"Воин света не тратит свою жизнь на то, чтобы играть роль, которую для него избрали другие"
"Воин света не изменяет своих решений"
"Воин знает, что волен избрать желанное ему". Пауло Коэльо. Книга воина света.
Ушедшие дни еще терзали камень, поросший зеленым плюшем. Развалины стояли на высоком, покрытом волнистой, душистой и свежей травой берегу. Если идти по этому берегу, то трава будет тебе по горло. Она очень мягкая и тонкая, она будет гладить по плечам, и прятать от чужих глаз. Она будет такой холодной, на фоне жаркого солнца и воздуха, она будет скрывать в себе разноцветных бабочек, которые взлетают, чувствуя ветер, колышущий траву. Они будут лететь к небу, к самому солнцу, их крылья будут просвечивать на фоне солнечного света. А потом они резко опустятся на траву берега, снова превращаясь в цветы. А над ними будут лететь птицы. Это будут чайки, их белоснежные с черными краями крылья будут отражать солнечный свет. Они будут пролетать над морем, чья небесно-голубая поверхность будет искриться, каждой своей волной отражая маленькое солнце. Из прозрачной и теплой воды будут выпрыгивать дельфины, провожая взглядами чаек. А птицы сделают крюк к развалинам замка, и рассекут воздух совсем близко к ним. Они будут лететь очень низко, они почти будут касаться крыльями белых и теплых камней, а потом они резко поднимутся выше, оставляя старый замок далеко внизу. Замок будет нежиться в солнечном свете. Его башни разрушены, его знамена выцвели на солнце и изорваны ветром. В его комнатах сквозь каменную кладку пробивается молодая трава и деревья. Он забыт. Он уже никому не нужен. Он оставлен на берегу Сапфирового Моря, где растет высокая трава, и дельфины не боятся подплывать близко к берегу.
Старик тяжело вздохнул и резко затих. Его вздох отозвался звучным эхом в пустых коридорах. Юноша сидящий рядом с ним провел рукой над телом старца и закрыл ему глаза. Старик умирал уже целую неделю от какой-то неизвестной и страшной болезни. Он безуспешно и отчаянно взывал к Свету, моля то о своем исцелении, то о быстрой смерти, но ему не было дано ни то, ни другое. Он издох у старого каменного алтаря, который был даже древнее его самого. Юноша позволил себе всхлипнуть и выйти из комнаты. Он шел по полуразрушенным коридорам, в которые проникали резкие и ровные лучи солнца. Он скучающим взглядом смотрел на старые изъеденные мышами гобелены. Он был одет в белое и был похож на призрака, явившегося попроведать замок своих светлых дней... Походка у юноши была быстрой, не резкой, а плавной и грациозной, как у дикого кота. Его шаги практически не были слышны, лишь иногда, когда он наступал на сухие листья, занесенные в развалины ветром, слышался приглушенный треск, похожий на шебуршание листов старой книги. Он шел по этому длинному коридору, шел с ощущением странной свободы, которая бывает у зверя в зоопарке, которому открыли дверь клетки. Ты осознаешь, что ты свободен, но твое тело, твоя душа и какая-то доля разума еще не верят в эту свободу, считая ее иллюзией, которая вот-вот рассыплется на тысячи осколков, как разбитое камнем тонкое стекло, и будет поблескивать от света огня собственного стыда. Юноша впервые чувствовал подобное. В своей жизни он практически никогда ничего не чувствовал кроме редких вспышек голода, сна и непонимания, которые гасли с приходом Учителя и медленно рассыпались в прах. Но теперь Учителя нет, он умер, как умерли все, кто жил в этом замке. За всю свою жизнь юноша уже успел повидать несколько смертей. И каждый раз умирал тот, кто был по-своему дорог ему. От меча, от огня, от болезни и просто своей смертью. И каждый уносил собой частичку души, частичку слез и эмоций. И теперь он даже не мог уронить слезу на тело учителя. Даже для Порядка, ведь он должен сожалеть об уходе старца. Ведь другие же сожалеют, хотя, он даже не видел других. Всю свою жизнь он провел в этих руинах и общении со стариками.
Коридор кончился. Длинные ветви какого-то вьющегося растения слабо покачивались на свету дверного проема. Юноша резко отодвинул их рукой и оказался на западной секции стены замка. Легкие наполнил свежий аромат моря и травы, принесенный западным ветром. Над замком стремительными серыми тенями пронеслись чайки. От стены отделилась тонкая тень, одетая в белое.
- Глэкен? - девушка подошла к каменным зубцам стены и устремила взгляд к морю, - он умер?
Ее голос был легким и полным грусти. По ее лицу медленно катились слезы, сверкающие на свету и похожие на дорогие алмазы. Он тихо смотрел на нее, а потом лишь мягко кивнул и тоже взглянул на море.
- Он ничего не сказал тебе перед смертью? - снова спросила она. Она была похожа на белую чайку, с позолоченными крыльями.
- Нет, Лили, ничего. Он только молился.
Какое-то время они молчали и лишь вслушивались в отдаленный гул моря.
- Посмотри, как играют дельфины, - Глэкен знал, что она любит дельфинов, - видишь? Они сейчас поплывут к тому белому парусу.
- Здесь никогда не останавливались корабли, - Лили следила за белой точкой на море, которая медленно двигалась по тонкой кромке горизонта.
- Теперь мы можем посмотреть, куда они плывут, - задумчиво произнес он.
- Что ты хочешь этим сказать? - в ее голосе промелькнула смутная тревога. Она устремила огромные голубые глаза на брата.
- Лили, учитель мертв. Мы здесь одни. Мы можем уйти. Нас здесь больше ничего не держит, - спокойно ответил он.
- Нет, Глэкен, нет. Ты забыл о нашей клятве? О том, что мы должны дождаться Света? - возразила она.
Глэкен обвел взглядом равнину. Вдалеке виднелся лес. Что там? За этим лесом? Он никогда не видел, он никогда не знал. А сейчас он мог вместе с сестрой покинуть старый замок и отправиться туда, где живут другие люди. Никто не будет держать и обременять его. Никто не будет внушать ему истины, в которые он, Глэкен, никогда не верил. Никто, - Лили, Света не будет. Их предки ждали его, Они ждали его, Мы ждем его. Мы уже потратили на это наше детство. Я четырнадцать лет живу в этом замке. Я больше ничего не видел кроме этого моря. Ты тоже. Кроме той деревни, откуда эти служители света забрали нас, когда нам было по пять лет. Когда наши родители умерли. Когда их зарезали... - он пытался сказать ей.
- Глэкен, но нам больше некуда было идти. Они приютили нас. Они дали цель нашей жизни, - Лили всегда заступалась за них. Юноша смотрел на свою сестру со странной любящей жалостью, которая была смешана с негодованием.
- Провести жизнь ради того, что бы потом умереть в этом замке ради какой-то призрачной цели? И потерять детство, юность... да всю жизнь?! - Глэкен чуть не кричал.
- Нет. Любить и уважать ближних. Верить. Любить Свет, Уважать Свет, Сражаться за Свет. И дождаться Светлого Божества, которое принесет в этот мир Истинный Свет, - уверенно ответила его сестра. Она заучила это наизусть. Она смотрит через эти слова, как через стекло, затянутое льдом. Сквозь такое стекло видишь лишь смутные очертания и сам придумываешь образ этому предмету. И ощущаешь себя слепым. Неспособным видеть, но способным фантазировать и давать вещам несуществующие, но так нравящиеся тебе названия.
- Нет никакого Светлого Божества. Вы сами выдумали его. Вы сами выдумали себе веру, - заявил Глэкен, - а теперь мы можем уйти. Мы можем взять лошадей, сокровища из подвала и жить, как живут короли.
- Глэкен, эти сокровища собирались много лет! Этот замок строился при Божестве! Эти сокровища будут отданы ему, когда оно вернется, как и было обещано. Разве ты не читал Нашей летописи? Наших мифов?
- Ты уже называешь их нашими. Не ты писала их. Не верь во все это. Неужели ты хочешь испортить всю свою жизнь?! - он почти кричал. Лили испугано смотрела на него постепенно расширяющимися голубыми глазами. Вокруг них еще не высохли слезы. И глаза были красными и измученными. В них отражалось небо, белые облака, солнце, чайки. Все такое синее, словно покрытое морскими водами. И он, Глэкен, в белых одеждах Воина Света. Она впервые испугалась его. Его мыслей. Она впервые испугалась спора с братом, спора о своей вере. О истинном лечащем свете, который должен спасти мир от вечной тьмы.
- Глэкен, давай похороним учителя. А я подумаю над твоим предложением, - примиряющим тоном, в котором слышались слезы, сказала она, - давай похороним его по традициям этого замка.
- Хорошо, - ему было жаль сестру, - но потом мы уйдем.
Лили едва заметно кивнула и ушла прочь со стены, оставив Глэкена одного. Он медленно пошел вдоль зубцов старой стены. Кое-где огромные кирпичи держались непрочно и шатались при легком прикосновении. Какой старый замок. Сколько же лет этой кирпичной кладке? Глэкен не знал. Его взгляд скользил по равнине и далекому лесу. И все-таки, что же там? За огромными старыми деревьями и молодыми сосенками, елочками и березками. За лесным ручьем и дальними холмами, на которых раньше стояла деревня, где он провел свое детство. По равнине стремительно неслись белые лошади. Табун лучших лошадей, когда-то принадлежавших Воинам Света. Лошадей белых, как снег, грациозных и прекрасных, как лунный свет, быстрых и похожих на морскую пену. Таких изумительных и чудесных лошадей. Они гуляют по этой равнине, по холмам перед лесом, скачут вдоль берега моря, вдоль русла чистой и холодной речки. Они теперь никому не принадлежат... кроме него и Лили. На такой лошади можно навсегда покинуть этот светлый берег, этот старый замок, эту иллюзию жизни Воина Света. Кого они ждали в этом замке столько лет? Разве кто-то стоил такого длительного ожидания, когда стены уже разрушены, и верующие медленно вымерли? Разве это стоит такой веры? Глэкен не понимал. А Лили? Что будет с Лили? Она такая нежная, такая доверчивая, она подобна ребенку. Они заставили ее верить в это божество, в этот свет. Они лишили девушку жизни. Она как цветок, выросший и распустившийся в подвале. Такие цветы прекрасны, но так слабы, так беззащитны. У них тонкие хрупкие стебли и нежные лепестки. Они выросли и распустились в темных подвалах лишь для того чтобы умереть. И никто никогда их не увидит. Жалкое и никому не нужное существование. Бедная Лили, ну почему именно она? Нет, он еще успеет спасти ее, успеет раскрыть ей глаза и растопить лед на стекле. Она поймет, что ее вера ничего не стоит, что все вокруг лишь слабая тень того, что было раньше, что в эту тень не надо верить. И все будет хорошо. И все будет так, как у других людей, живущих далеко за лесом.
Они сложили погребальный костер во внутреннем дворе разрушенного замка, под кроной огромного старого дерева, следуя многовековой традиции. Костер был ярким и живым. Язычки пламени медленно сжирали мертвое тело, накрытое белой тканью. Дым от костра поднимался высоко, сквозь крону дерева, к самой луне и звездам, не скрытым темными облаками. Дерево было больным и старым, оно медленно сохло и умирало. Сейчас листья остались лишь на верхних ветвях. Остальное было черным, голым и жутким, вселяющим непонятную горесть и печаль, и мысли о далеких прошедших днях. В дыму древо казалось еще более огромным и пугающим, его ветви напоминали кости, сложенные в форме дерева. А костер все горел и освещал две бледных фигуры. Они молча стояли и смотрели на погребальный костер. Они были погружены в мысли о собственном неясном будущем. И девушка плакала. И юноша держал руку у нее на плече. И они оба чувствовали себя странно беззащитными, как новорожденные котята, у которых еще не открылись глаза, и которые еще готовятся к жизни в этом чужом и пугающем мире. Глэкен сжигал свое прошлое, свои оковы, свою ненависть. Лили сжигала учителя и дни, проведенные в развалинах замка. А потом тело сгорело, и они собрали прах и положили его в погребальную урну. Она была разукрашена искусной резьбой. Таких урн много стояло в подвалах и катакомбах замка. И в каждой прах еще одного Воина Света. И на каждой имя и символы веры. А еще было две пустых. Для Лили и Глэкена. Каждому, кто приходил в замок, изготавливали свою урну, ибо верили, что человек будет погребен именно здесь.
И когда они вышли из подвала и направились к помещениям служившим конюшням, в ворота замка влетел легкий ветерок. Он колыхнул прогнившие древние створки ворот и налетел на двух людей, собирающихся покинуть замок. Лили почувствовала прохладу, лепестки цветов и брызги моря на своем лице. И услышала, как где-то далеко играет свирель. Играет мелодию, которую играли Воины Света, когда только привезли детей в развалины. И Лили дотронулась пальцами до своей щеки, словно желая оставить ощущение ветерка там навсегда. И Лили сказала, - Глэкен, я остаюсь.
И почувствовала напряжение в воздухе.
- Почему? - единственное слово. Печальное и резкое.
- Мы должны ждать Светлое Божество. Ради нашей веры, - Лили чуть не плакала. Ее брат смотрел ей прямо в глаза. Но он не умеет читать по глазам. Они никогда не поймут друг друга. Он долго смотрел на нее. Потом оседлал белоснежную лошадь, поправил наполненные золотом седельные сумки и вышел к воротам. Он все делал молча и быстро, но каждый раз бросал на сестру полный укора и боли взгляд.
- Быть может, ты передумаешь? - он вскочил на лошадь. Он еще надеялся, что не оставит сестру здесь одну, - здесь у тебя нет будущего.
Он вздохнул. Он больше ничего не сказал. Он тронул пятками лошадь и пустил ее ровной, размашистой рысью, медленно переходящей в галоп. И слушая отзвук лошадиных копыт и шуршание травы, он оглянулся назад. На стене стояла белая фигура. Ветер колыхал просторный белый плащ.
- Лили, прости, я не смог заставить тебя, - он почувствовал взрыв боли. Он не попрощался с ней. Когда люди не прощаются, они уходят навсегда...
- Когда люди не прощаются, они уходят навсегда, - она повторила это снова. Она лежала на холодном каменном полу и в лицо ей бил яркий свет, пробивающийся сквозь дыры в стене и узкое оконце. Сколько прошло времени после его отъезда? Неделя? Месяц? Год? Вечность? Или две вечности? Боже, она так одинока. Зачем она осталась здесь? Почему не послушала Глэкена? Лили набрала в грудь побольше воздуха и разрыдалась. Она давилась своими рыданиями, она задыхалась и от этого плакала еще сильнее. Она корчилась на полу в странной агонии своих рыданий. И истошно звала брата. Ее крик был нечеловеческим, громким и тонким. От этого крика болела голова, болели сосуды и вены, выступившие на висках уродливыми буграми. От этого крика горели голосовые связки. Лили царапала ногтями белый камень, покрытый мягким мхом.
- Глэкен!
Над крышей замка пролетели чайки.
- Глэкен!
На высокой траве покачивали крыльями бабочки.
- Глэкен!
Шум далекого моря. Небо. Земля.
Истошный крик, который никто никогда не услышит...
Высокая трава приминалась под потоком людей. Они быстро шли по равнине и были похожи на черных крыс, такие же мерзкие и гадкие, в своих черных одеждах. Их было много. Они двигались к месту своей временной остановки. Забавно, но это был один из старых замков Воинов Света. Полуразрушенный и пустой, как утверждал один из солдат. Бедные и глупые Воины Света, убитые собственной верой. Они строили красивые замки и храмы, ожидая прихода Истинного света. Они называли Тьмой эту армию. Они так смешно сопротивлялись. Одни старики и нищие. Это вызвало улыбку у командующего армией. И вот... одна из их хваленых крепостей, благословенный замок, который станет им ночлегом до завтрашнего дня. А потом будет посадка на корабли и война в какой-то экзотической и богатой стране. Замок белел на фоне красного, как кровь заката. Легкие розовые краски света почти не окрашивали его стены. Он печально встречал закат своими пустыми окнами, засохшим деревом и сгнившими воротами. А потом... из ворот на встречу им вырвалась белая точка. Похожая на звезду, она стремительно неслась к ним, пугая бабочек и вздымая в воздух лепестки цветов. Это был человек на белоснежной лошади и белом плаще, окрашенный закатом в розовые и оранжевые тона. Ближе, ближе...
Девушка в белых одеждах остановила лошадь и подняла в воздух, сверкнувший в лучах заката меч.
- Лили, - услышал командир легкий шепот откуда-то слева.
Она смотрела на них спокойными глазами. Глазами полными ожидания, но не битвы, а чего-то большего. За ней никого не было. Она знала. Но она не позволит им здесь быть. Они уйдут. Они должны, обязаны уйти. Это место принадлежит Свету, а не Тьме. Она тронула пятками коня... жужжание ветра в ушах, ощущение травы на ногах, грива лошади, и армия людей олицетворяющих тьму. А потом крик, - "не бейте ее. Она сумасшедшая". Такой истошный крик. Он пробился к ней уже сквозь туман. Она неслась к ним. Она врезалась в эту толпу. Туда, где стоял Главный... один мертвый, второй, третий... а потом много боли. Во всем теле. И туман окрасился в красный цвет... И крики. И кровь... и медленно наступившая темнота.
Белая девушка лежала на примятой, окрашенной в цвет крови мокрой траве. Кровь была везде. Она так красиво выглядела на ее белых одеждах. В синих глазах отражались небо, затянутое облаками и склонившиеся над ней люди...
Лили резко открыла глаза и вскочила. Странно, но она не ощутила боли, с которой умерла. Она вообще ничего не ощутила. Она была одна. Она сидела на черном зеркальном полу в полной черноте. Вокруг была лишь пустота, окрашенная в черный цвет. И больше ничего. Лили вскрикнула, ее крик был странно громким и быстро растворился в темноте.
- О, Великий Свет, за что? - она повторила это непроизвольно. Она почувствовала, что боится.
- Великий Свет? - эхом пронеслось вокруг. Лили сжалась в комок, - кто здесь?
- Это так важно? - из-за спины. Лили обернулась. Вся чернота куда-то пропала. Была лишь белая комната, заполненная светом. И светящийся силуэт. Было трудно понять мужчина это или женщина, слишком сильный свет исходил от существа, такой яркий и теплый, как свет солнца в жаркие летние дни.
- Свет... - единственная мысль, высказанная словами.
- Если тебе угодно. Я здесь для тебя.
- Но почему не раньше? - досада, которую не сдерживал разум.
- А разве есть разница? Нет нужды во мне. Но и это не важно... Главное настоящее, а не прошлое, - голос был ровным, но невыразительным. Без простейшей интонации, простое сотрясение воздуха, которое затихало в свете комнаты. И этот свет слепил глаза, этот свет... она ждала его всегда, она любила его, любила, не видя, не зная, как человека на другом конце земли. Она любила и ждала сильно-сильно... но зачем? Зрачки расширились. Голос Глэкена. Зачем она любила этот свет? Зачем она ждала его, ведь сейчас она совсем ничего не чувствует. Великое светлое божество делает ей одолжение. Истинный свет, да он даже ничего не выражает к человеку, который ждал его до конца своей жизни. Нет даже жалости. И пришла обида. И девушка заплакала. Она стояла на коленях перед сияющей фигурой и рыдала, ее слезы исчезали в свете, ее ногти царапали собственную кожу, она ощущала себя обманутой. "А разве есть разница", - фраза обжигала. Нет разницы. Можно заставлять людей ждать сколько угодно. И проверять их веру. Лили запустила руки в свои длинные спутанные волосы, ей хотелось вырвать их, вырвать себе сердце, чтобы не было такой сильной боли, которая была сейчас. Как она могла верить в иллюзию спасенья? В иллюзию абсолютного добра, которое все звали светом. "Нет нужды во мне", - беспомощное божество, фантазия глупых стариков...
Теплые, источающие свет руки медленно обняли ее. Существо пыталось утешить девушку и лишить себя ее громких рыданий.
Нет. Еще осталось одно.
Лили опустила руки и нащупала нож, висящий на поясе. Вытащила его и зажмурилась.
Удар в живот...
Тепло медленно отхлынуло от нее.
Лили открыла глаза. От нее медленно отступала девушка, похожая на луч солнца, в животе у нее был нож, лезвие которого было покрыто светящейся жидкостью, похожей на кровь.
Тишина резко спала, и помещение наполнилось тысячами криков, полных агонии, такой страшной агонии и печали, и эти крики врезались в уши Лили. Она упала на колени, заживая уши руками и чувствуя страшную боль в голове.
А потом снова наступила тишина, и Лили осталась одна в темноте. Навсегда.
Далеко-далеко есть море. Его волны бьются о прибрежные камни и нежно гладят желтый, рассыпчатый и мягкий песок. Над морем летают белые, как снег чайки. Их крики печальны и далеко разносятся эхом. Чайки стремительно пролетают над огромной равниной. Там растет всегда зеленая высокая трава. Из этой травы выглядывают полевые цветы, лепестки которых уносит собой налетающий время от времени ветер, а вместе с лепестками в небо поднимаются сотни белых бабочек, которые взлетают к самому солнцу и резко падают вниз, снова опускаясь к стеблям травы. А дальше, в зеленых холмах гуляют белые кони. Нигде больше нет таких снежно былых лошадей, таких истинно свободных лошадей. Они несутся по равнине мимо полуразрушенного замка из крепких белых камней, которые отражают солнечный свет. Тонкое и мягкое покрывало мха покрывает эти камни. Они такие теплые и такие древние. И весь двор замка заполнен светом... А глубоко в подвалах замка, там, куда не проникает солнечный свет, стоят каменные урны. Одни совсем древние, но есть две новых. Они белеют в бархатной темноте и источают слабый свет. В одной из них прах девушки по имени Лили, в другой юноши по имени Глэкен. Она убила его, когда неслась на белой лошади к тем, кто хотел осквернить замок. Два последних Воина Света... А над замком снова пролетят чайки и опустятся к своим гнездам, где их ждут изголодавшиеся птенцы. И все будет таким всегда. Навсегда...
"Свет был с нами всегда. Мы просто не замечали лучей солнца, сотворяя себе идола. Глэкен".
Надпись на плите, найденной археологами в развалинах старого замка.