Метро
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Эпизод 1 Эпизод 12
Начало. Гон.
Эпизод 2 Эпизод 13
Казанское ханство. Московские гости.
Эпизод 3
Сигнал бедствия.
Эпизод 4
Наверх.
Эпизод 5
Стахановцы.
Эпизод 6
Старый друг лучше новых двух.
Эпизод 7
Предбанники ада.
Эпизод 8
Атака с воздуха.
Эпизод 9
Вокзал
Эпизод 10
Бронепоезд.
Эпизод 11
Мертвый поселок
Эпизод 1
Начало.
- Женька ты здесь?
Я слегка поежился от чужого голоса, но отвечать не стал.
Вокруг было темно. Чертовски темно, настолько темно, что отсутствие зрения казалось уже вполне нормальным устоявшимся фактом. Темнота была поглощающей, затягивающей внутрь и разъедающей душу из самого ее центра. Темнота была повсюду, хотя повсюду это где? Я уже давно забыл размеры того места где мы находимся. Пятьдесят квадратных метров или сто? А может и вовсе метров десять?
К темноте, похожей на непроглядный и непрозваниваемый газовый пузырь, добавлялась тишина. Не та мертвая тишина, которая возникает обычно перед сном и не тот звенящий в ушах вакуум, в котором не слышно ничего кроме биения собственного сумасшедшего сердца. Вокруг висела необъяснимая хрупкая тишина. Казалось, что любой громкий шорох или неправильное движение могут спокойно сломать ту еле ощутимую взвесь, подобно пыли в солнечных лучах, передвигающуюся в воздухе. Тишина обволакивала как плотный кусок полиэтилена, отгораживающий тебя от всего прочего мира.
Проведя в подобном состоянии не один час, любой звук начинает восприниматься как разрезающий слух рев циркулярной пилы. Вот и сейчас чей-то истощенный и слегка хриплый голос, словно колокол, ударил прямо в барабанные перепонки.
- Женька, - вновь прошипел голос, словно кнутом хлестая по слуху всех присутствующих, - ты живой там еще.
В ответ на оклик я как можно тише щелкнул пальцем по небольшой лужице рядом.
В душе творилось что-то не вполне понятное. Сейчас мне было уже глубоко плевать на все, что происходит вокруг, лишь бы меня это не касалось. Такое чувство у нас бывает, когда мы чертовски хотим спать, но по какой-то причине не можем. Хотя еще совсем недавно в душе сидело непреодолимое желание бороться за жизнь и любой ценой отбить ее из цепких лап смерти.
Я не спал около трех суток. Или спал? Очень сложно понимать, где сон, а где реальность, когда сновидения выглядят как никогда натурально, а естественные вещи невозможно походят на сон. Но несколько вещей я понимал отчетливо. Нас "здесь" пять человек. Я и еще четыре бойца, которым просто не повезло.
Все произошло внезапно. Просто в один прекрасный миг, по непонятной случайности мы все оказались буквально замурованными в этом подземном бункере являющимся бомбоубежищем для рабочих известкового завода, мертвые развалины которого сейчас находятся наверху. После закрытия могучих, с местами слезшей краской, гермоворот, я почувствовал себя неимоверно одиноко. Так плохо мне бывало лишь иногда, в самые скудные моменты моей жизни. После того, как мир сгорел в термоядерном аду, и в Казани несколько десятков тысяч человек укрылись в самом большом подвале города, я вообще стал мало улыбаться. Да и делал это, по-моему, только во сне, а спал я неимоверно мало, потому что в теперешнее время спят либо вечно, либо мало. Первая перспектива мне никогда не нравилась. Пришлось смириться со второй.
В этом небольшом подвале было темно, но те ребята, что были со мной, изловчились и, воспользовавшись старой проводкой, включили свет. Небольшая лампочка накаливания своим тусклым полумертвым светом заливала пространство радиусом в метр вокруг себя. Первое время, отчаявшись в том, что нас найдут, мы все садились в плотный круг, чтобы было теплее и смотрели на маленький, теплящийся под стеклянным куполом, огонек. Каждый думал о своем. Так проходили часы, может даже и сутки, никто время не считал.
По моему мнению, умереть мы должны были еще позавчера либо от удушья, либо от отравленного воздуха, что спокойно циркулировал в подвале, проникая через узенький проем в стене. Если сначала мы еще как-то применяли средства защиты, такие как противогазы, то поняв, что отсюда не выбраться решили зря не тратить фильтры и отказались от масок, в надежде что умрем быстро. Но видимо судьба благоволила нам и поэтому хранила наши никчемные жизни до самого конца.
Печально то, что смерть наша будет глупой и бессмысленной. Не такой, какую ждали здесь все присутствующие.
Вообще человечество, точнее та его часть, что смогла выжить, давно смерилось с той мыслью, что рано или поздно всему наступит конец. Фатальный и неотвратимый конец. Дед всегда говорил мне.
- Мы все, рано или поздно, умрем, так пусть хоть смерть наша будет не напрасной.
Он был как никогда прав. Вообще мой дед часто бывает прав. Он один воспитал меня, подняв на ноги и научив всему тому, что знает сам.
Родителей своих я не помнил. За все те восемнадцать лет, что я провел в казанском метро, о них я слышал один или два раза, и то, лишь от деда. Он говорил, что они погибли в первые годы, после катастрофы. Все мурыжил какую-то историю про мутантов и про то, как мой отец доблестно отстреливался от монстров пытаясь защитить меня и мать.
Я никогда не мог понять, если мои родители погибли, то почему я остался жив? Вообще какая-то странная мировая несправедливость. Те, кто был ни в чем не повинен, почему-то погибли, а те, кто согрешил перед обществом, до сих пор живут и радуются жизни. Даже катастрофа, произошедшая по вине виноватых, унесла жизни невиновных. Хотя, нет. И виноватых она тоже прибрала к рукам, все пострадали.
Но чем провинились мы? Я и эти четверо ребят? За что нам уготован такой стремный конец?
Еды было не много у нас в принципе. Никто и не думал, что нам придется куковать в каком-то бункере запертом снаружи. Я-то ладно, мне не впервой обходиться без провианта, а вот моим "сокамерникам" приходилось очень туго. Я отдал им все, что мог найти съедобного в своем рюкзаке, начиная банками с тушенкой и заканчивая завалявшимися недельными сухарями. Пока была еда, все чем-то занимались, двигались по "камере", пытаясь хоть как-то успокоиться, когда вся провизия исчезла, жизнь тоже словно замерла. Каждый джоуль энергии был на счету, поэтому мы старались зря не шевелиться. Каждый, обняв колени, чтобы было теплее, сидел плечом к плечу к своему "сокамернику". Потом и на разговоры решили не тратить силы. Тогда бункер погрузился в тишину, и единственной радостью оставалась та маленькая лампочка, что висела на длинном проводе почти у самого пола, усыпанного бетонными осколками и щебнем. Но вскоре и она перестала гореть, тогда бункер неофициально умер. Через щель в стене, которая по совместительству была у нас подобием вентиляционной шахты, можно было наблюдать за сменой дня и ночи.
На дворе была весна, не знаю как в городе, а тут на, черт его знает каком, километре горьковской железной дороги было адски холодно. Особенно ночью. Если днем температура более-менее была нормально, что аж даже бункер начало подтапливать талой водой, то ночью мы все сидели как в холодильнике. В камере окружение было настолько скудным, что даже костер было не из чего развести. Мы сидели в большой бетонной коробке ограниченной железной гермодверью.
Было темно, холодно и чертовски тихо. Я уже ощущал себя мертвым, а может, мы и вправду померли?
Дед говорил, что ядерные взрывы, уничтожившие весь мир, стерли не только материальные поля, но и тонкие информационные поля тоже. Как такового рая и ада уже не существовало, поэтому души выживших, даже после смерти оставались в подземельях. Может, мы уже все мертвые сидим тут, а сами этого не понимаем. Благо я додумался разрядить все оружие, которое было у бойцов, иначе сейчас бы мои мозги уже украшали ту бетонную стену, возле которой мы все и сидели. Человек в отчаянии может наделать таких глупостей, которые потом сложно исправить. Только себе я оставил пистолет с полной обоймой, так сказать, на всякий случай.
- Женька, - вновь прохрипел мой сосед, - дай пистолет, а. Надоело, уже который день тут сидим, ни кто не придет. Все равно помирать.
Все кто сидел рядом слегка встрепенулись. Давно они не слышали таких длинных фраз. Я, сжавшись в ком, сидел, спрятав голову между коленями. Так теплее. Сосед с лева тоже зашевелился на голос.
- Не мучай нас. Убей, а, - жалобно попросил он. Тяжело было даже поднять голову, чтобы ответить ему, но я все же собрался с силами.
- Черта с два, здесь кто-то подохнет.
И вновь тишина. В такой тишине кажется, что даже мысли звучат и эхом отражаются от стен, поэтому даже думать все старались как можно тише.
Хоть все эти бойцы и были лет на двадцать старше меня, пацана, которому всего недавно стукнуло восемнадцать, но спорить со мной никто не стал, потому что знали - это бесполезно. В позе "шара", как ее называл мой дед, я просидел уже очень долго и все это время окоченевшая рука сжимала рукоять пистолета. Пальцев я не чувствовал, но был уверен, что если будет нужно, то выстрелить я смогу.
Пока мои "сокамерники" успокоились, думаю это у них на несколько часов, я успею пояснить ситуацию, которая произошла с Казанью в момент катастрофы.
Да, было несколько ярких ядерных взрывов, но все они не попали точно в город, а перепахали несколько сот квадратных километров севернее, но татарскую столицу накрыло чертовски сильно.
В отличие от Москвы или Петербурга, Казани досталось куда меньше: в небе не висело гигантское ядерное облако, закрывавшее землю от солнца, кое-где в городе попадались довольно таки "чистые" места, по которым можно было свободно передвигаться без маски, но воздух был все таким же отравленным. По рассказам, в первые годы на поверхность выбираться было особенно сложно, потому что воздух даже сквозь противогазы раздирал легкие, не привыкшие к яду.
Мой дед был сталкером, разведчиком, одним из тех сорвиголов, что вылазили из метро на поверхность в ледяные объятия города, чтобы найти еще уцелевшие средства для выживания. Лишь благодаря стараниям, таких как он, жизнь в Казани не остановилась, а в последнее время, кто-то из верхних кругов в полисах, и вовсе говорил, что на станциях наблюдается небывалый демографический взрыв. Конечно же, все эти байки были лишь средством успокоения для народа, который не хотел верить в неизбежность конца, но и выхода из сложившейся ситуации не видел.
Железная дорога, ведущая от Казани в сторону Ижевска оказалась настоящей золотой жилой. Многие станции, находящиеся на этой ветке остались если не в целости и сохранности, то уж точно в хорошем состоянии. В небольших селах и поселках укрылось довольно много рабочего народу, который снабжал Казань всеми возможными жизненными благами в обмен на защиту от монстров и прочие услуги. По большему счету уцелели некоторые заводские предприятия, до которых взрывы буквально не дошли, замерев в городе. На Вокзале даже поговаривали, что где-то есть оазис (так называли эти маленькие островки жизни, идущие вдоль ЖД), на котором выращивают хлебные культуры. Если учитывать то, что после катастрофы в мире большую часть года шла зима холодная и невыносимая, то возделывание пшеницы на открытом воздухе было чем-то фантастичным.
О том, что стало с поселениями, идущими в сторону Зеленодольска, никто не хотел даже думать. Их первыми накрыло взрывом. Ползающие туда сталкеры, поговаривали, что выжившие есть и в тех краях, но их очень мало. В общем, в виду неполадок с железной дорогой, в ту сторону поезда от Казани перестали ходить уже тридцать лет назад. А в остальные оазисы чуть ли не ежедневно делались вылазки, дабы проверить все ли в порядке. Вокзал в дальнейшем даже подумывал наладить телефонное сообщение с оазисами, но пока ограничивались лишь радиопереговорами с самыми крупными поселениями. И эта ниточка была единственным связующим между оазисами и Казанью. По большим рельсам ходили только служебные рейсы. Возить гражданских было опасно. Да что уж там гражданских, порой и бывалым бойцам было страшно аж до дрожи в коленках.
Некоторые оазисы держались от нас особняком, жили своей жизнью и чужаков, пытавшихся присоединить их к общей системе, не очень любили. Частенько выжившие с тех мест набегами грабили самые отдаленные от города оазисы. Иногда люди вели себя гораздо хуже любых монстров, совершая подлые и во многом глупые, ни к чему хорошему не приводящие, поступки.
Еще года два назад, небольшое поселение "Шемордан" было одним из самых процветающих оазисов, но после нападения на него банды Федякина, все изменилось. Шемордан стал бандитской вотчиной и в городе никто не знал, что происходит в тех краях. Порой выходцы оттуда добирались до Казани, чтобы поторговать какими либо диковинками, но в целом никто ничего не знал о "мертвых хуторах".
Меня всегда удивлял факт того, что эти бандиты преспокойненько добираются до Казани, преодолевая по зараженным территориям не один десяток километров, когда бойцы с Вокзала иногда с трудом добираются до оазисов на поезде...
Я задремал, так же как и все мои соседи. И услышал голоса. Обычный глюк, порожденный больным разумом. Но почему-то именно этот глюк меня больше всего и насторожил.
Если голоса звучат в моей голове, значит это то, что я когда-либо слышал или просто невнятная болтовня порождаемая мозгом, но, черт возьми, я слышал громкую татарскую речь.
"Все, схожу с ума", - подумал я и проверил пистолет за пазухой. Голосов было три, и они быстро переговаривались на татарском. Благо этот язык я худо-бедно понимал, благодаря тому старому учителю русского языка и литературы, что на полставки преподавал в школе татарский и на станции жил по соседству со мной и дедом. Когда мне было всего ничего, лет десять, он занялся моим образованием. Учил читать, писать, считать, и татарской речи кое-как меня тоже выучил.
Для тех голосов, что я сейчас слышал, видимо татарский был родным языком, потому что на нем они общались так свободно, что я понял лишь общую картину разговора.
- Все дальше не пойдем, - властно, по-командирски, произнес первый голос, - мало ли на кого можно ночью в этих местах набрести.
Послышался звук падающих на землю вещей. Я, немного пораздумав, спохватился, что это живые люди, а не галюны в моей голове. Те, кто сейчас находился по ту сторону бетонной стены этого бункера, могли спасти нас всех.
- Михалыч, - пожаловался второй голос, более низкий и грубый, - у меня уже фильтры заканчиваются, кабы по пути не задохнуться.
- Так ты сними маску бестолочь и не трать фильтры, - возмутился Михалыч и по-совместительству обладатель первого голоса. За словами последовал звонкий подзатыльник.
- Воздух здесь не такой, как на дороге, поэтому чай не помрешь сразу, - продолжил он и сам, сняв с лица противогаз, вдохнул полной грудью. Я тоже будто проверяя слова Михалыча радостно вдохнул воздух полной грудью. Немного горьковатый и тяжелый для дыхания, но не такой как на подступах к станции метро Аметьево. Вот там воздух такой ядреный, что даже через фильтр противогаза ощущаешь все прелесть постапокалиптической экологии.
- Значит так, ты ищешь место для ночлега, - видимо начал раздавать указания Михалыч, - а ты поднимись на второй этаж и посмотри, может там шкаф какой-нибудь можно на дрова пустить. А я пока пройдусь тут, осмотрюсь.
Михалыч быстрым шагом начал куда-то идти, или это был не он, я толком не понял, но отчетливо услышал, что в сторону бункера кто-то идет.
В тишине нашей "камеры" раздался душераздирающий скрип старого засова на гермодвери. Засов отъехал в сторону, сдирая по пути облупившиеся частички темно красной краски. Мое лицо исказила гримаса, уж слишком громким был этот звук, после нескольких дней тишины. Ржавые петли, которые уже три десятка лет не использовались, с трудом поддались тому сталкеру, что открывал этот бункер.
- Опачки! - воскликнул он не то от радости, не то от удивления, - Михалыч, гля тут жмуры, четыре штука.
Роль жмуров "четыре штука" приписывалась, как я уже понял, нам.
- Кровища есть? - где-то издалека отозвался Михалыч, разведывавший территорию.
- Да не, нету. Видать замерзли. Рядком, как школьники первого сентября, сидят... Что с ними делать то?
Михалыч вылез откуда-то рядом и звонко дал глупому сталкеру подзатыльник.
- Виталя, ты совсем тупой что ли? Пошарь по карманам, может, что путное найдешь. Такие снеговики в одежде частенько прячут что-нибудь. Потом вытащишь их на свежий воздух.
"Тупой" Виталя, молча, кивнул и, сняв с плеча автомат, приблизился к нам. Как ни странно, первым он решил обыскать меня и сунулся в карманы разгрузки. Не найдя там ничего полезного, Виталя вздумал вывернуть внутренние карманы моей куртки, но не тут-то было.
Собравшись с последними силами, я ухватил этого сталкера за запястье от чего тот, словно баба завизжал и отпрянул. Честное слово, попадись Витале тогда под руку автомат, он непременно бы выбил мне мозги, но так как оружие его лежало лишь в двух метрах сзади, а я держался за запястье чертовски крепко, единственное, что ему оставалось это тупо визжать.
- Помогите, - прохрипел я, и голос мой в этот момент показался мне каким-то ненастоящим, слишком сиплым и вообще мертвым. Я выпустил руку Витали, и тот испуганно отполз в сторону.
- Михалыч, тут один жмур ожил! - заверещал сталкер. Михалыч тут как тут появился в бункере. Налобный фонарь упругим лучом ударил мне по глазам, заставив прикрыть лицо левой рукой, потому что в правой я держал пистолет.
- Какой же это жмур, живой человек ведь, - Михалыч вновь дал Витале подзатыльник. Если он так и будет продолжать лупить этого беднягу, то рано или поздно окончательно выбьет ему мозги. Пока один сталкер стоял в сторонке и потирал ушибленный затылок, другой просунул свои холодные пальцы под высоки воротник моего свитера, дабы нащупать пульс. Сердце, словно своим громким стуком хотело сообщить о том, что жизнь еще теплится в этом теле, начало биться о ребра, как птица о прутья клетки.
Проверив меня, Михалыч осмотрел остальных. Когда он закончил вернулся третий сталкер с полной охапкой каких-то досок, веток, щепок и прочего мусора. Он был крайне удивлен увиденным. Ну, кто мог представить, что в такой глуши можно найти живых людей.
- Виталя, - прохрипел Михалыч, снимая с себя старую, местами порванную военную куртку, - этих двоих по краям поможешь мне оттащить. Там есть яма неглубокая, туда их скинем и бетонными осколками привалим. Ночные гости нам совсем не к чему. А ты Сашка этих двоих отогрей и накорми, но еды давай по чуть-чуть иначе тоже скопытятся.
Михалыч накрыл меня и моего соседа справа Валерку, которого все называли почему-то Насосом, своей курткой. "Тоже" - это слово в речи сталкера меня насторожило больше всего, оно говорило лишь о том, что два наших с Валеркой сокамерника уже отправились к ангелам, хотя я готов был поклясться, что с одним из них разговаривал буквально полчаса назад. Михалыч и Виталя подняли двух мертвецов на плечи и вынесли их из бункера. Я повернул голову и поглядел на того, кого звали Сашка. Сашка был невысоким, но довольно крепким пареньком. Одежда была, не такой как у городских сталкеров, судя по всему, нас в бункере нашли обычные бандиты, решившие поживиться чем-нибудь на мертвой базе.
Известковый завод, который был над нами, раньше являлся оазисом, но из-за частых атак мутантов, которых в лесу было безмерное множество, люди решили отказаться от жизни здесь и при помощи бойцов с Вокзала эмигрировали в город. А нам приказали пройтись по заводу и собрать всякую полезную для жизни мелочь, чтобы уж больше не возвращаться в это место. И так уж получилось, что четыре бойца ото всей группы случайно попали в бункер, который, как мышеловка, захлопнулся снаружи.
Сашка умело развел небольшой костер и повернул ко мне голову.
- А вы откуда будете-то? - спросил он, выставив замерзшие ладони к огню. Я пробормотал что-то неразборчивое. Шестое чувство подсказывало, что узнай эти ребята, что мы с Валеркой из Казани, нас тут же бы отправили в яму куда Михалыч и Виталя скинули мертвецов.
- Ну, ладно не старайся, - приостановил меня Сашка. Он сел на дощечку, которую отломил от офисного шкафа и пододвинул к себе рюкзак. В рюкзаке у бандита оказалось прямо-таки много всяких интересных вещиц. Сашка вынул круглую, похожую на противопехотную мину, банку тушенки и вскрыл ее своим десантным ножом.
- Сейчас немного поужинаем и на боковую, - приговаривал он, облизывая жир, капающий с лезвия ножа прямо на его солдатские штаны. Я ткнул в плечо Валерку, который от слабости видимо заснул. Валерка лениво приоткрыл глаза с видом, мол, "даже умереть нормально не дадут". Завидев тушенку и костер он тихо прохрипел.
- Наконец-то. А я уж думал, придется помирать в этой дыре.
Я еле заметно улыбнулся и, перевалившись на четвереньки, подполз к огню. Ни обшарпанные бетонные стены, ни усыпанный щебнем пол не могли сейчас убить во мне ту необычайную радость от появления людей. Валерка уселся напротив Сашки и протянул к костру свои длинные ноги в солдатских ботинках. Сашка перевалил большую часть тушенки из банки в какую-то миску и отодвинул ее в сторону. Затем подцепив банку на тоненькую веточку повесил ее над огнем. Яркое и пышущее жаром пламя мгновенно превратило содержимое банки в питательный бульон, который нам с Валеркой предстояло съесть, чтобы не скопытиться раньше времени.
- Пусть, Женька первый ест. Это ведь он все патроны запрятал, чтобы мы не порешили себя сами, - благородно произнес Валерка, откидываясь спиной на бетонную стену. Сашка весело улыбнулся и стянул с короткостриженой головы шапку. Горячую банку он поставил в шапку и протянул мне. Я аккуратно взял ужин и поставил его на землю перед собой.
Ах, какой удивительный аромат источал тот бульон, никогда не забуду его. В свете костра можно было заметить как прямо из банки, поднимаясь и тая в воздухе, шел белесый дымок.
Вернулись Михалыч и Виталя.
- Вот и все, - проговорил старший, - если к нам ночью наведаются гости, то мы об этом сразу узнаем... А вы, я вижу, уже трапезничаете.
Оба сталкера вместе с нами присели к костру. Сашка поставил над огнем треногу и повесил на нее небольшой чайничек.
- Зелень, - лихо присвистнул на Саньку, Михалыч, - че ты все носишься, дай гостю весло, он руками, что ли, есть должен, по-твоему?
"Братва", - пронеслось у меня в голове, - "главное чтобы, братва правильная была. С понятиями, правильными".
Сашка вынул из рюкзака деревянную ложку и протянул мне.
Словами не передать, насколько хорош был тот бульон. Но после нескольких ложек я на удивление почувствовал сытость и отдал банку Валерке, который с такой же неистовостью начал работать "веслом". Живот благодарно заурчал.
- Меня Федя зовут, - произнес Михалыч, протягивая свою большую волосатую ладонь для рукопожатия.
- Женя, - ответил я и с радостью пожал руку сталкеру.
- Можешь, звать меня просто Михалыч... Это Сашка племянник мой, батя его на форпосте полег, когда от мутантов поселочек наш защищал, так вот я и взял над этим обалдуем шефство.
Сашка весело помахал мне рукой. Я только сейчас заметил, что он хоть и крепкий малый, но на вид ему всего-то лишь лет двадцать будет, хотя все равно старше меня получается, но черт с ним.
- ... это Виталя, зятек мой. Тупой как пробка, но боец отличный. Да ведь, Виталь? - Михалыч похлопал сталкера по плечу, - а вы ребят, откуда будете?
Пока Валерка греб из банки бульон, я говорил, частенько поглядывая на огонь, словно там были написаны подсказки.
- Мы Аэропортовцы...
- Ох, ты как, - вымолвил Михалыч, по лицам и Витали и Сашки было понятно, что они тоже удивлены, но говорить полагается старшему, - и какое же лихо занесло вас в наши края?
Я задумался и вновь бросил взгляд на огонь.
- Поговаривали в Аэропорту, что здесь в подвалах топливо самолетное хранится. Вот мы и решили сползать проверить...
Врать не хорошо, но, черт возьми, что же еще делать, если за правду нас могут жестоко наказать, и ладно, если просто убьют. Валерка сделал довольно-таки удивленные глаза. Про аэропорт он ничего не знал, поэтому и ответить бы не смог, если бы его спросили. А у меня там был друг, поэтому я был в курсе некоторых забугорных новостей.
Михалыч хмыкнул и поднял крышку чайника, чтобы проверить, не кипит ли вода. Вода не кипела.
- А как бы вы его вывезли отсюда? - спросил он, пытаясь расколоть мою ложь.
- До Казани на дрезине бы довезли, а уж там до аэропорта рукой подать. Доставили бы как-нибудь...
Михалыч подпер подбородок кулаками, тихо кивнул головой Витале, и тот лихо вынул из кармана своей фуфайки пистолет, ткнув дулом мне в голову.
- Зелен ты еще пацан, чтобы меня дурить, - пробормотал Михалыч, а Виталя только сильнее ткнул мне дулом в висок, - у тебя же на роже написано, что никакой ты не аэропортовец. Обычная туннельная крыса.
Все конец игре, конец чудесному спасению, здравствуйте прабабушки и прадедушки.
Михалыч с минуту смотрел на меня потом вновь кивнул Витале, чтобы он убрал ствол. Сталкер обижено, словно у него отобрали любимую игрушку, спрятал пистолет обратно в карман.
- Раз уж мы вас спасли, - старший посмотрел на Меня и на Валерку, - то мочить не будем, но знайте, я ненавижу вранье. И если бы мы столкнулись в иной ситуации, то лежать бы вам сейчас в радиоактивном снегу с дырками в голове.
Сашка протянул Михалычу кусок хлеба, который извлек из своего рюкзака. Сталкер силой откусил затвердевшую краюху и с хрустом начал жевать.
Через щель, которую бандиты оставили между гермодверью и стеной, было видно, как среди плотно наложенных друг на друга туч выглядывает желтый глаз луны, оставляя на сером снегу белесые пятна.
- Доедайте и спать. Завтра рано вставать, - отдал команду Михалыч и, опершись на дуло автомата, поднялся со своего места. Он вынул из внутреннего кармана своей куртки пачку сигарет.
Уж что-что было реальной редкостью, так это они. Большинство сигарет были израсходованы еще в первые несколько лет после катастрофы, те, кто жил в метро начали либо бросать курить, либо стали выращивать свой табак. Местный казанский мутированный табак был так себе, но за неимением лучшего и он уходил с молотка.
Но в руках сталкера сейчас была пачка нормальных сигарет, тех, что выпускали еще до войны. Михалыч посмотрел на меня, уловив тот взгляд, с которым я буквально пожирал диковинку.
- На, пользуйся, - небрежно кинул сталкер, протягивая мне одну сигарету, - друг твой будет?
Валерка спешно замотал головой, мол, он не курит.
- Ну и хрен, с тобой... Я пойду, подежурю возле проходной, через два часа, Виталя сменишь меня. А ты, Сашка гляди, чтобы наши гости чего не выкинули. Всем спать, - распорядился Михалыч и, подняв калаш на плечо, вышел из бункера и потопал по ступенькам выше, на проходную.
Я подтянул к себе свой рюкзак и винторез. Сашка внимательно следил за всеми моими действиями. Наказ дяди для него был чем-то вроде команды к действию, и теперь в каждом моем движении молодой сталкер видел злой умысел.
- Если ты и дальше будешь так смотреть на меня, то просверлишь во мне дырку, - буркнул я ему, от чего Сашка тут же отвел взгляд. Подобные бурильные работы с помощью глаз мне никогда не нравились, я был не тем человеком, который испытывает недостаток внимания. Иногда этого внимания было даже больше чем нужно.
Виталя прижался к холодной бетонной стене и, глядя на огонь, сунул руки в карманы. Я был более чем уверен, что своей правой рукой сталкер сжимает рукоять пистолета, чтобы в любой момент пришить меня и Валерку. Что-то выдумывать я отнюдь не хотел. Эти ребята, несмотря на то, что они бандиты, как-никак защищали нас, попавших в трудную ситуацию.
Я снял с винтореза магазин и, выискивая на дне рюкзака патроны, начал заряжать его. Благо про запас в рюкзаке хранилось еще пять заполненных магазинов на случай экстренной перезарядки.
Вкладывая в рожок, блестящие в свете костра, патроны я пристально наблюдал за взглядами сталкеров. Для них боезапас был одной из самых важных вещей в жизни. Я не знал, куда направляет Михалыч со своей бандой, но если они идут в город, то патронов им понадобится очень много.
Каждый ребенок в метро знал зловещую историю про населенный пункт Званка, в котором, якобы, находится дорога в ад. На самом же деле там, где рядом со Званкой было небольшое озеро, образовался огромный пролом земной коры, из которого частенько вылетали столбы черного как смоль дыма. И уж совсем непонятно почему, но этот дым манил к себе всю живность в радиусе пяти километров, собирая в Званке всяких мутантов, в том числе и человека. Обойти Званку, значило прибавить себе лишний день пути, пройти напрямик - убавить лишнюю сотню патронов.
Валерка сытый и довольный жизнью подтянул под голову свой брезентовый рюкзак. Он расположился у костра, развалившись прямо на холодной земле. Все острые куски щебенки сталкер из-под себя выгреб, а к спанью в таких условиях он и так уже привык.
Я посмотрел в блаженное лицо приятеля и на автомате подумал о том, как буду добираться до города. Честно говоря, думалось чертовски плохо. Но когда, заслышав Валеркин храп, Сашка предложил нам с Виталей съесть оставшуюся тушенку мысли понемногу пошли в гору.
Выхода я видел только два. Или мы с Валеркой идем вместе с бандитами туда, куда бы они ни направлялись, либо мы ждем очередного поезда с Казани, который появится здесь неизвестно когда. Добираться до города самим было же просто самоубийственно, если в самой Казани я бегал как рыба в воде, то вот по окружающим ее территориям пробираться было куда сложнее. Ведь я не знал ни одной тропы.
Вскоре, набив винторез патронами и зализав миску из-под тушенки, я тоже решил немного вздремнуть, откинувшись на рюкзак, как на подушку. Автомат я положил рядом, обняв его одной рукой. Длинное холодное дуло упиралось в стенку, поэтому Виталя так спокойно на него глядел. Сашка тоже очень скоро уснул. Натрескавшись сухарей, он свернулся калачиком в углу и тихо засопел.
Закрыв глаза, я представил, как вернусь, наконец, домой на родную станцию. Почему-то именно это место, укрытое глубоко под землей от губительной радиации и страшных чудовищ, я называл своим домом. Там мне было спокойней. Было спокойней, когда мы вместе с дедом собирали очередную радиосистему из, натасканных мною с поверхности, деталей, было спокойней, когда я наблюдал за своим цветком Гошей, растущим под куполом трехлитровой банки. Цветком Гоша назывался условно. На самом деле я не знал, что за растение однажды принес дед из мертвого города. Гоша никогда не цвел и не плодоносил, зато его листья источали невиданный аромат, поэтому цветок занял почетное место на моем рабочем столе рядом с радиосистемой, которая денно и нощно пыталась поймать сигналы от выживших.
Разум незаметно для меня отключился и я, прижав колени к груди и обхватив их руками, уснул. Не помню, что мне снилось, что-то аморфное. Может город, который стоял еще до катастрофы (лично я его никогда не видел, знал лишь по рассказам деда) или небо голубое, чистое небо, которое мне довелось однажды увидеть. Сквозь сон я иногда слышал как возле костра, подкидывая в пламя щепки, копошится Виталя или как похрапывает Валерка, но эти звуки были приятными, родными. Они ни в какое сравнение не шли звукам огромных когтей, скребущих по бетонному покрытию.
Сон - это, то радостное нечто, что отгораживает нас от ужаса повседневности. И я провалился в него с огромной радостью.
Проснулся я от того, что меня тряс Валерка. Он видимо встал раньше меня и теперь носился по бункеру.
- Женька! - не то радостно не то обреченно вопил он, - вставай братюнь!
Я лениво приоткрыл глаза, точнее левый глаза. Яркий белый свет, идущий от, затянутого серыми тучами, неба, пробиваясь узкой полоской через приоткрытую гермодверь бункера, ударил по моим заспанным глазам. Неужели утро? Спал я, казалось, чуть меньше часа, а черный ночной пейзаж уже сменился серыми красками постядерного рассвета.
- Женька, блин, - Валерка пнул меня ботинком в бок, не сильно, скорее чтобы раззадорить, - за нами пришли!
А вот это уже сильный аргумент. Я с самого начала, как открыл глаза, не увидел ни Сашку, ни Виталю, ни тем более Михалыча. Видать-то ушли бандиты спозаранку пока мы с Валеркой рожи мяли. Кто же такой пришел за нами? Не уж-то ангелы?
Но в следующую секунду я понял, что это никакие не ангелы. Два человека с автоматами наперевес ухватились за гермодверь и с трудом ее распахнули. Темноту бункера мгновенно разрезал уличный свет, вдобавок к которому шли яркие лучи налобных фонарей. В широком проходе стоял боец в темно-зеленом камуфляже, за его спиной толпилась еще человек шесть.
- Назовите ваше имя и должность, - сквозь противогаз громко попросил боец. Видимо силовые структуры какие-то, раз уж так все официально. Не уж-то сталкеры с Вокзала пожаловали сюда на дрезине? Вот это был бы номер.
Валерка тихо вновь пнул меня по ноге.
- Ну, ты чего? - возмущенно прошипел он. Я посмотрел на него, потом на сталкеров, толпившихся в проходе, и произнес.
- Евгений, можно просто Женя... а должность? Даже не знаю... Может быть... живой человек. Такая должность должна быть прямой мотивацией к спасению?
Эпизод 2
Казанское ханство.
С того момента как мы чудом спаслись, прошло около недели. Если бы я вновь увидел Михалыча и его бригаду, то я точно бы расцеловал их всех в небритые рожи.
Как оказалось, бандиты, перед свои уходом, разожгли на самой верхушке огромных башен, заполненных известью, немаленькие костры. И Валерке оставили несколько сигнальных шашек. Костры издалека заметили бойцы из очередного рейда. А на месте они нашли Валерку, который подобно сумасшедшему носился по поверхности с красными шашками...
И вот я снова в городе. В родной Казани, в родных туннелях. Необычайное внутреннее ощущение. Почему-то здесь я чувствовал себя спокойнее. Для меня, никогда не видевшего нормального мира, жизнь в метро была лучшим из благ цивилизации.
- Ну что Женька, опять наверх? - спросил меня дозорный возле гермоворот. Я немного помялся, проверяя все ли при мне. Фонарик, веревка, винторез - самый минимум, который должен быть у любого, кто живет в метро. Но соваться в город с таким снаряжением было просто самоубийственно, поэтому я еще проверил на месте ли противогаз и фильтры к нему.
- Вот, что тебя там привлекает? - задал вопрос дозорный, но я лишь, молча, продолжал смотреть на гермодверь. Тогда боец, оглядев блокпост, махнул рукой. Один из подчиненных его команды занял место за стационарным пулеметом, расположенным прямо напротив выхода, дабы суметь своевременно открыть огонь по незваным гостям, другой, перехватив автомат в боевое положение, приблизился к переключателю. Щелчок рычага и томительное жужжание электромотора сервопривода. Могучие гермоворота начали разъезжаться как двери лифта, впуская на станцию зубодробящий холод мертвого города.
Огонь костра, горевшего неподалеку, сильно затрепыхался, от мощного сквозняка, норовя потухнуть. Яркий луч фонаря вырвался наружу и буквально утонул в серости верхнего мира. Снаружи было чисто.
Я три раза перекрестился и покинул станцию.
Холодный ветер привычно ударил мне в лицо, и студеный зараженный воздух пробежал через ноздри, неприятно охладив грудь. Отработанные до автоматизма движения, заставили надеть противогаз модели ПП-9. Плотная резина носовых клапанов стянула ноздри, заставив сделать судорожный вдох. В глазах с непривычки забегали яркие пятна.
Я осмотрелся: холод обледеневшей станции "Горки", затягивал меня в свои объятия. После закрытия могучих, с местами слезшей краской, гермоворот, я почувствовал себя неимоверно одиноко. Так себя чувствует оставленный дома маленький ребенок. Родители куда-то ушли, а он полностью предоставлен себе. Вот и я сейчас был как маленький ребенок в огромном мертвом городе.
Старожилы на станциях, а таких было чертовски мало, иногда говорили, что еще в 2010 году метро было совсем другим. Всего лишь одна ветка. Центральная линия - семь станций. Сейчас мне подобные байки казались какими-то ненастоящими и больше похожими на сказки. Для меня метро было огромной системой с множеством станций от "Заводской" до "Больничного комплекса". Каждая станция жила своей жизнью, имела свою историю и своих героев. И я думаю, пришла пора рассказать всем кто же я все-таки такой на самом деле.
Начну с того, что уже как-то было мной упомянуто. Родителей у меня нет. Они, по утверждению деда, погибли в первые годы после катастрофы. Их я не помню совсем. Уж сколько мне тогда было лет, трудно сказать даже деду, но факт в том, что в памяти ни осталось, ни лиц, ни каких либо других образов.
Единственным моим родителем был он - Федор Петрович Громов. Дед с детства воспитывал меня, приучивая к тяжелой подземной жизни. Жили мы с ним на станции "Горки", что недалеко по туннелю от "Аметьево".
К слову, факт того, что надземная станция "Аметьево" имела с нами прямую связь туннелем, довольно отрицательно сказывался на жизни людей с "Горок". Денно и нощно в распахнутые "Аметьевские" ворота лезли мутанты, которые хотели поживиться метро-жителями.
Благо северные форпосты, руководство станции распорядилось оборудовать мощными стационарными пулеметами. По одному вдоль туннеля через пятьдесят метров друг от друга вплоть до точки 300. Дальше этой точки форпостов не было, даже огни фонарей, казалось, не могли пробиться за точку 300 и разорвать тамошнюю всепоглощающую тьму.
Туннель, что шел к "Аметьево", на нашей станции называли "мертвой линией". Но раз в месяц по мертвой линии на "Парк Победы" проезжали мощные, переделанные под бронепоезд, вагоны метро.
Еще года два назад мой дед каждый месяц, вместе с этими конвоями ездил незнамо куда. Всем же он рассказывал, что путь этот бронепоезд держит на станцию "Больничный городок".
Про больничный городок всегда ходило множество слухов, как хороших, так и самых мерзопакостных. Одни говорили, что "Больничный городок" - это своеобразная машина поддержания жизни в метро, ведь именно оттуда по всей подземке расходились квалифицированные медики, которые знали "как" лечить и "чем" лечить. Другие же наоборот утверждали, что станция "Больничный городок" - это распространитель смерти. Некоторые торгаши, которых немало можно было встретить как на "Суконной слободе" так и на "Московской" были не прочь загнать глупой молодежи какие-то галлюциногенные таблетки, по слухам привезенные именно из больничного городка Казани.
Да даже если и так, то, какое сейчас это имеет значение? В настоящее время любому, абсолютно любому человеку нужен способ, чтобы хоть как-то отвлечься от реальности. Брага, "колеса" или самосад - неважно, главное чтобы в нужный момент понять, где реальность, а где внутренний мир.
Расскажу немного о своей работе. Так как дед учил меня ратному делу с самого детства, то с возрастом ко мне начало приходить понимание того, что рано или поздно настанет моя очередь сменить его.
Громов был одним из разведчиков станции "Горки", почти каждый день он и еще несколько бравых парней, выходили в разрушенный город, дабы найти там что-то, что осталось после войны. Но время понемногу начало брать свое и вскоре дед уже не мог, как раньше, выходить на поверхность, тогда я решил в первый раз пойти один.
Недалеко от станции метро "Горки" в городе был расположен гипермаркет строительных материалов. В первый раз я наведался туда в надежде, что за тридцать лет, сталкеры еще не полностью его обчистили. Но по большей части все, что можно было утащить, уже утащили, а все прочее было либо негодным, либо наглухо прикрученным к полу.
Но с того момента, как я первый раз оказался один на один с городом, с этой невообразимой молчащей серости, таящей в себе множество неимоверных опасностей, что-то внутри меня сломалось. Я вернулся на родную станцию и увидел лица людей, которые вот уже тридцать лет не видели ничего кроме полумрака подземных туннелей и тусклого света одиноких лампочек под потолком.
Город, своей мертвой тишиной вселял в моей сознание страх, нет, не ту паническую боязнь или фобию по отношению к чему либо, а какой-то необъяснимый страх безысходности. Я знал, рано или поздно, что-то должно случиться, но что?..
С того момента, как внутри моя душа что-то перевернула, я стал каждые два дня вырываться в ледяные объятия Казани. Непонятную радость доставляли мне черные взгляды пустых глазниц окон. Каждый миг, который ты проводишь в городе, раскаленным прутом оставляет след на душе. В такие моменты приходит мысль о том, а ради чего мы боремся за жизнь в уничтоженном нами же мире? Если ничего не вернуть, то зачем мы бьемся из последних сил, зная, что конец неизбежен.
Я часто думаю об этом, и ответа пока так и не нашел...
Помимо меня со станции на поверхность выходили лишь еще семеро человек, которые по мере возможностей тащили из разрушенного города все, что могло бы пригодиться. Бравые ребята, не раз уже смотревшие смерти прямо в глаза. Про них все всё знали, а про меня иногда шептались. Женщины на станции поговаривали, что меня не берет та дурь, которая на поверхности людей губит. Я долго не верил им, пока сам не заметил, что могу без приключений пройти те мертвые места, в которых уже сгинуло немало бравых парней. Вот меня и назначил директор станции разведчиком, сменив мной моего деда.
С поверхности удавалось тащить, в большинстве своем, провизию или патроны. Иногда под руку попадались и очень даже ничего предметы в виде фонарей или какого-либо оружия. Огнестрел на "Горках" всегда был нужен, потому что со стороны "Аметьево" постоянно кордоны атаковали орды мутантов. Упыри и прочие непонятные мутировавшие твари, будто по часам лезли в туннель на "Горки".
Друган мой Мишка Петров частенько выставлялся дежурить на блокпост вместе с десятком таких же отважных ребят. Еще не прошло ни одной ночи, чтобы Петров не пришил в туннеле пару тройку монстров, пытающихся пробиться на станцию. Не смотря на свои 17 лет Мишка отлично управлялся с автоматом. Голова монстра не маленькая точка с пятикопеечную монету на круговой мишени, поэтому особого труда чтобы выпустить пару пуль в нее не было нужно. Другое дело, что не всякий монстр погибал от первого попадания в голову. Это уже вызывало некие затруднения. Вместо одного, двух патронов на мутанта бывало, уходила целая обойма, которую потратить просто так было бы крайне бездумно...
Со стороны города подул ветер: холодный, промораживающий душу насквозь, порыв. Волосы, вечно собранные на затылке в небольшой конский хвостик, встрепенулись и отклонились по ветру. Я сделал пару вдохов и выдохов и замер, наблюдая, как от фильтра поднимается и незыблемо тает легкий пар.
Где-то вдалеке, километрах в пяти от меня, раздался громкий душераздирающий вой, за которым последовала, четко стрекочущая, автоматная очередь.
Любые крики хоть и самые далекие всегда настораживали меня, поэтому я снял с плеча свой автомат. Винторез "ВСС" я нашел случайно во время очередной вылазки в туннели. В тот день я наткнулся на трех разорванных в клочья военных, которые шли видимо с "Парка Культуры". У одного из них были едва различимы погоны старшего лейтенанта, и висел на плече автомат довольно таки респектабельного вида. Автомат я присвоил себе, так как в то время ходил с полуразвалившимся калашниковым, который имел свойство клиниться в самый ненужный момент.
Теперь же я носил с собой только высоко откалиброванный автомат модифицированного образца. Данила мастер, мой знакомый с "Площади Тукая", слегка подшаманил новое оружие, привернув к нему парочку дополнительных модулей.
На поверхности без глушителя появлялись только лишь карательные отряды или большие группы сталкеров, которым нужно было перенести на станцию что-то большое. Во все остальное время тишина была главным козырем выживания.
Поэтому я перехватил свой автомат, уперев его прикладом в плечо. Быстро приблизился к обледенелому краю выхода со станции и осмотрелся в оптический прицел. Все тихо никого нет. Ну, или, по крайней мере, мне так кажется. Бежать нужно было на Карбышева 40. Там в сети супермаркетов можно было конкретно поживиться. Хотя с "Проспекта Победы" было ближе к торговому центру "Проспект", но у меня с краснопузыми как и со стахановцами разговор был короткий. Если случайно натыкался на тех или других в городе или в туннелях, то стычки заканчивались всегда перестрелкой. И если моя позиция была крайне удачной, то небольшой отряд ликвидировался полностью. Сейчас же в оптический прицел я видел лишь холодный заброшенный город. В окне дальнего дома мелькнуло что-то большое и волосатое. Долго оставаться на одном месте нельзя никогда, иначе рано или поздно какие-нибудь твари все равно уловят человеческий запах и сбегутся как мухи на варенье.
Я бесшумно щелкнул замерзшим затвором и, выпустив немного пара из фильтра, короткими перебежками от машины к машине от угла к углу стал пробираться по городу. Через десять минут таких перебежек я осторожно сбежал в подземный переход. Раньше в переходах шумно и неуютно теснились десятки ларьков торговавших всякой всячиной. Сейчас же в ларьках не было уже ничего кроме ледяного ветра, вольно гуляющего по осколкам былой жизни.
Я спустился по, местами сколотым, занесенным снегом ступенькам, и взглядом мимолетно заметил широкие следы увенчанные бороздками от когтей. Автомат болезненно уперся прикладом лямку рюкзака. В противогазе, было, сложно целится через обычный прицел, поэтому я включил коллимоторный. Могло, конечно, оказаться, что в переходе и вовсе никого нет, а следы очень давние, но своим ощущениям я привык верить.
Чуть подогнув колени, я в полуприсяди приблизился к ближайшем ларьку, в котором раньше торговали пивом. Услышав непривычный шорох, я замер стараясь громко не дышать. В полумраке перехода кто-то шевелился. Через коллимоторный прицел увидел две, покрытые густой шерстью, ноги, торчавшие из-под прилавка дальнего ларька. Я пригляделся к красной точке лазера медленно вползавшей на черную шерсть зверя. Палец в перчатке лег на курок и слегка надавил на него. Легкий свист и зверю перебило голень точным выстрелом. Из дула винтореза повалил легкий дым. На серый городской снег брызгами полетела багровая кровь мутанта. Раздался рык, огласивший переход. Я быстрыми шагами добрался до монстра и совершил огромную ошибку. Перебитая голень не обездвижила монстра, а лишь разозлила. Он, резко развернувшись, бросился на меня и повалил на гранитный пол. Если бы не куртка с вшитой в нее кольчугой, то зверь разорвал бы меня когтями.
Куртка была военного типа: защитный цвет, множество карманов, плотный капюшон покрывающий голову. Ее Мишка нашел, когда сопровождал конвой с "Парка культуры". Они тогда застряли в туннеле возле "Гвардейской". Толи с путями неполадки были, толи еще что, но дрезина дальше не шла. Всю ночь простояли, иногда отбивая атаки упырей. Мишку послали за дровами, там, в коллекторе он и нашел чей-то хабар. В хабаре куртка была и несколько магазинов с патронами. Куртку потом Мишка мне подарил как другу. Сказал, что мне она будет нужнее, чем ему. И, правда, когда этот мутант пытался разорвать меня когтями, я был рад давнему подарку друга.
Человекоподобный монстр потянулся к моему горлу, закрытому высоким воротником свитера. Я прикрылся одной рукой от острых как бритва клыков, а другой сунулся в ножны за дедовским клинком. Клинок, заточенный под резак для резьбы по дереву, вонзился монстру под ребро, и я мощным движением распорол мутанта до самой ключицы. Издохший монстр посмертно прорычал и беспомощно придавил меня всей своей массой тела. Густая кровь твари хлынула на снег. Сквозь фильтр ударил противный запах тухлятины. Я скинул с себя это существо и быстро поднялся на ноги. Лежать на снегу, подобно храброму рыцарю, из последних сил убившему дракона, было бы крайне глупо. На столь яркий запах крови могли сбежаться звери, куда посерьезней этой обезьяны.
В туннелях почти на каждой станции жили люди, сохранившие свои социальные признаки человека. В городе же, где царствовали мутанты, даже человек превращался в зверя. В зверя, который борется за существование и подвержен естественному отбору.
Я, напоследок, обшарил все ларьки на случай "а не завалялось ли где-нибудь что-нибудь". Неудача, всюду было пусто. Немного поплутав в лабиринте подземного перехода, я выскользнул на Танковой и решил пробираться дворами.
Танковая представляла из себя огромный двухкилометровый разлом в земле. Благодаря тому, что на дворе сейчас стояла весна и солнце, хоть и не так сильно как хотелось бы, но все-таки грело, снег таял, а талая вода в свою очередь собиралась в этом разломе. Из ржавого цвета жидкости тут и там выглядывали железные остовы мертвых автомобилей, которые на дне разлома затопило по самую крышу. Вон там недалеко, где асфальт очень удобно проседает почти до самой воды, кто-то из братьев сталкеров сделал довольно-таки удобный "мост". Так как шестидесяти метровый пролом в асфальте перепрыгнуть обычному человеку довольно-таки сложно, то этот переход был как нельзя кстати. Несколько толстых половых досок, сложенных друг за другом на крыши автомобилей.
Я аккуратно, дабы не обвалить и без того хлипкую конструкцию переправы, спустил вниз в разлом. Слева из полуразвалившегося грузовика на меня посмотрели два хищных глаза.
- Мы с тобой одной крови, ты и я, - вспомнилась мне фраза из детской книжки "Маугли", которую дед однажды притащил сверху. "Нечто" в грузовике, словно внимая моим словам, опустило взгляд, мол, проходи не мешай. Я тихо выдохнул и продолжил движение по переправе.
Рассветное солнце ярко-красными лучами накрывало город, пробиваясь сквозь плотные серые тучи. Ржавая вода заиграла яркими бликами, даже снег и тот не упустил возможности поискрить на утреннем зареве. Даже неживая природа после апокалипсиса начала жить своей жизнью отдельной от всего мира.
Доски переправы подомной предательски захрустели, но я все же устоял и, освещаемый восходом, двинулся дальше.
По дворам на улице Карбышева я решил долго не бегать и сразу же ринулся по уже знакомой протоптанной тропке. К слову, сегодня эта тропка тут и там была извазюкана ярко-багровыми пятнами крови. Готов поклясться позавчера этого всего еще не было, как и переправы через Танковую. Дай бог, что тот отчаянный сталкер, что проложил там путь, до сих пор жив.
Я аккуратно снял решетку с окна чьей-то квартиры на первом этаже и пролез внутрь. В квартире было темно и сыро, утром всегда так. На стенах местами висели лоскуты обоев, переломанная в щепки мебель валялась повсюду, пол, как и везде, был усыпан мелким крошевом из бетонного щебня. На миг сложилось впечатление, что здесь проходил брачный период каких либо мутантов. Я приблизился к стене и прикоснулся к трехсантиметровым бороздам от когтей.
Мутант был достаточно сильный, если уж сумел оставить такие глубокие следы. И сделал он это достаточно давно. На пыльном полу совсем невидно следов, да и запах от такой огромной твари должен быть абалденный. Искать виновника торжества не было никакого желания, поэтому я просто вышел в подъезд и поднялся на пару этажей выше.
Во время атомного взрыва, густо насаженные пятиэтажки на улице Карбышева повалились как домино, образовав некое подобие полуразрушенного лабиринта.
Прикладом автомата я выбил стекло на лестничном пролете подъезда и аккуратно выбрался наружу. Прямо на точке моего приземления как по заказу стояла "Газель". Я мягко подобно кошке спрыгнул на серую крышу фургона, затем на снег.
Уж что-что, а с физ подготовкой у Громовых всегда было все в порядке. Дед в свое время всласть погонял внука по туннелям метрополитена. В связи с чем, я отменно знал бесчисленное множество лазов и штреков, расположенных по всей центральной ветке от "Проспекта победы" до "Заводской". К слову, все эти штреки были довольно-таки нужными, если возникала острая необходимость обойти какой-нибудь туннель или враждебно настроенную станцию. Так уж получилось, что не во всем метро моего деда любили как родного и принимали к очагу, некоторые даже наоборот открывали охоту за его головой, поэтому возможность где-то проползти или незаметно пробежать всегда играла Громовым на руку.
Некоторые обходные пути я и на других ветках знал, но центральная навсегда останется для меня родной.
Солнце забавно поигрывало лучами на разбросанных по земле осколках стекла. Один лучик, отскочив от гладкой поверхности угловатого осколка, ослепил меня, на несколько секунд дезориентировав. Я прикрыл рукой глаза и сквозь замерзшее стекло противогаза увидел гигантскую тень, стремительно несущуюся по стене десятиэтажной высотки.
- Твою мать, - вырвалось у меня. Разум тут же заметался в поисках укрытия. В городе было множество разнообразных страшных мутантов, но такую тень отбрасывал только один. Непонятное летающее "нечто" размером с крупную лошадь. Может какая-нибудь плотоядная мутация летучей мыши? Кто ее знает, но этот монстр был довольно-таки злобной тварью, которая не прочь полакомиться человечиной и ни при каких условиях не упустит своего шанса. Сталкеры в метро поговаривали, что убить так называемого "Немца" можно разве что из базуки. Может кто-то и пробовал, но я ничего точного сказать не могу. Факт остается в том, что потратив на эту тварь даже две обоймы, ей ничего не делается. Почему этого монстра называют "Немец"? Все просто. Раньше их называли миссершмиттами в честь фашистских летчиков, которые нещадно расстреливали обычный народ из пулеметов. Но так как слово "миссершмитты" было довольно сложным для татро-говорящих сталкеров, то называть этих тварей стали просто немцами.
И вот один из этих немцев сейчас крутился над дворами по улице Карбышева. Среди разведчиков ходили слухи, что базируются эти самые твари в 26-этажном здании отеля "Ривьера". Там для них самый хороший обзор, якобы. Лично я к ним в гости не собирался, поэтому слухам старался не верить.
Немец сел на пятиэтажку слева от меня, зорким взглядом выискивая живность. Вероятно, что у этой твари инфракрасное зрение, раз уж она даже в кромешной тьме может отыскать жертву.
Я, лихо перекатившись по земле, добрался до "Газели" и, скинув рюкзак укрыл под ней, в тот самый момент, когда немец посмотрел в мою сторону.
"Успел", - мысленно выдохнул я, кстати, о дыхании. Фильтр на противогазе скоро уже совсем выдохнется и тогда я прямо под машиной и скопычусь. Пришло время позаботиться о мерах безопасности на поверхности. Я сунул руку в рюкзак, нашарил там плоскую шайбу фильтра и быстро произвел замену. Дышать через новый фильтр было куда легче и приятнее, но легкие все равно уже болели от отравленного радиацией воздуха.
Немец пролетел где-то совсем рядом, потому что в воздухе отчетливо было слышно, как он прохлопал своими кожистыми крыльями. Все бы ничего, если бы у этих мутантов не наблюдались зачатки разума, делавшие их поведение все менее и менее предсказуемым.
Надеясь, что немец все-таки решил улететь, а не устроить засаду, я осторожно выбрался из укрытия и первым делом оглядел окружность в прицел автомата. Вроде бы все тихо.
До пункта назначения осталось совсем немного.
Еще минут пятнадцать поплутав во дворах, я все-таки добрался до когда-то жилой десятиэтажки. Там на одном из этажей располагался довольно обширный некогда супермаркет, а рядом располагалась аптека. Всевозможные обезболивающие и прочие подручные лекарства всегда были ходовой волютой в метро. Поэтому сталкеры, нашедшие никем нетронутый аптекарский пункт, обеспечивали себе и своей семье целый год безбедной жизни.
Я же потихоньку таскал из местного отделения аптеки всякие таблетки, которые ходово принимались на "Парке культуры".