Семёнова Назиря Акрамовна : другие произведения.

Сказки в стихах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

Н.А. СЕМЕНОВА

Царь и Марица

Сказки в стихах

   84 (2Рос=Рус) 6
   С51
  
   С51 Семенова, Н.А. Царь и Марица : Сказки в стихах. [Текст] / Н.А. Семенова. - Тула: Тульский полиграфист, 2014. - 128 с.
  

  
   ISBN 978-5-88422-545-9

No Семенова Н.А., 2014

No Оформление ООО "Тульский полиграфист", 2014

Царь и Марица

  
   Как во царствии далеком
   Жил царевич одинокий.
   Он ни в чем не знал нужды,
   Приняв царствия бразды.
  
   Был он статен и красив,
   Добродушен, не спесив.
   И мечтали все девицы,
   Чтобы взял он их в царицы.
  
   И никто из них не знал
   То, о чем их царь мечтал.
   А царевич золотой
   С виду, вроде бы, простой
  
   Искренне хотел влюбиться.
   По любви мечтал жениться
   Чтоб жена его младая
   Принесла детишек стаю.
  
   Был бы в счастье он глубоком
   И совсем не одиноким.
   Вот поэтому пора
   Убираться со двора.
  
   Царь отправился в поход:
   Ехал месяц, ехал год.
   Не сыскалося девицы
   Той, что стала бы царицей.
  
   Все, как будто, хороши,
   Но не тронули души.
   Сердца струн не взбередили
   Хоть и были очень милы.
  
   Царь грустил и не мечтал
   От дороги он устал.
   Знать написано ему
   Жить, как прежде, одному.
  
   Ночь внезапно пеленой
   Шар окутала земной.
   Темь кругом, ну, просто мрак,
   Невозможно сделать шаг.
  
   Вот с походом царь стоит
   И народу говорит:
   "Заночуем братцы, здесь
   Да к тому ж пора б поесть.
  
   Наберемся сил немного
   Да отправимся в дорогу".
   Спать еще не улеглись
   Вдруг вдали огни зажглись.
  
   Царь воскликнул: "Там огни
   Манят нас к себе они".
   В тот же час все собрались
   На огонь и подались.
  
   Вот они к дверям подходят,
   Но никто к ним не выходит.
   Стали в двери те стучать
   И не тихо уж кричать.
  
   "Эй, хозяева, не бойтесь,
   Двери путникам откройте
   И пустите на постой,
   Кошелек наш не пустой".
  
   Дверь тихонько отворилась,
   В темноте девица скрылась.
   Баба пред царем предстала,
   Посмотрела и сказала:
  
   "Мы гостей совсем не ждали,
   Накормлю я вас едва ли.
   Может, чаем угощу,
   На постой вас всех пущу".
  
   Видно, в кухне баба скрылась,
   А девица появилась.
   Царь на девицу взглянул
   И в глазах тех утонул.
  
   Высока, стройна девица,
   Черноброва, белолица.
   Жар в душе царя зажгла,
   Сердце молча отняла.
  
   Но оно и не болело
   Лишь от счастья тихо млело.
   Ах, красавица-девица,
   Видно, быть тебе царицей.
   Только сердце вниз упало
   Его что-то испугало.
   Может, Богу так угодно,
   Что девица не свободна.
  
   Эта мысль могла убить.
   Что же делать? Как же быть?
   Произнес царь осторожно:
   "Вас спросить о чем-то можно?"
  
   Дева бросила свой взор,
   Царь не видел в нем укор.
   "Имя я хотел бы знать,
   Как вас звать и величать?"
  
   Улыбнулася девица
   И ответила: "Марица,
   Можно Машенькою звать.
   А тебя как величать?
  
   "Из простых" - вдруг царь заметил,
   Но а вслух он ей ответил:
   "Нарекла Иваном мать,
   Так и стали величать".
  
   "Что ж, Иван, пора уж спать,
   Видно рано вам вставать.
   И тебе пора вздремнуть,
   Завтра двинешься вновь в путь".
  
   Так промолвила девица
   И в дверях успела скрыться.
   Эту ночь Иван не спал,
   О Марице он мечтал.
  
   Рано утром царь поднялся
   И на кухне оказался.
   Ночь без сна не победила
   И ключом в нем сила била.
   Маша молча хлопотала
   У печи и у мангала.
  
   На щеках ее румянец,
   А лицо - ну словно глянец -
   И до пояса коса.
   Что за девица-краса!
  
   Царь за нею наблюдал,
   Да при этом все гадал:
   "Как откликнется девица
   На мой зов на ней жениться?"
  
   Вдруг услышал глас старухи,
   И звучал он как-то глухо:
   "Не ложи на девку глаз,
   Хватит горюшка уж с нас".
  
   Воздух ртом стал царь хватать
   И не знает, что сказать.
   А потом ответил: "Мать,
   Я не знаю, как те звать.
  
   Но скажу тебе одно:
   Делать зло мне не дано.
   И прошу тебя я, мать,
   Машу в жены мне отдать.
  
   Воздух ртом уже хватать
   Стала вдруг старуха-мать.
   Наконец речь обрела,
   Глухо вновь произнесла:
  
   Ты, парниша, не спеши
   Впредь все с Машей пореши,
   Чтобы в жены девку звать
   Кое-что ты должен знать.
  
   Царь Иван сидел не весел,
   Буйну голову повесил:
   "Что за напасть, за проруха?
   О чем ведала старуха?"
  
   Сердце болью отзывалось,
   Душа с телом разрывалась.
   Что за странные дела?
   Что ж, была иль не была.
  
   Мне сейчас нужна Марица,
   Чтоб душою, телом слиться.
   Но впредь надо объясниться.
   В этот миг вошла Марица.
  
   Царь поднялся столь пружинно,
   Но к ней двинулся он чинно.
   И едва пред ней предстал
   В тот же миг ей царь сказал:
   - Попросил твою я мать
   В жены мне тебя отдать.
   С этих слов уж мать твоя
   Стала словно не своя.
  
   Объясни ты мне, Марица,
   Что могло с тобой случиться?
   И ответь, я люб тебе,
   Значим ли в твоей судьбе?
  
   Скрип раздался половицы,
   Зябко вздрогнула Марица.
   Повлажнели вдруг глаза,
   Вот покатится слеза.
  
   Но себя она сдержала,
   Взор потупивши сказала:
   - По душе ты мне, Ванюша,
   Но прошу, меня послушай.
  
   Здесь живу я не одна.
   Я не мужняя жена,
   Также я и не девица.
   Царь воскликнул: - Ты вдовица?
  
   А Марица отвечала:
   - Я не все еще сказала.
   Восемь лет тому назад
   Здесь гостил у тетки брат.
  
   Эта тетка мне чужая,
   Не родня там, хоть какая.
   И живу здесь, как рабыня,
   Нет мне счастия отныне.
  
   Грех большой я совершила,
   Потому что полюбила.
   От любви той, что была,
   Трех сыночков родила.
  
   С той поры любимый сгинул,
   Навсегда он нас покинул.
   Где-то бродит он по свету,
   А до нас уж дела нету.
  
   Тетка пилит день и ночь,
   Я давно ушла бы прочь.
   Нету в жизни мне пути,
   Так как некуда идти.
  
   Тетка мальчиков балует,
   Мое сердце горе чует.
   Боль идет, как из нутра,
   Нет проростков в них добра.
  
   Вот теперь я все сказала
   От конца и до начала.
   Если я тебе нужна,
   Замуж выйду не одна.
  
   И скажу без лишних слов
   Я люблю своих сынов.
   Тетке я их не оставлю.
   Может быть, детей избавлю

0x01 graphic

  
   От тех зерен зла и бед,
   Что растились столько лет
   Братом тетки, ей самой,
   Жаль, полоть мне все одной.
  
   Вдруг раздался шум и вой,
   Появились все гурьбой
   Пред царем все три мальца,
   Одинаковых с лица.
  
   В их глазах застыл вопрос:
   "И кого к нам черт принес?"
   Но притягивал их взгляд
   Дядьки странного наряд.
  
   Никогда еще доныне
   Им не грезилось в помине,
   Что сверкающий наряд
   Так обрадует ребят.
  
   В их глазах исчез вопрос,
   Вмиг наш царь детьми оброс.
   Дети трогали царя,
   Меж собою говоря:
  
   - Вот так сабля, вот так пряжка,
   Во, нарядная рубашка,
   А карманов и не счесть.
   Посмотри, в них что-то есть.
  
   Оторопь царя взяла,
   Ну, дела, ну и дела.
   Хоть она не родовита,
   Но зато как плодовита.
  
   Вот поэтому, Марица,
   Ты достойна стать царицей.
   Царь очнулся, наконец,
   Вслух сказал: - Я ваш отец.
   А приехал я за вами,
   И с собой возьмем мы маму.
   Будем жить мы в стольном граде,
   Вас там видеть будут рады.
  
   Ну, не стойте на пороге,
   Собирайтеся в дорогу.
   Лишь оденьтесь потеплее,
   Ночь в пути совсем не греет.
  
   И пошел вопросов шквал:
   - А ты правду нам сказал?
   Мы тебя так долго ждали,
   Что совсем и не узнали.
  
   Где так долго пропадал,
   Или ты про нас не знал?
   А ты купишь мне лошадку,
   Иль большую шоколадку?
  
   Ради смеха, не от скуки
   Поднял кверху царь наш руки:
   - Я прошу у вас прощенья,
   Леденцов куплю, печенья,
  
   Не одну, а три лошадки,
   И конечно ж, шоколадки.
   Детвора кричит: - Ура
   В путь-дорогу нам пора!
  
   Тетка сценку наблюдала,
   И Марице так сказала:
   - Ты за кем сама идешь,
   За собой детей ведешь.
  
   Путний странник неизвестный,
   Хоть и с виду интересный.
   Может, он бандит с дороги,
   Вам сломает руки, ноги.
  
   Не жила ведь здесь Марица,
   Билась, словно в клетке птица,
   Надорвала сердце, душу
   И не хочет тетку слушать.
  
   Лишь ответила: - Прости,
   Я в дороге, я в пути
   Знаю, счастье с ним найду
   И поэтому уйду.
  
   Меня сердце не обманет
   И оно к нему так тянет,
   Что нет сил и нету мочи
   Находиться здесь до ночи.
  
   Тетка гневно обронила:
   - А про мужа ты забыла?
   Вот назад он возвратится
   И пропаже удивится.
  
   Рассмеялася Марица:
   - Ох, и грех тебе так злиться,
   Братец твой мне был не муж,
   Я его прощаю уж.
   Долго я его ждала,
   Все дождаться не могла.
   А теперь его забыла,
   Словно вовсе не любила.
  
   Ну, затмил его Иван
   Раскрасавец-великан.
   Добрый он и вот за это
   С ним пойду, хоть на край света.
  
   К двери подали карету,
   Разговор был прерван этим.
   И ватага пацанов
   В ней уселася без слов.
  
   И под рученьки под белы
   К ним в карету мама села.
   С теткой царь тотчас простился,
   Златом щедро расплатился.
  
   А у той рука дрожит,
   Мысль недобрая бежит:
   "Вон отсыпал сколько злата,
   Видно, грабит он богатых.
  
   Ну, и дурочка Марица,
   Все ей дома не сидится.
   Коль умишком бедновата,
   Сама будет виновата
  
   В том, что жизнь свою сгубила
   И про мужа позабыла.
   Мой бы братец нагулялся
   Да и к ней назад подался".
  
   А меж тем карета катит,
   Сладко спится в ней ребятам.
   Лишь Марица в ней не спит,
   На дороженьку глядит.
  
   И всему дается диву,
   Необычно здесь, красиво.
   Ночь упала за окном,
   Люди спят все крепким сном.
  
   Вдруг езда остановилась
   И в карете дверь открылась.
   Всюду здесь огни горят,
   Люди выстроились в ряд.
  
   - О, святые небеса,
   Это что за чудеса?
   У открытых, у дверей
   Нас встречают, как царей!
  
   И улыбки на всех лицах,
   Видно, добрая столица.
   На руках детей заносят,
   Да еще прощенья просят.
  
   И не ведают ребята,
   Что находятся в палатах
   В чистой шелковой кровати,
   Кой не видела их мати.
   А Марица озиралась
   И всему здесь удивлялась.
   Лишь Иван молчал о том,
   Что та видит царский дом.
  
   Вот они заходят в холл,
   Там стоит накрытый стол.
   В тот же час за стол присели,
   Друг на друга поглядели.
  
   Царь налил вина в бокал
   И, отпив глоток, сказал:
   - Я здесь царь, моя Марица,
   Ну, а ты - моя царица.
  
   На меня ты не серчай,
   Лучше сразу отвечай:
   Ты согласна стать царицей,
   Раскрасавица Марица?
  
   А Марица онемела
   И сказала уж не смело:
   - Царь отец, меня прости
   Да и с Богом отпусти.
  
   Я безродна и бедна
   Да к тому же не одна.
   Что подумает твой двор,
   Я нашлю тебе позор.
  
   Был бы ты простой лишь житель,
   А не царствия правитель,
   Ни секунды не смолчала
   Сразу б да тебе сказала.
  
   А теперь скажу я нет,
   Вот и весь тебе ответ. -
   Пред народом царь всесилен,
   Пред Марицей был бессилен.
  
   И царю вдруг стало плохо,
   Задыхался он, не охал.
   У Марицы сердце сжалось,
   Все само собой сказалось:
  
   - Ваня, Ванечка, родной,
   Стану я твоей женой.
   Только ты не умирай,
   За Тебя хоть в ад, хоть в рай!
  
   Глубоко наш царь вздохнул,
   Задышал и вмиг уснул
   На плече родной Марицы,
   И царю там сладко спится.
  
   Утром царь едва проснулся,
   Тут же Маше улыбнулся.
   Произнес: - Прости, Маришка,
   Так впервой со мной и слишком.
  
   А теперь иди в кровать,
   Тебе надо почивать.
   За детей не беспокойся,
   Никого ты здесь не бойся.
   Не спала всю ночь Маришка
   И устала больно слишком.
   Ложа лишь она коснулась,
   Вмиг мертвецким сном уснула.
  
   Вот проснулась уж Марица,
   Но открыть глаза боится.
   Был прекрасным ее сон,
   Из груди раздался стон.
  
   Широко глаза раскрыла,
   Да на месте и застыла:
   "Неужели ж наяву
   В знатном доме я живу?"
  
   Служка в комнату вошла
   И спросила: - Как спала?
   А теперь пора вставать
   И наряды надевать.
  
   Царь тебя давно заждался
   И не раз уже справлялся
   Встала ли его царица
   Распрекрасная девица.
  
   А Марица, как была,
   Ванну молча приняла.
   Ей прическу навели,
   Диадему принесли.
  
   Тут же платья разложили,
   Примеряли и кружили.
   Колье, серьги и браслеты
   Были на нее надеты.
  
   Черевики все в алмазах,
   Что смотреть их больно глазу.
   Слуги, глядя на Марицу,
   Хором вскрикнули: Царица!
  
   Засмущалася Марица
   И сама себе дивится:
   "Неужели ж, Боже мой,
   Происходи все со мной?"
  
   Вдруг Марица встрепенулась
   И как будто бы очнулась,
   Не видать ее детишек
   Озорных троих мальчишек.
  
   - Где же вы, мои сыны,
   Вы, наверное, одни.
   Ваша мать с ума сошла,
   Вот такие-то дела.
  
   Как смогла забыть про вас,
   Мама вам нужна сейчас.
   Боже, миленький, прости
   И грехи мне отпусти.
  
   В тот же миг степенно, чинно
   В комнату вошли мужчины.
   Только прежде постучали
   Царь и три сыночка малых.
   Молча, царь застыл на месте,
   Лишь дивясь красе невесты.
   И мальчишки о трех лицах
   Закричали: - Ты, царица!
  
   А мы тоже, как наш папа,
   Мы в костюмах, да и в шляпах.
   Ведь на детях был наряд,
   Что у батюшки-царя.
  
   Наконец, наш царь сказал:
   - Мы сейчас идем на бал.
   В эту самую пору
   Вас представлю я двору.
  
   Вот на бал идет Марица
   И в душе она боится,
   Лишних слова не говоря,
   Но боится за царя.
  
   Про себя она забыла,
   Дорог ей Ванюша милый.
   Вдруг весь двор ее не примет,
   Друга милого отнимет.
  
   Что тут делать и как быть,
   Сможет ли его забыть?
   "Помоги мне, милый Боже,
   Им и я любима тоже".
  
   Вот вошли все в тронный зал,
   Где уже начался бал.
   Звуки музыки умолкли,
   Также и людские толки.
  
   Царь сказал: - Мои друзья,
   Всех приветствую вас я.
   Уж не стану я таиться
   И скажу при ваших лицах,
  
   Что собрался я жениться,
   Завтра ж свадьба состоится.
   Представляю вам царицу,
   А зовут ее Марица,
  
   И трех малых сыновей,
   Царских все они кровей.
   Так что, милые друзья,
   Приглашаю вас всех я.
  
   Также ждет вас и Марица,
   Распрекрасная царица.
   А теперь продолжим бал,
   Так как все вам рассказал.
  
   Стали все их поздравлять
   И царицу прославлять.
   Трех мальцов свели к детям
   И оставили их там.
  
   Свадьбу пышную сыграли
   И Марицу обвенчали.
   Все не верилось царице,
   Явь ли это или снится.
   А меж тем в другом дому
   Уж не спится никому.
   Все мечтали многи дни,
   Сватья царские они.
  
   Как белуга дочь ревет,
   На себе волосья рвет.
   И грозится: - Отравлю,
   Дрянь безродну погублю.
  
   Мать шипит: - Молчи, дуреха,
   Только сделаешь всем плохо.
   Царь на каторгу сошлет,
   В раз семью всю изведет.
  
   Воплями ты нас погубишь,
   Но царицею не будешь.
   Я тебе, дочь, пособлю,
   Нет, ее не погублю.
  
   Ну, не плачь, родная дочь,
   Царь ее прогонит прочь.
   Ты ей будешь улыбаться,
   Ну, а я - с бедой справляться.
  
   Помни дочка ночь и день
   На тебя не панет тень
   В том, что царская жена
   Все пуста, а не полна.
  
   Не родит она приплод
   Через месяц, через год.
   Не родит и через три,
   Только знай себе смотри.
  
   Ведь конец терпенью есть
   Сколько надо, нам не счесть.
   Но одно, конец придет,
   И Марица пропадет.
  
   Царь вернет ее назад,
   И тому сам будет рад.
   Там, глядишь, тебя заметит
   И любовию ответит.
  
   В жизни главное ученье
   Лишь терпенье, дочь, терпенье.
   Баба хитрая лиса
   Не творила чудеса.
  
   Выгоду искать умела
   И справлялась с этим смело.
   Быстро в кухню пробралась,
   На защелку заперлась.
  
   Набросала всюду траву,
   Будто б вкусную приправу.
   Дверь тихонько отворила,
   Незаметно и отбыла.
  
   Баба хитрая лиса
   Уж творила чудеса.
   Все траву свою бросала,
   Незаметной оставалась.
   Пролетела тройка лет,
   У царя детей все нет.
   Горько он всяк раз вздыхает,
   А в чем дело и не знает.
  
   Плачет во ночи царица,
   От того ей и не спится,
   Что не может дать приплод
   Вот уже четвертый год.
  
   Между тем девица злая
   Упрекала, мать шпыняя:
   - Сколько мне еще терпеть,
   Так недолго постареть.
  
   Мать ворчливо отвечала:
   - Потерпи, тебе сказала.
   Или замуж выходи,
   Коль не хочешь ждать, не жди.
  
   Многие царя не хуже,
   Иль тебе лишь Ванька нужен?
   Оглянись вокруг себя,
   Есть влюбленные в тебя.
  
   Девка фыркала, серчала
   И злобливо отвечала:
   - Столько лет и все зазря
   Дожидалась я царя.
  
   Нет, я все же потерплю,
   Слишком уж царя люблю.
   Не хочу я никого,
   Лишь Ванюшку одного.
  
   Мать не стала возражать:
   - Значит, будем продолжать
   Вновь ложить в еду им травку,
   Словно вкусную приправку.
  
   Баба хитрая творила,
   И траву свою варила.
   Варит их уж десять лет,
   У царя детей все нет.
  
   Подросли уж три мальца
   Одинаковых с лица.
   Царь их любит, он их важит,
   Каждый сын теперь уж княжит.
  
   Тетка их про то узнала,
   Что Марица знатной стала.
   Братика к себе призвала
   Обо всем и рассказала.
  
   Вот отец пошел к князьям,
   Будто к давешним друзьям.
   Подошел к старшому сыну,
   Перед ним стоит детина.
  
   Говорит ему отец:
   - Вот свидались, наконец,
   И скажу про между прочим
   Не отец вам царь, а отчим.
   Ну, а я - отец родной,
   Мы кровинушки одной.
   Что стоишь, встречай отца,
   Наливай ему винца.
  
   Не забудь про угощенья,
   Там соленья и печенья.
   Одари меня деньгами,
   Ну, и добрыми словами.
  
   Сын ответил, наконец,
   - Может быть, ты мне отец,
   Только где ты раньше был,
   Что детей, жену забыл?
  
   У твоей сестры б поныне
   Матушка была б рабыней.
   Счастье есть, к нам царь явился,
   Да на матушке женился.
  
   Нас не ты, а царь растил,
   Так что батюшка, прости. -
   А служанке крикнул вслед:
   - Страннику подай обед.
  
   Ну, а мне идти пора, -
   Да и скрылся со двора.
   Странник старый и седой
   И с длиннющей бородой
  
   Очень сильно разозлился,
   Тут же бранью разразился:
   - Ах, подонок, ах, стервец,
   Да я родный твой отец!
  
   Захотел меня прищучить,
   Совестью меня замучить.
   Подрасти, щенок вонючий,
   Ведь по жизни я везучий.
  
   Ничего, пойду к другому
   Я сыночеку родному.
   Средний сын меня приветит,
   И отца во мне заметит.
  
   Ну, а этот прохиндей,
   Он не сын мне, а злодей.
   Пред вторым предстал он сыном,
   Видит в нем таку ж детину.
  
   Говорит ему отец:
   - Вот свидались, наконец,
   И скажу про между прочим
   Не отец вам царь, а отчим.
  
   Ну, а я - отец родной,
   Мы кровинушки одной.
   Что стоишь, встречай отца,
   Наливай ему винца.
  
   Не забудь про угощенья,
   Там соленья и печенья.
   Одари меня деньгами,
   Ну, и добрыми словами.
   Средний сын сперва сробел,
   Он на нищего смотрел.
   Странник старый и седой
   И с длиннющей бородой
  
   Клялся в том, что он отец,
   Сын промолвил, наконец:
   - Может, ты отец родной,
   Чей угодно, но не мой.
  
   Коль ты, странник, что-то ищешь,
   Так слуга подаст уж пищу.
   Ну, а мне идти пора, -
   Да и скрылся со двора.
  
   Блудный папа поразился,
   Еще больше разозлился:
   - Ах, паршивец, ах, стервец,
   Да я твой родной отец!
  
   Ничего, пойду к другому
   Я сыночеку родному.
   Младший сын меня приветит
   И отца во мне заметит.
  
   Ну, а этот прохиндей,
   Он не сын мне, а злодей.
   Вот стоит пред третьим сыном,
   Видит в нем таку ж детину.
  
   Говорит ему отец:
   - Вот свидались, наконец,
   И скажу про между прочим
   Не отец вам царь, а отчим.
  
   Ну, а я - отец родной,
   Мы кровинушки одной.
   Что стоишь, встречай отца,
   Наливай ему винца.
  
   Не забудь про угощенья,
   Там соленья и печенья.
   Одари меня деньгами,
   Ну, и добрыми словами.
  
   Сын ответил, наконец:
   - Царь мне отчим, не отец.
   Мы с братьями это знаем,
   И от горя не рыдаем.
  
   Ну, пойми ты, наконец,
   Царь нам больше, чем отец,
   Мы тебя сто лет не знали,
   Ровно столько ж не видали.
  
   Царь нам другом, братом был,
   Нас лелеял и любил.
   Никогда нас не бросал,
   Потому отцом нам стал.
  
   Пока были мы малы,
   Тебе были не милы.
   Знать про нас ты не хотел,
   А теперь вот прилетел.
   Здрасте, я нарисовался,
   Хотя ранее не знался.
   И сейчас ты нас прости,
   Нам с тобой не по пути.
  
   Я не знаю, что ты ищешь,
   Но слуга подаст уж пищу.
   Ну, а мне идти пора, -
   Да и скрылся со двора.
  
   Горечь слов стрелой вонзились,
   Слезы горькие полились
   По морщинистым щекам,
   Взгляд поднялся к облакам:
  
   - Господи, ну почему
   Я не нужен никому!
   И тотчас ответ пришел:
   - Что посеял, то нашел.
  
   Вот картина уж иная,
   Постарела дева злая.
   Злоба гложет много лет,
   От царя все толку нет.
  
   Все живет с пустой царицей,
   Не стареющей Марицей.
   Видит Бог, так может статься,
   Царь не сможет с ней расстаться.
  
   Злобно дева голосила:
   - Белый свет мне стал не милым,
   Нужно было бы царице
   Дать возможность отравиться.
  
   Вот тогда б был царь со мной,
   Стала б я его женой.
   Родила б детей немало,
   Только что со мною стало?
  
   Стала старой я девицей,
   Прямо впору утопиться.
   В тот же вечер так случилось,
   Что девица утопилась.
  
   Мать девицы голосила:
   - Боже, я ее убила!
   Ну, зачем терпеть велела,
   Знать тоска ее заела.
  
   И виновна в том царица,
   Ненавистная Марица.
   Дочка так царя любила,
   Что про мать свою забыла.
  
   Хитрость разума не признак,
   Перед бабой дочки призрак.
   И пеняет она мати:
   - Ты во всем лишь виновата.
  
   Горько девушка вздыхала:
   - Если б все начать сначала,
   Согласилась я с тобою,
   От того мне нет покою.
   Призрак сгинул, боль осталась.
   Тут такое с бабой сталось!
   В клочья рвет она волосья,
   Рвет одежду на полосья.
  
   Вдруг застыла, поднялась,
   Во дворец вмиг подалась.
   В ворота она стучит,
   Странным голосом кричит:
  
   - Заспались вы царь с царицей,
   Горе к вам спешит, стучится.
   Дочку вы мою убили,
   Этим жизнь мою сгубили.
  
   Стража бабу ту схватила,
   В арестантской поместила.
   Ну, а баба не молчит,
   Все еще сильней кричит:
  
   - Не забуду, не прощу,
   Всех вас по миру пущу.
   Кто сумеет мне помочь,
   Кто вернет назад мне дочь?
  
   А Марица лишь вздохнула,
   На глазах слеза блеснула.
   Знала горе она абы,
   Помогла б, умела кабы.
  
   И взмолилась: - Бог, спаси,
   И от горя пронеси.
   Чтоб детей мне не терять,
   Чтобы горюшка не знать.
  
   Ну, а бабу ту, прости,
   Тяжко горе ей нести.
   Лишь от горя одурела,
   Ведь плохого не хотела.
  
   Баба все сильней взвывала
   И подряд всех обзывала.
   Все рвалась она к царю:
   - Дай я с ним поговорю.
  
   И мне есть чего сказать,
   Царь желает это знать.
   Ну, а коли не желает,
   Все равно о том узнает.
  
   Пред царем она стоит,
   Злостью глаз ее горит.
   Громко вдруг захохотала,
   Смех сорвался и сказала:
  
   - Все живешь с женой пустой,
   Знать, женился не на той.
   Дочь моя тебя ждала,
   Не дождавшись, и ушла.
  
   В этом я тебя виню,
   И травой твою жену
   Много лет подряд кормила,
   Чтоб приплода не родила.
   Если б только не Марица,
   Ты б на ней сумел жениться.
   Зря ее не отравила,
   Вы б с моею дочкой жили.
  
   Дочь моя тебя любила,
   Ты же жил с женой постылой. -
   Тут старуха зарыдала,
   А Марица вмиг упала.
  
   Царь кричит: - Скорей врача!
   Баба прочь шла, хохоча,
   То рыдая, то смеяся,
   Прочь шла баба восвояси.
  
   С той поры, как минул год,
   Появился и приплод
   Славных, милых три мальца,
   Все пошли лицом в отца.
  
   Канул следующий год,
   У царя другой приплод:
   Три дочурки, как не знать,
   Уродились точно в мать.
  
   И ликуют царь с царицей,
   Счастьем светятся их лица.
   Среди них и я была.
   Вот такие-то дела!
  
  
  

ДОБРОТА ЛОМАЕТ ЗЛО

  
   Во далеки времена
   Приключилася война.
   То известно мне одной
   Жил когда-то царь с женой.
  
   Непростым был этот царь,
   А волшебник-государь.
   И по царскому хотенью
   Люд не знал про то явленье.
  
   Очень добрым царь тот был,
   И народ он свой любил.
   Потому-то в этом царстве
   Жил народ в большом богатстве.
  
   Дружно люди в царстве жили,
   Царь с женой детей родили.
   И не ведали они,
   Что придут к ним черны дни.
  
   В том же царстве жил злодей,
   Очень злобный чародей.
   Ото всех скрывал явленье -
   Чародейское уменье.
  
   Лишних слов не говоря,
   Ненавидел он царя.
   Казус вмиг с ним приключился,
   Но в царицу маг влюбился.
  

0x01 graphic

  
   Он ходил вокруг царицы
   И мечтал на ней жениться.
   Только та любила мужа,
   Чародей ей был не нужен.
  
   Вот уж восемь лет прошло,
   В чародее пышет зло.
   А царица в эту ночь
   Родила шестую дочь.
  
   Не стерпел злодей, взорвался,
   Столько лет терпел, старался
   Мучился совсем напрасно.
   И теперь мне стало ясно.
  
   Хватит долго говорить,
   Дело надобно творить.
   Через месяц в темну ночь
   Уведу царицу прочь.
  
   Под плащом, под невидимкой
   Проплыву прозрачной дымкой.
   В ночку темну во дворец,
   И мучениям конец.
  
   Пошутить и я люблю,
   Стражу царску усыплю.
   А царицу-недотрогу
   Я помучаю немного.
  
   В тереме ее закрою,
   Пусть кричит иль даже воет.
   А потом пред ней предстану
   И любимым мужем стану.
  
   Через месяц во дворец
   Все ж пробрался тот стервец.
   Усыпил ночную стражу
   И исполнил свою кражу.
  
   Вот царица утром встала,
   Оглядевшися, сказала:
   - Как же я сюда попала? -
   И без чувствия упала.
  
   Сутки так она лежит,
   Не кричит и не визжит.
   Чародей уж сам дрожит
   И скорее к ней бежит.
  
   Почему там слишком тихо?
   Иль пришло какое лихо?
   Двери все же отворю,
   Все увижу, осмотрю.
  
   Дверь тихонько отворяет,
   Но никто там не рыдает.
   На полу царица спит
   И ничем не шевелит.
  
   Чародей был удивлен,
   У царицы странный сон.
   Что случилось с ней такое?
   На кровати спят в покоях.
  
   Вот ее он поднимает,
   К сердцу близко прижимает.
   Холод тела чует он,
   Из груди раздался стон.
   Хоть с царем ты и рассталась,
   Только мне все ж не досталась.
   Ненавижу я царя,
   Хоть любил тебя, но зря.
  
   Во дворце же суматоха,
   Плачут девочки там крохи.
   - Мама, мамочка! - зовут,
   Нет ее ни там, ни тут.
  
   Царь-волшебник стал седым,
   Пусть и был он молодым.
   И своей волшебной силой
   Он узнал, что стало с милой.
  
   И себя царь виноватил,
   Что опаску он утратил.
   Знал, что скрылся чародей,
   Ненавистный им злодей.
  
   Волшебством успел заметить,
   Что злодей за все ответит.
   Не пред ним, а перед Богом
   Перед вечности порогом.
  
   Чародей его услышал,
   И в ответ с посланьем вышел:
   - У тебя остались дети,
   Ну, а я - один на свете.
  
   Вот теперь ты будешь знать
   То, чего не мог понять.
   Я твою жену любил
   Так, что не было уж сил.
  
   Потому ее украл,
   Вот теперь я все сказал.
   И пугать меня не надо,
   Жизни я и так не радый".
  
   Их посланья-невидимки
   Вмиг растаяли, как дымка.
   А под каменной плитой
   Прах лежит царицы той.
  
   Дождик льет, снега метут,
   Дочки царские растут.
   Маму часто вспоминают,
   Что их ждет, они не знают.
  
   С той поры прошло пять лет,
   Про злодея слуха нет.
   Только вот злодей не спит,
   Он за дочками следит.
  
   Три девчушечки с лица,
   Все похожи на отца.
   А другие три сестрицы
   Уродилися в царицу.
  
   Местью чародей горит,
   Сам с собою говорит.
   Мучить тех, кто в мать, не стану,
   Трех других я все ж достану
   Ненавистных мне, как царь,
   Распроклятый государь.
   Потому что все три рожи
   На папашу их похожи.
  
   Вот дуду свою настрою,
   И веселье им устрою.
   Тем царю я отомщу,
   Горе в дом их запущу.
  
   И у вашего порога
   Закручу винтом все ноги,
   Будет всюду маета,
   А не ваша доброта.
  
   Царь хорошим был отцом,
   Хоть остался он вдовцом.
   Боле царь наш не женился,
   В дочерях он растворился.
  
   Ведь уже пришла пора
   Сеять семя в них добра.
   Дочерей стал царь учить,
   Как уметь добро творить.
  
   Под покровом темной ночи
   Чародей спешит уж очень.
   Под плащом, под невидимкой
   Он плывет прозрачной дымкой.
  
   И крадет тот из дворца
   Уродившихся в отца.
   Трех прекрасных дочерей,
   Тут же скрывшись поскорей.
  
   Крепко спят принцессы, стража,
   Крепко спят все няньки даже.
   Из принцесс никто не ждет,
   Что в полон злодей ведет.
  
   Странно зелье маг варит
   Да и заговор творит.
   Превращу я трех девчушек
   В злобных страшненьких старушек.
  
   Пусть теряют память, разум,
   Зло творят пусть вместе разом.
   Сила злобы в них вселись
   И собой их весели.
  
   Пусть друг друга ненавидят,
   Смогут пусть людей обидеть.
   Жабы будут их обедом,
   Это станет мне победой.
  
   В тот же час поднялся ветер,
   Что уносит все на свете.
   Прихватил он трех девиц,
   Что лицом лежали ниц.
  
   Сбросил их в глуши лесной
   Там, где дом стоял чудной.
   И росли береза, клены,
   Были все еще зелены.
   Так в глуши густого леса
   Появились дети беса.
   В общем древние старухи
   Те, что слали всем прорухи.
  
   Завистью звалась старшая,
   Жадностью - сестра меньшая.
   Ну, а средняя сестрица,
   Та умела крепко злиться.
  
   Жили злобные старушки
   Во трухлявенькой избушке.
   Не понять, на чем держалась,
   Но пока что не распалась.
  
   Вид старух был неопрятен,
   Оттого и неприятен.
   Космы собраны в пучок,
   Что свалился на бочок.
  
   Руки грязные, не мыты,
   И глаза глядят сердито.
   Изо ртов торчат клыки,
   А в них - злые языки.
  
   Если нет людей в округе,
   Жалили они друг друга.
   Вот одна из них шипит,
   Свой не видя внешний вид.
  
   - Как же вы страшны, сестрицы,
   В пору прямо удавиться.
   Коли кто увидит вас,
   У того сорвется глас.
  
   Что за чудище лесное
   Повстречалося со мною.
   Будет прочь от вас бежать
   Или замертво лежать.
  
   Да, сбежит куда подале,
   Чтоб глаза вас не видали.
   И в ответ ей две сестрицы
   Начинали сильно злиться:
  
   - Ты себя обрисовала,
   Или ты о том не знала!
   Отвечала им старуха:
   - Я на вашу колкость глуха.
  
   Ссора та была разминкой,
   Знали ведьмы без запинки,
   Что давно так повелось
   Им на радость сеять злость.
  
   А от леса чуть подале
   Деревеньки три стояли.
   Жил в них праведный народ
   И никто не ждал невзгод.
  
   Кто к старухам попадал,
   Тот навеки пропадал.
   Пропадал душой, не телом,
   Заразившись ихним делом.
   У такого человека
   Зажигалися навеки
   Злобной завистью глаза,
   И о чем смолчать нельзя.
  
   Человек всегда болел
   И о том лишь сожалел.
   Что корову не украл,
   Бог не ту жену послал.
  
   Нет и пары лошадей,
   Все не так, как у людей.
   Жадность сильно обуяла,
   Оттого душа пропала.
  
   Те, кто рядом с ними жили,
   Горевали и тужили.
   Вопрошали: - В чем же дело?
   Нет души, есть только тело.
  
   Но больной не замечал,
   На людей всегда ворчал.
   На себя вы посмотрите,
   Иль увидеть не хотите?
  
   Что не лучше всех живете
   Да с водою хлеб жуете.
   Все иметь хотеть не грех,
   В этом надобен успех.
  
   Ну, а злобные старухи
   Слали новые прорухи.
   Рвали хмель из-под коряги,
   Из нее варили брагу.
  
   Брагой той мужей поили,
   А мужи беду творили.
   Потому что голова
   Понимала уж едва.
  
   Что в нее вселился бес,
   Оттого в рожон полез.
   Прежде был мужик тихим,
   А теперь он стал лихим.
  
   Вот в руках его лопата,
   Глаз застыл, глава лохмата.
   От него народ бежит,
   Ведь у них душа дрожит.
  
   Гневный крик летит им в спину:
   - Закопаю всех и сгину.
   Опасаяся лопаты,
   Люди прячутся по хатам.
  
   Мужичок вокруг взглянул:
   Ни души, и вмиг заснул.
   Ведьмы весело смеялись,
   Когда люди разбегались.
  
   Лишь едва мужик упал,
   Интерес к нему пропал.
   - Что же, милые сестрицы,
   Будем дальше веселиться?
   Говорит одна из трех,
   В этом слышался подвох.
   Ведьмы встали на крыло,
   Им помощник - помело.
  
   Резво бабки все взлетели
   И в другой деревне сели.
   Вот бредет коровье стадо,
   Ведьмы этому лишь рады.
  
   Вдруг одна из трех сестер
   Превратилася в костер.
   Тот огонь играет, пышет
   И в коровьи морды дышит.
  
   Вмиг коровы разбежались,
   Будто бы за ними гнались
   Злых волков большая стая,
   И неслись, куда не зная.
  
   Пастушок, как столб, застыл,
   А коров уж след простыл.
   Он никак не мог понять,
   Кто же мог костер занять?
  
   А теперь костер исчез,
   Будто правил дело бес.
   В это время, как на грех,
   Услыхал он едкий смех.
  
   Вот пастух идет, ревет,
   За собой народ зовет.
   Мол, коровы испугались,
   Будто бы за ними гнались.
  
   Чтоб сдержать такое стадо,
   Очень много силы надо.
   Верьте, я не виноват,
   Коль найдем их, буду рад.
  
   И плутал народ до ночи,
   Уж у них слипались очи.
   Отыскались их коровы,
   Живы все и все здоровы.
  
   А три вредные старушки
   Навострили свои ушки.
   Видеть боль, слезу в глазах,
   То на душу их бальзам.
  
   Каждая из трех сестер
   Вспоминала про костер
   Да про ступор пастуха,
   И неслось в избе ха-ха.
  
   Про испуганных коров,
   И людей со всех дворов
   Трех старух повеселили
   Те глаза, что слезы лили.
  
   И потешив свои души
   Стали вновь друг друга кушать.
   Грызлись долго, до утра,
   Подниматься уж пора.
   На столе у трех старушек
   Было ровно шесть лягушек.
   И позавтракав немного,
   Собрались гурьбой в дорогу.
  
   Вот летит ведьмачек клин,
   Наземь шлепнулся, как блин,
   В деревенском огороде,
   Там, где не было народа.
  
   Лишь один мужик стоит,
   Настежь рот его раскрыт.
   Не моргает, глаз замёр,
   Будто стоя он помёр.
  
   Вдруг земля как задрожит
   И столбом вмиг закружит.
   Мужичок тотчас очнулся,
   В три погибели согнулся.
  
   Голову прикрыв руками,
   Звал к себе зачем-то маму.
   - Мама, мама, - голосит,
   - Ты спаси меня, спаси!
  
   А старухи, хохоча,
   За собою волоча.
   Уж несут весь огород,
   Что посеял там народ.
  
   Потравил смерч огород,
   Разразился недород.
   Стонет, бедствуя, народ,
   Кто на них послал невзгод
  
   Вот уже молва идет,
   Что грядет голодный год.
   А старухи веселятся
   И по-прежнему глумятся.
  
   Словно липкий снежный ком,
   Шла беда из дома в дом.
   Раньше люди дружно жили,
   Веселились, не тужили.
  
   А теперь, скажи на милость,
   Что с народом приключилось?
   Стали люди воровать
   И друг друга обзывать.
  
   Если дальше так пойдет,
   То исчезнет весь народ.
   Люди молятся: - О, Боже,
   Подскажи нам, делать что же?
  
   Догадался добрый царь,
   Кем нанесен был удар.
   Кто девиц свел из дворца,
   От родителя, с крыльца.
  
   Кто сыграл с ним шутку злую,
   Очень мерзкую такую.
   Также знал волшебник-царь,
   Что злодей послал им чар.
   Местью чары не снести,
   Можно лишь добром спасти.
   И за дело взялся царь,
   Благородный государь.
  
   Возле леса, на опушке
   В ладно срубленной избушке
   Появились молодицы,
   Три прекрасные девицы.
  
   Те, что были занятыми,
   Все делами непростыми.
   И дивился весь народ:
   "Ходим здесь который год,
  
   Здесь избушка не стояла,
   Никогда и не бывала".
   И не мог народ понять,
   Как же мог здесь дом стоять?
  
   Иль от горя и беды,
   От ненужной всем вражды,
   От большой душевной боли
   Мы совсем ослепли что ли?
  
   Только с горем и бедой
   Торили дорогой той,
   Что вела к лесной избушке
   В дом, где жили молодушки.
  
   Также люд земной не знал,
   Кто девиц тех к ним послал.
   Не простыми девы были,
   Что в избушке этой жили.
  
   Первая - целила тело,
   И справлялась так умело,
   Что все люди удивлялись,
   Со здоровьем удалялись.
  
   А вторая - скажем вслух,
   Наполняла силой дух.
   Счастьем тело наделяла,
   С тем домой и отправляла.
  
   Третья - ладила успех,
   Сразу скажем, не для всех.
   Кто с добром к ней приходил,
   Тот успех и находил.
  
   И молва людская шла
   Про их добрые дела.
   И до бабок слух дошел,
   Те сказали: - Хорошо,
  
   Справим ваше новоселье,
   На округу всю веселье.
   Соберем все силы зла,
   Сломим добрые дела.
  
   Ведьмы дружной вереницей
   Полетели веселиться.
   А молодки взвар варили,
   Этим дымом дом курили.
   Ждали трех старух несчастных,
   Дом курили не напрасно.
   Это был волшебный взвар
   И имел прекрасный дар.
  
   Он плохое дело правил,
   С головы на ноги ставил.
   Кто поддался Чародею,
   Ненавистному злодею
  
   В дом направились старушки
   И ввалилися в избушку.
   Лишь вдохнув дым куренной,
   Все попадали стеной.
  
   Но лежат уж не старушки,
   А прекрасные девчушки.
   Измождены их тела,
   Кожа их, как мел, бела.
  
   Нет румянца на щеках,
   Да и силы нет в руках.
   Словно мягкие тряпицы,
   На полу лежат девицы.
  
   И едва уж еле-еле
   Жизнь лишь теплится в их теле.
   В этот миг в дом входит царь
   И отец, и государь.
  
   Нежно на руки берет,
   На кровати всех кладет.
   Волшебством он дочек лечит,
   Чтоб телесну боль облегчить.
  
   И опять царь взвар варит,
   Этим дымом дом курит.
   А затем наш царь воскликнул,
   Очень сильным гласом кликнул.
  
   Предо мной явись, злодей,
   Дай ответ мне за людей!
   Ты пошто людей неволишь?
   И свою гордыню холишь?
  
   Коль в гордыне жить охота,
   То живи один, в болоте.
   Средь людей те места нет,
   Вот и весь на то ответ.
  
   Помрачнев, злодей вздохнул,
   И тотчас рукой взмахнул.
   Для удара был замах,
   Только с ним случился крах.
  
   Лишь рукой царя коснулся,
   Разум вмиг его проснулся.
   Чародей совсем забыл,
   Для добра не надо сил.
  
   Если зло добра коснется,
   То и в нем добро проснется.
   Волхвом стал наш Чародей,
   Нес добро он для людей.
   Не имел жены, детей,
   Жил для радостных вестей.
   Царь-волшебник так ответил,
   Это знают даже дети.
  
   Плюс на минус - не число,
   Доброта ломает зло.
   Эхо кратно повторило
   То, что сказано им было.
  
   Вмиг людьми все позабылось
   То, что с ними приключилось.
   У принцесс истерся след,
   Сколько маяли те бед.
  
   И исчезли две избушки
   И в глуши, и на опушке.
   Добрый царь прожил сто лет,
   Больше он не ведал бед.
  
   У него родились внуки,
   Уж он им давал науки,
   Что добро всегда сильнее,
   Разум с ним всегда умнее.
  
   Знайте, милые вы дети,
   Добрым легче жить на свете.
   Зло же разум затмевает
   И творит, чего не знает.
  
   Но, очнувшись, наконец,
   Видит дел своих венец.
   И скорей всего, быть может,
   Твою душу стыд уж гложет.
  
   Чтоб того не испытать,
   Лучше сразу добрым стать.
   Я вам сказку рассказала,
   Что от бабушки слыхала.
  
   Что же вам сказать, ребята,
   Может, вы царя внучата?
   Нет же дыма без огня,
   Вы царя пра-пра родня.
  

КРАСАВИЦА АРИНА

   Где все было, в коем крае,
   Бог о том вернее знает.
   Ну, а я предам огласке
   Очень грустную вам сказку.
  
   Жил крестьянин на селе,
   Нес печаль он на челе.
   Прежде жил он всем довольный,
   Хоть батрак, но все же вольный.
  
   Был он счастлив и любил,
   И на все хватало сил.
   Жил он весело, мечтая.
   То, что ждет его, не зная.
  
   Но пришла судьба хромая.
   Вместе с ней старуха злая,
   Что с косою всюду ходит,
   За собой весь люд уводит.
  
   И любимую с утра
   Умыкнула со двора.
   Лишь оставила ребенка,
   Спеленатого в пеленки.
  
   А ребенок не молчит,
   Он не плачет, а кричит.
   Будто знает наперед,
   Кто-то маму отберет.
  
   И батрак загоревал,
   Горькую не выпивал.
   С горя сердце заболело,
   А душа - та почернела.
  
   Горевал он день и ночь,
   Думал, как поднять бы дочь.
   Оттого стал Никодим
   Одинок и нелюдим.
  
   От жены один подарок,
   Только дочь, а он - огарок.
   О женитьбе не мечтал
   И почти всегда молчал.
  
   А молодки лишь вздыхали:
   "Горе мы его слыхали.
   Ладно, время пусть пройдет,
   Никодим наш отойдет".

0x01 graphic

   Пролетело шесть годочков,
   Никодим живет все с дочкой.
   И жену не стал искать,
   Не заменит тетка мать.
   Женщин он не привечал,
   И всегда на тех серчал.
   Кто могли ему сказать,
   Мол, нужна для дочки мать.
  
   После слов тех Никодим
   Дочку в домик заводил.
   Иль гулял с ней за забором,
   Чтоб людей не видеть свору.
  
   Вновь прошло еще шесть лет,
   Никодим не взвидел свет.
   Мало горя ему было,
   Так еще одно приплыло.
  
   В том селе купец богатый
   Жил кривой, к тому ж горбатый.
   И единственный свой глаз
   Положил он на алмаз.
  
   Ну, на дочку Никодима,
   Когда шел дорогой мимо.
   Пересохло его горло,
   В тот же миг дыханье сперло.
  
   Он увидел в первый раз
   Никодимов тот алмаз.
   Девочка за дверью скрылась,
   Горбуна вмиг отпустило.
  
   Выдохнув, успел заметить,
   Как растут чужие дети.
   Ей всего двенадцать лет,
   А она, как розы цвет.
  
   Что за чудное виденье,
   Это просто наважденье.
   Видно, жинка Никодима
   С кем-то шашни заводила.
  
   Дочь его не просто дева,
   Она точно королева.
   А когда в пору войдет,
   Всех мужчин с ума сведет.
  
   Этот лакомый кусочек
   Мне сгодится, между прочим.
   Долго здесь нельзя тянуть,
   Надо б в гости заглянуть.
  
   По селу, как чумовой,
   Двигался купец кривой.
   Его сердцу стало жарко,
   Но дарить добро все ж жалко.
  
   И поэтому купец
   Взял оплывший леденец.
   Две дешевые сережки
   Положил в свою ладошку.
   Походил назад-вперед,
   Произнес: "И так сойдет.
   Никодим-то будет рад,
   Что пришел богатый зять".
  
   Прибежал купец рысцой
   К Никодиму на крыльцо.
   И сказал ему: "Привет,
   Не видались мы сто лет.
  
   Привела меня нужда,
   Не какая-то беда.
   Я хочу тебе помочь
   Вырастить бедняжку дочь.
  
   А за это ты, отец,
   Выдашь дочь мне под венец.
   Буду я любить и холить
   И работой не неволить.
  
   Для меня родит ребят,
   А тебе - родных внучат".
   Никодим вдруг поперхнулся
   И сказал: "Да ты рехнулся,
  
   Ведь она еще ребенок
   И недавно из пеленок.
   Как смогу ее отдать,
   Очень рано так страдать?"
  
   Перебил его купец:
   "Сам рехнулся ты, отец.
   Я тебя не тороплю,
   Сколько надо, потерплю.
  
   Через несколько годков
   Ты к венцу ее готовь.
   Знай, невеста то моя,
   Ей хозяин буду я.
  
   Я принес гостинцы ей,
   Их отдай ты поскорей.
   Ну чего, как столб, стоишь?
   Аль от радости молчишь?
  
   И не знаешь как, откуда
   На тебя свалилось чудо.
   Дочка будет жить в достатке,
   Есть и пить все будет сладко.
  
   Разоденется в парчу,
   Я ее озолочу.
   И меха я ей добуду,
   И тебя не позабуду".
  
   Никодим оторопел,
   Но гневить купца не смел.
   Тот сумеет дочь отнять,
   А его в полон угнать.
  
   Между тем ушел купец,
   Но, как столб, стоял отец.
   Думы трудные гонял,
   Долю горькую принял.
   Чтоб от рук купца не сгинуть,
   Надобно село покинуть.
   Не поймет купец иначе,
   Мол, батрак, ушел батрачить.
  
   Из села родного прочь
   Подались отец и дочь.
   Где не явятся, повсюду
   Там на дочь дивятся люди.
  
   А богатые уроды
   Не давали ей проходу.
   И заплакал Никодим:
   Как же быть и где жить им?
  
   Покалечат дочь уроды,
   Не давая ей проходу.
   Говорят, что сильно любят,
   Так в отрочестве и сгубят.
  
   Дочь свою скрывал отец
   И решился, наконец,
   Поселиться где подале,
   Чтоб их люди не видали.
  
   В чаще леса, во глуши,
   Не видать где ни души.
   Вновь идут отец и дочь
   От людей подале, прочь.
  
   Долго шли, мож месяц, два,
   На ногах держась едва.
   Так дошли и до реки,
   Где сложили узелки.
  
   Сполоснулись и напились,
   Тут же спать и повалились.
   Солнце жарко припекало
   Там двух путников усталых.
  
   Разбудила их жара,
   Вновь в дорогу им пора.
   Помолчали, посидели,
   Вдалеке лес углядели.
  
   И поднявшись без труда
   След направили туда.
   В лес добрались ближе к ночи,
   У обоих нет уж мочи.
  
   Послужила, как кровать
   Им лесная мурава.
   Лишь прикрылися плащами,
   Узелки под головами.
  
   Спали крепко, до утра,
   Но вставать пришла пора.
   Предстояло рыть жилище
   Да искать им что-то в пищу.
  
   Приложив усилий много
   Вырыта была берлога.
   Пусть берлога и мала,
   Будет жизнь зато цела.
   Пол застлали там травой
   Лишь сушеной, не живой.
   Дверь из кольев сотворили,
   Тем зверью к ним вход закрыли.
  
   А потом пошел батрак,
   Чтоб не спать им натощак,
   Поискать по лесу пищу,
   И глазами всюду рыщет.
  
   Долго по лесу бродил
   Работяга Никодим.
   По пути, где что встречал,
   Очень зорко примечал.
  
   Что сгодится для жилья,
   Ведь нора лишь для зверья.
   Им же нужен крепкий дом,
   Пусть хоть с малым, но окном.
  
   Свет дневной чтоб посещал,
   И жилище освещал.
   Сделать надобно полати,
   Чтобы было, где им спати.
  
   Лавки нужны, нужен стол,
   И добротный теплый пол.
   Никодим шел, размышляя,
   И увидел уток стаю.
  
   Он пустил стрелу, другую,
   Взял добычу дорогую.
   И едва волоча ноги,
   Он направился к берлоге.
  
   На вечерней на заре
   Дичь зажарили в костре.
   Покормились, чем смогли,
   А затем уж спать легли.
  
   Вновь пошел в лес Никодим
   Вместе с дочкой, не один.
   Дочь грибочки собирала,
   В этом толк она уж знала.
  
   Собирала травный сбор,
   Чтоб лечить зимою хворь.
   Никодим зверье ловил,
   Прилагая много сил.
  
   Через лес текла река
   Ни узка, ни широка.
   Рыба в той реке водилась
   Та, что в пищу им годилась.
  
   И теперь уже никак
   Был не голоден батрак.
   Дочь Арина подрастала,
   Расцветая, не страдала.
  
   Как мечтал о том батрак
   Возводил жилище так:
   В месте том, где был обрыв,
   Никодим там нишу рыл.
   И вот в этой самой нише
   Он построил дом без крыши.
   Толстый пласт там земляной
   Крышей им служил родной.
  
   Стены в бревна облачил
   На себе их в дом влачил.
   Настелил из бревен пол,
   Сделал лавки, сделал стол.
  
   Были сделаны полати
   В этой доброй теплой хате.
   Было сделано оконце,
   Что впускало в домик солнце.
  
   Но о главном будет речь,
   Появилась в доме печь.
   Прочь прогнала печка сырость,
   Появилась в доме сытость.
  
   Бедно жил батрак в селе,
   Здесь жилось им веселей.
   Провиант лежал навалом
   В им же вырытом подвале.
  
   Коль бывала в том нужда,
   Ехал в город он тогда.
   Ехал он на той кобыле,
   Что к их домику прибилась.
  
   И катил он на базар,
   Там менял он свой товар
   На мучицу, сахар, соль
   Да на спички и фасоль.
  
   Мог сменять их на наряды,
   Дочь бывала им так рада.
   Никодим пустил слезу
   И решил купить козу.
  
   Мол, девчушке нелегко,
   Ей полезно молоко.
   И опять, быть может, сдуру
   Петуха купил и куру.
  
   Ехал весело назад
   И покупкам был он рад,
   Что не видел, как кобыла
   По дороге ноги сбила.
  
   И заржав, кобыла пала,
   Седока собой подмяла.
   Еле выбрался, бедняга,
   Видит, сдохла уж коняга.
  
   Горько плакал Никодим.
   Что же дальше будет с ним?
   Лошадь - средство для движенья,
   А теперь что, униженья?
  
   Как досталася бесплатно,
   Так погибла безвозвратно.
   Боль потери надломила,
   В ней была подмога, сила.
   Клял судьбу свою он рьяно,
   Не поняв в себе изъяна.
   И не чует в теле боли,
   Потерял себя он что ли?
  
   Дочь к нему уже бежала,
   Услыхала, лошадь ржала.
   И предстала пред Ариной
   Неприглядная картина:
  
   Лошадь пала и не дышит,
   Никодим ее не слышит.
   Боль тоски в его глазах,
   А рядом гуляют петух и коза.
  
   Дочь отца едва встряхнула,
   И в глаза его взглянула.
   Он как будто бы очнулся,
   Виновато улыбнулся.
  
   С горечью все ж произнес,
   Мучивший его вопрос:
   Как же нам с тобою быть?
   Как без лошади прожить?
  
   Нам она была подмогой,
   Коротала и дорогу.
   На себе весь груз тащила,
   Нас с тобой она любила.
  
   Вот купил козу и куру,
   Видно, зря и, видно, сдуру".
   Возразила вдруг Арина:
   "Нет вины в том сей скотины.
  
   Ты напрасно не горюй
   И на горюшко наплюй.
   Главное, что ты здоров,
   Купим мы коней, коров
  
   Только это впереди,
   А пока ты погоди.
   Ведь у нас с тобой всего
   Были мы - и ничего.
  
   Но сейчас имеем много,
   Не гневить нам надо Бога.
   А теперь иди, умойся,
   Отдохни и успокойся.
  
   Никодим в сон провалился,
   Страшный сон ему приснился.
   Будто огненным мечом
   Ноги жгут ему, плечо.
  
   Стонет тихо Никодим.
   Где же он и что же с ним?
   Перед ним возник купец,
   Закричал: "Ах ты, подлец!
  
   Где, скажи, моя невеста
   Иль тебя убить на месте?
   От моих ты спрятал глаз
   Драгоценнейший алмаз".
   И протягивает руки,
   Так похожие на крюки.
   Шею ими обхватил
   И сдавил, что было сил.
  
   Никодим на них глядел
   Да к утру и охладел.
   Дочь не ведала тревоги,
   Знать, устал отец с дороги.
  
   И будить его не стала,
   В лес козу пасти погнала.
   Вот назад она вернулась,
   Сердце больно шевельнулось.
  
   Стала кликать: "Тятя, тять,
   Хватит спать, пора вставать".
   Но отец ее не слышит,
   И не видно, как он дышит.
  
   Возросла ее тревога,
   Подошла отца потрогать.
   Думала, почует жар,
   Но был холод, как удар.
  
   Побелела вдруг с лица,
   Поняла, что нет отца.
   Горько плакала Арина,
   И была на то причина.
  
   Сколь тоски и горя было,
   Дочь отца похоронила.
   Где стоял Арины домик,
   Появился рядом холмик.
  
   Крест стоит над тем холмом,
   Спит отец там вечным сном.
   И живет одна Арина,
   Как во полюшке былина.
  
   Принесла коза козлят,
   Что Арину веселят.
   Коль не эти б существа,
   Выжила б она едва.
  
   Грусть с тоскою задавили б,
   Отняли б все жизни силы.
   Дней Арина не считала,
   Их прошло уже немало.
  
   Вот Арина в лес идет
   И семью козы ведет.
   Так задумалась Арина,
   Что наткнулася на спину.
  
   Испугавшись, закричала,
   Но слова вдруг услыхала:
   "Замолчи и извинись,
   Наконец, угомонись.
  
   Аль не видишь ты дороги,
   Надо бы глядеть под ноги".
   Бабка спину разогнула
   Да на девицу взглянула:
   "Боже мой, да ты бледна,
   Что же бродишь ты одна?
   И меня чуть не прибила", -
   Гневно бабка говорила.
  
   "Коли надо так, бабусь,
   Перед вами извинюсь.
   Я задумалась немного,
   И не видела дороги".
  
   Бабка вновь заговорила:
   "Что же ты в лесу забыла?
   Я вот травку собираю,
   А что ты, я уж не знаю...".
  
   Ей поведала Арина
   Об отце, его кончине.
   Что в лесу она живет
   Не один, а пятый год.
  
   Бабка охала, вздыхала.
   Наконец, ей так сказала:
   "Что же делать? Так и быть,
   Стану я с тобою жить.
  
   Ты намучилась, бедняжка,
   Ну, пойдем в дом, бедолажка.
   Будет нам вдвоем сподручней
   И совсем-совсем не скучно".
  
   Стали жить они вдвоем,
   И как будто ожил дом.
   Бабка знахаркой была,
   Знала знахарей дела.
  
   Как узнали и откуда,
   Но лечиться шли к ним люди.
   Находили все их дом,
   Хоть и лес стоял кругом.
  
   Приходили и лечились
   Да Арине все дивились.
   И молва уже идет:
   С бабкой девица живет.
  
   Статью, точно королева
   И лицом прекрасна дева.
   Жаль, одета бедновато,
   Видно, денег маловато.
  
   Шли теперь уж не лечиться,
   А на девицу дивиться.
   Стайки знатных молодцов
   Из мещан да из купцов.
  
   Бабка, словно цербер злой,
   Прогоняла их долой.
   Чтобы рты не разевали
   Да свое бы место знали.
  
   И ворчала, им грозя:
   "Лопнут ваши все глаза.
   Коль срамные ваши грезы
   Вызовут девицы слезы.
   Чем таращиться, дивиться,
   Прежде надобно жениться.
   Налюбуешься ей всласть,
   Коль ее не станешь красть".
  
   Молодцы не потешались
   И от слов ее смущались.
   Тайно все о ней мечтали,
   В жены взять ее желали.
  
   Только всяк из них молчал,
   Мыслей вслух не возвещал.
   Думы тайные делить
   Им уж ревность не велит.
  
   Так случилось, этим лесом
   Проезжали три балбеса
   На красивых трех конях,
   Все при шпорах на ремнях.
  
   Два из них - сынки бояр,
   Ну а третий был их царь.
   Молоды балбесы были,
   Несерьезными все слыли.
  
   Царь не правил своим царством,
   Возложил все на боярство.
   Те вели, как надо, службу.
   Три балбеса - только дружбу.
  
   То охотились, играли,
   То от скуки в лес скакали,
   Чтоб послушать пенье птиц,
   И был лес тот без границ.
  
   Резко царь остановился,
   Слез с коня и удивился.
   Иль меня подводит слух,
   Но поет в лесу петух.
  
   То домашняя ведь птица,
   Жить в лесу ей не годится.
   Может, здесь есть чудеса,
   Коль петух живет в лесах.
  
   И поехали на слух
   В место то, где пел петух.
   Появилась вдруг дорога,
   Вдалеке народу много.
  
   Кто-то ходит, кто сидит,
   Кто-то просто в лес глядит.
   К ним подъехали из леса
   Три красавца, три балбеса.
  
   Видят, странный дом стоит,
   Верх его землею крыт.
   И спросили: "Эй, народ,
   Что здесь, ярмарка идет?
  
   Нам ответ скорее нужен
   Или здесь еще что хуже?
   Иль здесь заговор творят
   Против батюшки-царя?"
   И народ тут загудел:
   "Не творим мы беспредел,
   Мы сюда пришли лечиться
   Да на деву подивиться
  
   Несказанной красоты,
   Сам ее увидишь ты".
   Царь с людьми поговорил,
   Тут же дверь в дом отворил.
  
   Бабка хмуро посмотрела,
   Пред царем не оробела.
   Знала, кто вошел в их дом,
   Но сказала все ж при том:
  
   "Не задам я вам вопрос,
   Что за ветер вас принес.
   Но скажу и не для виду,
   Девку я не дам в обиду".
  
   Царь опешил и спросил:
   "Может, ветер нас носил.
   Вашу дочь не мог я видеть,
   Чем смогу ее обидеть?
  
   Познакомь меня уж с ней,
   Позабочусь я о ней.
   И поверь, теперь отныне
   Нет врагов у ней в помине".
  
   Призвала Арину бабка,
   Повела плечами зябко,
   Но поверила не зря
   Заверениям царя.
  
   Хоть балбес, но честь имел
   И нести ее умел.
   Подошла к царю девица,
   Он ее красе дивится.
  
   В просторечье говорят,
   Сердце дрогнуло царя.
   Он молчал, она молчала,
   Громко лишь сердца стучали.
  
   И стучали в унисон,
   Явь была иль был то сон.
   Она в это не вникала,
   Не вникал во все и он.
  
   В ступор впали два балбеса,
   Что пришли с царем из леса.
   Сколь и где они бывали,
   Но красы сей не видали,
  
   Кой Арина обладала,
   Но она о том не знала.
   В ту минута, как назло,
   К ним купца и принесло.
  
   И кривой горбун изрек:
   "Наконец нашел порог,
   Где живет моя невеста.
   Никодим где, он на месте?
  
   Эй, откликнись Никодим,
   Я приехал не один.
   А явился я со сватом.
   Ну, иди, встречай же зятя".
  
   На пол падала Арина,
   Всех их бед пришла причина.
   Царь Арину подхватил,
   На полатях поместил.
  
   Царь сказал купцу кривому:
   "Отдана она другому.
   Ты же, милый человек,
   Позабудь о ней навек".
  
   Не хотел купец сдаваться
   И решил с царем подраться.
   Заревел: "Пошел отсюда,
   Я один ей мужем буду.
  
   С детства я ее растил,
   Положил немало сил.
   И растил лишь для себя,
   А никак не для тебя".
  
   Он не ведал, что творил,
   И кому все говорил.
   Красота его пленила,
   Потому и с толку сбила.
  
   Царь воскликнул: "Ах ты, смерд,
   Ты перечить мне посмел!
   На кого ты, ради скуки,
   Поднимаешь свои руки?"
   И скрутили тут купца
   Два балбеса-молодца.
   Закричал купец: "Спасите,
   Грабят, люди, помогите!
  
   Кровное все отнимают,
   Я жених, Арина знает.
   Вы спросите у нее,
   Скажет, кто жених ее".
  
   Поднялась Арина с ложа.
   Ждет купец, она поможет.
   И Арина тут сказала:
   "Сделал зла ты нам немало.
  
   По твоей вине, купец,
   Помер рано мой отец.
   От тебя мы с ним скрывались,
   Потому и в лес забрались.
  
   Врет купец здесь, как всегда,
   И невестой никогда
   Я ему не доводилась,
   Знать, ему во сне приснилось".
  
   Облегченно царь вздохнул,
   К ней он руки протянул.
   И сказал на этом месте:
   "Будь же ты моей невестой.
  
   Ты согласна ли, Арина,
   Для отказа есть причина,
  
   Иль у тебя уж есть жених?"
   И в этот миг балбес поник.
  
   Что он царь, она не знала,
   И застенчиво сказала:
   "Может, это и напрасно,
   Но я все-таки согласна".
  
   Ожил царь, глаз загорелся,
   Он у костра любви согрелся.
   С нетерпеньем в ожиданьи
   Ездил царь к ней на свиданья.
  
   Ездил так одну неделю,
   А потом сказал он смело:
   "Хватит нам с тобой гулять,
   Надо б свадьбу уж играть.
  
   Жить мы будем в стольном граде,
   Или ты тому не рада?
   Знай же, милая Арина,
   Нахожусь я в царском чине.
  
   Не могу я жить в лесу,
   Пред народом честь несу.
   Надо б отдых дать боярам,
   Самому стать государем".
  
   Свадьбу пышную сыграли,
   И все люди в царстве знали:
   Царь их очень изменился
   Потому, что он влюбился.
  

ДВЕ БАБКИ И КОЗЕЛ

  
   В огороде бабки Доры
   Все созрели помидоры.
   Как назло туда зашел
   Вредный черненький козел.
  
   Ну, козел той бабки Дуни,
   Ведьмой что слыла, колдуньей.
   Увидала бабка Дора,
   Что козел смял помидоры.
  
   Тут взяла она дубинку,
   Стала бить его по спинке,
   Бьет козла той бабки Дуни,
   Местной что слыла колдуньей.
  
   Бьет по рожкам и ногам,
   Да по черненьким бокам
   В огороде бабка Дора
   За потраву помидоров.
  
   Прибежала бабка Дуня,
   Что слыла в селе колдуньей,
   И накинулась на Дору,
   Где погибли помидоры.
  
   Да при всем честном народе,
   На ее же огороде
   Стала Дору поносить
   И обидно голосить:
  

0x01 graphic

  
   "Ты пошто мово козла
   В огород свой завела?
   Это мой, не твой козел".
   А козел меж тем ушел.
  
   Бабки бедные дерутся,
   В огороде сильно бьются.
   Бабка Дора голосила:
   "Лучше б ты козла спросила,
   Для чего же твой урод
   Мой испортил огород.
   Посмотри на помидоры!"
   Голосила бабка Дора:
  
   "Затоптал весь огород
   Твой чернявенький урод.
   Ладно б землю истоптал,
   Помидоры съел, помял.
  
   Что ж мне на зиму солить,
   Иль твого козла хвалить?
   Я убытка не стерплю,
   Хоть козла, но засолю".
  
   Началася снова драка,
   Налетели тут собаки.
   Оттащили они Дуню
   Бабку, местную колдунью.
  
   И при всем честном народе
   Голосила в огороде
   Бедная старушка Дора:
   "Не вернуть мне помидоров.
  
   Хороши ведь уродились,
   Только в дело не сгодились.
   Окаянный твой козел
   Начисто весь труд извел".
  
   Загудел тут весь народ,
   Что пришел на огород
   "Про тебя мы знаем, Дуня,
   Что ты ведьма и колдунья.
  
   Не устроим тебе мщенья,
   Коль попросишь ты прощенья.
   И потраву возмести,
   Ну, а нет, тогда прости.
  
   Разведем костер большой
   И туда со всей душой
   Мы твои отправим кости,
   Но совсем уже не в гости.
  
   Сколько будем мы терпеть,
   На твои дела смотреть?"
   От обиды бабка Дуня,
   Ведьма местная, колдунья
  
   Закричала вдруг: "Окститесь!
   От безумия очнитесь.
   Ну, какая я колдунья,
   Много знает лишь ведунья.
  
   Также зла я не творю,
   Тем желаньем не горю.
   Боже мой, ну как обидно,
   Дел моих совсем не видно.
  
   Меня ведьмою зовете,
   Боль снимать ко мне идете.
   Злые болей не снимают,
   Это я уж точно знаю.
   Если вы меня сожжете,
   Грех все на душу возьмете.
   Ну а ты, соседка Дора,
   Уж прости за помидоры.
  
   В огороде моем, Дора,
   Уродились помидоры.
   Уж не стану я хвалить,
   Но нам хватит засолить.
  
   В драку шла я не от зла,
   А спасала лишь козла.
   Хоть паршивая скотина,
   Божья все-таки тварина.
  
   Лишь в одном я сознаюсь,
   Смерти вовсе не боюсь.
   Я же, милые товарки,
   Всего-навсего знахарка.
  
   Если б даже захотела,
   Сделать вред бы не сумела.
   Оттого пошла в атаку
   И случилась эта драка.
  
   Коль умела б существом,
   Все б решила колдовством.
   Не махала бы руками,
   Вы же видели все сами.
  
   Вам я только помогаю,
   Так как силу трав я знаю.
   Ну, к кому же вы пойдете,
   Если вы меня убьете?
  
   Жить осталось мне чуток,
   Может быть, годков пяток.
   Ну, а вам, пора учиться,
   Травами самим лечиться.
  
   Буду вас я всех учить,
   Как травой себя лечить.
   Как сумею, как смогу,
   Вам, селяне, помогу.
  
   Ведь одна нужна в питье,
   А другая - лишь в битье.
   Третья травка, чтоб купаться,
   А в четвертой - лишь валяться.
  
   Пятая нужна в дыханьи,
   В травах всех нужны познанья".
   В общем, был открыт ликбез,
   И помог в том тот, кто влез
  
   В огородик бабки Доры,
   Потравив все помидоры.
   Подружились Дуня с Дорой,
   И меж ними нет уж ссоры.
  
   С той поры все бабку Дуню
   Называли не колдуньей.
   Звали все знахаркой Дуню
   И по травушке ведуньей.
   Жаль, что люди так мельчают,
   И порой не замечают,
   Что друг друга обижают,
   И совсем не уважают.
  
   Жизнь добра, порою зла,
   Ищут все с тех пор козла.
   На кого б вину свалить,
   Себе - счастия добыть.
  
   Всяк из нас имеет ранг,
   Свой получит бумеранг.
   И всегда воздастся нам
   Лишь по сделанным делам.
  
  

МАТЬ И ДОЧКА

  
   На земной какой-то точке
   Жили-были мать и дочка.
   Мама девочку любила,
   Баловала и хвалила.
  
   Все дела сама справляла,
   Ну, а дочь не заставляла.
   Беззаботно дочь росла
   И красавицей слыла.
  
   Но была она ленива,
   Ко всему тому спесива.
   Мать считала за рабыню,
   Нет ей помощи в помине.

0x01 graphic

   Стала мать уже стара,
   Но не видит все добра
   От красавицы дочурки,
   Не истопит та печурку.
  
   И не вымоет посуду,
   Что лежит уж целой грудой.
   Не метен пол и не мыт,
   Толстым слоем пыль лежит.
  
   Кое-как скрипя, старушка
   Собирает постирушку.
   Но нет сил уж у нее,
   Грязным там лежит белье.
  
   И заплакала тут мать,
   Стала дочку упрекать:
   "Ты росла в любви и холе,
   Но нет сил моих уж боле.
  
   Отчего мне не поможешь?
   Все легко ты сделать сможешь.
   Ты сильна и молода,
   А мои ушли года.
  
   Дочка, фыркнув, отвечала:
   "Мне того лишь не хватало,
   Чтобы мыть, белье стирать,
   В доме грязь всю убирать.
  
   Ты напрасно ждешь всего,
   Мне теперь не до того.
   И скажу тебе я прямо,
   Надо мне идти уж замуж".
  
   Мать, вздыхая, отвечала:
   "Научись ты, дочь, сначала
   Содержать дом в чистоте,
   Чтобы муж был в теплоте.
  
   Научись готовить кушать
   И уменью его слушать.
   Не научишься всему -
   Будешь нужной никому.
  
   Слишком я тебя любила,
   Про себя совсем забыла.
   И лелеяла, любя,
   Я всегда одну тебя.
  
   И за эти все дела
   Ты меня обидела.
   Все же я тебя прощаю,
   Не держать зла обещаю.
  
   И тебя благословлю,
   Так как все ж тебя люблю.
   С Богом, дочка, собирайся
   И в дорогу отправляйся".
  
   Дочь в дорогу собралась,
   Да из дому подалась.
   Прибыла девица в град,
   Там никто ей был не рад.
   Потому, как неумеха,
   И для всех была потехой.
   Но в том граде жил купец,
   Разудалый молодец.
  
   Пожалел он ту девицу
   И привел в свою светлицу.
   Стал ее всему учить,
   Как на свете нужно жить.
  
   Говорил: "Чтоб жизнь сложилась,
   Надо, чтобы ты трудилась.
   Каждый должен делать вклад,
   Жизнь тогда пойдет на лад.
  
   Если ж лень тебя пленит,
   То не стоит вовсе жить.
   Будет жизнь твоя пустой
   И совсем, совсем не той.
  
   Будешь жить одна бродяжкой
   И состаришься, бедняжка.
   Лучше жить семейно, дружно,
   Быть кому-то очень нужной".
  
   Тут заплакала девица,
   Всякий раз ей мама снится,
   В доме хладном замерзает,
   От бессилья помирает.
  
   Не подаст никто водицы,
   А ей хочется напиться.
   Возвратилась в дом она,
   Видит: мать лежит одна
  
   На полу, без одеяла,
   От бессилья, знать, упала.
   К маме дочка подбежала,
   На колени вдруг упала:
  
   "Ты прости меня, родная,
   Больно сделала, я знаю.
   Помогу тебе я встать
   Да и лечь скорей в кровать.
  
   Наведу порядок в доме,
   Где мне с детства все знакомо".
   Только мать ее не слышит,
   И давно уже не дышит.
  
   Дочка блудная вернулась,
   Поздно совесть в ней проснулась.
   Очень жаль, но иногда
   Глаз откроет лишь беда.
  
   Что имеем, не храним,
   Позже мы себя виним.
   Потерявши, горько плачем,
   И как может быть иначе.
  
   Страшно всем нам оттого,
   Что не исправить ничего.
   Дочка мать похоронила
   Да и в град назад отбыла.
   Изменилася девица,
   И купец стал ей дивиться.
   Как красива и ловка,
   На подъем всегда легка.
  
   Все в ее руках горит,
   И купец ей говорит:
   "Я влюблен в тебя, девица,
   На тебе хочу жениться.
  
   Ну, скажи скорей ответ,
   Это да иль, может, нет?
   И потупивши глаза,
   Все смогла она сказать:
  
   "Ты меня, купец, прости,
   Да и с миром отпусти,
   Ты хорош и я молю...
   Но другого все ж люблю.
  
   Это милый твой кузен,
   Взял мое он сердце в плен.
   Знаю, он слывет балбесом,
   Тунеядцем и повесой.
  
   Но уж очень я слаба
   И теперь его раба".
   Тут вздохнул купец глубоко,
   Он остался одиноким.
  
   С девой вот что приключилось:
   В лодыря она влюбилась.
   Он плевал лишь в потолок,
   Что отлично делать мог.
  
   Да играл он на баяне,
   И бывал всегда он пьяным.
   Ну, слепа была любовь,
   Волновала в жилах кровь.
  
   Свадьбу тихую играли,
   Где вдвоем лишь восседали.
   А потом детей родили,
   Хоть и плохо вместе жили.
  
   Дева всюду успевала:
   Мыла, чистила, стирала.
   Только чаще все стонала,
   Долю мамы вспоминала.
  
   Как же сильно я споткнулась,
   Все назад ко мне вернулось.
   Ношу я, как мать, несу,
   Но детей своих спасу.
  
   И от спеси и от лени,
   Чтоб на них не пало тени.
   Я так сильно их люблю
   И трудом расшевелю.
  
   А муж девы не скучал,
   На нее всегда ворчал.
   От начала и поныне
   Он считал ее рабыней.
   Его дело - тело сытить,
   А затем и крепко выпить.
   И от пьяного угара
   На всех сыпались удары.
  
   Доставалось всем на свете,
   И жене и даже детям.
   Всяк спасался, кто как мог,
   Убегая за порог.
  
   Нападал на них всех страх,
   Спали все в чужих домах:
   У соседей иль в саду,
   Тот ночлег, какой найдут.
  
   Рано утром возвращались,
   Но пьянчугу опасались.
   Жить и мучиться - не дело,
   Деве это надоело.
  
   Сколько можно так дрожать,
   И не знать, куда бежать.
   Дева скоро собралась
   И с детьми прочь подалась.
  
   Открестилася от мужа,
   Ей такой совсем не нужен.
   Подалась в свой отчий дом,
   Где не маялась трудом.
  
   Благо он не развалился,
   И народ в него вселился.
   В нем все чистили и мыли
   Да в порядок приводили.
  
   Засиял дом чистотой
   И уютной красотой.
   Уложив детей в кровать,
   Спать пошла уже и мать.
  
   Лишь к кровати подошла,
   Вдруг застыла, замерла:
   Сквозь прозрачный белый свет
   Появился силуэт.
  
   Видит дева свою мать,
   И не знает, что сказать.
   Тихо мать заговорила:
   "Как же я тебя любила!
  
   Уж прошли за днями дни,
   Ты себя, дочь, не вини.
   Ты виновна не одна,
   И моя есть в том вина.
  
   Дочь родная, успокойся,
   Ничего уже не бойся.
   Я тебя не потревожу,
   И прости меня, коль сможешь.
  
   Больше я не появлюсь,
   Разве что во сне приснюсь.
   Ты расти своих детей,
   Жди хороших новостей.
   Ну, не стой, ложись в кровать,
   Рано утром ведь вставать".
   Дева очень повзрослела,
   Да к тому ж заматерела.
  
   На кого же тут пенять,
   Ведь она сама уж мать.
   В доме матери своей
   Все растит она детей.
  
   Ей помощники они,
   И бегут за днями дни.
   Веселы ее детишки,
   Все читают дружно книжки.
  
   Про отца не вспоминали,
   Но его не проклинали.
   Просто все о нем забыли,
   Ведь теперь без страха жили.
  
   Но увидев лишь карету,
   Хором вскрикнули: "Кто это
   К нашему пристал двору?
   Может, это не к добру?
  
   Неужель отец явился,
   Лучше он бы удалился.
   Без него нам лучше жить,
   Его надо б спровадить.
  
   Потому что ничего
   Нам не нужно от него.
   Маме сами мы поможем,
   Сделаем все то, что сможем".
  
   Но явился не отец,
   Во дворе стоял купец.
   Крикнул им: "Чего стоите,
   Все ко мне скорей идите.
  
   Разгружайте же карету,
   В дом несите все пакеты.
   Я подарки вам привез
   Лишь карету, а не воз.
  
   А где мама? Мне скажите
   Иль дорогу укажите,
   Где могу ее сыскать
   Иль скорее повстречать.
  
   Указав купцу дорогу,
   Дети скрылись за порогом.
   Разложив подарки в ряд,
   Стали маму поджидать.
  
   Дети долго не скучали,
   Все подарки развенчали.
   Меж собою поделили
   И тому уж рады были.
  
   А купец все к деве шел,
   Вскорости ее нашел.
   Подошел он к ней, страдая,
   Что сказать - и сам не знает.
   До сих пор ее любил,
   Хоть хотел, но не забыл.
   Замерев, они стоят,
   Пусть без слов, но говорят.
  
   "Без тебя я так скучал,
   Дней, ночей не замечал".
   "Точно так же я скучала",
   Молча дева отвечала.
  
   "Если сможешь, то прости,
   Снова сбилась я с пути".
   Он ей молча отвечает:
   "Я за все тебя прощаю.
  
   Без тебя жизнь не мила,
   Ведь ты сердце украла.
   Только я хочу взамен
   Взять твое сердечко в плен".
  
   И заплакала девица,
   Хоть была его царицей.
   Вслух купец ей отвечал:
   "Здесь нашла ты кров-причал.
  
   Стань же ты моей женой
   И любимой лишь одной.
   А детей я не обижу,
   Их ты любишь, я же вижу.
  
   Мне ж племянники они
   И дороже всей родни".
   Дева в грудь его уткнулась,
   Чувства в ней к нему проснулись.
  
   И ей стыдно уж сказать:
   "Были где мои глаза?"
   Не сумели увидать,
   Что придется ей страдать.
  
   Ни за что досталось детям,
   А за них она в ответе.
   Пред людьми и перед Богом,
   Перед вечности порогом.
  
   Дева-мать идет с купцом,
   С будущим детей отцом.
   Слышит, в доме очень тихо,
   Неужель явилось лихо?
  
   И к порогу подбежала,
   Дверь открыла, увидала:
   Примеряют все наряды,
   Дети им безумно рады.
  
   Пряники жуют, конфеты
   И довольны очень этим.
   Успокоилась их мать
   И дала всем детям знать:
  
   "Завтра рано поутру
   Вас в дорогу соберу.
   Уезжаем мы с купцом,
   Станет он для вас отцом.
   Дом старушки не продали,
   А в наем соседям сдали.
   Встрепенулась вдруг девица:
   Видит мать, она не снится.
  
   Машет ей она рукой,
   На ее лице покой.
   Как внезапно появилась,
   Также в белой дымке скрылась.
  
   Жизнь девицы той сложилась:
   Что хотела, то и сбылось.
   Потому что поняла
   Жизни праведны дела.
  
   Этим я хочу сказать
   То, что каждый должен знать.
   Есть родня, друзья и дети:
   Их дороже нет на свете.
  
   Не заменишь их деньгами,
   Ни добром, ни пирогами.
   В жизни есть одно богатство:
   Человеческое братство.
  
  

ЛЕНЬ

  
   Во далеком стольном граде
   Люди были жизни рады.
   Все трудились, не ленились,
   В праздник дружно веселились.
   Был людской налажен быт.
   Ну, что лучше может быть?
   Только все же грянул гром:
   Лень вселилась в каждый дом.
  
   Тихо лень в дома вползала,
   И она, конечно, знала,
   Каждый куст ее рассады
   Предоставит всем досаду.
  
   Люди будут уж не рады,
   Получив ее в награду.
   А пока она росла,
   Незаметною была.
  
   Наконец-то лень проснулась,
   Подросла и развернулась.
   С сонным видом люди ходят
   И без дел по граду бродят.
  
   Ходят люди без заботы
   И не делают работы.
   Уж веселья не слыхать,
   Все хотят лишь отдыхать.
  
   Стал унылым град на вид,
   Никого он не дивит.
   Стороной его обходят,
   Дружбу с ним никто не водит.
  
   И, увидев это, Бог
   Воскричал: "Кто им помог?

0x01 graphic

  
   Превратиться в черну тень,
   Видно здесь гуляет лень.
  
   Что же, лень, поберегись,
   И смотри, не попадись.
   Изгоню тебя метлою,
   Людям я глаза открою.
  
   И народ весь должен знать -
   Лень - не их родная мать,
   Что от самого рожденья,
   Жизнь продолжит лишь движенье.
   Есть в движении работа,
   Есть любовь и есть забота,
   Есть порядок во домах,
   Да и хлеб во закромах.
  
   Кто все это не творит
   И желанием горит
   Лишь поспать и отдохнуть,
   Жизни той короткий путь.
  
   Он умрет в расцвете лет,
   Может, с голоду иль бед,
   Потому что лень любил,
   Ей он отдал много сил.
  
   Тем, кто ленью заболел,
   И пока не околел,
   Уж давно б пора проснуться
   И от лени отряхнуться.
  
   Отнести ее в болото,
   Там ей место для охоты.
   Пусть ее затянет топь,
   Не мутила разум чтоб".
  
   Стольный град на удивленье
   Вновь опять живет в движеньи.
   Лень сбежала со дворов
   Лишь от Бога добрых слов.
  
  
  

БАЙ И РАБ

  
   По пескам зыбучим,
   По кустам колючим,
   Из далеких жарких стран
   Шел цепочкой караван.
  
   Груз везли верблюды,
   Рядом с ними люди
   Шли пешком и не спеша,
   Тяжело притом дыша.
  
   Ветерок с песком играл
   И дорогу затруднял.
   Люди в белых все одеждах
   Шли домой в глазах с надеждой.
  
   Стойко жар они терпели
   И сквозь прорези смотрели
   На груженый караван,
   Будет им барыш в карман.
  
   Лишь один средь них не весел,
   Шел он, голову повесив.
   И, как тот верблюд с горбом,
   Был для бая он рабом.
  
   Раб не мог иметь жену,
   Бай имел да не одну,
   И в его большой квартире
   Проживало их четыре.
  

0x01 graphic

  
   Что же с парнем приключилось?
   Бая дочь в него влюбилась.
   В той любви призналась тете,
   Та вскричала: "Что ты, что ты!
  
   Где же, дочь, твои глаза,
   Нам рабов любить нельзя.
   Да тебя отец побьет
   Или со свету сживет.
  
   Может сбросить со скалы
   В мутны воды Кар-калы".
   Не успела тетка ахнуть,
   Как девица стала чахнуть.
   Тает, девка, как свеча,
   Стала узкою в плечах.
   Кожа тоньше, чем пергамент,
   Видны вены, как орнамент.
  
   Лишь по слухам бай узнал,
   Кто виновником в том стал.
   На раба он разозлился,
   Бранью редкой разразился:
  
   "Ты пошто скажи, шакал,
   Дочь мою околдовал?
   Чем ее ты напоил?
   Знать тебя я зря кормил".
  
   Стал его он избивать,
   Некрасиво обзывать.
   Тут же крикнул злобно, строго:
   "Собирайся-ка в дорогу
  
   И пойдешь ты с караваном
   За товаром в дальни страны,
   Если ж дочь моя умрет,
   Тут же твой придет черед.
  
   За нее молись, шакал,
   Вон пошел, я все сказал".
   Но напрасно бай кипел,
   От бессилья свирепел.
  
   Из наследников его
   Только дочь и - никого.
   Бай же мечется, кричит:
   "Где же лекари, врачи?
  
   Почему же им не в мочь
   Моей дочери помочь?"
   Всех врачей он обзывал,
   А порой и избивал.
  
   Бай же больше не кричит,
   Дочь же тает и молчит.
   И воздел бай к небу руки:
   "Ну, за что ж мне эти муки?
  
   Мне всего одно лишь надо,
   Чтоб жило родное чадо.
   Бог-отец, ты знаешь сам,
   За нее я все отдам!"
  
   Сверху вдруг открылась дверь
   И послышалось: "Поверь,
   Жизнь ее в одной любви,
   И ее ты к ней зови.
  
   Вот тогда узнаешь сам.
   Веришь ли моим словам?
   Дочь твоя вдруг станет снова
   Весела, жива, здорова".
  
   Тут же вспомнил старый бай
   Им побитого раба.
   Как тот, молча, все терпел,
   Лишних слов сказать не смел.
   Бай над дочерью склонился,
   С болью в сердце он взмолился:
   "Дочь моя, прости меня,
   Я не вижу ночь и дня.
  
   Лишь прошу тебя, живи
   В счастье, радости, любви.
   Станет раб богатым баем,
   Любишь ты его, я знаю.
  
   В жены я тебя отдам,
   Дочка, верь моим словам.
   Очень скоро караван
   Возвратится с дальних стран".
  
   Дочка бая ожила,
   Друга милого ждала.
   Раб же, други мои, верьте,
   Не боялся вовсе смерти.
  
   Он за милую боялся,
   Что теперь один остался.
   И теперь вот он идет
   Будто бы на эшафот.
  
   Но не с болью, а с надеждой
   Быть с любимой, как и прежде.
   К ней пойдет в небесный рай,
   И поможет в этом бай.
  
   Возвратился караван
   Из далеких жарких стран.
   Люди все его встречали,
   Радости слова звучали.
  
   Громко бренькала домбра,
   Веселились все не зря.
   Наконец, все разошлись,
   На ночь спать поулеглись.
  
   Но не спит один лишь раб,
   Телом, духом он не слаб.
   Неизвестность лишь мешает,
   Он к любимой поспешает.
  
   Хочет, хоть глазком взглянуть,
   А потом навек заснуть.
   Вот крадется вдоль ограды,
   Где ему не все там рады.
  
   И увидел пред собой,
   Ненаглядный образ той,
   Кто его лишил покоя,
   Кто его затмил собою,
  
   Кто не может рядом быть,
   Знать, ему не стоит жить.
   Произнес он вслух слова:
   "Слаба Богу, ты жива!
  
   Если б ты могла бы знать,
   Я не мог спокойно спать.
   И если б кто меня спросил,
   Придавало что мне сил.
   Я б ответил вновь и вновь,
   Это ты - моя любовь!"
   Перед ним вдруг бай возник,
   Тут же взгляд раба поник.
  
   Он застыл, как истукан,
   Будто б зверь, попав в капкан.
   Бай спокойно вслух сказал:
   "Что придешь, я это знал,
  
   Завтра мы поговорим,
   Иди спать, ложись, Салим".
   Дочь же бая на слова
   Улыбнулася едва.
  
   Помахав рабу рукою,
   Скрылася в своих покоях.
   Шел назад Салим довольный,
   Песнь мурлыкал он невольно.
  
   Взбучки бая не боялся,
   Всю дорогу улыбался,
   А улегшись на кровать,
   Завалился тут же спать.
  
   И увидел сон Салим,
   Он женат и он любим.
   Был тот сон из книги рая,
   А женой была дочь бая.
  
   С сердцем радостным проснулся
   Раб Салим и потянулся.
   "Было б благо", - он сказал,
   - Если б сон тот вещим стал".
  
   Но, а явь была иная,
   Раб шагал с повинной к баю.
   Пред дорогой бай стращал,
   Наказанье обещал.
  
   А единственную дочь,
   В жены дать рабу не в мочь,
   От меня ее отвадит,
   После свадьбу ей наладит.
  
   Но отнюдь не за него,
   За купца скорей всего.
   Знать, судьба моя такая
   Получать тычки от бая.
  
   Шел Салим и рассуждал,
   Дочка бая - идеал.
   Ты ж, Селим, другого круга
   И быть можешь ей лишь другом.
  
   Но, а сердце сильно билось,
   С этим мненьем не мирилось:
   "В жизни все, мой друг, бывает,
   И вперед никто не знает,
  
   Где найдешь и потеряешь,
   Проживешь, тогда узнаешь.
   Я же чувствую, Салим,
   Счастье светит нам двоим.
   Ну, скорей иди давай,
   Шевелись, не уставай".
   А у байского двора
   Громко бренькала домбра.
  
   Песню там акын поет,
   И во двор народ зовет.
   Что от имени он бая
   Весь народ здесь созывает.
  
   Не пустая то молва,
   Скажет бай свои слова.
   Вот выходит бай во двор
   В тот же миг затих весь ор.
  
   Рядом встала дочка бая,
   Тихо, словно лань лесная,
   Руку вверх тут бай поднял
   И размеренно сказал.
  
   Ласково, как только мог:
   "Подойди ко мне, сынок.
   Я тебя зову, Салим",
   Что случилося тут с ним.
  
   Тем словам не верил раб,
   Он пред баем был так слаб.
   Силу дочка придала,
   И от слабости спасла.
  
   Подошел Салим тут к баю,
   Бай продолжил, улыбаясь:
   "Титул я рабу вручаю,
   Его баем назначаю.
  
   И поэтому за чаем
   Дочку с баем обвенчаю".
   Ликовал народ: "Ура!
   Их давно женить пора.
  
   Ай, да бай, ну молодец,
   Очень любящий отец!"
   С той поры идет молва,
   Что любовь всегда жива.
  
   Та, что борется с болезнью,
   Создает стихи и песни.
   Та, что строит и творит,
   Та, что счастье всем дарит.
  

СОЛНЦЕ

  
   Солнце в небе высоко,
   И все видит далеко.
   Вот оно слегка зевнуло
   Да и вниз мельком взглянуло.
  
   Видит, что стоит там град,
   А растет в нем виноград.
   И решило посветить,
   Виноград позолотить.
  
   Я же солнце, не злодей,
   Дай порадую людей.
   Виноград скорей созреет,
   Да и души им согреет.
  
   Но на следующий день
   Солнце спряталося в тень,
   Чтоб понять быстрей и лучше,
   Тень для солнца - это туча.
  
   Только что же видит солнце,
   Сделав малое оконце,
   Что идет людей конвой,
   Слышит ропот, но не вой.
  
   На плантации без слов
   Гонит он своих рабов.
   Вдруг раздался свист бича
   С конвоирова плеча.
  
   Пал без сил один тут раб,
   Не поднялся - слишком слаб.
   Носом в землю он уткнулся,
   К палачу не развернулся.
  
   А палач над ним глумится,
   Вьется он, как ворон птица.
   Солнце ж очень рассердилось
   И ударом разрядилось.
  
   Конвоир не закружился,
   Просто рядышком свалился.
   Раб лежит, а с ним палач,
   И конвой пустился вскачь.

0x01 graphic

  
   Окружили всех рабов,
   Стали их хлестать без слов.
   Солнце вышло из-за тучи,
   Лишь сказав: "Не злите лучше,
  
   Я же всех вас уложу,
   А потом уж погляжу,
   Будет ли вам также сладко
   Или будет очень гадко".
  
   И от ярости слепой
   Оглушило весь конвой.
   Вот конвой уже лежит,
   Но народ прочь не бежит.
  
   Силы нет у них бежать,
   Им бы рядом полежать.
   Отдохнуть и сил набраться,
   А потом уж прочь убраться.
  
   Отошли рабы к кустам,
   Тень прикрыла всех их там.
   На конвой же лился жар,
   Отнимая жизни дар.
  
   А рабы про между прочим,
   Захотели кушать очень.
   Голод виноград толил,
   Придавая людям сил.
  
   Вот они уже все сыты,
   Но тела их так побиты,
   Что нет мочи для работы,
   Нет ни сил и ни охоты.
  
   Надо б телу подлечиться,
   А затем уж шевелиться.
   Каждый стонет: "Ох!" и "Ах!",
   В души их закрался страх:
  
   "Что же с нами дальше будет?
   Новый ведь конвой прибудет.
   Закуют они нас в цепи,
   Иль зароют где-то в степи.
  
   Что же мы конвою скажем,
   Невиновность как докажем.
   Ведь конвой лежит убитый,
   Мы же целы и все сыты".
  
   Но один старик сказал,
   Может быть, то аксакал:
   "То, что вышло, все ужасно,
   Но случилось не напрасно.
  
   Все они жестоки были,
   И невинный люд губили.
   Бог от них, знать, отвернулся,
   А жестокий рок проснулся.
  
   Рок их души взял в полон,
   Рад теперь тому уж он.
   Приведет их злобный рок
   К дверям ада на порог.
  
   Все они тогда узнают,
   Отчего так пострадают.
   Семя зла взойдет стократно,
   Их не выдернуть обратно.
  
   Вы же прежде не дрожите,
   Лучше спать скорей ложитесь.
   Чтобы что-то увидать,
   Нужно утро поджидать".
  
   Вот другой конвой ведет
   На плантацию народ.
  
   И увидел пред собой
   Мертвым прежний он конвой.
  
   Не видать средь них рабов.
   Оттого, без лишних слов
   Вдруг рабов всех окружили
   И нещадно их там били.
  
   Вновь был слышен свист бича,
   Им конвой рубил сплеча.
   Все рабы уж в кучу сбились,
   Дружка с дружкою простились.
  
   Но вот вышло из-за тучи
   Солнце полностью, не лучик.
   И вновь солнечным тем жаром
   Был убит конвой ударом.
  
   Каждый раб тут удивился,
   Свист бича остановился,
   Прекратился страшный град,
   Каждый раб тому был рад.
  
   Потихоньку озираясь,
   И ударов опасаясь,
   Руки от голов откинув,
   Видят страшную картину.
  
   Весь конвой как будто спит,
   Ветер траву шевелит.
   В кучу сбилися все люди
   И глядят, что дальше будет.
  
   Не поймут, что вдруг такое
   Приключилось с их конвоем.
   Солнце спряталось за тучи,
   Так тем людям будет лучше.
  
   Стало тучу шевелить
   И велело дождик лить.
   Дождик мелкий моросил,
   Придавая людям сил.
  
   Из рабов один смельчак
   Видел, что-то здесь не так.
   Он к конвою подобрался,
   Все разведать постарался.
  
   К счастью, к горю ли, увы,
   Были все они мертвы.
   Возвратился он к друзьям,
   Произнес: "Скажу я вам
  
   В поле том лежит конвой,
   Нет средь них души живой.
   Что случилось, не пойму,
   Отчего и почему
  
   Был убит второй конвой,
   Знать, есть где-то раб живой.
   Так давайте их покличем,
   Может быть, кого отыщем?
  
   Может, он сумел понять,
   Кто помог конвой унять?
  
   И не будем уж гадать
   То, чего нам ожидать".
  
   К ним на зов пришла бригада:
   "Вас, друзья, мы видеть рады,
   Что случилося у вас,
   Почему вы звали нас?
  
   Или к нам вас подослали,
   Чтобы нас вы разыскали.
   Только нас нельзя винить,
   Не могли мы всех убить.
  
   И к тому ж заметить нужно,
   Что рабы все безоружны.
   Ведь конвой силен и сытый,
   Раб же голоден и битый.
  
   Оттого всегда он слаб,
   Потому что он лишь раб.
   Он не злато, не добро,
   Ни червлено серебро.
  
   Он не грош и не пятак,
   Раб дается просто так.
   И не добрая полтина,
   А рабочая скотина.
  
   Его можно измочалить,
   Иль бичом жестоко жалить.
   Только вдруг и отчего-то
   На конвой пошла охота.
  
   От жестоких дел их, видно,
   Богу стало вдруг обидно.
   Отвернулся он от них,
   И оставил их одних.
  
   Но теперь жестокий рок
   К ним пришел, как их порог.
   Ну, а нас Бог защитил
   И прибавил нам он сил.
  
   Погибал один конвой,
   Шел за ним уже другой.
   И от рока и от зла
   Та же участь их ждала.
  
   Истреблен был весь конвой,
   Нет средь них души живой.
   Прежде бывшие рабы
   Были больше не слабы.
  
   Жили весело и дружно,
   И имели все, что нужно.
   Долго помнили про Бога,
   Что добро - к нему дорога.
  
   Лет прошло с тех пор немало,
   Что же с внуками их стало.
   Помнят предков ли завет,
   Мы узнаем: да или нет.
  
   Пролетело триста лет,
   И рабов давно уж нет.
  
   Средь потомков нет и мира,
   Каждый мнит себя эмиром.
  
   Лезет медленно и робко
   Мысль под черепа коробку.
   Что отнять бы у соседа,
   Да и спраздновать победу.
  
   Да чтоб не сделав ничего
   Все б иметь всегда, всего.
   Ожила наживы жажда,
   И ее повсюду страждут.
  
   Мысли бились, словно звон,
   Надо б взять людей в полон.
   И мечтатель каждый ищет,
   Где б собрать побольше нищих.
  
   Ожил прежний старый строй,
   Рабство ожило, конвой.
   И идет конвой-дракон,
   Вновь, как прежде, гонит он
  
   На плантации рабов,
   Не жалея их горбов.
   Снова слышен свист бича
   С конвоирова плеча.
  
   Знать они уже забыли,
   Как их деды в рабстве жили.
   Алчность разум им затмила,
   Все собой заполонила
  
   Их живое существо,
   Не оставив ничего.
   Солнце ж крепко осерчало,
   И поэтому сказало:
  
   "Значит, видно понапрасну,
   Было принято участье
   Мной в спасении людей,
   Вырос вновь конвой-злодей.
  
   Вновь безвольные рабы
   Подставляют им горбы.
   Для чего ж, скажите люди,
   Помогать теперь вам буду?
  
   Чтоб случилась вновь война,
   А нужна ли вам она?
   Все вновь по кругу пойдет,
   Как воды круговорот.
  
   Так услышьте ж мой ответ,
   Что до вас мне дела нет.
   Злобный люд себе в угоду
   Пусть молотит в ступе воду".
  
   Солнце по небу гуляет,
   Все-то видит, все-то знает.
   Но по темечку недаром
   Бьет людей своим ударом.
  
  
  
  

СОДЕРЖАНИЕ

  
   Царь и Марица 3
   Доброта ломает зло 36
   Красавица Арина 57
   Две бабки и козел 83
   Мать и дочка 89
   Лень 103
   Бай и раб 107
   Солнце 116
  
  
  
  

Н.А. Семенова

  

Царь и Марица

  

Сказки в стихах

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Подписано в печать 18.04.2014 г.

Формат бумаги 60х84/16. Бумага офсет.

Гарнитура Arial. Печать риз.

Усл.-печ, л. 8,0. Уч.-изд, л. 7,44.

Тираж 50 экз. Заказ N 172.

Отпечатано с оригинал-макета в ООО "Тульский полиграфист"

300600, Тула, Каминского, 33, тел. 31-16-69

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

1

  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"