужен такой огромный символ, включающий массу. Он хочет остаться индивидуальностью. Символ, созданный психотическими механизмам, опасен возникновением безумия.
Повествователь дома. Он поражен устойчивостью домашнего уюта. Кажется, он боится разрушить эту хрупкую безопасность - или уже разрушил одном только своим возвращением с войны.
Брат, оставшийся дома, приходит к повествователю , чтобы разговаривать о войне. Он испуган и пугает брата, рассказывая о том, как к нему подступает безумие. После этого повествователем становится брат, остававшийся дома, но стиль повествования не меняется. Значит, граница между мирным уютом, наполненным тревогой, и безумием войны, исчезла.
Теперь брат, вернувшийся с войны, удаляется в срою комнату и начинает одержимо писать о "цветах и песнях". Он пытается восстановить разрушенную границу, создав символ мира. Он пишет сухим пером неразборчивые каракули и умирает от истощения.
Военное безумие все больше разъедает границы привычного мира. Начинаются погромы. Новому повествователю кажется, что призрак его безумного брата все еще пишет в своем кабинете.
Новый повествователь выбирается из толпы во время погрома и возвращается домой. Этот путь окончательно сводит его с ума. Разрушается предпоследняя граница - между реальностью и воображаемыми мирами.
И теперь брат, принявший эстафету, стремится к ядру своего дома, в котором зародилось безумие и которое хочет сохранить мирный символ - в кабинет безногого брата. Безногий встречает его и говорит, что он пишет о Красном Смехе - о кровавом черепе Земли с содранным скальпом. Содранная кожа - идея доктора, здесь и ей нашлось место. Он вернулся к той самой оторванной голове собеседника, которая поразила его и необратимо изменила. Голова пока не смеется, поэтому она существует в воображении обоих братьев. Голова вызывает страдание, и пока это страдание можно переживать, психика может восстановиться. Как если бы он управлял безумием, но это управление иллюзорно, с движением масс ему не совладать. Значит, и в прежнем ядре нет спасения.
И тогда рушится последняя граница - между живым и мертвым. В дом ворвались "они" - то ли погромщики, то ли восставшие мертвецы.
За окном стоял сам Красный Смех. Как и в "Маске Красной Смерти" Э. По, это означает конец. Образа у Красного Смеха нет. Он появился, голова оторвана - Земля погибла, и теперь не нужен образ окровавленной головы, она словно оторвана новым взрывом, как и свой реальный прототип. Наступило всеобщее уничтожение.
Сюжет "Красной короны...":
Повествователь начинает с того, что он теперь безумен навечно. Он хочет своим воспоминанием восстановить связное течение времени и таким образом выйти на время за пределы своего безумия. Дальше речь идет о прошлом выжившего старшего брата и погибшего младшего. Основное переживание - не ужас, как у героев Л. Андреева, а вина - в переживании вины есть шанс на восстановление психики, на исцеление.
По просьбе матери старший брат поехал на место боевых действий, чтобы вернуть младшего брата домой.
Братья поговорили, и младший ушел в свой последний бой со словами: "Я не могу оставить эскадрон". Эти слова станут лейтмотивом переживаний выжившего.
Очень скоро брата привезли с оторванной крышей черепа. Недоумение выжившего брата и символы власти в образе младшего - и создается, мгновенно, как и следовало бы при столь страшной травме, символ, который будет владеть переживаниями старшего брата: не требуя воплощения, но трансформации. Этот символ всадника в короне препятствует тому, чтобы воспоминания о травме отрицались или подверглись диссоциации. Он сохраняет важнейшее для выжившего переживание и требует тог, чтобы ему был найден смысл.
После этого старший брат психически заболел и оказался в лечебнице. Он говорит, что неизлечим. Его страдание не имеет конца, так как бесполезно и не воскресит брата. Старший осознанно отказывается от успокоения совести, но раскаяние не оставляет его.
Пианино и раскрытые ноты "Фауста" видятся повествователю в больнице. Все мирно, ничего не случилось - такова попытка отрицания, и она не лжива, а нужна для того, чтобы сохранить целостность и неизменность. Брат просит появившегося всадника в короне уйти, но тот остается и веско повторяет: "Я не могу оставить эскадрон". Появление страшного всадника не отменяет существования дома и музыки. Страшное содержание стремится к интеграции, а не к поглощению всех прочих содержаний, как только ужас, чей символ - Красный Смех. Появление всадника не означает психологического уничтожения старшего брата.
Старший брат становится обвиняемым и сам обвиняет генерала-вешателя. Он переживает всю полноту вины, все ее грани, но она столь огромна, что своя собственная доля вины за войны исчезает и становится неважной и бесполезной. Поэтому старший брат неизлечим и будет страдать вечно.
Сходство двух рассказов:
В обоих рассказах есть пара братьев - один призван воевать, второй остается дома. Если имеется пара персонажей, значит, имеется внутренний конфликт. Здесь конфликт касается соотношения просто смерти и уничтожения индивидуальной психики на войне. Один из братьев действует и погибает, второй осмысляет - следовательно, есть огромная разница состояний психики, и они несовместимы в единой психике. Создание страшного и странного символа в обоих рассказах предназначено для того, чтобы воссоединить эти разрозненные части.
В обоих рассказах уродуется голова, и остается только лицо без свода черепа и без глаз - именно так меняется психика на несправедливой и бессмысленной войне, не давая шанса осмыслить войну так, чтобы этот абсурдный смысл окончательно не уничтожил психику.
Задача выживших братьев - не привыкнуть к войне, всеми силами избегая этого, но доосмыслить происходящее.
Распад мирных символов - "цветов и песен" у Андреева, "Фауста" на фортепиано у Булгакова. Никакой ресурсный символ не может защитить от смертного ужаса. Поэтому символы мирного
Отличия сюжетов:
Выживший брат из "Красного Смеха" принимает эстафету по развитию страшного символа и сохраняет внутреннюю связь с погибшим братом. Эта связь сохраняется ценой безумия. Управляет им мировоззрение умершего. Брат из "Красной Короны" избегает этого, но даже приступ сильнейшего психомоторного возбуждения не дает ему избавления. Он пытается порвать связь с младшим братом, его бессознательное навязывает всаднику в короне появление в мирной обстановке, но всадник не согласен на это.
Брат из "Красной Короны" отдается развитию страшного символа и пытается его понять. Брат из "Красной Короны" хочет, что бы всадник исчез и чтобы его сменил образ живого брата. Он не желает иметь дело с войной и переживать вину, к нему, отдельному, вроде бы не имеющую отношения.
Символ ужаса в "Красном Смехе" грандиозен, далеко выходит за рамки и индивидуальной психики, и переживаний человеческих масс. Символ в "Красной Короне" строго индивидуализирован, выживший ищет персональной вины и персональной (своей и генерала) ответственности за войну.
Динамика сюжетов различна. У Андреева время - это поток, война все больше и больше расширяет свое влияние, подобное смертоносным лучам. Чтобы избежать этого ужаса, герой Булгакова переживает свой символ в остановившемся времени.
Основное переживание в "Красном Смехе" - ужас, в "Красной Короне" - вина. Герой Булгакова совиновен генералу. В переживаниях героев Андреева вины нет вообще.
Странность обоих символов - в обезглавливании лишь наполовину, в возможности прожить еще какое-то краткое время после такого увечья - это жизнь в смерти, чем и является война для того, кто не видит в ней праведных целей и смысла.
Символ "Красного Смеха" построен на несовместимости улыбки и смертельной травмы. Лишение головы - лишение разума. Привнесение туда образа массы, поля раненых, а также пример адаптации к войне, свирепых одиночек-сумасшедших, делает этот символ опасным, распространяющимся, как вредное излучение.
Сначала он развивается именно так - сначала все увиденное страдание обретает значение символа. Красный Смех еще бездействует. Он ожил и стал истинным, когда доктор угадал его смысл и развил. После этого повествователю стало по-настоящему страшно. Посмотрим, что произошло. Осмысление символа и игра с ним - это нормальные пути его развить и интегрировать. Доктор, по сути, сочинил сказку о войне. Такой оживший символ оживляет и чувства, и поэтому повествователя охватил ужас. Получается, что для символов травмы запрещен нормальный путь их интеграции, и психика оказывается в двойной ловушке - ее травмирует и контакт с символом, и повторяющееся неизменным травматическое воспоминание.
Но все же символ интегрирован повествователем. Более того, это такой символ, который значим и для других - для брата и доктора. Теперь, когда раненый вернулся домой, обычная жизнь чужда ему, и все его переживания, более того, даже механизм создания символов подчинен Красному Смеху - ведь повествователь не может, как хотел бы, писать о цветах и песнях.
Главный символ "Красной Короны", слепой всадник в кровавой короне плоти на месте лба. Он не привлекает к себе никаких дополнительных содержаний, не развивается. Он заслоняет собою весь остальной мир, останавливает время (прошлое, в которое невозможно вернуться) на единственно значимом миге смерти. Оставшийся в живых брат не может даже оплакать утрату: всадник уничтожает все остальные воспоминания о брате. Совиновность выжившего и гнев на вешателя - это в какой-то степени выход; может быть, искупление и восстановление еще возможно. Было бы возможно, но выживший отказывается от него.
Но отрицание в свой черед, после созданной истории, сменяется гневом на генерала - это нормальная динамика горя.