Сэй Алек : другие произведения.

Der Sohn des Regiments (Рейхов сын)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.58*39  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Reich wird nie kapitulieren!-2. "Франция и Англия, уверенные в поддержке Гитлером их планов, отправили воюющей с СССР Финляндии военную помощь и приступили к бомбардировкам нефтепромыслов Кавказа - на очереди было их сухопутное вторжение в этот регион. Однако власти Турции, ранее предоставившие возможность ударов через свое воздушное пространство, армию Новой Антанты пропускать отказались. Турция подверглась агрессии со стороны Великобритании и Франции, но благодаря помощи Болгарии, Югославии, Румынии, Венгрии, СССР и Германии устояла, и продолжила сопротивление. Однако войска Вейгана и О`Коннора уверенно рвутся к Анкаре, а ожесточенные бомбежки советских и турецких территорий продолжаются..." Издано под названием "Рейхов сын". Особо подчеркиваю - к аннотации изданной книги я никакого отношения не имею.

Сэй Алек

Рейхов сын

Kapitulieren wird Deutschland niemals,

niemals, jetzt nicht und in drei Jahren auch nicht.

Hitlerrede am 8.11.1939 Burgerbraukeller, Munchen

Предисловие

(для читавших первую книгу совершенно ненужное)

   8 ноября 1938 года в Берлине появился странный молодой человек, утверждающий, что явился из 2006 года. Неподобающая времени одежда, своеобразный немецкий язык и, главное, мобильный телефон и МР3-плеер, которые были при нем, заставляют верхушку Третьего Рейха принять его бредовые россказни всерьез.
   К сожалению, он очень мало может рассказать как об истории, так и о технике, а в мобильнике у него нет ничего кроме музыки и порно, но все же некоторые выводы на основании его показаний сделать удается. История начинает развиваться иным путем.
   Получив от Чехословакии Судетскую область, Гитлер не аннексирует эту страну. Раздела Польши между Германией и СССР не происходит -- более того, в обмен на Данцигский коридор президент Мошицкий получает возможность захватить Литву, что и делает (несмотря на отчаянное, но недолгое сопротивление литовцев) 30 апреля 1939 года. Польша вновь становится Речью Посполитой. Эстония и большая часть Латвии отходят к СССР.
   Будучи твердо уверены в дальнейшем, германо-польском наступлении на Советский Союз, Англия и Франция посылают в воюющую с СССР Финляндию сорокатысячный экспедиционный корпус, под прикрытием мощной эскадры боевых кораблей. Почти сразу после этого английские и французские бомбардировщики наносят из Сирии авиаудар по нефтепромыслам Кавказа и черноморским портам Страны Советов, однако решительного успеха операция "Бакинская нефть" не приносит. Попытка склонить Турцию к совместным действиям против СССР оканчивается ничем, и Новая Антанта объявляет войну и этой стране, надеясь за неделю-две принудить ее к капитуляции и вторгнуться на Советский Кавказ через ее территорию.
   Несмотря на успех начальной фазы войны, Турция, благодаря помощи Болгарии, Югославии, Румынии, Венгрии, СССР и -- незначительной -- Германии, также вступившей в войну против Франции и Англии, устояла, и продолжила сопротивление.
   Однако войска Вейгана и О`Коннора уверенно рвутся к Анкаре, а ожесточенные бомбежки советских и турецких территорий продолжаются...

Часть I. Das kleine Edelweiss (0)

  

Так оставьте ненужные споры!

Я себе уже все доказал.

Лучше гор могут быть только горы,

На которых еще не бывал...

Владимир Высоцкий, "Прощание с горами"

А внизу дивизии "Эдельвейс".
И "Мертвая голова".

Михаил Анчаров, "Баллада о парашютах"

  

Северное побережье Турции, окрестности города Герзе

12 марта 1940 г., 06 часов 12 минут

   Холодные волны Черного моря, свинцово-серые в утренних сумерках, лениво, словно объевшиеся пиявки, накатывались на галечный пляж, и с тихим шорохом откатывались назад. Откатывались, чтобы вновь омыть гальку пляжа, и то, что на него вынес прибой. А вынес он этим утром немало.
   -- Какой черт понес этого русского вдоль побережья, прямо под английские бомбы? -- оберфельдфебель Рольф Фишер был трезв, хотел спать, и, как следствие, чертовски зол на капитана советского парохода, подставившего свою, несомненно заслужившую участь металлолома, лоханку под атаку ночного пикировщика Новой Антанты. -- Не мог подохнуть где-нибудь посреди моря, чтобы честные немцы могли спокойно выспаться?
   -- Не бурчи, Ролле. -- усмехнулся оберлейтенант Дитер фон Берне. -- Как говорят на каких-то южных островах, "Кто знает, что принесет прилив"? Сейчас перевалим холмик, быстро глянем, что да как, и обратно.
   -- Ага. Как раз ко времени побудки и вернемся. -- Фишер не разделял благодушный настрой своего ротного, который -- в 100-м горном полку об этом не знал только глухой, -- обходился двумя-тремя часами сна в сутки. -- И вообще, не нравится мне что-то... Предчувствия какие-то поганые заели.
   Предчувствия его не обманули. Нескольких бойцов в фельдграу, включая всего месяц как прибывшего в полк фаненюнкера Инго Ортруда, буквально вывернуло наизнанку при виде утреннего морского пейзажа.
   -- Господи, Боже мой, Дева Мария... -- ошарашено пробормотал ни разу не замеченный в религиозности оберфельдфебель, и перекрестился.
   Дитер фон Берне с трудом сглотнул вставший в горле ком:
   -- Отставить блевать! Быстро все вниз, может кто-то еще жив!
   В каких-то трех-четырех сотнях метрах от берега, из волн выглядывал кусок закопченного, развороченного взрывами борта советского парохода, а прямо перед Фишером и фон Берне, по всему пляжу, валялись выброшенные морем тела. Обожженные, искалеченные взрывами и огнем.
   Детские тела.
   Их было много, больше сотни. Мальчишки и девчонки от лет шести-семи, до подростков годков пятнадцати, страшно рваные и переломанные, в покрытых гарью и кровью, которые не смогла смыть даже морская вода, лохмотьях. Кого-то из них прилив вынес на берег, кого-то, словно выброшенную за ветхостью тряпичную куклу, прибой болтал на самой своей кромке, иные едва видны были из под воды, рядом с берегом...
   -- Тощенькие-то все какие, прям сущие цыплята. -- произнес Фишер, закуривая папиросу. Полчаса спустя, когда солнце уже начало несмело выглядывать из-за горизонта, солдаты осмотр тел на предмет наличия живых продолжали, но надежд на успех не было ровным счетом никаких. Все трупы были либо изувечены взрывами и осколками, либо несли на себе ожоги совершенно несовместимые с жизнью. Чаще, впрочем, было и то, и другое. -- Не кормили их там что ли, в их СССР?
   -- Ты ненаблюдателен, Ролле. -- командир второго взвода, фельдфебель Шварц, хотя и не курил, но присел рядом, на здоровенный валун, где разместился свое седалище его товарищ. -- Мальчишки все с бритыми головами, одежда на всех детях из одного материала, и, судя по всему, при жизни несчастных ребятишек была если и не одинаковой, то единообразной... Тебе это ничего не напоминает?
   Фишер затянулся, и задумчиво поглядел на Шварца.
   -- А скажите, когда вам давали по зубам последний раз, герр Холмс? -- спросил он. -- А то у меня сейчас как раз возникло почти непреодолимое желание это сделать, пока некоторые умничали.
   -- Перед самой отправкой в Турцию, герр Ватсон, в заведении мадам Лили, где мы с вами, геноссе, не поделили Адель и толстушку Инкен с летунами. Вы, камрад, помнится, тогда схлопотали стулом по хребтине, отчего тот полностью утратил целостность и превратился в топливо для камина. А вывод из всего того, что я тебе до этого сказал, Ролле, самый простой.
   Однако озвучить этот вывод фельдфебель не успел.
   -- Герр оберлейтенант! Есть один живой! -- прокатился над пляжем взволнованный крик Ортруда. Юноша быстро справился со скрутившим его спазмом, и в дальнейшем вполне успешно исполнял свои ефрейторские обязанности. (1)
   Само собой разумеется, что все присутствующие тут же поспешили на зов фаненюнкера.
   Когда Шварц и Фишер добрались до места обнаружения выжившего, там уже был ротный санитётерфельдфебель Северин с еще более мрачным, чем обыкновенно, лицом, меряющий пульс едва заметно дышащему пареньку лет четырнадцати-пятнадцати. Удивительно, но молодой человек выглядел сравнительно целым, что "ротный коновал" и не замедлил подтвердить:
   -- Открытых ран нет, переломов, кажется тоже. -- сообщил он фон Берне. -- Конечно, могут быть внутренние ушибы и гематомы, разрыв органов...
   -- Ты, как всегда, оптимистичен, Ганс. -- скривился Шварц.
   -- ...однако на это ничего не указывает. Я бы предположил шок от контузии. Кроме того, он, вероятно, наглотался морской воды.
   Словно услыхав его слова, мальчик приоткрыл глаза, обвел окружающих мутным взглядом и простонал:
   -- Pit`
   -- Что он сказал? -- спросил ротный. -- Кто-нибудь понимает по-русски?
   -- Он просил пить, герр оберлейтенант. -- сообщил оберягер Бюндель. -- Я знаю русский.
   Ни говоря ни слова Дитер фон Берне отцепил с пояса свою фляжку, открыл ее, и поднес горлышко к губам пацана. Тот сделал несколько жадных глотков, подавился и закашлялся.
   -- Пока довольно, герр офицер. -- Северин мягко отстранил руку с фляжкой. -- Обезвоживания у него нет.
   -- Бюндель! -- фон Берне обернулся к оберягеру. -- Спросите у него, хотя бы, как его зовут.
   -- Яволь. -- унтер встал на одно колено рядом с пареньком, и по-русски, медленно и раздельно, произнес, -- Как тьебя зов`ут, мальчьик?
   -- Гена... Кудрин. -- невнятно и очень тихо прохрипел тот в ответ, и снова потерял сознание.
   -- Was?!! -- всем присутствующим показалось, что сейчас у оберягера глаза лопнут от изумления.
   -- Что он сказал? -- нетерпеливо поинтересовался фон Берне.
   -- Прошу простить, герр оберлейтенант, но, если я правильно понял, он утверждает, что его имя -- Гейнц Гудериан!
  

Герзе, казармы I-го батальона 100-го горного полка

12 марта 1940 г., 08 часов 25 минут

  
   В иное время года, и при иных обстоятельствах, Дитер фон Берне с удовольствием побывал бы в этом городке. Прекрасные пляжи, приятные пейзажи -- тишь, благодать... Деревня чертова. Или как это турки называют? Аул? Или не аул? Надо бы узнать, потому как от командования пришел приказ: "офицерскому составу выучить турецкий язык в кратчайшие сроки, для максимально полного взаимодействия с союзниками". Видел Дитер этих союзников -- без слез на таких вояк и не глянешь. Не радовали турки оберлейтенанта ни вооружением, ни выучкой. Да и участившиеся переезды также отнюдь не радовали. Вроде бы, казалось, едва-едва успели обустроиться под Бухарестом, обжиться -- и тут раз тебе, и такой поворот. Быстро пакуй вещи и отправляйся в Турцию, незнамо от кого ее защищать.
   Вернее -- от кого, это-то, положим, отлично известно. А вот весь вопрос в том -- нахрена? Мало того, что Кригсмарине в полном составе уже который день не может выловить в луже, именуемой Балтийским морем, франко-британскую эскадру в чертову тучу вымпелов -- да что, эскадру, даже торпедированный подводниками английский авианосец изловить не могут, сжигая тонны топлива почем зря, -- так теперь русских не только на море, их еще и на суше надо защищать? Прут англичане с французами на вас через Турцию, так помогите президенту Ине... Ину... Инёню (вот фамилия -- язык сломать можно!), введите войска с Кавказа. Ах там восстания? И в Крыму тоже? И на Украине? А почему в Фатерлянде никто восстания не поднимает? А потому, что если б в Рейхе были недовольные, их бы уже давно не было! Нет, видать у русских фюрер, как его -- Сталин? -- какой-то мягкотелый. Либерал, не иначе. Вот и доминдальничался с оппозицией: война, а у него недовольные. И детишки тонут почем зря.
   Зрелище пляжа, покрытого изуродованными детскими телами -- в этом фон Берне не желал признаваться даже себе, -- произвело на него жутковатое впечатление. В первый миг хотелось того урода, который сбросил бомбы на пароход, нет, не удушить. Порвать на множество кровавых кусочков, причем ме-е-едленно. Чтоб помучился, гад. Это потом уже, холодный разум убеждал своего владельца, что пилот британского Mosquito не знал, что или кто находится в трюмах корабля: люди, нефть, военные грузы для турецкой армии, или, например, грузинское вино. Что человек просто выполнял поставленную задачу -- топить все, что плавает. Что, знай он о пассажирах, отвернул бы, наверное, ручку штурвала, не сбросил бы свой смертоносный груз на старую калошу... Но это понимал разум. А руки-то все равно чесались.
   -- Ну, как там мой недоутопленник? -- поинтересовался Дитер, входя в лазарет.
   Лазаретом, конечно, это помещение пока можно было назвать весьма условно. Батальон прибыл в Герзе всего два дня назад, и еще не обустроился в выделенном местной магистратурой, или как оно у турок называется (фон Берне мысленно поставил себе в памяти галочку рядом с галочкой про деревню), здании системы "барак", класс "слабо благоустроенный", тип "давно нежилой". И даже прекрасный песчаный пляж рядом с казармой не радовал, как и близость моря. Холодно, черт возьми! Март месяц. Какое уж тут загорать да купаться? Война, опять же...
   -- Недурно, весьма и весьма недурно. -- отозвался командующий этим заводом по оздоровлению Вермахта, штабсартц Рот. -- Небольшая контузия, совсем пустяковая, ни заикаться, ни непроизвольно дергаться и мочиться в постель не будет, ну и некоторое сотрясение мозга. Два-три денька на койке проваляется, и будет как новый. А с учетом того, какой он недокормленный -- так и получше, пожалуй.
   -- Что, интендант Зюсс поставил парнишку на довольствие? -- хмыкнул оберлейтенант.
   -- Да куда б он делся? Приказ самого майора Шранка. Да и без приказа б поставил. -- врач махнул рукой. -- Он же интендант, а не чудовище какое.
   В том, что касается интендантов, Дитер имел прямо противоположное высказанному штабсартцем мнение, которое благоразумно, впрочем, оставил при себе.
   -- Ну а сам парнишка что говорит про себя, Берко?
   -- Димо, ты меня прямо удивляешь. -- пожал плечами тот. -- Откуда ж мне быть в курсе, если я по-русски знаю только три слова: Lenin, Stalin, tovarisch.
   -- А... как же ты его тогда опрашивал? -- изумился фон Берне.
   -- А твой Бюндель на что? -- еще больше изумился врач. -- Вот через него и опрашивал.
   "Похоже, скоро оберягер получит прозвище "стетоскоп"", подумал Дитер. И не ошибся, кстати.
   -- Он, между прочим, еще не ушел. -- меж тем продолжил Бернард Рот. -- Так что можешь сам спросить у юноши все, что тебе интересно. Как лечащий врач -- не возражаю.
  

Герзе, лазарет I-го батальона 100-го горного полка

12 марта 1940 г., 08 часов 35 минут

  
   -- Ну, молодой человек, как самочувствие? -- преувеличено бодро поинтересовался у паренька фон Берне. Оберягер Бюндель перевел вопрос, попытавшись изобразить интонацию.
   "Боже ж ты мой, прав Берко, тысячу раз прав, -- подумал оберлейтенант. -- Хоть отъестся мальчик. Вот же, без слез не взглянешь. Лысенький, тощенький -- кожа да кости -- ну ровно цыплак ощипанный. В чем душа держится-то? И ведь не потонул! Было б сало, понятно отчего, а при таком теловычитании как у него, плавучесть должна быть отрицательной".
   -- Говорит, что вроде бы неплохо, только голова кружится и тошнит немного. Еще жалуется на небольшой звон в ушах, -- сообщил Бюндель.
   -- Ну, это ерунда. -- улыбнулся оберлейтенант. -- Сотрясение. Помню, на чемпионате по боксу между полками, меня один бугай из "Великой Германии" так приложил, что я потом три дня пластом лежал. Врачи еще удивлялись, чему у меня там было сотрясаться?.. Курт, а вот переводить последнюю фразу было вовсе не обязательно. Так, о чем я? А, собственно, расскажите мне, как вы оказались на том корабле, куда плыли, ну и кто же вы действительно есть, Гейнц Гудериан?
   Мальчик внимательно выслушал перевод вопроса, кивнул, понял я вас, мол, набрал воздуха в легкие и начал рассказывать.
   Отец Генки был офицером еще в той, царской армии. Не генерал, или полковник какой, нет. Обычный пехотный прапорщик. Умом ли, иными ли какими талантами, он выбился в офицеры из нижних чинов, это теперь уже вряд ли кто-то сможет сказать, однако о своем социальном происхождении не забыл, и когда в октябре 1917-го грянула Революция, ее поддержал. Не подозревал тогда еще прапорщик Андрей Кудрин, что именно из-за своего офицерского прошлого уже через двадцать лет он, из героев, проливавших кровь на полях Гражданской за благо трудового народа, превратится в "неблагонадежный элемент", во врага того самого народа, за который насмерть рубился с белогвардейцами. Не знал, что, выступая на стороне восставших, тем самым "втирался в доверие, с целью вредительства", что в званиях рос затем не по заслугам, а лишь исключительно как "участник контрреволюционного заговора". И что на три разведки разом работает, тоже не знал.
   Мать Генки, как "пособницу", забрали вместе с отцом, да вместе с ним же к стенке и поставили. Ну а Генка... То ли не поднялась рука у следователя на несмышленого пацана, то ли заступники из отцовых друзей, не сумевшие помочь отцу, так хоть о сыне решившие порадеть, сыскались, то ли еще случилось что -- отправили Генку в детский дом. На Кавказ, от столиц подальше.
   Там и обитал Генка Кудрин последние три года. Плохо ли, хорошо ли... Зато живой. Клеймо "сын врага народа", конечно, никто не отменял, и уже теперь парень понимал, насколько труднехонько ему придется в жизни, когда придет время выйти из приюта, но в самом детском доме он был не единственный такой, так что по этому основанию рукоприкладства от более сильных воспитанников ожидать не приходилось -- любого задиру враз бы толпой замяли, появись в его придирках хоть намек на судьбу родителей. По иным другим -- это запросто, вплоть до глупого "В морду получить заказывал? Нет? Ерунда, оплачено!"
   Впрочем, жизнь не была такой уж беспросветной. Пускай жилось голодно, пускай силенками он не удался в отца -- при недоедании-то и не удивительно, -- зато рос жилистым и выносливым. Нет, не был он каким-то мальчиком для битья. Остервенело отбиваясь там, где у него не было ни малейших шансов устоять, вместо того чтобы стерпеть несколько пинков и затрещин, был он несколько раз изрядно бит... и оставлен в покое со словами "ну его нафиг, блаженного. Еще до смерти пришибем". Хотя, на самом деле причиной тому была насквозь прокушенная ладонь одного из вожаков.
   "Вот так вот мы и жили, спали врозь, а дети были", прокомментировал все сказанное парень, ввергнув Бюнделя в ступор -- тот попросту не знал, как это перевести.
   А потом был страшный день, третье марта, когда на Батуми с небес начали падать бомбы, осколки зенитных снарядов и сбитые самолеты. Какие объекты были прерогативными целями для англо-французских пилотов, Генка, конечно же, не знал. Знал он другое: и бомбы, и сбитые машины, упали, по большей части на жилые дома. Город затянуло дымом пожаров, с которыми не справлялись команды брандмейстеров, люди растаскивали завалы, пытаясь вытащить уцелевших под ними родных -- да хоть бы и не спасшихся, хоть бы и просто тела своих близких, -- и гибли под обрушающимися конструкциями, уцелевшими, стоящими после взрыва, но держащихся, что называется, "на соплях". Власти страны оказались готовы к отражению агрессии. А вот к устранению последствий агрессии, мягко говоря -- не очень.
   Ко всем прочим бедам, на Кавказе, многие районы которого и так числились живущими при Советской власти лишь номинально, вдруг оказалось множество этой самой властью, да и просто представителями других народов, а то и тейпов, обиженных и угнетаемых. И если в Крыму и на Украине хотя и начали изредка постреливать, но в целом жить там оставалось можно, то Кавказ полыхнул. Откуда только оружие-то взялось?
   Откуда -- этого, Генка, конечно же не знал. Зато отлично знали в организации "Прометей", чутко направляемой британской SIS, французским Вторым Бюро Генштаба и польской "Экспозитурой". Не знал Генка и того, что крымские и украинские схроны так и сгинут в безвестности или, со временем, будут обнаружены, не дождавшись ожидаемого немецкого вторжения, на которое так рассчитывали западные кукловоды советских националистов. Откуда обычному детдомовцу догадываться о столь высоких материях? Определенно неоткуда.
   А вот Валерий Минаевич Бакрадзе, Председатель СНК Грузинской ССР, если и не был посвящен во все детали происходящего, то уж всяко знал и понимал многое. А еще он знал Кавказ и народы его населяющие. Именно по его распоряжению детдомовцев, престарелых, и всех прочих, о ком некому будет позаботиться, буде тут воцариться анархия, начали грузить на пароходы и направлять в Одессу и Севастополь. Так, по мнению Бакрадзе, у них было гораздо больше шансов выжить. И не его вина, что капитан тихоходной, дореволюционной еще постройки посудины, отчего-то решил везти свой живой груз не напрямик через Черное море, а прокрасться вдоль турецкого побережья, а затем, на долготе Севастополя, повернуть строго на север. Как показала история, перехитрил он и самого себя, и своих пассажиров всем гуртом.
   Почему этой злополучной ночью ему, Генке, не спалось, зачем, вместо того, чтобы ворочаться на койке, он тихонько оделся и вышел на палубу -- этого он и сам не знал. Просто отчего-то захотелось оказаться снаружи, на свежем воздухе, полюбоваться звездами. А полюбовался тенью, из ниоткуда рухнувшей на корабль из поднебесья. Потом был ужасный взрыв, подбросивший Генку в воздух, перевернувший несколько раз в воздухе, да и приложивший о воду плашмя.
   -- Дальше я ничего не помню, товарищ оберлейтенант. -- закончил свое повествование Кудрин. -- Даже как вы меня на берегу из фляжки поили не помню, мне об этом уже тут Курт рассказал.
   -- Понятно. -- кивнул фон Берне. -- Ну что ж, поправляйтесь, Гейнц. Если у вас больше нет вопросов, то я пойду. Дела.
   -- Вообще-то есть один вопрос.
   Парнишка смешно сморщил нос, задумавшись, стоит ли отвлекать таким пустяком немецкого красного командира (ладно, пусть не красного, но все же), и решив, что надолго того не задержит, спросил:
   -- А почему меня тут все называют Гейнц Гудериан, а не Гена Кудрин? У меня имя сложное, да?
  

Герзе, штаб I-го батальона 100-го горного полка

12 марта 1940 г., 09 часов 40 минут

  
   -- Дитер, ты вот хочешь мне сказать, что я теперь должен переделать и приказ о постановке мальчика на довольствие, и выписанный на него аусвайс? -- майор Макс-Гюнтер Шранк смотрел на командира второй роты с явственным неудовольствием. -- Ты вообще-то не мог раньше сообщить, что этого мальчика зовут Gena Kudrin? И не надо на меня так предано глядеть, оберлейтенант. Я уже доклад, о спасении одного человека и гибели прочих пассажиров парохода "Черноморец" в штаб полка отправил.
   Майор фыркнул и придвинул к фон Берне какой-то листок.
   -- На, полюбуйся, что они мне в ответ прислали.
   Дитер взял в руки бумагу, оказавшуюся расшифровкой радиограммы, прочитал текст и хмыкнул.
   I/GJR100. Шранку.
   По данным ОКХ командующий XIX-м моторизованным корпусом, генерал танковых войск Гудериан, в настоящий момент находится в районе г. Валендорф. Подтвердите факт спасения генерал танковых войск Гейнца Гудериана с советского парохода "Черноморец".
   Эрнст.
   -- Я бы на месте герра оберста тоже удивился. Понимаю, там, Шеленберг какой-нибудь у нас объявился бы -- может он по делам РСХА (2) в Советы мотался? А вот бывший генерал-инспектор танковых войск... -- Дитер насмешливо фыркнул. -- Могу представить, какой сейчас обмен радиограммами между штабами идет.
   -- Всё б тебе зубы скалить. -- проворчал майор. -- А мне на вот это вот, -- он раздраженно потряс текстом радиограммы в воздухе, -- еще ответ давать какой-то. И правду говорить нельзя -- сожрут.
  

Бухарест, штаб 100-го горного полка

12 марта 1940 г., 10 часов 23 минуты

  
   Ветеран "Пивного путча", оберст Рихард Эрнст уже несколько минут молча взирал на переданную, из находящегося в Турции первого батальона, радиограмму. Он смотрел на листок бумаги в своих руках, и, чем дальше -- тем больше, ситуация казалась ему все более бредовой.
   -- Ничего не понимаю. -- пробормотал он наконец, и отложил сообщение на столешницу. -- Кто мне может объяснить, что это все значит?
   GJR100. Эрнсту.
   Спасение Гейнца Гудериана с советского парохода "Черноморец" подтверждаю. Спасение генерала танковых войск -- не подтверждаю.
   Шранк.
  

Кызыл (столица Тыва Арат Республик), Великий Хурал

12 марта 1940 г., 10 часов 30 минут (время московское)

  
   -- Прошу вести себя потише, товарищи. -- Хертек Амырбитовна Анчимаа, первая в мире женщина-глава парламента позвонила в колокольчик, призывая к порядку депутатов Х съезда Великого Хурала Тувинской Народной Республики. -- Все мы любим и ценим нашего дорогого и уважаемого товарища Чимба.
   Хертек Амырбитовна вежливо улыбнулась вернувшемуся уже с трибуны на свое место в президиуме Председателю Совета Министров.
   -- Все мы знаем, как зажигательно он может говорить, и я не удивляюсь вашей реакции. Но, товарищи, пора уже взять себя в руки и вести себя так, как и подобает настоящим коммунистам. Говорить поменьше, делать побольше. Все успокоились? Слово предоставляется первому секретарю ЦК Тувинской Народно-революционной партии товарищу Тока. Прошу вас, Салчак Калбакхорекович. -- основоположнику тувинской советской литературы, приглашая его на трибуну, товарищ Анчимаа улыбнулась гораздо более искренне. Трудно улыбаться кисло собственному жениху, да и не надо наверное. О том, что Тока к ней посватался в Туве не знает разве что глухой.
   Салачак Тока улыбнулся в ответ столь же тепло и стремительным шагом проследовал на трибуну.
   -- Товарищи! Как уже сегодня не раз повторялось, недавно английские и французские капиталисты развязали кровавую агрессию против Союза Советских Социалистических республик. Станем ли мы, тувинцы, безучастно смотреть на то, как проливается кровь наших братьев-пролетариев в СССР? Нет! Нет, категорично заявляем мы! Наша Республика не должна и не может остаться в стороне от беды своего могучего северного соседа, мы не можем и не должны попустительствовать империалистической агрессии! Наш народ ждет от Партии, Правительства и Хурала решительных и резких действий! Но чем наша страна может помочь Советскому Союзу, спросите вы? Что ж, на этот вопрос у меня есть ответ...

Из Декларации Х съезда Великого Хурала "Об объявлении Тувинской Народной Республикой войны республике Франция и королевству Великобритания" от 12.03.1940 г.

   Тувинский народ, во главе со всей революционной партией и правительством, не щадя жизни готов всеми силами и средствами участвовать в борьбе Советского Союза против империалистических агрессоров до окончательной победы над ними.
  

Герзе, штаб I-го батальона 100-го горного полка

12 марта 1940 г., 12 часов 00 минут

  
   -- Господа, -- Макс-Гюнтер Шранк обвел тяжелым взглядом своих командиров рот, и начальника штаба, -- как вам известно, восьмого числа сего месяца в войну против Франции и Великобритании вступило Королевство Румыния. Шестой армейский корпус уже начал передислокацию в западные районы Республики Турция, -- майор слегка кивнул астеемену Шафраку Акгюлу, отвечавшему за взаимодействие немецких горнострелков с местным командованием, -- для укрепления тамошней обороны. После неудачи при обороне Киликийских ворот, турецкое командование концентрирует силы у городов Кочхисар и Джихайбейли, дабы не допустить Вейгана и О`Коннора до столицы, и у Афьон-Кархисар, где англо-французские силы также пытаются продолжить наступление. Учитывая сложность обстановки, Кароль II принял решение укрепить турецкие силы в Причерноморье, для чего из Констанцы в Самсун перебрасывается 16-я пехотная дивизия. За взаимодействие с нами от румынской стороны отвечает локотенант супрем Флорин Матей, прошу любить и жаловать.
   Шранк указал на скромно примостившегося в уголке молодого мужчину в закрытом полевом кителе британского образца с нашивками артиллериста и пилотке.
   -- Также сейчас к отправке в центральную Турцию готовится девяносто пятая танкобригада РККА. -- продолжил майор. -- Развертывание сил Румынии и СССР в этом районе предполагается закончить до двадцать третьего марта, в связи с чем нами получен приказ, подготовиться к выдвижению в район Лядик-Османджик для установления контроля над перевалами. Срок на подготовку -- два дня. Вопросы?
   "Опять переезд, опять метания", вздохнул про себя фон Берне.
  

Одесса, ул. Балковская

12 марта 1940 г., 12 часов 45 минут

   -- Тетя Сима. Тетя Сима, я вам говорю, чтоб вы меня так слышали, как я думаю! Що ви стоите как Муссолине, увидав английские танки у Тобрука? Таки що -- ви увидали английские танки? Плюньте. Я вам говорю -- плюньте и разотрите, это уже не английские, а давно наши. Ой, ви меня удивляете! Если ви покупали эту блузку, що сейчас на вас як седло на корове, в Харькове, она принадлежит всему Харькову? Да весь Харьков ее даже на посморкаться не порвет! А ентих Мешков и Моталок (3) товарищи Ванников и Микоян прикупили, на минуточку, еще до войны, по сходной цене. Я говорю -- по сходной, потому что торговались, как на Привозе. Тетя Сима, да отойдите вы уже от дороги, я умоляю! Вам мой Моня ноги задавит. Моня! Мо-о-оня! Тьфу, черт проклятущий, ну что ему стоит услышать маму в этой консервной банке! Шо? Тетя Сима, вы шо такое говорите? За такую броню, да моего Монечку? Как я ему буду давать горячее? Шо? Люк? Ай, да пока от башни дойдет до водителя, там останутся одни косточки да огрызочки. Моня-а-а-а. Стой свой танк! Стой свой танк я сказала, не смей ехать на твою мать! Товарищ комиссар, не смейте дергать кастрюлю из рук, а меня с дороги тем более. Мой сыночка не поедет на войну голодным! Моня, да вылези ты, мама просит! Товарищ лейтенант, от вам я доверяю, от видно що настоящий красный командир. Солдатики, помогите маме кастрюльку для сына передать. Он у там, внутри сидить, он впереди вас поедет, ему може чужая бомба раньше вас достанется... Ой, тетя Сима, що ж це деится, а? Монечка, сыночка мой, и воевать? Он же всю жизнь мечтал играть на скрипке, а потом ее разбить о голову Льва Аркадьевича, чтоб ему за те уроки музыки моя оплата икалась...
   95-я бригада легких танков РККА двигалась на погрузку в порт.
  

Берлин, ОКХ

12 марта 1940 г., 13 часов 07 минут

   Шеф ОКХ (4), Вальтер фон Браухич, взял в руки радиограмму из XIX-го моторизированного корпуса, и вгляделся в текст.
   OKH. Браухичу.
   Свое нахождение в Валендорфе подтверждаю.
   PzKorpXIX. Гудериан.
   -- Черти б меня взяли, если я понимаю хоть что-нибудь. -- негромко пробормотал он, и перевел взгляд на другую радиограмму.
   OKH. Браухичу.
   Спасение Гейнца Гудериана с советского парохода "Черноморец" подтверждаю. Спасение генерала танковых войск -- не подтверждаю.
   1. GebDiv/GJR100. Эрнст.
   -- Интересно, откуда в Турции взялся еще один Гудериан? -- генерал-полковник в задумчивости постучал пальцами по крышке стола. -- Дело пахнет... Просто пахнет.
  

Рим, Палаццо дель Квиринале

12 марта 1940 г., 17 часов 20 минут

   -- И вы считаете, что не поторопились, Бенито? -- Король Италии и Албании, Император Абиссинии, Виктор Эммануил III поглядел на премьер-министра с неприкрытым скептицизмом.
   -- Должен признать, Ваше Величество, что столь поспешное наше одобрение действий Гитлера, и вступление в войну на германо-советской стороне были несколько... скороспелыми. -- нехотя признал Бенито Амилькаре Андреа Муссолини. Не то, чтобы всесильный диктатор обязан был отчитываться перед стариком-королем, но некоторые политесы относительно венценосной особы, некогда принявшей самое деятельное участие в его возвышении, старался соблюдать. -- Никто не ожидал от Александера такой прыти. Ни я, ни наш Генеральный штаб.
   -- Ну еще бы. -- Их Величество соизволили кисло усмехнуться. -- Такой конфуз. Объявить войну французам и англичанам утром десятого, для того чтобы вечером одиннадцатого увидать у Тобрука вражеские танки. Изумительный, просто гениальный ход, синьор премьер-министр.
   -- Это только доказывает, что Чемберлен и Даладье готовились к войне и с нами тоже. -- ответил дуче. -- Иначе что Седьмой танковой дивизии делать посреди пустыни, в суточном переходе от Тобрука? Но я уверен, маршал Грациани, его Пятая армия и танковая дивизия "Ариетте" выкинут англичан из Ливии, как нашкодившего щенка. К сожалению, мы не можем усилить его частями из метрополии -- нам предстоит сковать как можно больше французских сил на наших границах, -- но у него и так предостаточно солдат. Десятой же армии Гарибольди предстоит дать пинка французам в Тунисе.
   Виктор Эммануил подошел к висящей на стене карте мира, и начал задумчиво в нее вглядываться.
   -- Скажите, Бенито, -- наконец произнес он, -- вы и впрямь рассчитываете, что Гитлер отдаст нам Египет?
   -- Безусловно. Более того, я убежден, что он окажет нам содействие войсками, при нашем продвижении к Каиру и Александрии. И нам, и ему нужна недавно обнаруженная в Ливии нефть, и, я уверен, он непременно озаботится безопасностью новооткрытых месторождений. С Двадцать пятым корпусом, как я уже говорил, Гарибольди справится своими силами. Что же касается приобретений на материке, то тут многое зависит от успеха нашего наступления на Марсель.
   -- Как, вы и на Марсель собираетесь наступать? -- усмехнулся король. -- А как же ваш тщательно лелеемый план по захвату Греции?
   -- Греция -- не корабль, государь. Никуда не уплывет. Мы концентрируем на ее границе группу армий "Албания", под командованием генерала Содду, но сейчас это не первоочередная задача. Проблемой, решение которой, по важности, я почитаю первостатейной нашей задачей, является устранение английского влияния из региона Средиземного моря. Сейчас, когда стало окончательно понятно, что начало активных военных действий между Францией и Германией неизбежно, можно гадать не о результате противостояния этих стран, -- как мне стало известно, Сталин направит часть своих войск в поддержку Гитлера, -- но лишь о сроках и масштабах этого противостояния. Наш Генеральный штаб предполагает сковывать действия французов в позиционной приграничной войне до тех пор, пока Вермахт не добьется решительных успехов. Видя нашу пассивность, Гамелен наверняка снимет наиболее боеспособные части с границы, чтобы залатать дыры в обороне, после чего мы нанесем сокрушительный удар по оставшимся французам и захватим Прованс! Затем, когда Франция падет, совместным наступлением с немцами мы отбросим Александера за Суэц.
   -- А О`Коннор и Вейган будут на это смотреть и ждать? -- поинтересовался Виктор Эммануил.
   -- Вейган француз, он капитулирует вместе со своей страной. А у англичан сил будет недостаточно даже для того, чтобы удержать уже захваченное. Кроме того, не стоит забывать про Красную Армию. Она, быть может, и слаба, но весьма многочисленна, и ее наступление в Турцию -- вопрос времени, причем скорого. Ну а после падения Египта ничто и никто не сможет помешать нам заняться Грецией.
   -- Беннито, у вас нет родственников на Корсике? -- иронично поинтересовался король.
   -- Что? -- изумился Муссолини.
   -- Планы, я говорю, наполеоновские. Что ж, посмотрим, как вы их сможете реализовать.
  

Рим, Супермарина

12 марта 1940 г., 17 часов 50 минут

  
   Начальник Морского Генерального Штаба и Государственный Секретарь по делам флота, адмирал Доменико Каваньяри, еще раз перечитал подготовленный им для Дуче меморандум и покачал головой, отгоняя неприятные мысли. Поведения Муссолини он не одобрял и не понимал. В какой вообще стране возможно такое, чтобы командующий ВМФ узнавал о вступлении своей страны в войну одновременно с газетчиками? Конечно, после недавнего визита в Берлин графа Чиано, пришедшегося на момент объявления немцами войны французам и англичанам, можно было ожидать нечто подобное (правда, родственничек основателя фашистского движения, по слухам, был уведомлен Гитлером о выступлении Рейха против Новой Антанты словами: "Вы все прочитаете в сегодняшних вечерних газетах") -- Каваньяри и ожидал. Были отменены отпуска и увольнительные, форсированы работы по достройке новых и переоборудованию старых, еще времен Великой Войны, линкоров, высланы к Мальте несколько субмарин, но... всего этого было недостаточно. Из четырех линейных кораблей в строю были лишь старички "Джулио Чезаре" и "Конте ди Кавур", еще два линкора, -- "Кайо Дуилио" и "Андреа Дориа", -- не успели закончить модернизацию, а новые, современные "Витторио Венето" и "Литторио" ранее середины июля ввести в состав действующего флота также не представлялось возможным. Остальные силы итальянского флота состояли из семи тяжелых и двеннадцати легких крейсеров, шестидесяти одного эсминца и миноносца, ста пяти подводных лодок, а также минных заградителей, патрульных судов, торпедных катеров и прочей мелочи. И сил этих явно было недостаточно для того, чтобы бороться с британским или французскими флотами на Средиземном море даже по одиночке. О возможности что-то противопоставить объединенным флотам и речи не шло.
   Особо угнетало Каваньяри, да и главнокомандующего итальянским флотом, Иниго Кампиони тоже, наличие на Средиземноморье аж двух вражеских авианосцев. Начальник Морского Генерального Штаба и Государственный Секретарь по делам флота серьезно сомневался в способности Реджиа Аэронаутика защитить от них его корабли как на базах, так и во время боевых походов.
   Взгляд Доменико Каваньяри еще раз пробежался по строчкам подготовленного меморандума.
   "...также я полагаю отметить те трудности, которые возникают из-за неудачного географического положения страны, и невозможность предпринять хоть какие-то внезапные действия, так как война уже идет...
   ...предполагаю, что Англия и Франция укрепятся на противоположных концах Средиземного моря и будут ждать, пока Италия истощит свои силы. Они могут, впрочем, принять и более агрессивную стратегию, которая приведет к столкновению флотов, в котором обе стороны понесут большие потери. Если противник выберет первый вариант поведения, итальянские корабли вряд ли смогут предпринять какие-либо агрессивные действия. Что касается подводных сил, то не следует ждать от них больших успехов, так как любое судоходство по Средиземному морю практически прекратится...
   ...в том же случае, если Англия и Франция решат придерживаться агрессивной тактики, эти державы cмогут восполнить свои потери в кораблях даже с избытком, тогда как Италия сделать этого не сможет. Флот, поэтому, будет вынужден занять оборонительную позицию, что не позволит решить ни одну из стратегических задач, которые могли бы привести к поражению морских сил противника....
   ...в связи с чем я прихожу к заключению, что вступление в войну вообще было для нас нежелательно, но, так как это уже произошло, флот будет придерживаться оборонительной стратегии в своих действиях...
   ... причины, которые помешают итальянскому флоту действовать иначе:
   а) нехватка самолетов-разведчиков и трудность налаживания сотрудничества с Реджиа Аэронаутика;
   б) плохое состояние ПВО военно-морских баз..."
   -- А не перебарщиваю ли я с формулировкой? -- негромко произнес Каваньяри вслух, задумчиво разглядывая заключительные фразы.
   Командование, в котором тон задавали Муссолини и армейские офицеры, ничего не понимавшие в морской войне, требовало от Супермарины подвигов и победных реляций.
   -- Да нет, пожалуй что не только не перебарщиваю, но даже и оптимистичен в своих прогнозах.
   Прогноз адмирала, может и не слишком талантливого, но, безусловно, крепко знающего свое дело, звучал следующим образом: "Какой бы характер ни приняла морская война, потери нашего флота будут значительными. Последующие мирные переговоры Италия завершит не только без всяких территориальных приобретений, но потеряв флот и, возможно, авиацию".
   Доменико Каваньяри поставил свою подпись под меморандумом, и мрачно усмехнулся.
   -- Дуче будет в ярости.
  

Балтийское море, борт линкора "Шарнхорст"

13 марта 1940 г., 10 часов 50 минут

  
   Студеные воды Балтики вскипали белопенными бурунами под острыми штевнями немецких кораблей, колюче-ледяными брызгами взметались ввысь, заледеневали на палубах спешащих судов, заскорузлой коркой застывали на орудийных чехлах, свешивались сосульками с лееров.
   Где-то далеко, в Атлантике, германские U-боты вели охоту на транспорты французов и англичан, разворачивал у северных берегов Великобритании смертоносную сеть из субмарин командир Северофлотской бригады подводных лодок, контр-адмирал Виноградов, крались в южные моря вспомогательные крейсера "Виддер", "Комет", "Пингвин", "Тор", "Атлантис", "Орион" и "Корморан", искали врага на бескрайних просторах Тихого океана подводные лодки ТОФ, отправленные на охоту вице-адмиралом Юмашевым. А здесь, на Балтике, в двух часах хода от немецкого флота, гремели залпы и рвались снаряды. "Марат" и "Октябрьская Революция" вели неравный бой с врагом, и адмирал Бём спешил привести свой флот на подмогу гибнущим советским линкорам.
   На охоту за вражеской эскадрой Герман Бём вытащил из портов все, что только мог, включая заслуженных старичков -- броненосцы "Шлезиен" и "Шлезвиг-Гольштейн". Увы, седьмого марта, когда противника удалось настичь, море было чересчур беспокойно, и, обменявшись несколькими залпами, не нанесшими сколь либо значительного ущерба ни одному из флотов, стороны потеряли друг друга в наступившей темноте. Дальнейшие поиски врага ничего не дали, и адмирал Бём уже хотел возвращать корабли на базы, однако к вечеру восьмого марта пришла радиограмма с борта U-61, обнаружившей отбившийся от остальных сил британский авианосец "Фуриоус" и сумевшая поразить его одной торпедой, несмотря на предшествующую этому событию гибель большинства офицеров субмарины. Немецкий флот ринулся в указанный квадрат... и снова никого не нашел. В установившемся после бури густом тумане, англо-французские корабли превратились в неуловимые фантомы, проскользнувшими под носом Кригсмарине, словно вода между пальцев.
   Уже одиннадцатого стало известно, что караван Новой Антанты прибыл в Турку и начал разгрузку, но охота на британский авианосец продолжалась, однако обнаружить его удалось опять-таки, не Бёму, а советскому МБР-2, вылетевшего с Моонзунда на разведку. И Бём, и Трибуц немедля направили свои силы в сторону Аландских островов, на перехват.
   Первыми англичанина, и три эсминца его эскорта, настигли русские. Казалось бы, "Фуриоус", поврежденный, неспособный выпустить самолеты из-за сильного дифферента на нос, обречен. Но удача в этот день улыбнулась команде авианосца -- вначале со стороны Аландских островов появились финские броненосцы "Вяйнаминен" и "Ильмаринен", завязавшие отчаянный бой с "Октябриной" и "Маратом", а затем на горизонте появились и основные силы англо-французского флота. Два старичка-линкора, легкий крейсер "Киров", лидеры "Минск", "Ленинград", эсминцы "Карл Маркс", "Ленин", "Володарский", "Яков Свердлов", "Энгельс", "Артем" и "Калинин" мало что могли противопоставить английским и французским кораблям. Легкие крейсера "Глуар", "Марсейез", "Дюге-Труэн", "Леандр", "Перт", "Сидней", "Галатея", "Саутчгемптон", "Эдинбург", линейный монитор "Эребус", линкор "Нельсон", линейные крейсера "Реноун", "Дюкень", "Кольбер" и целая куча лидеров и эсминцев достаточно быстро могли превратить Балтийский Флот СССР в сплошные воспоминания. Что самое печальное -- "Марат" и "Октябрьская Революция" даже удрать не могли. Линкор "Нельсон" превосходил оба корабля не только в мощи залпа, но и в скорости, а вице-адмирал Трибуц понятия не имел, о близости немецкого флота. И внимательно следивший за переговорами между советскими кораблями Бём решил нарушить радиомолчание, отправив на "Марат" одно коротенькое сообщение.
   Нахожусь в двух часах хода от вас. Держитесь. Бём.
   Немцу очень не хотелось растягивать порядки, но скорость эскадры -- это скорость самого медленного из ее кораблей, и равняться в своем ходе на воевавшие еще в Великую Войну броненосцы, означало отдать русских на растерзание. А в эскадренном бое, иметь на своей стороне два линкора, и не иметь на своей стороне два линкора, в сумме давало четыре линкор. Однако, русских Бём недооценил. Владимир Филиппович Трибуц предложил свой план сражения -- безумный, самоубийственный для него, но единственно верный. Минуту назад с советского флагмана пришла радиограмма.
   Обойдите противника с норда. Мы их покуда отвлечем. Трибуц
   Герман Бём в задумчивости передал сообщение Цилиаксу. (5)
   -- Это же самоубийство с их стороны! -- воскликнул тот.
   -- И единственная возможность отрезать врага от порта, и навязать эскадренный бой основным силам неприятеля. -- сухо ответил адмирал. -- Поступим по совету нашего советского камрада.
   Бём недолго помолчал, и с горечью добавил:
   -- Вечная память героям.
   А утром следующего дня вся страна Советов слушала Левитана.
   От Советского Информбюро.
   Вчера, тринадцатого марта тысяча девятьсот сорокового года, в районе Аландских островов, Балтийский Флот Союза Советских Социалистических республик, при поддержки сил германского флота, перехватил и на голову разгромил объединенную эскадру империалистических Англии, Франции и Финляндии.
   В результате боя были уничтожены линейный монитор "Эребус", линейный крейсер "Реноун", броненосец "Ильмаринен", крейсера "Леандр", "Галатея", "Саутчгемптон", "Эдинбург", а также девять эскадренных миноносцев противника. Серьезные повреждения были нанесены авианосцу "Фуриоус" и линейному кораблю "Нельсон". Остальные силы противника трусливо бежали с места боя!
   Советский флот в этом сражении потерял всего один корабль. Моряки-краснофлотцы одержали славную и убедительную победу над капиталистическими агрессорами!
   И ни единым словом не обмолвился товарищ Левитан о том, что немцам этот бой стоил "Дойчланда", "Хиппера", "Эмдена", "Лейпцига" и восьми эскадренных миноносцев. Не упомянул он и о том, что "Марат" едва не затонул у самого Таллина, и представлял ныне больший интерес для сталелитейной промышленности, чем для судоремонтной, как и о том, что погибший советский корабль носил имя "Октябрьская Революция" и был линкором.
   Вице-адмиралу Владимиру Филипповичу Трибуцу за этот бой было присвоено звание Героя Советского Союза. Посмертно.
  

Герзе, лазарет I-го батальона 100-го горного полка

13 марта 1940 г., 17 часов 45 минут

  
   Осматривающий Кудрина штабсартц Рот был, судя по всему в прекрасном расположении духа, и даже напевал что-то себе под нос. Генка напряг слух, чтобы разобрать, что мурлычет себе под нос этот высокий мужчина в белом халате поверх формы, и с трудом, но разобрал:

Es steht ein kleines, kleines Edelweiss

auf einer steilen,steilen Felsenhoh!

Umgeben ist's von Schnee, ja Schnee und Eis,

das kleine Edel, Edelweiss. (6)

   Закончив мерить пульс, доктор поводил молоточком перед лицом пациента -- молодой человек уже знал, что за его движениями надо следить одними глазами, не поворачивая голову, и начал писать что-то в карте больного, продолжая мурлыкать песенку.

Ich grusse dich, mein Schatz, vergiss mich nicht, mein Schatz,

von einer steilen, steilen Felsenhoh, ja, Hoh!

Wo rauh der Bergwind weht, ein kleines Blumlein steht,

das kleine Edel, Edel, Edelweiss.

   Присутствовавшие в палате фон Берне, и еще один офицер, постарше, незнакомый Генке, но, видимо, самый-самый тут главный, настроение штабсартца не разделяли, хотя и особо мрачными их назвать тоже вряд ли было можно.
   -- Ну что там, Берко? -- не выдержал наконец Дитер. Гена, конечно, не понимал, о чем идет речь, хотя некоторые немецкие слова уже выучил, да и в школе именно этот язык изучал.
   -- Wir stehen auch auf vieser Felsenhоh... Что? -- оторвался от записей Рот. -- Нормально все, завтра выпишу.
   -- Попробовал бы ты не выписать. -- мрачно заметил майор Шранк. -- Послезавтра начинаем выдвижение, а тебе еще и свернуть лазарет надо.
   -- Было б что сворачивать, я его и развернуть полностью-то не успел. -- отмахнулся от командования штабсартц. -- Почти все как стояло упакованное, так и стоит.
   -- Вы поглядите, наш костоправ жалуется на отсутствие работы. -- ухмыльнулся фон Берне. -- Рот, у тебя пора изымать спирт. Delirium tremens (7) налицо.
   -- А я тебе клистир поставлю, паршивец ты эдакий. -- ласково пообещал медик, и, уже серьезно, добавил. -- И не жалуюсь я, а радуюсь, Димо. Последним спокойным денькам радуюсь. Скоро пойдет поток раненых турков с юга, а они у нас вроде бы как союзники. Придется их штопать, лечить, ночами не спать... Ну и прочие прелести полевого госпиталя, в виде специфических запахов и сдачи покойников похоронным командам тоже ожидаются. Это уже не говоря про всяких беженцев с дизентерией и иными похабными хворями. Ты бы, чем разевать роток на казенный спирт, лучше озаботился мальчику одёжкой. Его восстановлению не подлежит.
   -- Сделай ей операцию. -- буркнул Дитер.
   -- Да, с одеждой надо что-то решать. -- почесал в затылке Шранк. -- Не отправлять же нашего генерала танковойск голышом.
   -- И куда ты собрался его отправлять? -- криво ухмыльнулся медик. -- К туркам? Так им, поверь, будет не до него -- беженцев здесь, на севере, прибывает ежедневно. Лучше сразу пристрели пацана, чтоб не мучился.
   -- Вообще-то, он гражданин СССР. -- нахмурился майор.
   -- Не вижу в гавани череду кораблей, желающих отправится в Советскую Россию. -- парировал штабсартц.
   -- Сдадим в советское посольство. -- пожал плечами фон Берне.
   -- Ты сам-то веришь в то, что говоришь? -- майор выглядел все более и более озабоченным. -- Анкара со дня на день падет, да и мы от нее будем далековато. Однако, проблема. Не бросать же, действительно, белого мальчишку среди этих азиатов...
   -- А куда его девать, герр майор? -- Дитер подозрительно покосился на командира.
   -- Ты все правильно понял, оберлейтенант. -- кивнул тот. -- Забирай парня в свою роту, пускай помогает по хозяйству.
   -- А почему ко мне, а не к полевой кухне, например? -- возмутился фон Берне, которому такое "счастье" даром было не нужно.
   -- Потому что на кухне никто русского не знает. Как и в лазарете. -- отрезал Шранк. -- А у тебя Стетоскоп есть. И вообще, мы в ответе за тех кого приручили.
   -- Использовать в качестве аргумента стихи неприятеля... -- пробурчал командир второй роты, уже понимая, что избавится от Генки не удастся.
   -- У врага тоже не грех поучиться. -- авторитетно заметил майор. -- И вообще, это приказ. Завтра пускай твой Бюндель отведет мальчика на склад и поможет перешить форму под его рост. Парень тощенький, но длинный, что ни будь Зюсс для него найдет.
   Рот чуть заметно улыбнулся. Хайнрих, его младший брат, был сейчас в том же возрасте, что и этот русский мальчик. Кто знает, как повернется война? Может и о малыше Хайнцеле кто так же позаботится, если что?
  

Герзе, склад амуниции I-го батальона 100-го горного полка

14 марта 1940 г., 09 часов 12 минут

  
   -- А, явились, разорители. -- добродушно усмехнулся интендант Конрад Зюсс, вошедшим Бюнделю и, облаченному в больничную пижаму (явно слишком большую для него), Кудрину.
   Несмотря на свою явно еврейскую фамилию, засвеченную даже в недавнем фильме студии UFA, (8) был интендант настоящей белокурой бестией: светловолосый, сероглазый, ладно сложенный, подтянутый... Только вот ростом не удался. Изрядно не удался, надо сказать -- всего на полголовы выше Генки он был.
   -- Ну-с, -- Зюсс поднялся из-за конторки, -- что ж мы тут имеем?
   Интендант смерил Генку задумчивым взглядом.
   -- Сложно будет. Себе-то я форму на заказ шью... Бюндель, давайте-ка, ведите вашего подопечного в каптерку, попробуем что-то подобрать.
   Оберягер чуть поморщился. Раздосадованный свалившийся заботой -- когда можно будет передать парня советским танкистам, да и удастся ли это вообще, было неизвестно -- фон Берне перепоручил паренька именно ему, с наказом выучить Генку говорить по-немецки в кратчайшие сроки. Но сначала -- обмундировать.
   Первым делом интендант озаботился Генкиной обувью.
   -- Нога... Нога хорошая. -- задумчиво пробормотал он. -- Вырастет, и будет, как говорил один мой советский коллега, sorok p`atiy, rastoptatiy, na bosu nogu fig nalezet...
   Кудрин от удивления выпучил глаза, и тут же получил на примерку носки и горные ботинки.
   -- Пускай пока меряет. -- скомандовал Зюсс Бюнделю и полез куда-то на верхние полки. -- А я пока поищу форму для таких кабызохов, как мы с этим мальчиком. Где-то было, где-то было...
   Зюсс, в отличие от большинства невысоких людей, комплексом Наполеона не страдал (и не наслаждался им тоже). К доставшемуся ему от Бога росту он относился со здоровой самоиронией, развившейся за прожитые годы в отменное чувство юмора.
   -- Так, это не то... Это тоже не то... А это откуда, интересно? Вот! Нашел! Держите, оберягер. -- интендант вручил Курту какой-то тюк и начал спускаться вниз. -- Как ботинки? Подошли?
   -- Как на него шили. -- совершенно искренне ответил Бюндель. Ботинки и впрямь сидели на ноге как всегда там были.
   -- С таким глазомером стоило идти в снайпера. -- хмыкнул Зюсс, забирая тюк обратно, и вываливая из него вещи на стол. -- Жаль, что когда я стреляю, опасность грозит кому угодно, кроме врага.
   В течение следующей четверти часа Генка стал счастливым обладателем двух комплектов униформы, нескольких -- как-то не додумался он посчитать, скольких именно, -- комплектов белья, форменной кепи с альпинистскими очками, егерской куртки, ранца, лопаты, ножа, каски, альпенштока, фляги, ремня с портупеей и кучи разной полезной мелочи.
   -- Ну-с, вроде все. -- Зюсс внимательно осмотрел выданное. -- Кажется, ничего не забыли. Вот, пускай распишется за получение.
   Бюндель подвинул накладную к Генке:
   -- Подпьисывай, парьень. -- сказал он.
   -- А... что писать-то?
   -- Как что? Имья и фамилию -- Гейнц Гудериан.
  

Северная Турция, дорога между рекой Кызылырман и городом Чельтек

15 марта 1940 г., 19 часов 01 минута

   Пара турецких PZL P.24C сделала левый поворот, и направилась на юго-запад, вдоль русла Кызылырмана. Генка проводил аэропланы тоскливым взглядом, и тяжко вздохнув, пробормотал под нос:

Дывлюсь я на небо, та й думку гадаю,

Чому я не сокiл, чому не лiтаю... (9)

   -- Что? -- спросил шедший рядом Курт. -- Я не понял.
   -- Это не по-русски, это по-украински. -- отозвался парень. -- Стихи.
   -- Да? И о чем?
   -- О том, что людям летать хочется. -- вздохнул Гена.
   -- Это правда. -- согласился Бюндель. -- Я не прочь летать. Или хотя бы ездить, потому что ноги уже отваливаются.
   Генка вздохнул еще раз. Хотя половину сегодняшнего марша он и проделал в телеге, но тоже сильно устал.
   Нет, жаловаться на жизнь он не собирался. С чего бы жаловаться-то? Подобрали, выходили, кормят от пуза, одежду вон новую дали. Да какую! Ребята из интерната удавились бы от зависти -- самнастоящая военная форма, с всамделишними нашивками и значками, каска военная, ранец, а обувь такая, что ему и не снилась раньше -- прочная, удобная и красивая. Ну, сказали, что будет по хозяйству помогать, так он, Генка не барчук какой, нахлебником быть не привык. Ребята в роте веселые, он их уже немного понимает. Подшучивают над ним, конечно, смеются, когда он по-немецки пытается говорить, но все это без злобы, без раздражения. Прям как будто старшие братья. Целая рота старших братьев, ага.
   В казарме их и впрямь встретили весело, с хохмочками и улюлюканьем.
   -- Герр Стетоскоп, вас назначили нянькой?
   -- У-у-у-у, братцы, пополнение прибыло. Зверь! Теперь точно англичан и французов разобьем!
   -- Господа, есть предложение назначить новичка пулеметчиком.
   -- Что пулеметчиком? Такой богатырь целую горную пушку утащит без проблем!
   -- Все б вам зубы скалить, козлы горные. -- прервал бурю эмоций оберфельдфебель Рольф Фишер, выразительно нахмурив густые косматые брови. -- Пока мы его русским вернуть не сможем, он считается полноценным бойцом Вермахта, и спрос с него будет такой же, что и с вас.
   -- Что, и по физподготовке тоже? -- изумился фельдфебель Шварц, и с озабоченным выражением лица потрогал лоб товарища ладонью. -- Так и есть, горячечный бред.
   -- Насчет физподготовки, это дело наживное, а вот форма у бойца должна быть в порядке! -- отрезал оберфельдфебель. -- Всё в человеке должно быть прекрасно, особенно подворотничок, состояние вверенной амуниции и строевой шаг. Взвод, слушай мою команду! Привести кандидата в егеря Гудериана в надлежащий вид и рассказать смысл основных команд! Срок исполнения -- до обеда. Потому что после обеда у нас ревизия того, что мы забыли в казармах, с последующей загрузкой забытого в гужевой транспорт. Приступать.
   -- Яволь! -- с хохотом отозвались несколько бойцов.
   Несмотря на грозный внешний вид, характеризуемый лучше всего словосочетанием "русский медведь" (то, что медведь был вполне немецким на ассоциацию отчего-то ни у кого и никогда не влияло), Фишер был человеком добрейшей души, что подчиненные давно знали. Противоречить, или, не дай Бог, не выполнить его распоряжение, правда, давно уже никто не пытался, поскольку от расстройства тот мог и стукнуть несильно... по его меркам, однако ж и заботился о егерях своего взвода он словно отец родной. Так что грозный рык "Папаши Браунбёра", от которого так оробел Генка, никого не обманул. С шуточками, прибаутками и применением всех известных русских слов, парню помогли подогнать форму по фигуре, подтянуть всё что надо, и подшить то, что необходимо. К обеду, совместными усилиями, Кудрин выглядел как эталон бойца дивизии "Эдельвейс", только шибко уж некрупный.
   Как и обещал Фишер, после сытного обеда и до самого ужина весь батальон занимался тем, что таскал круглое и катал квадратное -- сколь ни мало такое подразделение, как батальон, имущества даже у него неожиданно много, и все его, при смене места дислокации, надо либо сломать, либо потерять. Исключительно для того, чтобы добрейший герр Зюсс мог проявить чудеса изворотливости, его списывая.
   Выдвижение на Чельтек начали утром следующего дня, сразу после завтрака. Двигались не особо спешно, поскольку дороги были забиты движущимися туда же турецкими, и начавшими прибывать румынскими солдатами из 16-ой пехотной дивизии. Кроме того, фраза про отсутствие дорог и наличие направлений, как выяснилось, применима не только к СССР, но и к Турции, причем ничуть не в меньшей степени.
   В место назначение егеря прибыли уже затемно.
  

Чельтек, временный штаб округа

16 марта 1940 г., 08 часов 10 минут

   -- С сожалением сообщаю вам, господа, о полном разгроме наших войск под Анкарой. -- произнес полковник Февси, исполняющий обязанности начальника военного округа. -- Вчера, в одиннадцать часов ночи, остатки Стамбульского резервного корпуса, 202-го тяжелого артиллерийского полка, 12-ой, 17-ой пехотной и Люлебургазской мотомеханизированной дивизий капитулировали под Кулу. Противнику открыта дорога на столицу.
   Большая часть присутствующих на совещании офицеров -- и турецких, и румынских, и немецких, была уже в курсе сего прискорбного события. Однако, надежда, в данном случае, надежда на ошибку штабистов и связистов, умирает последней, причем страшной и мучительной смертью.
   Некоторое время в кабинете стояла мертвая тишина.
   -- Но, господа, надо что-то делать. -- наконец высказался локотенант супрем Флорин Матей.
   Спорить с румынским старлеем никто не стал. Потому как, с одной стороны, делать что-то и впрямь надо, а с другой -- совершенно непонятно что.
   -- Наше выдвижение под Анкару теряет всякий смысл. -- негромко заметил майор Шранк. -- Имеющиеся у нас силы не тянут даже на полнокровную дивизию. При всем моем уважении к личным достоинствам полковника Февси, его резервистов разгонят в первом же бою. Нет тяжелых вооружений, личный состав не обучен... Нет, господа, я не сомневаюсь в личном мужестве турецкого ополчения, но этого личного мужества для победы в современной войне недостаточно. Тяжелое вооружение Шестнадцатой пехотной дивизии, как и большая часть личного состава, также еще не прибыли. С учетом полного контроля Новой Антантой Анатолийского плоскогорья, доставка сил союзников по морю будет чересчур опасна. Транспортные корабли уязвимы к авианалетам, а Советский Черноморский флот, и флот Республики Турция не в состоянии прикрыть большие массы транспортов зенитным огнем. Вывод однозначен -- необходимо налаживать оборону перевалов.
   -- Мы сможем прикрыть высадку как румын, так и советских танков. -- надменно-пренебрежительно произнес незнакомый Шранку майор в форме турецких авиаторов.
   Сидевший рядом с ним капитан, в форме ВВС Югославии согласно кивнул:
   -- Сейчас на Ближневосточный ТВД перебрасываются большие массы авиации. Нет никаких сомнений в том, что воздушное господство франко-английской авиации будет утрачено в ближайшие дни.
   -- Вы, господа, как желаете, а у меня приказ занять один конкретно взятый перевал. -- майор Шранк нахмурился. Труса праздновать не хотелось, а лезть в наступление было безумием. -- Его я исполню. И удерживать перевал буду, до последнего солдата. Насчет всего остального же -- увольте. Самоубийц выпускают из других учебных заведений.
  

Французская авиабаза "Раяк" (Сирия)

16 марта 1940 г., 08 часов 15 минут

  
   -- Стойте! Да держите же вы его! Гастингс, успокойтесь! Дайте ему в морду, господа! Да что такое?!! Дайте еще раз!
   Подполковник Джонсен вырвал из рук капитана и револьвер, и телеграмму.
   -- Что вы задумали, молодой человек? Какое вы имеете право, во время войны!..
   -- Прочтите! -- выкрикнул его визави.
   Подполковник вскинул бумагу, расправляя её перед своим лицом, и смертельно побледнел.
   Дорогой сын.
   Никогда не думал, что ты, выбрав карьеру военного, станешь героем потопления судна с детьми из советского интерната, о чем нынче голосят все мировые радиостанции. Я в тебе крайне разочарован.
   Искренне любящий тебя, твой отец.
   -- Всем покинуть помещение, кроме Гастингса!
   Джонсен прикрыл глаза.
   -- Вы же не были виноваты... вы не знали... -- прошептал он, возвращая револьвер, и вышел. Миг спустя в комнате раздался выстрел.
  

Лондон, Воксхолл-кросс, 85

16 марта 1940 г., 12 часов 00 минут

  
   "Бомммм... Бомммм...", начали отбивать полдень старые напольные часы, свидетели блистательного правления королевы Виктории.
   Глава Секретной Разведывательной Службы, Стюарт Мензис, устало потер глаза и откинулся на спинку своего кресла. Сложившаяся ситуация не радовала.
   Как, казалось бы, все шло хорошо. Дипломаты торжествующе рапортовали об успешно идущих переговорах с Гитлером, о том, что этот выскочка готов радостно воевать за интересы Великобритании, как, впрочем, и Польша с Францией, шла активная засылка агентуры и поставка оружия на территорию СССР, японцы, казалось бы, уже готовы были вновь пощупать подбрюшье влезшей в войну с финнами советской державы, к чему их усиленно подталкивали тупоголовые янки... А повернулось вон оно как. Турция до сих пор не разгромлена, хотя столица ее и взята, и, более того, там уже несколько часов как действует правительство заранее подготовленных марионеток, что уж говорить об остальном?
   И ведь ясно теперь, что Гитлер заранее готовился воевать не с Советским Союзом, а профукали -- да что там, просрали! -- его подготовку к войне. Откуда, спрашивается, на коммуникациях Атлантического океана взялись все эти немецкие подводные лодки? Чья недоработка? Ваша, мистер Мензис. Почему турки, если и не знали, то точно догадывались о том, что их поддержат и Италия, и Германия, и вся Балканская шелупонь, кроме Греции, а SIS об этом не сном не духом? Чья недоработка? Ваша, мистер Мензис. И наконец...
   Стюарт Мензис взял распечатку, с текстом нескольких перехваченных MI8 (10) радиограмм германских штабов.
   Наконец, что делает в Турции командир XIX-го корпуса Вермахта, Гудериан? Означает ли это, что Гитлер не повторит "План Шлиффена", а твердо решил разобраться сначала в ближневосточных делах? И, если да, то каковы будут его взаимоотношения со Сталиным? А если нет? Что все это означает? Что?
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

19 марта 1940 г., 10 часов 12 минут

  
   В 37-и километрах к западу от Амасьи, древней столицы Понтийского царства, находится город Мерзифон, родина Святой Варвары Илиопольской. Когда-то он знавал куда как лучшие времена. В начале XX-го века это был греко-армяно-турецкий город, и насчитывал он 20 000 жителей из которых 12 000 были греками, однако во время Великой Войны турки изрядно проредили немусульманское население в своей стране, а после греко-турецкой войны и оставшимся в этих краях потомкам эллинов пришлось поспешно уносить ноги. Город пришел в упадок, однако по прежнему находился на стратегически важном пересечении дорог, а оттого нуждался в обороне.
   На защиту рожденной здесь святой и покровительницы от внезапной смерти майор Макс-Гюнтер Шранк правда, не особо рассчитывал, больше полагаясь на маскировку, наблюдателей и зенитные расчеты, на исторические же достопримечательности ему нынче и вовсе было глубоко наплевать. Что его и впрямь сейчас интересовало, так это как, при отсутствии должного количества мин, взрывчатки и при полном отсутствии горной техники и рабочих укрепить эту чертову дорогу, и сможет ли он в этаких эрзац-укреплених продержаться до подхода советских танков. Положительный ответ на второй вопрос вызывал серьезные сомнения. Идиот Февси все же настоял на военном совете на наступлении в сторону турецкой столицы, хотя большинство его офицеров выражали серьезные сомнения в его целесообразности. Вот кто ни в чем не сомневался, так это румыны, хотя Шранк никак не мог взять в голову причину такой их самоуверенности. Насколько помнил герр майор, самостоятельно румыны побед не одерживали со времен этого их князя... про которого еще писал тот ирландец, Стокер... и кино про него еще в 31-м снимали... Дракула! Короче говоря -- самостоятельно не побеждали румыны в сражениях ну очень давно. А с учетом того, что тот самый Дракула и в истории, и в книге, и в фильме закончил плохо, Шранк, на месте румын, поостерегся бы полагаться на такого предка в своих чаяньях победы.
   Однако, куда там! Рванули вперед так, что аж пятки засверкали, и пыль стояла над дорогой столбом -- ни русских не дождались, ни даже полной доставки дивизии в Турцию. Все ж таки, что не говори, а этот генерал Чего-то-там-леску дурак первостатейный.
   Майор оглядел фронт работ. Наступление на нем продвинулось едва-едва.
  

Окрестности города Берхтесгаден, шале Бергхов

19 марта 1940 г., 10 часов 30 минут

  
   -- Присаживайтесь, Герман, присаживайтесь. -- Адольф Гитлер улыбнулся, указывая на стул среднего роста мужчине с серо-зелеными глазами, коротким ежиком седых волос и тонкими, наполовину седыми же, бровями.
   Среднего роста, уже далеко немолодой, посетитель рейхсканцлера совсем не производил впечатления старика. Форма генерала пехотных войск, украшенная шестью орденами, включая турецкий, австрийский и болгарский, а также нашивкой за ранение, сидела на нем как на юноше, а лицо, если не считать две глубокие складки, начинавшиеся у переносицы и тянувшиеся едва не до середины лба, было практически лишено морщин. Вернее, морщины были, но заметны они становились лишь тогда, когда этот человек улыбался или смеялся, чего тот, в настоящее время делать намерен совершенно не был. Что могло выдать его возраст -- так это руки: старческие, сухие, костлявые. Но в настоящий момент они были скрыты форменными офицерскими перчатками, и в целом этот человек создавал впечатление подтянутого моложавого мужчины сорока-сорока пяти лет.
   Дождавшись, когда гость опустится на указанное ему место, Гитлер продолжил:
   -- Скажите, что вы думаете о ходе кампании в Турции?
   -- Честно говоря, мой Фюрер, я думаю, что дела там идут крайне неважнецки. -- ответствовал генерал. -- Но почему вы интересуетесь именно моим мнением?
   Рейхсканцлер помолчал несколько секунд.
   -- Потому, что я считаю также, и у меня будет к вам одна... просьба. Именно просьба. Но сначала, я хотел бы услышать ваше развернутое мнение о перспективах турецкой кампании.
   Теперь пришло время на несколько секунд задуматься посетителю.
   -- Как я понимаю, после падения Анкары, Инёню намерен продолжать сопротивление?
   -- Да. -- кивнул Гитлер. -- Вы понимаете совершенно точно.
   -- Ну что ж... -- генерал кинул взгляд на карты, висящие на стене кабинета, поднялся со своего места, и проследовал к изображению Турции. -- Бомбардировка нефтяных месторождений СССР была ничем иным, как подготовкой вторжения на Кавказ, для контроля за его ресурсами. С утратой этого региона, Советский Союз лишится большей части нефти, и вынужден будет выйти из войны. Закупать ее ему будет просто негде -- нам самим румынской нефти едва хватает, а ливийские месторождения еще не начали давать "кровь войны", США не продадут ни барреля, а с Францией и Англией Сталин в войне. Поэтому первостепенной целью франко-британского командования является именно Кавказ. В этом нет, и не может быть ни малейших сомнений -- балканские страны не имеют ни количественно, ни качественно тех армии и флота, что имеются у СССР, сами по себе они не представляют угрозы интересам Франции и Англии. Советский Союз же... Если я не ошибаюсь, в составе его Черноморского флота имеется линкор, пять крейсеров и три дивизиона эсминцев. Вкупе с двумя дивизионами U-ботов это довольно значительные силы. Некоторое количество эсминцев и субмарин есть у Болгарии, Румынии и Турции, причем турецкие подводники уже умудрились потопить британский крейсер "Ковентри", да и "Гебен", прошу прощения -- давно уже "Явуз Селим"...
   -- У румын два вспомогательных крейсера, семь миноносцев и эсминцев, один U-бот, не считая мелочи. -- заметил Гитлер, сверившись с каким-то документом в лежащей перед ним открытой папке. -- У болгар и того меньше. Но, вы правы, они готовы поддержать Турцию и этой рухлядью тоже. Более того, Румыния и Венгрия даже дунайские флотилии готовят к отправке, хотя где они будут их применять -- ума не приложу. Турецкие реки для таких кораблей, мягко говоря, приспособлены слабо. Но я перебил вас, продолжайте, Герман.
   -- Да, мой Фюрер. Итак, действия советско-турецкого флота на Средиземном море осложнят Средиземноморской эскадре Великобритании борьбу с итальянским флотом, а если Сталин, Муссолини и Инёню смогут согласовать действия на море должным образом, то положение Роял Нэви на этом театре военных действий может стать и вовсе шатким. Конечно, я не моряк, но полагаю, что гросс-адмирал Рёдер поддержит мои выкладки.
   -- Уже поддержал, -- кивнул Гитлер, -- продолжайте.
   -- Но даже если отбросить это обстоятельство, или предположить скорый разгром флота Королевства Италия, наступление на Кавказ для Вейгана и О`Коннора невозможно до разгрома западной группы войск Турции и союзников. Нет сомнений, сейчас вторжение в СССР для англо-французов было бы особенно легким. Кавказ полыхает восстаниями, для подавления которых РККА приходится идти и на крайне жесткие меры, и франко-британцы, вероятно, будут приняты местным населением как освободители. Но, оставив достаточное количество войск для сдерживания на западе, им не хватит сил, для наступления на востоке, по крайней мере -- в Советском Союзе. Кроме того, Инёню сможет перебросить часть своих резервов избиваемой восточной группе армий, используя транспортные суда и Причерноморское побережье. И наоборот -- тем же путем, но с востока на запад, вполне может быть переброшена часть войск. Из этого имеется лишь один вывод -- противник должен расчленить Турцию на две части и выйти к Черному морю, чтобы действиями авиации предотвратить помощь одной группировке другой. Решив эту задачу, неприятель может наступать, причем ему вовсе незачем идти на Стамбул. Овладев Эскишехиром, французы и англичане, -- по крайней мере на их месте я бы поступил так, -- ударят на Измир и Бурсу. После их падения, судьба западной группировки будет решена. Много через Дарданеллы, когда тебе в спину дышат вражеские солдаты, не эвакуируешь, ну а если еще и Греция вступит в войну на стороне Англии и Франции...
   Генерал покачал головой.
   -- Не сомневаюсь, что в этом случае восточная группировка почтет за лучшее признать власть марионеточного режима в Анкаре.
   -- Ну, хорошо. -- произнес рейхсканцлер и, по совместительству, рейхспрезидент. -- А куда, по-вашему, они ударят, чтобы рассечь Турцию?
   Его собеседник задумчиво поглядел на карту.
   -- По большому счету, есть три варианта: на Зонгулдак, на Инеболу и на Самсун. Тактически, второй вариант лучше, поскольку позволяет повторить бомбардировки Одессы с меньшим расходом горючего, однако дороги к нему от Анкары далеко не так удобны, как по двум остальным направлениям. Захват Зонгулдака создаст угрозу для Стамбула. Это облегчит взятие Эскишехира, поскольку часть войск будет переброшена на стамбульское направление, но туда довольно просто перекинуть подкрепления, да и спасется при разгроме западной группы куда как больше войск. Самсун же находится в самом центре Турции, его сложно снабжать, иначе как по морю, войск там мало и, в основном, это резервисты... Я бы ударил туда, с последующим захватом Синопа. Он на полуострове, оттуда тоже можно неплохо действовать авиацией.
   -- Резонно. -- вздохнул Гитлер. -- Ваши выводы почти стопроцентно совпадают с выводами ОКВ (11) и Генерального Штаба.
   Адольф, урожденный Шикельгрубер, поднялся со своего места, где внимал речи своего визави, подошел к нему, и остановился.
   -- Итак, насчет моей просьбы, Герман. -- рейхсканцлер помолчал. -- Я знаю, что вы планировали для себя участие в разгроме Франции возглавляя собственный танковый корпус, но в сложившейся обстановке я прошу вас отказаться от этого предприятия, и принять роль командующего войсками в Западной Турции.
   -- Но... у нас там, в основном, авиация, мой Фюрер. Я весьма польщен, но это все же несколько не по моей части. Почему я, а не кто-то из ведомства Геринга?
   -- Ну, вы скромничаете. -- улыбнулся Гитлер. -- Насколько я помню, с октября шестнадцатого и по август восемнадцатого года вы служили в штабе военно-воздушных сил Германии.
   -- О, когда это было, герр рейхсканцлер?
   -- Тогда же, когда Геринг воевал в воздухе. -- спокойно ответил Гитлер. -- Кроме того, мы уже провели консультации с союзниками, они готовы подчинить все имеющиеся войска в западной Турции нашему, немецкому генералу. Да и некоторое количество сил из состава ОКХ планируется отрядить именно туда. Так что вы мне ответите, на мою просьбу, генерал-полковник Гот?
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

19 марта 1940 г., 11 часов 57 минут

  
   Макс-Гюнтер Шранк вышел из палатки радистов, и мрачным взглядом уставился на стоящего неподалеку фон Берне.
   -- С-союзн-нички... -- зло, сквозь зубы, процедил майор.
   -- Что, нас опять передислоцируют? -- удивился оберлейтенант. -- Теперь куда? На Кавказ?
   -- Шуточки все шутишь? -- у Шранка дернулась щека. -- Ну-ну. Шути. Я погляжу, как ты будешь шутить, когда тут будет неприятель. А будет он скоро.
   -- Да что случилось-то, герр майор? -- опешил от этакой резкой отповеди Дитер.
   -- А ничего хорошего. -- отрезал комбат. -- Турки с румынами налетели на врага под Чорумом. Хотя... Скорее это на них налетели. Развернутыми порядками на колонну. Кого сразу танками не раскатали, те пытаются оборону организовать. В общем, избиение младенцев там сейчас происходит. Дэскелеску (12) убит, Февси тяжело ранен... Эти героические военачальники умудрились оказаться в самом авангарде колонны. Личным примером войска воодушевляли. Воодушевили, иху мать!
   -- А кто ж там сейчас командует? -- изумился фон Берне.
   -- Хороший вопрос, оберлейтенант. -- Шранк зло сплюнул и извлек из нагрудного кармана портсигар. -- Не знаю. Похоже, что никто не командует. В эфире сейчас сплошные призывы о помощи и противоречивые приказы на турецком и румынском языках.
   -- Значит, скоро начнут драпать. -- мрачно заключил командир второй роты.
   -- Они бы может и рады. -- майор прихватил губами папироску и начал хлопать себя по карманам, разыскивая спички. -- Только тылов у них тоже уже нет. Франко-британская авиация оч-чень плотно по хвосту колонны сейчас работает.
   -- А... наша авиация?
   -- Была. -- Шранк наконец обнаружил искомое и закурил. -- Цельных шесть румынских Не. 112 и два IAR-80, да пара турецких PZL P.24. Половина из них сейчас догорает на земле, вторая половина героически удрала. А ты чего ожидал, Дитер? Что их прикрывать целый воздушный флот пошлют? Так что, вскорости жди в гости супостата. Турок, и тех румын, что успели отправиться на юг, раскатают до конца дня.
   -- До конца дня? Почти полную дивизию турок и полдивизии румын? -- усомнился фон Берне.
   Майор, попыхивая папиросой, поглядел на него с легким прищуром.
   -- Хочешь пари? -- спросил он.
  

Центральная Турция, между горой Готрак и озером Эбер

19 марта 1940 г., 13 часов 41 минута

  
   Авиаторы устроили в воздухе смертельную пляску, полосуя небеса огненными трассами очередей. Турки, венгры, румыны, югославы и русские отчаянно рвались к бомбардировщикам и штурмовикам врага. Большая часть англо-французских бомбовозов вынуждена была отвернуть обратно, не особо полагаясь на истребители сопровождения, и только два французских Pz-633 смогли сбросить свой груз на позиции оборонявшихся.
   Едва улеглась пыль от взрывов бомб (не так чтоб очень точно легших на позиции 1-ой моторизированной бригады Венгрии, державшую оборону на этом участке, но и не то, чтобы совсем оставившие ее без потерь в личном составе), как на вершине расположенного в километре от окопов пригорка неторопливо начали появляться танки врага: один Mk.VI "Crusader", один французский AMC 34, два Mk V "Covenanter", пять Mk VII "Tetrarch" и четыре пулеметных двубашенных Vickers Mk E. Последние были покрашены в камуфляж как-то наспех, и из-под него явственно проглядывали опознавательные знаки Вооруженных Сил Бразилии -- президент Ваграс, заимев от Германии недостроенный "Лютцов", решил озаботиться вооружением и сухопутных сил. Увы, получить свой заказ в два десятка "Виккерс-шеститонный" ему было не суждено из-за начавшейся войны.
   Для стрельбы из танковых пулеметов, да еще на ходу, было далековато, однако то один, то другой из танков, двинувшихся вперед, периодически останавливался на три-пять секунд, глухо ухало башенное орудие, и в расположении венгров, когда с перелетом, когда с недолетом, а иной раз и точно в траншее, с грохотом вспухал невысокий столб земли и огня. Двигающиеся под прикрытием брони британские пехотинцы тоже реденько постреливали из винтовок в сторону врага, но в целом предпочитали не высовываться.
   В ответ замолотили 20-мм противотанковые пушки, на такой дистанции также малоэффективные. Во-первых, в движущийся, пусть даже и неторопливо, танк надо было еще попасть. Во-вторых, танковую броню еще надо было и пробить. И пускай из всех наступающих машин нормальным бронированием мог похвалиться один лишь Crusader, с километровой дистанции взять лобовую броню танков для "колотушек" было практически нереально. Пехоте же бронебойные снаряды и вовсе не могли причинить ни малейшего ущерба.
   В теории, наверное, артиллеристам это было известно. Однако, когда на тебя движется бронированная махина, да еще и стреляет, о теории как-то редко вспоминают. К тому же, венгерские противотанкисты не имели ни малейшего боевого опыта применения своих орудий. Командование сказало, что пушка противотанковая -- значит танки подбивать должна, и никаких гвоздей!
   Впрочем, совсем неэффективным огонь артиллерии назвать было нельзя. Одному из расчетов все же удалось выцелить Vickers, и точным выстрелом перебить ему трак. Механик-водитель не успел среагировать, его машину развернуло бортом, чем воспользовались еще два расчета, быстро наделав в бочине танка несколько аккуратных дырочек.
   Успех, этот, впрочем, для венгров был единственным, зато демаскировал позиции их артиллерии, которая безжалостно подавлялась сначала артиллерийским, а метров с пятисот и пулеметным огнем танков.
   Где-то в тылу зачихали проснувшиеся наконец минометы, однако большинство их снарядов легло с существенным перелетом, а пара упавших между танками мин не вывела из строя и дюжины "томми", не говоря уже о каком-то вреде танкам. Не считать же за таковой оцарапанную краску? Бронированные машины все надвигались и надвигались на траншеи. Несколько человек из обороняющихся уже кинулись бежать, бросив оружие (почти всех их беспощадно скосили короткими пулеметными очередями), да и остальные, казалось бы, вот-вот в панике совершат, что называется, максимально поспешную ретираду, и вот, когда судьба всей обороны этого важнейшего участка висела на волоске, из густого колючего кустарника, расположенного на левом фланге наступавших, взревев моторами, вылетели два танка -- Landsverk L-60 шведского производства и чешский Т-21 -- оба с опознавательными знаками венгерской армии, -- а так же восемь бронированных конструкций, которые франко-британцы, впоследствии, метко "окрестили" как "гробы с башнями". (13) Ураганный огонь 37-мм и 20-мм башенных орудий с каких-то двух сотен метров был, пускай и не смертоносен, но довольно эффективен: в первую же минуту встали и загорелись AMC 34, по два Tetrarch`а и Vickers, а пулеметный огонь боевых машин отсекал от танков британскую пехоту.
   Впрочем, англичане не растерялись, открыв ответный огонь, и даже вновь участившаяся стрельба воодушевленных подмогой уцелевших противотанкистов, не помешала сынам Туманного Альбиона в следующие пять минут сжечь три "гроба" и, направленный на испытание в боевых условиях, Т-21, который, после провала переговоров с румынами, фирма "Шкода" надеялась серийно всучить венграм. Еще несколько минут скоротечного боя, когда венгерская техника, огрызаясь, пятилась обратно, стоил оборонявшимся еще двух бронеавтомобилей и, замершего у самого кустарника, откуда происходила атака, L-60 (после боя его эвакуировали в тыл и успешно починили). У англичан огнем ПТО и башенных орудий были уничтожены лишь Covenanter и Vickers, однако серьезные потери в живой силе, понесенные во время неожиданной контратаки, принудили их отказаться от продолжения нападения и отступить. Тем более, что в тылу обороняющихся показалось несколько 38M "Toldi". Тех же самых Landsverk L-60, по сути своей, только несколько переработанных венгерскими конструкторами под нужды их армии.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

19 марта 1940 г., 14 часов 25 минут

  
   Война войной, а обед по распорядку -- эту нехитрую солдатскую мудрость озвучил Генке Бюндель, когда егеря, неожиданно для Кудрина, побросав все дела потянулись к подъехавшей полевой кухне.
   -- А разве не надо ждать приказа на получение пищи? -- удивился мальчик, но взял посуду, ложку, и тоже двинулся к раздаче.
   -- Ну, когда в казарме, коньечно надо. -- пожал плечами оберягер. -- А в боевой обстановке, какой же дурак будет устраив`ать построеньия и водить на обьед строем? А если авианалет? Вон, погльяди, Гейнц. -- Курт ткнул рукой куда-то в сторону. -- Набльюдателей за ньебом никто с позиций не снимал. Сейчас поедим, и их сменьим. Наша с тобой очерьедь дежурьить.
   -- Als die Steine zu schleppen. -- заметил Гена. Разговорный немецкий он усваивал быстро, хотя на сложных словах все еще запинался.
   -- Du hast recht. (14) -- ответил горнострелок.
   Первого, что вызвало среди солдат некоторое неудовольствие, повара не привезли, зато каши, жирной, с большим количеством крупных кусков мяса, дюжий бешлагмайстер, стоящий на раздаче, наваливал от души.
   -- Wohin? -- аж поперхнулся Генка, когда в его котелке оказался полный, с горкой, черпак каши. -- Ich kann nicht soviel essen!
   -- Wer frist viel, den wird General, Junge! -- хохотнул кашевар. -- Der Folgende! (15)
   -- Я же лопну. -- пробурчал парень, отходя от полевой кухни.
   -- Не дьелай этого рядом со мной, Гейнц. -- хохотнул Бюндель. -- Не люблью стирать.
   -- Твою форму после сегодняшнего все равно уже ничем не отстираешь, Курт. -- парировал Кудрин, и показал оберягеру язык.
   Форма у егерей, за полдня работы, и впрямь была пропылена до состояния половичка, не один год пролежавшего на пороге дома.
   Свою неспособность справится с таким количеством еды, он, правда несколько преувеличил. Влезло все -- удивительно вкусной уж каша оказалась, совсем не похожей на то, чем кормили в приюте. Нет, там, конечно, тоже не помои давали, но такой вкусноты как-то не попадалось.
   -- Hast du aless gegessen? (16) -- дружелюбно поинтересовался Бюндель полчаса спустя.
   -- Ыхы. -- Генка сидел и отдувался. -- Глаза боятся, ложка делает. Наелся до опышки... Уф. Прям как дурак на первый день Пасхи, чес-слово.
   Несколько мгновений оберягер переводил для себя этот словесный пассаж, а потом задорно расхохотался.
   -- У русских очьень образный язык. Встать-то сможешь?
   -- По... ох... попробую, герр оберягер.
   -- Пойдьем уж, обжора. -- хмыкнул его наставник, и вручил парню бинокль. -- Будьем учить тьебя военному ремеслу. Ну и немецкому, заодно, а то Папаша Браунбёр обещьял с мьенья шкуру содрать за твое знание языка.
  

Окрестности города Чорум (Турция)

19 марта 1940 г., 14 часов 57 минут

  
   Аджьюдан Луи Готье резво, насколько позволяли местность и двигатель танка, объехал подбитый D1B, и направил свой R 39 прямо на вражеское противотанковое орудие. В тот же момент в башне заколотил спаренный с орудием 7,5-мм "Mitrailleuse mle 1931" -- надежный, смертоносный "Рейбель", (17) -- командир машины, аспирант Дюбуа, слыл стрелком не столько лихим, сколько метким, так что, Луи ни минуты не сомневался в том, что тот набьет больше турок, чем пулеметчики наступающей рядом Renault UE Chenillette и двух британских Universal Carrier. Тем более, что танкетки, по причине слабого бронирования, в лидеры особо и не рвались.
   Последний раз гагахнула противотанковая 47-мм пушка, безбожно промазала мимо танка, и больше беспокойства французскому механику-водителю не доставляла. Аджьюдан был уверен в своем командире совсем не напрасно.
   -- Вперед, Готье! -- прокричал Дюбуа. -- Вперед! Сейчас мы их!.. А это что за хреновина?!!
   Из-за пригорка, прямо по курсу, появилось нечто страшное, горбатенькое, и тихоходное, но с опознавательными знаками румынских вооруженных сил и тремя пулеметами.
   -- Бронированный верблюд, мсье аспирант! -- отозвался Луи, разглядевший вражеский OA vz.27 в смотровую щель.
   -- А вот мы сейчас глянем, насколько он бронированный. Стой. -- прорычал Дюбуа, наводя башенное орудие на уродливое детище чешского Škoda Holding. -- Откуда ж у них все время подкрепления лезут?
   Замершая на месте боевая машина рявкнула в сторону бронеавтомобиля башенной 37-мм SA38, и аспирант, с уже гораздо большим удовлетворением, добавил:
   -- Где ж мы их всех хоронить-то будем?
   Стрелял он метко не только из пулемета.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

19 марта 1940 г., 16 часов 12 минут

  
   -- А чего майор сегодня злой такой? -- поинтересовался Генка у Бюнделя.
   -- Так веселиться ему, вроде бы, не с чего. -- пожал плечами тот. -- Помнишь, мимо нас, на юг, турецкие и румынские колонны шли?
   -- Ага. -- кивнул парень.
   Разговор шел, преимущественно на немецком, хотя Кудрину, хоть и изучавшему этот язык в школе, постоянно не хватало словарного запаса, и он поминутно сбивался на русскую речь.
   -- Ну так вот нету больше этих колонн. -- вздохнул Курт, и оторвался от окуляров бинокля, через которые выглядывал в небесах вражеских авиаторов. К вечеру небо затянуло облачками, и видимость, один черт, была крайне неважнецкой.
   -- Что значит -- нету? -- удивился Гена, но, в отличие от старшего товарища наблюдение за небом не прекратил, хотя за весь день всего-то и видал, что два P.24, ни-то румынских, ни-то турецких, да одинокий Me-110. -- Куда же они делись?
   -- Никуда не делись. -- вздохнул Бюндель, и вернулся к наблюдению. -- Там все остались. На марше были, вылетели прямо на вражеские танки.
   -- И что?
   -- И все. -- лаконично ответил немец. -- Кончились.
   -- Так это... Погоди, их попереубивали там всех что ли? -- теперь уже бинокль опустил Генка.
   -- Ну, может и не всех... -- задумчиво ответил оберягер. -- Но теперь ждать противника стоит нам, а те из румын, что высадились в Турции, но не успели двинуться в сторону Анкары, так и торчат на побережье, к нам на помощь не торопятся. Одна надежда, что ваши танкисты успеют.
   -- Так ведь надо тогда и за дорогой следить! -- воскликнул парень, и, переведя взор на нее вздрогнул, после чего хрипло прошептал: -- Курт... А вот же они, как раз к нам и едут.
   -- Где?!! -- горный стрелок моментально оторвался от созерцания небосвода, и уставился туда же, куда и его подопечный.
   На дороге, примерно в двух-двух с половиной километрах от позиций батальона явственно различны были два бронеавтомобиля, грузовик с солдатами и бензовоз. Кроме солдат в кузове грузовик вез еще и прицепленную к нему пушку.
   -- На наши БА-20 похожи, я их видел несколько раз. -- пробормотал Кудрин. -- Только колес не четыре, а шесть.
   -- Не бойся, это румынские OA vz.30... наверное. -- ответил Бюндель. -- Хотя черт его знает, на самом-то деле. Давай-ка, бегом к майору, доложи об их приближении.
  

Окрестности города Валендорф, штаб XIX корпуса

19 марта 1940 г., 16 часов 20 минут

  
   Генерал танковых войск Гудериан был зол как черт. Нет -- как тысяча чертей! Сроки начала наступления на Францию опять переносились -- ну не справлялась транспортная система Рейха с количеством войск, которые приходилось перекидывать на запад от польской границы. А все от великой "мудрости" Фюрера, Канариса и Гейдриха. Именно последние два присоветовали Гитлеру начать перед войной реальное развертывание войск на восточной границе, чтобы французы и англичане ни в коем случае не догадались о немецких планах, и были свято уверены в том, что польско-германское вторжение в СССР -- дело решенное.
   Что характерно, приданную его корпусу 14-ю ттбр РККА перекинули уже почти целиком. Польские 7ТР в XV корпус тоже доставили, после чего сняли с его командования Гота и устроили там чехарду со сменой командиров -- это перед началом наступления-то! -- за какие-то заслуги выпихнув (иного приличного слова Гудериан к этому процессу и подобрать-то не мог) в командующие корпусом Роммеля. А вот новейшие тяжелые танки Вермахта, Pz-V "Donner", (18) как застряли где-то между Валендорфом и Берлином, так по сю пору все еще и не появились. Ко всему прочему, Браухич, похоже, сошел с ума -- как еще можно объяснить радиограммы с запросами о его, Гудериана, месте нахождения? Диалог с ОКХ получился, как у глухого с немым, что-то вроде:
   -- Укажите ваше место расположения.
   -- Валендорф.
   -- Точно Валендорф?
   -- Точно.
   -- Совсем точно?
   -- Совсем точно.
   -- А не в Герзе?
   -- Нет. А где это, Герзе?
   -- Это в Северной Турции. Так вы точно в Валендорфе а не в Герзе?
   -- Да пошли вы все на х...й! Точно!
   Если перевести обмен радиограммами с казенного, на нормальный немецкий язык, то так все, примерно, и было.
   Вот, спрашивается, что он мог делать в этом самом Герзе? Он его и на карте-то едва-едва отыскал.
   Гудериан устало потер глаза, и глянул на часы. Пора было ехать к русским танкистам с инспекцией -- автомобиль уже должны подать.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

19 марта 1940 г., 16 часов 54 минуты

  
   -- Так, ну и где этот чертов зондерфюрер?!! -- если "Быстроходный Гейнц" в далеком Валендорфе был просто очень зол, то майор Шранк уже вплотную приблизился к точке перехода из ярости в неуправляемое бешенство. -- Цугфюрер (19) Кнопф, я вас спрашиваю, где вы шлялись?!! Молчать! Боевая тревога была объявлена четверть часа назад! А если бы это был враг, на трофейной технике? Противник в прямой видимости, а переводить с румынского некому!
   Понять настроение комбата было можно. С самого утра нервотрепка, тяжелый труд (а работал на укреплениях позиций Макс-Гюнтер наравне со всеми), а тут прибегает юная головная боль, и на скверном немецком докладывает, что к недооборудованным позициям приближается бронетехника. Причем с юга, откуда бронетехнику можно ждать только вражескую.
   Короче говоря, когда чудом успевшие убраться поближе к тылам румыны появились в прицелах горных пушек, Шранк едва не отдал приказ открыть огонь.
   Дальше, когда машины все же добрались до позиций горных стрелков, было еще веселее. Выскочивший из OA vz.30 молодой мужчина, в форме локотенанта, что-то горячо, импульсивно размахивая руками, попытался объяснить майору, поминутно указывая то назад, на юг, то в сторону, куда двигалась его маленькая колонна. Увы, его пламенная речь оставила ни бельмеса непонимающего по-румынски Шранка абсолютно равнодушной, а вот поведение... Поведение румына майора раздражало, потому когда локотенант, поняв, что его доводы не доходят до холодного немецкого разума, что-то скомандовал своему водителю -- ну, что, положим, дураку понятно, -- и попытался укрыться в своем бронеавтомобиле, то был схвачен за шкирку старшим по званию, изрядно встряхнут... Вот тут-то нервы майора и не выдержали. Сначала Шранк высказал все что думает своему визави, а потом, когда понял, что тот его понимает с тем же успехом, что и он сам -- румына, взревел белугой, требуя переводчика. Ну, накипело на сердце у мужика, чего уж.
   -- Осмелюсь доложить, герр майор, что и от позиций радистов, где вы приказали мне находится, я этого олуха Царя Небесного отлично слышал. -- окрысился Густав Кнопф. -- Локотенант Яковина имел вам сообщить, что был в арьергарде, который почти полностью уничтожен массированным авиаударом, что ему, еще одному бронеавтомобилю, бензовозу, и автомобилю, который перевозил противотанковое орудие и его расчет, удалось уцелеть, что Дэскелеску разбит, и локотенант спешит выдвинуться в расположение остатков своей дивизии, чего и вам желает.
   Майор отпустил румына, задумчиво поглядел на пушку, потом на бронеавтомобили, и произнес:
   -- Скажите ему, цугфюрер, что уже никто никуда не едет.
  

Окрестности города Валендорф, расположение XIX корпуса

19 марта 1940 г., 17 часов 10 минут

  
   Неторопливая езда несколько успокоила Гудериана. Генеральский "Хорьх" вальяжно переваливался с кочки на кочку, двигаясь по изрытой танковыми траками грунтовке и периодически чавкая колесом в очередной луже, за окнами авто проплывали окончательно освободившиеся от снега поля, начавшие зеленеть кусты, армейские палатки и бронетехника. Пейзаж умиротворял, а свежий аромат весны, проникающий в салон через чуть приоткрытое окошко, окончательно выдул из генеральской головы все недовольство. Даже фуражка не помогла.
   Гудериан лениво скользил взглядом по окрестностям, когда что-то привлекло его внимание. Пару секунд он соображал, что же именно, а потом коснулся плеча водителя, и указал на группу танков, судя по всему, подвергающихся профилактическому осмотру.
   -- Заедь-ка туда, Ганс. -- негромко приказал генерал.
   "Хорьх" подъехал к указанному Гудерианом танку почти бесшумно. Командующий XIX-го корпуса выбрался из салона, закурил, и минут пять наблюдал за двумя советскими и одним немецким танкистом (все трое с боевыми наградами), что-то горячо обсуждающими у открытого моторного отсека Pz-III Ausf. F, и совершенно не обращающих внимание на окружающую действительность.
   -- А я говорю, это полная ерунда! -- категорически заявил на скверном, с сильным славянским акцентом, немецком языке мужчина в форме батальонного комиссара РККА. -- У нас этого конструктора лет на пятнадцать в лагеря отправили бы, за вредительство.
   -- Но ведь создателя Т-35 не отправили! -- парировал немец.
   -- Ты наши линкоры, Андрюша, не трогай! -- возмутился русский и предупреждающе помахал перед лицом немца пальцем. -- Вон, Максим Александрович, -- тут комиссар указал на стоявшего рядом советского капитана, -- на нем даже на таран японца ходил, и ничего! Раздавил как консервную банку.
   -- Кхе-гм. Я вас ни от чего не отвлекаю? -- подал голос Гудериан.
   Все трое повернулись к нему с явно написанным на лицах намерением немедленно послать куда-то очень далеко и нецензурно, и вытянулись по стойке смирно где стояли.
   -- Капитан Андреас Бейттель, если не ошибаюсь. -- задумчиво произнес генерал танковых войск. -- Я вижу, вы уже нашли общий язык с нашими советскими камрадами. Похвально, похвально... Что вы там такое обсуждаете?
   Гудериан начал карабкаться на боевую машину, к своим подчиненным, проигнорировав протянутые для вспоможения в этом занятии руки.
   -- Капитан Хальсен.
   -- Батальонный комиссар Вилко. -- красные командиры козырнули представляясь.
   Следующие полчаса Вилко до хрипоты спорил с Гудерианом, доказывая командиру корпуса, что кроме оптики в немецких танках нет ничего хорошего вообще, а Хальсен и Бейттель тихо офигевали от такой непосредственности.
   -- Это ж не машина, это вредительство! -- горячился комиссар, указывая на стоящий рядом Pz-IIF. -- Самоходный гроб!
   -- Можно подумать, что ваши Т-26 или "Кристи", (20) это образец высокотехнологичных боевых машин. -- обиделся на критику германской техники бывший генерал-инспектор танковых войск. -- Бронированные самовары! А Т-28 -- вот это уж воистину гробы.
   -- Советский Т-28, это крейсер степей, не чета вашим Panzerkampfwagen Neubaufahrzeug, которых Рейх и выпустил-то всего ничего. -- экспрессивно ответствовал Вилко. -- А БТ-7 и Т-26 броней может и не вышли, хотя БТ-7 то как раз мало чем уступает тем вон братским могилам танкистов, зато вооружены сорокапятимиллиметровками. Не то что убогие "двойки" Вермахта. И это я еще молчу про БТ-7А!
   -- Вот лучше и помолчите! -- взъярился Гудериан. -- БТ-7А не танк, а вообще один Бог знает что!
   -- Бога нет. -- машинально буркнул кандидат в члены ВКП(б) Хальсен.
   -- И наша KwK 30, это лучшая и точнейшая артсистема в своем классе! -- не услышал его генерал.
   -- Так точная-то она точная, только толку от этого? -- усмехнулся Вилко. -- Попадает, но nifiga не пробивает. -- Зато наша как жахнет, так и выноси супостата вперед ногами. И это я уже не говорю про наши КВ и БХ. (21) А у вас что? Вот это вот убожество?
   Арсений Тарасович Вилко кивнул в сторону командирского Pz-IVD Бейттеля. "Быстроходный Гейнц" побагровел.
   -- Танки Pz-V "Donner" в корпус еще не прибыли, потому что ОКХ отчего-то решило в первую очередь прислать на мою голову ваши недотанкетки!
   Вот в таком духе комиссар с генералом и беседовали все полчаса. Что по поводу этой беседы командир бригады, комдив Фекленко, впоследствии сказал майору Бохайскому, в батальоне которого служили Вилко и Хальсен, и как эту информацию, творчески дополнив, довел до комиссара сам Егор Михайлович, истории доподлинно неизвестно, но, видимо, печатными там были только междометия и восклицательный знак в конце фразы.
  

Аахен, штаб XV корпуса

19 марта 1940 г., 19 часов 00 минут

  
   Генерал-майор Эрвин Ойген Йоханнес Роммель устало опустил свою бритую голову на сомкнутые "в замок" ладони. Мозг просто взрывался от вала рапортов, предписаний, инструкций, директив и докладов, который обрушился на него с того самого момента, как Папашу Гота перевели в Турцию. Не то, чтобы недавнему командиру 7-ой танковой дивизии их раньше совсем не поступало, но все же явно не в таком объеме. Дивизионный и корпусной уровень бюрократии, это совсем не одно и то же. Конечно, опыт руководства Терезианской военной академией -- старейшим военным учебным заведением в мире, -- ставкой Фюрера и, недолгое, 7-ой танковой дивизией, пока помогало справляться, но... не так, чтоб очень. Тем более, что преобразование академии в сержантскую школу, это не то достижение, которым следовало бы гордиться. Товарек, может, и глупо поступил, но не посрамил честь офицера... (22) За что пострадала вся академия.
   Приняв дела у нежданно-негаданно получившего генерал-полковничьи погоны Гота, Роммель оказался с головой накрыт девятым валом задач и забот, требующих немедленного, как бы еще даже и не вчера, решения.
   Сам генерал-майор никак не мог взять в толк -- с чего б это такая милость, на его лысую голову? Конечно, Гитлер ему благоволил, но не до такой же степени, чтобы ставить под большой и жирный вопросительный знак успешность действий целого корпуса в грядущей операции "Гелб". Или до такой?
   Факт, впрочем, оставался фактом. Прощаясь, Гот прямо заявил: "Эрвин, не обижайтесь, но будь моя воля -- корпус бы достался кому-нибудь другому. Не ваш это пока уровень. Но -- это личное решение Гитлера, не мне с ним спорить". Оба генерала, не посвященные в тайну существования пришельца из будущего, не могли и представить, какими красками расписал Карл-Вильгельм Геббельс Эрвина Ойгена Йоханнеса -- практически единственного генерала, про которого хоть что-то знал.
   Роммель поначалу был несколько уязвлен словами Гота, но последовавшие несколько дней, за которые он осунулся, похудел, а из всех желаний сохранил лишь мечту о крепком и длительном сне, уверили его в правоте генерал-полковника. Не его это уровень, ох не его. Если бы не помощь начальника штаба, полковника Бернуча, он бы не справился.
   "Вот так и начинаешь ценить генштабовских", невесело усмехнулся Роммель, и выпрямился. Работы на сегодня было еще много -- он не мог себе позволить долгий отдых.
   Взяв список со штатами дивизий и бригад генерал-майор нахмурился. "Ну, и куда же мне впихнуть бронированных уродцев майора Касперского?" -- подумал он, и нахмурился еще сильнее. 7ТР и TKS Речи Посполитой в штаты укладываться не хотели.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

20 марта 1940 г., 10 часов 22 минуты

  
   -- Вот, Гейнц, это пистолет-пулемет MP.41. -- произнес Бюндель, присаживаясь рядом с Кудриным.
   -- Угу. -- кивнул Генка, зашивая прохудившийся носок прямо на ноге.
   На "германизацию" своего имени он не обижался: ну привычнее людям так, чего уж теперь? Колобком не называют, в печку не ставят -- уже хорошо. А пистолет-пулемет этот он уже видел, и даже в руках давали подержать. У половины егерей такой был, ну или может быть у трети. У остальных, кроме пулеметчиков и офицеров, были карабины Mauser 98k -- эти ему тоже подержать давали, еще в самый первый день после госпиталя.
   -- Бери. -- Курт протянул автомат Гене. -- Оберфельдфебель Фишер приказал тебе выдать оружие.
   Неслышно проходивший в паре метров за их спинами фон Берне замер, как был, с поднятой для шага ногой, затем медленно опустил ботинок на камень, и повернул голову в сторону Кудрина/Гудериана и оберягера. Лицо герра оберлейтенанта в этот момент выражало крайнюю степень изумления. Лицо Генки -- тоже.
   -- Мне? Оружие?!! Vsamdelischnoe?!! -- парень неверящими глазами уставился на Бюнделя.
   -- Бери. -- рассмеялся Курт, и добавил, уже по-русски: -- Дают -- берьи, бьют -- беги, так?
   -- Ага. -- со счастливой физиономией ответил мальчик, и принял пистолет-пулемет обеими руками.
   Все так же молчащий фон Берне сделал пару неслышных шагов назад, огляделся и с очень нехорошим выражением лица поманил к себе Фишера, как раз закончившего разнос кого-то из егерей.
   -- Иголку-то из носка вынь, чучело. -- хмыкнул оберягер. -- Потом дозашьешь, обувайся. Сейчас обучу тебя сборке и разборке, а там и стрелять пойдем.
   -- Стрелять?!! -- казалось, глаза парня сиять сильнее уже не могут (а где вы видали пацана, который не мечтал бы об оружии, хоть на время -- не убить кого-то, а так... из неизжитого еще обществом и цивилизацией инстинкта охотника и воина), однако, поди ж ты. Еще как могут.
   -- Ну, а для чего еще нужно оружие? Стрелять из него, конечно. -- рассудительно ответил Бюндель.
   Генка мигом упрятал иголку, воткнув ее за отворот воротника и обмотав остатком нитки, натянул ботинок поверх недоштопанного носка и всем видом изобразил готовность и желание учиться. Оберягер усмехнулся. Оберлейтенант тоже.
   -- А скажи-ка мне, Ролле, -- фон Берне обнял Фишера за плечо с самым заговорщицким видом, и кивнул в сторону Курта и Генки, -- что вот это такое есть?
   -- Это? -- Папаша Браунбёрн ожидал неприятностей от своего решения, но не думал, что они наступят так скоро. -- Это, герр офицер, старший товарищ обучает младшего устройству и применению пистолета-пулемета Эм-Пэ сорок один.
   -- Знаешь, мне очень жаль, что мы находимся в мусульманской стране. -- как насытившийся тигр промурлыкал оберлейтенант.
   -- А, осмелюсь спросить, почему? -- поинтересовался столь неожиданным поворотом в разговоре Рольф.
   -- Потому что тогда, -- фон Берне не сменил тона, -- я бы послал тебя на ближайший рынок за свиной головой. Чтоб ты ей мозги пудрил, а не мне. Скажи-ка мне для начала, друг любезный, кому это пришла в голову такая светлая мысль -- дать мальчику оружие? Боевое.
   -- Ну, мне... герр оберлейтенант. -- набычился Фишер. -- Не вижу в этом ничего плохого. Не сегодня-завтра здесь будут французы с англичанами, а пареньку, кроме как лопаткой, и отбиваться нечем. Уж коли вы изволили посадить его мне на шею, мой долг вернуть его вам потом в целости и сохранности. Что, в боевых условиях, сделать будет затруднительно, если не вооружить парня. И не обучить использовать оружие, конечно, герр оберлейтенант. Опять же, оформлен он в батальоне как кандидат в егеря.
   Фон Берне издал неопределенный смешок.
   -- Законник... Обербеомтенмайстер бейм райхскригсгерихт (23) Фишер... Он у тебя под весом вооружения и амуниции не загнется, Ролле? Пять килограммов, не считая патронов и запасных обойм же. Ты б ему хоть карабин бы дал что ли, всё на девятьсот грамм легче.
   -- Да куда ж ему карабин-то? -- искренне изумился оберфельдфебель. -- Он же с ним вровень длинной будет. Ну... не вровень, конечно, но неудобно будет парню. Слишком длинное это для него оружие.
   -- Ну смотри. -- фон Берне отпустил своего командира первого взвода, и погрозил ему пальцем. -- Под твою ответственность. Если пацан себе что-нибудь нечаянно отстрелит, ты лучше отстрели себе то же самое. А потом себе же открути голову, нас с майором не дожидаясь.
   -- Не извольте сомневаться, герр оберлейтенант. -- осклабился Фишер, почуяв, что буря прошла стороной. -- Все будет в лучшем виде. Гудериан у меня еще образцово-показательным солдатом станет.
   Командир роты усмехнулся и сделал уже пару шагов в сторону, как вдруг снова замер, повернулся к Фишеру, и, с нехорошим прищуром уставился на оберфельдфебеля.
   -- Ролле, скажи мне... Вот в наш батальон пробную партию в полторы сотни MP.41 прислали, в боевых условиях испытать, и мы вроде бы как все раздали по личному составу.
   -- Так точно. -- ответил тот.
   -- Так ответь-ка мне, откуда взялся пистолет-пулемет для мальчика?
   -- Свой отдал. -- совершенно искренне ответствовал Фишер. -- Мне с карабином сподручнее как-то.
   -- А Зюсс про твою рокировку знает?
   -- Конечно знает. Карабин я ведь у него себе брал.
   -- Тьфу! -- только и нашелся что ответить фон Берне.
   Меж тем Курт и Генка ни сном не духом не ведали о том, что в настоящий момент их непосредственный командир получает выволочку -- иначе ни за что не пропустили бы такое зрелище. Курт дисциплинированно объяснял пареньку устройство и технические данные его нового, а если уж быть точным, то первого вооружения.
   -- Оружие это новое, эксперементальное... -- заучено начал Бюндель нравоучительным тоном, но потом фыркнул, и перешел на нормальный. -- Это начальство так объясняет. Не такое уж и новое. Видал у офицеров MP.38 и MP.40?
   -- Ага. -- кивнул Кудрин.
   -- Тоже не такая уж новинка Модернизированные MP.36, с которыми еще в Испании воевали. -- оберягер запнулся на миг, припомнив что воевали там и против русских тоже. -- Вот, значит... А это -- тот же самый MP.40, только приклад не складной, а деревянный. Считается, что так целиться удобнее.
   -- А на самом деле?
   -- А Бог его знает, я из офицерского пистолета-пулемета никогда не стрелял. -- пожал плечами Бюндель. -- Что тут действительно новое, так это возможность стрелять не только очередями, но и одиночными выстрелами. Вот, видишь? Это переводчик режимов огня. Так -- стрелять очередью, а так -- одиночными.
   -- А как лучше? -- простодушно поинтересовался Генка.
   -- И так, и эдак хреново. -- поморщился Курт. -- Дальше чем на пару сотен метров если и попадешь, то только с Божьей помощью.
   -- Бога нет. -- ответил Генка.
   -- Он тебе сам это сказал? -- хмыкнул оберягер, но мигом посерьёзнел. -- Отставить теософские диспуты. Приступаем к сборке-разборке оружия. Сначала надо отсоединить магазин...
  

Самсун (Турция), порт

20 марта 1940 г., 12 часов 30 минут

  
   В порту воцарились настоящие безобразие и вакханалия. У причалов, на которые высаживались с транспортных судов русские танки, эвакуаторы, тягачи и прочая техника с их экипажами и мотострелками поддержки, слышались громкий русский и турецкий мат, изредка перемежаемый командами красных командиров. 95-я бригада легких танков шла на высадку в гавани, никоим образом для такой масштабной операции не приспособленной. На рейде скопилось большое количество транспортных кораблей, которые, при всем желании их капитанов, никак не могли встать к занятым их товарищами турецким пирсам, и являющиеся лакомой добычей для англо-французской авиации. Случись в это время налет на Самсун, значительная часть транспортов отправилась бы на дно со всем своим грузом -- не помогли бы ни румынские зенитчики остатков 16-й дивизии, ни зенитные пулеметы ДШК вставших мористее "Голубого крейсера" (24) и эсминцев "Бодрый" и "Незаможник". К счастью для подчиненных полковника Банникова, летуны Новой Антанты высадку, что называется, прощелкали клювом.
   Капитан-командор Раду Келтуяла, принявший командование дивизией после гибели Думитруеску, вышел из своего автомобиля и поглядел на выгружающуюся технику.
   "Если это советские танки, то отдавать СССР Буковину без драки совершенно неразумно", подумал он.
   Собранная перед самой войной, с миру по нитке, 95-я бригада была укомплектована танкетками Т-27 и танками Т 40, Т-37А, Т 38, а также небольшим количеством британских Vickers Mark I и Mk I, Matilda да старичков БТ-2.
  

Грозный, Обком ВКП(б) Чечено-Ингушской АССР

20 марта 1940 г., 12 часов 45 минут

   -- Быков, скажите, вы дурак или предатель? -- почти весело поинтересовался у секретаря обкома мужчина, в форме капитана госбезопасности, помахивая в воздухе неким документом. -- Вы когда вот это вот получили, почему не сигнализировали в органы?
   -- Да кто ж ожидал, что это не бред оскорбленного писаки-интеллигента? -- воскликнул тот. -- Он же журналист, писатель и поэт!
   -- Никто не ожидал. -- согласился капитан. -- Хотя по должности, вроде бы, вам положено ожидать. Ожидать, предполагать, докладывать! Когда вам это поступило? -- он глянул на дату регистрации входящей корреспонденции. -- О как. В январе.
   Капитан прокашлялся, и вслух, с выражением, зачитал:
   -- Вот уже двадцать лет, как Советская власть ведёт войну на уничтожение моего народа по частям -- то как кулаков, то как мулл и "бандитов", то как "буржуазных националистов". Теперь я убедился, что война отныне ведётся на истребление всего народа. Поэтому я решил встать во главе освободительной войны моего народа. Я слишком хорошо понимаю, что не только одной Чечено-Ингушетии, но даже и всему национальному Кавказу трудно будет освободиться от тяжёлого ярма красного империализма, но фанатичная вера в справедливость и законная надежда на помощь свободолюбивых народов Кавказа и всего мира вдохновляют меня на этот в ваших глазах дерзкий и бессмысленный, а по моему убеждению единственно правильный исторический шаг. Храбрые финны доказывают сейчас, что великая рабовладельческая империя бессильна против маленького, но свободолюбивого народа. На Кавказе вы будете иметь вторую Финляндию, а за нами последуют другие угнетённые народы.
   Капитан внимательно поглядел на секретаря обкома.
   -- Вы, товарищ Быков, помните, в ответ на что Исраилов вам это письмо написал? Так я напомню -- в ответ на предложение подать заявление на восстановление в ВКП(б). С чего товарищи этого бандита из "Крестьянской газеты" так за него ходатайствовали, что вместо десяти лет за контрреволюционную клевету он отсидел только год, это мы еще разберемся. Но вот это! -- капитан потряс письмом в воздухе. -- Почему я об этом письме узнаю только сейчас, когда банда Хасана Исраилова разрослась и обнаглела до такой степени, что разгромила идущую в Турцию колонну с оружием и боеприпасами?!! Быков, вы понимаете, что кровь советских солдат, не только та, которая уже пролилась, но и та, что еще не раз прольется, лежит на вашей совести? Да получи мы эту бумагу раньше, в январе, никакой "Особой партии кавказских братьев", как они себя называют, просто и быть не могло бы. На вас, Быков, лично на вас, лежит ответственность за всю ту кровь, что прольется на Кавказе в ближайшие годы.
   В кабинет, стремительным шагом, вошел сержант госбезопасности и, подойдя к капитану, что-то прошептал ему на ухо.
   -- Поздравляю, товарищ Быков. -- мрачно произнес тот. -- Только что банда Майрбека Шерипова почти полностью уничтожила патруль бойцов госбезопасности, охранявших нефтепровод. Слава Богу поблизости был армейский патруль и взрыв трубопровода удалось предотвратить. И не смотрите так. Я в Бога не верю, я верю в советских солдат.
  

Тобрук, Европейская улица

20 марта 1940 г., 13 часов 20 минут

  
   Сопровождаемый двумя легкими колесными танками "Гай", бронированный "Daimler Scout Car" генерал-лейтенанта Харольда Руперта Леофрика Джорджа Александера неторопливо катился по усеянным трупами, разбитым танковыми гусеницами и воронками, улицам Тобрука. Тут и там попадались обгорелые остовы бронеавтомобилей Autoblinda 40, танкеток L3/33, танков M11/39, M13/40 и старичков Fiat 3000. Из крыши одного из уцелевших домов, подобно диковинной печной трубе, торчал хвост сбитого в воздушном бою MC.200.
   Пятая армия Грациани и танковая дивизия "Ариетте" бригадного генерала Арена сопротивлялись отчаянно, немыми свидетелями чего были, застывшие на подступах к городу остовы британских Universal Carrier, A13, A13 Mk.II, Mk V "Covenanter", Mk VII "Tetrarch" и Mark II Matilda II -- последних было, впрочем, довольно немного. Мощная броня "Матильд" оказалась не по зубам ни 37-мм орудиям танков и тобруков, ни 47-мм противотанковым орудиям, а из пяти присланных в 7-ой Королевский танковый полк, перед самым началом кампании, новейших А22 (25) Mk I не был потерян вообще ни один: итальянцам просто нечем было взять их лобовую броню в 102 миллиметра. Да и бортовую, в 76 миллиметров, тоже. Орудия, правда, у новых танков оказались столь же поганенькими, как и у прочей британской бронетехники, но макаронникам хватило и двухфунтовок.
   Конечно, новые танки были еще предсерийными прототипами, страдающими абсолютно всеми "детскими" болезнями опытных машин -- у них постоянно что-то ломалось, заклинивало или просто не работало, -- что никак не могло радовать генерал-лейтенанта Александера, но как оружие морального подавления, от которого отлетают абсолютно все бронебойные снаряды, словно горох от стенки, показали себя в последнем бою просто замечательно. А заглохший посредине штурма двигатель одного из них, это, право же, такая мелочь... особенно по сравнению с судьбой 6-го Раджпутского полка.
   Посланный, еще в самом начале двухдневного штурма Тобрука, занять Дерну этот полк 4-ой Индийской дивизии Сил Западной Пустыни двигался по идущей вдоль морского побережья дороге. Уверенные в военно-морском превосходстве Великобритании, и в том, что она полностью главенствует в Средиземноморском бассейне, индусы и в кошмарном сне представить не могли, что маячивший на горизонте, а затем приближающийся все ближе и ближе линкор, это вовсе не "Уорспайт" или, например, "Вэлиант", а очень даже итальянский "Конте ди Кавур", причем убедил их в недружественности корабля отнюдь не его флаг, а разрывы 320-и и 135-и миллиметровых снарядов, которыми тот, в несколько бортовых залпов, просто уничтожил колонну, похоронив две трети полка и всю его технику прямо на марше.
   Поднятая в воздух наземная авиация обнаружить итальянский линкор отчего-то не смогла, как не сумели этого сделать и "Суордфиши" с авианосца "Аргус", а путь отступления на Бенгази так и остался открыт для итальянцев, чем те, по возможности, и воспользовались. И пускай, множество техники и пехоты, не имеющей автотранспорта, а оттого совершенно не мобильной, было захвачено англичанами в плен, считать эту победу полным разгромом итальянских сил Александер не мог.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

22 марта 1940 г., 14 часов 41 минута

   Пули выбили каменную крошку над головой, Генка шлепнулся на пузо и резво пополз за раскуроченный корпус подбитого румынского бронеавтомобиля. Тяжелый пистолет-пулемет оттягивал руки, мешался, граната Stielhandgranaten 24 на длинной деревянной ручке оттягивала пояс и постоянно путалась между ног, но жить Генке хотелось, а потому, преодолев эти неудобства, и сосчитав собственным брюхом и ребрами абсолютно все камешки и булыжники на своем пути, мальчик быстро добрался до укрытия, где и сел, прислонившись спиной к бронеплите, всхлипнул и на секунду прикрыл глаза, переводя дыхание.
   Бой шел уже четыре часа, то затихая, когда англичане откатывались от позиций батальона, то разгораясь с новой силой, когда упорные "лайми" шли в атаку на егерей.
   Все началось с того, что наблюдатели, около полудня, засекли пару Daimler Scout Car, приближающихся к перевалу по дороге. Британские бронеразведывательные машины двигались осторожно, ожидая, видимо, какой-то подлянки, однако немцы оказались тоже не лыком шиты -- позиции батальона были прекрасно, насколько это возможно было за такой срок, замаскированы, все три горных орудия (всего три, по определению Шранка) и румынская пушка надежно укрыты, а делать врагу гадости в условиях гор егерей учили долго и упорно. К тому же экипажи "Даймлеров" были утомлены долгой дорогой и утратили должную внимательность. Обе машины подпустили к позициям на полсотни метров и расстреляли из противотанковых ружей Pz.B.38. Водители и бортовые стрелки погибли на месте, даже не успев понять, что же произошло.
   Следующие минут двадцать рота фон Берне, включая и Генку, заталкивала трехтонные автомобили в горку, за укрытия, чтобы не демаскировать батальон перед противником. Затем из "Даймлеров" были извлечены пулеметы "Brno Enfield", они же "Bren", и четыре тела англичан. Пулеметы, вместе с боекомплектом, командование приказало использовать по назначению, а погибших -- похоронить.
   -- И, смотрите у меня, не перепутайте! -- хохотнул тогда Шранк.
   В похоронную команду отрядили и Генку, хотя тот едва сдерживал позывы к рвоте при виде недавно таких живых и полных надежд, а теперь мертвых и холодных молодых парней, которые лично ему, Геннадию Кудрину, ничего плохого не сделали. Однако Фишер похлопал его по плечу, и сказал:
   -- Парень, мне все равно, будешь ли ты блевать сейчас. Главное -- чтоб ты не делал этого во время боя. Так что давай, бери вон того за левую ногу, и потащили. Может и нас кто-нибудь также похоронит.
   Завтрак, впрочем, Генке удалось удержать в себе. Да и было б, если честно, чего удерживать -- кусок хлеба, грамм эдак в четыреста, да кружка кофе без сахара, вот и весь завтрак. (26) Все уже давно переварилось молодым растущим организмом.
   Едва похоронная команда управилась со своей скорбной задачей (долбить породу, конечно, никто не стал, тела просто завалили камнями -- зато очень качественно завалили, никакому зверью до погибших англичан было не добраться), как вновь прозвучал сигнал тревоги. На дороге, в сопровождении легкого танка, каковым его считали англичане, а на деле-то бронеавтомобиля "Гай", появилось десять бронетранспортеров Universal Carrier. Генка, подхватив свой MP.41, тоже рванулся на позиции, однако был удержан мощной рукой оберфельдфебеля.
   -- Куда? -- мрачно поинтересовался тот. -- Давай к наблюдателям. Навоеваться успеешь.
   Постом наблюдения сегодня командовал фаненюнкер Ортруд, немедленно вручивший парню бинокль, определив ему сектор наблюдения, и отправив одного из освободившихся, с прибытием Гены, бойца к основной массе товарищей, готовящихся встретить очередную партию врагов.
   Конечно, наступление полусотни бойцов на позиции окопавшегося батальона егерей, это очень оптимистично, но, с другой стороны, откуда вообще англичанам было знать, что впереди кто-то есть?
   В общем-то, разгром и этой колонны больше всего напоминал избиение младенцев. Броня "Носителей Брена" была даже не особо и противопульной-то, не говоря уж о том, чтобы удержать T-Patrone ружья Pz.B.38, пробивавшего их насквозь. С "Гаем", правда, пришлось повозиться -- танк встал только после шестого попадания, а до девятого еще и продолжал отстреливаться, -- но управились и с ним. Остатки засевшей за своими бронетранспортерами полуроты обошел по фланга и закидал гранатами взвод фельдфебеля Шварца. Демаскировать орудия и минометы майор не стал.
   -- Отбились? -- наивно поинтересовался Генка.
   -- Сильно сомневаюсь, парень. -- мрачно ответил Ортруд. -- Самое интересное сейчас как раз и начнется.
   "Интересное" началось, и впрямь, довольно скоро. Как ни быстро были разгромлены англичане, послать в эфир призыв о помощи они успели, и уже через двадцать минут после окончания боя, над позициями немцев появились два бомбардировщика-разведчика Bloch MB.170.
   Французов встретили дружными очередями всех трех зенитных пулеметов после чего их экипажи, разочаровавшись в германском гостеприимстве, сбросили свои шестнадцать сорокакилограммовых бомб, пару раз полоснули из турельных пулеметов, да и развернулись восвояси. Вреда от их действий не было ровным счетом никакого, хотя одна из авиабомб и взорвалась в опасной близости от наблюдательного поста, заставив Генку в испуге вжаться в камень.
   Чего уж там такого углядели французы было неизвестно, однако еще через четверть часа в гости пожаловали шесть Armstrong Whitworth A.W.38 Whitley (во главе с целым комэском, винг коммандером RAF Уэлсли, чего егеря так и не узнали). Двухмоторные британцы отбомбились тоже не слишком удачно -- мешали горы, низкая облачность и заградительный огонь из всего, что было под рукой, включая майорский "Вальтер". Стрелял из своего пистолета-пулемета и Генка, разрядив целых две обоймы, хотя сильно сомневался, что хоть куда-то попал.
   Был ли огонь с земли успешным, сказать трудно. Из всех заходивших на цель средних бомбардировщиков, да и то, уже отбомбившись, задымил только один, да и тот благополучно ушел на втором, неповрежденном моторе, но поразить позиции горных стрелков им практически не удалось -- лишь две бомбы упали непосредственно на егерей, вырвав из строя убитыми и тяжело ранеными двенадцать человек. Невеликие потери для батальона, конечно, но Генка в ту сторону старался не глядеть, полностью сосредоточившись на служебных обязанностях. Убитые близким взрывом авиабомбы -- штука на вид малоаппетитная.
   Ну а еще позже, как говаривал их учитель труда в интернате, "началось в колхозе утро". В смысле -- с южного направления поперли британская пехота и бронетехника.
   Врагов было много. Очень много. Фаненюнкер едва не осип, постоянно докладывая Шранку по полевому телефону обо всех их перемещениях, обходах, маневрах, а у Генки, от непрерывного глядения в бинокль начали слезиться глаза.
   Единственным, что пока еще спасало батальон от полного уничтожения, была относительная узость перевала, не дававшая развернуться английским танкам, чтобы задавить немцев массой. Да и далеко не линкоровская броня легких танков тоже удерживала вражеское командование от необдуманных поступков.
   Глухо рявкали горные пушки, тявкали с обеих сторон минометы, гагахали танковые орудия, трещали без умолку пулеметы и сухо кашляли винтовки. Англичане, укрываясь то в складках местности, то за подбитой бронетехникой, тем не менее все ближе и ближе подбирались к позициям обороняющихся, а доползшие наконец до поля боя "Матильды" медленно, но уверенно двигались вперед, не обращая никакого внимания на огонь противотанковых ружей и сорокасемимиллиметровки. Двух оставшихся горных орудий эти танки тоже не особо-то опасались, как и единственного уцелевшего, к этому времени, румынского бронеавтомобился, периодически выползавшего из укрытия, полосовавшего наступающих короткими очередями, и вновь прятавшегося.
   Ко всем прочим неприятностям, час назад чем-то перебило телефонный провод, и теперь Ортруд, словно в славные, но очень уж технически слаборазвитые времена Фридриха Великого, вынужден был отправлять сообщения с вестовыми. Некоторые из них возвращались, а некоторым... не везло.
   Кудрина Инго берег. Во-первых, дите же еще. На свои пятнадцать с половиной русский недокормыш не выглядел ну никак. Во-вторых, глазастый оказался, черт. Ни одного шевеления со стороны врага не упускал. Но наступил все же такой момент, когда их осталось всего двое, а доставить сообщение надобно было срочно.
   -- Гейнц, срочно беги к расчету орудия номер два. -- приказал Ортруд. -- Скажи, их с левого фланга обходят. Два отделения, может больше.
   И Генка побежал. Да вот только добраться никак не получалось. Стреляли.
   Шумно выдохнув и открыв глаза, Гена выглянул из-за разбитой бронемашины, не целиком, так -- одним глазком, проверяя, свободен ли путь, да так и обмер. До цели было метров пятьдесят. Долгих пятьдесят метров. А примерно вдвое ближе, чуть в стороне, но все равно -- почти что ровно посредине между ним и пушкой, залегли укрывшись за камнями с десяток английских солдат, явно приготовившихся к атаке.
   В книжках, которые Генке приходилось читать, всегда о таком писалось как-то... возвышенно что ли. "Ледяные лапы страха сжались на его сердце..." или "Ужас сковал его члены...", и в таком вот роде. Сам же Генка скорее мог охарактеризовать свое состояние как "обосраться с перепугу можно". Это, конечно, не так красиво, зато очень точно.
   Трясущимися руками он сорвал с пояса гранату, и начал отвинчивать колпачок в нижней части гранаты -- капсюль-детонатор был вставлен под чутким присмотром Ортруда еще до первого налета. Колпачок откручиваться не желал ни в какую. Наконец до парня дошло, что он, с перепугу, крутит не в ту сторону, и снять упрямый колпачок удалось. Из рукоятки выпал белый фарфоровый шарик на шелковом шнурке.
   "Дергать энергично, дергать энергично", повторял про себя, как верующий молитву (сам-то Генка, выросший в прогрессивном социалистическом государстве, относил себя к атеистам), мальчик. "Энергично..."
   Граната с выдернутым запальным шнуром улетела в сторону англичан, и парень, от досады и злости на себя, закусил губу до крови. Перелет!
   Слова, которые он по этому поводу выпалил шепотом, безбожно скрещивая немецкий с Великим и Могучим, советскому пионеру знать ну никак не полагалось.
   И тут, неожиданно, злость вытеснила из мальчишки страх. Злость на этих англичан, которым он ничегошеньки не сделал, но которые хотят его угробить, да и чуть не сделали это на пароходе, злость на себя, так неудачно бросившего злополучную гранату, на собственную трусость и дрожащие с перепугу руки и ноги, да и на так и не взорвавшуюся через положенные пять секунд гранату в придачу. Генка перевел свой пистолет-пулемет на стрельбу очередями, и собрался стрелять по британцам, которых так и не заметили артиллеристы, увлеченно лупящие по приближающемуся танку.
   И тут англичане рванули в атаку. Генка выскочил из-за бронеавтомобиля, вскинул MP.41... и граната, до которой добежали палящие из всех стволов "томми" наконец взорвалась -- через долгие полминуты после того, как Кудрин выдернул запальный шнур.
   Гена все же выпустил очередь по врагам, практически одномоментно со взрывом. Может в кого-то и попал, а может всех посекло осколками -- этого он не знал, однако же ни одного из атаковавших немецкие позиции англичан в стоячем состоянии парень больше не наблюдал. Генка от удивления даже застыл на несколько мгновений, этаким памятником самому себе. И совершенно напрасно.
   Несколько пуль цокнули по камням и броне подбитого OA vz.30 почти одновременно, затем Генка почувствовал тупой удар в левую ногу, миг спустя понял, что та его больше, отчего-то, не держит, а сам он падает, грохнулся, едва не выпустив из рук пистолет пулемет, и с изумлением уставился на свою левую штанину, по которой стремительно расползалось кровавое пятно.
   "Это что, меня ранили? -- как-то отстранено удивился он, -- Надо до артиллеристов доползти, у них аптечка, наверное, есть. А может не ранили? Не больно ведь..."
   Боль, тянущая и выматывающая, пришла чуть позже, когда он полз к позиции горного орудия. Полз, превознемогая и боль, и головокружение, и подступающую сонливость, и "черных мух" перед глазами. Полз, так и не выпустив из рук пистолет-пулемет. Не потому, что боялся утратить личное оружие -- толку-то было с него без патронов, -- а потому что просто не догадался бросить этот тяжелый мешающий ему передвигаться предмет.
   "Интересно, а почему они не стреляют? -- подумал он, добравшись наконец до цели, и пытаясь перелезть через бруствер. -- А вот почему... Убили всех... А спусковой шнур-то натянут. Не успели бабахнуть напоследок ребята".
   Генка подполз к орудию и сел, прислонившись к ящику со снарядами.
   "А кто же меня теперь перевяжет?"
   Почти минуту Кудрин тупо оглядывал окружающее пространство, из последних сил борясь с обмороком. Внезапно лязг и рычание мотора пробилось к его сознанию через уши, словно заложенные ватой.
   "Это что? Ой, танк..."
   В каком-то десятке метров от него и впрямь был виден борт "Матильды II", неторопливо ползущей по своим танковым делам. Генка глупо ухмыльнулся потянулся вперед, упал на пузо и, дотянувшись до спускового шнура, резко дернул за него. Грохот выстрела долбанул по барабанным перепонкам и он потерял сознание.
   Появившиеся со стороны тыла, несколько минут спустя, советские танки Генка уже не видел.
  

Окрестности города Мерзифон (Турция)

22 марта 1940 г., 16 часов 47 минут

  
   -- Грыцко, дывыся, парубок!
   -- Що? Мабуть нимец, тильки мелкий?
   -- Да що ж я, парубка от чоловика не видризняю? Тю! Вин жеж у живих! Товарищ дохтур, пийдите сюды!

Из рапорта майора Шранка (выдержка)

   ...Кандидат в егеря, Гудериан Гейнц, используя гранату и стрелковое оружие уничтожил в бою до отделения солдат противника, затем, не взирая на ранение и сильную кровопотерю, добрался до орудия, самостоятельно и в одиночку подготовил его к выстрелу, хладнокровно подпустил вплотную британский танк Mark II Matilda II, и уничтожил его выстрелом с дистанции в 12 метров...
  

Окрестности города Берхтесгаден, шале Бергхов

24 марта 1940 г., три часа дня

  
   Адольф Алоиз Гитлер отошел от мольберта, всем своим видом демонстрируя крайнее раздражение, и взял трубку телефонного аппарата
   "Интересно, имею я право хоть на один день отдыха в году? -- подумал он. -- Я кто, в конце концов, правитель самого могучего государства мира и Фюрер германской нации, или чернокожий раб на плантации?"
   -- Слушаю тебя, Иоахим. -- произнес Гитлер. -- Что случилось?
   -- Хорошие новости, Адольф. -- прозвучал в трубке голос, не сказать что особо радостный, Риббентропа. -- Дания вступила в войну на нашей стороне.
   -- Ценнейшее приобретение. -- желчно ответил Фюрер. -- Главное -- неожиданное. С чего это они так?
   -- Англичане вчера потребовали предоставить им Исландию в качестве базы для борьбы с нашими субмаринами. -- ответил рейхсминистр иностранных дел. -- Датчане, наивные люди, понадеялись на Лигу Наций и отказались. Сегодня в полдень, в Рейкьявике, высадился полк британской морской пехоты и взял город под контроль.
   -- Еще бы. -- фыркнул Гитлер. -- Если память мне не изменяет, в исландской армии числится всего шестьдесят человек, вооруженных револьверами.
   -- Они еще и сопротивляться пробовали. -- хохотнул Риббентроп. -- Правда, недолго. Но датчане на британское самоуправство обиделись и присоединились к нашей войне.
   -- Ладно, лишними не будут. -- буркнул Адольф Алоиз Гитлер. -- У них там, кажется, несколько кораблей и подводных лодок было. Даже броненосцы, будто бы, и не то, чтоб совсем уж устаревшие...
   Обсудив со своим министром иностранных дел еще несколько вопросов, Гитлер вернулся к мольберту, взял кисть... и положил на место. Настроение рисовать пропало напрочь.
   "А ведь база в Исландии, это, пожалуй, серьезно. -- мрачно подумал он. -- Надо позвонить Рёдеру, узнать его мнение по этому поводу".
  
   (0) Маленький эдельвейс (нем.). Цветок эдельвейса являлся эмблемой горнострелковых частей Вермахта и СС.
   (1) В Вермахте, кандидат в офицеры, после обязательной годичной службы в качестве рядового, получал звание "фаненюнкер" равное званию "ефрейтор" и после непродолжительных теоретических занятий (от 2 до 6 месяцев) посылался в боевой полк на ефрейторскую должность на срок от 4 до 6 месяцев. В это период ему должны были предоставить возможность часть времени выполнять обязанности командира отделения. На последующих курсах обучение строилось аналогичным образом, с повышением как в звании, так и в должности, ежегодно.
   (2) РСХА -- Reichssicherheitshauptamt, сокр. RSHA, Главное управление имперской безопасности, одно из 12 управлений СС, орган разведки, контрразведки и политического сыска Германии.
   (3) "Мешок" -- танки Vickers Cruiser, Mark I и Cruiser, Mark II. "Моталка" -- танк Vickers Mk I, Matilda. В реальной истории СССР не закупались и, соответственно, не имели жаргонных обозначений, являющихся плодом фантазии автора.
   (4) ОКХ -- Oberkommando des Heeres. Верховное командование сухопутными войсками Германии.
   (5) Цилиакс Отто, капитан цур Зее, командир "Шарнхорста".
   (6) Marsch der Gebirgsjager (Марш горных стрелков).
   (7) Delirium tremens -- белая горячка (лат.)
   (8) "Еврей Зюсс" -- немецкий фильм 1940 года выпуска по одноименному роману Вильгельма Гауфа. Режиссер Файт Харлан.
   (9) Стихи М.Н. Петренко.
   (10) MI8 -- отдел радиоперехвата и радиоборьбы британской Секретной Разведывательной Службы (Directorate of Military Intelligence, Section 8)
   (11) ОКВ -- Oberkommando der Wehrmacht. Верховное командование Вермахта, с 04.02.1938 г. центральный орган управленческой структуры вооруженных сил Германии.
   (12) Дэскелеску, Николае -- румынский генерал. В этом варианте истории -- командующий 16-ой пехотной дивизии Королевства Румыния.
   (13) Имеется в виду 39M "Csaba" -- венгерский бронеавтомобиль (броня 7-13 мм, вооружен одной 20-мм пушкой 36.M. и двумя 8-мм пулеметами). Формой корпуса поразительно напоминал гроб. В реальной истории применялся исключительно на Восточном фронте.
   (14) -- Это лучше, чем таскать камни.
   -- Ты прав. (нем.)
   (15) -- Куда? Я столько много не съем!
   -- Кто много ест, тот станет генералом, мальчик! Следующий! (нем.)
   (16) Всё скушал? (нем.)
   (17) "Reibel" -- французский танковый и крепостной пулемёт, разработанный правительственным арсеналом в Шательро на базе ручного пулемёта FM 24/29 в 1931 г. Назван в честь полковника Рейбеля, управлявшего в то время правительственным арсеналом.
   (18) Выдуманный автором тяжелый немецкий танк Порше-Гротте. Бронирование 60-45 мм. Вооружение 88-мм орудие KwK 36 L/47 (также выдуманное), два 7,92-мм пулемета MG-34. Подробнее о танке и его создании см. роман "Нихт капитулирен!"
   (19) Зондерфюреры -- специалисты по заготовкам продовольствия, фуража и других материальных средств на оккупированных территориях, переводчики, технические и прочие специалисты,  значимость обязанностей которых приравнивается к уровню офицеров, но не имеющих права на присвоение офицерского звания или звания военного чиновника соответствующего ранга ввиду отсутствия или недостаточности военной подготовки. Звание цугфюрера примерно равнялось общевойсковому лейтенанту или унтерштурмфюреру в Ваффен-СС.
   (20) Немцы называли танки БТ, вне зависимости от модификации, "Кристи русский".
   (21) Еще один придуманный автором образец бронетехники -- САУ "Богдан Хмельницкий" на основе танка Т-100, вооруженное 152-мм орудием МЛ 20 и 3 пулеметами ДТ. Подробнее о создании см. роман "Нихт капитулирен!"
   (22) После провозглашения аншлюса комендант Терезианской академии, генерал-майор Рудольф Товарек, отказался впустить части вермахта на территорию академии, приказал караулу примкнуть штыки и удерживал вход в замок несколько дней. За свои действия он был отправлен в отставку с правом ношения формы.
   (23) Звание в Имперском военном суде, соответствующее воинскому званию "оберфельдфебель".
   (24) Лидер эсминцев "Ташкент". Получил свое прозвище из-за голубоватого защитного цвета окраски.
   (25) В нашем варианте истории более известен как "Черчилль".
   (26) Согласно нормам питания Вермахта, завтрак немецкого военнослужащего состоял всего лишь из куска хлеба (примерно 350-400 грамм) и кружки кофе без сахара. Ужин отличался от завтрака только тем, что солдат получал кроме кофе и хлеба еще кусок колбасы (100 грамм), либо три яйца, либо кусок сыра и что-то, чтобы намазать на хлеб (масло, смальц, маргарин). Основную часть своего дневного рациона солдат получал на обед, состоявший из мясного супа, очень большой порции картофеля, чаще просто отварного (полтора килограмма) с довольно большой мясной порцией (около 140 грамм) и небольшого количества овощей в виде различных салатов. При этом хлеб на обед солдат не получал.
  

Часть II. Hoth mit Uns (0)

Первым делом мы испортим самолеты.

Ну а девушек? А девушек потом.

Советский народный юмор

Если в небе серебристые самолеты, то это

американцы. Если камуфлированные -- то это

бритты. А если в небе пусто -- то это люфтваффе!

Из солдатского немецкого фольклора

Стамбул, дворец Доламабахче

29 марта1940 г., 09 часов 05 минут

  
   "Солнце красит на рассвете стены древнего... гм... дворца", мысленно напел комбриг ВВС РККА, Павел Федорович Жигарев, посмотрел на старинные напольные часы, сверил их со своими, и негромко хмыкнул. Часы, обычно показывавшие правильное время всего два раза в сутки, (1) на сей раз не врали.
   -- А вот не вижу оснований для смешков. -- так, чтоб было слышно только Жигареву, пробормотал стоявший рядом комдив Бакунин. -- Ситуация-то не радует.
   -- Не радует. -- согласился с командиром 61-го стрелкового корпуса летчик. -- Но с часами, это они перемудрили все равно. Раз он у них Отец Турков, так и построили бы, как мы, Мавзолей. И людям о человеке память, опять же.
   -- С часами, это да. -- Федор Алексеевич покосился на огромную люстру богемского стекла, подаренную некогда султану королевой Викторией, и добавил. -- С люстрой тоже. Но это, однако ж, не повод для радости.
   -- А что у нас сейчас из таких поводов вообще есть? -- буркнул Павел Федорович.
   На Ближневосточном ТВД поводов радоваться было, действительно, немного. Хотя ни на западе прорвать оборону союзников франко-британцам не удалось, ни на северном направлении с форсированием хребта Кёроглу не сложилось, марш О`Коннора на Самсун увенчался успехом. Остатки 95-й бригады легких танков, 16-ой пехотной дивизии и турецких резервистов, разбитые в упорном пятидневном сражении, откатились за Кызылмуран и Ешильырмык, позволив Новой Антанте рассечь Турцию на две части. Английское наступление на этом выдохлось, вроде бы, но кто знает, кто знает...
   На западе же все было не то что, не слава Богу, а не слава Богу совсем. Во-первых, Жигарев не смог найти общего языка со своим немецким коллегой, генералом авиации Келлером. Почему так сложилось, не мог сказать ни один из них: может классовая борьба между сыном крестьянина-бедняка из Тверской губернии и отпрыском прусского сборщика налогов из Бохума обострилась, строго в соответствии с учением Маркса-Энгельса-Ленина; может сказывалось какое-то неприятие немецкого кадрового офицера к выслужившемуся из рядовых комбригу; может полагал герр Альфред, что за время участия в японо-китайской войне камрад Жигарев обазиатился (сам Павел Федорович такого за собой не замечал, хотя поговорку "С кем поведешься -- так тебе и надо", безусловно, знал). Может, конечно, что и по какой иной, или по всем указанным причинам не заладилось у них общение, однако беседы двух генералов обыкновенно напоминали между собой фырканье двух котов, что-то не поделивших между собой.
   Во-вторых, по мере прибытия все новой и новой техники вавилонское столпотворение на турецких аэродромах стремительно превращалось в полнейший наземный и воздушный хаос -- столько разных языков и машин с опознавательными знаками различных стран там нынче смешалось: турки, венгры, румыны, немцы, русские, болгары и югославы... Речь Посполитая, оказавшаяся в интересном положении между Германией и СССР, и вынужденная вступить в войну на их стороне, тоже грозилась чего-то там прислать, для полного счастья. Проблема, конечно, была не только в налаживании взаимодействия между разноязыкими воинскими частями. Гораздо большей проблемой являлось не сбить кого-нибудь своего. Огромное разнообразие техники воюющих сторон сказывалось на ситуации в воздухе далеко не лучшим образом -- пилоты враждующих сторон постоянно путали союзников с неприятелем, как и наоборот. В результате машины обеих сторон постоянно попадали под "дружественный огонь" (хотя бы и потому, что часть авиапарка Турции и Румынии была укомплектована франко-британской техникой, да и просто перепутать у пилотов своих с чужими получалось совсем нередко), а противник не подвергался обстрелу исключительно потому, что принимался за своего.
   Ситуация на земле, конечно, была получше... но не сказать, что кардинально.
   -- Ну, с такой обстановкой в воздухе нам никаких врагов не надо. -- мрачно заметил Гот, выслушав виденье ситуации офицеров-летчиков. -- Сами друг друга угробим. Необходимо как-то решать проблему. Какие буду предложения?
   -- От германских коллег, -- подал голос югославский подполковник Шимич, -- поступало предложение окрасить фюзеляжи всех союзных самолетов в один яркий цвет. Герр Келлер ратовал за окраску аэропланов в желтый.
   -- Но достаточного количества желтой краски в Западной Турции не нашлось. -- не упустил случая вставить шпильку Жигарев.
   Келлер кисло поглядел на комбрига.
   -- Цвет, конечно яркий, заметный... -- задумчиво произнес Герман Гот. -- А с какой краской у нас проблем не имеется?
   -- С белой. И с красной. -- сообщил Альфред Келлер, и, ехидно покосившись на Павла Федоровича, добавил. -- Советские камрады предлагали их смешать, и окрасить самолеты в розовый цвет целиком.
   -- В розовый? -- генерал-полковник усмехнулся. -- Ну, такой окраски точно никто не применяет, перепутать будет сложно.
   Затем Гот помолчал пару мгновений, и задумчиво добавил:
   -- А знаете, что-то в этом есть.
  

Бухарест, больница Колтеа

29 марта 1940 г., 10 часов 20 минут

  
   Жители "Маленького Парижа", как, заслуженно, за свои широкие бульвары и парадную архитектуру эклектики называют столицу Королевства Румыния, вполне обоснованно гордятся старейшей в Европе больницей -- клиникой Колтеа, возведенной еще в далеком 1704-ом году. Правда, в недоброй памяти 1802-ом здание больницы, возведенной богачами и меценатами, Вакарести, было полностью разрушено землетрясением, но усилиями славного сына Румынии, Давилы, (2) клиника была восстановлена, и ее новое здание, выстроенное в неоклассическом стиле, радовало глаза прохожих нарядным светло-бежевым фасадом и чуточку голубоватым, украшенным шпилем, шлемовидным куполом, а пациентов -- просторными палатами и яркими фресками на стенах и потолке.
   -- Это не больница, это какой-то музей. -- заявил Генка, заходя в палату Бюнделя. -- Как тут можно лечиться, если и дышать-то страшно?
   -- Так же, как и везде, Гейнц. -- улыбнулся оберягер. -- Лежать подольше, есть побольше и спать послаще.
   -- Отдыхать в прок? -- Кудрин осторожно опустился на стул и отставил костыль в сторону. -- Это можно. А что ты там такое читаешь?
   Курт заложил книгу указательным пальцем и продемонстрировал мальчику обложку.
   -- Ахим фон Арним, "Бедность, богатство, преступление и искупление графини Долорес". -- прочитал Гена. -- Интересно?
   -- Ну... -- на лице Бюнделя отразилась внутренняя борьба между формулировками "фигня" и "фигня первостатейная".
   -- А чего тогда читаешь? -- удивился парень.
   -- А это он на нашу сестру милосердия, Виорику Стан, пытается впечатление умного произвести. -- подал голос с соседней койки санитётерфельдфебель Северин. -- Она как раз сейчас зайти должна была, вот бедняга и терзается этим, с позволения сказать, чтивом.
   -- Мужчина должен выглядеть в глазах девушки немного лучше, чем он есть на самом деле, Ганс. -- парировал оберягер. -- А это, -- тут он постучал указательным пальцем левой руки по обложке, -- классика немецкого романтизма.
   -- Ну да, девушки любят романтику. -- глаза Генки смеялись.
   -- Конечно. -- согласился Бюндель. -- Ты же на свидании девушке цветы даришь, а не аптечные изделия в коричневой бумаге (3), хотя за ради их применения ты её и позвал.
   Кудрин, который с девушкой еще и не целовался-то ни разу, густо покраснел.
   -- Нет, ты не романтик. -- вздохнул Северин. -- Вот откуда такой цинизм? Я понимаю, у меня, медика, но у тебя...
   -- Это не цинизм, а здравый прагматизм. -- парировал Курт.
   Дверь в палату отворилась, и на пороге появился, в сопровождении хорошенькой медсестрички, оберлейтенант Дитер фон Берне, в накинутом поверх формы белом халате.
   -- Доброе утро, бойцы. -- поприветствовал он всех троих и, бросив взгляд на книгу, которую Бюндель все еще сжимал в правой руке, укоризненно добавил: -- Лучше б ты Устав также учил, герр Стетоскоп.
   "Вот на кой черт надо было при Виорике мое прозвище вспоминать?" -- раздраженно подумал Бюндель.
   "Заставит учить Устав всех троих", печально подумал Северин.
  

Берлин, Вильгельмплац, 8-9

30 марта 1940 года, 10 часов 00 минут

   -- Тэк-с, ну -- с этим мы разобрались. -- доктор Пауль Йозеф Геббельс отложил в сторону очередной лист бумаги. -- Что у нас есть для завтрашнего воскресенья и начала следующей недели? Фриче, давайте начнем с вас.
   Начальник IV отдела Имперского министерства народного просвещения и пропаганды, отвечающего за прессу, бросил быстрый взгляд в подготовленные материалы.
   -- Закончена эвакуация в Румынию остатков первого батальона сотого горного полка. В нем выбито, убитыми и ранеными, три четверти личного состава. Для сектора иностранной прессы уже подготовлены публикации о мужестве и самопожертвовании немецких горных стрелков. А вот сектор внутренней прессы по этому поводу в затруднении -- только статья о том, что для раненых солдат предоставлены лучшие госпитали и клиники Бухареста, но это уже пас нам от ведомства Риббентропа.
   -- Что ж вы так? -- усмехнулся уполномоченный фюрера по контролю за общим духовным и мировоззренческим воспитанием НСДАП, и глава Центрального исследовательского института по вопросам национал-социалистической идеологии и воспитания, Альфред Розенберг, сильно недолюбливающий лично Геббельса, и переносивший это свое чувство и на всю команду "министра правды".
   -- Я же говорил, герр рейхсляйтер. -- Ганс Фриче пожал плечами. -- Потери там чудовищные.
   -- Да, про потери нам не надо... -- задумчиво произнес Геббельс. -- Про потери, это нехорошо... Фриче, герои там есть?
   -- Да они там все герои, герр рейхсминистр. -- ответил тот. -- Удерживали перевал полдня против целой... -- начальник IV отдела вновь бросил взгляд в свои пометки... -- целой дивизии.
   -- Но ведь такое невозможно, без нужной организации и подготовки, верно? -- поинтересовался Геббельс, и дождавшись утвердительного ответа, продолжил. -- Значит один герой для статей у нас уже есть, так?
   -- Их командир, майор Шранк? -- Фриче сделал пометку карандашом. -- Полагаю, командиры рот тоже...
   -- Видите, как просто? -- улыбнулся Геббельс. -- Кто-то еще отличился? Я имею в виду -- особенно.
   -- Пожалуй... да. -- осторожно отозвался Фриче. -- Фаненюнкер Инго Ортруд командовал наблюдательным постом, представлен к нарукавной ленте "Турция". (4) Или, вот! Незадолго до начала боевых действий батальон подобрал и выходил единственного спасшегося с советского парохода, подвергшегося бомбардировке британцев. Подросток, воспитанник интерната. Из-за плохого понимания русского, при оформлении аусвайса записан как Гейнц Гудериан и оформлен, для постановки на довольствие, как кандидат в егеря.
   По кабинету раздались смешки присутствующих -- некоторые сотрудники министерства были в курсе "безумной переписки" Гудериана и фон Браухича.
   -- Во время боя мальчик уничтожил до отделения пехотинцев и танк. Представлен к знаку "За ранение", рассматривается возможность награждения Железным крестом.
   -- Ну вот, вот же! -- воскликнул Геббельс. -- Можете, когда захотите! Дайте статьи во всех газетах уже в это воскресенье! Германия должна знать своих героев.
   -- А вас не смущает, -- подал голос Розенберг, -- что мальчик, в некотором роде, русский?
   -- Мы добиваемся не правды, а эффекта. -- отмахнулся от него Геббельс. -- К тому же по документам-то он Гудериан, не так ли? Будет фольксдойче. А с награждением орденом надо бы ОКХ поторопить. Да, и узнайте у Риббентропа статус парня. Если он еще не связывался с русскими по его поводу, то лучше пускай этого и не делает.
  

Балыкесир (Турция), 9-я Авиабаза ВВС

03 апреля 1940 г., 08 часов 17 минут

   -- Nemoj me jebat! (5) -- в сердцах произнес капитан ВВС Югославии, Зелемир Рукавина, глядя на свой IK-3.
   На свой розовый IK-3! Только теперь он понял слова командира эскадрильи о том, что командование решило произвести эксперимент с окраской боевых машин, для лучшей опознаваемости "свой-чужой".
   -- Hai, in puii mei, dati incoace! (6) -- замер рядом с ним румынский локотенант Ионеску, и уставился на свой, покрашенный диагональными белыми и красными полосами P.24.
   -- Во халера! -- послышался со стороны русской эскадрильи громовой голос майора Хацяновича. -- Гамон! Механик, а ну стой, сярун! Стой, каб ты здох, лайно запорхатьское, маркитун, струк мехам ляснуты, мярзотник гыкнутый! Стой! Каб цябе трясца, ашалоток, прышчырак, ёлупень трясцанутый, шмонька дзюшкая, маздан, джинджик барыльный, халиба, вахлак прастакаваты, дупа конячья! Стой!
   Майор вылетел из-за самолетов, в весьма растрепанных чувствах, такой же форме и череном от лопаты в руках. Обведя окружающее пространство налитыми кровью глазами, он остановил свой взгляд на машине Рукавины и охнул.
   -- От сранае гадайё. Лучше б тебя, как меня -- в гуйно покрасили.
   -- Gefickte Scheisse! Fick dich ins Knie! Pimmel! Arschbacke! Scheisskerl! Wichser! Mistkerl! -- мимо Рукавины, Ионеску и Хацяновича промчался немецкий механик, за которым, размахивая точно таким же череном, что и у белоруса-майора, несся гауптманн Штоц.
   А со всех остальных сторон аэродрома слышались экспрессивные турецкие возгласы: Inek! Beyinsiz! Sipastik! Kus beyinli! Amina koyim!.. и яростное венгерское Bozmek!!!
   "Интересно, в какой цвет окрасили Messerschmitt Штоца? -- подумал Зелемир, -- Он ведь всегда такой невозмутимый... был".
  

Бухарест, больница Колтеа

03 апреля 1940 г., 10 часов 30 минут

  
   -- Гляди, про тебя в газетах пишут, Гейнц. -- сказал Бюндель, въезжая в палату на кресле-каталке, и демонстрируя воскресный номер "Фёлькишер беобахтер".
   -- Про меня? -- удивился Генка. -- Чёй-так? Может про другого кого?
   -- Не так уж много Гудерианов в нашей армии. -- парировал оберягер. -- А чтобы генерал Гудериан собственноручно подбил вражеский танк из горной пушки, этого я не припоминаю. На, держи, наслаждайся славой.
   Кудрин принял газету, быстро пробежал обведенную карандашом заметку, и хмыкнул.
   -- Точно не про меня, я ж говорил.
   -- Это почему? -- удивился Бюндель.
   -- Тут написано, что парень, который это сделал -- немец, а я русский.
   -- А в аусвайсе у тебя что написано? -- хитро прищурился Курт. -- А написано там "Гейнц Гудериан". Не очень советское имя, ты не находишь?
   -- Я не виноват, что ты глухой пенек. -- насмешливо фыркнул мальчик. -- Слушать надо было внимательнее.
   Оберягер помрачнел -- перед его глазами снова встал утренний турецкий пляж, покрытый изувеченными детскими телами.
   -- Да... наверное. -- пробормотал он, и некоторое время молчал.
   -- Курт, что ты тут делаешь? -- вопросил майор Шранк, входя в палату. -- Тебя там медсестричка обыскалась уже. Виорика Стан, кажется.
   Командир роты подмигнул Бюнделю.
   -- Давай, поспешай, а то, я видел, там Северин ошивался.
   -- Придушу гада. -- пробормотал оберягер, и выкатился на своем кресле-каталке из палаты.
   -- Хорошо, что он только ноги сломал, герр майор. -- расхохотался с соседней с Генкиной койки штабсгефайтер Зонг.
   -- Да, ноги в этом деле не главное... -- задумчиво ответил Макс-Гюнтер, и, повернувшись к Кудрину, добавил. -- Ага, смотрю ты уже прочитал про свои подвиги.
   -- Это не мои! -- возмутился тот. -- Я ж не немец!
   -- Уже немец. -- спокойно ответил Шранк. -- В высших кругах решили, что ты теперь фольксдойче, причем чистокровный, со всеми вытекающими последствиями.
   -- А... -- мальчик в задумчивости взъерошил короткий ежик черных волос, отросших со времен спасения с "Черноморца". -- А какие последствия вытекают, герр майор?
   -- Ну, во-первых, гражданство Рейха. -- загнул один палец тот.
   -- Я же гражданин СССР. -- изумился Генка.
   -- И документ об этом у тебя есть? -- чуть приподнял бровь Шранк. -- Нет? А у меня вот, представь, на тебя есть. Сегодня прислали. И по нему ты не Gennadiy Kudrin, а Гейнц Гудериан, двадцать восьмого ноября одна тысяча девятьсот двадцать третьего года рождения.
   -- Врут ваши документы, двадцать четвертого я.
   -- Человек врать может, официальная бумага -- нет. -- усмехнулся майор. -- Пришлось приписать тебе год, чтобы ты смог быть подвергнуть эмансипации. Это во-вторых. -- он загнул еще один палец. -- Знаешь, что такое эмансипация?
   Кудрин сморщил нос и задумался.
   -- Это, кажется, когда женщины борются за равные права с мужчинами. -- ответил он, чуть помедлив.
   -- Эти мне эмансипэ... -- негромко рассмеялся майор. -- Нет, это значит, что ты признан полностью право и дееспособным, наравне со взрослыми.
   -- А... зачем? -- слегка ошалел Кудрин.
   -- Затем, хотя бы, что в ближайшие дни придет приказ, о награждении тебя Железным крестом второго класса. -- ответил майор, и загнул еще один палец на руке. -- Это, кстати, в-третьих. Ну и для того, чтоб я смог с чистой совестью оставить тебя на службе в нашем полку. Или у тебя иные планы?
  

Бранденбург-на-Хафеле, Нойштадиш Хайдштрассе

10 апреля 1940 г., 11 часов 17 минут

  
   -- Дитер! Дитер фон Берне! -- неторопливо идущий по улице родного города, куда приехал на заслуженный отдых, оберлейтенант обернулся на голос.
   -- Ба, герр фон Хиппель, что вы тут делаете, друг мой? -- Дитер обнялся со старым товарищем своего отца.
   -- Раньше был просто "дядюшка Тедди". -- рассмеялся пожилой мужчина в форме гауптманна инженерных войск. -- О, да я гляжу, ты Железный крест получил? Молодец, молодец. Наслышан о геройстве горных стрелков под Мерзифоном. Тяжелый был бой? Прости, что спрашиваю, мой мальчик, но от штабов я далек, а в газетах... Ну ты же знаешь, что там не напишут всю правду.
   -- Непросто пришлось. -- чуть посмурнев ответил фон Берне. -- Большую часть батальона повыкосило. Сам чудом просто без царапины обошелся. Да, наверное, не сложнее чем вам в Восточной Африке, в Великую Войну, надо полагать.
   -- Да. -- крякнул гауптманн, припомнив свою службу под командованием фон Леттова-Форбека. -- Война там была... своеобразная. Ты никуда не торопишься, Дитер? Посидели бы в кафе, рассказал бы старику подробности.
   -- Так таки уж и старику. -- рассмеялся фон Берне. -- Не рановато ли вы себя списываете? Снова в строю, как я вижу. И, нет, я никуда не спешу, да и самое время чем-нибудь перекусить. С радостью пообщаюсь с вами, герр Хиппель.
   -- Ну вот и славно. -- улыбнулся гауптманн. -- Здесь за углом, если помнишь, делают замечательный кофе.
   Господа офицеры неторопливо отправились в кафе, продолжая беседу.
   -- Я вижу, вы оставили пехоту ради инженерных войск? -- поинтересовался, между прочим, оберлейтенант, когда они заняли столики и сделали заказ.
   -- Что делать? Кому-то надо и этим заниматься. -- ответил Теодор фон Хиппель. -- Принял восьмисотый строительно-учебный батальон особого назначения. Нас, кстати, тут расквартировали. Ну да что обо мне? Я-то все по тылам. Лучше расскажи, как там, в Турции? Накостыляем Новой Антанте? Расквасим им нос до юшки кровавой, как полагаешь?
   -- Судьба войны решится не там. -- покачал головой фон Берне. -- Плацдармы для атаки на Сирию и Египет потеряны, после нашего разгрома Турция разрезана надвое...
   -- Фу-фу-фу, так уж и "разгрома". -- хмыкнул гауптманн.
   -- Разгрома. -- твердо ответил Дитер. -- Приди русские минут на десять позже, мы бы с вами сейчас не разговаривали. Да и то, что пришло... Признаюсь честно, я не считаю японцев столь уж хорошими вояками, но после более чем убедительной победы русских под Халхин-Голом предполагал, что у них современная армия, чего-то стоящая. Финляндия -- ну, возможно там очень тяжелые условия для наступления, не знаю, если честно. Может Советы просто никуда не спешат. Но, сказать по чести, та их техника, что я видал, никакой критики не выдерживает. Да, появление их танков заставило отойти англичан и дать отступить нам, но когда они снова пошли в атаку, русские горели, словно броня их была из фанеры. Их и румын выкинули за реку буквально в течении трех суток, при том, что просто маршировать до Кызылмурана бриттам было два дня. Не знаю, у меня было такое ощущение, что в бой шли вооруженные Кюгельпанцеры или Sd.Kfz.3. В лучшем случае -- Sd.Kfz.13, (7) только с пушками. Да и то не все, большинство-то пулеметными и было.
   Оберлейтенант покачал головой.
   -- Сдается мне, прислали вам не новейшую технику, Дитер, -- пожал плечами фон Хиппель, -- а те танки, которые для современной войны уже непригодны, а на метал отправлять жалко. Про "сухопутные линкоры" в монгольских степях даже в японских газетах уважительно отзывались. (8)
   -- Может быть, может быть. -- ответил фон Берне. -- Но ни одной Матильды-два русские так и не подбили. А мы остановили парочку. Одну даже совсем мальчишка подбил, сын полка наш.
   -- Что-то я такое читал. -- ответил гауптманн. -- Но, сказать по чести, полагал, что это очередная "правда" доктора Геббельса.
   -- Да нет, вполне реальный мальчик, официальный кандидат в горные стрелки. -- улыбнулся Дитер. -- Как раз в мою роту его и пристроили. Я-то сначала думал, что навязали обузу мне на шею, а он вон как отличился. Целое отделение лайми положил, а потом в упор умудрился застрелить танк. Так что в газетах врут только о том, что он фольксдойче. Мы его когда подобрали, он воды наглотался, хрипел как старая патефонная пластинка, вот и услышал наш знаток славянских наречий его имя, как Гейнц Гудериан.
   -- Да, чего только не бывает. -- усмехнулся фон Хиппель. -- Вон, такой же мальчишка, сын нашего дипломата в Анкаре, потерялся во время эвакуации посольства, так не только выбрался из вражеских тылов, а еще и привел с собой целый партизанский отряд из турок, в два десятка штыков. Как собрать и возглавить-то умудрился, один Бог знает.
   -- Да, читал. Вроде бы на их счету до полуроты лягушатников. -- кивнул оберлейтенант. -- Но тоже полагал, что это такая особая разновидность "правды" от нашего рейхсминистра образования.
   На этом беседа практически прервалась, поскольку официант принес заказанную офицерами еду. Гауптманн во время обеда был задумчив, и отвечал на редкие реплики фон Берне с некоторой задержкой, односложно и едва ли не невпопад. Наконец, когда с едой было покончено, фон Хиппель внезапно вернулся к прерванному разговору.
   -- Скажи, а вот этот мальчик в вашем полку, Гудериан, он тебе очень дорог?
   -- В каком смысле? -- не понял фон Берне.
   -- Ну, ты не сильно расстроишься, если я заберу его к себе в батальон?
  

Ереван, штаб Отдельной Кавказской Армии

11 апреля 1940 г., 10 часов 20 минут

   -- Ну что, Константин Ксаверьевич, -- обратился Яков Владимирович Смушкевич к крепкому, в самом расцвете лет мужчине, со знаками различия комкорпуса в петлицах, чубатому, с открытым лицом и пронизывающим внимательным взглядом светлых, ни то серых, ни то светло-светло зеленых, почти бесцветных глаз, -- освоился уже на новой должности?
   -- Освоился, товарищ командарм второго ранга. -- ответил тот. -- Чего ж не освоится? Солдаты в тридцать пятом и сорок девятом корпусах обстрелянные, да и командиров их, комбригов Кирпоноса и Москаленко, я хорошо знаю, так что никаких проблем не возникло. С комбригом Кузнецовым, из сто шестьдесят третьей мехдивизии я, правда, по службе раньше не пересекался, но у меня он оставил самые благоприятные впечатления, как и личный состав его подразделения. Да и о его действиях в Карелии отзывы исключительно положительные. Так что, готовы на выдвижение в Турцию хоть сейчас, если авиация прикроет.
   -- В этом, товарищ Рокоссовский, можете не сомневаться. -- усмехнулся Смушкевич. -- Авиация поддержит. Как у вас налажено взаимодействие с Готом?
   -- С Готом не очень. -- нахмурился комдив. -- Командовать, паршивец, пытается, жар нашими руками загребать норовит.
   -- Ну, я думаю, -- произнес находившийся здесь же, в кабинете командующего недавно сформированной армией, заместитель наркома обороны и начальник Главного политуправления Красной Армии, Лев Захарович Мехлис, -- аппетиты наших немецких товарищей можно будет поумерить. Готу подчинены войска в Западной Турции, а командование советской Отдельной Кавказской, как и силами турецких союзников на востоке, возложено на вас товарищ Мартинес. (9) Пускай товарищ Гот это учтет.
  

Северная Турция, западный берег реки Кызылмуран

11 апреля 1940 г., 11 часов 17 минут

   -- Мойше, скажи мне честно, как на духу, как одессит одесситу...
   -- Сеня, я с тебя удивляюсь. Ты таки действительно хочешь чтобы я тебя честно послал куда подальше, как одессит одессита? Сэмен, я таки извиняюсь, но если я это сделаю, ты ж туда не дойдешь.
   Два механика-водителя в званиях простых красноармейцев сидели на броне стоящего в засаде Т-37А и рубали сало с луком. Весеннее турецкое солнышко припекало, противник не наблюдался, и сидеть в раскаленных коробках своих боевых машин у молодых людей не было ни малейшего желания.
   -- Мойше, ты меня обижаешь. Я уже дошел практически до ручки, а ты говоришь, что я не дойду куда подальше? Я дойду хоть до края земли, если хочу что-то узнать. Мойше, скажи, каким образом такой тихий еврейский мальчик с пальцами музыканта попал за рычаги управления этой дуры?
   Красноармеец кивнул в сторону расположенного неподалеку Mk I, "Матильда".
   -- Сеня, если как на духу, то сам ты дура, а моя "Моталка", щоб ты знал, даст твоему водоплавающему уродцу сто очков форы. В последнем бою я в борт получил четыре снаряда, и только немножечко оглох и попортил себе краску на корпусе.
   -- Чтобы всучить мне эту самую фору, твоей каракатице, на минуточку, надо меня еще догнать, а это тебе Мойше, ни разу не угрожает. Но я все еще не слышу ответа на свой нескромный но корректный вопрос!
   -- Сэмен, я с тебя потею. У меня мудрая еврейская мамочка, она знает что лучше для ее сына, и что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником. Конечно же она отдала меня учится скрипке ко Льву Аркадьевичу, или откуда у меня такие пальцы? Ты знаешь что такое скрипка, Сэмен? Знаешь ли ты, что такое заниматься на этом великом инструмэнте, когда соседские мальчишки гоняют в футбол или лапту, а ты, в это время, как проклятый извлекаешь из нее божественные мелодии? Нет, ты этого не знаешь и не дай боже тебе этого знать. Конечно, когда в школе набирали учеников на курсы механизаторов и водителей трактора я поговорил с кем надо и попал в трактористы по комсомольскому распределению. Мама, я извиняюсь, ничего не сказал, причем довольно громко, но -- ша -- она у меня мудрая женщина. Когда на следующий день она ссорилась с нашей соседкой, тетей Симой, щоб ей быть такой здоровой, как я сейчас подумал, то пообещала, что я нечаянно задавлю всех недовольных своим трактором. Що ты думаешь? Тетя Сима на полчаса онемела! С тех пор мама точно знает, что еврей, если хочет быть честным пролетарием, а не контрой, может быть либо музыкантом, либо сапожником, либо трактористом.
   -- И що, ты уже больше не терзаешь нервы своей скрипкой соседям?
   -- Я их терзал всему совхозу "Красная Заря", где нас учили управлять трактором, и, скажу тебе, настолько успешно, что после демобилизации сразу и непременно женюсь на замечательной девушке Оксане, дочери главного инженера.
   -- И, я стесняюсь спросить, она симпатичная?
   -- Сэмен, скажу тебе положа руку на сердце и карман с докумэнтами: настоящему музыканту там есть за что подержаться.
   Из башни "Матильды" показался лейтенант-танкист, высунувшийся из люка до пояса. Он предупреждающе вскинул руку, призывая бойцов к молчанию, и с минуту во что-то напряженно вслушивался.
   -- Быстро по машинам. -- наконец приказал он. -- Кажись англичане опять решили попробовать наш брод на зубок.

Стамбул, дворец Доламабахче

11 апреля 1940 г., 12 часов 15 минут

  
   -- ...таким образом, на основе испытания различных вариантов окраски машин, командование Девятой авиабазы пришло к выводу, что наиболее оптимальным является окраска машин в цвет коричневатого оттенка, получающийся при смешении красной и белой краски в пропорциях...
   -- Бог с ними, с пропорциями. -- прервал Гот Келлера, делавшего доклад. -- Краски нам хватает?
   -- Да, герр генерал-полковник. -- ответил тот. -- Хватает. Также положительный отзыв среди пилотов получило окрашивание капота белой краской. Командование базы также настоятельно рекомендует его применить.
   -- Ну и славно. -- отозвался Гот. -- Так и поступим. Подготовьте приказ о перекраске всех машин в цвет... Как, кстати, этот цвет правильно называется?
   -- Гуйно. -- усмехнулся Павел Федорович Жигарев.
  

Ереван, штаб Отдельной Кавказской Армии

12 апреля 1940 г., 09 часов 35 минут

  
   Главнокомандующий ВВС РККА, командарм 2-го ранга Яков Владимирович Смушкевич, лично прибывший на Кавказ для руководства военно-воздушными силами на этом важнейшем для СССР театре военных действий, задумчиво глядел на расшифровку радиограммы Верховного Главнокомандующего объединенными (хотя, после падения Самсуна, фактически разъединенными) войсками в Турции, Исмета Инёню.
   -- Да, ситуация. -- задумчиво произнес он. -- Если я в приказе отражу именно эту формулировку, то Мехлис такого приказа просто не поймет.
   -- С чувством юмора у него плохо. -- согласился его заместитель, Локтионов. -- Но изменить формулировку мы тоже права не имеем. Яков Владимирович, а у меня тут мысль родилась.
   -- Да? Интересно послушать.
   -- Лев Захарович, ведь, по-турецки ни бельмеса не понимает?
   -- Насколько я знаю, так оно и есть. -- кивнул Смушкевич. -- Ты, Александр Дмитриевич предлагаешь?..
   -- Да. Именно. И продублировать в приказе латиницей, как будто бы исходное турецкое слово взяли.
   -- А что? -- задумался командарм. -- Может и сработать.

Из приказа Главкома ВВС РККА от 12 апреля 1940 года

   ...во исполнение приказа Верховного Главнокомандующего Республики Турция, с целью уменьшения боевых потерь и лучшего распознавания пилотами дружественных машин:

ПРИКАЗЫВАЮ:

   ...все боевые машины ВВС РККА, принимающие участие в боевых действиях на территории Республики Турция и в районах, непосредственно примыкающих к ее границам, окрасить в светло-коричневый цвет (guyno), с сохранением опознавательных знаков ВВС РККА на крыльях и фюзеляже, и окраской капота в белый цвет...
  

Восточная Триполитания,

500 метров южнее пос. эль-Барахим

20 апреля 1940 г., 08 часов 22 минуты

   -- Что ж за земля такая, а? -- командир первой роты третьего бронеразведывательного батальона 5-ой легкой дивизии, оберфельдфебель Фриц Яис, высунулся из люка своего PSW 231 и начал рассматривать поселок (скорее даже жалкую деревушку) в бинокль. -- С утра до вечера жара, с вечера до утра холодрыга. Отдали б макаронники эти пустыни англичанам, и пускай бы те сами тут мучались.
   Ровно месяц миновал с того момента, как, после упорного боя, войска Александера захватили Тобрук, и двинулись дальше, в Ливию. Пятая армия Грациани и танковая дивизия "Ариетте", понеся значительные потери, не имея должного снабжения и подкреплений, принуждены были оставить города Джарабуб, Бир Хахеим, Дерна, Токра, Бенгази, Беда Фомм и Агедабиа. В руках англичан оказались вся Мармарика и Киренаика. Десятая армия Гарибольди, несмотря на свое численное преимущество, но имея те же самые проблемы со снабжением и пополнением, не смогла серьезно подвинуть от ливийско-тунисской границы XXV-й корпус, командование которым перед самым началом войны принял генерал Билот.
   Итальянские войска в Абиссинии также терпят одно поражение за другим. Вопрос их капитуляции становится вопросом времени, которое они еще смогут продержаться.
   Возможно, если бы Александер не испытывал проблем, схожих с теми, что имелись у его итальянского визави, английское продвижение было бы еще стремительнее, однако он оторвался от египетских баз снабжения, а морским поставкам препятствовали неожиданно многочисленные и, главное, нахально ведущие себя итальянские субмарины. Не то, чтобы им удалось устроить на франко-британских коммуникациях такую же резню, что и "бородатым мальчикам" Дёница в Атлантическом океане, но считаться с их существованием пришлось.
   Впрочем, несмотря на это, англичане продолжали выдавливать итальянцев из Ливии, занимая один порт за другим, и практически сведя на нет не то что поставки, а даже и добычу не столь давно разведанной тут нефти. Мириться с этим не захотели уже в Вермахте, и, как результат, едва не четверть танков 5-ой легкой дивизии оказалась в Северной Африке вместо Северо-Западной Германии. Гитлер, возможно, послал бы и больше -- мог себе это позволить с учетом того, что более двадцати процентов французской армии завязли в Турции, да только как их, при контроле франко-британцами над Средиземным морем, было переправить? Ну и захват французами Турина свою роль, наверное, сыграл -- планировавшиеся к отправке в Африку, на защиту Эль Агейлы, солдаты отправились оборонять от лягушатников Геную и Милан. И хотя французское наступление быстро выдохлось, Турин они так обратно и не отдали.
   -- Ну что там? -- подал голос механик-водитель.
   -- Да вроде все спокойно. -- Яис скрылся в своем бронеавтомобиле. -- Арабы своих коз и верблюдов пасут, шевеления никакого. Вот, боюсь только, как бы под Кузур аль Булайдахом они серьезного чего не поставили, для фланкирующего огня. Ну а под Бир эс-Суэра им сам Бог велел нас встретить, так что двигаемся быстро, но без спешки. В Марза эль-Брега нам надо, по возможности, прорваться живыми.

Бранденбург-на-Хафеле, плац 800-го

строительно-учебного батальона

20 апреля 1940 г., 11 часов 16 минут

   В форме горнострелка Генка тут был один. Три парня, видимо, прибывшие пораньше, облачены были в форму военных инженеров, правда, без знаков различия, еще двое были в штатском, а один, самый старший, на вид -- лет семнадцати, обряжен был в невообразимую военизированную композицию по мотивам турецко-британско-французской униформы. Изрядно ношенную, и украшенную таким же как у Генки Железным крестом второго класса и Бронзовым знаком за ближний бой.
   -- Рудольф. -- парень с крестом сам подошел к Гене, едва тот появился на плацу, и протянул руку.
   -- Гейнц. -- ответил Кудрин на рукопожатие. Раз уж начали звать на немецкий лад, решил он, то нечего языки людям ломать, выговаривая его настоящее имя. Да и объяснять по полчаса, что он такой же Гудериан, как собеседник -- Гитлер, Генке отчего-то совсем не улыбалось. -- Где тут можно вещи кинуть?
   Парень встряхнул ранцем, который держал в левой руке.
   С вокзала его забрал молчаливый фельдфебель самого что ни на есть зверовидного облика. Если бы в СССР показывали фильмы ужасов, то парень вполне мог бы решить, что сей унтер запросто может сниматься в таковых без грима (особенно в роли чудовища Франкенштейна), но, поскольку эта ниша в области поп-культуры в советском синематографе была вакантна, Генка мысленно окрестил фельдфебеля как помесь гориллы и ёкарного бабая. Встретив Кудрина на перроне, он только и спросил, является ли он Гейнцем Гудерианом из сотого полка первой горной дивизии (словно поезд полон был подростков в егерской форме), и получив утвердительный ответ скомандовал посадку в кабину тентованого грузовика, которым оный фельдфебель и управлял. Всю дорогу унтер молчал, и лишь по достижении грузовиком контрольно-пропускного пункта соизволил сообщить Генке, что того уже ждут на плацу (направление, куда парню следовало поспешить, он обозначил движением головы, указав его своим массивным, словно сделанным из необработанного куска гранита, подбородком), и что построение будет через десять минут. Стоит ли упоминать, что выдвижение туда Гена произвел со всевозможной поспешностью, так, что пятки сверкали?
   -- Брось покуда с края плаца, до казармы оттащить уже не успеешь. -- ответил Рудольф. -- Тебя откуда к нам перевели?
   -- Из госпиталя. -- ответил Кудрин, и воспользовался советом. -- А тебя?
   -- Из под Михалыччика. Прямо с передовой. Командовал взводом турецкого ополчения.
   -- Ого. -- Гена с уважением поглядел на нового знакомого. -- Как тебя угораздило?
   -- Отстал от наших в Анкаре, при эвакуации. -- пожал плечами Рудольф. -- Пришлось выбираться самостоятельно. В одиночку было не пройти, пришлось собрать партизанский отряд из местных. Прорвались с боями, ну турки и решили, что раз подразделение уже сплоченное, то и говорить не о чем -- присвоили сержантское звание, и оставили командиром, уже официально.
   -- И почему мне кажется, что все было не так легко, как ты рассказываешь? -- насмешливо прищурился Генка.
   -- А рассказывать всегда легче чем делать. -- усмехнулся Рудольф. -- Ты сам-то каким образом до госпиталя добрался?
   -- Горные стрелки после того, как наш пароход разбомбили, подобрали на берегу. Ну а дальше ничего интересного: марши, строительство укреплений, бой, госпиталь, и вот я здесь.
   -- Награждение пропустил. -- хмыкнул собеседник Генки.
   -- А остальные тут откуда? -- поинтересовался мальчик.
   -- А кто откуда...
   -- Становись! -- раздался неподалеку громовой рык, и парни, вынужденно прервав беседу, ринулись занимать свои места в шеренге.
   Минуты не миновало, как семеро парней смогли наблюдать пожилого мужчину в форме гауптманна инженерных войск.
   -- Кто вы такие я знаю. -- не повышая голос обратился он к мальчишкам. -- Вас же, полагаю, интересует, кто таков я. Меня зовут Теодор фон Хиппель. Как можете видеть по знакам различия на форме, я гауптманн. В Великую Войну служил в пехоте, в составе африканского контингента рейхсвера, дрался под командованием генерала Пауля фон Леттова-Форбека против британских колониальных войск. Если кто-то из вас учил историю, то знает, что победить нас лимонникам так и не удалось. В настоящее время нахожусь на действительной военной службе в абвере, что и вам теперь предстоит.
   Гауптманн замолчал на несколько секунд.
   -- Так сложилось, -- наконец продолжил он, -- что всем вам, несмотря на нежный возраст, уже приходилось воевать и убивать. Иногда так бывает, что детям приходится брать оружие в руки, и нести все тяготы военного ремесла наравне со взрослыми. Не стану утверждать, что это хорошо. Нет! Это плохо, это гадко, это скверно и отвратительно. Но, раз уж такое случилось, раз мы, взрослые, не сумели защитить вас от этих крови и грязи, быть может вы поможете нам защитить остальных ваших ровесников? Тех, для кого война, это не трудные марши и грязь в окопах, а движение солдат в парадной форме по улицам и площадям. Вы, конечно, сейчас в недоумении, вы не понимаете, чего же я на самом деле хочу от вас. Что ж, значит мне придется рассказать вам о том, что из себя представляет наше подразделение. В первую очередь должен вам сообщить, что Восьмисотый батальон не является не только учебным, но даже и инженерным.
   Фон Хиппель вновь замолк, наблюдая за реакцией молодых людей. Реакция была вполне предсказуемой -- ошалело-скептические физиономии.
   -- Наше подразделение создано с целью разведывательно-диверсионных действий в тылу врага. Главные задачи батальона в условиях военных действий таковы: диверсии в тылу противника, глубокая разведка, уничтожение коммуникаций, захват мостов, аэродромов, бункеров, стратегических объектов любого уровня охраны, уничтожение узлов связи, ликвидация офицерского состава высокого ранга ведущая к дезорганизации противника, в том числе с использованием формы войск противника, для создания панических настроений и усиления хаоса, подрывы железнодорожных путей, уничтожение складов с амуницией, продовольствием, боеприпасами, добыча "языков", и так далее, и тому подобное. Мы не придерживаемся каких-либо гуманитарных ограничений в прежних законах ведения войны. Для нас возможно всё, что ведёт к результату, даже если это противоречит общечеловеческой морали. Допускается применение любых видов оружия, пытки при допросе пленных, захват заложников, убийство женщин и детей, террор против гражданских лиц и ряд других мер, которые выводят солдат батальона из-под защиты Женевской конвенции, и даже простых обычаев войны. Не стану лгать -- навряд ли солдат нашего подразделения будут брать в плен, а те, кто все же в нем окажется, очень сильно об этом пожалеют. Как видите, я честен с вами.
   Гауптманн опять ненадолго замолк, вновь окинув мальчишек внимательным взглядом. Выражение лиц у юного пополнения уже варьировалось от окончательного ошаления до полной прострации.
   -- Грядущими задачами солдат этого батальона будет их использование в тылу противника в диверсионных целях, переодетыми в форму врага, и знающими язык -- для его дезориентирования и дезорганизации. Сюда набираются, помимо лиц немецкой национальности, фольксдойче других стран владеющих, соответственно, минимум двумя языками, а также лица всех прочих национальностей, одобрявших политику Рейха, соответствующих всем, весьма жёстким, физическим кондициям. Вы этим кондициям не соответствуете.
   Спокойная, даже монотонная речь фон Хиппеля, ужасная не только и не столько своим смыслом, сколько тем спокойствием, с которым произносилась, вновь на миг прервалась. Прервалась сухим смешком гауптманна.
   -- Они, эти кондиции, вам и не нужны, молодые люди. Более того, они вам вредны. Бугаёв-полиглотов не так мало, как это принято считать, с укомплектованием ими личного состава у меня проблем нет. Так зачем же можете понадобиться в этом подразделении вы? У кого из вас есть предположения?
   Фон Хиппель сново усмехнулся.
   -- Так что же, ни у кого нет никаких идей?
  

Окрестности города Алачам (Турция)

20 апреля 1940 г., 23 часа 20 минут

   -- Мойше, мы шо, опять драпаем?
   -- Типун тебе на язык, сколько уже можно драпать, Сэмен?
   -- Сколько прикажут, столько и будете! Разговорчики в строю! -- одернул разболтавшихся приятелей ротный старшина. -- Товарищ старший лейтенант...
   -- Вольно. -- отмахнулся от него незнамо когда вынырнувший из окружающей темноты комбат.
   -- Вольно! -- продублировал команду ротный.
   -- Товарищи бойцы... Виноват! Дорогие товарищи бойцы! Как вы, может быть уже слыхали, а если и не слыхали, то услышите сейчас, противник форсировал Кызылмуран и сейчас накапливает силы на нашем берегу, для наступления в направлении Синопа. Что вы знаете точно, так это то, что к нам последние два дня прибывали подкрепления из Румынии, Венгрии, Болгарии, Германии и нашей с вами, товарищи, Родины -- Союза Советских Социалистических Республик. Форсирование врагом водной преграды было допущено командованием преднамеренно. Завтра, перед самым рассветом, после полуторачасовой артподготовки, нам предстоит произвести контратаку, прижать противника к реке, и полностью уничтожить. Сигнал к началу атаки -- три зеленые ракеты. Вопросы есть? Вопросов нет. Всем отдыхать, подъем по звуку первых залпов, завтрак сухпайком в машинах. Разойдись.
   -- Мойше, а разве к нам прибывали и артиллеристы?
   -- Сэмен, ты как вчера в армию пошел. Если командир сказал, шо будет артподготовка, значит она таки будет, даже если ее по факту и не случится.
  

Северная Турция, западный берег реки Кызылмуран

21 апреля 1940 г., 04 часа 45 минут

  
   -- Бобби, это была моя галета!
   -- Возьми другую, я от этой уже откусил.
   -- Ты хочешь сказать, что она бросила меня и ушла к тебе? -- лейтенант саперных войск, Джон Баркер, настолько устал за эту ночь, что даже на ругань сил у него совершенно не осталось.
   Отход противника с позиций на западном берегу Кызылмурана оказался для британского командования полнейшей неожиданностью, причем довольно таки уязвившей самолюбие. Подумать только, готовиться к тяжелому штурму, стягивать войска, разрабатывать планы, ночами не спать всем штабом, прикидывая как минимализровать потери, и все для чего? Для того, чтоб эти подлецы смылись без боя! И кто они после этого?
   А с другой стороны, это ведь стало прекрасным шансом для стремительного удара в тыл отходящему противнику. Удара, который был уже почти подготовлен, войска для которого уже были стянуты. Удара, который мог и должен был превратить в кровавую кашу всех вражеских солдат между Черным морем и хребтом Нюре, вывести англичан на Зонгулдак, Адапазары... А там и до Измита со Стамбулом рукой подать. Слишком сильным оказалось искушение для того, чтобы тщательно взвешивать все pro et contra -- ведь можно было упустить удачный момент, дать туркам, румынам и русским оторваться, наладить оборону на побережье и перевалах. А ведь миновал уже почти весь из того -- месячного -- срока, что командование дало Вейгану и О`Коннору для того, чтобы покончить с турецким сопротивлением (и сразу же отозвало пять наиболее боеспособных дивизий, треть авиации и все тяжелые танки в метрополию).
   Генерал О`Коннор отдал приказ к немедленному наступлению. И угодил в ловушку, приготовленную ему генералом Готом и адмиралом Октябрьским.
   Уставшие, измученные трудами саперы, до часа ночи наводившие понтоны и мосты, согнанные затем на узкие прибрежные участки между ими же и наведенными переправами, дабы не мешать наступающим колоннам, задерганные требованиями что-то где-то поправить и улучшить, поступавшие большую часть ночи, едва успели приступить к раннему завтраку, как море окрасилось вспышками артиллерийских залпов. По ринувшимся в направлении Синопа врагам вели огонь линкор "Парижская коммуна", тяжелый крейсер "Явуз Селим", крейсера, лидеры, эсминцы и канонерки советского и турецкого флотов. В артиллерийском ударе с моря принимал участие даже учебный старичок-крейсер "Профинтерн" и пара румынских вспомогателей. А с фронта уже готовились ко встречной атаке сухопутные силы неприятеля -- в основном, части недавно сформированных еврейских дивизий СС "Лейбштандарт кёниг Давид" и "Лейбштандарт кёниг Соломон" (10) и румынско-советские танкисты.
   Впрочем, сами саперы были слишком далеко от места основного удара корабельной артиллерии. Они уцелели, и даже успели убраться за реку. А затем, почти все полегли, удерживая восточный берег Кызылмурана. Несмотря на более чем значительные потери, понесенные англичанами, О`Коннору все же удалось сохранить позиции, которые он имел до начала операции.
  

Бранденбург-на-Хафеле, учебный класс

800-го строительно-учебного батальона

22 апреля 1940 г., 10 часов 00 минут

  
   -- Форма... -- язвительно произнес фон Хиппель, прохаживаясь по классу, где сидели мальчишки. -- Красивая, аккуратно отглаженная форма, начищенные до блеска сапоги -- так, чтоб глядя в них бриться было можно, -- лихо заломленное кепи или фуражка, грудь колесом, горящие огнем пуговицы, четкий, почти строевой даже и на прогулке шаг... Все это мишура, ерунда, глупость несусветная, которая нужна в мирное время, для парадов, да в отпуске, девчонок привлекать. Ну и чтоб обыватель видел, что военные, это гордость и краса нации, верил, что за такими молодцами его лавка, трактир или пивная не пропадут, не сгорят в огне военного пожара, что под охраной таких орлов его маленький уютный мирок защищен надежнее, чем вклады в швейцарском банке. Это, молодые люди, тоже очень и очень важно. Именно поэтому мы, офицеры, требуем от вас безукоризненности в ней, умения ее носить, подать себя мирным гражданам -- ведь нет ничего хуже для солдата на фронте, чем беспорядки и паника в его тылу. Но, повторяю, такие важные и, безусловно, полезные занятия, как приведение формы в соответствии с уставом и строевая подготовка не являются и не могут являться основными для вас. Давно миновали те времена, когда в атаку шли плотными колоннами, четко, под барабанную дробь, выдерживая шаг, а о мощи и боеспособности армии можно было судить по количеству золоченых и серебрённых финтифлюшек на кафтанах. Нынешняя война, это непрекращающаяся грязь, окопные вши, дизентерия, снаряды и бомбы, которые валятся вам на головы незнамо откуда, форсирование рек и болот, переходы через горы, а не перевалы, и жестокие бои, где вы то видите противника где-то очень далеко, как едва различимую черную точку в прицеле винтовки, а то смотрите ему прямо в глаза во время рукопашной, чувствуете его дыхание на своем лице, колете штыком, бьете прикладом, кулаками, ногами -- да всем, что попадет под руку! Основная ваша задача... А вот рядовой Меерс нам сейчас скажет. Меерс!
   -- Я, герр гауптманн! -- вскочил невысокий черноволосый паренек лет четырнадцати.
   -- Скажите, Меерс, по-вашему, какая главная задача солдата во время боя?
   -- Победить врага, герр гауптманн! -- старательно выпалил тот.
   -- Дурак. -- беззлобно ругнулся фон Хиппель. -- Основная задача солдата в бою -- выжить. Садитесь, Меерс. Ну-с, а кто подскажет мне, каков самый лучший, -- виноват -- единственный способ выполнить эту задачу? Гудериан!
   -- Перебить всех, кто пытается убить тебя, герр гауптманн! -- ответил Генка.
   -- Неплохой способ. -- усмехнулся фон Хиппель. -- Но это скорее частный случай общего. Садитесь, Гудериан. Наилучший способ выжить, молодые люди, заключается в четком выполнении приказов. Ни один офицер не станет посылать своих солдат на убой просто так, по своей прихоти или ради удовлетворения жажды крови в своей душе. Он отвечает за солдат не в меньшей степени, чем солдаты за выполнение его приказа.
   -- А если приказ ошибочен, герр гауптманн? -- подал голос Рудольф.
   -- Значит его отдавал негодный для своей должности офицер, фон Карлов, и вас убьют вне зависимости от того, исполните вы приказ, или же нет. -- с усмешкой ответствовал тот. -- Так что выполнить приказ необходимо не раздумывая, даже если он неверен -- вдруг обстановка изменится и вы выживите? Зачем в этом случае идти под трибунал за его неисполнение?
   Командир батальона немного помолчал.
   -- Итак, задача ваша -- выполнить приказ. Это сохранит ваши жизни. Основная же ваша работа, как метко выразился рядовой Гудериан, убить всех врагов. Каменщик живет строительством домов, краснодеревщик -- изготовлением мебели, крестьянин -- тем что сеет и пашет, а солдат живет чужой смертью. Убивать! Вот ваша основная и единственная работа! Убивать самим, и помогать вашим товарищам делать то же самое! Это работа, которую вы должны уметь исполнять в совершенстве! Убивать так, как это умеют делать в линейных частях, и так, как делать этого там не умеет никто! Для того, чтобы уметь это делать, мало освоить оружие, мало научиться не только стрелять, но и попадать. Ваши будущие задачи, это спецоперации во вражеском тылу. Для того, чтобы выполнить там вашу работу, вы должны знать врага, понимать его образ мышления, мысли, чаяния -- тогда вы сможете предугадать его поступки. Вы должны знать язык и правила поведения ваших врагов, и тогда вас не смогут изобличить, схватить, подвергнуть пыткам и казни. Сейчас, покуда вы еще совсем юны, на вас вряд ли будут обращать внимание, и потому вы -- вы все! -- незаменимы как разведчики и диверсанты. Кто заподозрит в паре пасущих коз мальчишек шпионов, снабжающих по рации свои войска разведданными? Кто сможет помыслить, что у них в кизяке спрятана бомба? О, для этого надо быть большим параноиком, или же точно знать, кого следует искать. Но, повторяю, для выполнения ваших задач надо быть "своими", не вызывать подозрений. Поскольку использовать вас предполагается в Сирии и на юге Турции, вы должны выглядеть и разговаривать как местные мусульмане. Это то, чему вас учу и я, и остальные наставники. Что ж, давайте проверим, как вы выучили свой первый урок. Нуте-с, расскажите нам фон Карлов, сколько раз в день, в какое время и как именно следует совершать намаз?

Окрестности города Валендорф, расположение XIX корпуса

05 мая 1940 г., 11 часов 10 минут

  
   -- Арсений Тарасович, подь-ка сюда. -- командир 35-го отдельного танкового батальона 14-ой ттбр РККА, подполковник Бохайский, поманил пальцем батальонного комиссара, копавшегося на пару со своим механиком в двигателе самоходки. -- Разговор до тебя есть.
   -- Дюже душевный, Егор Михайлович? -- майор Вилко (несмотря на перевод из комиссарского состава в общевойсковой и должность командира роты самоходок, обязанности батальонного комиссара с него никто не снимал) спрыгнул с брони и направился к непосредственному начальству, на ходу вытирая испачканные в машинном масле руки куском ветоши.
   -- Да как тебе сказать? Безумно. -- мрачно усмехнулся комбат. -- Отойдем-ка.
   Бригада тяжелых танков, где оба проходили службу, была переброшена через Речь Посполитую, едва только дипломаты окончательно дожали президента Мощицкого, понявшего, что деваться ему, собственно, некуда, и воевать придется либо против Новой Антанты, либо, на три фронта разом: против Венгрии, Германии и СССР.
   Не то, чтобы Вермахт так уж сильно нуждался в поддержке танкистов РККА (хотя лишней, в предстоящем наступлении на Францию она тоже явно не будет), скорее это Сталин сделал ответный реверанс Гитлеру за Аландский бой. А заодно продемонстрировал "лучшему другу советского народа", как сам себя назвал Фюрер, что у этого самого народа вооруженные силы вполне на высоте, и ссориться с ним (народом) не стоит ни при каких условиях. А то союз союзом, но мало ли...
   Сравнив танки Т-34 (пусть и с неудачным орудием Л-11) и "Клим Ворошилов" с немецкими Pz-IV и Pz-V "Donner", а самоходки "Богдан Хмельницкий" с sIG IB и StuG IV, танкисты Вермахта и впрямь всерьез призадумались.
   -- Арсений Тарасович, вот ты красный командир...
   -- Да. -- кивнул тот.
   -- ...кавалер нескольких орденов и медалей...
   -- Отож. -- гордо подтвердил Вилко очевидный факт.
   -- ...политработник, наконец... -- продолжил развивать мысль Бохайский.
   -- Не без того.
   -- ...так скажи мне, ты чего творишь?
   -- А шо я творю? -- удивился комиссар. Вроде бы даже искренне, хотя быть уверенным в непритворности этого саратовского хохла у комбата ну никак не выходило.
   -- Тю! А то ты не знаешь?
   -- И чего ж я не знаю? Я все знаю, но анонимкам ход на партсобрании не дам!
   -- Не понял. -- теперь уже удивился подполковник. -- Каким анонимкам?
   -- Никаким не дам. -- отрезал комиссар. -- Во-первых, Максим наш Александрович, который командир третьей роты, тоже красный командир, кавалер орденов и медалей, и, замечу, был у тебя начальником штаба, когда ты, в Монголии, являлся ВрИО командира Седьмой мотомехбригады. Твой протеже, выходит, так что за его аморалку и ты по шапке получишь. Оно надо? Во-вторых, свечку я не держал, а анонимок не читаю.
   -- Погоди-погоди. -- замотал головой Бохайский. -- Какую свечку? Какую аморалку? Какая анонимка? При чем тут вообще Хальсен?
   -- Машинописная анонимка, довольно подробная, но, как понимаешь, не подписанная. -- ответил Вилко. -- Так ты меня не по этому поводу позвал?
   -- Да по какому "этому", скажешь ты уже наконец?!! -- взъярился подполковник.
   -- Ну, по поводу того, что капитан и наш германский камрад, Бейттель -- ну, помнишь, у которого я еще с Гудерианом полаялся...
   Бохайский поморщился.
   -- ...третьего дня изрядно назюзюкались шнапсом и отправились в бордель в Валендорфе. Внушение я Хальсену уже провел, он про невесту вспомнил, все осознал...
   -- Я ему тоже сейчас проведу внушение. -- почти ласково пообещал комбат. -- Два. Блин, вот где ж я так нагрешил-то, а? Твоих выходок мне мало что ли?
   -- Это каких таких выходок, Егор Михайлович? -- возмутился Вилко. -- Я чист, аки слеза младенца!
   -- Чист он. Ну-ну, это еще бабушка на троих соображала, что ты чист. Вот кто у нас больше чем половину офицеров Первой танковой дивизии в карты ободрал как липку? Ты ж их без месячного жалования оставил!
   -- Не умеют играть, пускай не садятся. -- пожал плечами комиссар. -- Я силой никого не заставляю.
   -- Арсений Тарасович, вот ты мне по ушам не езди, пожалуйста -- это не они плохо играют, а ты хорошо жульничаешь!
   -- Не жульничаю, а добываю валюту для Советского государства. -- с совершенно невозмутимым видом заявил комиссар. -- Мне ж ее, когда вернемся, надо будет в казну сдать.
   -- Вот что ты за человек? -- возмутился подполковник. -- Ну на все у тебя ответ есть!
   -- А чего еще ты ожидал от комиссара? -- удивился майор. -- Служба такая.
   -- Служба у него... -- проворчал Бохайский. -- Не попадись на шельмовстве, гляди. Немцы, они народ простой -- могут и подсвечником по зубам за такое дело.
   -- Ну ты, Егор Михайлович, прямо таки обижаешь. -- ответил Вилко. -- Я ж до Харькова служил в Одессе. Очень хорошую школу там прошел, между прочим.
  

Орет, мобильный штаб XV-го корпуса

16 мая 1940 г., 15 часов 08 минут

   -- Вот, господа. -- Эрвин Роммель потряс какой-то бумажкой, в которой, при некотором желании, можно было опознать доклад Касперского. -- Дожили! Поляки учат немцев воевать. Три стычки, тринадцать подбитых танков, из них один средний Somua S35! И на чем стычки-то?!! На танкетке TKS!!! Может вместо наших танков у поляков эти фиговины закупить, чтоб вы наконец-то научились воевать?
   10 мая 1940-го года, в 5 часов 35 минут, 1-я танковая дивизия Вермахта, сосредоточенная в районе Валлендорфа, перешла границу Люксембурга у Мартеланж. Большая война в Европе, начавшаяся 3 марта с франко-британского авиаудара по нефтепромыслам Кавказа, и, пока, бурно протекавшая лишь в Турции, Финляндии и на морях, перешла в свою активную фазу.
   В течение следующего часа в выполнение плана "Гельб" вступили и остальные войска на западной границе Германии, в том числе и XV-й корпус Роммеля, личному составу которого генерал только что соизволил выразить крайнее неудовольствие. Было, в общем-то, из-за чего.
   Поляка, которого генерал-майор Эрвин Ойген Йоханнес Роммель ставил в пример своим танкистам, звали Роман Эдмунд Орлик. Студент строительного факультета Варшавского политехнического университета, незадолго до войны, когда, казалось, Речи Посполитой предстоит удар со стороны как Вермахта, так и РККА, он был призван в армию сержантом и назначен командиром танкетки TKS с 20-мм орудием (11) разведвзвода 71-го танкового батальона Велкопольской кавалерийской бригады. Именно того батальона, переформированного после захвата Литвы, который президент Мощицкий направил на французский фронт.
   Причиной раздражения Роммеля были, конечно же, не успехи сержанта Орлика, а отсутствие таковых у его собственных подчиненных в сражении с 1-ой кирасирской дивизии резерва кавкорпуса генерала Приу. (12) В деле у местечка Орет танкисты генерала Брюно, что называется, дали немцам прикурить.
   К 14 мая, всего через четыре дня после начала боевых действий в странах Бенилюкса, положение 9-ой армии французов на Маасе превратилось из интересного, в катастрофическое -- 13 мая, взявшие Седан 1-я танковая дивизия и 14-я тяжелая танковая бригада РККА оставили город и двинулись дальше, к побережью Ла-Манша, готовясь сходу форсировать канал Дез-Арден. Наступление 1-го пехотного полка, и слева от него, пехотного полка "Великая Германия", переправившихся через Маас, также протекало, как на инспекторском смотре в учебном лагере. Не сильно от своих товарищей из XIX-го корпуса отставали и солдаты Роммеля. Брюно, до этого находившийся в районе Шарлеруа, получил приказ двигаться на юг, в район Динана и контратаковать продвигающиеся к Франции немецкие подразделения.
   Приказы, конечно, не обсуждают, а исполняют -- это правило одинаково в армиях всего мира. Другой вопрос: насколько они исполнимы вообще. Дороги оказались забиты потоками беженцев, и к 20:00 у Флавиона оказались лишь передовые танковые части, а основная масса дивизии -- только утром 15-го мая. Некоторым танкам потребовалось до семи часов, чтобы преодолеть тридцати пяти километровый участок пути. Основная масса артполка и мотопехота и вовсе застряли в районе Флоренна, так и не добравшись до позиций, где 15-го французские танкисты приняли неравный бой с Вермахтом. Серьезно отстали и танковые заправщики Lorraine 37L TRC, понесшие, к тому же, значительную убыль в результате авианалетов.
   Лишь к семи часам утра 15-го мая несколько из них добрались до Орет, в девяти километрах северо-западнее от Флавиона, где их ожидал 28-ой танковый батальон. К этому времени у многих танков топлива в баках оставалось всего на 1-2 часа, некоторые танки были уже вообще обездвижены, а 4 из 30 Renault B1bis батальона так и остались где-то на дорогах, с пустыми баками.
   Не прошло и полутора часов с момента прибытия танкозаправщиков, еще не закончилась закачка горючего в баки "французских КВ", как у позиций показались передовые машины 25-го танкового полка 7-ой танковой дивизии Вермахта.
   Первой в бой вступила 3-я рота, та самая, танки которой застряли по дороге. Используя внезапность, открыли огонь, и моментально уничтожили пять танков. Немцы, для которых появление здесь тяжёлых французских танков стало сюрпризом, атаку однако продолжили и постарались обойти 6 Renault, попав, при этом, под огонь всего батальона. Ответный огонь более чем ста немецких танков был более чем малоэффективен -- в конце концов, им удалось поджечь лишь один французский танк и убить механика-водителя в другом, попав в смотровую щель рубки. Уже к 09:00 немцы были вынуждены отойти, понеся дополнительные потери.
   Полчаса спустя 25-ый тп немцев, приведя себя в относительный порядок, попытался обойти позицию французов с фланга. Навстречу ему выдвинулась 2-ая рота 28-го тб стремившаяся остановить врага, но вскоре у танков просто закончилось топливо. Все Renault B1bis получили множество попаданий, огрызаясь из своих орудий и тратя последние капли бензина на прицеливание 75-мм орудий, но подбить ни один из них немцам так и не удалось. Pz-III, IV и чешские Pz-38(t), поступившие на вооружение перед самым началом войны (формально Чехословакия независимость сохранила, но фактически, перед самой войной, когда Германия вроде бы как обещала воевать против СССР, с согласия Чемберлена и Даладье, Гитлер и ее окончательно "съел", всего лишь отложив создание протекторатов Богемия и Моравия на более спокойное время), даже те из их модификаций, где стояли новые длинностволки, ничего не смогли поделать с французской броней. Вермахт вновь был вынужден откатиться назад не солоно хлебавши. На сей раз -- надолго.
   Ближе к полудню в небе появился корректировщик Hs-126, и на французские танки обрушился ливень из снарядов. Получившие по мордасам танкисты из 25-го полка продолжили путь на запад, в обход французской позиции, оставив разбираться с B1bis несколько танков и разведывательный батальон. Большую часть ПТП дивизии и артиллерия также были стянуты к упорным потомкам Хлодвига со товарищи, равно как и авиационная поддержка в лице пикировщиков Ju-87. Впрочем, и у противотанкистов эффективно бороться против французов могли лишь 88-мм зенитные "ахт-ахт", так что до подхода 31-го полка из 7-ой и 15-го из 5-ой танковых дивизий сдвинуть оборонявшихся с позиций так и не удалось. Не удалось это и позднее. Спустя час с начала перестрелки 31-ый тп потерял танк командира полка, лично возглавившего очередную попытку приблизиться к французской линии и выбить обороняющиеся Renault, а у большинства Pz-IV банально кончились боеприпасы: грузовики снабжения еще находились на восточном берегу Мааса. Ситуация становилась критической для немцев -- сами того не зная, отбив атаку 31-го тп, французы открыли путь в тыл танкам Роммеля. Увы, развить этот успех было некому, а сам 28-ой батальон был практически обездвижен.
   Один за другим, B1bis застывали на месте с опустевшими баками, а 88-мм FlaK немцев принимались расстреливать обездвиженные машины с километровой дистанции. У французов также подходили к концу боеприпасы, экипажи оставляли танки и, подорвав их, или пробирались в тыл, или оставались на поле боя, продолжая воевать с пистолетами в руках. Лишь к шести часам вечера пришел приказ отступать к Шастру и Бомону -- пришел с офицером-связным, так как радиоантенны на всех танках были давно сбиты, а аккумуляторы посажены постоянным вращением электропривода башен при молчащих моторах. Те из танков, что сохранили способность двигаться, начали отползать к Ставу и Шастру, те же, что были этой возможности лишены, продолжили бой до полного исчерпания снарядов, а затем подорваны своими же экипажами. На конец дня 15-го мая 28-ой батальон сохранил только 8 машин (включая танк командира батальона) из 31. Вот только с собой, в райские кущи для стальных машин, подбитые танки прихватили куда как больше подобной им немецкой техники.
   Но, несмотря на то, что в некоторых местах противник, как при Орет, оказывал более чем достойное сопротивление, Вермахт продолжал стремительное движение на запад. До капитуляции Франции оставалось менее месяца.
  

Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер

17 мая 1940 г., 22 часа 15 минут

  
   -- Это танк? -- удивился генерал-полковник Гот, разглядывая монструозную пятибашенную конструкцию на передовых позициях.
   -- Да, герр генерал. -- ответил сопровождавший его штандартенфюрер Ланс. Вид у СС-овца был крайне неважнецкий: форма покрылась пылью и грязью, левая рука висела на перевязи, а бинт на ней был намотан прямо поверх формы и был не менее грязен, однако, несмотря на тяжелый дневной и вечерний бой, когда противоборствующие стороны пять раз меняли роли с атакующих на обороняющихся и обратно, невзирая на ранение и нечеловеческую усталость, он счел своим прямым долгом сопровождать прибывшего на передовую командующего. -- Это советский Т-35, русские передали эти машины туркам в связи со вступлением в строй новых тяжелых машин КВ и БХ. Насколько я знаю, бригада, где раньше стояли на вооружении эти пятиглавые драконы, полностью переукомплектована техникой и сейчас воюет во Франции.
   -- Пятиглавые драконы? -- усмехнулся генерал. -- И что, хороши эти Zmei Goriyniytchi?
   -- Когда их удается заставить работать -- вполне, хотя и крайне тихоходны. -- ответил Ланс. -- Но сделать это почти невозможно, поэтому используем, в основном, как стационарные огневые точки. Те, что добрались сюда, разумеется, а не встали на вечный прикол по пути к нам.
   -- Так разукомплектуйте недобиравшиеся на запчасти, и заставьте работать те, что тут. -- посоветовал Гот.
   Ланс невесело засмеялся.
   -- Неужели вы полагаете, герр генерал, что мы не пытались? -- спросил он.
   -- Полагаю, что пытались. Возникли проблемы с извлечением узлов?
   -- Нет. -- штандартенфюрер снова невесело засмеялся. -- С установкой. Советские агрегаты не унифицированы. Запчасти одних танков не подходят к другим.
   -- Странно. -- заметил генерал-полковник. -- Русским удалось дотащить их до Номон-Хана.
   -- Если бы я не знал, что они это сделали, я бы сказал, что это в принципе невозможно. -- покачал головой Ланс.
   Вообще-то командир батальона танков Т-35, майор, тогда еще, Бохайский, наверняка бы согласился с штандартенфюрером. Он и сам, на вопрос о том, как умудрился добраться до Халхин-Гола своим ходом, не потеряв ни одного этого сорокапятитонного чудовища, всегда отвечал коротко и по существу: "чудом". Чудом, которое сотворили экипажи танков, без устали и ежедневно отлаживавшие и перебиравшие капризные боевые машины, что туркам делать просто в голову не пришло. Не то, чтоб они не занимались их техобслуживанием, просто делалось это из расчета на обычную технику, а не на былую гордость харьковских танкостроителей.
   Гот перевел взгляд на поле боя, заваленное телами в лучших традициях войн времен Наполеона I и освещенное множеством осветительных ракет, запущенных с обеих сторон, на остовы уничтоженной техникой, и вздохнул.
   -- Сколько там? -- он движением подбородка указал Лансу направление, куда следует глядеть.
   -- Потери уточняются, герр генерал. -- ответил штандартенфюрер. -- Но, по моим прикидкам, до двух с половиной-трех полков, если брать и наших, и вражеских убитых.
   -- Наверняка там есть и раненные. -- заметил Герман Гот.
   -- Тяжелые -- вне всяких сомнений. -- ответил Ланс.
   Генерал на минуту задумался.
   -- Связь с вражеским командованием есть? -- наконец спросил он.
   Штандартенфюрер едва не поперхнулся.
   -- Мы прослушиваем некоторые их частоты, герр генерал. -- ответил он. -- Но связь... Зачем?
   -- Иногда с врагом надо разговаривать, а не сражаться. -- вздохнул Гот. -- Соедините меня с их командиром. Известно его имя?
   -- Так точно, мы же брали "языков" и пленных. Колонель Фурже.
  

Турция, участок фронта между горой Готрак и озером Эбер

17 мая 1940 г., 22 часа 47 минут

  
   Командующий франко-британскими силами на этом участке фронта, усталый и злой, слушал эфир и отказывался что-либо понимать.
   -- Что это может означать, господа? -- вопросил он у радистов.
   -- Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием. -- вновь донеслось из наушников.
   -- Не могу знать, сэр! -- отрапортовал кэптен Лоуренс, командир радистов.
   -- Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Генерал-полковник Гот вызывает колонеля Фурже. Ответьте, прием.
   -- Черт возьми! -- ругнулся командующий и нажал на тангетку. -- Колонель Фурже на связи, прием.
   -- Приветствую вас, мсье. Надеюсь не разбудил? -- донеслось в ответ на хорошем французском.
   -- Представьте себе нет, мсье женераль. -- ответил Фурже. -- Чем обязан?
   -- Колонель, сейчас между вашими и нашими позициями умирают десятки, если не сотни раненых. Предлагаю объявить перемирие на этом участке до завтрашнего полудня. За это время обе стороны успеют собрать своих, эвакуировать в тыл пострадавших и похоронить с соответствующими воинскими почестями убитых. Во избежание провокаций со стороны несознательных лиц с обеих сторон, в темное время суток полагаю необходимым производить дальнейшую подсветку поля боя ракетами.
   -- Хорошо. -- чуть помолчав ответил Фурже. -- Ваше предложение человеколюбиво, оно не противоречит чести офицера и здравому смыслу, и, следовательно, должно быть принято. А что с подбитой техникой?
   -- Мы же оба понимаем, колонель, что любой тягач может быть вооружен или, возможно, прикрывать корпусом действия саперов. Пусть стоит где стояла.
   -- Согласен. Предлагаю начало время перемирия определить в двадцать три часа ровно.
   -- Нам это подходит. -- ответил немец. -- Конец связи.
   -- Конец связи. -- подтвердил Фурже, и повернулся к Лоуренсу. -- Мсье, я надеюсь эта частота более не будет применяться для передачи приказов нашим подразделениям.
   На другой стороне фронта генерал-полковник Герман Гот снял наушники и усмехнулся.
   -- Французы. -- язвительно произнес он. -- Их погубят их собственная куртуазность и хорошие манеры. Штандартенфюрер, к завтрашнему полудню в ваше распоряжение прибудет по батальону танков "Кристи русский" пятой модели и Т-26. Они сейчас уже на марше.
   "Может хоть коммунисты смогут починить свои пятибашенные чудовища", подумал Ланс.
  

Москва, Кремль

25 мая 1940 г., 18 часов 20 минут

  
   -- ...таким образом, после заключения с правительством президента Рюти перемирия, мы смогли снять ряд частей с финского направления и направить их в Турцию, к товарищам Рокоссовскому и Готу.
   -- Товарищ Гот нам вовсе не товарищ. -- пробормотал себе под нос Ворошилов, как бы отвечая на последнюю прозвучавшую фразу в докладе Тимошенко. Сидевший рядом Буденный покосился в его сторону, но ничего не сказал -- Семен Михайлович раз в кои-то веки был с Климентом Ефремовичем абсолютно согласен.
   -- Боевые действия с Финляндией прекращены полностью, войскам дан приказ не поддаваться на провокации. -- продолжил меж тем Нарком Вооруженных Сил.
   -- А что, имэют мэсто провокации с финской стороны? -- поинтересовался у него Иосиф Виссарионович.
   -- С финской -- нет, товарищ Сталин. -- доложил Тимошенко. -- Но еще довольно значительное количество англо-французских солдат и моряков не эвакуировались в Норвегию и Швецию. С их стороны недружественные действия случаются.
   -- Вот как? -- удивился Вождь. -- И моряков? Ми полагали, что вторгшаяся в Балтийское море эскадра вчера интернировалась в Швеции. Это не так?
   -- Так, товарищ Сталин. Однако авиацией в портах были уничтожены авианосец "Фуриоус" и крейсер "Глуар", а также окончательно выведены из строя линкор "Нельсон", крейсера "Перт" и "Кольбер", а также ряд эсминцев. Эти корабли в настоящий момент совершенно немореходны, и их экипажи принимали участие в сухопутных боях, а не ушли в Стокгольм с эскадрой Харпера.
   -- Понятно, товарищ Тимошенко. -- Сталин кивнул. -- Продолжайте доклад, пожалуйста.
   -- Как я уже говорил, военные действия в Финляндии прекращены, военные уступают поле боя Наркомату Иностранных Дел. Вооруженные мятежи в Украине, Крыму и республиках Кавказа подавлены полностью, бандитских недобитков сейчас вылавливают сотрудники товарища Берия. На Западном фронте, -- стоящий у карты нарком ткнул указкой во Францию, -- ограниченный контингент войск РККА проявил себя с наилучшей стороны и позавчера вечером, вместе с частями Девятнадцатого мехкорпуса Гудериана вошел в Дюнкерк. Остатки Британского экспедиционного корпуса генерала Джона Веркера эвакуировались к себе на родину. Насколько я знаю, наши, немецкие и датские подводники сумели их при этом несколько пощипать.
   Кузнецов кивнул, подтверждая слова своего сухопутного коллеги.
   -- Фронт во Франции разваливается, противник уже не может удерживать германское наступление. Фактически весь север Франции захвачен, Париж падет в течение максимум двух недель. В этих условиях полагаю, что накопленные нами на советско-польской границе части, для поддержки Вермахта в случае провала немецкого наступления, могут быть направлены СССР на турецкое направление, а частично и демобилизованы. Пока же подкрепления в Турции представляют из себя, в основном, отдельные полки и батальоны из различных частей.
   -- Ми обсудим этот вопрос, Семен Константинович. -- произнес Сталин.
   -- В Турции, -- Тимошенко ткнул указкой уже в эту страну, -- западная группировка под командованием Гота ведет маневренную войну, постоянно тревожа Вейгана и О`Коннора контратаками по всему фронту. В настоящее время англо-французов и примкнувших к ним силы турецких предателей удалось потеснить, хоть и весьма незначительно. Наиболее значимые бои на этом направлении произошли близ города Герзе, где было окончательно остановлено английское наступление на севере Турции, и под городом Чай, между горой Готрак и озером Эбер, где союзным войскам удалось существенно потеснить французские и британские дивизии, перейти в наступление и овладеть городом Акшехир. В настоящее время в указанном районе продолжается концентрация войск и авиации для удара на Конью через Илагын и Саители. Восточная группа Рокоссовского также проводит стратегию выдавливания противника. Основной целью этого этапа кампании является город Элязыг. К сожалению гористая местность и скверная транспортная инфраструктура препятствуют решительным успехам, да и, честно говоря, снабжению войск. Что, впрочем, не сказалось на действиях Шестьдесят третьего стрелкового корпуса комкора Петровского Леонида Григорьевича, смело перешедшего хребет Битлис в районе города Муш, форсировавшего Тигр и успешно продолжающего наступление на сирийский Эль-Камышлы.
   -- Что ж, вопрос с перегруппировкой войск ми рассмотрим чуть позже. -- задумчиво сказал Иосиф Виссарионович. -- Тогда, полагаю, Генштаб предоставит нам подробные планы. А что нам скажет флот, а товарищ Кузнецов?
   Народный комиссар Военно-морского флота сменил у карты Тимошенко.
   -- Флот, товарищ Сталин, делает все возможное. -- произнес он. -- Хотя после Аландского боя крупных надводных кораблей, пригодных для эскадренного боя, на Балтике не осталось, крейсера и субмарины Балтийского и Северного флотов активно действуют на вражеских коммуникациях и против надводных сил неприятеля -- как совместно с немцами, так и независимо от них. Так, позавчера, крейсер "Киров" под командованием каперанга Фельдмана Николая Эдуардовича, рейдерствовавший в Норвежском море, столкнулся с британскими эсминцами "Сэвидж" и "Скорпион", и, после недолгого боя, "Скорпион" утопил, а второй эсминец повредил и обратил в бегство. "Киров" получил в бою всего два попадания, оба не нанесли кораблю сколь либо значительного ущерба. Также Северофлотская К-1 каплея Леликова Александра Александровича торпедировала британский крейсер "Эксетер", серьезно его повредив. В общем и целом можно говорить о внушительных успехах советских и немецких моряков в борьбе с торговым судоходством неприятеля, что, не в последнюю очередь обеспечивается хорошо налаженным сотрудничеством с Кригсмарине и лично гросс-адмиралом Рёдером. Хороший контакт поддерживается нами и с адмиралом Осами Нагано и его штабом. После заключения Пекинского мирного договора (13) и недавнего объявления войны Японией Англии и Франции, вражеское судоходство в Тихом океане практически полностью прервано -- это связано и с тем, что японцам более нет нужды держать боевые корабли у китайского побережья. Штабами Японского Императорского и советского Тихоокеанского флотов разрабатываются операции по совместным крупномасштабным действиям в Индийском океане. Также, совместно с турецкой стороной, кораблями Черноморского флота была проведена артподдержка союзников при обороне Герзе. Флоту удалось избегнуть ответного авиаудара со стороны Новой Антанты, потерь в кораблях и личном составе при проведении операции не имеется. Вот с кем отношения не сложились, так это с Каваньяри. Супермарина боится активно действовать на море до тех пор, пока французский флот в игре, к тому же два их линкора сейчас на модернизации. Возможно, если Италия, Болгария и Югославия пойдут на вторжение в Грецию, и если оно будет успешно, ситуация изменится в лучшую сторону, но до той поры Черноморский флот, как и турецкий, заперт за проливами и не может соединиться с итальянцами для совместных действий. В настоящее время мы можем лишь обеспечивать безопасность западного турецкого побережья силами подводников.
   -- Есть данные, что Греция сама готовится к войне на стороне Англии и Франции. -- обронил Берия.
   -- Кто на кого нападет не имеет значения. -- ответил Кузнецов. -- Важен исход кампании. Насколько мне известно, Гот учитывает возможность греческой атаки и держит часть сил в европейской части Турции. Вопрос лишь в том -- достаточные ли?
   -- Это вопрос скорее к Генштабу и лично Готу. -- произнес Сталин. -- Ну а настроение на флоте какое? Бодрое?
   -- Так точно. -- ответил нарком ВМФ СССР, едва не брякнувший в ответ фразу из расхожего и избитого анекдота: "Идем ко дну, настроение бодрое". -- Флот победой в Аландском сражении воодушевлен и горит желанием отомстить за погибших товарищей. Вчера мне передали коллективное письмо от матросов, старшин и командиров Балтфлота с просьбой увековечить память товарища Трибуца. Предлагают переименовать одну из центральных улиц Ленинграда.
   -- Увековечить память моряка лучше в названии боевого корабля. Верно я думаю, товарищ Кузнецов? -- хитро прищурился Иосиф Виссарионович.
   -- Так точно, товарищ Сталин. -- ответил тот.
   -- Ви передайте товарищам балтфлотцам, что переговоры о покупке у Германии новейшего, хоть и недостроенного пока, линкора "Тирпиц" практически закончены, и что после подписания договора на его приобретение, назначенного на следующую неделю, кораблю будет присвоено имя Владимира Филлиповича. Товарищу Сталину кажется, что в сложившейся ситуации это будет наилучшим решением. Ну а пока, Николай Герасимович, доложите нам, как на владивостокском Дальзаводе идет переоборудование учебного корабля "Комсомолец" в авианосец, и строительство в Молотовске авианосца проекта Семьдесят один "а", "Щорс".

"Подвиг кашевара", "Правда", 25 мая 1940 г.

   Говорят, что повар -- исключительно мирная профессия, что удел его, варить супы да каши, кормить мирных граждан или, если это повар военный, красноармейцев. Это верно, труд повара нужен, важен и почетен, особенно же он важен на передовой. Советские солдаты и командиры, руководимые Партией и Правительством СССР, воодушевляемые учением Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина горят желанием придушить империалистическую гидру франко-британских агрессоров и проявляют при этом чудеса мужества и героизма, ежедневно совершая бессмертные подвиги на всех фронтах.
   Однако не только пищей духовной жив советский боец. Важную задачу по организации правильного и калорийного питания, поддержания сил красноармейцев, ведущих упорные бои с врагом, выполняют армейские и флотские службы снабжения, повара и коки. Сытная и вкусная пища, которой обеспечивает красноармейцев наша Социалистическая Родина, есть не меньший залог успехов РККА в боях, чем наиболее передовая техника, оружие и боеприпасы. Лучшие повара ресторанов и комбинатов общественного питания добровольцами отправляются служить в вооруженные силы, чтобы всеми своими навыками и знаниями приблизить час неминуемой победы!
   Однако ошибется тот, кто скажет, что в службе повара нет места героизму и подвигу. Есть! И для подвигов ежедневных, почти обыденных, когда, мужественно перенося все тяготы военной службы, повара, под огнем артилерии, ударами вражеской авиации, минуя засады и ловушки неприятеля доставляют на передовую горячую пищу, и даже для подвигов с их служебными обязанностями, казалось, мало связанными: неприятель, отлично понимая важность снабжения передовых частей устраивает постоянные атаки не только на колонны с боеприпасами, но и на фуражиров и полевые кухни. И тогда повара, люди, казалось бы, сугубо мирной профессии, берутся за оружие и дают отпор империалистическому агрессору, мужественно встречая его и защищая вверенное им войсковое имущество. И бежит враг, встречаясь с непреклонной стойкостью советских людей, которых иностранные капиталисты надеялись вновь сделать рабами, бессловесной скотиной на службе своих капиталов! Мужеством и коммунистическим жаром своих сердец преодолевают красноармейцы злобные происки врага! Вступая в бой с заведомо сильнейшим противником, не только не бегут -- но и побеждают неприятеля!
   Так, 20 мая, красноармеец Иван Середа из 63-го Стрелкового корпуса, доставляя полевую кухню к передовым позициям бойцов РККА, успешно ведущих наступление из Турции в Сирию, был атакован британским бронеавтомобилем "Роллс-Ройс". Не дрогнув вступил он в схватку с бронированным монстром, ублюдком английской танковой промышленности, чей экипаж возжелал лишить красноармейцев заслуженного обеда.
   Не имея гранат для уничтожения вражеской бронемашины, красноармеец Середа, расстреляв все патроны из винтовки, вооружился топором и дождался приближения противника вплотную, после чего взобрался на его броню, и топором вывел из строя пулемет в его башне, а затем -- взял в плен экипаж бронеавтомобиля и доставил его, вместе с полевой кухней, к месту назначения.
   За проявленное мужество красноармеец Иван Середа был представлен к званию Герой Советского Союза. (14)
  

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

29 июня 1940 г., 15 часов 20 минут

   -- Майор Вилко по вашему приказанию прибыл!
   -- Присядь, Арсений Тарасович. -- начальник особого отдела бригады, Миронов, указал на стул. -- Не на плацу мы с тобой, чай, незачем так тянуться и глазами меня преданно есть.
   Батальонный комиссар последовал предложению и уселся на скрипнувший стул.
   -- Что, Василий Михайлович, случилось чего? -- поинтересовался он.
   -- Да как тебе сказать? -- вздохнул полковой комиссар -- Сигнал по поводу твоего поведения пришел.
   -- О как. -- крякнул Вилко. -- И что я натворил?
   -- А ты не догадываешься? -- Миронов хмыкнул.
   -- Ни сном ни духом! -- энергично заявил майор.
   Василий Михайлович открыл папку, и начал перелистывать документы.
   -- Ты даже не представляешь, какая на тебя кляуза похабная пришла... И вредитель ты, и шпион, и агент всего чего только можно из тебя получается. Кто-то из сослуживцев порадел, из тех, с кем вас в Германию командировали. Мы, пока ты во Франции воевал, тебя не трогали, не дело это, срывать бойца с передовой, да и конфуз в международных делах мог выйти -- Гудериан, после того как вы с ним гавкнулись, лично за твоими успехами следил. Но теперь уж, извини за прямоту, разбираться будем-то на своей территории, и если хоть десятая доля обвинений подтвердится, я тебя к стенке должен буду поставить, как вредителя и врага народа.
   -- От это интересно. -- хмыкнул хорохорясь Вилко. -- Кому ж это я, окромя французов, навредил? Японцам чи шо?
   -- Молчи, дурак! -- рыкнул Миронов -- Мы с Японией теперь близкие друзья и соратники. Комиссаром сколько отслужил, а таких простых вещей не понимаешь?
   -- Ну так чего ж мучиться? -- делано изумился майор. -- Поставь к стенке весь личный состав воевавшего против японцев батальона -- да что мелочиться? -- всего Пятьдесят седьмого особого корпуса.
   -- Потребует политический момент, и поставят. -- резко бросил в ответ полковой комиссар и добавил, уже спокойнее -- Не ершись, Тарасыч. Я с тобой частным образом покуда беседую, без записей и протоколов.
   -- Помочь хочешь? -- скривил губы Вилко.
   -- Хочу. -- ответил Миронов. -- Что ж, если особист, так сразу конченая сволочь, так по-твоему?
   -- Не обижайся, Василий Михалыч. -- после небольшой паузы ответил батальонный комиссар. -- Не первый год вместе служим, не думаю я ничего такого про тебя. Мужик ты справедливый и дельный.
   -- Доброе слово и особисту приятно. -- криво улыбнулся полковой комиссар. -- Ладно, оставим выяснение личных взаимоотношений до более благоприятных времен, пройдемся, лучше, по твоим прегрешениям.
   -- Ну давай пройдемся. -- согласился майор.
   -- Начнем с того, что полегче... На капитана Хальсена тебе жалоба была?
   -- От кого?
   -- От х...я маво! -- взъярился Миронов.
   -- От него -- не было. -- хмыкнул Вилко. -- А анонимка, да, таки была.
   -- Почему не отреагировал? -- требовательно вопросил Василий Михайлович.
   Арсений Тарасович сначала хрюкнул, а затем не выдержал и расхохотался в голос.
   -- Ты... -- он всхлипнул, вытирая выступившие слезы. -- Ты хоть знаешь, о чем в ней написано было?
   -- Ну, просвети. -- нахмурился Миронов.
   -- Написано там было, что второго мая Хальсен и немецкий капитан-танкист, Бейттель его фамилиё...
   -- Тот, у которого ты с Гудерианом сцепился? -- хмыкнул полковой комиссар.
   -- Он самый, самый он. Так вот, что они вдвоем, будучи оба в увольнении, нализались шнапсу до поросячьего визгу и поперлись к проституткам. -- Вилко снова заржал.
   -- Вот не разделяю твоего веселья, Арсений Тарасович. Они что же, в расположении части пили?
   -- Да кто б им там дал пить... вдвоем? Без остальных. -- фыркнул батальонный комиссар. -- Нет, в Валендорфе, в харчевне.
   -- Ну ладно, в увольнении, в культурном заведении -- ведь в культурном?
   -- Вполне. -- кивнул майор.
   -- Это не грех, раз в кои-то веки можно и накушаться до полного изумления, особенно если в объяснительной указать, что к иностранным напиткам не привык, а потому дозу и не рассчитал. -- Вилко кивнул, так оно и было, мол. -- Но скажи, это разве нормально, что красный командир и кандидат в члены ВКП(б) к немецким бл...дям в прифронтовой полосе ходит?
   -- Как же мне надоели эти все, которые норовят в чужой постели свечку подержать без фитиля.
   -- Почему ж без фитиля-то?
   -- Потому что она от геморою! Ну какие им были бл...ди, Василий ты мой Михайлович -- они ж лыка не вязали! В этом состоянии только накрахмаленный воротничок стоит! Ну и волосы дыбом могут.
   -- Вот ты-то откуда знаешь, какие они были? -- спросил Миронов.
   -- Так я в это время как раз в Валендорфе был. Кто по-твоему их в часть припер? Я, и старший лейтенант Мукашев Руслан Беркалиевич. Можешь спросить у него. Хальсену, понятное дело, я потом пистон вставил -- еще до утреннего рассолу, -- ну а уж выносить неподписанный донос на повестку дня партсобрания, это извини. Тем более, что факты истине не соответствуют.
   -- Ну, ладно. -- поморщился полковой комиссар. -- Будем считать, что ты проверил факты, изложенные в сигнале, и подтверждения они не нашли. Ты, надеюсь, это не забыл оформить, Тарасыч?
   -- Обижаешь, Михалыч. -- развел руками Вилко. -- Все сделал честь по чести.
   -- Молодец. -- легкая улыбка коснулась губ особиста. -- Ну а по поводу твоего чрезмерного увлечения азартными играми что скажешь? Это-то я как должен оправдать?
   -- Ты про то, что я половину немецкой дивизии в карты раздел? -- улыбнулся майор. -- За это меня вообще к медали представить надо.
   -- Ну ты нахал, Вилко! -- в некотором даже восхищении произнес полковой комиссар. -- За азартные игры? К медали?
   -- Так играть по-разному можно. -- пожал плечами тот и полез в нагрудный карман. -- Вот у меня тут квитанция даже есть, о количестве сданной в казну валюты. И справочка имеется, на немецком, правда, за подписью начштаба Девятнадцатого мехкорпуса, о том, что добыта оная валюта путем спортивных соревнований с нашими немецкими камрадами.
   Миронов глянул на сумму, указанную в квитанции, и присвистнул.
   -- Напомни мне потом, чтоб я с тобой играть не садился ни при каких условиях. -- сказал он. -- Но ты молоде-ец! Как ты справку о якобы чемпионате корпуса по покеру из немцев вытряс?
   -- Ну так они ж никто не просили напоминать о том, что со мной играть не надо. -- ухмыльнулся Арсений Тарасович. -- Так вот и вытряс. С этим вопросом тоже все?
   -- С этим -- все. -- кивнул Василий Михайлович. -- Квитанцию и справку в дело подошьем. Ну, а скажи мне, почто ты советскую технику лаял?
   -- Кто -- я?!! -- Вилко аж подскочил на стуле, издавшего от этого громкий жалобный скрип. -- А выговор о подрыве боевого духа германских союзников путем критики их техники кто получил? Письменный! Пушкин?!!
   Батальонный комиссар вышел от начальника особого отдела бригады уже глубоко заполночь, усталый, но довольный. Из заданных ему вопросов можно было сделать вполне определенный вывод о личине неизвестного "доброжелателя", накатавшего на него донос.
   -- Ну, погоди, сучий потрох. -- пробормотал он себе под нос, закуривая папироску. -- Доберусь я до тебя.
   Две недели спустя решением партийного собрания заместитель командира батальона был исключен из членов Партии за аморальное, не соответствующее образу борца за дело Ленина-Сталина, поведение и снят с занимаемой должности. Компромат на сослуживцев Арсений Тарасович в дело пускать не любил, но исправно его собирал.

Берлин, Вильгельмштрассе, 77

03 июля 1940 г., 11 часов 30 минут

  
   -- Поздравляю с генерал-лейтенантом, Эрвин. -- улыбнулся вошедшему хозяин кабинета.
   -- Благодарю, герр рейхсканцлер. -- Роммель щелкнул каблуками сапог.
   -- Да вы присаживайтесь, присаживайтесь. -- Гитлер указал на стулья. -- Я вызвал вас, чтобы посоветоваться по поводу одного животрепещущего вопроса.
   -- Со мной, мой Фюрер? -- Эрвин Йоганес Ойген Роммель удивленно приподнял бровь. -- Право, не уверен, что смогу дать вам совет лучший, чем даст любой иной из генералов Вермахта.
   -- Главное, что в этом уверен я. -- усмехнулся Гитлер. -- Скажите, что вы думаете по поводу положения итальянских войск в Ливии?
   -- Я бы охарактеризовал его как крайне неважнецкое. -- ответил генерал. -- Остатки Пятой армии после гибели Грациани полностью деморализованы и смогли удержать Мисурату лишь благодаря переброске на восток Десятой армии, также изрядно потрепанной в бесславной тунисской кампании. Не сомневаюсь, что через недолгое время Александер вышибет Гарибольди и из этого города, а там и Триполи возьмет. Тех нескольких батальонов вермахта, которые мы перебросили в Ливию, категорически недостаточно, чтобы повлиять на ход кампании, так что, боюсь, Муссолини скоро останется без африканских колоний, хотя д`Аоста в Эфиопии каким-то чудом еще и держится.
   -- То есть, вы считаете, что Александер первой своей задачей видит овладение побережьем Ливии, а не захват нефтепромыслов? -- поинтересовался Гитлер.
   -- Абсолютно уверен. -- ответил Роммель. -- Ему и штурмовать ничего не придется, если он лишит итальянцев снабжения. Сами капитулируют, без воды и продовольствия.
   -- А если усилить нажим на врага через Турцию?
   -- Бесполезно. -- решительно ответил генерал-лейтенант. -- Там чрезмерно гористая местность, мы не сможем реализовать наше преимущество в танковой стратегии нигде, кроме плато Обрук и Урфа, на которые еще и выйти надо. Не сомневаюсь, Гот и Рокоссовский уже давно смогли бы выбить из Турции Вейгана и О`Коннора, если бы решились завалить их позиции трупами своих солдат, но тут встает вопрос о целесообразности таких жертв. Мое мнение -- это совершенно нецелесообразно.
   -- Что ж, я с вами абсолютно согласен. -- кивнул Фюрер. -- Допустить захват Ливии мы, разумеется, также не можем, а потому было принято решение отправить экспедиционные силы в Африку. Как, по слухам, говаривает геноссе Сталин, est` mnenie назначить командующим экспедиционными силами генерал-лейтенанта Роммеля.
   Гитлер усмехнулся.
   -- Я должен ответить, sluju trudovomu narodu, мой Фюрер? -- с улыбкой ответил генерал.
  

Город Сарыкалмаш, штаб группы армий "Турция"

29 августа 1940 г., 15 часов 20 минут

  
   -- И все же я не понимаю, Семен Константинович. -- обратился Рокоссовский к прибывшему с инспекцией, а в настоящий момент мирно попивающему чаёк Тимошенко. -- Теперь, после заключения мира с белофиннами, капитуляции Франции и Греции, после вступления в войну Испании и падения крепости Гибралтар, сейчас, когда Роммель успешно наступает на Тобрук и, того гляди, вышвырнет Александера из Ливии, наркомат и Генштаб отказываются выслать мне подкрепления. А ведь мы имеем дело с сильным и упорным врагом, снабжению которого через Суэц Япония даже не пытается препятствовать, или хотя бы даже вид делать, что пытается. Тех же французов взять -- а их вдвое, если не втрое больше в Турции чем англичан. Вот насрать им, что Париж немцы взяли. Напрочь отказываются признавать Петтэна и мирный договор, и никто им окромя их генерала не указ, а мусьё Вейган заявил, что будет воевать до победы над Германией и нами.
   -- Не понимаешь ты, Константин Ксаверьевич, линии Партии. -- вздохнул Тимошенко.
   -- Не понимаю. -- согласился получивший недавно звание командарма 2 ранга Рокоссовский. -- Мне бы еще хоть пару танковых бригад да стрелковых корпусов, я бы О`Коннора не то что из Элязыга и Эрзинджана, я б его из Анкары вышиб и до Каира гнал. Ну, если бы Яков Владимирович -- командарм кивнул в сторону Смушкевича, -- с воздуха прикрыл, конечно.
   -- А зачем нам его оттуда выбивать? -- поинтересовался Тимошенко.
   -- К-к-как это зачем? -- изумился Рокоссовский. -- У нас же с англичанами война!
   -- Тут, брат, политика. -- вздохнул нарком. -- Вот, положим, взял бы Петровский Алеппо, а не застрял в Хасеке. Что бы было?
   -- Котел бы был. -- подал голос Смушкевич. -- Перекрыл бы он поставки в Турцию, а по морю, через Мерсин и Искандерун много не навозишь.
   -- Точно. -- подтвердил Рокоссовский. -- И тут О`Коннору и Вейгану или отбивать Алеппо обратно, а их в это время с туретчины под зад коленом, или задирать вверх лапки.
   -- Во-от. -- внушительно произнес Семен Константинович. -- А после этого Египет бы упал нам с союзниками в руки как перезрелое яблоко, верно?
   -- Конечно. -- согласился Смушкевич. -- Даже если бы Александер увел войска из Ливии, мы б его, с Роммелем и Гарибольди с двух сторон прижали, а д`Аоста с юга добавил.
   -- Правильно говоришь, Яков Владимирович. -- поддержал летчика Рокоссовский.
   -- Так-то оно так. -- вздохнул Тимошенко. -- А вот ответьте мне, товарищи, на простой такой вопрос. Выгода наша тут в чем?
   -- Как-так -- в чем? -- вновь опешил командующий группы армий. -- Врага разобьем, который наши города бомбил, а там, глядишь, эту британскую гидру и в ее логове задавим.
   -- Чудак ты человек. -- усмехнулся нарком. -- Я ж тебе говорил, тут политика. Мир-то послевоенный уже давно поделен. Египет, например, до канала, отходит итальянцам. Сирия, Ливан, Палестина, Кипр, короче говоря все восточнее Суэца и западнее Ирака -- немецкая зона влияния.
   -- А... нам тогда что? -- оторопел Смушкевич.
   -- А нам -- Иран. Ну и еще кой чего, обиженными не уйдем. Но даже не в этом дело, товарищи. Вот сами-то как думаете, почему в наших газетах никаких возмущенных обвинений в адрес Норвегии, через которую войска Бессона из Финляндии в Англию эвакуируются, почитай что и не было?
   -- А ведь действительно, не было... -- озадаченно произнес Рокоссовский. -- Хотя это же прямое нарушение нейтралитета.
   -- А потому, товарищи, что это сейчас Гитлер нам freund, genosse und bruder. А вот после того, как будет разбита Великобритания, кто его знает, куда он свои войска повернет? Может, конечно, и никуда, а если на нас попрет? Кавказская нефть, она, знаете ли, кусок лакомый, да и Украина с Крымом не худшие, прямо скажем, для земледелия места. Таким вот образом, товарищи. Чем больше солдат он в этой войне потеряет, чем больше на ее время мужчин оторвет от станков и полей и чем дольше его борьба продлиться, тем для нас лучше. Экономика-то его не будет развиваться. А мы, тем временем, оставим солдат чуть больше, чем в армии мирного времени, зерно растить будем, заводы строить, детей рожать, опять же. Так что, Константин Ксаверьевич, давить ты на франко-британцев, конечно, дави, а вот резких успехов пока постарайся не делать. Пущай им Гот хребет ломает, а тогда и наш черед придет получить свой кусок славы.
   -- Ты, Семен Константинович, хочешь обижайся, а хочешь -- нет, -- нахмурился Рокоссовский, -- но какая ж это к чертям собачьим получается война? Какая это к бесу победа?
   -- Нормальная это будет победа. -- нарком провел ладонью по своей лысой, как мяч, голове. -- После которой о нашей мудрости и о нашем мужестве книжки писать будут. А то кому нужна победа, после которой пишут одни похоронки?
  

Центральное Средиземноморье, борт линкора "Витторио Венето"

01 сентября 1940 г., 06 часов 11 минут

  
   Шторм, разыгравшийся этой ночью, прекратился еще до рассвета, и теперь штевень могучего боевого корабля взрезал ласковые воды теплого Средиземного моря, заставлял бурлить их и пениться, вздыматься волнами, расходящимися от корабля подобно журавлиному клину.
   "Пришло время. -- подумал главнокомандующий итальянским флотом, Иниго Кампиони. -- Пришло время. Время доказать англичанам, что эпоха "Владычицы морей" ушла, что пора потесниться и дать место под солнцем более достойным народам. Потомкам римлян и лангобардов. Нам. Итальянцам".
   Уже были расчехлены пушки и экипаж занял места по боевому расписанию. Линейные корабли "Литторио", "Витторио Венето", "Конте ди Кавур", "Джулио Чезаре" и "Кайо Дуилио" шли на сближение с силами англичан.
   В самом начале войны во флоте Королевства Италия было только два модернизированных линкора: "Джулио Чезаре" и "Конте ди Кавур". Еще пара старых линкоров, фактически дредноутов времен Великой Войны, -- "Кайо Дуилио" и "Андреа Дориа" -- проходили модернизацию, и достраивались еще два, уже новых и современных. Муссолини после своего объявления войны отдал директиву о "наступательных действиях на всем Средиземноморском театре и за его пределами", однако адмирал Каваньяри, не будь дурак, придерживался своей оборонительной стратегии. Он решил запереть Ионическое и Тирренское моря для вражеских сил и обеспечить важнейшие линии снабжения между Италией, Ливией и Додеканезскими островами в Эгейском море. В то же время он предусмотрел набеги быстроходных кораблей на французские линии снабжения, ведущие в Северную Африку, и минирование вражеских портов. Пока Франция не прекратила сопротивление 16 июня, объединенный англо-французский флот на Средиземном море превосходил итальянский во всех классах кораблей, кроме эсминцев и подводных лодок, но после капитуляции Франции некоторые задачи, поставленные Каваньяри, отпали. Тем не менее, общая политика Супермарины не изменилась, хотя активность итальянского флота значительно усилилась, особенно увеличилось количество конвоев, идущих в Ливию.
   Хотя армия сначала заявила, что имеет в Ливии все необходимое для полугода войны, как только начались бои, хлынули требования самых разных припасов и техники. Поставлявшие армейцам все необходимое конвои обычно имели сильный эскорт из эсминцев и соединение прикрытия из линкоров и крейсеров. В июле, во время одной из таких операций, произошло столкновение с британским Средиземноморским флотом под командованием сурового шотландца, адмирала Каннингхэма. В ходе боя 15-и дюймовый снаряд с "Уорспайта" попал в линкор "Джулио Чезаре", на котором держал флаг главнокомандующий итальянским флотом, адмирал Иниго Кампиони, и причинил ему серьезные повреждения, после чего итальянцы вышли из боя и вернулись в порт, пользуясь своим превосходством в скорости.
   Кампиони утверждал, что не получил никакой помощи от Реджиа Аэронаутика. Разведка оказалась неэффективной, а результаты последовавшего затем налета бомбардировщиков на британский флот -- нулевыми. И это притом, что англичане вовсе не имели истребительного прикрытия и могли полагаться лишь на свои малочисленные зенитки. (15) Более того, итальянские самолеты атаковали собственный же флот, несмотря на отчаянные попытки кораблей показать свою принадлежность.
   Особенно угнетало Супермарину наличие у англичан авианосца "Глориус", который, согласно отчету "не только позволял им отбивать налеты наших самолетов, но позволял противнику проводить атаки самолетов-торпедоносцев. Они были сорваны маневрированием кораблей, однако полностью разрушили строй и задержали восстановление управления командующим".
   Еще один удар по боевому духу итальянцев произошел спустя всего 10 дней. 19 июля британский легкий крейсер "Сидней" и дивизион эсминцев встретили два легких крейсера Супермарины -- "Джиованни делле Банде Нере" под флагом вице-адмирала Касарди и "Бартоломее Коллеони". Адмирал Касарди ожидал, что его предупредят самолеты-разведчики с Додеканезских островов, и не собирался катапультировать корабельные гидросамолеты для осмотра района впереди по курсу крейсеров, но базовые самолеты так и не появились и корабли были захвачены врасплох.
   После жаркого боя, в котором англичане получили только одно попадание -- в трубу "Сиднея", "Бартоломее Коллеони" был потоплен. Его командира, капитана 1 ранга Новаро, англичанам удалось спасти, но в госпитале Александрии, от серьезных ранений, он скончался. Там Новаро и был похоронен с воинскими почестями.
   2 августа итальянский флот усилился, получив 2 новых линкора -- "Витторио Венето" и "Литторио", которые имели большую дальность стрельбы, чем любой британский линкор, кроме модернизированных "Уорспайта" и "Вэлианта", и бывшие, к тому же, значительно быстроходнее. В конце августа завершилась модернизация "Кайо Дуилио", поэтому 31 августа адмирал Кампиони вновь вывел свой флот в море. Он состоял из двух новых и трех модернизированных линкоров, десяти крейсеров и тридцати четырех эсминцев. Его целью был перехват британского соединения, состоящего из двух линкоров, авианосца "Игл", сменившего в Средиземном море поврежденный авианалетом советских ТБ-3 "Аргус", пяти легких крейсеров и девяти эсминцев. Британская эскадра прикрывала конвой, идущий из Александрии на Мальту. Одновременно она должна была встретить долгожданное подкрепление из Англии -- авианосец "Илластриес" и эсминцы его сопровождения. Оба флота сближались, пока в сумерках 31 августа не оказались на расстоянии 90 миль друг от друга. Сэр Эндрю Каннингхэм решил отложить бой до наступления следующего дня.
   И вот этот день наступил. День, который должен был стать -- Кампиони искренне верил в это, -- днем величайшей славы итальянского флота.
   -- Во-о-о-оздух!!! -- раздался отчаянный вопль какого-то моряка.
   Со стороны солнца на эскадру заходили британские торпедоносцы.
  

Центральное Средиземноморье, борт авианосца "Игл"

01 сентября 1940 г., 07 часов 29 минут

  
   Сэр Эндрю Каннингхэм, державший флаг на авианосце "Игл", с удовлетворением наблюдал с мостика за заходящими на посадку "Суордфишами" Кейли-Пича. (16) Результаты вылета были более чем удовлетворительными: торпеды летунов отправили на дно два эсминца и крейсер, еще один крейсер и один линкор были серьезно повреждены.
   Справедливости ради надо отметить, что ни потопленный "Музио Аттендоло", ни поврежденный "Луиджи ди Кадорна" (как и эсминцы "Антонио Пигафета" и "Эмануэле Пессагно") Кампиони в эскадренном бою использовать отнюдь не собирался. А вот устроить сопровождаемому британцами конвою матерь Козимо эти легкие крейсера вполне могли бы, так что польза от удара по этим кораблям однозначно была.
   Но самым удачным, конечно, был пуск с "Суордфиша" по "Джулио Чезаре". Торпеда лейтенанта Ксандера Уэлсли угодила линкору точно в рудевое перо, полностью лишив корабль маневра -- управлять им теперь возможно было только машинами, так что из предстоящего боя старичок полностью выпадал, медленно отползая в северном направлении, а его место в строю спешил занять шедший до этого последним "Кайо Дуилио". Итальянцы стремились сблизиться на дистанцию залпа своих старых линкоров, чего сэр Эндрю хотел бы избежать.
   -- Передайте на "Вэлиант" и "Уорспайт", приказ обоим кораблям взять курс двести восемьдесят пять. -- приказал Канингхем радисту. -- Строй сохранять. Пусть выбьют головной линкор и принимаются за следующий, покуда этот идиот продолжает идти кильватерным строем. Всем остальным кораблям продолжать движение по курсу двести семьдесят.
   Корабли Кампиони и впрямь шли кильватерным строем, надеясь, благодаря преимуществу в скорости, обогнать два британских линкора, как и весь идущий строго на запад конвой, сблизиться, и в полной мере реализовать преимущество в числе орудий главного калибра. Маневр Канингхема позволял "Вэлианту" и "Уорспайту", пока еще обгонявших итальянцев, "подрезать" вражескую эскадру и объединенной мощью выбивать итальянские линкоры по одному... Если они продолжат движение тем же курсом, естественно.
  

Центральное Средиземноморье, борт линкора "Витторио Венето"

01 сентября 1940 г., 07 часов 42 минуты

  
   -- Синьор адмирал, с "Литторио" передают о начале поворота "Вэлианта" и "Уорспайта" к норд-вест-весту. -- доложил радист.
   -- Хитрец. -- усмехнулся Иниго Кампиони. -- Приказ соединению линкоров: поворот все вдруг на двадцать градусов влево, лечь на курс двести двадцать, ход снизить до двадцати узлов. И прикажите соединению эсминцев и крейсеров начать движение для охвата противника с тыла, в соответствии с планом боя. Приоритетная цель -- авианосец. К черту конвой, пускай найдут и утопит этот плавучий аэродром!
   Главнокомандующий итальянским флотом поднес к глазам окуляры бинокля и попытался разглядеть эволюции противника, казавшегося со второго в строю корабля размытыми силуэтами.
   -- Сейчас мы у вас, голубчики, за кормой проскочим. -- пробормотал он. -- Что вы на это скажете, синьор Канингхем?
  

Центральное Средиземноморье, борт авианосца "Игл"

01 сентября 1940 г., 08 часов 13 минут

  
   -- Противник начал поворот все вдруг к зюйд-весту, сэр! -- гаркнул командир радарной установки.
   -- Что ж вы так кричите, милейший? -- усмехнулся Канингхем. -- Нас покуда еще не убивают. Связисты, радируйте: "Вэлианту" и "Уорспайту" снизить скорость до пятнадцати узлов. "Вэлианту" ложиться на курс десять, "Уорспайту" поворот на курс восемьдесят пять. Охватим-ка мы их головной корабль с двух сторон, пожалуй.
   Прошло несколько напряженных минут, когда все присутствующие на мостике авианосца ждали, что предпримет в ответ вражеский командующий.
   -- Господин адмирал, сэр! -- обратился к сэру Эндрю радист. -- Сообщение с "Нептуна"! Наблюдают на радарах множественные цели на норд-ост-ост! Двигаются экономичным ходом курсом сближения с соединением прикрытия!
   -- А вот и вражеские эсминцы с крейсерами пожаловали. -- глубокомысленно произнес адмирал. -- Но отчего они идут так медленно? По логике вещей, должны бы нестись на всех парах... Радируйте "Нептуну": приказываю продолжать движение прежним курсом. И передайте пожалуйста мистеру Кейли-Пич, что я прошу ускорить подготовку его машин к повторному вылету.
   Канингхем секунду помолчал.
   -- Они нам скоро ой как понадобятся. -- добавил он, и, уже себе под нос, пробормотал: -- Но, черт возьми, почему экономичным ходом? Что задумал плут Кампиони?
   На самом деле итальянский командующий не задумал ничего особенного -- просто у его эсминцев топлива осталось всего ничего, по каковой причине он даже всерьез подумывал о возвращении в Таранто без боя, (17) и лишь скорое вступление в войну уцелевших после операции "Катапульта" французских кораблей -- а Гитлер потребовал от правительства Петтэна передать флот немцам и итальянцам, -- вырвавшихся от пытавшихся утопить или захватить их англичан, подвигло его на драку с неприятелем.
  

Центральное Средиземноморье, борт линкора "Витторио Венето"

01 сентября 1940 г., 08 часов 35 минут

  
   -- На контркурсах решил драться? -- Кампиони, услышав доклад о начале разворота "Уорспайта" и "Вэлианта" к норду, приподнял бровь. -- Умно. Может проскочить мимо нас без серьезных повреждений, и окажется в тылу у эсминцев и крейсеров.
   Адмирал ненадолго задумался. С одной стороны, противник предоставлял ему шанс раздавить беззащитные авианосец и транспорты, с другой же -- поди их еще найди в открытом море. К тому же оставшийся без руля и все еще недалеко ушедший "Джулио Чезаре" и, следующий за ним, сильно накренившийся на левый борт "Луиджи ди Кадорна", в этом случае становились легкой и законной добычей англичан.
   "А не ловушку ли мне подготовил этот шотландец? -- подумал он. -- Может быть конвой этот -- фикция, пустышка, старые корыта с пустыми трюмами и минимумом экипажа, а авианосец уже давно удирает назад, в Александрию? Что, если Канингхем только и ждет, чтоб я развернул основные силы на его поиски, чтобы уничтожить "Чезаре"? А если нет? Если готовится к новому удару теперь, когда "Кайо Дуилио" все еще остается выбившимся из строя и неприкрытым зенитками товарищей и кораблей сопровождения? Что я должен сделать -- уничтожить линкоры, или искать авианесущую иголку в стогу сена? Которую, к тому же, ищут еще четыре десятка вымпелов..."
   Борьба между синицей в руках и журавлем в небе продолжалась в душе адмирала долго, более минуты.
   -- Ну, на контркурсах, так на контркурсах. -- наконец выдохнул он. -- Но только на наших условиях. "Литторио" лечь на прежний курс, "Витторио Венето" встать ему в кильватер. "Конте ди Кавур" и "Кайо Дуилио", также в кильватере, лечь на курс двести восемьдесят пять и увеличить ход до тридцати узлов. И пусть, черт возьми, "Дуилио" наконец сократит дистанцию с "Кавуром"!
  

Центральное Средиземноморье, борт авианосца "Игл"

01 сентября 1940 г., 08 часов 57 минут

  
   -- Разделяется? -- задумчиво произнес сэр Эндрю, выслушав доклад. -- Это интересно. Таким образом "Вэлиант" пройдет под огнем всех кораблей неприятеля и будет избиваться с обеих сторон, а под перекрестным огнем окажутся только два макаронника. "Вэлианту" и "Уорспайту" -- предыдущий приказ отменяю, кораблям продолжать разворот и ложиться на курс ноль, скорость повысить до двадцати пяти узлов. И, капитан, разверните "Игл" на восемь градусов к норду, а то они так скоро из зоны радаров выйдут, если не из зоны радиоприема.
   Эскадры медленно но верно сходились на дистанцию орудийного боя.
   -- Господин адмирал, "Аякс" обнаружен противником, крейсера и эсминцы врага начали ускорение! -- доложил радист.
   -- Этого еще не хватало. -- проворчал Канингхем. -- Передайте легким силам, чтобы соединение взяло курс на уклонение. И когда "Суордфиши" уже будут готовы к вылету?
  

Центральное Средиземноморье, борт линкора "Витторио Венето"

01 сентября 1940 г., 09 часов 03 минуты

  
   -- Синьор адмирал, с "Фьюме" докладывают об обнаружении вражеского крейсера!
   -- Прекрасно. -- произнес Кампиони. -- Передайте приказ -- соединению начать сближение с максимально возможной скоростью. Это эскорт авианосца, я уверен.
  

Центральное Средиземноморье, борт субмарины "Маркони"

01 сентября 1940 г., 09 часов 25 минут

   -- Получена радиограмма от командующего флотом. -- произнес старпом, входя в рубку. -- Он гоняет англичашек вот в этом -- палец его уперся в карту, -- квадрате. Всем боевым надводным и подводным кораблям, находящимся в открытом море, приказано следовать туда для уничтожения кораблей конвоя.
   -- Ха, а мы успеваем, пожалуй, принять участие в веселье. -- усмехнулся командир субмарины -- Подготовить лодку к погружению. Рулевой -- курс пятьдесят семь, машины -- самый полный вперед.
  

Центральное Средиземноморье, борт линкора "Витторио Венето"

01 сентября 1940 г., 11 часов 02 минуты

  
   Бронированные махины линкоров, зримое воплощение мощи флотов всего мира, сошлись, наконец, на расстояние выстрела. Открыли уже огонь носовые башни "Уорспайта", все еще недостижимого (но это ненадолго) для пушек старичка "Конте ди Кавур", громыхали выстрелы на "Литторио", которому отвечала кормовая башня "Вэлианта" -- Кампиони намеревался пройти двумя своими новейшими кораблями за кормой, а затем, развернувшись на паралельный курс, догнать и добить англичанина, если первого прохода "Литторио" и "Витторио Венето" окажется недостаточно, а там и отправить на дно "Уорспайт". Пользуясь не подавляющим даже, а раздавляющим превосходстве в силах крейсера и эсминцы гнали на юго-запад соединение легких кораблей эскадры Канингхема, туда, к горизонту, где уже виднелись дымы транспортов и, вполне вероятно, вражеского авианосца. Дело шло к решительной и славной виктории.
   Выражение лица адмирала Кампиони мало что могло бы сказать человеку непосвященному, однако те, кто давно знал этого старого морского волка, а командир его флагмана себя к таковым относил, могли бы утверждать: Иниго Кампиони в настоящий момент, что называется, доволен как слон. Конечно, не стоило сбрасывать со счетов возможные неожиданности и меткость британских канониров -- грядущая победа вполне могла быть кровавой и тяжелой, но в том что она будет не сомневался практически никто. Тем горше было услышать, сразу после первого залпа вышедшего наконец на дистанцию стрельбы "Венето" крик наблюдателя:
   -- Самолеты! Самолеты на шесть часов!!!
  

Центральное Средиземноморье, борт авианосца "Игл"

01 сентября 1940 г., 12 часов 35 минут

  
   Вновь адмирал Канингхем наблюдал за садящимися на палубу "Игла" самолетами, и вновь испытывал чувство глубокого удовлетворения. Результаты вылета не просто удовлетворяли, они восхищали и радовали. И пускай из двадцати одного "Суордфиша" на борт вернулись лишь двенадцать -- орлы кавторанга Кейли-Пич совершили настоящий подвиг. Только что пришедшее сообщение с "Вэлианта" это доказывало -- получивший пять торпед в левый борт "Витторио Венето" перевернулся и затонул, "Литторио" осел на корму, потерял половину хода и выходит из боя.
   "Уорспайт" же и "Вэлиант", едва начался налет на итальянские линкоры, дали самый полный вперед, сблизились с довернувшими еще севернее "Конте ди Кавур" и "Кайо Дуилио", и, фактически, превратили первый в металлический лом, непонятно как еще держащийся на плаву и огрызающийся из единственного орудия главного калибра.
   Нет, конечно, итальянцы не были избиваемыми младенцами. Третий (и последний) залп носовых башен "Венето" уничтожил кормовую башню "Вэлианта", а от близких разрывов снарядов "Литторио" корпус линкора дал заметную течь, да и "Конте ди Кавур" и "Кайо Дуилио" дрались отчаянно и добились нескольких попаданий в "Уорспайт", на котором теперь боролись с пожарами, но это не шло ни в какое сравнение с повреждениями итальянцев. Да и крейсера и эсминцы Супермарины, уже завязавшие артиллерийский бой с немногочисленным эскортом конвоя, получив известие о разгроме соединения тяжелых кораблей начали разворот к своим базам, не решаясь вести бой в подобной ситуации.
   -- Радиограмма с "Уорспайта", сэр! -- раздался восторженный голос радиста. -- На "Кавуре" детонировали боеприпасы, он разломился и затонул!
   -- Молодцы. -- удовлетворенно резюмировал сэр Эндрю. -- Радируйте на оба линкора, чтобы выходили из боя. С итальянцами покончено, незачем терять людей и портить корабли вражескими снарядами понапрасну. Макаронники теперь еще минимум год из Таранто носа не высунут.
   Едва ключ радиста отстучал приказ, как с палубы послышался испуганный вопль:
   -- Торпеды! Торпеды с правого борта!
   На авианосце еще попытались уклониться от атаки совершенно случайно встретившейся на его пути субмарины "Маркони", открыли огонь из противоминной артилерии, но все тщетно. Две торпеды, одна за другой, поразили бывший "Альмиранте Кохрен" в носовой части и центре корпуса. Несмотря на отчаянную и мужественную борьбу экипажа, в 03 часа 12 минут пополудни капитан авианосца отдал приказ покинуть корабль, а спустя всего двадцать пять минут "Игл" лег на правый борт и затонул. Кампиони сумел подарить соединению Канингхема поцелуй из могилы.
   А последовавший вечером налет бомбардировщиков Реджиа Аэронаутика снова закончился ничем.
  

Воздушное пространство Турции

19 сентября 1940 г., 23 часа 15 минут

  
   Громоздкий и угловатый старичок Ju.52/Зm, чья служба в качестве первого бомбардировщика когда-то секретных Люфтваффе давно уже была достоянием истории, а ипостась армейского авиатранспорта -- сначала в составе IV/КG.152 "Гинденбург", а затем и в специализированном, состоящем только из "Тетушек Ю" К.Gr.z.b.V.1 оберста Грауерта, -- стала объективной реальностью, -- шел на удивление ровно и гладко.
   "Не иначе погода решила нас не терзать, перед ночным прыжком. Если долетим, конечно, а не встретим ночные истребители" -- подумал Генка.
   Транспорт отправился на выброску "самых мелких бранденбуржцев" (как мальчишек иногда, шутя, называл фон Хиппель) шел без истребительного прикрытия, что и понятно. Во-первых, не бомбить летит и не важных шишек перевозит, так что много чести для старой, разработанной еще в 1931 году транспортной калоши. А во-вторых, гул трех моторов "Тетушки Ю", и гул ее моторов плюс моторов истребителей, это две большие и толстые разницы. Конечно, обнаруж их англичане или французы, и из четырех MG-15 отбиться даже от одинокого перехватчика будет довольно проблематично. Другой вопрос в том, что еще обнаружить надо.
   -- Нервничаешь? -- подал голос сидящий рядом Рудольф.
   -- Есть немного. -- честно ответил приятелю (за время проведенное в учебке парни как-то незаметно сдружились) и напарнику по предстоящей операции Кудрин. -- Не каждый день врагу в тыл прыгать приходится, понимаешь ли. Еще и ночью.
   -- Ты и днем не особо охотно это делаешь. -- подначил его Руди.
   Генка усмехнулся, припомнив свою реакцию после первого же прыжка. Тогда, сразу по приземлению, на вопрос инструктора "Как ты, парень?" он машинально брякнул на русском "Готов к труду и обороне". И очень удивился ответной фразе, произнесенной, впрочем, по-немецки: "Молодец, Гудериан. Значок ГТО в штабе получишь".
   Перетрусил он в тот раз неимоверно. Казалось тогда, что никакая сила не сможет его заставить сделать шаг из чрева самолета в пустое небо. А стыдно-то было как при этом перед парнями и инструктором по парашюту, и слов нет описать. Потому что можно сколько угодно уговаривать себя, что не твое это, с верхотуры вниз сигать, даже убедить, что ничего постыдного в этом нет -- вся убежденность накроется медным тазом после первой же насмешки. И тогда уже либо доказывай себе и окружающим, насколько ты храбр и ужасен во гневе -- доказывай кулаками и подручными средствами, например табуретом по голове насмешника, -- либо засмеют. Драки между сослуживцами, это нехорошо и награждаются гауптвахтой. А прослыть трусишкой Генка никак не хотел. И, сжав зубы так, что чуть их не раскрошил, зажмурившись, оторвав от краев люка судорожно сведенные пальцы, сделал шаг в пустоту.
   А троих парней из их группы инструктору пришлось из самолета силой выбрасывать.
   Гена и потом боялся прыгать. Боялся, несмотря ни на что, и почти всегда дико орал, мешая все известные ему ругательства двух языков. Но страх уже не был таким сильным и иступляющим, как в первый раз.
   -- Зато я радист хороший. -- ответил Кудрин. -- В отличие от некоторых тут, возомнивших о себе невесть что.
   Рудольф хмыкнул, но отмолчался. Что правда, то правда, в работе ключом он против Генки не тянул, да и вовсе был в этом самым слабым в группе. Но, при этом, отлично умел снимать часовых, разбирался в минном деле и гораздо лучше Кудрина стрелял -- Гена в этих "премудростях" (насколько им их, конечно, успели за время экспресс-курса преподать) был обычным середнячком.
   -- Отставить разговоры молодежь. -- подал команду отвечавший за высадку лёйтенант. -- Подходим к первой точке выброски. Гудериан, фон Карлов, приготовьтесь. Ваш выход, мальчики.
   Кудрин вздохнул -- не громко, а про себя, украдкой. Прыгать в ночное небо чертовски не хотелось.
  

Берлин, Вильгельмштрассе, 77

20 сентября 1940 г., 09 часов 50 минут

  
   -- Я понял вас, Канарис. Ну а вы что скажите, Браухич? -- обратился Гитлер к шефу ОКХ.
   -- Роммель приступил к штурму Тобрука, однако, из-за поражения итальянского флота, снабжение и доставка подкреплений ему затруднены. Впрочем, я уверен что он справится. Развертывание же войск в западной Турции полностью завершено. -- ответил тот. -- Армия ожидает только вашего приказа, мой Фюрер.
   -- Очень хорошо. -- улыбнулся Гитлер. -- Отдайте приказ Готу начинать операцию "Тайфун".
  
   (0) С нами Гот (нем.)
   (1) Все часы дворца Доламабахче остановлены и показывают всегда одно и то же время: 09 ч. 05 м. Именно в это время, 10 ноября 1938 года во дворце, бывшей его резиденцией, умер основатель Турецкой республики -- Мустафа Кемаль Ататюрк.
   (2) Давила, Кароль -- видный румынский деятель медицины XIX века.
   (3) В Германии, в 1933 году, был принят закон, разрешающий продажу презервативов только в простой коричневой бумаге и только в аптеках.
   (4) В реальной истории не существовала.
   (5) Нецензурное хорватское выражение, означающее крайнее изумление.
   (6) Ну вы, блин, даете. (румынск.)
   (7) Kugelpanzer -- "танк-шар" (нем.). Лёгкий шарообразный бронеавтомобиль, спроектированный в Третьем Рейхе в 1930-х гг. в качестве подвижного наблюдательного пункта для корректировки огня артиллерии. Броня 5 мм, вооружение отсутствует; Sd.Kfz.3 -- Gepanzerter Kraftwagen, бронетранспортёр Веймарской республики 1920-х годов. Броня 8-12 мм, вооружение отсутствует; Sd.Kfz.13 -- Maschinengewehrkraftwagen Sd.Kfz.13, германский лёгкий бронеавтомобиль 1930-х годов. Первый серийный бронеавтомобиль Германии после Первой Мировой войны. Броня 8 мм, вооружение 1 -- 7,92-мм пулемет MG-13.
   (8) Герр фон Хиппель имеет в виду пятибашенные танки Т-35. В реальной истории при Халхин-Голе не применялись. О их применении в этом варианте истории см. роман "Нихт капитулирен!"
   (9) По некоторым данным с 17 августа 1937 по 22 марта 1940, Рокоссовский не содержался во Внутренней тюрьме УГБ при НКВД по Ленинградской Области на Шпалерной улице, а находился в Испании, в качестве военного эмиссара под псевдонимом Мигель Мартинес. Автор склонен верить этим "некоторым данным".
   (10) Такое вот "окончательное решение еврейского вопроса" -- отправить евреев отвоевывать для себя Палестину собственными руками -- было утверждено верхушкой Рейха в этом варианте истории. Подробнее об этом см. роман "Нихт капитулирен".
   (11) FK wz. 38 модель A.
   В реальной истории Р. Э. Орлик действительно служил, вместе с механиком-водителем Брониславом Закржевским, на этой машине и в боях 14-го, 18-го и 19-го сентября 1939 г. подбил 13 немецких танков, в том числе один Pz-IV Ausf. B, во что, конечно, поверить трудно -- но приходится. Потери (и именно от него) подтверждены немцами.
   (12) Le Corps de Cavalerie, 1e DCR.
   (13) Мирный договор между Китаем и Японией, заключенный при посредничестве СССР в 1940-м году. В реальной истории его, разумеется, не было и быть не могло.
   (14) Подобный случай действительно имел место в 1941 г., когда Иван Середа с помощью топора вывел из строя немецкий танк и пленил его экипаж.
   (15) По мнению историков военно-морского флота, ни один военный корабль на Земле к моменту начала Второй Мировой войны сколь-либо достаточным зенитным вооружением не обладал.
   (16) К.Л. Кейли-Пич, капитан 2 ранга, командир боевой летной части "Игла".
   (17) Что в реальной истории и сделал.
  

Часть III. Какое дело тонкое -- Восток...

Если все предпринимаемые меры направлены наконец

на главную цель (экономическое покорение завоёванного

восточного пространства), которая и является их сутью,

то они должны проводиться с беспощадной строгостью на

возможно более широком пространстве... Необходимо

добиться, чтобы армия не просто терпела присутствия

оперативных групп в своем тылу но и вменила в

обязанность своим ответственным службам оказывать

полную поддержку всем мероприятиям этих групп,

политической полиции и службе безопасности

Рейнхард Тристан Гейдрих

I'd hate to drop in a parachute and land an enemy in your land.

If your Soviet people make it so hard on invadin' men

Woody Guthrie, "Miss Pavlichenko" (0)

  

Анкара, ул. Салман

02 ноября 1940 г., 12 часов 05 минут

   Кого только не видели улицы древнего хеттского Анкуваша: фригийцы, персы, кельты, византийцы, арабы, крестоносцы, османы -- кто только не владел городом за почти четыре тысячи лет его существования. Но века шли, менялись окружающие и населяющие город народы, а сам он оставался стоять, с истинно восточной невозмутимостью вглядываясь в вечность.
   "Придет день, и мы также отсюда уйдем", подумал Генка, неторопливо бредущий по "медной аллее". Сегодня начался первый день его отпуска, и парень определенно не знал, на что его потратить. За полным неимением идей, он шлялся по улицам Анкары, глазел на достопримечательности и никак не мог решить, каким именно образом ему следует потратить две недели совершенно свободного времени.
   Турецкая столица от войны практически не пострадала. Франко-британцы взяли ее весной без единого выстрела, и оставили без боя же, когда танки Гота и Рокоссовского начали свое неудержимое движение на Конью, и, хотя соединиться там им так и не удалось, север Турции, до самого озера Туз, перешел под контроль союзников. Вейгану, правда, удалось при этом выбить русско-турецкие войска за хребет Битлис, но существенной роли это уже не играло. Всем было понятно, что англо-британская агония на Ближнем Востоке и в Северной Африке плавно переходит в неуправляемый коллапс. Особенно отчетливо это стало ясно после убедительной победы, которую одержал на днях Амадей Савойский в Керенском сражении. Если уж зажатые в Эфиопии итальяшки смогли порвать британского льва на тряпочки, то о чем вообще может идти речь?
   Генка поправил на плече пистолет-пулемет (1) и огляделся в поисках какого-нибудь кафе. Завтрак, съеденный еще в казарме, переварился без остатка -- хотелось кушать. Увы, улица Саламан, по которой он уныло плелся, была славна своими медниками и изделиями из них, но никак не ресторациями, трактирами или кабаками. Да что там -- Кудрин согласился бы и на обычную "рыгаловку", шинок, только бы закинуть внутрь пару бутербродов. Однако и таких заведений поблизости не наблюдалось.
   -- Печально это все. -- пробормотал он себе под нос. -- Занесло же в город, где можно с голодухи протянуть ноги.
   Вообще-то с продуктами, конечно, в Турции было неахти: война давала знать о себе. Но голода не было, следовательно и всевозможные комбинаты общественного питания должны были иметься. Пусть недешевые -- ну так жалование же дали.
   "Рейхсмарки я жрать не стану. -- с мрачной усмешкой подумал молодой человек. -- Начну с обуви".
   Проблуждав по улицам Анкары еще с полчаса и придя к выводу, что он, похоже, заблудился, Генка повстречал патруль фельджандармерии. Командовавший нарядом оберлейтенант первый и последний раз в жизни увидал неподдельную радость на лице военнослужащего, столкнувшегося с патрулем комендатуры.
   -- Гудериан Гейнц? -- просматривавший его документы длинный и тощий оберлейтенант недоверчиво поглядел на Кудрина.
   -- Так точно, герр офицер! -- бодро отрапортовал тот, улыбаясь до ушей.
   -- Восьмисотый учебный полк особого назначения "Бранденбург"? (2)
   -- Так точно, герр офицер! -- Генка решил быть неоригинальным.
   -- Хм-хм... Что-то рановато вас отпустили в отпуск, пионер. -- фельджандарм хмуро покосился на генкин Железный крест и знак за ранение. -- Хм-хм... Где ж вы что так ударно строили, что получили отпуск?
   -- Это секретная информация, герр офицер. -- "обрадовал" оберлейтенанта парень. -- Мы же даже не штурмовые инженеры, мы относимся к Абверу.
   -- Хм-хм... -- командиру патруля услышанное не понравилось, да и прицепиться к идеально оформленным документам и подтянутому молодцеватому виду пионера было не за что. -- Ну а сейчас куда направляетесь?
   -- Мне бы местечко где покушать... -- почти жалобно протянул Генка, и опомнившись, добавил: -- ...герр офицер. А я заблудился, похоже.
   -- Все в порядке. -- фельджандарм вернул Кудрину документы. -- Можете идти, пионер. Если завернете на следующем перекрестке налево, через двести метров будет вполне приличное кафе. Счастливого отпуска.
   Представления о приличности у жандарма оказались весьма своеобразными, если не сказать больше. Место, куда он направил Генку оказалось дешевым кабаком самого низкого пошиба, заполненное выпивающими нижними чинами всех, пожалуй, воюющих против Англии и Франции армий, табачным дымом и ароматами дешевого пива и немытых тел. Возможно оберлейтенант ожидал, что парень напьется тут до полного изумления и его можно будет на вполне законных основаниях задержать, а быть может искренне считал заведения подобного рода наиболее привлекательными для рядовых -- кто его знает? В другой ситуации парень, скорее всего, плюнул бы в сердцах, развернулся на пороге, да и пошел куда подальше, однако сейчас Генке так хотелось есть, что обстановкой он решил пренебречь.
   Окинув зал беглым взглядом молодой человек непроизвольно скривился. Воздух в помещении был настолько наполнен табачным дымом, что у некурящего парня слезились глаза и першило в горле, столиков свободных не наблюдалось, а совмещать трапезу с обществом пьяных солдат для ни разу в жизни не употреблявшего алкоголь подростка казалось не самым приятным времяпрепровождением. Однако на запахи пищи и специй, пробивавшиеся даже сквозь клубы дыма от дешевого табака, молодой растущий организм прореагировал сильным урчанием в желудке и усилением сосущего чувства под ложечкой.
   -- Однако, кушать хочется. -- вздохнул Генка, и сделал первый шаг от порога, выискивая взглядом столик почище или хотя бы компанию потрезвее.
   Таковая отыскалась довольно легко и состояла из полудюжины ягеров и шутце. Горные стрелки и СС-овцы, похоже, вошли в кафе незадолго до Генки и, судя по физиономиям двоих из них, тех, что сидели лицами к двери, назюзюкаться еще не успели. Кудрин уверенно двинулся в их направлении, однако, чем сильнее он приближался, тем медленнее и неслышнее становились его шаги. Наконец, он, совершенно беззвучно, оказался за спиной одного из егерей.
   -- Ба, знакомые всё морды. -- хмыкнул Гена, хлопнув одного из горнострелков по плечу.
   Над столиком повисла тишина, в Кудрина вперились взглядами пять пар глаз, а стрелок, с которым он обошелся столь запанибратски, начал медленно оборачиваться.
   -- Как там Виорика поживает? -- меж тем, с самым невинным выражением лица полюбопытствовал парень.
   -- С ума сойти! -- выдохнул Курт Бюндель (а это был он), и уже громко, не все кафе радостно заорал, обращаясь к своим товарищам: -- Парни, да это же наш сын полка!!! Наш "маленький эдельвейс"!!!
   В следующую секунду Генка был поочередно схвачен и заключен в объятия всеми присутствующими егерями, после чего усажен за стол и награжден кружкой с пивом.
   -- Ты гляди как вымахал-то! -- удивленно заявил гефрайтер Макс Шнее, сам бывший всего года на три старше Кудрина, и, приглядевшись к его лицу, добавил. -- Ба! Да ты никак уже бреешься, Гейнц?
   -- Иногда. -- смутился парень, прикидывавший, как бы вежливо избавиться от пива. -- Где-то раз в неделю уже приходится. И не так уж я и вымахал, не надо врать. Всего на пять сантиметров.
   -- Угу. Ниже пояса. В диаметре. -- прокомментировал Шнее и заржал.
   Генка смутился еще сильнее.
   -- А ведь мы тебя так после того боя и не поблагодарили. -- еще двое егерей из числа присутствующих оказались братьями-близнецами Ойгеном и Гюнтером Квалм. Кто из них есть кто отличить мог, по какому-то одному ему ведомому признаку, лишь оберфельдфебель Рольф Фишер.
   -- За что? -- удивился Кудрин и, пользуясь случаем, поставил на стол кружку, с любопытством глядя на близнецов.
   -- Так... Тот танк, что ты подбил, как раз на нас с братом ехал. Ты, выходит, нам жизнь спас.
   -- Да нечаянно я его подбил, ну ей же ей! -- Генка мученически возвел очи горе, демонстрируя, как устал объяснять этот очевидный факт.
   -- Конечно-конечно, мы уже верим. -- ехидно заметил Бюндель, и повернувшись к ничего не понимающим СС-овцам пояснил. -- Дело было под Мерзифоном. Приказали, значит, нашему батальону удерживать перевал...
   Покуда бывшие сослуживцы, разливаясь соловьями, рассказывали историю Генкиных похождений от потопления "Черноморца" до его выписки из госпиталя в Бухаресте, попутно употребляя пиво, а, чуть позже, и шнапс, сам Кудрин успел сделать заказ и от пузца наесться. В изложении Бюнделя, обоснованно гордившегося своим воспитанником, история получилась эпическая, сильно приукрашенная и расцвеченная такими неправдоподобными подробностями, что куда там рейхсминистру Йозефу Геббельсу. Остальные егеря подливали масла в огонь как могли, и Генка с некоторой грустью подумал, что слава самой брехливой нации досталась итальянцам незаслуженно.
   -- Ну а сейчас ты где службу тащишь? -- внезапно прервался Бюндель, повернувшись к парню.
   -- Восьмисотый учебный полк. -- Гена постучал себя по шеврону с наименованием части. -- Совсем глаза залил, Курт, уже не видишь?
   -- Ты сам-то чего не пьешь? -- парировал тот, и налил ему в кружку шнапса. -- Давай-ка, не маленький уже, воду пить. Солдат или где?
   -- Так я...
   -- Давай-давай. -- поддержали оберягера остальные горнострелки. -- До дна! Русский ты или нет?
   -- Русский. -- обречено вздохнул Генка, выдохнул, и влил в себя алкоголь, как горькое лекарство.
   -- Что-то знакомое название у его полка. -- задумчиво протянул один из СС-овцев пару минут спустя. -- Где-то я его слышал.
   -- Я тоже. -- добавил второй, потом помотал головой, нахмурился, прищелкнул пальцами вспоминая и, просветлев лицом, выпалил: -- Да это ж "Бранденбург"! Диверсанты-разведчики!
   -- Быть не может, парни. -- возразил один из близнецов. -- Что-то вы путаете. Слыхал я про этот полк, для зачисления в него надо такие нормативы сдать -- мы с братом за одного вдвоем не осилим... Другой восьмисотый какой-то.
   "Еще как может. -- подумал Генка, чувствуя, как от шнапса у него начинает мутиться в голове, а зрение расфокусироваться. -- Специальное отделение под патронажем Абверштелле 117". (3)
   -- Какой-какой Абверштелле? -- спросил Бюндель.
   -- А я это что, вслух сказал? -- Кудрин икнул.
   -- Так, Бранденбургу ничего крепче пива больше не наливать. -- резюмировал Курт. -- Связались черти с младенцем.
   -- Черти -- это мы. -- глубокомысленно заметил один из СС-овцев. -- Потому что у нас форма черная. А вы эти... горные...
   -- Козлы? -- добродушно хмыкнул Шнее.
   -- Ангелы. Вечно витаете в облаках.
   -- Да? -- добродушно удивился Бюндель. -- А десантники тогда кто?
   -- Смертники. -- мрачно обронил Генка. -- У нас в "Бранденбурге"-то парашюты как у летчиков, а у этих... Если с "Тетушки Ю" с таким неправильно сигануть, запросто можно о хвостовое оперение переломаться.
   -- Ты и парашютист еще? -- удивился Курт. -- Однако, как я погляжу, целый.
   Генку передернуло.
   -- У нас в отделении один... поломался. -- глухо произнес он. -- Еще в лагере. Инструктор по прыжкам нас... водил потом на место, куда он упал. Показывал. Такой смерти -- не дай Бог.
   -- А говорил, что Бога нет. -- задумчиво произнес Бюндель.
   -- Может и нету. -- еще больше помрачнел Генка. -- Только верно говорил наш куратор, что в окопах атеистов не бывает. Ты, Курт, вообще представляешь, чем я последние месяцы занимался? Да я тот свой самый первый бой, где меня ранили, как нечто прекрасное вспоминаю! Там мы честно воевали, лицом к лицу, стреляли мы, стреляли в нас, мы убивали и умирали, но все это открыто, это бой был, схватка, сражение... А я эти месяцы тишком подкрадывался да глотки резал, мины в санитарные поезда закладывал, бомбардировщики наводил на цели, лгал, предавал, обманывал, подличал как мог. Что, похвалить меня за все это? Героем сделать?!!
   Последнюю фразу изрядно подокосевший паренек буквально выкрикнул.
   -- Ты, дружище, хотя бы с солдатами воюешь. -- вдруг помрачнел один из СС-овцев. -- А посмотрел бы я чего б ты запел у нас, в айнзацкоманде.
   -- Так, ну его нафиг, про войну. -- прервал их Шнее. -- Давайте лучше про п...зду.
   -- О! Верно. -- поддержал сослуживца Бюндель. -- Туда, куда приходит французская армия, туда приходят и бордели. Да там и остаются. Тут неподалеку есть недорогой публичный дом, так я предлагаю его навестить.
  

Анкара, военная комендатура

03 ноября 1940 г., 01 час 10 минут

   "В бордель что ли сходить после дежурства? -- кригсфервалтунгсрат Штайнер, командир комендатуры, устало потер глаза. -- Как эти семь самураев, что сейчас дрыхнут в кутузке. Нашли место, где отстоять честь мундира, понимаешь. В публичном доме надо не постоять, а полежать за своих боевых товарищей".
   Штайнер хмыкнул и покосился на протоколы допросов, подумав, попутно, что так вот, как с этими солдатами, анекдоты, похоже, и рождаются. В это время противно тренькнул телефон.
   -- Да. -- произнес начальник комендатуры, сняв трубку.
   -- Герр кригсфервалтунгсрат, -- раздался в динамике замученный голос его секретарши, -- к вам прибыл офицер абвера, майор Густов.
   -- Просите, фрау Марта. -- вздохнул Штайнер, подумав, что вот только разведчиков посреди ночи ему для полного счастья и не хватало. А ведь только собирался домой...
   Майор тоже выглядел замотанным донельзя и, судя по всему, тоже отнюдь не прочь был бы оказаться сейчас в постели, желательно -- чужой, а не в кабинете кригсфервалтунгсрата.
   -- Чем обязан? -- поинтересовался у него Штайнер, после краткого приветствия.
   -- Вами задержан сотрудник абвера. -- пояснил Густов. -- Хотелось бы получить его от вас.
   -- Действительно? -- военный чиновник вновь потер глаза. -- Не припоминаю такого... Ах да, пионер из "Бранденбурга", они же в вашем подчинении, кажется. Его спутников тоже будете забирать, или пусть проспятся?
   -- А что они, собственно, натворили? -- майор приподнял бровь. Видимо о том, что пионер задержан был не один, осведомитель сообщить разведчику забыл.
   -- Подрались по пьяному делу в публичном доме. -- хмыкнул Штайнер и протянул Густову протоколы. -- Сначала надавали по шеям румынам, с которыми не поделили девок, потом венграм -- за компанию, а пока туда прибыл патруль, ваш солдат, Гудериан, выкинул в окно еще и турецкого летуна, перепутавшего его номер со своим. Потом они оказали патрулю сопротивление, и в окно отправились еще и два фельджандарма, решившие, что маленький и худенький паренек для них угрозы не представляет. Ругался при этом, отчего-то, все больше на русском. Сдался командиру патруля он, впрочем, сам. После того как закончил свои дела у шлюхи.
   -- Однако, я смотрю, боевая подготовка у него выше всяких похвал. -- хмыкнул майор. -- Вы намерены передать дело?..
   -- Нет, не намерен. -- помотал головой Штайнер. -- Драки были с побоями но без увечий, никто, кроме самолюбия битых, серьезно не пострадал, так что ход делу давать я смысла не вижу. Посидели бы с недельку на гауптвахте, может быть поумнели бы. Но если желаете -- забирайте. У меня и без них есть кому плац подметать. Это за последние сутки уже пятые хулиганы.
   Густов на миг задумался. С одной стороны, кроме солдата из его ведомства никто ему в комендатуре нужен не был. С другой стороны этот Штайнер может и передумать насчет недоведения дела до трибунала, а тогда всплывет и фамилия сотрудника абвера. Это уже будет скандал, Канариса обвинят в том, что он укрывает в своем ведомстве преступников и чуть ли не дезертиров, найдут еще пару грехов, придумают с дюжину -- благо врагов у адмирала предостаточно, -- тот, разумеется, заявит, что ничего не знал, стрелочником назначат его, Густова... Спрашивается, зачем оно ему, майору, надо? А то, что в команде нарушителей двое солдат из Ваффен-СС, так это ж замечательно -- можно завербовать. Хоть и невелик такой улов, а все одно -- агентов много не бывает.
   -- Хорошо. -- улыбнулся Густов. -- Беру у вас хулиганов оптом.
   -- Вам завернуть? -- засмеялся Штайнер.
  

Окрестности города Джиханбейли (Турция)

03 ноября 1940 г., 06 часов 12 минут

  
   Советский Т-37А медленно пятился по полю назад, поплевывая короткими скупыми очередями башенного пулемета в сторону наступающих франко-британцев. Боезапас у этой, и так не слишком-то грозной боевой машины подходил к концу.
   Контрнаступление противника стало для союзников полной неожиданностью. Еще совсем недавно, казалось полностью деморализованные англичане и французы оставили турецкую столицу и откатились к югу, на плато Обрук, лишь чудом не допустив турок, немцев, румын и венгров до Коньи, а русских -- в Аксарай и Нигде. И вот, в тот момент когда Инёню, Гот и Рокоссовский только переформировывали свои порядки для дальнейшего наступления, разворачивали силы, Вейган и О`Коннор бросили свои войска в контратаку. В половине пятого утра по всей линии фронта начались налеты бомбардировщиков, заговорили во весь голос гаубичные батареи, и вся наличная бронетехника при поддержке пехоты и кавалерии устремилась на прорыв.
   Полк турок, контролировавший дорогу на Джиханбейли, франко-британцы смяли сразу, походя, и теперь добивали остатки стоявшей во второй линии обороны 95-ой бригады легких танков РККА. В настоящий момент от нее остались одни лишь рожки да ножки -- в строю осталось всего десять танков. А враг продолжал переть недуром.
   Т-37А, объезжая подбитый БТ-2, неудачно подставился бортом под выстрел французского R 39. Командир танка, аспирант Дюбуа, навел ствол на советскую танкетку и послал 37-и миллиметровый бронебойный снаряд прямо в центр ее корпуса. Советская машина вздрогнула от попадания и замерла. Из-под башни жиденьким ручейком, но все усиляясь и усиляясь с каждым мгновением, потек дым.
   Водительский люк на Т-37А откинулся, из него, по пояс, высунулся советский механик-водитель, покачнулся и упал на броню своего танка. Руки танкиста бессильно заскребли по броне, пытаясь приподнять свое бессильное тело, но тщетно. Несмотря на прилагаемые русским солдатом усилия, вытолкнуть себя из загорающегося танка ему не удалось.
   Дюбуа прильнул к прицелу башенного пулемета, намереваясь добить его, не заставлять гореть еще живым, однако в тот момент, когда палец аспиранта нажал на спусковой крючок, путь пулям из "Рейбеля" преградил корпус другого танка.
   Закопченный, грязный, с сорванной башней Mk I, "Матильда", резко затормозил у подбитой танкетки прикрывая ее собственным корпусом, и, игнорируя простучавшую по его броне очередь из пулемета, словно чертик из табакерки из танка выскочил его водитель, моментально бросившийся к горящему уже танку.
   -- Сэмэн, ты меня в гроб вгонишь. -- прохрипел он вытягивая из люка находящегося без сознания товарища. -- Я ж таки обещал пригласить тебя на свою свадьбу и хочу сдержать слово.
   Не церемонясь он, под свист осколков и пение пуль затащил контуженного на свой танк и начал засовывать внутрь, туда, где раньше находился командир танка а теперь была ровно половина от него. Матернувшись сквозь зубы он каким-то образом умудрился уместить внутри и раненного коллегу, и обрубок своего командира.
   -- Мойше... -- водитель Т-37А на миг приоткрыл глаза. -- Тебя тоже убили? Жаль...
   -- Типун тебе на язык, балабол! -- рыкнул тот, скрываясь за броней водительского места, и со всей возможной скоростью уводя свою искалеченную машину в тыл, туда, где прямо в открытом поле разворачивалась с марша батарея противотанкистов.
  

Анкара, временные казармы 1-го батальона

800-го полка особого назначения "Бранденбург"

03 ноября 1940 г., 09 часов 50 минут

  
   -- Гейнц, да ты же пьян, скотина! -- с командира отделения, обергефрайтера Рудольфа фон Карлова в настоящий момент можно было бы писать картину "Совесть в изумлении".
   -- Ничего подобного, Руди, у меня румынский национальный праздник, похмелянды. -- не согласился с другом и командиром Генка, отрицательно мотнул головой, и тут же, со стоном, ухватился за нее. -- Vaschu Maschu, что ж так погано-то?
   -- Нет, ты как в таком состоянии собираешься воевать? -- "совесть" изумился окончательно и бесповоротно.
   -- А ты думаешь, что в таком состоянии можно жить мирно? -- Кудрин ответил страдальческим взглядом. -- А вообще-то у меня отпуск, ох...
   -- Забудь о нем. -- отрывисто бросил фон Карлов. -- Утром началось наступление противника по всему фронту, к обеду все отпуска отменят.
   -- К обеду я отлежусь уже. У нас учитель труда в интернате всегда, если с вечера хорошо выпивал, до обеда дрых, а потом был бодрый как огурчик. -- сидящий на полу в уголке Гена прислонил голову к стене и, прикрыв глаза, зевнул. -- А пока не мешай мне, ладно? Разбудишь, когда отпуск отменят.
   -- Засранец. -- Рудольф покачал головой. -- Форменный. На кровать-то ляг, позорище Вермахта.
   -- Не Вермахта, а Абвера. -- пробормотал Кудрин. -- И когда я лежу, меня мутит. А так ничего, вроде...
   Молодой человек причмокнул губами -- было видно, что он уже на половине пути к точке рандеву с Морфеем. Обергефрайтер фыркнул и вышел из комнаты.
  

Город Сарыкалмаш, штаб группы армий "Турция"

05 ноября 1940 г., 13 часов 30 минут

   -- ...продолжает наступление. После упорных боев нами были оставлены Ешельхисар и Невшехир. -- докладывал оперативную обстановку начальник штаба, комкор Москаленко. -- Двадцать третий танковый полк продолжает удерживать Деринкую и Бекарлар, но у них недостаточно горючего, чтобы выйти из окружения самостоятельно. Сейчас нам удалось застопорить продвижение неприятеля у Сртака, но если не предпринять активных действий, вскоре мы будем вытеснены за Кызылырмок.
   -- Надо же. -- Рокоссовский невесело усмехнулся. -- Позавчера была жопа, вчера была жопа, сегодня -- полная жопа... Черт возьми, а ситуация-то стабилизируется! Значит так, выводим из резерва Тридцатый танковый полк, и отправляем деблокировать Деринкую. Заодно и проверим в боевых условиях, что это за КВ-2 такое, которыми он укомплектован. А в поддержку мы им выделим... мы им выделим... тувинцев мы им выделим в поддержку, вот. Два батальона.
  

Перевал Киликийские Ворота

29 ноября 1940 г., 12 часов 25 минут

  
   Киликийские Ворота -- проход в горах очень длинный. Он тянется через весь Тавр, вдоль русла реки Чакыт, которая тысячелетиями, подобно пиле, проторяла, пропиливала себе путь среди камней, навеки разделив хребты Болкар и Аладаглар узкой трещиной, по дну которой ныне вьются две транспортные артерии -- обычная, и железная дороги.
   Случись в самом начале войны на юге Турции войска, хотя бы и полк горных стрелков, штурм этого пути сообщения между центром и югом Турецкой Республики дорого обошелся бы французам и англичанам. Только стремительность их удара помогла без боя захватить этот стратегически важный и, по сути, единственный пригодный для большой массы войск путь. Сейчас, во время нового, уже выдохшегося и забуксовавшего наступления, войска в Центральной Турции снабжались по этому проходу. Фактически все их снабжение оказалось подвешено на тонкой нити, имя которой -- Киликийские Ворота.
   Нельзя сказать, что подкрепления и припасы шли по этому пути бесконечным и непрерывным потоком. После захвата испанцами Гибралтара, снабжение армии на Ближнем Востоке было серьезно осложнено и шло через Суэц и Иран, разделяясь на два ручья, один из которых тек в Северную Африку, Александеру, а второй -- в Турцию, к О`Коннору и Вейгану. И это были жидкие ручейки.
   Британский торговый флот, избиваемый немецкими подводниками, испытывающий затруднения с топливом, не мог полностью удовлетворить потребности армейцев, и лишь гегемония Канингхема в Средиземном море, в свою очередь срывающего снабжение Гарибольди и Роммеля, не позволяла тем успешно наступать на египетском направлении. Этой же, во многом, причиной объяснялось и то, что уже через неделю после начала наступления англо-французских войск, продвижение их сильно замедлилось, а к этому дню, невзирая на все усилия, и вовсе сошло на нет. Гот и Рокоссовский так и не допустили врагов до Анкары вновь, хотя ее предместья уже были видны с передовых позиций атакующих, и, судя по всему, готовились к контрнаступлению. Срыв в снабжении англо-французов в этой ситуации, задержка доставки подкреплений, горючего и боеприпасов, грозили в этой ситуации самыми печальными для них последствиями. Однако находящейся глубоко в тылу транспортной артерии, казалось, ничто не угрожало при установившемся паритете в воздухе, хотя мосты, и автомобильные, и железнодорожные, на всем протяжении Киликийских Ворот были взяты под охрану сразу после их захвата.
   -- Что это, Жан? Какая-то пыль над дорогой. -- рядовой Жильбер Ноиль произнес эти слова с ленцой, неторопливо. Какая опасность могла бы угрожать ему и его товарищам здесь, глубоко в тылу, в нескольких километрах от Намруна? Определенно -- никакая.
   Его товарищ, с которым он на пару стоял на карауле у перекинутого через небольшое ущелье старинного каменного моста, козырьком приложил ладонь ко лбу, прищурился, и несколько секунд вглядывался в дорогу.
   -- Стадо баранов. -- наконец произнес он. -- Шестеро мальчишек, арба, запряженная ишаком, и стадо баранов. Интересно, куда они их перегоняют?
   -- Мне больше интересно, разрешит ли аджъюдан экспроприировать хоть одного на нужды французской армии? Надоел сухой паек, хочется свежего мясца. Помнишь как Валери готовит баранинку, а? Пальчики оближешь. -- Ноиль причмокнул губами и закатил глаза, призывая сослуживца вспомнить ощущения от поедания такого же, отнятого у турецких пастухов барашка.
   -- Ну так он же раньше работал в ресторане. -- Жан сглотнул густо выделившуюся от воспоминаний слюну. -- Давай, беги к мсье командиру, буди скорее. Они тут будут не позднее чем через четверть часа.
   Когда отара, и сопровождающие ее мальчишки, старшему из которых едва ли исполнилось восемнадцать, а младший из которых выглядел четырнадцатилетним, пригнали баранов к мосту, дорогу им преградили пятеро ухмыляющихся, довольных донельзя французов. Старший из пастухов, одетых в какие-то невообразимые, но весьма живописные лохмотья, что-то энергично начал говорить аджъюдану по-турецки, отчаянно при этом жестикулируя, указывая то вперед, в направлении их движения, то назад, делал большие глаза, размахивал руками, в общем вел себя глупо, вызывая на лицах солдат все более и более широкие улыбки. Командир охраняющих мост французов отвечал односложно, качал головой, тыкал рукой в сторону баранов и грозно хмурил густые брови. За время этой беседы мальчишки-пастухи переместились к самому входу на мост, ближе к своему вожаку, и бросали мрачные взгляды на французов -- по всему выходило, что с одним, а то и несколькими баранами им предстояло расстаться. Наконец ведший беседу парень тяжело вздохнул, опустил плечи и обречено махнул рукой, предлагая аджъюдану следовать за ним и самому выбрать зверя на заклание. Готовые в любой момент надавать мальчишкам по шеям, буде те упрутся, солдаты расслабились и начали довольно переглядываться. Их командир сделал пару шагов за своим визави, и тут же в воздухе блеснуло несколько ножей, выхваченных мальчишками из под лохмотьев. Все пять французов без звука повалились наземь.
   -- Гудериан! Доставай взрывчатку из арбы! -- по-немецки крикнул старший из "пастухов", вытирая свой кинжал о форму аджъюдана. -- Торопимся, парни, через час тут будет колонна английских танков!
   -- Не бзди, Руди, всё успеем. -- отозвался Генка, скидывая солому с ящиков, которой они были засыпаны. -- No pacaran!

Москва, Кремль

10 декабря 1940 г., 19 часов 45 минут

  
   -- ...таким образом, я поддерживаю выводы генерала Гота о том, что наступление неприятеля не только выдохлось, но и что, благодаря сорванному снабжению, англо-французские позиции как никогда сейчас слабы и могут быть легко сломлены координированным контрнаступлением. -- Тимошенко заканчивал доклад перед высшим партийным и военным руководством Страны Советов. -- Переброска и развертывание дополнительных сил на Ближний Восток нами закончена полностью, войска ожидают лишь приказа к началу операции.
   -- Ну а что лично ви, Семен Константинович, думаете о плане грядущего наступления, предложенного нам штабом Гота? -- негромко поинтересовался Сталин.
   -- Начальник штаба Гота, генерал Пауллюс, лично прилетал в Москву для согласования плана "Блау". -- отрапортовал нарком. -- Это в высшей степени продуманная и компетентно спланированная операция. Мы внесли в нее некоторые уточнения, и теперь, в том виде в котором план находится сейчас, я полагаю возможным его принять к исполнению.
  

Перевал Киликийские Ворота (северная часть)

03 февраля 1941 г., 10 часов 00 минут

  
   Турция, конечно, расположена гораздо южнее, положим, Архангельска, однако зима случается и там. Не такая морозная, разумеется, но как бы даже и не хуже. Человек, лишенный крова, может, при некоторых навыках, построить себе жилище из снега, переждать самую холодрыгу, укрыться от ветра и тем выжить -- недаром же в сказке про домик лубяной и домик ледяной говорится, что и зайчик, и лисичка, зиму перенесли в своих жилищах вполне нормально. Да и те же эскимосские иглу пока никаким декретом никто не отменял.
   В Турции так не извернешься. Зимы здесь прохладные -- не сказать, что вообще уж студеные, так, поздняя осень в средней полосе, -- однако в горах и предгорьях, на каменистых склонах, без стен, которые оградят от пронизывающего ветра и топлива, чтобы хоть чуточку отогреться, долго не протянешь. А если еще и еды нет, то стопроцентно околеешь.
   Еда у Генки была. Припрятанная в куче веток и кизяка, вместе с рацией, оружием и биноклем. Им с Рудольфом фон Карловым удалось отыскать недалеко от облюбованного наблюдательного пункта небольшую пещерку, не пещерку даже -- так, выемку в скале. А вот одежды теплой не было. Маскируясь под оборванцев-беженцев, которых согнала с насиженного места война, они намотали на себя множество грязных ношенных тряпок, бывших когда-то, наверное, одеждой (не за всю ткань, которая была на нем Кудрин смог бы в этом плане поручиться), однако тепло эти эрзац-костюмы держали плохо. Старая ткань была полна дыр и дырочек, расползалась от ветхости, да и изношена по большей части была до полной прозрачности.
   -- Л-легенда-да, blin-kompot. -- пробормотал Гена, исполняя зубами партию кастаньет во фламенко. -- Почему нельзя вести разведку притворяясь каким ни будь barinom, а не такой вот босотой? И подальше от места боевых действий, в тепле и уюте.
   -- Что поделать, послали б на разведку в Антарктиду, пришлось бы притвориться пингвинами. -- ответил Руди, тоже синий от холода. -- Их там полно. А здесь полно таких вот бедолаг.
   Много в эти дни было в разоренной боевыми действиями Центральной и Южной Турции неприкаянных скитальцев в обносках, чьи дома были разрушены, семьи погибли или потерялись, которых некому было обогреть и приютить. Гораздо больше, не в пример прошлому году.
   Некоторые скитались в одиночку, заглядывая в лица встречных воспаленными, слезящимися, голодными умоляющими глазами, трясущимися грязными руками пытающихся ухватить за край одежды каждого, кто казался им чуть более сытым, жалобными слабыми голосами вымаливая себе хоть кроху хлеба на пропитание. Одиночки, правда, в горах и предгорьях долго не жили, тянулись или к жилью, или к лесам, как зайцы обгладывали там кору на деревьях, а если сильно везло, могли и поймать себе на ужин чего -- зайчика там, или мышонка...
   В самом начале парням попался один такой. Изможденный, тощий словно скелет, он был еще теплый, когда Рудольф и Гена наткнулись на его тело.
   Он лежал на спине, запрокинув лысую, обтянутую кожей голову к небу и перед кончиной видимо мучился голодухой, а не дурацкими мыслями, каковые приходят в голову всяким там князьям на поле Аустерлица. В зубах у него, гнилых, изъеденных цингой или кариесом (а может статься, и тем, и другим и еще кучей хворей) застряло несколько изжеванных сухих травинок, а в костлявом кулаке был целый пучок, изжеванной, с мятыми, разлохмаченными но так и не перекушенными стеблями.
   Иные из бродяг собирались в целые шайки и промышляли грабежом, нападая другой раз даже на маленькие деревеньки. В большинстве случаев крестьянам удавалось от них отбиваться, но иногда удача улыбалась оборванцам, и тогда уцелевшие защитники, лишившиеся и еды, и крова, пополняли огромную массу скитальцев. Тем же, кто попадался им на дороге спастись, как правило не удавалось -- человека лишали всего, даже жалких его обносков, и он умирал не столько от побоев, сколько от холода.
   Долго, правда, такие банды не держались. Робинов из Локсли, умных и удачливых бандитов, среди них как-то не оказалось, так что в один, далеко не прекрасный день дело в них доходило до людоедства, а там уж вступал в силу закон крысиной стаи. После убийства и съедения нескольких человек из числа своих же (чего мясу пропадать-то?), бродяги, не дожидаясь появления среди них полноценного "крысиного волка" разбегались в разные стороны. Голоднее, зато можно спать спокойно, не ждать, когда тебе ночью глотку перережут.
   Но большинство скиталось, перебиваясь то небольшими честными заработками там, где еще требовались рабочие руки, то подаянием от тех, кому еще было что дать, то помоями с солдатских кухонь, группками по два-семь человек. Обычно это были семьи, бывшие соседи, или иным образом еще до войны связанные как-то между собой люди. В таких группах, впрочем, случаи людоедства тоже случались -- голод не тётка.
   Под видом такой вот "группы", старшего и младшего братьев, и были заброшены для разведки фон Карлов и Кудрин/Гудериан. Кто заподозрит в шпионах двух мальчишек-оборванцев?
   -- Лучше уж в Антарктиду. -- Генка шмыгнул носом. -- Хочу быть этим, витязем в пингвиньей шкуре. Тепло, и не промокает.
   -- Нишкни. -- Рудольф поднял руку, призывая напарника к тишине. -- Слышишь? Моторы. Дуй быстро за биноклем!
   Когда Гена вернулся к наблюдательному посту за валуном -- покуда бегал и согрелся немного даже, -- гул моторов автомобильной колонны был уже отчетливо слышен. Вскоре на дороге появилась и она сама.
   -- Наши. -- констатировал фон Карлов очевидный факт. Грузовики были немецкие, это Кудрин разглядел и сам. -- Горнострелки.
   -- Да? -- Генка отнял у товарища бинокль, ничуть не смутившись такой мелочью, что тот старше не только по возрасту, но и по званию, и некоторое время вглядывался в него, затем странно хмыкнул. -- Да, горнострелки. И очень знакомые горнострелки. Первый батальон сотого горного. Вон, в кабине головной машины Бюндель баранку крутит. А рядом с ним оберлейтенант фон Берне. Поздороваться спустимся?
   -- Вообще-то не положено. -- фон Карлов замялся. -- За полторы недели лазанья по горам все ему порядком осточертело, хотелось пообщаться не только с другом, но и другими людьми, такими же немцами, послушать новостей, поесть по-людски в конце-то концов...
   Додумать мысль эту Рудольф не успел. Генка охнул, вновь вскинул бинокль к глазам и побледнел (или, учитывая синеватый оттенок кожи от холодрыги, поголубел).
   -- Руди, они с основной трассы сворачивают на боковую. Там же... там... -- парень задохнулся.
   -- Предупредить не успеем, далеко. -- скрипнул зубами его друг.
   Кудрин бросился к куче сухих веточек, травы и кизяка.
   -- Не стреляй! -- фон Карлов перехватил его за руки у самого схрона. -- Не одни они услышат и капут уже нам.
   -- Не. -- Генка мотнул головой. -- Я не стрелять.
  

Намрун (Турция), штаб 1-ой горной дивизии

28 февраля 1941 г., 20 часов 20 минут

   -- Должен заметить, господа, что даже на войне добрые дела вполне себе вознаграждаются. -- генерал-майор Губерт Ланц, вальяжно развалился в кресле, поблескивая новеньким "Железным крестом с мечами и дубовыми листьями".
   Операция "Блау" близилась к своему логическому концу. Горные части коалиции расчистили для войск Киликийские Ворота и 6-я армия, командовать которой перед самым началом наступления был назначен его вдохновитель, Пауллюс, вырвалась на плато Урфа, ведя наступление строго на восток, к Гизантепу. Большая часть истощенных в предыдущих боях немецких и советских войск пока еще оставалась на плато Обрук, но вскоре и они должны были начать выдвижение. От Гизантипа основной массе войск следовало наступать на Алеппо.
   А пока к Паулюсу шли подкрепления из румын, венгров, болгар, югославов, ну и турок, разумеется. Горные части покуда оставались контролировать перевал, но это была уже не служба, а синекура. Отбившиеся от своих частей и оголодавшие солдаты Новой Антанты сами выходили к егерям и сдавались.
   Соответственно, солдаты, измученные долгими и тяжелыми боями расслабились, да и офицеры тоже. Штабы, где не нужно было принимать почти никаких решений, стремительно превращались в офицерские клубы, где за стаканчиком чего ни будь этакого, с алкоголем, можно было провести вечер. 100-й горный полк исключением не был, и сейчас господа офицеры, кроме тех, кто находился в караулах, собрались проводить угасший день обычным образом.
   -- Вот как, герр генерал? -- скептически отозвался ветеран "Пивного путча", оберст Рихард Эрнст, командир 100-го горного полка, поблескивая стеклами очков. -- Вы полагаете?
   Ланц покосился на вытянутую "рыбью" физиономию оберста, задержал миг взгляд на его оттопыренных ушах, и негромко усмехнулся.
   -- И это вы спрашиваете у меня, Эрнст? А ведь кому как не вам знать об этом все. Господа, сейчас я расскажу вам события трехнедельной давности, подробности которых узнал только что.
   Дождавшись когда все взгляды обратятся к нему и в комнате установится полная тишина, генерал набрал в грудь воздух, чтобы начать повествование, но тут за дверью раздался грохот и громкий смех, а миг спустя дверь отворилась, и на пороге появился донельзя довольный оберлейтенант, за которым виднелось несколько ухмыляющихся нижних чинов с кальянами в руках.
   -- Господа, -- ничуть не смущаясь высокого начальства объявил тот, -- прошу разрешения представить вам наш военный трофей, реквизированный у павших.
   -- Вы что, фон Берне, совсем с ума сошли? -- индифферентное лицо Эрнста в кои-то веки перестало быть таковым. Он вскочил в ярости, лицо и шея его пошли красными пятнами. -- Вы занимались мародерством, и явились хвалиться этим сюда?!!
   -- Не совсем мародерством, герр оберст. -- названный продолжал ухмыляться. -- Так, подобрал кой-какой трофей. Бойцы, заноси!
   Некоторое время все присутствующие рассматривали установленные на столики три огромных кальяна и мешочки с курительными смесями.
   -- Ну? -- наконец подал голос Ланц. -- Шиша. И при чем тут трофей? Вы взяли это в бою, хотите сказать?
   -- После боя, герр генерал. Пленил победителя, так сказать.
   -- Ну-ка, ну-ка, это интересно. -- оживился командир дивизии. -- Господа, я вам потом ту историю расскажу, тем паче что оберлейтенант ее главный герой. Докладывайте о пленных, фон Берне.
   -- Слушаюсь. -- оберлейтенант козырнул, принял строевую стойку и, как на плацу, начал доклад. -- В соответствии с приказом командира части сегодня, в шестнадцать-ноль-ноль, моя рота заступила на патрулирование. Расставив посты и назначив маршруты патрулям сам, используя бронеавтомобиль SPW 251/1, с отделением ягеров, производил контроль по всей вверенной моей роте территории. Между шестнадцатью-тридцатью и шестнадцатью-сорока мною был обнаружен кабак вероятного противника...
   Среди офицеров послышались смешки.
   -- ...где группа местных за дастарханом курила кальяны. Оберфельдфебель Фишер, бывший при мне, сообщил, что, судя по запаху, в кабаке собрались "доблестные борцы с коноплей". В девятнадцать-тридцать пять, за двадцать пять минут до окончания дежурства, мы вновь выдвинулись к кабаку вероятного противника, где обнаружили, что все "борцы" пали комой храбрых, вести боевые действия, передвигаться, говорить или хотя бы шевелиться не в состоянии, нуждаются в срочном подкреплении. Насколько мне известно, конопля к представителям нордической расы или союзников не относится, ведет активные действия против местного дружественного населения. Мной было принято решение взять предполагаемого противника в плен и доставить его командованию, для решения вопроса о его дальнейшей судьбе и возможной помощи союзникам, что я силой дежурного отделения и исполнил. Доложил оберлейтенант фон Берне! -- Дитер браво козырнул и щелкнул каблуками горных ботинок.
   Первым после прозвучавшего рапорта, громко, запрокидывая голову назад, расхохотался Эрнст, его примеру последовали все окружающие. Наконец, справившись с приступом веселья, Ланц поднял руку, призывая к тишине, поднялся, встал так, словно принимает парад, и обратился к фон Берне.
   -- Вы правы, оберлейтенант, конопля к нордической расе не относится. Я не уверен, состоит ли в настоящее время Рейх в войне с ней, но пленных мы, безусловно, допросим. Благодарю за службу!
   После этих слов генерал-майор согнулся от хохота пополам. А отдышавшись, добавил:
   -- Насчет воюем или нет можно запросить ОКХ. После истории с Гудерианом в Турции Браухич уже ничему не удивится. И, кстати, господа, та история, что я собирался вам рассказать прямо вытекает из этой безумной переписки. Итак, для тех кто не знает, рассказываю предысторию: в марте сорокового первый батальон сотого полка перебросили на север Турции -- считалось, что не воевать, а так, поприсутствовать. Не проходит и недели, как рядом с местом их дислокации англичане топят советский пароход, везший сирот с Кавказа в Севастополь. Спасти им удалось только одного, наглотавшегося воды, и имя его они расслышали как "Гейнц Гудериан". Герр майор, -- Ланц кивнул в сторону Шранка, -- выписывает на него аусвайс, ставит на довольствие и рапортует о его спасении. Оберст, -- теперь кивок предназначался Эрнсту, -- докладывает мне, я вношу данные в отчет, без задней мысли отправляю дальше... Наконец данные попадают в ОКХ, и что они там видят?
   Генерал-майор обвел всех присутствующих смеющимся взглядом.
   -- А видят они, что генерал Гудериан каким-то образом оказался в Турции, а не в Валендорфе! -- торжественно произнес Ланц. -- Запрос из ОКХ, минуя меня, направляют герру Эрнсту, который видит его и ничего не понимает. На всякий случай он запрашивает Шранка, спасал ли он с советского парохода генерала Гудериана. Майор, что вы ответили?
   -- Я, герр генерал, -- усмехнулся тот, -- ответил, что подтверждаю спасение Гудериана, но не подтверждаю спасения генерала.
   -- Доклад уходит к Браухичу, тот читает его, понимает, что не понимает ничего, и запрашивает уже самого Гудериана, в Валендорфе, где тот находится. -- по комнате все чаще раздавались сдавленные смешки. -- Быстроходный Гейнц тоже ничего не понимает, но отвечает, что да, он в своем корпусе, где ж еще ему быть? Браухич читает доклад, не понимает уже решительно ничего совсем, и не находит ничего умнее, чем спросить у Гудериана, что тот делает в Герзе и Валендорфе одновременно? Тот закипает и сообщает, что в городе Герзе никогда не бывал, и просит сообщить хотя бы, в какой стране тот находится. Узнав, что это в Турции, Гудериан решает, что его хотят снять с командования корпусом перед самым началом наступления во Франции, вскипает и запрашивает ОКВ, (4) за что ему такая немилость? Тут уже глаза на лоб ползут у Кейтеля, он звонит Браухичу и интересуется местом, куда тот собрался переводить Гудериана. Браухич впадает в прострацию, и отвечает, что в Валендорф. Из Герзе. Это в Турции.
   Многие офицеры уже открыто хохотали, зажимая себе рты, дабы не делать этого в голос.
   -- Кейтель отправляет Гудериану запрос, где спрашивает, какого черта тот делает в Турции накануне войны во Франции и грозит всеми карами земными и небесными.
   Не знавший таких подробностей фон Берне хрюкнул.
   -- Гудериан сатанеет. -- продолжил Ланц. -- Он твердо убеждается, что против него в ОКХ и ОКВ составлен заговор, но все равно не понимает, при чем тут Турция! Надо отдать ему должное: ход, придуманный им против своих "врагов" оказался достоин его полководческой гениальности. Гудериан отправляет своего порученца в посольство Турции, в Берлин, где тот достает справку о том, что Гудериан в Турции ни разу в жизни не бывал, в присутствии своего штаба опечатывает ее в конверте и отправляет с курьером к Фюреру, с пометками "срочно" и "секретно". Тот, как вы понимаете, был очень счастлив узнать это обстоятельство из биографии своего генерала.
   Сдерживаться офицеры уже не могли, отовсюду слышались стенания и всхлипы.
   -- Гудериана вызывают к Фюреру, -- продолжил Ланц посмеиваясь, -- с одной единственной целью: спросить, не сошел ли он с ума. Не знаю, как повернулось бы все это дело дальше, чем закончилось бы, и сколько длилось, но, к счастью, в приемной Гитлера мы с Гейнцем встретились. К тому времени он точно уже знал, какие войска есть в Герзе и без обиняков спросил меня, что я затеял. Тут уже ничего не понял я, Гудериан рассказал мне свою историю, я ему -- про мальчика с парохода... Мальчик к тому времени отличился, подбил танк, был ранен и лечился в румынском госпитале, так что я посоветовал Гейнцу готовиться к запросам о том, что он делает в Бухаресте. Все разрешилось лучшим образом, хотя Браухич чуть не лишился погон, когда Гудериан все рассказал Фюреру. Вроде бы как-то на всей этой истории погрел руки Канарис, слив часть переписки английской агентуре, но тут я точно ничего не знаю. Мальчика из госпиталя забрали в диверсионную группу, на том бы и конец истории... Ан нет. Недавно он опять появился на горизонте, но тут уж пускай лучше расскажет фон Берне. Он был непосредственным участником событий.
   -- Что рассказывать? Не знаю я что рассказывать... -- замялся Дитер. -- Третьего сего месяца первая и вторая роты под моим командованием были отправлены в качестве передового дозора к одному местечку с непроизносимым улюлюкающим названием. Едем, никого не трогаем -- потому, хотя бы, что никого и нет. Только мы завернули на очередном повороте, как радист, он в кузове моей машины сидел, начинает колотить по крыше кабины и орать благим матом. Я на ходу высовываюсь из кабины, и вижу, что наш функмайстер, он всего неделю как в моей роте служил на тот момент... Убило беднягу в последнем бою... Так вот, он, с безумными глазами и нечленораздельным мычанием, сует мне трясущимися руками наушники. Я их одеваю и ох как начинаю понимать бедолагу. Потому что в наушниках раздается голос: "Оберлейтенант фон Берне, ответьте Гудериану. Повторяю..."
   Офицеры, уже понявшие в чем тут дело, вновь начали посмеиваться.
   -- Я минуту это слушал или чуть меньше, когда в наушниках сменился текст. Внезапно, после очередного "Повторяю" раздалась нецензурная брань, смысл которой можно передать примерно так: "Герр оберлейтенант, соизвольте приказать оберягеру Бюнделю немедленно тормозить, вас впереди ожидает засада в роту англичан при двух пушках. Доложил ваш сын полка, Гудериан". В бинокль он меня опознал, да и Бюнделя -- тот у него был наставником. А частоту мы с самого Герзе не меняли, только позывные. Ну, лайми мы, конечно, потом наваляли. -- закончил фон Берне.
   -- Вот именно это, -- произнес Ланц, обращаясь к Эрнсту, -- я и имел в виду, когда говорил о выгоде добрых дел. Не отнесись в вашем полку к нему так хорошо, разве же смог бы он узнать частоту оберлейтенанта и предупредить его?
   Внезапно в комнату, со встревоженным лицом влетел начштаба дивизии, бывший сегодня дежурным, и что-то тихо начал говорить генералу на ухо. Когда он закончил, Ланц, с помрачневшим лицом поднялся из кресла.
   -- Господа, плохие новости. -- произнес он. -- Англичане смогли тайно высадить крупные силы в Мерсине и сейчас начали контрудар во фланг и тыл Шестой армии. Одновременно началась атака из под Кадирли и Кахраман-Мараша. -- генерал-майор окинул тревожным взглядом присутствующих. -- Румыны разбиты, к утру враги запрут горловину Киликийских Ворот. Господа, Пауллюс под угрозой окружения. Нас немедленно отправляют на подмогу. Боевая тревога, готовность к маршу -- полчаса!

Египет, в 20 км. к востоку от Эль-Аламейна

01 июля 1941 г., 18 часов 20 минут

   Немолодой, насколько можно было судить по его закопченной физиономии, мужчина, в порванной, покрытой пылью, гарью и грязью форме британского офицера, без головного убора, сидел на таком же грязном что и форма борту подбитого и скатившегося в кювет "Daimler Scout Car" и с тоской наблюдал двигающиеся мимо него колонны бронетехники и автомобилей. Только раз, в самом начале, рядом с ним остановился тарахтящий мотоциклет фельджандармов. Один из них вылез из коляски, поправил пистолет-пулемет и что-то спросил у наблюдателя, выслушал ответ и, четко отдав воинское приветствие, вернулся на свое место. Мотоцикл фыркнул и укатил куда-то, обдав на прощанье мужчину клубами синего зловонного дыма из выхлопной трубы и пылью с песком из под колес. Больше рядом с ним никто не останавливался: ни итальянские танкетки L3/33 из IX-го батальона легких танков 2-ой Ливийской дивизии, бодро протарахтевшие мимо оседланного им разбитого бронеавтомобиля (да и мимо другой, уничтоженной авиационным налетом техники из отступавшей к Александрии колонны), ни громыхающие грузовики с натужно ревущими арттягачами из 104-го и 51-го мотопехотных полков Вермахта, ни лязгающие гусеницами немецкие танки из 8 и 12 танковых полков. Наконец, когда мимо "Даймлера" вновь потянулись итальянские автомобили, в кузовах которых расположились солдаты 1-го Ливийского пехотного полка, к позиции тоскующего британца подъехал еще один мотоцикл -- на сей раз без коляски, -- за рулем которого сидел мужчина в пропыленной полевой форме танкиста Африканского корпуса, мотоциклетном шлеме и защитных очках. Сняв очки и шлем он водрузил на голову фуражку и сделал несколько шагов к спрыгнувшему с брони британцу. Мужчины синхронно козырнули друг другу, после чего, сблизившись вплотную, так же синхронно протянули руки для рукопожатия.
   -- Генерал-лейтенант Александер. -- представился англичанин по-немецки.
   -- Генерал-лейтенант Роммель. -- услышал он в ответ. -- Вы славно сопротивлялись, коллега.
   -- Но недостаточно хорошо, раз вы меня разбили. -- ответил британец и, извлеча пистолет из кобуры, протянул его Роммелю рукоятью вперед. -- Прошу принять мою капитуляцию, герр генерал.
   -- Вы можете оставить оружие себе, герр генерал. -- учтиво ответил немец. -- Мне достаточно вашего слова. Мы, в конце концов, люди цивилизованные.
   -- Благодарю. -- коротко кивнув Александер убрал пистолет на место. -- Я бы хотел присоединиться к другим пленным офицерам Сил Западной Пустыни.
   -- А вот на это я пойти не могу. -- сказал Роммель в ответ. -- Вы мой гость и давайте больше не будем об этом. Сегодня вечером я намерен дать банкет в вашу честь. Насколько условия пустыни позволяют, разумеется.

Египет, STALAG 19

08 августа 1941 г., 16 часов 13 минут

   Лязгая гусеницами тягач Sd.Kfz 11, тянущий на прицепе пару армейских грузовиков, медленно вполз в ворота концентрационного лагеря. Едва он замер посреди двора, напоследок громко фыркнув двигателем, из кузовов буксируемых автомобилей посыпались солдаты в пустынном камуфляже, а из кабины неторопливо вылез среднего роста офицер в форме гауптмана. Взмахом руки он отменил построение для своих солдат, и твердым шагом направился к крыльцу административного здания, где курил сухопарый долговязый мужчина в форме штурмбанфюрера.
   -- День добрый, геноссе. -- поприветствовал тот подошедшего. -- Фриц Грубер, СС-Тотенкопфрербаенде. (5)
   -- Отто Весрейдау, "Великая Германия". -- мужчины обменялись рукопожатиями. -- Спасибо, что отозвались.
   -- Ну, полно вам. -- штурмбанфюрер рассмеялся. -- Не мог же я оставить вас, со сломанными двигателями посреди этих пустынь. К тому же, по сообщениям метеослужбы, приближается песчаная буря, а пережидать ее на открытой местности удовольствие гораздо ниже среднего.
   -- Не могу с вами поспорить. -- ответил гауптман. -- Это удовольствие сидит у нас в печенках еще с Ливии. Слава Богу полк переводят обратно в Европу.
   -- Как я понимаю, вы ехали в Александрию, когда вас застигла эта неприятность? -- поинтересовался СС-овец.
   -- Да. -- кивнул Весрейдау. -- Видимо забились топливонасосы.
   -- Ну что ж, у нас тут есть небольшая автомастерская, к завтрашнему утру ваш транспорт будет как только что сошедший с конвейера.
   -- Это очень любезно с вашей стороны, герр Грубер.
   -- Прошу вас, просто Фриц. -- рассмеялся штурмбанфюрер, шутливо, будто капитулируя, поднимая руки.
   -- Тогда зовите меня Отто. -- улыбнулся гауптман. -- И, все равно, спасибо вам.
   -- Немцы должны помогать друг другу, особенно в этих диких краях. Ваших солдат разместят и накормят, я уже дал распоряжение на этот счет. Вас же, Отто, и ваших офицеров прошу внутрь. Я взял на себя смелость подготовить небольшой обед.
   -- Боюсь, я сейчас единственный офицер в роте. -- вздохнул Весрейдау. -- Кто убит, кто в госпитале... Война.
   -- Понимаю. -- кивнул Грубер. -- Ну что ж, мой адъютант проводит вас, чтобы вы могли привести себя в порядок с дороги, а затем прошу ко мне в кабинет. Общество у нас не скажу что изысканное, зато повар готовит выше всяческих похвал.
   Полчаса спустя Весрейдау уже отдавал должное искусству местного кашевара в компании четырех офицеров СС.
   -- Сто лет не ел ничего подобного. -- совершенно искренне сообщил он. -- Должен признать, что в службе в СС есть свои прелести.
   -- Недостатки тоже имеются. -- спокойно ответил Грубер. -- Невыносимая скука, например. Мы, по сути, совершенно оторваны от мира. Сюда даже недельной давности газеты не поступают. Нормальную же работу радио в Египте только начинают налаживать.
   -- О телевидении остается лишь мечтать. -- поддакнул толстенький круглолицый оберштурмфюрер представившийся гауптману как Курт. -- А уж о женщинах и подавно.
   -- Вы не взяли с собой семьи? Понимаю. -- кивнул Весрейдау. -- Но разве у вас не бывает увольнений в город, господа?
   -- У нас их вообще не бывает. -- ответил штурмбанфюрер. -- Объект не только режимный, но и секретный.
   -- Даже так? Я заметил трубы и цеха, полагаю у вас тут какое-то производство. -- СС-овцы хмуро усмехнулись. -- Но тогда вы, наверное, нарушили инструкцию, отозвавшись на наше радиосообщение о поломке.
   -- Нарушил. -- легко согласился с этим утверждением Грубер. -- И черт бы с ней, дорогой Отто. Мы, скажу вам честно, уже видеть один другого не можем, и, потом, вы же немцы. Как мы могли подвернуть опасности жизни истинных арийцев, да еще и из элитной части? А производство... Ну, в некотором роде, у нас тут есть кое-что из разряда галантереи и бытовых товаров. Мыло там...
   Он неопределенно помахал рукой в воздухе.
   -- Кожаные перчатки. Так, мелочевка. Это, скорее, нечто вроде трудового лагеря временного содержания для неблагонадежных элементов. А что мы все на сухую разговариваем, господа? -- он поднял свою рюмку со шнапсом. -- Прозит.
   Офицеры выпили.
   -- А разве выгодно производить вашу продукцию в этих местах? -- поинтересовался Весрейдау. -- Честно говоря, я совершенно не понимаю ничего ни в галантерее, ни в парфюмерии, так что прошу простить мое невежество.
   -- Ну, на уровень планируемой мощности мы еще и не начали выходить, но, полагаю, это вопрос не столь уж долгого времени. -- ответил Грубер, цепляя вилкой ломоть мяса. -- Сырья в избытке, рабочая сила практически бесплатная. Не возить же местных папуасов в Европу.
   Хозяева дружно посмеялись. Видно было, что эта тема для шуток в их среде давно избита.
   -- Погодите. -- удивился гауптман. -- Вы хотите сказать, что смогли приохотить к работе арабов? Воистину -- вы чудотворцы, господа. Англичанам это, по крайней мере, не удалось.
   -- Вы не обратили внимание на надпись над воротами? -- улыбнулся мужчина в форме гауптшарфюрера представившийся Весрейдау как Франц.
   -- Помню, там была какая-то надпись арабской вязью, но я не силен в этом языке.
   -- Там написано: "Работа -- это жизнь". Фриц сумел все организовать по образцу предприятия в Германии, где служил раньше.
   -- Да, под Маутхаузеном. -- кивнул тот. -- Даже жаль, что его окончательно закрывают, хороший и интересный был проект. Хотя, кто знает? Возможно, если туда будет поставляться африканское сырье, тамошние печи заработают вновь.
   -- Пусть уж лучше здесь. -- заметил Отто. -- В Европе и так хватает дымящих труб.
   СС-овцы как-то странно переглянулись после этой, безобидной в общем-то, фразы гауптмана.
   -- Производства решено переместить в Африку и Переднюю Азию. -- нехотя ответил Грубер, а затем добавил совершенно непонятную для гауптмана фразу. -- Раз уж еврейский вопрос был решен таким занятным образом, в Европе просто не будет нужного нам сырья, а так заодно почистим жизненное пространство на востоке. Но что мы все об этой скучище? Отто, вы ведь воевали с Роммелем, кажется? Расскажите нам о ходе кампании.
   Дальнейшая беседа прошла в теплой и дружественной обстановке, и промышленности более не касалась. Офицеры закончили обед (хотя по времени это был скорее ранний ужин), перешли в соседнюю комнату, закурили... В общем засиделись практически до темноты. Наконец гауптман засобирался.
   -- Отто, бросьте. -- убеждал его Грубер. -- У нас есть замечательные гостевые аппартаменты, там все уже готово.
   -- Спасибо, Фриц -- не могу. Солдаты -- они ж как дети малые, а у меня они уже не первый час без догляду. Я спать не смогу, если не буду знать, что они не под присмотром офицера.
   -- Ну что ж. -- вздохнул штурмбанфюрер. -- Хотел приберечь подарок до утра, но вручу тогда уж сейчас. Все равно вы на завтрак не задержитесь, я вижу.
   Он извлек небольшую шкатулочку из ливанского кедра и протянул ее гауптману.
   -- Это вам. Производство нашей мануфактуры, так сказать. Идеально подойдет к парадной форме.
   Весрейдау открыл ее, и извлек кожаные перчатки дивной выделки.
   -- Бог мой, какая прелесть! -- воскликнул он, примеряя подарок. -- Замечательная работа! Я вижу вы и впрямь отменное сырье используете.
   -- Да уж, это не жидовские шкуры, которые шли для производства в Рейхе. -- ответил довольный произведенным эффектом штурмбанфюрер.
   -- Ну, сомневаюсь, что они на их поставке так уж сильно наживались. -- ответил гауптман.
   Все четверо СС-овцев расхохотались его словам так, будто он произнес великолепнейшую шутку.
   "Странные они какие-то. -- подумал Отто. -- Действительно, длительная изоляция от общества сильно влияет на людей".
   В барак, выделенный для его солдат, он вошел в отличном настроении, да так и замер на пороге. Солдаты ужинали на своих лежанках сухпайком, и это при ломящемся от блюд -- в основном мясных, -- столе!
   -- Вы что, охренели? -- Весрейдау даже не разозлился от изумления. -- Вам что, нормальной еды не дают? Линдер, что здесь происходит?
   Фельдфебель, которому был адресован последний вопрос медленно, словно нехотя, поднялся со своего места.
   -- Герр гауптман, мы этого жрать не будем.
   -- Не по-онял. -- протянул Отто.
   По мере того, как фельдфебель давал пояснения, кровь отливала от щек Весрейдау все сильнее и сильнее.
   -- Водитель наш, из автобата, Сайер, разговорился с местными механиками, которым поручили машины осмотреть. -- Линдер кивнул в сторону молодого парнишки, лет семнадцати, который сидел забившись в самый дальний угол, и глядел на открытую банку тушенки у себя в руках с поразительной смесью ужаса и отвращения во взгляде. -- Спросил у них, что здесь за завод такой, среди пустыни. Оказалось -- концентрационный лагерь, где арабов к труду приучают. Заставляют делать различные товары... -- фельдфебель сглотнул. -- Из своих соотечественников, герр гауптман.
   -- Что?!!
   -- Они... Они смеялись еще так весело. -- раздался из угла какой-то неживой голос водителя. -- Шутили надо мной. Говорили, что арабы -- и не люди вовсе. Что их вот только так и можно использовать.
   Парнишка всхлипнул.
   -- Как сырье. Кто работает, тот еще поживет. А кто не работает или заболел -- в переработку. Говорили, что тех, кто работает хорошо, мясом подкармливают. Человеческим.
   Сайер забился в молчаливой истерике.
   -- Вот мы и думаем. -- мрачно заключил Линдер, наблюдая как разом несколько солдат пытаются влить водителю в глотку спирт. -- Нам-то из какого мяса ужин приготовили? Может оно еще утром намаз совершало?
   Весрейдау поглядел на ломящийся от яств стол, перевел взгляд на свои руки, затянутые в новенькие перчатки, и пулей вылетел из казармы. На улице его, ветерана французской и североафриканской кампаний, вдоволь повидавшего и грязи и смерти, долго, до желчи, рвало, затем он судорожно, будто подарок был пропитан ядом, сорвал перчатки с рук, бросил их в зловонную лужу и припечатал каблуком сапога, шумно глотая воздух.
   -- Я же говорил тебе, Курт, что этот гауптман точно знает, что у нас за заведение. -- донесся до него голос Грубера, который куда-то шел с пухлым коротышкой по своим делам. -- А ты ныл все про секретность. В Рейхе наше дело понимают и поддерживают все, даже такая вот военная косточка. Как он про жидовские шкуры-то удачно ввернул, а?
   Ответ оберштурмфюрера прозвучал невнятно, толи из-за того, что СС-овцы удалялись от гауптмана, толи оттого, что горло его перехватил очередной спазм.
   Наконец, отдышавшись, Отто заметил стоящего рядом Линдера, который протягивал командиру свою фляжку.
   -- Бля, Фредди -- мы разве за это умирали? -- хрипло спросил его Весрейдау.

Порт города Брест

12 августа 1941 г., около десяти часов утра

  
   В гавань неторопливо входила U-199 с тремя белыми флажками, обозначающими три потопленных за время похода транспорта.
   -- Удачно сходили, -- заметил стоящий на набережной мичман.
   -- Главное, что вернулись, -- ответил ему молоденький светловолосый лёйтенант.
   -- Тоже верно.
   Субмарина на самом малом ходу пересекла гавань и пришвартовалась у пирса.
   -- Йоган, собачий сын! -- воскликнул лёйтенант, и двинулся к столь же молодому, но темноволосому и смугловатому лёйтенанту-механику, появившемуся на палубе. -- Мы вас уже похоронили и оплакали!
   -- Значит век жить буду, -- невозмутимо ответил тот, спрыгивая на причал. -- Здравствуй, дружище. Что нового?
   -- Нового то, -- помрачнев ответил светловолосый, -- что долго в гавани вы не простоите, так что отдыхайте поактивнее.
   -- Это с чего бы так? Мы ж только что вернулись. Нам ремонт...
   -- Будет, -- прервал его встречающий, утягивая подальше от чужих ушей. -- Не знаю точно, что затевается, но между Кале и Амстердамом стягивают войска и баржи. Чуешь, чем это пахнет?
   -- Десантом в Англию пахнет. А ты-то откуда знаешь, про стянутые войска?
   -- Держу в кабаках уши открытыми, и не особо заливаю глаза. Старший офицерский состав, он тоже отдохнуть любит. От трудов, или что у них там, в штабах, вместо труда. Да и по флотилии слухи ползали, а вчера пришло подтверждение. Будем всеми силами наводить на британских коммуникациях шухер...
   -- Кого наводить?
   -- Топить все что плавает. Через неделю начнем -- край.
  

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

29 августа 1941 г., 19 часов 00 минут

  
   -- Егор Михайлович, а ты чего такой смурной в штабу сидишь? -- удивился вошедший в комнату Вилко. -- Да еще и в полном одиночестве? Взбодрись! Скоро в Турцию отправляемся, опять французов и англичан гонять будем. Взбодрись же!
   -- Отправляетесь, -- вздохнул Бохайский. -- Только без меня.
   -- Чёй так? -- изумился батальонный комиссар и, по совместительству, командир роты самоходных орудий.
   -- Переводят меня, Арсений Тарасович, -- ответил подполковник. -- Под Астраханью новый танковый полк формируют, вот мне его и принимать. А вы уж... Без меня.
   -- О как! -- мигом потерявший всю свою обычную бесшабашную веселость и говорливость Вилко присел рядом с командиром и боевым товарищем. -- И кого на твое место? Или еще не решили?
   -- Отчего же не решили? Вполне решили, -- с мрачной усмешкой произнес Егор Михайлович. -- Тебя.
   -- Да етить же ж колотить! -- в сердцах возопил Вилко. -- Вот и за что мне такое большое хохлятское счастье, ослепительное, как встреча с граблями в темном сарае?!! А как политработник я свои обязанности когда выполнять буду? Жена и так ест поедом, что дома только ночую.
   -- Ништо, Тарасыч, справишся. Тем более что комиссарство с тебя снимут. Тебя совсем в армейские переводят, так что будешь ты нормальный, полноценный комбат, а не врио какое.
   Вилко печально поглядел на подполковника, и ответил одной из излюбленных фразочек Бохайского:
   -- Вот где ж я так нагрешил-то, а?
  

На подступах к Бейруту

31 августа 1941 г., 17 часов 17 минут

  
   105-и миллиметровые leFH 18 1-го батальона 61-го артполка 35-ой пехотной дивизии уже битый час пытался выковырять засевшего в деревне врага. Укрытая складками местности в каменистых предгорьях Ливанского хребта, контролирующая одну из важных обходных троп, она была изрядно укреплена и костью застряла в горле командования. Несмотря на сравнительную малочисленность и скверную вооруженность обороняющихся, длительный артобстрел, дважды перемежавшийся попытками пехоты выбить врага с позиций, результатов пока не давал.
   -- Плакало мое повышение, чую, горючими слезами. -- зло сплюнул наземь командир батареи, риттмейстер Глюк.
   -- Герр офицер, -- окликнул раздосадованного Глюка унтерфункмайстер Штольц, -- сообщение от полковой разведки. Ни англичан, ни французов там нет -- одни местные ополченцы.
   -- А может и не плакало... Передай пехоте чтобы отошли подальше, сейчас там будет весело. -- отозвался риттмейстер, и, уже громко, срывая голосовые связки, заорал: -- Батарея, слушай мою команду! Химическими снарядами -- заряжай! Перетравим этих зараз как клопов!
   Усталые солдаты начали подтаскивать к пушкам и вскрывать ящики с химическим оружием. Их дело маленькое -- командир сказал травить, значит будем травить. Командиру виднее.
  
   (0) Не хотел бы я приземлиться с парашютом в вашей стране, как враг
   Если ваш Советский народ так сурово поступает с захватчиками
   Вуди Гатри, "Мисс Павличенко"
   (1) Солдаты Третьего Рейха, отправляясь в отпуск в военное время, обязаны были носить с собой личное оружие.
   (2) 1 июня 1940 года 800-й строительно-учебный батальон особого назначения (нем. Baulehrbataillon z. b. V. 800) был развёрнут в 800-й учебный полк особого назначения "Бранденбург" (нем. Lehrregiment Brandenburg z. b. V. 800). Наименование "учебный" по-прежнему сохранялось для конспирации.
   (3) Абверштелле -- специальные отделы Управления разведки и контрразведки ОКВ (Абвер), создававшиеся, как правило, при штабах военных округов и военно-морских баз. Абверштелле 117 специализировалась на подготовке диверсионных групп из подростков. В нашей истории она была создана позже и дислоцировалась в Минске.
   (4) ОКВ -- Oberkommando der Wehrmacht (Верховное командование Вермахта), с 04.02.1938 центральный орган управленческой структуры вооруженных сил Германии.
   (5) SS-Totenkopfrerbaende -- части охраны концлагерей.
  

Часть IV. Последний довод Ямамото

Уми юкаба

Мидзуку кабанэ

Яма юкаба

Куса мусу кабанэ

О:кими но

Хэ ни косо синамэ

Каэрими ва сэдзи (0)

Погибнуть за Императора и за Родину -- это

наивысшая честь для военного человека. Цветы

восходят в поле, где прошёл тяжкий, храбрый бой.

И даже под угрозой смерти боец будет вечно верен

Императору и его земле. Жизнь и смерть одного

человека ничего не значит. Империя превыше всего.

Ямамото Исоруку

  

Остров Оаху, база ВМС США "Перл-Харбор"

01 сентября 1941 г., 07 часов 55 минут

  
   Еще не затихли последние ноты сигнала к подьему флага. Звездно-полосатое знамя США, поймав ветерок, развернулось на флагштоке, хлопнуло от порыва и заполоскалось в легком потоке. Горнист оторвал свой инструмент от губ и... замер, в изумлении уставившись в небо над островом Форд. Вслед за ним, один за другим, начали оборачиваться в ту сторону и другие матросы и офицеры Тихоокеанского Флота.
   -- Что это, черт возьми, такое? -- кто-то из младших офицеров высказал мучающий всех вопрос.
   Над островом, в самом центре Перл-Харбор можно было наблюдать множество самолетов. Еще несколько секунд спустя с различных направлений появились еще больше аэропланов, украшенных японскими опознавательными знаками.
   -- Джентльмены... -- в полном изумлении отозвался другой офицер. -- Да нас, похоже, атакуют!
   И, словно в подтверждение этих слов от самолетов отделились первые бомбы и торпеды, нацеленные на стоявшие у причалов и бочек тяжелые корабли.
   А ведь еще несколько минут назад ничто не предвещало того, что это солнечное воскресное утро станет последним днем мира для США. Флот занимался своими повседневными делами. Армейская авиация, чтобы облегчить охрану от диверсий, сосредоточила свои самолеты, установив их аккуратными рядами, на определенных участках, доступ на которые был запрещен. Как обычно, личному составу было разрешено увольнение на берег, а корабли стояли на якоре в переполненной гавани Перл-Харбор. Были установлены обычные при пребывании в базе вахты, да у некоторых зенитных орудий занимали посты небрежно составленные малочисленные расчеты -- считалось, что эти люди занимают посты у орудий скорее в целях тренировки, чем в порядке подготовки к действительному нападению. Большая часть боеприпасов оставалась в артиллерийских погребах. Боевой готовности объявлено не было, и на некоторых кораблях в ожидании воскресной утренней проверки были открыты все водонепроницаемые двери и люки. Офицеры и матросы думали о предстоящем дне отдыха. Светило ласковое солнышко, а за вершины гор цеплялись легкие "барашки".
   Даже воздушную разведку на случай возможного подхода японских авианосцев никто не высылал. Командующий флотом считал, что доминирующим фактором в войне являются линейные корабли, и мало интересовался ударной силой самолетов.
   Нет, нельзя сказать, что американцы совсем не ожидали атаки и не готовились к войне. Ожидали и готовились: еще 9 апреля генерал-майор Мартин и контр-адмирал Беллинджер, командующие армейскими и морскими воздушными силами на Оаху, представили доклад. В нем говорилось, что Япония может предпринять рейд быстроходных авианосцев на Гавайские острова. Однако, неоднократно возникавшая на протяжении многих лет опасность войны с Японией заставила очень многих уподобиться людям, которых часто пугали волком. Военно-морской флот США получал так много предупреждений об опасности, что у моряков, привыкших к этой постоянной "военной панике", притупилось чувство реальности опасности. В результате, все направленные на борьбу с диверсиями меры оказались просто ненужными, а когда произошло нападение, отразить его в Перл-Харборе оказались совершенно неготовы.
   Люди, наблюдавшие атаку, были полностью растеряны и не могли поверить своим глазам. Девять самолетов пикировали на базу гидроавиации на оострове Форд, сосредоточив огонь на самолетах, в то время остальные атакующие направили все свое внимание на корабли.
   В это же время около двух десятков одноместных истребителей атаковали авиабазу корпуса морской пехоты в Эва, всего в двух милях к юго-западу от оострова Форд. Эти самолеты внезапно налетели с северо-запада и, действуя на бреющем полете, обстреливали аэродром из пулеметов. Они хищными птицами носились во всех направлениях, пока все самолеты корпуса не были подожжены или разбиты, а затем предприняли атаку вспомогательных и ремонтируемых самолетов. Личному составу корпуса от их огня также сильно досталось.
   Синхронно с ними другая группа японцев атаковала базу гидроавиации на Канэохэ, расположенную с другой стороны Оаху. Они приблизились на малой высоте и шквалом огня обрушились на стоявшие на якоре гидросамолеты. Скоро на поверхности воды были видны только горящие и тонущие гидросамолеты "Каталина".
   Следом подошла эскадрилья легких бомбардировщиков и, на бреющем полете, начала бомбардировку и обстрел аэродрома и его инфраструктуры. По всему берегу горели самолеты и ангары. База Конэохэ была полностью выведена из строя -- на ней осталось менее десяти гидросамолетов, из них лишь один -- неповрежденный.
   Подверглись атаке и другие армейские объекты на аэродроме Хикам, рядом с Перл-Харбором, и на аэродроме Уилер, в центре острова. Армейские самолеты, установленные в целях лучшей защиты их от возможных диверсий близко один к другому на рулежно-подходных дорожках, оказались очень удобными целями. Японцы, бомбардируя с пикирования и с горизонтального полета и обстреливая на бреющем полете, подожгли ангары и самолеты. В течение первых же нескольких минут была уничтожена почти вся армейская авиация в районе Гавайских островов.
   Но основной целью авиации тюдзё (1) Нагумо, конечно же были корабли -- около ста тридцати бомбардировщиков, торпедоносцев и пикирующих бомбардировщиков атаковали стоящие на якоре суда.
   У острова Форд стояли в два ряда восемь заякоренных линкоров. Шесть из них расположились у стенки попарно. "Оклахома" была пришвартована к борту "Мэриленда", "Западная Вирджиния" к борту "Тениси", а "Пенсильвания" -- к борту "Аризоны". "Калифорния" расположилась в одиночестве у нефтяной пристани, и "Невада", за кормой "Пенсильвании".
   С другой стороны острова стоял переоборудованный в корабль-мишень экс-линкор "Юта", крейсер "Рэйли" и гидроавиатранспорт "Кёртис". За кормой "Юты", у причала, борт о борт расположились авианосцы "Лексингтон" и "Энтерпрайз". Остальные корабли -- крейсера, эсминцы, субмарины, госпитальное судно, а также транспорты, плавучие мастерские, буксиры и канонерские лодки, -- были рассредоточены по гавани, да и не являлись приоритетными целями. Перед японцами стояла задача вывести из строя, а лучше -- потопить, основные силы. Линкоры и авианосцы. Наверное, можно сказать, что самолеты ринулись на них подобно хищным птицам, каковыми, по сути своей, они и являлись -- пускай и рукотворными.
   Надо отдать должное выучке американских моряков -- зенитные рассчеты заняли свои места в считанные минуты и открыли шквальный огонь, но... было уже слишком поздно. Первые бомбы и торпеды уже устремились к своим целям.
   Японские торпедоносцы и пикирующие бомбардировщики сосредоточили свою атаку на тяжелых кораблях. Все стоявшие снаружи линкоры и "Лексингтон" в самом начале налета получили удары одной или нескольких торпед. Пикирующие бомбардировщики, атаковавшие одновременно с торпедоносцами, засыпали тяжелые корабли дождем бомб. На кораблях моментально заполыхали пожары, но восьмисоткилограммовая бомба (по сути, представлявшей собой крупнокалиберный бронебойный снаряд, снабженный стабилизаторами) в этом варианте истории благополучно миновала дымовую трубу "Аризоны" и угодила в корму линкора, повредив винты и перо руля на этом корабле.
   На "Оклахоме" не было возможности быстро задраить все открытые двери и люки или герметизировать поврежденные отсеки. В самом начале атаки корабль получил три попадания торпед в левый борт и сразу же начал крениться в эту сторону. Дифферент на борт быстро достиг почти критического размера, когда опрокидывание корабля стало бы неизбежно, и лишь после этого, мужественными действиями экипажа, корабль удалось отстоять от катастрофы. Однако, еще год линкор простоял в ремонте.
   Получили значительные повреждения (достаточно значительные, чтобы Японский Императорский Флот не вспоминал о них минимум полгода) и остальные линкоры, хотя затонул по результатам налета только "Юта", ошибочно принятый японцами за действующий линейный корабль флота, а также крейсера "Хелена" и "Гонолулу". А вот "Легсинктон" и "Энтерпрайз" подданые тэнно Хирохито превратили в пылающие филиалы преисподней. Пускай Нагумо Тюити и разделял мнение своего Генштаба (как, впрочем, и американского) о решающей роли в войне на море именно линкоров -- по крайней мере, разделял до сего дня, -- однако совсем не горел желанием отражать своими пятью авианосцами ("Дзуйкаку" еще не вступил в строй, и в атаке, естественно, участия не принимал), двумя линкорами, тремя крейсерами и девятью эсминцами входящими в "Кидо бутай" ответный авиаудар американцев, в связи с чем первичными целями назначил все что летает, и все, с чего можно взлететь.
   "Невада", которая стояла на якоре одна, была единственным линейным кораблем, давшим ход во время атаки. Когда начался налет, старшим по званию офицером на корабле был лейтенант-коммандер Томас, который совершенно логично рассудил, что у него будет больше шансов спасти корабль, если он выведет его в открытое море, где линкор сможет маневрировать. Не ожидая проведения обычной подготовки, линейный корабль развил ход и начал двигаться к выходу из гавани. Пройдя мимо объятых пламенем "Аризоны" и "Пенсильвании" на расстоянии не более чем пятнадцать метров, он повернул на фарватер. Пикировщикам Нагумо представлялся необычайно удобный случай потопить корабль на фарватере, закупорив таким образом выход из гавани, однако увлеченные избиением неподвижных "Лексингтона" и "Энтерпрайза" они упустили этот шанс, и корабль смог выйти в открытое море со сравнительно небольшими повреждениями, нанесенными слабо еще слетанными и не так хорошо подготовленными пилотами с "Сёкаку".
   Но смелый прорыв "Невады" мало уже что менял. Разгром Тихоокеанского Флота США был полнейшим -- все линкоры получили значительные повреждения, а оба авианосца просто перестали существовать как боевые единицы. И мало уже роли играло то, что все находившиеся вне базы корабли еще в самом начале атаки получили тревожное сообщение: "Воздушный налет на Перл-Харбор. Тревога не учебная. Повторяю -- тревога не учебная". Предупреждать было особо и некого.
   А днем позже немцы начали операцию "Зеелёве".
   Из письма начальника морских операций адмирала Старка от 20 ноября 1940 г.
   "Можно считать, что относительно малая глубина воды в Перл-Харборе ограничивает необходимость применения там противоторпедных сетей. Для успешного сбрасывания торпед с самолетов нужна глубина минимум 75 футов, а желательная глубина 150 футов".
   Из инструкции о безопасности кораблей в районе Гавайских островов.
   "...никакая ответственная иностранная держава не будет провоцировать войну нападением на наш флот или базу, но безответственные и заблуждающиеся граждане такой державы могут попытаться блокировать вход в гавань, установив мины или предприняв внезапное нападение на корабли в Перл-Харборе..."
   Из письма министра военно-морских сил полковника Нокса военному министру Стимсону от 24 января 1941 г.
   "Безопасность Тихоокеанского флота США во время пребывания в Перл-Харборе и безопасность самой военно-морской базы Перл-Харбор в течение последних нескольких недель снова была предметом изучения Военно-морского министерства и находящихся в строю кораблей. Повторное рассмотрение этого вопроса отчасти было ускорено все возрастающей серьезностью обстановки, с точки зрения отношений с Японией, и сообщениями из-за границы об успешных налетах бомбардировочной и торпедоносной авиации на корабли во время их пребывания в базах. Если вспыхнет война с Японией, то вполне возможно, что военные действия начнутся с внезапного нападения на флот или военно-морскую базу Перл-Харбор.
   По моему мнению, существующая в случае такого налета опасность большой катастрофы для флота и военно-морской базы требует более быстрого принятия всех мер, которые повысят готовность армии и флота противодействовать такому налету. Можно считать, что в подобном случае возникнут два вида опасности, а именно (в порядке их значительности и вероятности):
   1) бомбовая воздушная атака;
   2) торпедная воздушная атака..."
   Из письма начальника морских операций адмирала Старка командующим флотами от 28 августа 1941 г.
   "Настоящее послание должно считаться предупреждением о предстоящей войне. Переговоры с Японией, имевшие целью стабилизовать обстановку на Тихом океане, прекращены, и агрессивное выступление Японии ожидается в самые ближайшие дни... Дальнейшее поведение японцев предсказать невозможно, но военные действия могут начаться в любой момент".
   Из письма Военного министра Стимсона командующему Гавайским отрядом генерал-майору Шорту от 28 августа 1941 г.
   "Если войны нельзя избежать, то США желательно, чтобы Япония первая совершила открытый враждебный акт. Такую политику не следует истолковывать как ограничение ваших действий в той степени, которая может создать опасность для вашей обороны. До начала Японией военных действий вам предлагается предпринять разведку и принять также другие меры, какие вам кажутся необходимыми, но эти меры должны приниматься таким образом, чтобы они не вызывали тревоги гражданского населения и не выдавали своей цели".
  

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

06 сентября 1941 г., 11 часов 00 минут

   Отношения со своим преемником на посту батальонного комиссара у Вилко не складывались. Молодой и резвый младший лейтенант госбезопасности, поставленный на эту должность, проявил то, что начальство называет "похвальное усердие", а отбывший к месту новой службы Бохайский характеризовал как "такую б мощь -- да в мирных б целях". По-хорошему-то Арсений Тарасович резвого мамлея, конечно, понимал -- сам был некогда юн и отлично себя в этом возрасте помнил. Хотелось комиссару громкой славы, блестяще раскрытых происков врага, разоблачения вражеской агентуры, карьерного роста, наконец, а не кропотливой, нудной и тяжелой работы по воспитанию личного состава. Выслужиться лейтенант хотел, проще говоря.
   Все это Вилко понимал, о бдительности помнил, и где-то, возможно, и рад был бы помочь младшему лейтенанту, но видеть в каждой тени врага, а в каждом движении -- заговор... Нет, этого новоявленный комбат не понимал, не разделял и вообще считал чистой воды паранойей. Впрочем, терпеть комиссара Ванницкого приходилось -- сослуживец все же, куда от него деваться? -- осадить же его, умерить пыл, майор не спешил. Приглядывался. Прикидывал, свернет себе младший лейтенант шею, или же поумнеет.
   -- Ба, Андрей Владимирович! -- воскликнул Вилко, увидав в коридоре штаба бригады Ванницкого, с папкой подмышкой. -- Ты что тут делаешь?
   -- Да вот... -- нехотя ответил комиссар. -- Жду. К начальнику особого отдела бригады на прием записался.
   -- О как. -- с неопределенным выражением хмыкнул комбат. -- С докладом?
   -- Да нет. -- Ванницкий поморщился. -- Посоветоваться хотел. Сомнения у меня есть.
   -- Посоветоваться со старшим товарищем, это всегда полезно. -- покивал майор. -- А что ж ты ко мне не подошел? Может и я чем помог бы?
   -- Да дело тут такое... По нашему ведомству. -- лицо младшего лейтенанта стало кислым окончательно, он оглянулся воровато, и, понизив голос произнес, глухо, зловеще, как персонаж дешевой пьески. -- Подозрения у меня есть по поводу некоторых товарищей в нашей части. Конкретно -- в нашем батальоне. Ну, вы понимаете?
   -- Эва как. -- Вилко снял фуражку и взъерошил себе волосы на затылке.. -- Ты погляди-ка, а? И долго тебе ждать, Андрей Владимирович?
   -- Час еще. -- ответил комиссар, и насторожился. -- А вы зачем спрашиваете, товарищ майор?
   -- Да у меня сейчас как раз свободное время образовалось, понимаешь ли, чего, думаю, его зря терять? У нас начальник геодезической службы нынче в отпуске, пойдем-ка у него в кабинете посидим, ты мне про подозрения свои расскажешь. А то, мало ли? Вдруг ты прав насчет некоторых товарищей, а я при них военные тайны рассказывать буду? Это ж знаешь, Андрей Владимирович, до чего довести может? Если у нас какая контра засела... Ну, ты понимаешь?
   Комиссар охнул.
   -- Это ж я не подумал, товарищ Вилко! -- выпалил он. -- Пойдемте, конечно, скорее.
   "Дурак, или притворяется?" -- с сомнением подумал комбат.
   В кабинете геодезиста вяло тек ремонт. Столы и стулья были накрыты старыми, испачканными мелом газетами, шкафы и стеллажи завешаны древними, как испражнения мамонта, занавесками, потолок нес на себе свежие следы не слишком умелой побелки, обои были ободраны, на сейфе гордо красовался одинокий полупустой стакан с холодным чаем. Окно, по теплому времени, было открыто настежь.
   -- Ну, рассказывай, товарищ батальонный комиссар. -- произнес Арсений Тарасович, двумя пальцами снимая со стула грязную газету и усаживаясь. -- Что у нас плохого?
   -- Всё, товарищ майор! -- горячо произнес тот, широким шагом преодолел кабинет и закрыл окно, предварительно убедившись, что под ним никто не подслушивает. То, что кабинет располагался на втором этаже его не смутило. -- Подозрение у меня. На заговор.
   -- Епическая сила! -- изумился Вилко. -- Где? У нас в бригаде?!! Быть такого не могёт!
   -- А вот зря, зря вы так, товарищ майор, совершенно напрасно. История-то показывает, что может быть все, что угодно. Вот вы скажете, наверное, что у нас в бригаде все товарищи надежные и проверенные, что делом доказали верность делу Ленина-Сталина, что кровь в боях проливали -- верно?
   -- Да ну хотя бы. -- пожал плечами комбат. -- Чем тебе не аргумент, Андрей Владимирович?
   -- А тем! -- торжествующе выпалил комиссар, и воздел указующий перст. -- Вы дело Тухачевского-то вспомните, Арсений Тарасович! Сколько тогда предателей, вредителей и шпионов среди командиров выявили? И ведь многие -- очень многие из них -- медали и ордена за Испанию имели, да и за Хасан тоже, и за Гражданскую. А вышло-то вон как. Польстились на буржуазный образ жизни, переметнулись, переворот готовили.
   -- Ну, хорошо. -- нахмурился Вилко. -- Положим, былые заслуги учитывать не станем. Но заговор?.. Чушь, ерунда, ахинея какая-то. Кто у нас тут о чем может заговариваться?
   -- Вы, я слыхал, батальон как раз за день до моего назначения приняли, товарищ майор, перевелись, я так понимаю, многого, наверное, просто не знаете или не заметили. Да и, честное слово, не по вашей это части, шпионов и врагов народа искать. А я Партией ведь как раз для этого и поставлен, и, доложу вам, многое, очень многое в нашей части у меня сомнения и подозрения вызывает.
   "Он что же, не удосужился поинтересоваться, кем и где я до командования батальоном служил? -- внутренне изумился Вилко. -- Может он и документацию мою, комиссарскую, в глаза не видал, Йозеф Бонн хренов?"
   -- И подозреваю я, товарищ майор, что все не так распрекрасно в бригаде, как вам кажется. Боюсь, что ухватил я ниточку, которая куда-то наверх потянется.
   -- Погоди, Андрей Владимирович, не части. -- помотал головой майор. -- Какую ниточку, ты о чем?
   -- Много, говорю же, товарищ Вилко, у нас странного. Вот, хотя бы нашего помкома третьей роты взять.
   -- Лейтенанта Луца? -- удивился комбат. -- А что с ним не так?
   -- А все не так, товарищ майор. Вот я поглядел, по документам он украинец. Только что ж это для украинца за фамилия такая -- Луц? А вот для англичанина какого она вполне подходящая.
   -- Ну, это ты хватанул. -- усмехнулся Арсений Тарасович. -- Откуда б у нас в части взяться англичанину, это во-первых?..
   -- Внедрили! -- категорическим тоном заявил Ванницкий.
   -- Фамилия для украинца, это уж ты мне, старому хохлу, поверь, вполне нормальная -- и не такое бывает. Это во-вторых. Ну и в-третьих, Луц он такой же, как я Рабинович.
   -- Вот как? -- насторожился комиссар и незаметно, как ему казалось, потянулся к кобуре. -- Так вы знали, что это не его настоящая фамилия?
   -- Отож. -- благодушно усмехнулся Вилко. -- Эту историю вся бригада знает. Луценко его фамилиё, только когда он паспорт получал, у паспортистки чернила кончились -- едва-едва три первые буквы накарябала. Ну, он-то у нас парень простой, бесшабашный, пожал плечами, сказал "Луц так Луц, какая нафиг разница", и забрал паспорт с такой вот укороченной фамилией.
   -- И все же странно и необычно это как-то... -- пробормотал Ванницкий.
   -- А ты проверь, не поленись. -- хмыкнул майор.
   -- Непременно проверю, уж не сомневайтесь, Арсений Тарасович. Очень он мне подозрителен, если честно. Да и командир его непосредственный тоже.
   -- Хальсен-то тебе чем не угодил? -- изумился в очередной раз Вилко. -- Этот и по документам немец, и по фамилии. Поволжский. Из столицы Немецкой республики он, из Энгельса.
   -- А точно из Энгельса ли? Может и не поволжский он немец, а вполне себе германский, из тех, что от Гитлера бежали? По политическим убеждениям. А таких-то ведь враги и вербуют, и внедряют, чтобы подрывать обороноспособность нашей Родины.
   -- Да ну брось, он, когда НСДАП в Германии к власти пришла, еще школьником был. Да и потом, как же не поволжский-то? Я сам з саратовщины, шо ж я, тамошний говор не определю чи шо?
   -- Эх, доверчивы вы, товарищ комбат. -- вздохнул мамлей. -- В разведшколах и не только говору учат.
   -- Ну ты еще скажи, что он от большой нелюбви к СССР и Германии в стычке с французскими сверхтяжелыми Char 2C силами своей роты их четыре из всего десяти, какие во Франции были, уничтожил.
   -- Выслуживался. -- убежденно заявил. -- Втирался в доверие. А покрывал его и Луца -- вы не поверите!
   -- Ну отчего же. -- мрачно усмехнулся Вилко. -- Я много во что могу поверить.
   -- Покрывал их, внедрял и прикрывал бывший командир батальона, Бохайский.
   -- Да ты шо?!! -- у Арсения Тарасовича аж челюсть отвалилась от такого поворота сюжета. -- С чего ты взял?
   -- Так больше некому. И потом он же этот... Из бывших.
   Майор наморщил лоб, пытаясь вспомнить, что ему про себя рассказывал Егор Михайлович за время совместной службы.
   -- Да ну нет, ты что, Андрей Владимирович. -- помотал он головой. -- Он в Империалистическую просто в кавалерии служил, да и то, только в последний ее год. Не одни же дворяне в кавалерии-то были, окстись -- не те времена, когда лошадь только у рыцарей имелась, для борьбы с красными партизанскими отрядами имени товарища Яна Гуса.
   -- А вот как вы можете уверены быть, товарищ майор? Да и на чьей стороне он был в Гражданскую, это вопрос. Не вычислили же его только по одной причине. Знаете какой?
   -- Очень интересно это узнать. -- пробормотал Вилко.
   -- Предшественник мой, ваш однофамилец, кстати, был его сообщником! -- торжествующе провозгласил Ванницкий.
   Арсений Тарасович поперхнулся.
   -- Я ж не просто так говорю, поглядел я его документы, как он дела вел посмотрел -- мама моя дорогая! На того же Хальсена сигналов столько, что хоть сарай ими набивай, а он не реагировал, потворствовал, прикрывал. Предатель он прямой, вот оно что значит. -- продолжал меж тем вещать комиссар. -- Теперь же я вот думаю -- перевели их с Бохайским, подполковнику, так и вовсе свой танковый полк дали под Астраханью. А, спрашивается -- кто? В чьих его повышение интересах? Кому нужен свой танковый полк? Заговор, на самом верху, товарищ майор, заговор!
   -- Я тебе вот что скажу, товарищ младший лейтенант! Бдительность, это хорошо, конечно, но... -- с каждым словом тон майора становился все более и более грозным. Вдруг он осекся, в глазах его мелькнула смешинка, и уже тихим, доверительным голосом он добавил. -- Но прежде чем делать столь далеко идущие выводы, ты и впрямь лучше с товарищем Мироновым посоветуйся.
   Полтора часа спустя Арсения Тарасовича, только что проконтролировавшего отгрузку ГСМ для его батальона, окликнул начальник особого отдела бригады.
   -- К турецкому походу готовишься? -- спросил Миронов не здороваясь.
   -- Отож. -- кивнул довольный, как наевшийся сметаны кот, майор. -- На днях отправляемся, дел невпроворот. Не могу ж я допустить, чтоб союзники освободили Иерусалим без меня.
   С территории собственно Турции Гот и Рокоссовский Вейгана и О`Коннора уже выбили и даже Сирией почти полностью овладели, но среди советских солдат и командиров отправка на фронт по-прежнему называлась походом в Турцию.
   -- А вот не езди ты мне по ушам, Вилко. -- скривился Василий Михайлович. -- Дела у него, вы гляньте. Если судить по твоей довольной морде лица, с младшим лейтенантом госбезопасности Ванницким о его подозрениях ты беседовал. Ибо если у тебя все хорошо, то кому-то от этого точно погано.
   -- А то можно подумать, что он тебе о нашем тет-а-тете не доложил. -- еще более довольно ухмыльнулся майор.
   -- Доложил. -- это слово особист практически выплюнул. -- И еще выразил подозрение, сформировавшееся у него после вашей беседы, что ты бывшему батальонному комиссару не однофамилец, а прямой родственник и пособник. Как, кстати, и полковой комиссар Двадцать третьей танкобригады, Вася Вилков.
   Арсений Тарасович затрясся весь от беззвучного хохота, прислонился к стене склада и начал медленно по ней съезжать, ухая, всхлипывая и постанывая.
   -- Я... надеюсь... -- выдавил он из себя, обеими руками утирая выступившие на глазах слезы, -- ...ты ему... всей правды... не сказал?
   -- Правды? -- полковой комиссар усмехнулся. -- Не дождешься! Я, знаешь, тоже большой любитель поржать за чужой счет. Как я его сомнения по поводу Луца, Хальсена и Бохайского развеял, этого я тебе не расскажу, довольствуйся фактом, а вот насчет тебя ему заметил, что сам давно имею о тебе подозрение, и велел следить за тобой в оба глаза. Так что учти, Тарасыч.
   -- Учту. -- простонал, уже с земли, Вилко.
   Возращение майора в батальон ознаменовалось его командным, полным недовольства, рыком:
   -- Товарищ батальонный комиссар, вы почему свои прямые обязанности не исполняете? Отчего стенгазета с наглядной агитацией уже почти неделю одна и та же?!!
  

Тихий океан, борт линкора "Нагато"

07 сентября 1941 г., 16 часов 25 минут

  
   Катер с "Акаги" пришвартовался к борту флагмана Дай-Ниппон Тэйкоку Кайгун и по трапу, медленно, с видимым усилием, но с непроницаемым лицом и, всяко уж, без кряхтения, старческих охов и одышки поднялся Нагумо Тюити, в парадной форме и при орденах.
   "Совсем старика артрит замучил", сочуственно вздохнул про себя тайса Яно Хидэо и, сделав шаг вперед, вежливо поклонился ступившему на палубу его корабля тюдзё.
   -- Конищи-ва, сёкан. Тайсё (2) с нетерпением ожидает вас с докладом в своей каюте. Если вам будет угодно, я сопровожу вас к нему.
   -- Вы окажете мне этим великую честь, Хидэо-сан. -- командующий "Кидо бутай" вежливо кивнул в ответ капитану флагманского линкора.
   Оба японских офицера отправились по отлично знакомому им обоим пути, в адмиральский салон "Нагато", по пути обменявшись ничего не значимыми фразами. Конечно, Яно просто умирал от желания узнать подробности налета на Перл-Харбор, однако выспрашивать их, да еще до официального доклада командующему, счел невозможным. Впрочем, он рассчитывал разузнать все чуть позже у Хасегава (3) -- ну или у командира любого другого авианосца. Единственное, что несколько настораживало тайса, это отчего Ямамото решил принять победителя американского флота у себя в салоне, наедине, а не на мостике, чтобя поздравить от имени всех офицеров флота. Просто недоволен начавшейся войной? Что ж, его неприязнь к военному противостоянию с США общеизвестна, но это не повод вести себя столь недопустимо. Получил дурные известия, и хочет обсудить их с Нагумо? Такое возможно, но Тюити-сан, сёкан хотя старый и опытный, но не единственный, чьё мнение должно волновать командующего. Или же Нагумо умудрился вызвать чем-то недовольство Ямамото? Тайса не мог даже предположить, что могло бы послужить причиной такого.
   Меж тем именно последнее предположение Яно Хидэо было наиболее близко к истине. Ямамото принял командующего "Кидо бутай" довольно прохладно.
   -- Конищи-ва, уважаемый Нагумо-тюдзё-сан. -- приветствовал тот вошедшего, стоя у стола с картами. -- Легким ли было ваше возвращение из похода?
   -- Конищи-ва, уважаемый Ямамото-тайсё-домо. -- ответил Тюити-сан. -- Благодарение Сагару и Будде Амиде (4) оно прошло без неприятных неожиданностей.
   -- Присаживайтесь. -- Ямамото указал на один из стульев и сам занял место за столом. -- Я ознакомился с вашим докладом о результатах нападения на восточных варваров, теперь мне хотелось бы узнать некоторые подробности.
   Тюдзё кратко и сдержанно доложил о результатах атаки Перл-Харбор. Слушавший его командующий при этом не проронил ни слова.
   -- ...таким образом мы уничтожили не менее трех линкоров или тяжелых крейсеров, два авианосца и нанесли значительные повреждения всем прочим тяжелым силам. И я, и каждый сикан (5) моего соединения уверены в том, что США не смогут предпринять на море никаких активных действий в ближайшее время. Ничто не помешает солдатам дай-Ниппон тэйкоку рикугун овладеть Филлипинами и Индонезией.
   -- Увы, уважаемый тюдзё. -- покачал головой Ямамото. -- Мы можем быть уверены лишь в погибших кораблях. Кораблях, чей уход на дно наблюдали ваши пилоты. Что же касается повреждений... Тюити-сан, вы же сам служили на "Сойя". А ведь его еще и со дна бухты Чемульпо пришлось поднимать. Отчего вы не послали свои самолеты в новую атаку?
   -- Господин Ямамото, это было никак невозможно. Экипаж и летчики "Сёкаку" еще слишком плохо обучены. Кроме того, восточные варвары дрались отчаянно и умело, я потерял тридцать два самолета с экипажами и половина из вернувшихся машин была повреждена. Я счел слишком рискованным повторить атаку, особенно после того, как нами была утеряна внезапность.
   -- Я понимаю ваши опасения. -- кивнул "80 сен". (6) -- Но не могу их разделить. Вами не была в должной мере уничтожена инфраструктура вражеской базы, и мы не можем быть уверены в тяжести нанесенных линкорам противника повреждений. Если уж один из них умудрился выйти в открытое море прямо во время атаки...
   Ямамото покачал головой.
   -- Дымы от пожара еще не значат тяжелых повреждений.
   Нагумо смертельно побледнел и склонил голову.
   -- Я и только я несу ответственность за провал операции, Исоруку-сан. Если мне будет позволено, я...
   -- Не будет! -- резко перебил Нагумо тайсё. (7) -- Нихон коку (8) не настолько богата, чтобы позволить себе разбрасываться грамотными и опытными командирами! Я приказываю вам, Нагумо, -- слышите? -- категорически приказываю выбросить эту блажь из головы!
   Ямамото перевел дух, и продолжил уже более спокойным тоном.
   -- Вы заботились о жизнях и здоровье своих подчиненных, и это может быть основанием лишь для похвалы в ваш адрес. Кроме того... -- голос командующего стал задумчивым. -- Безусловно, нам придется несколько откорректировать наши планы с учетом риска появления линейных кораблей неприятеля в море, но, боюсь, мы все переоценили их значение. То что вы совершили ясно показывает нам, что обладание морями отныне зиждется вовсе не на артиллерийских кораблях, а на авианосцах. Количество которых вы, Нагумо-тюдзё-сан, уменьшили у противника на два. Подумайте сами, если бы даже вы потопили только авианосцы и не задели ни одного другого корабля, каковы были бы шансы американцев при дальнейшем столкновении всего их Тихоокеанского флота с одним лишь "Кидо бутай"?
  

На подступах к городу Вэйбридж

16 сентября 1941 г., 16 часов 25 минут

   Зенитный пулемет загрохотал практически над ухом бригадира Хорнблауэра, едва не заставив старика подпрыгнуть на месте и выронить бинокль. Несколько солдат в фельдграу, пытавшиеся рывком продвинуться в сторону британских окопов, залегли и попытались отстреливаться.
   -- Староват я для современной войны. -- вздохнул командующий полком лондонского ополчения, противостоящего натиску "Великой Германии".
   Бригадир начинал службу в те стародавние времена, когда в Африке еще не бесчинствовал Бешеный Мулла, а колониализм являлся единственной политикой европейских держав, отдал лучшие свои годы служа Британской Империи в колониальных войсках, где и угробил собственное, некогда богатырское здоровье, побывал не в одном бою, был серьезно ранен при разгроме Верблюжьего корпуса под командованием полковника Кронфилда, (9) потом служил в Индии...
   До недавнего времени он доживал свой век в собственной усадьбе недалеко от Сити, ездил с визитами к таким же, как и он, старикам, принимал гостей сам, но, в целом, светской жизни чурался, предпочитая на приемах, куда он не мог не явиться по тем или иным причинам, посиживать за столиком где нибудь в уголке, в обществе бокала, сигары и бутылочки кларета.
   Однако, хотя Хорнблауэра периодически и одолевали старческие хвори, пусть и донимала порой лихорадка, которой наградили его тропические джунгли Индии, сэр Горацио был еще крепок и помирать в ближайшее время ни в коем случае не собирался, а уж уступать благословенную Англию каким-то там бошам -- тем паче. Едва Георг VI (храни его Бог) распустил Парламент и выступил с обращением к жителям Великобритании, где призывал их, всех как один встать на защиту Родины, бригадир облачился в парадный мундир со всеми орденами, повесил на бедро шпагу, и отправился в штаб Бернарда Лоу Монтгомери, возглавившего оборону юго-восточной части страны и, собственно, Лондона -- послужить Британской Короне в последний раз.
   Полный генерал и его штаб были в смущении. Сам Монтгомери некогда, пусть и недолгое время, служил в одной части с покойным сыном сэра Горацио и хорошо знал старика, немало из его офицеров проходило службу, в то или иное время, под началом Хорнблауэра, все они отлично осознавали, что он старый и славный служака, храбрый солдат, но, увы, ни черта не смыслит в том, как вести войну в современных условиях. Отказать ему было немыслимо, дать под начало боеспособную часть -- невозможно. Бригадир и сам осознавал это ничуть не хуже более молодых офицеров: старость старостью, но из ума этот, в высшей степени здравомыслящий джентльмен отнюдь не выжил, а привычки делить мнения на свои и дурацкие и вовсе никогда не имел. Он попросил скромную должность командира добровольческого полка. "Я давно не юн. -- сказал он тогда. -- Но проследить за строительством укреплений и рытьем рвов пока еще вполне способен".
   Кто же знал тогда, что корпус Манштейна все же сможет выйти в предместья Лондона, и на его пути окажутся лишь кто чем вооруженные ополченцы Хорнблауэра, сотня регулярных солдат из разбитых в бойне под Гастингсом полков и одна единица бронетехники -- жители столицы даже "Малыша Вилли" вытащили из музея, отремонтировали и теперь бронированный ветеран Великой Войны вновь готов был сражаться. Сражаться со всей танковой мощью Вермахта.
   -- Как вы думаете, Мак Оуэн, скоро они догадаются, что на холмах к югу от нас никого нет? -- обратился Хорнблауэр к своему заместителю, такому же ветерану как и он сам.
   -- Не более чем через четверть часа, сэр. -- флегматично отозвался полковник. -- Хотя если к ним за это время подтянутся танки из под Уокинга, нам так и так крышка.
   -- Вы не верите в наши двухфунтовки, сэр Джеймс?
   -- Я не верю в наших канониров, сэр Горацио.
   -- Что ж, поделать мы все равно ничего не можем. Людей у нас для тех позиций нет, а подкрепления задерживаются. -- бригадир, даже сейчас облаченный так же, как и при визите в штаб Монтгомери, пожал плечами. -- Остается лишь сражаться и умереть. Империя велика, но отступать нам нынче некуда -- Лондон за спиной. О! Гляньте, похоже фон Штокгаузен отправил к холмам два отделения для разведки.
   -- Быть может отрядить туда несколько человек, сэр? -- спросил Мак Оуэн. -- Постреляют, создадут видимость обороны, может и обманут бошей.
   -- Они, увы, немцы а не идиоты, полковник. К тому же противник заканчивает концентрацию сил. Держу пари, роту наш визави направит на охват фланга, а сам ударит на нас в штыки не позднее чем через десять минут.
   -- Думаете решится? -- усомнился сэр Джеймс.
   -- Уж звук выстрелов охотничьих штуцеров, а ими у нас вооружена едва не треть солдат, он от пальбы из современного оружия отличит, можете не сомневаться. -- бригадир извлек из кобуры револьвер и взвел на нем курок. -- Не дурак, понял кто ему дорогу перекрыл. Эх, мы с вами пожили, умирать нам не страшно, Мак Оуэн. Об одном молюсь -- лишь бы наша гибель была не напрасна, только бы успел Монтгомери стянуть силы хотя бы под Уолтон-на-Темзе. Если б знать что так и будет, счастливым человеком бы я покинул этот свет, сэр Джеймс. Пойдемте, нам надо подбодрить наших солдат перед их последним боем.
   Бригадир и полковник прошлись по полнопрофильным окопам, отрытым волнотерами, теперь их же и вынужденными защищать. В большинстве своем это были либо уже пожилые, с сединой и залысинами почтенные отцы семейств, либо сущие юнцы, ученики колледжей и молодые рабочие, напуганные близостью врагов.
   -- Ничего-ничего, молодцы. С такими солдатами как вы я бы и от целой армии Лондон отстоял. -- словам Хорнблауэра, разумеется, мало кто верил, но при виде бравого боевого генерала при полном параде на сердцах у англичан становилось как-то легче, надеяться хотелось, что за таким командиром не пропадешь. -- Не раскисать, рядовой, а то выражение к лицу прилипнет, на порог приличного борделя не пустят!
   -- А, капрал Браун! -- Мак Оуэн тоже не отставал от командира. -- Смотрю, старая гвардия вновь в строю! Что, вдарим бошам как тогда, на Сомме?
   -- Благослови вас Господь, сэр, столько они здесь не продержаться.
   Посыльный с наблюдательного пункта нагнал Хорнблауэра и что-то шепнул ему на ухо. Тот кивнул, и жестом отпустил обратно.
   -- Приготовиться к отражению атаки! -- громко приказал он, а потом, много тише, добавил. -- Немцы начали выдвижение к холмам, сэр Джеймс. Сейчас начнется.
   Старики подошли к брустверам с револьверами в руках. Все что могли, они сделали. Оставалось только отстреливаться.
   Сэр Горацио не ошибся -- минуту спустя солдаты из "Великой Германии" начали атаку. Где короткими, а где и довольно длинными перебежками преодолевали они открытые пространства, мастерски укрываясь в мельчайших складках местности, отвечая на частую но беспорядочную пальбу ополченцев редкими, но убийственно точными выстрелами, сближаясь под прикрытием огня минометов и полевых пушек для последнего рывка.
   Хорнблауэр выцелил очередного солдата в фельдграу и выпустил последний патрон из своего Веблея.
   -- Все. -- с мрачной торжественностью произнес он. -- Сейчас сойдемся.
   Однако на сей раз бригадир ошибся. Отправленная на захват высот рота немцев, чего сэр Горацио не заметил, в панике улепетывала назад. Миг, и земля дрогнула от дробного грохота копыт, запели рожки, и через холмы, на рысях, перемахнул вал королевских конногвардейцев. Они шли умирать -- за Англию и короля. В парадной форме.
   Это было прекрасное, завораживающее и внушительное зрелище -- казалось, время обратилось вспять и на Землю вернулись преславные времена герцога Веллингтона. В своих черных и красных мундирах, начищенных до блеска кирассах и шлемах с разноцветными плюмажами, с обнаженными палашами, кирассиры не задерживась на перестроения ринулись вперед, стремительно переходя в галоп, не обращая внимания на, сначала редко, а затем все чаще и чаще полетевшие в их сторону пули, на падающих товарищей и кричащих от боли раненых коней.
   -- Это... -- ахнул Хорнблауэр. -- Черт возьми, это великолепно, но так не воюют!
   А передовые всадники, меж тем, уже врубились в правофланговую роту солдат из "Великой Германии", смяли их, обагрив кровью врага клинки, и ринулись дальше, среди взрывов, свиста осколков и пенья пуль.
   -- Примкнуть штыки! -- бригадир выхватил шпагу и вспрыгнул, одним движением, словно молоденький, на бруствер окопа. -- Поддержим гвардию! Боже, храни Англию! В атаку! За мной!
   И первым ринулся вперед.
  

На подступах к Иерусалиму

17 сентября 1941 г., 11 часов 45 минут

   -- Вот отчаянная голова. Что творит, а? -- восхищенно произнес высунувшийся из люка командирского танка майор Вилко, разглядывая поле боя, где уже дымили два английских "Крестоносца" и французский R 40, в бинокль. Бинокль был отменный, цейсовский, выигранный в карты у одного из интендантов немецкого XIX-го танкокорпуса незадолго до наступления в Бельгии.
   35-й отдельный танковый батальон Арсения Тарасовича первым вышел в предместья столицы Иудеи, прорвав слабое вражеское сопротивление под Рамаллахом, и теперь Вилко стремился закрепить успех. Первая и вторая роты батальона и вся имеющаяся мотопехота были посланы им охватить фланги, четвертая рота, состоящая из самоходок, отстала на марше, а третьей роте капитана Хальсена, вместе с приданным ему батальоном тувинских кавалеристов, майор приказал изображать наступление по центру, сковать и вытянуть на себя как можно больше сил неприятеля, покуда подходят основные силы бригады. Макс Александр так и сделал... поначалу. А сейчас, решив что врагов для него собралось вполне достаточно, рванул в атаку уже не мнимую, а реальную. Противотанковые двухфунтовки и 25-миллиметровки англо-французов ничего не могли поделать с его КВ -- огонь же советских пушек для техники и живой силы неприятеля был смертелен, а скачущие немного позади бронированных махин кавалеристы готовились уже обогнать танки и сойтись с врагом в рукопашной. И в том, что это у тувинцев получится, и в том, что врага они опрокинут, Вилко ничуть не сомневался -- Передовой полк вообще себя зарекомендовал в качестве первейшего пугала для солдат Новой Антанты. Там, где на своих мохнатых лошадках появлялись тувинцы, солдаты противника предпочитали побыстрее разбегаться с криками "Ой, мамочки". При том, что ни в какой особой жестокости, в отличие от тех же, например, зуавов, тувинские кавалеристы замечены не были.
   -- Вот бiсов сын. Эдак наш Хальсен Львиное Сердце в одиночку освободит Гроб Господень. -- пробормотал Вилко и спустился внутрь танка. -- Непорядок, надо поучаствовать.
   -- Товарищ майор, штаб бригады вызывает. -- тут же доложился радист.
   Выслушав приказ, короткий, емкий и, по сути своей, нецензурный, Арсений Тарасович плюнул в сердцах, ругнулся, и оттеснив радиста лично отдал распоряжение всему батальону отступать.
   -- Командир, ну я ж их почти дожал! -- раздался из динамиков возмущенный вопль Хальсена. -- Через полчаса, -- край, -- за околицу зацепимся!
   -- Отступай, Максим Саныч, это приказ. -- печально ответил майор. -- Политиканы опять у нас победу украли. Англия мира запросила, прекращается огонь на всех фронтах.

Из радиосообщения товарища Левитана

   От советского информбюро.
   Сегодня, в три часа дня по Московскому времени, на всех фронтах было объявлено о прекращении огня. Империалисты Великобритании, добиваемые в своем логове доблестными советскими и германскими солдатами, запросили мира. Агрессор полностью разбит и поставлен на колени!

Лондон, Букингемский дворец

20 сентября 1941 г., 10 часов 12 минут

  
   Над столицей Великобритании уже третий день не выли сирены. Третий день городу не угрожали бомбардировщики и остановленные Монтгомери на подступах к Вэйбриджу и Уолтону-на-Темзе войска Манштейна. Третий день длилось перемирие, которое вскоре должно было закончиться подписанием мирного договора.
   -- Никогда бы не подумал, что буду вторым Гарольдом Годвинсоном. -- произнес Его Величество Георг VI Виндзор и поправил Орден Бани.
   -- Все не так печально, сир. -- ответил Монтгомери, находившийся здесь же, в королевском кабинете. -- Империя получила сильный удар, не стану возражать, но удар не смертельный.
   Основные условия договора уже были согласованы между Галифаксом, Риббентропом, Чиано и Литвиновым -- оставалось согласовать лишь частности, -- и представлялись свежеиспеченному маршалу (он получил звание за то, что не допустил силы немцев к Лондону) вполне приемлемыми в текущей ситуации. Да, Британия теряла все свои позиции в Средиземном море -- но она и так, по факту, уже их потеряла, когда танки Роммеля и Гарибольди вышли к Суэцкому каналу, перекрыв последние пути поставкам Вейгану и О`Коннору. Да, Иран переходил в зону влияния СССР, а Ирак получал полную независимость и становился яблоком раздора между Советским Союзом и Третьим Рейхом. Да, колонии в Океании, большей частью, тоже были безвозвратно утеряны, как и часть африканских территорий. Но все же, еще очень и очень многое оставалось -- нужна была лишь железная воля, чтобы все это удержать.
   Тем более, победители не собирались всерьез ограничивать размер армии и флота Соединенного Королевства, отлично понимая, что это приведет к отпадению его колоний, а это грозило непредсказуемыми последствиями для всего мира.
   Конечно, оставались еще поползновения янки и японцев, желающих хапнуть кусок от владений одряхлевшей Британской Короны, но и тем, и другим, ближайшее время будет несколько не до этого -- первого сентября Японский Императорский Флот атаковал американцев в Пёрл-Харбор.
   -- Что ж, идемте маршал. -- произнес король Георг, направляясь к двери. -- Нас ждут тяжелые переговоры с победителями.
   Пять минут спустя Его Величество вошел в зал, где уже собрались все иностранные делегаты.
   -- Черт возьми, -- пробормотал Монтгомери, окинув взглядом присутствующих, -- мы и Турции войну проиграли?
  

Из обращения армейского генерала Максима Вейгана к солдатам "Воюющей Франции"

   ...после предательства маршала Пэттена мы лишились связи с нашей Родиной и ее содействия. Теперь, с капитуляцией Великобритании, -- а что бы англичане не говорили, это именно капитуляция, и ничто иное, -- мы остаемся полностью лишенными поддержки и помощи, отрезанными от всего цивилизованного мира, один на один с красно-коричневыми ордами...
   Солдаты! Друзья! Я не стану вам лгать -- положение наше чрезвычайно тяжело, и нам предстоит рассчитывать на себя, и только на себя. Прекратятся поставки горючего, боеприпасов, запасных частей, продуктов наконец. Но я верю что мы, люди свободного духа и несгибаемой воли, сможем продолжить свою борьбу и без чьей-либо помощи! Да, теперь мы не имеем более возможности открыто противостоять армиям врага, но это не означает, что мы должны сложить оружие. Перейдя к партизанской войне мы раздуем здесь такой пожар борьбы, что земля у русских и немцев будет гореть под ногами! Мы вышибем их с нашей земли и принесем свободу прекрасной Франции...
   ...несгибаемый характер свободных французов, кровь наших предков, основавших Республику, вот залог нашей грядущей победы. Да здравствует милая Франция!

"Le Figaro", 26 сентября 1941 г.

   ...меж тем солдаты так называемой "Воюющей Франции" генерала Вейгана продолжают сдаваться целыми полками. Однако, несмотря на то, что три четверти наших сограждан, брошенных в никому ненужную мясорубку войны бывшим Председателем Совета Министров Республики, Даладье, и изъявили желание сложить оружие и вернуться на родину, некоторое количество солдат и офицеров, в том числе и, как это ни удивительно, британских, твердо намерены продолжить борьбу на Ближнем Востоке...

"The New York Times", 26 сентября 1941 г.

   ...также по сообщению Генерального штаба, в связи с выбытием Великобритании из войны, контроль над портом и городом Рейкьявик был передан нашим вооруженным силам, имеющим там место дислокации. Также источник в Генштабе, пожелавший остаться неизвестным, сообщил о том, что морская пехота ВМС США взяла под свой контроль стоявшие в гавани Рейкьявика британский авианосец "Илластриес" и четыре эсминца его эскорта...
  

Порт города Брест, кафе "Якорь"

27 сентября 1941 г., 18 часов 25 минут*

  
   *Эпизод на основе идеи Константина Горшенина
   Дым в кафе стоял коромыслом. Дымили трубками и сигаретами морячки, чадила плита на кухне, надрывалась, так, что чуть пар из ушей не валил, на сцене певичка, на которую никто не обращал внимания, замученный оркестр выдавал одну фальшивую ноту за другой, однако посетителям, -- громким, шумным, радостным, -- на это было наплевать. Германский флот праздновал победу над Великобританией. Этой ночью, чуть заполночь, был заключен мирный договор с Великобританией, окончательно и бесповоротно утратившей теперь статус владычицы морей. Основные оппоненты Роял Нэви в этой войне, моряки и офицеры Кригсмарине, не могли не устроить празднества по этому поводу, и пожелай сегодня гросс-адмирал Рёдер отыскать в портах хоть одного трезвого флотского, он не смог бы этого сделать на всем протяжении береговой полосы от Бреста до Мемеля. Немцы, отплатившие наконец за поражение в Ютландском бою и годы унижения Версаля пили на радостях. Пили все, от адмиралов до юнг, пили кадеты, фенрихи и оберфенрихи, пили матросы и офицеры корабельной и инженерной службы, торпедисты и сигнальщики, медики и военные чиновники, береговые артиллеристы на пару с корабельными, моряки минной и дальномерной служб, ВНОСовцы и радиосвязисты, автомобильная служба и музыканты флота, штабные службисты и рулевые, штурмана и морская пехота, плотники и морские священники. Пили и гуляли все, целыми экипажами и поодиночке, трезвенники и язвенники. Работники судостроительных и судоремонтных заводов, хоть и штатские, пили тоже Один раз за всю свою историю германский флот мог себе позволить небоеготовность -- заслужил это право в недавних жестоких боях.
   -- Слушать в отсеках! -- блистательно пьяный командир U-99, корветтен-капитан Отто Кречмер встал и постучал вилкой по краю рюмки. Экипаж затих, внимательно слушая командира. -- Заполнить балластные цистерны!
   Сам командир субмарины продемонстрировал отсутствие в своей рюмке алкоголя. Штурман, лёйтенант цур зее Карл-Вильгельм Геббельс, немедленно подхватил со стола бутыль и налил командиру, себе, сидящим рядом офицерам -- далее, за столом, спешно разливали коньяк еще несколько человек.
   -- По местам стоять! -- скомандовал Кречмер, когда "балластные цистерны" были полны у всех. Экипаж поднялся, иных при этом уже изрядно "штормило". -- Геноссен, поздравляю всех с самой блистательной победой, какую только когда-либо одерживали немцы! Все мы, не щадя жизней, были участниками ее сотворения! Мы преодолели непобедимый доселе британский флот и принесли победу нашей Родине. Да здравствует Тысячелетний Рейх! Поднять перископы!
   Рюмки взметнулись вверх, вслед за рюмкой корветтен-капитана.
   -- Экипаж, слушай мою команду! -- воскликнул Кречмер. -- Продуть балласт!
   И первым опрокинул в себя рюмку.
  

Москва, Антипьевский пер., Генштаб РККА

30 сентября 1941 г., 17 часов 10 минут

  
   -- Ну, чем порадуете, мужики? -- маршал Тимошенко переводил усталый взгляд с Мерецкова на Ватутина и обратно.
   -- А нехреном радовать, Семен Константиныч. -- ответил Мерецков, в кабинете которого и происходила беседа. -- Японцы, конечно, молодцы, но...
   -- Кирил Афанасьевич! -- перебил Нарком начальника Генштаба. -- Говорю тебе, решение уже принято. Немцы, как только "Рихтгофен" войдет в строй, отправляют на Тихий океан оба свои авианосца, "Биссмарк" и "Шарнхорст" с "Гнейзенау". Италия... Ну, эти и рады бы хоть что-то послать, кроме субмарин, но после того, как палубники "Илластриеса" устроили налет на Таранто, у них в строю вообще ни одного боеспособного линкора не осталось: все что Канингхем в открытом море не добил, все в ремонте. Но подводный флот переводят в свои свежеприобретенные африканские владения почти полностью. СССР тоже должен поучаствовать в войне на Тихом океане. Это не обсуждается.
   -- Все я это понимаю, да только ничего хорошего у нас по результатам штабных игр не выходит. Последний раз Штеменко, он за "Синих" был, Николая Федоровича -- Мерецков кивнул в сторону комкора Ватутина, -- расчехвостил в пух и прах. Нельзя нам сейчас в войну с США вступать.
   -- Что, товарищи, -- Тимошенко прищурился, -- думаете не справимся? Берингов пролив не перепрыгнем?
   -- Откуда прыгать будем? -- флегматично поинтересовался Ватутин. -- Если из Петропавловск-Камчатского, Анадыря и Провидения, так можете сразу про них забыть. В смысле, вообще забыть, как про географические объекты. Американские бомбардировщики эти города вобьют ниже уровня моря. Да и то, это же не порты а скорее стоянки, без должной инфраструктуры. Вот если американцы и канадцы большую часть своей бомбардировочной авиации в Австралию (10) переведут...
   -- Чего пока не предвидится. -- произнес Мерецков. -- Их разведка засекла переброску нашей дальнебомбардировочной авиации на Дальний Восток и сейчас они накапливают средства ПВО и авиацию на Аляске. А какая у нас дальавиация сам, Семен Константинович, знаешь. ДБ-3 -- гавно, Ил-4 -- модифицированное гавно, Ер-2 тоже не сахар, а Пе-8 в войсках всего двадцать три штуки. К тому же их и эскортировать чем-то надо. Ном, положим, мы разбомбить сможем, а подальше их чем сопровождать? Поликарповский ТИС (11) подошел бы, да вот затык -- их в природе всего два. И даже если бы авианосец "Щорс" уже был в строю, эскортировать бомбардировщики истребителями с него и "Комсомольца" для ударов по Аляске, это все равно что просто открыть на них кингстоны. Отыщут и утопят. А от налетов на Алеутские острова, которые они могут прикрывать с меньшей для себя опасностью, толку не особо-то и много будет.
   -- Да и даже не в этом дело. -- негромко добавил его первый по оперативным и устройству тыла вопросам зам. -- На Дальнем Востоке попросту недостаточное количество аэродромов. У американцев на Аляске их тоже не море разливанное, но они сейчас как раз их усиленно строят.
   Тимошенко мрачно глядел на генштабистов, но молчал.
   -- В общем так, Семен Константинович. -- Мерецков пододвинул папку, лежащую перед ним, к Наркому. -- Ты нам задание дал, мы выполнили. Можешь докладывать, что Генштаб, сволочи такие, считают вступление в войну с США до мая следующего года опасным для всего советского Дальневосточья, а высадку на территории США ранее апреля сорок третьего -- совершеннейшей фантастикой: аэродромов на Дальнем Востоке нет, дорог нет, жилого фонда для солдат нет, баз снабжения нет, транспорта, в том числе и морского десантного, нет... Нихера там в общем нет, потому и воевать нечем. Ну а так... Вы командование, вы и решайте, когда и против кого в войну вступать. Или не вступать, что было бы гораздо лучше. Все рассчеты, предложения и аргументы "против" вот в этой папке.
   -- Значит, полагаете крупномасштабную операцию невозможной? -- Тимошенко нахмурился еще сильнее.
   -- Так точно. -- твердо ответил Мерецков. -- Если сунемся сейчас -- хуже чем в финскую кампанию обосремся.
  

Окрестности Харькова, штаб 14-ой ттбр

12 октября 1941 г., 12 часов 20 минут

   -- Вызывал, Арсений Тарасович? -- на пороге кабинета Вилко появился капитан Хальсен. Мокрый, поскольку за окном моросил промозглый осенний дождик, но, судя по всему, жизнью вполне довольный.
   -- Заходи, Максим Александрович, погрейся. -- ответил майор, вставая из-за письменного стола. -- Вот я еще жаловался, что на должности батальонного комиссара у меня писанины было много, а?..
   Комбат бросил недовольный взгляд на кипы бумаг, которыми был завален его стол, и потянулся, размная затекшие плечи и поясницу.
   -- Чайку не желаешь? С лимоном.
   -- Очень даже желаю, особенно нахаляву. -- усмехнулся Хальсен и проследовал внутрь кабинета. -- Ты меня отругать вызвал, похвалить, или предупредить?
   -- Перед фактом поставить. -- вздохнул Вилко раскочегаривая примус. -- Ванницкий -- дурак, ты об этом знаешь?
   -- Как же ты нехорошо, товарищ майор, о своем собственном преемнике отзываешься. -- хмыкнул капитан, снимая шинель и вешая ее на гвоздь, исполняющий в кабинете роль вешалки.
   -- А это я еще любя. -- ответил Арсений Тарасович и водрузил на примус чайник. -- Был бы умный, дал бы дочкам нормальный имена, а не Даздраперма и Шминальдина. И не "ха-ха-ха", а "Да здравствует Первое Мая" и "Шмидт на льдине". Погоди, вот родится у вас с Марлен Генриховной дочка, я аккурат его для нее имя и попрошу подобрать. Тоже, значит, такое, идеологически выдержанное. Или, вот, не хочешь сына в честь передовиков социалистических соревнований, Персоцсором назвать? Ладно, молчи, вижу что не хочешь. Ну, а помнишь, может, я тебе в бане про раскрытый им заговор рассказывал?
   -- Это когда он меня с Луцем в шпиёны записал? -- Хальсен по барски развалился на одном из стульев. -- Отож. Я тогда до икоты смеялся, помнится.
   -- Икота у тебя от пива была. -- отмахнулся майор. -- Так ты представляешь, эта сволочь все никак не уймется. Опять копает. И опять под тебя.
   -- А чего ж не под тебя-то?
   -- Да под меня, это само собой. -- Вилко сморщился так, словно целиком съел тот лимон, от которого в этот момент отрезал дольку. -- Тут дело такое, что... В общем ты в курсе, что твой тесть во время НЭПа был совсем небедным человеком?
   -- Ну, в общих чертах... Как-то не особо этим моментом интересовался.
   -- А Ванницкий поинтересовался. Да такого нарыл -- мама не горюй. Вот ты знаешь, что тестюшка твой вместе с Троцким в гимназии учился? И что последний раз они достоверно встречались в двадцать пятом? Вижу, что не знаешь. А он, гнида, знает. Проявил бдительность, сучий кот, где ненадобно.
   -- И... Что мне теперь с ним делать? -- напрягся Хальсен.
   -- Ничего не делать. -- нахмурился Вилко. -- С ним -- ничего. Я тут с Мироновым и Фекленко пообщался на эту тему приватно, и нашли мы с полковым комиссаром и комдивом для тебя выход. В прямом смысле этого слова, хе-хе.
   -- Ты, Арсений Тарасович, что -- на увольнение из вооруженных сил мне намекаешь? -- помрачнел как грозовая туча капитан. -- Лады. Только я сначала этого гада придушу, потому как увольнение, если он на меня дело заведет, от лагерей, а то и расстрела не спасет, а так хоть не зря под суд отправлюсь!
   -- Тише ты! -- рыкнул комбат. -- Молодой, горячий. Никто тебя списывать не собирается. Просто наши товарищи из Республики Тува, с твоей, между прочим, подачи -- кто великолепное взаимодействие наших танков и их кавалерии под Иерусалимом показал? -- решили обзавестись бронетехникой. Не хватайся за сердце, Максим Александрович, все Т-35 давно отдали туркам. В общем, закупают тувинцы десять БТ-5 и столько же БА-6, хотят создавать мотомеханизированный батальон. Экипажи из тамошних добровольцев, во время войны обученные, у них имеются, а вот человека, который поможет это все организовать -- нету. Ну, Николай наш Владимирович обещал через какие-то свои знакомства эту должность для тебя выбить. В Туве тебя Ванницкий не достанет, а там, если все удачно и, главное, длительно пойдет, дело и рассосется. Так что пакуй потихоньку чемоданы и покупай юрту, лошадь и стадо баранов.
   -- Спасибо, Арсений Тарасович. -- задумчиво произнес Хальсен. -- Не забуду твоего участия. Но, если эта гнида под тебя все же подкопается...
   -- Не подкопается.
   -- ...я его собственными руками придушу, отверну голову и скажу, шо так и було. Тем более что вместо головы у него задница.
   -- Как результат, фуражка на ней не держится и во время атаки он не "ура" кричит? -- Вилко невесело усмехнулся. -- Не волнуйся за меня, сам перевожусь скоро, да и Фекленко тоже. Гоминьдан с Японией мир заключил, Чан Кайши армию распускает, а товарищ Чэнь Дусю, соответственно, набирает. Похоже, вскорости в тех краях новая заваруха будет, вот и есть основания предполагать, что Николая Владимировича в Цзянси военным советником направят.
   -- А тебя? Тоже в Китай?
   -- Лучше Бохайского. -- расхохотался Вилко. -- Представляешь, какие названия на картах появятся?
   Предыдущий комбат с восточными названиями городов и местностей и впрямь обращался довольно-таки неординарно: Пхеньян он называл Пьянспьяну, Улан-Батор обозвал Мужлан-Трактором, княжество Мэнцзян -- Мудодзяном, но чаще названия оказывались уж совсем непечатными.
   -- В Японию меня через пару месяцев направляют, как военспеца. Я ж раньше на плавающих танках служил, вот и буду объяснять как ими пользоваться, да как их починять. Своих-то у них нема, а для высадки на всякие там острова, если море не бурное, вполне подходят -- вот наши их в Страну Восходящего Поца и продали все разом.
   -- О как. -- изумился Хальсен. -- А ты разве по-японски розумiешь?
   -- Hai. (12) Понимаю лучше, чем говорю, но короткие фразы могу составлять.Как бы я иначе под Халхин-Голом языков допрашивал? Ай, ты чего не сказал, что чайник закипел?!! -- майор поспешил погасить полузалитый кипятком примус.
   Это была одна из последних их встреч. Через неделю Хальсен отправился к новому месту службы, в Кызыл. Только пять лет спустя он узнал, что Арсений Вилко погиб под самый конец войны.

Коралловое море

01 марта 1942 г., 21 час 15 минут

  
   Горящий авианосец являл собой величественное зрелище. Весь его экипаж уже был подобран из воды и находился на борту крейсеров и эскадренных миноносцев эскорта, а опустевшая, без единой живой души на борту, стальная махина самостоятельно, казалось, без участия человеческих рук, продолжала бороться за свою жизнь. Корабль, в который вложили душу и умение корабелы на верфи, обильно политый их потом от дня закладки до введения в строй, не желал сдаваться, хотя и был обречен -- командиру одного из эскадренных миноносцев уже поступило распоряжение добить его торпедами. Горько было на душе у экипажа, которому было поручено нанести последний удар этому гордому кораблю, горько и печально, но стократ горше было бы, коль он оказался бы захвачен врагом и появился в море под чужим флагом.
   Эсминец вышел на позицию и выстрелил четыре торпеды, которые попали в объятый пламенем авианосец и взорвались с глухим грохотом. Разбитый корабль начал оседать, медленно погружаясь в океан, словно неохотно отказывался от борьбы. Он ушел под воду на ровном киле с гордо реявшим государственным флагом и еще развевавшимся на ноке рея последним флажным сигналом "Я покидаю корабль". Когда он скрылся полностью, до самого клотика накрытый волнами, раздался сильнейший подводный взрыв его артиллерийских погребов. Таков был конец авианосца "Дзуйкаку".
   До сего дня война на Тихом океане шла неблагоприятно для США и их союзников. Японцы продолжали завоевание Новой Гвинеи, 9 февраля пал Батаан, Коррехидор был накануне капитуляции, и американский генерал Стилуэлл под натиском противника отходил из Бирмы, получив, по его выражению, "страшную трепку". Несмотря на успех рейдов "Саратоги" и "Йорктауна" на Маршалловы острова, Саламоа, Лаэ и даже Токио, эти авиаудары были для Японской Империи подобны булавочным уколам: да, неприятны, да -- болезненны, но совсем неопасны.
   После рейда на Саламоа и Лаэ оперативное соединение авианосца "Йорктаун" приняло топливо от танкеров, находившихся далеко на востоке. Запасы продовольствия подходили к концу, но адмирал Кинг в Вашингтоне высказал мысль, что оперативное соединение может прожить на сухарях и фасоли, и оно осталось в южной части Тихого океана. Матросы всего соединения истово желали "этой штабной крысе" такой же диеты.
   Группа авианосца "Саратога" проделала длинный путь обратно в Перл-Харбор, где предполагалось увеличить зенитное вооружение авианосца, и снять с него восьмидюймовые башни, которые оказались малополезными и занимали место на палубе, которое предпочтительнее было бы предоставить самолетам.
   10 февраля оперативное соединение контр-адмирала Брауна вновь вышло в море и, по приказу адмирала Нимица отправилось на юг, в Коралловое море, для соединения с группой авианосца "Йорктаун" под командованием адмирала Флетчера, который и должен был принять командование объединенным оперативным соединением. Приказ Нимица гласил: "Уничтожать, когда представятся удобные случаи, корабли, суда и авиацию противника, чтобы помочь задержать наступление японцев в районе Новая Гвинея -- Соломоновы острова".
   Оба соединения встретились 21 февраля, но сразу их объединения не произошло, поскольку Флетчер приказал Брауну сначала идти на встречу с танкером "Типпекано", крейсером "Чикаго" и эскадренным миноносцем "Перкинс" для пополнения топлива. "Йорктаун" и его эскорт 22 февраля приняли топливо от танкера "Ниошо". "Саратога" и его корабли охранения начали приемку топлива на следующий день.
   Между тем, 20 февраля с островов Трук вышли японские ударные силы, в состав которых входили большие авианосцы "Секаку" и "Дзуйкаку", 5-я дивизия крейсеров (тяжелые крейсера "Хагуро", "Миоки" и "Нати") при шести эсминцах, и силы поддержки, включавшие в себя легкий авианосец "Сехо", 6-ю дивизию тяжелых крейсеров ("Аоба", "Кунигаса", "Како" и "Фурутака"), 18-ю дивизию легких крейсеров ("Тенрю", "Тацута") и 6-ю эскадру эсминцев (легкий крейсер "Юбари", эскадренные миноносцы "Асанаги", "Хаятэ", "Оитэ", "Юнаги", "Кисараги", "Мотицуки", "Муцуки" и "Яёй"). В их задачу входило прикрытие захвата и оккупации острова Тулаги, лежащего напротив островов Гуадалканала в группе Соломоновых островов, и Порт-Морсби в юго-восточной части Новой Гвинеи. О находящемся поблизости авианосном соединении США, командующему японскими силами, тюдзё Такаги Такео было известно, но точные его местонахождение и численность оставались для него тайной.
   Силы вторжения же японцев (девять войсковых транспоров) вышли из Рабаула. После оккупации Тулаги 23 февраля они направились к Порт-Морсби. Транспорты с силами вторжения, предназначенными для Порт-Морсби, должны были войти в Коралловое море через проход Жомар, между Луизиадами и Новой Гвинеей. Ударные силы, оставались в восточной части Кораллового моря, защищая транспорты с техникой и солдатами от возможной атаки американских авианосцев.
   Едва стало известно о падении Тулаги, Флетчер, оставив "Саратогу" принимать топливо, выдвинулся на "Йорктауне" для атаки вражеских судов прямо в гавани острова. 24 февраля, в 07:00, находясь в 100 милях к юго-западу от Гуадалканала, "Йорктаун" выслал для атаки 12 торпедоносцев, 13 разведывательных самолетов и 15 пикирующих бомбардировщиков. Все его 18 истребителей были оставлены для охранения корабля.
   Первыми пришли к Тулаги и расположенной рядом гавани Гавуту бомбардировщики-разведчики. Они обнаружили там два больших транспорта, два эскадренных миноносца, легкий крейсер, большую плавучую базу гидросамолетов и много малых судов. Встреченные мощным зенитным огнем, они, пикируя, добились четырех попаданий. Часть подошедших несколько позднее торпедоносцев избрала своей целью два эскадренных миноносца и легкий крейсер, но их результаты были еще скромнее -- всего три попадания. Другие торпедоносцы целились в транспорт, но промахнулись. Третья группа самолетов, состоявшая из бомбардировщиков, через десять минут после торпедоносцев атаковала различные объекты, но сообщила только об одном попадании в плавучую базу гидросамолетов.
   В районе полудня эскадрильи "Йорктауна" произвели новые атаки. Они делали заходы без всяких попыток координировать свои действия, без прикрытия истребителей и без обстрела на бреющем полете зенитных батарей. При второй атаке японские гидросамолеты оказали сопротивление, и четыре истребителя были высланы с заданием уничтожить их. Истребители быстро сбили три гидросамолета и довольно продуктивно обстреляли на бреющем полете эскадренный миноносец -- он был поврежден, а его командир и несколько человек экипажа погибли. После этого истребители вернулись на авианосец, а за эскадренным миноносцем появился след нефти. Вторая и третья атаки американских торпедоносцев и бомбардировщиков дали не лучшие результаты, чем первая -- японцы потеряли только один старый эскадренный миноносец и четыре десантные баржи. Некоторые повреждения получила плавбаза гидросамолетов. Зенитным огнем были сбиты два истребителя и один торпедоносец, но всех летчиков американцам удалось спасти.
   Поняв, что большего он уже не добьется, а вот авагруппу может и угробить, Флетчер развернул оперативное соединение авианосца "Йорктаун" и 25 февраля вернулся к месту приемки топлива где и соединился с группой "Саратоги", образовав наконец единое 17-е оперативное соединение. Туда же прибыли и два австралийских крейсера -- "Австралия" и "Хобарт".
   Неудачная атака не привела американцев к унынию -- наоборот, они еще сильнее начали жаждать реванша за Перл-Харбор. Объединенное оперативное соединение (линкор "Невада", крейсера "Минеаполис", "Новый Орлеан", "Астория", "Честер", "Портленд", "Австралия", "Чикаго" и "Хобарт", эсминцы "Филпс", "Дивей", "Фаррэгут", "Айлвин", "Монэген", "Перкинс", "Уэйк", "Моррис", "Андерсон", "Харнманн" и "Рассел", аваносцы "Йорктаун" и "Саратога") 25 и 26 февраля приняло топливо от танкера "Ниошо", после чего танкер и эскортирующий его эскадренный миноносец "Симс" были отправлены крейсировать в трехста милях к юго-востоку. Оперативное соединение взяло курс на запад, в Коралловое море.
   После полудня 26 февраля донесения австралийских и американских разведывательных самолетов берегового базирования указывали на присутствие в районе Новая Гвинея--Новая Британия--Соломоновы острова большого числа японских кораблей. Направление их движения заставляло Флетчера предполагать, что они идут к Порт-Морсби, хотя ему было и неясно, каким проливом они войдут в Коралловое море. Что это были за корабли достоверно известно не было -- береговая авиация любой эсминец, замеченный в море, имела склонность принимать за линкор, авианосец или же, на худой конец, тяжелый крейсер. Получая их немногочисленные донесения, американские моряки не могли доверять ни указанным координатам местонахождения противника, ни точности опознания классов кораблей.
   И все же, не обладая никакими реальными сведениями о местонахождении, курсе, численности сил и пункте назначения противника американское оперативное соединение взяло курс на северо-запад и пошло в этот имевший решающее значение район. Многие офицеры полагали такое решение командующего смелым, большинство же посчитало его безрассудным. Истории предстояло рассудить их весьма скоро.
   Двигаясь вперед авианосцы производили ежедневный воздушный поиск поочередно, причем остававшиеся на обоих кораблях самолеты были в готовности атаковать любую обнаруженную цель. Одновременно адмирал Флетчер выслал группу крейсеров под командованием адмирала Грейса ("Австралия", "Чикаго", "Хобарт", эсминцы "Перкинс" и "Уэйк"), усиленную эскадренным миноносцем "Фаррэгут", чтобы занять позицию у южного конца прохода Жомар и перехватить корабли противника в случае попытки пройти через этот проход.
   1 марта 1942 года, почти сразу после получения донесений, присланных базирующимися на Таунсвилле самолетами, в которых говорилось об обнаружении в северной части Кораллового моря многочисленных кораблей, движущихся в общем направлении на Порт-Морсби, один из разведывательных самолетов донес о вражеском авианосце, обнаруженном чуть севернее острова Мисима, у северного входа в проход Жомар, и направляющемся на юго-восток. Упустить такой шанс американцы не просто не могли -- не имели права. Флетчер отдал приказ о немедленном нанесении удара.
   Тем ударным группам, которые были направлены к сообщенной разведывательными самолетами позиции японского авианосца около острова Мисима, сопутствовала удача -- разведчики не только верно опредилили класс корабля, они еще дали и точные координаты. Группа с "Саратоги", шедшая впереди и со всевозможным тщанием разыскивающая неприятеля, внезапно обнаружила свою цель. Это оказался малый авианосец "Сехо", эскортируемый несколькими крейсерами и эскадренными миноносцами.
   Американские истребители, прикрывавшие ударные группы, встретили самолеты "97" фирмы "Накадзима", связали их боем и сбили семерых из них, бомбардировщики "Саратоги", как части швейцарского хронометра -- столь же слаженно и точно, -- вошли в пике. Непосредственно за ними следовали на малой высоте торпедоносцы. Самолеты "Йорктауна" прибыли к цели почти одновременно с ними.
   В течение нескольких минут "Сехо" получил два десятка бомбовых и торпедных попадания. От носа до кормы охваченный огнем и окутанный дымом, он взорвался и через 15 минут затонул. Потери американцев составили всего три машины.
   Еще не было и двух часов дня, когда авиагруппы вернулись на "Йорктаун" и "Саратогу". До наступления темноты оставалось еще много времени, адмирал Браун, командовавший авианосной группой соединения, решил немедленно отправить самолеты для нанесения еще одного удара по другим целям в том районе, где находился "Сехо", однако в этот момент флагманский "Невада" получил отчаянный призыв о помощи с "Симс". Увы, помочь своим погибающим товарищам моряки оперативного соединения были не в состоянии.
   Пока американцы атаковали "Сехо", находившиеся восточнее японские авианосцы "Дзуйкаку" и "Секаку" тщетно искали их самих, но вместо этого обнаружили танкер "Ниошо", о котором один из их разведчиков сообщил как об авианосце. Японские авиагруппы атаковали это беспомощное вспомогательное судно и эскортировавший его эскадренный миноносец "Симс". Очень скоро танкер полыхал, a получивший в палубу несколько бомб эсминец затонул. Полузатопленный "Ниошо" продержался на плаву до 6 февраля, когда он был потоплен торпедами американского эскадренного миноносца "Хинлей", который пришел из Нумеа, чтобы спасти уцелевший личный состав невезучего танкера.
   В то время, как японские асы избивали "Симс" и "Ниошо", а адмирал Флетчер скрежетал зубами от бессилия им помочь, фортуна вновь подарила улыбку военно-морским силам США: лейтенант Смит из 2-ой разведывательной эскадрильи обнаружил японское соединение в 190 милях к востоку от оперативного соединения. Через две минуты после получения этого донесения американцы перехватили радиопередачу с японского самолета, из которой поняли, что он сообщает их координаты. Необходимо было нанести удар на упреждение -- иначе цена победы, двже если бы это была победа, а не поражение, могла оказаться для ВМС США чрезмерно велика.
   Дозаправленные и заново снаряженные смертоносным грузом самолеты американцев бросились мстить. Группа "Йорктауна" состояла из 24 пикирующих бомбардировщиков, 9 торпедоносцев и 6 истребителей; "Саратога" выслал 22 пикирующих бомбардировщика, 12 торпедоносцев и 9 истребителей. Всего в составе двух групп было 82 самолета. Погода стояла чудесная, так что до своей цели американцы, счастливо разминувшиеся с японскими самолетами, двигавшиеся в атаку на оперативное соединение, без труда нашли корабли тюдхё Такаги и навалились со всей яростью. "Зеро", оставленные прикрывать "Секаку" и "Дзуйкаку" атаковали американские бомбардировщики, когда те пикировали на цели, "Вайлдкэты" контратаковали. В небесах началась смертельная свистопляска, японские зенитчики палили во все, что летает, бомбардировщики с ревом входили в пике и, спустившись на высоту 2500 футов бросали бомбы, а торпедоносцы в это время подходили к цели почти над самой водой.
   Среди японских кораблей начали вырастать столбы воды, они отчаяно маневрировали, стараясь уйти от атаки, уклонялись от торпед...
   В этот день благие ками были не на стороне сынов Ямато -- сначала в палубу "Дзуйкаку" попало две тысячафунтовых бомбы, затем тайса Ёкогава Итибей не смог уклониться от торпеды... Когда американцы закончили авиаудар, даже слепому было ясно, что авианосец спасти не удасться. При этом "Секаку" не только не пострадал -- он даже всерьез не был атакован. Ни один из кораблей эскорта также не получил серьезных повреждений, кроме эсминца "Оборо", усудрившегося поймать торпеду в левый борт.
   Японская палубная авиация также без труда нашла корабли американцев, и тоже уверенно ринулась в атаку. Тактика борьбы между авианосцами еще не была отработана ни одной из сторон, и истребители прикрытия кружились близ своих кораблей-носителей, а вот "Невада" оказался совершенно не прикрыт с воздуха. Не воспользоваться ситуацией японцам показалось просто грешно (немало пилотов и вовсе приняли его за авианосец -- тоже здоровущий корабль ведь) и основная тяжесть удара подданых тэно Хирохито обрушилась именно на линкор. Получив ровно в полтора раза больше попаданий чем "Сехо", линкор, почти без повреждений переживший сентябрьский удар по Перл-Харбор, перевернулся и ушел на дно вместе со всем экипажем. С корабля не спасся ни один человек.
   Однако гибель линкора, как это ни удивительно, оказалась благом для оперативного соединения. Те бомбардировщики и торпедоносцы, что не израсходовали свой боезапас на атаку "Невады", к "Йорктауну" и "Саратоге" прорваться не сумели.
   Потери в авиагруппах как у японцев, так и у американцев, составили около трети от личного состава. В наступившей темноте, не рискуя испытывать удачу далее, адмирал Браун, принявший командование после гибели Флетчера, развернул свои силы в сторону Мидуэя и поспешил ретироваться. Соединение адмирала Грейса, весь день подвергавшееся упорным, хоть и бесплодным атакам береговой авиации и, -- исключительно в порядке самообороны, -- лишившее Японию дюжины бомбардировщиков, развернулось к Австралии еще ранее, в самый разгар боя.
   Бой в Коралловом море, несмотря на потерю "Невады" вместе с командиром соединения, был тактической и стратегической победой США. Это был первый в истории решающий морской бой, в котором надводные корабли не обменялись ни единым выстрелом, а проведенный исключительно силами авиации (налет на Перл-Харбор не в счет -- там был не бой, а избиение). В результате этого боя японцы не просто потеряли свой самый новый из больших авианосцев -- они полностью отказались от попытки расширить свои южные завоевания путем амфибийных атак с моря и отступили в очень растрепанных чувствах. До этого сражения современный японский военно-морской флот никогда и ни от кого не терпел поражений.
   Бой в Коралловом море был исторической вехой, поворотным пунктом в теории ВМС, доказавший значение авианосца. Этот бой, имевший такое же значение, как бой между "Монитором" и "Мерримаком" в 1862 году, положил начало новой эре в войне на море.
  

Побережье Мертвого моря

10 марта 1942 г., 10 часов 10 минут

   В кишлаке -- или правильно было называть восточное поселение аулом? Невзирая на то, что этот вопрос фон Берне не раз обещал для себя выяснить, сдержать данное самому себе слово он так и не удосужился, -- стояли шум, гвалт и вопли. Под непрекращающуюся какофонию из напуганных, но злых криков на местном тарабарском наречии, несколько дюжих парней из СС и НКВД волокли к обрыву, через все поселение, семейство местного пастуха -- голосящую жену, всклокоченную фуриеподобную старуху-мать, и несколько грязных оборванных разновозрастных детишек. Сам глава семейства, с табличкой, где арабским и немецким языком было написано "Укрывал английского офицера", уже полчаса как покачивался в петле, на каком-то корявом местном деревце, растущем у самой околицы. Порода "украшенного" покойником растения для оберлейтенанта оставалась такой же тайной, как и название местных деревень: вроде бы саксаул, но вполне может быть, что и баобаб какой. Одно фон Берне знал точно -- в Рейхе такие деревья не растут, да и слава Богу, в общем-то.
   СС-овцы и НКВД-шники наконец дотащили местных до обрыва и заставили встать в рядок у самого его края. Командир айнзацгруппы, военное обеспечение деятельности которой были призваны выполнить рота Дитера и рота солдат лейтенанта Кривченко, также как и фон Берне попавшегося под руку гауляйтеру, что-то яростно прокричал местным на их языке, а затем разразился краткой речью.
   -- Тьфу. -- зло сплюнул оберлейтенант. -- В горячечном бреду не мог представить, что буду воевать с мирным населением.
   -- Их что же, всех расстреляют? -- мрачно поинтересовался у своего командира оберфельдфебель Фишер.
   -- Всех. -- подтвердил фон Берне. -- Всю семью.
   -- А детей-то за что?
   -- Ты же знаешь приказ Гиммлера. -- скривился Дитер. -- Тех кто укрывает у себя вражеских солдат и офицеров казнят со всей семьей, суки. Ладно, не бери в голову, Рольф. Дети и так без родителей перемрут с голоду, тут приютов для сирот нет и будут не скоро.
   -- А местные...
   -- Глянь на этих местных. -- фон Берне кивком указал на жалкие домишки из обоженной глины. -- У самих семеро по лавкам, и все полумертвые от постоянного голода. Куда им чужих-то еще в нахлебники брать?
   Оберлейтенант снова сплюнул.
   -- Англичанину-то, которого покойник прятал, страшнее лагеря военнопленных ничего не грозит. Именно это, похоже, наш бравый штурнбанфюрер аборигенам и объясняет. Чтоб, значит, сами выдавали французов и англичан, не давали устроить партизанскую войну, да и сами не рыпались. Но если он ко мне еще раз с приказом выделить солдат для расстрела гражданских подойдет, я ему тоже в морду дам.
   Оберлейтенант раздраженно посмотрел на руководившего НКВД-шниками советского лейтенанта госбезопасности, левая глазница которого отливала всеми оттенками синего и лилового. Кривченко оказался менее сдержан в выражении своих эмоций при получении приказа, нежели его германский коллега.
   -- Вот какого хрена мы, горные стрелки, тут торчим? -- процедил он. -- Если СС устраивает тут такое, то пускай их хваленые Ваффен-СС и обеспечивали бы создание этого чертова Израиля.
   "Чертову Израилю", по соглашению между странами-победителями, границы были определены аж времен Ирода Великого, причем мнение по этому поводу тех, кто жил на землях Иудеи последние пару тысяч лет, спрашивать никто не собирался, а с учетом того, что сами евреи никого, кроме себя самих, видеть на Земле Обетованной осбо не желали, массовые депортации в ближайшем будущем становились суровой неизбежностью. Собственно, окупационные власти уже создавали все предпосылки для того, чтоб местные собирали манатки и уматывали на все четыре стороны.
   -- Дядька Афанасий, а дядька Афанасий. -- покуда фон Берне выражал мнение о происходящем своему взводному, советские солдаты тоже не особо-то и безмолвствовали.
   -- Сколько раз тебе говорено, что не дядька Афанасий, а товарищ старшина. Хоть товарищу Сталину письмо пиши, чтоб родственникам под моим началом служить запретил, ей же ей. -- ответил зрелый мужик со знаками различия старшины молоденькому красноармейцу. -- Чего тебе, Ваня?
   -- Извини, товарищ старшина дядька Афанасий. -- потупился паренек. -- Я спросить хотел. Эти вот в черном, они кто?
   -- Эти? Немецкое НКВД, Гестапо называется, и евреи из дивизий "Царь Давид" и "Царь Соломон". Тут кругом, в древности, еврейская страна была, а потом древние итальянцы их отсюда турнули. Ну, слыхал, поди, как у нас неблагонадежных на поселение ссылают в Сибирь или еще куда? Вот и те евреев, всех гуртом, по той же статье выслали. Потом эту землю англичане захватили, а Гитлер евреям оружия дал, свою страну отвоевать. Они и отвоевали, теперь обустраиваются, свои порядки взад наводят.
   -- Это что ж, дя... товарищ старшина, выходит мы за евреев воевали? -- простодушное лицо красноармейца отразило неподдельное изумление.
   -- Тьфу, пропасть. -- сплюнул тот. -- За евреев воевали немцы, а мы -- против капиталистических агрессоров. Усек?
   -- Ага.
   -- Не "ага", а "так точно".
   -- Так точно. А я еще спросить хотел.
   Наверное именно с тем выражением лица, которое появилось у старшины после этой фразы племянника, театральным актерам и следовало бы произносить реплику "Боги, за что караете?"
   -- Слушаю тебя, товарищ красноармеец. -- вздохнул он.
   -- А того мужика, его за что повесили? Там по-немецки написано и закорючками какими-то, а мы в школе только французский учили, да и то я его... очень не очень.
   -- За укрывательство. -- нехотя буркнул старшина. -- Английского офицера прятал. Ну, как если б у нас кто какую контру недобитую, или басмача там какого. И семью его всю в расход пустят сейчас. Лагерей-то у евреев нету, вот так и приходится.
   -- Жестоко.
   -- Их страна, их и порядки. -- пожал плечами старшина.
   Сухо затрещали винтовки расстрельной команды, и семья пастуха, переломанными куклами полетела вниз с обрыва. Несколько бойцов в оцеплении, и русские, и немцы, непроизвольно вздрогнули, а иные и отвернулись. Толпа вновь подняла громкий вой.
   -- Сдается мне, -- задумчиво произнес красноармеец Ваня, -- что это у нас, в СССР, евреи живут, а тут сплошь жиды какие-то.

Из приказа Верховного командования Германии

   "Выполнение особых задач полиции безопасности вне войск делает необходимым применение зондеркоманд полиции безопасности (СД) в оперативной области.
   1.) Задачи:
   a) В тылу армии:
   Выявление перед началом операций определённых объектов (материалов, архивов, картотек организаций, объединений, групп врагов Рейха), а также особо важных личностей (авторитетные эмигранты, саботажники, террористы и т.д.)...
   b) В тылу войск:
   Разведка и борьба с устремлениями врагов Рейха, пока они не организованы во вражеские отряды, а также общее информирование командующего тылом войск о политическом положении...
   Зондеркоманды имеют право в рамках своих задач на свою ответственность применять карательные меры против гражданского населения".

Из интервью группенфюрера СС в отставке Отто Олендорфа телеканалу CNN в 1979 г.

   Олендорф: Массовые расстрелы имели место тогда за пределами "исправляемого" населённого пункта, причём местом казни служили естественные углубления, оставленные позиции пехоты или артиллерии или, прежде всего, противотанковые рвы или вырытые самими жертвами братские могилы. При казнях, которые происходили в первые месяцы оккупации, умерщвлялись только мужчины в возрасте между восемнадцатью и шестьюдесятью пятью годами, в то время как женщин и детей тогда ещё щадили. Однако позднее, особенно после создания Израильского государства, перешли к умерщвлению мужчин и женщин всех возрастов, а также детей. После окончания приготовлений, жертв, ждавших после выгрузки из грузовиков дальнейших событий возле расстрельной могилы сидя на земле, члены айнзатцкоманды, израильские шутцманншафты или сотрудники Моссада подводили к могиле или гнали к ней палками по образованным из членов команды коридорам. После того, как те отдавали свои ценности и хорошо сохранившуюся одежду, если они у них вообще имелись и это ещё не произошло ранее, они должны были лечь лицом вниз в могилу и умерщвлялись выстрелом в затылок. Весной поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни. С тех пор женщин и детей доставляли ко рвам в грузовиках, оборудованных газовыми камерами. Автомобили были сконструированы специально для этой цели двумя берлинскими фирмами. Снаружи нельзя было определить, для чего они предназначались. Выглядели они как обычные фургоны, но устроены были так, что с запуском двигателя выхлопные газы подавались в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти-пятнадцати минут всех, кто там находился.
   Интервьюер: Сколько было казнено с помощью этих автомобилей?
   Олендорф: Я не могу назвать точную цифру, но сравнительно это было очень немного, примерно, несколько сотен.
   Интервьюер: Вы сказали, что в этих машинах казнили главным образом женщин и детей. По каким соображениям?
   Олендорф: Существовал категорический приказ Гиммлера по этому поводу. Женщины и дети, согласно этому приказу, должны были быть умерщвлены именно таким образом для того, чтобы избежать лишних душевных волнений, которые возникали в связи с другими видами казни. Это также давало возможность мужчинам, которые сами были женаты, не стрелять в женщин и детей. Захоронение погибших в грузовиках с газовыми камерами и так было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций.
   Интервьюер: Наблюдал ли кто-либо за поведением казнимых в этих машинах?
   Олендорф: Да, врачи.
   Интервьюер: По каким мотивам истребляли детей?
   Олендорф: Был приказ о том, что арабское население в Израиле должно быть полностью уничтожено.
   Интервьюер: В том числе и дети?
   Олендорф: Да.
   Интервьюер: Только ли детей арабов уничтожали?
   Олендорф: Да.
   Интервьюер: А детей тех, кого вы относили к категории мулл и дервишей из представителей других народов, тоже уничтожали?
   Олендорф: Мне не известно, чтобы когда-либо разыскивали семью муллы.

Из докладной записки конструктора газенвагенов, Беккера.

   "...применение газа не всегда осуществляется правильно. Для того чтобы поскорее завершить операцию, водитель нажимает на акселератор до отказа. При этом лица, подлежащие умерщвлению, погибают от удушья, а не от отравления газом, погружаясь при этом в сон... Мои рекомендации подтвердили теперь, что при правильной регулировке рычага смерть наступает быстрее и узники засыпают мирным сном. Искажённых от ужаса лиц и экскрементов, как это было раньше, не наблюдается".
  

Бранденбург-на-Хафеле, штаб 1-го батальона

800-го полка особого назначения "Бранденбург"

10 марта 1942 г., 14 часов 25 минут

  
   -- А, входите юноша, входите. -- командир батальона, Теодор фон Хиппель, улыбнулся и махнул рукой.
   -- Герр гауптман, оберпионер Гудериан по вашему приказанию прибыл! -- щелкнул у порога каблуками молодой человек в форме бранденбуржца.
   -- Вольно, Гейнц. Проходите, присаживайтесь. -- фон Хиппель с улыбкой доброго дядюшки наблюдал за тем как подтянутый молодцеватый солдат проходит по его кабинету и занимает место за столом. -- Надо же, я и оглянуться не успел, как вы из мальчика превратились в юношу... В тыл врагов под видом пастушка вас теперь не пошлешь. Как же летит время-то, а? Вроде бы только вчера вас первый раз всех на плацу увидал -- маленьких, тощеньких, ну сущих гадких утят. А теперь вымахали, возмужали -- не лебеди, орлы.
   Гауптманн вздохнул. Оберпионер бесстрастно слушал слова начальства и, если и дивился в глубине души таковым разглагольствованиям командира, виду не подавал.
   -- Но это все лирика, Гейнц. -- продолжил беседу фон Хиппель. -- А меж тем суровые будни диктуют нам иной настрой. В штабе не вовремя занялись арифметикой и подсчитали, что через два дня я должен буду вас демобилизовать.
   -- Как-так, через два дня? -- встрепенулся парень. -- Прошу простить, герр гауптманн, это... неожиданная новость.
   -- Да вот так вот, юноша. -- пожал плечами командир батальона. -- Вы официально были зачислены как кандидат в егеря в день вашего спасения горнострелками Шранка, война с Англией и Францией окончательно закончена, арабских партизан в Сирии, Египте и Израиле айнзацкомманды разгонят, а для противостояния с США такие крупные вооруженные силы не нужны. Вы выслужили два года, пора, как считает ОКХ, отправляться на гражданскую жизнь.
   Гауптамнн помолчал и, со слабо замаскированным ехидством поинтересовался:
   -- Еще не думали, чем будете заниматься после службы, Гудериан?
   -- Нет, герр офицер, не думал. -- помотал головой молодой человек. -- Да я себя вообще уже вне службы не представляю! И... Ну не в СССР же мне возвращаться -- никто меня там, кроме людей товарища Берия, ждать не будет.
   За прошедшие с момента гибели "Черноморца" два года Геннадий Кудрин напрочь лишился иллюзий насчет своей Родины, не обольщаясь, впрочем, и на счет Рейха. Здесь он тоже никому, кроме непосредственного командования (и озорной хохотушки Хельги, живущей в каком-то квартале от казарм батальона и стерегомой от внимания солдатиков -- а особенно его, Гудериана, -- злющим аки Цербер папашей) нужен не был.
   -- А вы на редкость здравомыслящий юноша, Гейнц. -- вздохнул фон Хиппель. -- Знаете, мне тоже это все отнюдь не по нраву -- получается так, будто бы мы выкидываем вас на улицу, словно ненужный хлам.
   Он помолчал, и словно невпопад добавил.
   -- Недавно я ездил в Берлин, прогулялся... -- гауптманн улыбнулся и помолчал мгновение. -- Повстречал старого приятеля, он сейчас преподает в офицерской школе СС. Туда набор скоро начинается. Хотите дам рекомендации?
  

"Daily Post", 02 апреля 1942 г.

   Как сообщает наш вашингтонский корреспондент, вчера, 01 апреля, ВМФ США и Канады нанесли удар по немецкой военно-морской базе подводных лодок "Абендрёте", расположенной на Азорских островах. В посольстве США нам подтвердили эту информацию, уточнив, что удар наносился с авианосца ВМФ США, "Уосп", и канадского авианосца "Илластриес". Напоминаем нашим читателям, что авианосец "Илластриес" состоял на службе во флоте Его Величества до 25 сентября 1941 года, когда он был захвачен американской морской пехотой в гавани Рейкьявика и передан Канаде.
   По данным американских военных, в результате налета было уничтожено или серьезно повреждено от 12 до 17 субмарин и большая часть береговой авиации, прикрывавшей базу. Ответным ударом германской и португальской морской авиации был незначительно поврежден крейсер ВМС Канады, "Принц Дэвид". По неподтвержденным данным некоторые повреждения получил также и "Уосп".

"Der Angriff", 03 апреля 1942 г.

   ...возвращавшийся для пополнения боезапаса на базу "Абендрёте" советский U-бот Щ-215 обнаружил в открытом море поврежденный канадский крейсер под охраной двух эскадренных миноносцев. Крейсер имел сильный крен на левый борт и давал ход не более десяти узлов. Пользуясь ситуацией, капитан советской субмарины выпустил по крейсеру обе оставшиеся у него торпеды и, через 8 и 13 секунд с момента начала атаки зафиксировал два взрыва. По сообщению с борта U-бота, все еще не дошедшего до базы, преследование его корабля эсминцами почти не производилось в связи с эвакуацией ими экипажа крейсера. Как нам сообщили в штабе командующего подводными силами Рейха в Атлантическом океане, вице-адмирала Лотара фон Арнольда де ла Перьер, с большой долей вероятности можно предполагать, что советскими подводниками был добит, поврежденный нашей морской авиацией у Азорских островов, крейсер "Принц Дэвид"...

Окрестности атолла Мидуэй

04 апреля 1942 г., 17 часов 25 минут

  
   Неожиданное появление на радарах множественных воздушных целей -- явно превосходящих по количеству авиагруппу "Секаку" раза эдак в два, -- стало для адмирала Холси крайне неприятной неожиданностью. Кто это и откуда взялся, предполагать он, безусловно, мог, однако до сего момента ничто не указывало на возможность участия в бою этих сил. Однако когда, недолгое время спустя, над защищающей атолл, но почти лишенной воздушного прикрытия эскадрой появились самолеты с японскими, немецкими и советскими опознавательными знаками никаких сомнений более быть не могло: соединение тюдзё Такаги Такео, якобы выдвинутое к Алеутским островам, подоспело к Мидуэю, дабы поставить в сегодняшнем деле большую и жирную точку. В атаку шли пилоты с "Секаку", "Цепеллина", "Рихтгофена", "Щорса" и "Комсомольца".
   В первоначальные планы японского командования захват Мидуэя не входил -- границей планируемой экспансии должна была стать линия, проходящая через Курильские острова, острова Маршалла, Бисмарка, Тимор, Яву, Суматру, Малайю и Бирму, а все последующие действия должны были вестись только с целью закрепления и усиления этого оборонительного рубежа. Невзирая на громкие лозунги об Азии для азиатов (под эгидой Японии, разумеется -- вслух об этом не говорилось, но подразумевалось), правительство Хирохито прекрасно осознавало невозможность "переварить" чересчур большой кусок геополитического пирога.
   Потери, понесенные в бою в Коралловом море, не заставили японцев отказаться от плана оккупировать Порт-Морсби. Они просто изменили его, решив направиться туда по суше, через хребет Оуэн-Стенли. Противостоять в этом регионе на морях им было уже практически некому -- уничтожив основные силы союзников США и потеряв при этом всего три эсминца японцы "нагуляли аппетит", возомнили себя непобедимыми и приняли решение окончательно разрешить вопрос с США, отложив разгром австралийцев на будущее. История не знала еще случаев, чтобы такие колоссальные приобретения доставались завоевателю по столь смешной цене.
   Вдохновленные легкими успехами в юго-западной части Тихого океана, японцы решили вынести свой внешний оборонительный рубеж за пределы намеченные ими до войны. Активные действия американских авианосных соединений склонили японцев к мнению о том, что их метрополия не будет в безопасности, если у них не появится небольшой плацдарм на Алеутских островах и они не захватят остров Мидуэй. Их новые честолюбивые планы расширения сферы своего господства дальше на восток, север и юг предполагали захват Порт-Морсби с целью усиления южного фланга рубежа на Новой Гвинее и островах Бисмарка; захват Мидуэя с целью усиления своей обороны в центральной части Тихого океана и проведения решающего сражения с военно-морским флотом США, который будет вынужден принять его; вторжение на западные Алеутские острова с целью усиления обороны северного района, и, как финал этого громадья планов, захват островов Новая Каледония, Фиджи и Самоа с целью перерезать коммуникации между США и Австралией. Успех последней группы мероприятий зависел от успеха предыдущих, но однозначно вел к выведению из войны Австралии -- обороняться без помощи США этот доминион был бы не в состоянии. Не стоило сбрасывать со счетов и возможность того, что после разгрома своего Тихоокеанского флота (если он будет убедительным и полным), США могут запросить мира, а это автоматически снимало и вопрос войны с Австралией.
   "Дзуйкаку" погиб во время битвы в Коралловом море, но остальная часть флота была в полной исправности, и операции по захвату острова Мидуэй и оккупации западных Алеутских островов были предприняты, и предприняты одновременно. Ко всему прочему японские авиаторы сильно преувеличили свои воздушные победы и доложили о не менее чем четырех попаданиях в "Йорктаун", так что Ямамото Исоруку пребывал в уверенности как в тяжелых потерях в авиагруппах "Йорктауна" и "Саратоги", так и в значительных повреждениях у одного из этих авианосцев. На самом деле, хотя потери у американцев в летчиках и были, авианосцы удалось доукомплектовать теми пилотами с "Энтерпрайза" и "Лексингтона", что пережили налет на Перл-Харбор. Хватило ровно в притык.
   А попадания бомб в авианосец японцам просто помстились.
   Высадка десантов на Мидуэй и Алеутские острова была намечена на 10 апреля 1942 года. В состав основных сил, которые должны были принять в них участие, входили 7 авианосцев, 11 линейных кораблей, 24 крейсера, 66 эскадренных миноносцев и 17 транспортов и других вспомогательных судов. Кроме того, между Мидуэем и Алеутскими островами соединились в единую группу резерва остатки 5-ой дивизии авианосцев, прибывшие наконец на Тихий океан "Граф Цепеллин" и "Барон Манфред фон Рихтгофен", в сопровождении "Биссмарка", "Шарнхорста" и "Гнейзенау", а также советские эскортные авианосцы "Щорс" и "Комсомолец" при шести эсминцах во главе с лидером "Баку". СССР не состоял в войне с США -- это досадное упущение товарищ Сталин поручил исправить Наркоминдел Литвинову сразу же, как поступит сообщение о начале боестолкновения между японцами и американцами у Мидуэя, что тот и сделал. 4 апреля, в 16:00 Союз Советских Социалистических Республик объявил войну Соединенным Штатам Америки.
   Американцы смогли противопоставить этой армаде всего 3 авианосца, 8 крейсеров и 14 эскадренных миноносцев. Их линейные корабли, оставшиеся в строю после Перл-Харбора, базировались в Сан-Франциско, где они были ограждены от воздушных бомбардировок. Приказ находиться в районе боев, пока будет вестись Мидуэйская операция, они получили но с выдвижением на этот ТВД безнадежно опоздали.
   Также для прикрытия острова в район будущего сражения были выдвинуты два с половиной десятка американских субмарин.
   По представлениям о боевой мощи -- что устаревшим, но все еще бытующим, где решающим оружием считались орудия кораблей, что по новейшей, только начавшей укоренятся авианосной доктрине, -- превосходство японцев было не подавляющим даже, а раздавляющим. Но существовал еще один фактор, вселявший в американское командование обоснованную надежду на победу в этом сражении. Американским специалистам по связи удалось расшифровать японские коды, и адмирал Нимиц в Перл-Харборе из перехваченных радиограмм противника имел вполне четкое представление о том, что собирались делать японцы. Он имел достаточно полные данные о составе сил противника и о том, где он должен был нанести удар. У него не вызывало ни малейших сомнений, что главный удар будет нанесен по острову Мидуэй и второстепенный -- по Алеутским островам. Правда о соединении Такаги информации у него не было, поскольку им применялись германские коды и усовершенствованные с помощью разработок Цузе (13) "Энигмы", код которых взломать пока еще никому не удалось. Не было данных и о месте нахождения германских авианосцев -- их боеспособность, впрочем, вызывала в США серьезные сомнения. "Рихтгофен" едва-едва успел войти в состав флота, а "Цепеллин" почти никак не проявил себя во время "Зеелёве". Советский же Тихоокеанский флот у американского командования и вовсе ничего кроме усмешки не вызывал, а возможное вступление в войну СССР воспринималось в штабе Нимица по тому же разряду, что и глупый анекдот.
   Но все же в штабе американского флота несколько беспокоились по поводу того, не были ли перехваченные и расшифрованные радиограммы переданы умышленно с целью введения их сил в заблуждение, тогда как действительный удар будет нанесен в другом месте. Тем не менее после оценки всей информации были немедленно приняты меры для усиления обороны Мидуэя. На острове был усовершенствован аэродром, туда была переброшена эскадрилья армейских тяжелых бомбардировщиков В-17, и численность авиагруппы корпуса морской пехоты была доведена до 28 истребителей и 34 пикирующих бомбардировщиков. К силам обороны атолла также прибавились 2 эскадрильи морских патрульных самолетов.
   16-е оперативное соединение, состоящее из авианосца "Хорнет", крейсеров "Пенсакола" (флагманский корабль контр-адмирала Кинкейда), "Нортхэмптон", "Винченнес", "Минеаполис", "Нью-Орлеан", "Атланта", эсминцев кэптена Эрли "Филпс", "Бэлч", "Бэнхэм", "Уордэн", "Эйлвин", "Монагхэн", "Эллет", "Мэюри" и "Коньюнгхэм", получив задание занять позицию северо-восточнее острова Мидуэй, 28 марта 1942 года выдвинулось из Перл-Харбора к месту дислокации, а двумя днями позже в тот же район вышло 17-е оперативное соединение адмирала Брауна. Там оба соединения должны были действовать под командованием Холси.
   Японские силы направлялись к своей цели тремя группами: главные силы -- с запада, десантные силы -- с юго-запада, а подвижные силы, в состав которых входили авианосцы, -- с северо-запада. Гораздо севернее, где-то между Гавайскими и Алеутскими островами (где точно из соображений секретности не знал никто, даже сам Ямомото) болталось японо-германо-советское соединение Такаги. К северо-востоку от острова Мидуэй противника ожидала эскадра адмирала Холси. Также ожидали противника и готовились к бою с ним самолеты и силы наземной обороны на острове. Именно авиаторы берегового базирования и сумели обнаружить японцев еще на дальних подступах к атоллу.
   Около 9 часов утра 3 апреля 1942 года морской патрульный самолет, производивший дальний поиск в западном направлении, заметил в 500 милях к юго-западу от Мидуэя многочисленные транспорты и корабли их эскорта. Это были десантные силы японцев, с которыми шли две плавучие базы гидросамолетов
   Вскоре после этого, в 700 милях к западу от острова были обнаружены главные силы, в состав которых входило много линейных кораблей и крейсеров. В числе этих сил не был обнаружен ни один авианосец. Хотя малый авианосец "Дзуйхо" первоначально находился с главными силами, к этому моменту он уже отделился от них для участия в операции на Алеутских островах. Обнаружить подвижные силы Нагумо американцам помешала испортившаяся погода.
   Добраться до японских транспортов -- а в случае их уничтожения США могли себе позволить не вступать в рискованный бой с превосходящими силами врага, -- на таком большом расстоянии не могли никакие американские самолеты, кроме В-17. Вскоре после полудня эскадрилья этих тяжелых бомбардировщиков под командованием подполковника Суини, получившая задание нанести первый удар, поднялась в воздух. В 16:23, после продолжительного перелета над океаном, они обнаружили японские транспорты и атаковали их с горизонтального полета. Когда самолеты подходили тремя эшелонами на высоте 8000, 10000 и 12000 футов и сбрасывали бомбы, ни один японский самолет не оказал им сопротивления. Несмотря на это, а, быть может, благодаря мощному зенитному огню (хотя вряд ли) ни одна американская бомба в цель не попала. Экипажи бомбардировщиков, впрочем, были уверены в поражении нескольких целей, о чем бодро и отрапортовали.
   В четверть десятого ночи все того же 3 апреля четыре морских гидросамолета "Каталина" вылетели на проведение ночной торпедной атаки против транспортов. Все четыре самолета благополучно достигли заданной точки, где, вскоре после полуночи, увидели на экранах своих радиолокационных установок метки кораблей.
   Когда огромные неуклюжие гидросамолеты атаковали против луны, ночную тьму раскололи трассирующие пули и разрывы снарядов. Пустив торпеды по едва различимым, размытым силуэтам кораблей они на полной скорости прошли над кораблями конвоя, ведя по ним огонь и скрылись, не понеся потерь. Экипажи зафиксировали взрывы двух торпед, но какой урон понес противник им так и осталось неизвестным.
   На самом деле они повредили один транспорт и один из эсминцев охранения. Еще две торпеды прошли мимо.
   Японцы тоже не поняли, сколько именно самолетов их атаковало и еще некоторое время после ретирады "Каталин" палили в темноту.
   В ту ночь на и острове, и на флагманских кораблях оперативных соединений, и в Перл-Харборе ощущалось значительное беспокойство, потому что японские авианосцы все еще не были обнаружены. Они могли находиться в районе плохой видимости на северо-западе и готовиться к проведению на рассвете атаки против Мидуэя. Едва забрезжил рассвет, как гидросамолеты "Каталина" вылетели на поиск в этом направлении.
   Собственно, опасения американцев были совершенно обоснованными -- уже без четверти шесть утра один из самолетов-разведчиков доложил: "Много самолетов направляется к острову Мидуэй, пеленг 320 градусов, дистанция 150 миль". Вскоре после этого радиолокационная установка на Мидуэе обнаружила их на расстоянии 93 миль. Командование немедленно подняло летчиков 221-й истребительной эскадрильи корпуса морской пехоты на перехват. Двадцать четыре "Буффало" и "Вайлдкэта" встретили воздушную армаду японцев из семидесяти одного Аичи D3A, сопровождаемых двадцатью четырьмя Накадзима A6M2-N. (14)
   Американские летчики в этой схватке продемонстрировали высочайшие мужество и выучку -- уже будучи сами атакованы имеющими численное преимущество японскими истребителями, они решительно набросились на вражеские бомбардировщики, навязали им ожесточенный бой и сбили двадцать три "Вэла" и восемь "Зеро". На свой аэродром, после этой отчаянной сшибки, возвратилось всего десять машин морпехов.
   Несмотря на героическое сопротивление 221-й истребительной эскадрильи, оставшиеся сорок восемь японских бомбардировщика продолжали свой путь и сбросили бомбы на Мидуэй. Различным объектам были причинены серьезные повреждения, хотя японцы избегали сбрасывать бомбы на взлетно-посадочные дорожки, которые хотели сохранить для себя. В то время, как японские бомбы падали на атолл, "Каталина", ранее сообщившая о приближающемся налете, смогла обнаружить и вышедшие из района шторма авианосцы "Кидо бутай". Теперь Холси было известно местонахождение всех отрядов противника.
   Ямамото и Нагумо еще не знали, что авианосцы ТОФ США тоже находятся в районе боевых действий, и считали, что им придется иметь дело только с авиацией, базирующейся на острове. Американцы, в свою очередь, приложили все силы для того, чтобы они считали так и дальше.
   Сразу по обнаружении японских подвижных сил, четыре армейских самолета В-26 "Мародер", вооруженных торпедами, и шесть морских торпедоносцев TBF "Авенджер" из состава 8-й торпедоносной эскадрильи вылетели, без истребителей прикрытия, с Мидуэя, чтобы сделать попытку прорваться через сильное воздушное охранение вокруг японских авианосцев. Холси, безусловно, мог бы выделить им эскорт из палубных истребителей, но предпочел до поры не выдавать своего присутствия. Как результат, на свои аэродромы вернулось только два армейца и один торпедоносец. Повреждений японскими кораблями получено не было.
   Следующая попытка уничтожить вражеские авианосцы была сделана 24-й эскадрильей пикирующих бомбардировщиков морской пехоты, также не имевшей истребителей прикрытия. Снова японская ПВО оказалась совершенно непроницаемой: 12 бомбардировщиков были сбиты, а из 16 вернувшихся на базу только 11 годились для дальнейшего боевого использования. Летчики утверждали, что они добились трех попаданий в большой авианосец типа "Кага", но это, увы, действительности не соответствовало.
   Затем в 08:35 произвели атаку 14 армейских тяжелых бомбардировщиков "Летающая Крепость", также положившие все свои бомбы "в молоко". Все эти самолеты благополучно вернулись на базу невзирая на плотный зенитный огонь и отчаянные атаки японских истребителей.
   Впрочем, для сохранения тайны нахождения у атолла авианосцев США этот налет был уже бесполезен -- за час до того, как первая авиабомба устремилась вниз, японские разведывательные самолеты обнаружили американские авианосцы. И, в любом случае, "Саратога" и "Хорнет" уже выпустили свои авиагруппы для удара по "Кидо бутай". Командир "Йорктауна", кэптен Букмастер, задержал высылку своих самолетов до девяти утра.
   Самолеты с "Саратоги" и "Хорнета", выйдя на счисленную позицию противника, не обнаружили ни одного корабля. Они дошли почти до предела своего радиуса действия однако атаковать было попросту некого. В этой ситуации каждая эскадрилья была вынуждена сама решать, где искать японцев. Израсходовав горючее на поиски противника в этом районе, самолеты с авианосца "Хорнет", кроме 8-й торпедоносной эскадрильи коммандера Уолдрена, не обнаружив противника, пошли обратно, причем 14 из них сели на Мидуэй, не добравшись до своего корабля-носителя. Первый блин не то, что вышел комом -- он не вышел вообще.
   Только 8-ой торпедоносной эскадрильи "Хорнета", удалось найти японские авианосцы -- в 25 милях к северо-западу от предполагаемого места нахождения их. Это были, окруженные кораблями охранения, "Акаги", "Кага" и "Сорю", державшиеся вместе, и "Хирю", находившийся на некотором расстоянии к северу от них.
   По каким-то причинам, так и оставшимся для последующих поколений загадкой, Уолдрен ничего не сообщил об обнаружении противника другим соединениям авиации, и торпедоносная эскадрилья безнадежно атаковала превосходящего противника, не имея истребителей прикрытия и не координируя свои действия в соответствии с атаками пикирующих бомбардировщиков.
   Нагумо заблаговременно озаботился выпустить истребители прикрытия, которые массированно атаковали американскую эскадрилью и с помощью зенитной артиллерии сбили все торпедоносцы. Очень немногие из них успели сбросить торпеды, и ни один из них не добился попадания. Из состава всей атаковавшей японцев эскадрильи уцелел только один человек -- младший лейтенант Гой. Когда пилотируемый им самолет упал в воду, он сумел выбраться из своей объятой пламенем машины и, уцепившись за подушку сиденья, сутки продержался на поверхности воды, после чего был подобран японским эсминцем.
   Атака 8-ой эскадрильи оказалась красивой, но бесполезной жертвой на алтаре бога войны.
   Без четверти десять утра японские авианосцы вновь подверглись атаке торпедоносцев, на сей раз -- с "Саратоги". Она также не имела ни истребителей прикрытия, ни пикирующих бомбардировщиков поддержки. В отчаянной попытке прорваться, теряя вспыхивающие одну за другой машины, эскадрилья атаковала японцев, и, хотя части торпедоносцев и удалось пустить свой груз во врага, попаданий добиться им также не удалось. Из всей эскадрильи вернулось только шесть самолетов.
   Едва закончилась вторая атака американцев на японские авианосцы, как за ней воспоследовала третья. В 10:00 "Акаги", "Кага", "Хирю" и "Сорю" были обнаружены 3-й торпедоносной эскадрильей с "Йорктауна". Имея шесть истребителей прикрытия, ее командир счел прорыв возможным, и не ожидая координирования своих действий с действиями пикирующих бомбардировщиков, направил свои самолеты в атаку.
   Он чересчур переоценил свои возможности. Большинство американских самолетов еще на подступах было сбито ураганным зенитным огнем и истребителями противника, и лишь пяти из них удалось сбросить торпеды, причем, как и у предшественников, ни одна из них не попала в цель. Всего два самолета из числа атаковавших смогли вернуться на "Йорктаун".
   Все базировавшиеся на Мидуэе самолеты -- армейские, морские и корпуса морской пехоты -- понесли огромнейшие потери, а теперь и три авианосные эскадрильи торпедоносцев были практически полностью уничтожены. Американцы не только платили непомерно дорогую цену за то, что их атаки не были координированы, но и, при этом, не добивались никаких результатов -- японские авианосцы не получили никаких повреждений, хотя и потеряли немало самолетов в сегодняшних воздушных схватках.
   Отбив атаки на свои корабли, и почитая после этого себя в полнейшей безопасности, японские авианосцы приняли на борт часть своих самолетов для заправки их горючим и перевооружения. Нагумо готовил их к атаке против "Йорктауна", "Хорнета" и "Саратоги", которые, как ему было известно, находились недалеко от "Кидо бутай" на востоке. Японцы предполагали нанести американскому флоту последний удар, который должен был окончательно вывести США из войны. Как раз на нечто подобное и рассчитывали японцы, когда предприняли захват острова Мидуэй.
   Взлетные палубы авианосцев были забиты самолетами, вокруг которых суетился обслуживающий их персонал, большая часть истребителей воздушного прикрытия, после избиения торпедоносцев все еще барражировала на небольшой высоте, и как раз в это время на большой высоте, одновременно, появились пикирующие бомбардировщики с "Саратоги" и "Йорктауна", причем эскадрильи, при этом, даже не подозревали друг о друге.
   Только большим американским везением можно объяснить то, что случайно эти две группы самолетов избрали различные цели. При превосходной видимости, не обращая никакого внимания на ураганный зенитный огонь, они на огромной скорости, почти вертикально, камнем падали вниз на японские авианосцы, чтобы сбросить бомбы с 2500 футовой высоты. Пикировщики с "Саратоги" вогнали три 1000-фунтовые бомбы прямо в палубу "Сорю" и четыре бомбы в "Кага". Эскадрилья "Йорктауна" добилась двух попаданий в "Акаги". Очень скоро три поврежденных авианосца были охвачены пламенем, и не могли выпустить перевооружавшиеся на их палубах самолеты, которым также суждено было стать добычей для огня. "Хирю", находившийся севернее, повреждений не получил.
   Во время этой атаки японцы сбили всего 14 самолетов с авианосца "Саратога", еще часть эскадрильи, на обратном пути, была вынуждена совершить посадку на воду, израсходовав все горючее. Самолеты "Йорктауна" благополучно вернулись на свой корабль в полном составе.
   Покинув пылающий "Акаги", Нагумо Тюити отправился на "Хирю", который благополучно избежал атаки пикирующих бомбардировщиков, но еще до того, как он добрался до авианосца, командир "Хирю", тайса Каку Томео, выслал свои самолеты в атаку против вражеских оперативных соединений.
   Выдвинувшись в место предполагаемого нахождения американской эскадры, они обнаружили "Йорктаун", но и сами были замечены радиолокационной установкой. В 11:59 двенадцать американских истребителей перехватили их, навязали бой и сбили почти половину из них. Однако половина -- это еще не вся авиагруппа, тем более уж почти половина. Восемь пикирующих бомбардировщиков благополучно прорвались к авианосцу и сбросили бомбы, три из которых угодили точно в цель. Две из них прошли через полетную палубу и взорвались на ангарной палубе, вызвав пожар среди находившихся там самолетов. Третья взорвалась в дымовой трубе, и погасила этим топки котлов. На некоторое время "Йорктаун" потерял скорость, однако весьма быстро пожары и повреждения были локализованы, и к 13.50 поврежденный авианосец спокойно давал 19 узлов. Пожар на ангарной палубе также был потушен, авианосец вновь начал прием и выпуск самолетов.
   Еще девять минут спустя субмарина "Наутилус", которая все утро пыталась отыскать противника, обнаружила борющийся с последствиями налета американцев "Сорю". Несмотря на охранявший его эскадренный миноносец, подводная лодка атаковала японский авианосец, поразила его тремя торпедами и благополучно ретировалась.
   Эта атака добила "Сорю". Хотя он и продержался на плаву до семи часов вечера, огонь и вода из пробоин сделали свое дело -- в 19:10 корабль тайса Янагимото Рюсаку лег на борт и затонул. Находившийся рядом с ним "Кага" пережил своего собрата ненадолго: пятнадцать минут спустя после гибели "Сорю", на продолжавшем борьбу с пожарами корабле взорвались цистерны с бензином и он тоже отправился на дно морской пучины.
   Это, однако, произошло позже, пока же оба авианосца еще продолжали бороться за жизнь, а "Хирю" -- за победу. В 14:27 американцами была обнаружена вторая группа самолетов противника, надвигавшаяся на "Йорктаун". Бомбардировщиков в ней не было, она состояла из истребителей и торпедоносцев. Американцы вновь пошли на перехват и в новой ожесточенной стычке их истребители сбили большую часть атакующих авианосец самолетов, но пять из них все же успели сбросить торпеды. С двумя из них "Йорктауну" разминуться не удалось -- они угодили ему в борт. На авианосце разорвало обшивку корпуса, машины остановились, образовался крен, который продолжал увеличиваться. В 15:00 экипаж покинул потерявший ход корабль, из борта которого валил дым, и адмирал Браун двинул свое 17-е оперативное соединение на восток, оставив авианосец на волю ветра, волн и эсминца "Хамманн", капитану которого было поручено добить авианосец торпедами, если потребуется, но не дать японцам захватить его.
   Пока торпедоносцы и бомбардировщики с "Хирю" атаковали "Йорктаун", самолет-разведчик с этого авианосца обнаружил сам "Хирю" (который теперь отходил на северо-запад) и прикрывавшие его два линкора, три крейсера и четыре эсминца. "Саратога" и "Хорнет" немедленно выслали к нему свои эскадрильи пикирующих бомбардировщиков, которые к этому времени уже вернулись на авианосец, где приняли горючее и перевооружились, а так же почти все свои истребители для их защиты.
   К 17:00 атакующие самолеты оказались в непосредственной близости от авианосца. Жалкие остатки армады истребителей, которая была у "Кидо бутай" в начале этого дня, попытались оказать сопротивление превосходящим силам противника, но были довольно быстро уничтожены, после чего бомбардировщики вошли в пике. Группа авианосца "Саратога" атаковала первой и добилась восьми попаданий в "Хирю" -- последний из больших японских авианосцев, которые так успешно начали этот день.
   Увидев, что "Хирю" сильно горит, бомбардировщики с "Хорнета" атаковали линейный корабль "Харуна" и крейсера "Тоне" и "Тикума" -- эти, правда, безрезультатно.
   Казалось, что на этом бой закончен, причем закончен победоносно, и адмирал Холси обеспечил США безусловное господство на море; хотя "Йорктаун" и был оставлен экипажем, "Саратога" и "Хорнет" не имели никаких повреждений. Господство американцев в воздухе означало и их господство в районе боевых действий, в связи с чем у Ямамото был только один путь -- отступать. И именно тогда, когда авиагруппы американцев разворачивались к своим кораблям, Ямамото применил свой последний козырь: добравшиеся наконец-то к месту сражения "Секаку", "Щорс", "Рихтгофен", "Комсомолец" и "Цепеллин".
   Теперь ситуация с атакой "Хирю" повторилась с точностью до наоборот: слабое истребительное прикрытие "Хорнета" и "Саратоги" не смогло долго сопротивляться Bf-109, Як-1 и Накадзима A6M2-N. И уже японские Аичи D3A, немецкие Junkers-87C и советские Су-2 заходили на штурмовку сквозь яростный зенитный огонь.
   Впрочем, в штабе Нимица не зря сомневались в возможностях немецких и советских летчиков воевать на море. Если пилоты "Графа Цепеллина" имели хотя бы минимальный опыт реальной атаки морских целей, а пилоты истребителей и у немцев, и у русских были асами, воевавшими друг с другом еще в небе Испании, то штурмовики "Рихтгофена", "Щорса" и "Комсомольца" оказались подготовлены явно недостаточно (а уж о боевом слаживании между эскадрильями разных стран и вовсе речи не шло) и дружно промазали мимо американских авианосцев. Четыре из пяти попавших в "Хорнет" и "Саратогу" бомбы сбросили японцы.
   Подошедшие вторым эшелоном торпедоносцы Накадзима B5N с восходящим солнцем или крестами на крыльях (15) и Р10-Т со звездами тоже не смогли нанести серьезного ущерба: японцами были потоплены два эсминца эскорта -- немцы и русские, упорно рвущиеся к основным целям, потеряв по две трети своих машин все же смогли поразить "Саратогу" и "Хорнет". Каждому досталось по одной торпеде. На обоих авианосцах вспыхнули пожары, корабли потеряли часть хода, но, как и в случае с "Йорктауном" после первого налета, с повреждениями удалось справиться и оба корабля даже смогли принять часть своих авиагрупп. Большинству, самолетов, впрочем, пришлось совершить посадку на Мидуэй, поскольку Холси, опасаясь повторения атак, отдал приказ соединению отступать в Перл-Харбор.
   "Акаги" и "Хирю" горели всю ночь, и к пяти утра экипажи покинули оба авианосца. Хотя они и остались на плаву, повреждения кораблей были чрезвычайно велики. Отбуксированные для ремонта, они так и простояли в доках до конца войны, а после заключения мира были сразу же сданы на слом. Впрочем, поскольку США не обладали точной информацией о степени их поврежденности, возможность их участия в последующих боевых действиях американцам, при составлении планов, приходилось учитывать, что довольно сильно сковывало их свободу действий.
   "Йорктаун", оставленный 4 апреля в 15:00 оперативным соединением, после того как его покинул экипаж, следующим утром был найден небольшим американским буксиром "Вирео", высланным на помощь авианосцу из Перл-Харбора. Авианосец все еще находился под охраной эскадренного миноносца "Хамманн", не покинувшего его до последнего, несмотря на серьезную опасность быть обнаруженным и уничтоженным. Огня на авианосце не было видно, крен не увеличился, непосредственная опасность гибели отсутствовала. Совершенно спокойно, будто бы поблизости и не находилось множество вражеских кораблей, "Вирео" высадил на борт "Йорктауна" аварийно-спасательную партию, закрепил буксирный трос и оттащил авианосец к Перл-Харбору. Во время награждения экипажа буксира в Белом Доме, президент Рузвельт назвал этот эпизод "самой потрясающей наглостью в истории флота не только США, но и всего мира". Император Хирохито также высоко оценил доблесть этих моряков, наградив их, после окончания войны, высшими государственными наградами Японии.
   Кто знает, удалась ли бы вообще эта спасательная операция, или нет (скорее всего -- однозначно нет), если бы ранним утром этого дня вновь не отличился бы экипаж субмарины "Наутилус". На самом рассвете подводная лодка, до этого успешно удравшая от эскорта подбитого "Сорю", буквально напоролась на соединение Такаги, торпедировала "Комсомолец", отчего тот затонул в течение получаса, и вновь была такова. Эта атака вынудила авианосцы, вместо поиска находящихся поблизости американских кораблей, поспешить убраться из опасного района.
   Последовавшая затем десантная операция на Мидуэй закончилась победой Японии (гарнизон удерживал оборону две недели, взлетно-посадочные полосы на нем за время боев пришли в полную негодность, так что аккуратность японских бомбардировщиков во время первого налета на остров пропала в туне), однако в целом ситуация на Тихом океане сложилась патовая: японцам, несмотря на победу, нечем было, после потери четырех из пяти больших авианосцев, наступать, а американцам, у которых все три авианосца нуждались в ремонте, нечем было контратаковать. Кроме того, обе стороны потеряли львиную долю обученных пилотов-палубников, и взять новых, в ближайшее время, было негде. При этом, в долгосрочной перспективе ситуация складывалась отнюдь не в пользу Японии: США сразу после Перл-Харбора заложили серию из двадцати четырех авианосцев типа "Эссекс", а соревноваться в скорости строительства кораблей и подготовки их экипажей японская промышленность с американской не могла. Германская программа развития флота, правда, предусматривала строительство больших авианосцев, но тоже отнюдь не в таком количестве и совсем не скоро, а модернизация недостроенного итальянского линкора "Империо" в авианосец также обещала быть долгой. О Советском Союзе и говорить не приходилось: владивостокский Дальзавод едва-едва справился с переоборудованием в авианосец и модернизацией двигателей старой калоши, к тому же потопленой "Наутилусом", а Судостроительный завод N402 в Молотовске и эскортный-то авианосец строил черт знает сколько времени. Даже средний авианосец, вроде "Цепеллина", был для советской промышленности тяглом неподъемным. Полученный же СССР наконец, -- всего за неделю до битвы при Мидуэе, -- от шведов, после долгой подковерной борьбы с "лучшим другом советского народа" (как сам себя называл Гитлер) за обладание, французский авианосец "Беарн", интернировавшийся в Стокгольме, на поверку оказался таким барахлом, что посылать его куда-то за пределы Балтики смысла не было ровным счетом никакого. О трофейном же британском "Фуриоус" вообще и вспоминать не стоило: за время Зимней войны, кроме торпеды от U-61 и снарядов от "Кирова" ему досталось столько авиабомб, что ценность его ныне была равна ценности металлического лома.
   В Токио даже самым упертым и твердолобым сторонникам продолжения войны стало понятно -- пора заключать мир, и чем скорее, тем лучше. Но до тех пор пока война продолжается, Нихон коку требовалось продолжать наступать -- чтобы было чем пожертвовать при заключении мирного договора.

"Асахи симбун", 12 дзю итагацу 16 года Сёва

   Продолжаются бои на полуострове Арнемленд и полуострове Кейп-Йорк, где позавчера доблестные солдаты Дай-Ниппон Тэйкоку Рикугун начали десантную операцию на побережье Австралии. Невзирая на отчаянное сопротивление гайдзинов, сыны Ямато продолжают уверенное продвижение по территории врага, с каждым часом овладевая все большими и большими участками побережья. По заявлению начальника Имперского генерального штаба, Умедзу Есидзиро, наши войска готовятся овладеть Дарвином в ближайшие дни, что значительно облегчит снабжение высадившихся сил.

"The Times", 12 ноября 1942 г.

   ...меж тем маршал Монтгомери отнюдь не разделяет оптимизма главнокомандования Японии. По его словам, высадка японской императорской армии в Австралии, это "полнейшая авантюра, скверно задуманная, скверно спланированная и скверно исполняемая". Маршал выразил твердую убежденность в том, что "Япония, в начавшейся мясорубке, потеряет свои лучшие и наиболее боеспособные -- как по духу, так и по техническому обеспечению, -- сухопутные части и не добьется ничего, кроме позорного отступления с материка обратно, на острова". И даже такое развитие событий он считает оптимистичным для японцев, выразив непоколебимую уверенность в том, что эвакуация экспедиционных сил Японии в Австралии сможет произойти лишь в том случае, "если это им позволят Паттон и Макартур"...
  

Вашингтон D.C., Белый дом

25 декабря 1942 г., 12 часов 20 минут

  
   -- Эти мне японцы... -- пробурчал сенатор Джеймс Фрэнсис Бирнс и отхлебнул из чашки с чаем маленький глоточек. -- Эти желтые макаки готовы из кожи вон вылезти, лишь бы доставить неприятности белому джентльмену. Поди торговались до последнего, чертовы азиаты, а, Корди?
   -- После того, как мы вышибли их с Мидуэя, Новой Гвинеи и Тимора они весьма... расстроились. -- дипломатично ответил Госсекретарь Корделл Халл. -- Даже сильнее, чем после полного уничтожения их экспедиционных сил в Австралии.
   -- Они хотят сохранить лицо после тех поражений, что потерпели. -- пожал плечами Франклин Делано Рузвельт. -- И при этом они намереваются удержать то, чем уже завладели. Видит Бог, мы бы раздавили их, если бы не русские и немцы.
   -- Знаю. -- нахмурился сенатор от Южной Каролины. -- Гитлер достроил свой новейший большой авианосец, как его...
   -- "Лилиенталь". -- подсказал Госсекретарь.
   -- Вот-вот. И не только достроил, но уже и через Суэцкий канал провел. Русские тоже закончили модернизацию "Беарна", как он там теперь у них зовется?..
   -- "Ленин". -- вновь блеснул всезнанием Халл.
   -- ...про серию малых немецких авианосцев и их субмарины я и вовсе не хочу вспоминать. Японцы тоже продолжают строить авианосцы, перестройка французского "Клемансо" и итальянского "Империо" в этот тип судов, опять же, продолжается. Правда у итальяшек в качестве палубников используются устаревшие Z.506 Airone, а авианосных истребителей так пока и вовсе нет, но все же. -- Бирнс поморщился. -- Мы живем в великой стране, но даже мы не в состоянии воевать со всей Европой и большей частью Азии. Япошки выдохлись, это верно, но и мы выдохнемся тоже, причем весьма скоро. Соединенным Штатам нужен мир. Но Конгресс не утвердит мир на любых условиях.
   -- Да ты не волнуйся за это, господин сенатор, сэр. -- усмехнулся Корделл Халл. -- Я ведь тоже не даром кушаю свой кусок хлеба с маслом. Нам удалось согласовать предварительные условия, и если ты протащишь этот проект через Конгресс, то мир может быть заключен уже в конце февраля.
   -- А если не смогу?
   -- Тогда в марте или апреле русские начнут десантную операцию на Аляске. -- спокойно, словно речь шла о погоде, заметил Президент. -- И я вовсе не уверен, что с их десантом мы справимся столь же легко, как с японским в Австралии.
   -- Это будет катастрофа, Франк, мы трое это знаем. -- сенатор отставил чашку с недопитым чаем и подвинул к себе заранее подготовленную Халлом папку. -- Ладно, давайте поглядим, что вы там выторговали, джентльмены.
   Несколько минут он внимательно изучал документы, то хмыкал, то кривился, словно от зубной боли.
   -- Значит, -- наконец произнес сенатор, и закрыл папку, -- с Филипинами мы можем распрощаться окончательно и бесповоротно? Жаль, мы их честно украли.
   -- Увы, Джеймс. -- развел руками Халл. -- В этом вопросе кабинет князя Коноэ Фумимара абсолютно непреклонен. Все что севернее Новой Ирландии, восточнее Никобарских островов, западнее Баирики и южнее Карафуто (16) они считают своим и только своим.
   -- Скверно. -- вздохнул Бирнс. -- Но хоть от претензий на Новую Гвинею они отказались, хотя нам-то с этого острова какая выгода, если там из полезных ископаемых одни папуасы? Заболоченные джунгли и в Латинской Америке есть, а пальм с пляжами и во Флориде хватает.
   -- Дальнебомбардировочная авиация и там, и там ни к чему, а вот с Новой Гвинеи можно развить славное наступление на те же Филипины, да и на Калимантан. -- заметил Госсекретарь. -- К тому же нам, в качестве приза, достаются Австралия и Канада.
   -- А они об этом знают? -- фыркнул сенатор.
   -- А их мнение кого-то интересует? -- вскинул брови в деланном изумлении Халл.
   -- К тому же, -- добавил Рузвельт, -- никто не собирается принимать их в состав США, по крайней мере -- в ближайшие лет двадцать. Ты же не предлагаешь сделать штатом находящуюся в том же положении Кубу?
   -- На кой черт она нам сдалась? -- мрачно усмехнулся Джеймс Бирнс. -- Своих нищебродов достаточно, не хватало еще о тамошних латиносах и нигерах заботиться. Нда, но надо будет как-то аккуратнее с этой информацией, не нужна нам огласка нашего протекционизма. Ладно, подумаю под каким соусом это блюдо подать. Размен, в целом, для нас не обидный выходит, а вот Великобритания будет потере этих своих доминионов отнюдь не рада.
   -- Они нам должны за военные поставки, можно будет часть долга списать, подсластить пилюлю, так сказать. -- задумчиво произнес Халл.
   -- Корди, как ты умудряешься работать в нашей стране Госсекретарем, если готов подарить кому-то беззащитному, кого мы грабим, денежки наших банков? -- насмешливо вопросил сенатор. -- Ладно, не отвечай. Каков во всем этом деле интерес немцев и Советов?
   -- Японцы уступают Сталину Южный Сахалин и признают Северный Китай, неподконтрольный Чан Кайши, зоной его интересов. -- ответил Рузвельт. -- Также сдают княжество Мэнцзян монголам.
   -- Надо же, кто от дележа мирового пирога крохи прихватил. -- хохотнул сенатор.
   -- Тибет, -- продолжил Президент, -- остается в зоне влияния Англии, Южный и Центральный Китай немцы с японцами делят на зоны влияния между собой. Что-то, совсем немного, достанется Италии. Вроде бы Тайвань, если наша разведка не ошибается.
   -- Так-так-так. -- Бирнс побарабанил пальцами по столешнице. -- Это что же, выходит все наши вложения в Китай ни то ухнули, ни то ахнули? Ты помнишь на какую сумму мы им одних техники и вооружений поставили?
   -- Джейми, ну не пытайся казаться дураком. -- вздохнул Рузвельт. -- Естественно, что по-хорошему у них раздел не выйдет, вот мы туда и влезем под шумок. Китай, в ближайшие годы, будет большим лоскутным одеялом, которое каждый будет тянуть на себя.
   -- Я пытаюсь казаться Конгрессом. -- съязвил сенатор. -- Хотя, да, это все равно что пытаться казаться дураком. Но, старина, ты понимаешь, что этот договор... это не совсем уверенная и решительная победа над подлым и коварным врагом? Ты осознаешь, чем он грозит лично тебе?
   -- Да, Джеймс. -- Франклин Делано как-то поник, скорчился в своем инвалидном кресле. -- Я все понимаю. Но, черт возьми, я сделал все что мог, и вряд ли кто-то мог сделать большее. К тому же я стар, болен и устал -- не в моем состоянии бояться отрешения от власти. Пора уступить дорогу более молодым и доживать свой век в тишине и покое. Мое президентство началось в условиях небывалого кризиса, Джейми. Кризиса, какого еще не знали США. Сейчас, сразу после заключения мира, я могу оставить свой пост со спокойным сердцем -- наша экономика снова на подъеме, а вооруженные силы и военно-морской флот сильны, как никогда в истории. Да, я заслужил тишину и покой...
   -- Браво, хорошая речь. -- Бирнс похлопал в ладоши. -- Примерно в этом ключе и подготовь ее для выступления перед конгрессменами. А мне, уж будь добр, по мозгам не езди. Ты уже опредилился с преемником?
   -- Ну разумеется. -- улыбнулся Рузвельт.
   -- Хм, и кто он? Погоди, дай-ка угадаю сам. Этого человека не должны связывать напрямую с тобой, не так ли?
   Рузвельт молча, с улыбкой, кивнул.
   -- Значит политики отпадают, остаются только военные. -- Бирнс наморщил лоб. -- Начальник твоего штаба, адмирал Леги? Нет, не соответствует первому условию, к тому же штабист. Значит, кто-то из героев битв за Атлантику и Тихий океан. Скорее даже только за Тихий -- на Атлантическом театре у нас особых успехов не было, если не вспоминать про действия "блинков". (17)
   Рузвельт снова кивнул, с интересом наблюдая за сенатором.
   -- Хм, кто же у нас там есть из идио... Я хотел сказать, из героев войны. Макартур?
   Рузвельт усмехнулся.
   -- Согласен, он не самым блестящим образом себя проявил, мясник чертов. Холси? Нет, хоть авианосцы он и сохранил, но Мидуэй не отстоял. Хотя, конечно, герой конченный.
   Рузвельт вновь усмехнулся и налил себе в чашку новую порцию чая.
   -- Флетчер погиб, Брауну не простят то, что в Коралловом море он недобил японцев, и, вместо этого, унес свою задницу подальше... Наступлением в Новой Гвинее командовал Паттон, десантом на Мидуэй -- Шмидт... Нет, мелко все как-то. Не то. К тому же Паттон законченный хам.
   Корделл Халл кашлянул.
   -- Да помню я, что операциями по освобождению Мидуэя и очистке Алеутских островов руководил вице-адмирал Раймонд Спрюэнс, Корди. -- отмахнулся от Госсекретаря Бирнс. -- Неплохая кандидатура, если с ним удалось договориться, конечно. Но неидеальная.
   -- Нет, неидеальная, старина. -- мягко улыбнулся Президент.
   -- Тогда лично мне твой выбор очевиден. -- усмехнулся сенатор. -- Но я полагал, что он тебя недолюбливает.
   -- А я не молоденькая девушка, чтобы меня морячки любили. -- усмехнулся Рузвельт в ответ.

Из предвыборной речи 33-го президента США

   ...Пережив подлое, коварное нападение на нашу вонную базу "Перл-Харбор", ряд побед и поражений в дальнейшем, мы, народ Соединенных Штатов, проявили качества настоящего бойца. Как боксер на ринге, получивший несколько мощных ударов, наша страна смогла собраться, сконцентрировать все наши резервы, все наше мужество, целеустремленность и волю к победе, а затем отправить противника в нокаут. Вступая в войну с гораздо более слабыми армией и флотом, чем Япония и ее союзники, мы закончили ее усилившись, поднявшись к невиданным ранее высотам и теперь, без сомнения, являемся самой могущественной державой на Земле. Державой, сильной не только пушками, самолетами и кораблями -- державой с сильной и современной экономикой, но, главное, державой, чей народ проявил воистину несгибаемый дух. Дух победителей и первопроходцев, каковыми были наши предки.
   Все мы, и мужчины, и женщины, народ США, приложили усилия для этой победы, и если бы великие деятели прошлого, отцы-основатели нашей страны, встали сегодня из могил, они бы сказали нам: "Мы вами гордимся, американцы. Мы -- великий и непобедимый народ"! И я тоже горжусь вами, сограждане. Я рад и горд тем, что я гражданин именно этой, и никакой иной страны!
   Меня зовут Честер Нимиц, я адмирал флота и командующий нашими Тихоокеанскими вооруженными силами. И я баллотируюсь в президенты Соединенных Штатов Америки.
  

Москва, Наркомат Иностранных Дел

26 декабря 1942 г., 09 часов 40 минут

  
   Двери за товарищем Литвиновым и графом Чиано затворились, отрезав их и их переводчиков от толпы журналистов, их неуемных вопросов и раздражающих фотовспышек. Министр иностранных дел Италии и Нарком тех же самых дел Советского Союза, заверив акул пера в самых радужных намерениях стран в отношении друг друга и непреходящей приверженности обоих государств идеям вечного мира, дружбы и благожелательности в иностранных делах, но ничего не сказав по сути, проследовали в зал для переговоров, где их уже дожидались представители обеих делегаций.
   -- Первым делом, господин министр, -- едва Чиано и Литвинов заняли свои места за столом, НарКомИнДел обратился к своему визави, -- позвольте мне, от имени Советского Правительства, выразить признательность как Вам, за Ваше личное участие в этих переговорах, так и кабинету господина Муссолини и Его Величеству Виктору-Эммануилу за решение провести эту встречу без посредничества третьих стран.
   -- Благодарю Вас. -- склонил голову граф. -- Его Величество и Дуче полагают, что посредничество третьих стран в переговорах не соответствовало бы ни интересам СССР, ни интересам Италии. Кроме того, вопросы которые я желал бы обсудить не относятся к сфере интересов третьих стран, и я не вижу никаких оснований обременять их соответствующие дипломатические ведомства процессом переговоров между нашими державами.
   В переводе с итальянского-дипломатического на русский-разговорный этот диалог звучал далеко не столь куртуазно:
   " -- Вы намерены обсуждать с нами что-то без участия Гитлера?
   -- То, что мы хотим обсуждать, это не его собачье дело".
   После этого обмена мнениями последовало еще несколько ничего не значащих протокольных фраз, после чего стороны, наконец, перешли к сути дела.
   -- Прежде чем начинать обсуждение сотрудничества в сфере судо и машиностроения, как это было запланировано на сегодня, -- произнес Чиано, -- нам бы было желательно выяснить позицию Советской стороны касательно черноморских проливов и островов Эгейского моря.
   Собственно, этот вопрос был единственно важным для него в этих переговорах, все остальные договоренности можно было достигнуть и через посольство.
   -- Как Вам, Ваше Высокопревосходительство, наверняка известно, наше мнение о статусе проливов было однозначно выражено Советским Союзом германскому министру иностранных дел, Риббентропу, еще в январе тридцать девятого года. -- ответил Литвинов. -- Как известно нам, наша позиция была до Вас донесена германской стороной и не вызвала неприятия. Черноморские проливы исторически являются воротами агрессии западных стран, таких как Англия и Франция, против России, примером чему могут служить и Крымская война, и интервенция во время войны гражданской. Таким образом, из соображений безопасности, отношения Советского Союза с другими черноморскими странами имеют очень большое значение. Между нами, с одной стороны, Германией, Турцией и Румынией с другой, было достигнуто принципиальное соглашение о передаче в зону ответственности СССР черноморского побережья Турции, проливов Босфор и Дарданеллы, а также западного побережья Турции. Эти меры, направленные только и исключительно в защиту независимости Турецкой Республики и не имеют своей целью получение военных баз для Советских ВМС на турецкой территории. Я должен Вас заверить, что интересы СССР, как черноморской державы, не простираются дальше, собственно, Черного моря. Что касается Эгейского моря, Советский Союз, не являясь Средиземноморской державой, не имеет по поводу их государственной принадлежности никакой позиции. После раздела Греции между Италией, Югославией и Болгарией, а равно после подписания Лондонского мирного договора, по которому Великобритания лишается своих баз в Средиземном море, вопрос о их принадлежности должен решаться между средиземноморскими державами, имеющими владения или протектораты в Средиземном море. К таковым странам в настоящий момент относятся Италия, Болгария, Югославия, Франция, Испания, Германия и Израиль. Мы ни в коем случае не планируем советского военного присутствия за пределами Дарданелл и того побережья Турции, которое необходимо удерживать от десанта, для обороны проливов и Мраморного моря. Советское правительство поддерживает предыдущие международные соглашения о проливах, заключенные в Монтре, и выступает их гарантом. Также мы полагаем, что держава, которой следует включить указанные острова в зону своего влияния, при уважении прав и позиций иных заинтересованных сторон, должна иметь к ним непосредственный выход от своего побережья. Границей интересов такой державы мы полагаем острова Родос и Крит на, соответственно, востоке и юге.
   -- Относит ли Советский Союз также к зоне такового влияния острова Лемнос и Гёмчеода? -- поинтересовался граф, выслушав перевод.
   В принципе, для контроля над Дарданеллами ему достаточно было авиабазы в турецкой Гёмче, а уступить Галлиополи можно в обмен на что-то иное. Например, на неувеличение Черноморского флота СССР. И турецкого тоже, поскольку большая часть этой страны, явно, вскоре должна была стать советской, пусть и независимой формально.
   "Даже флаг менять не придется. -- с сарказмом подумал Чиано. -- Красный, и звезда на нем есть".

"Правда", 26 декабря 1942 г.

   По сообщению нашего собственного корреспондента из города Яньань, форпоста Коммунистической Партии в Китае, вчера, на внеочередном съезде, председателем Политбюро и Секретариата ЦК КПК был избран товарищ Мао Цзэдун. Должность председателя ЦК КПК сохранил за собой товарищ Чэнь Дусю.
   Как уже писали мы в нашей газете, товарищ Мао был инициатором движения "исправление нравов" (чжэнфэн), которое включает в себя коммунистическую индоктринацию новых членов партии, активное изучение трудов классиков коммунизма, а также кампании по борьбе с перегибами на местах и самокритике...
  

Окрестности города Мерсин (Турция)

26 декабря 1942 г., 10 часов 10 минут

  
   Колонна виды видавших армейских автомобилей неторопливо катилась на запад, увозя в своих кузовах немецких солдат. Увозя от жара и песков Палестины, от засад и ловушек не смирившихся с поражением англо-французских партизан, от тошнотворной деятельности айнзацкоммандо и египетских концлагерей, от мест схваток и могил боевых товарищей. Увозили по разбитым колесами, траками и бомбежками дорогам, мимо полуразрушенных, но уже начавших оживать после войны деревень, к порту, где им предстояло погрузиться на транспорты и наконец-то отправиться домой.
   Грузовик подпрыгнул на очередной выбоине и оберфельдфебель Фишер громко клацнул зубами.
   -- Мух ловишь, Ролле? -- негромко рассмеялся сидящий вместе со своими солдатами фон Берне. Настроение у него, да и у всех солдат его роты, было превосходным. -- Вкусные?
   -- Жирноваты на мой вкус. -- пробурчал папаша Браунбёр. -- Могу поделиться, герр оберлейтенант.
   -- Спасибо, я не голоден. -- смешливо фыркнул тот. -- Отдай местным крестьянам, вишь как отощали?
   Дитер кивнул в сторону нескольких стоящих неподалеку хижин, мимо которых они как раз проезжали, и озадачено почесал в затылке, сдвинув форменную фуражку едва ли не на самый нос.
   -- Вот черт. -- хмыкнул он. -- А ведь так и не узнал по сю пору.
   -- Чего не узнал? -- поинтересовался Фишер у своего командира.
   -- Да как деревни турецкие правильно называть. Как прибыли в Турцию, так все хотел уточнить, да забывал. Теперь и спросить-то будет не у кого, наверное.
   -- У меня можно спросить. -- ухмыльнулся оберфельдфебель. -- Они называются "кьой".
  

Тихий океан, окрестности Сан-Франциско

27 декабря 1942 г., 00 часов 12 минут

   Холодные зимние волны лениво перекатывались под ясным, звездным небом, не отражая ночных светил -- будто бы черный бархат пошел волнами. Было безветренно, тихо. Ни плеска не раздавалось над поверхностью океана, тих и темен был берег, укрытый светомаскировкой: после той резни, которую устроили у Восточного Побережья немецкие подводники, американцы отнюдь не желали второго акта в той же пьесе, пускай и в исполнении театра Кабуки. Пускай, по их мнению, немецкие субмарины и превосходили своих японских собратьев и всерьез действий подводного флота императора Хирохито у своих берегов они не ждали, особенно после начала контрнаступления своего флота на Тихом океане, береженного, как говорится, Бог бережет. Лучше подуть на молоко, причем заранее.
   В общем-то они были правы: удаленность Америки от основных морских баз японцев, постоянное патрулирование побережья и наиболее удобных путей подхода противолодочными кораблями -- как флотскими, так и добровольческими, наподобие яхты Хемингуэя, ловившего субмарины в окрестностях Кубы, -- делало Западное Побережье США малодоступной целью. Но не недостижимой.
   Черные волны вспучились, пошли серыми бурунами пены, расступились, и из глубины на поверхность, медленно, величаво, неотвратимо поднялась большая темная тень. Остроносая, как и большинство субмарин Японии больше напоминающая по виду миноносцы времен Цусимского боя, с необычайно длинной рубкой в центре корпуса (отчего сходство с миноносцем адмирала Того только усиливалось), подлодка неторопливо поднялась над поверхностью. Откинулись люки, зазвучали приглушенные голоса на японском языке отдающие приказы и отчеты...
   Подводный авианосец I 400 готовился выпустить из своего чрева гидросамолет-бомбардировщик.
   Довоенные предупреждения адмирала Ямамото, о том, что "если разовьётся военный конфликт между Японией и Соединёнными Штатами, будет недостаточно захвата Гуама и Филиппин, и даже Гавайских островов и Сан-Франциско", что японцам для победы "будет нужно маршировать до самого Вашингтона и подписать капитуляцию Америки в Белом доме" оказались пророческими: оправившиеся после первого периода поражений Соединенные Штаты запустили свою, намного превосходящую японскую, экономику на полную мощность и наступление Дай-Ниппон Тэйкоку Кайгун сначала застопорилось, о чем Ямамото также предупреждал, (18) а потом и перешло в непрерывную череду поражений. Если бы не немецкая, советская и итальянская помощь, песенка Японии была бы спета, и все что смог бы сделать командующий ее флотом, это только продлить агонию своей державы.
   Теперь же, несмотря на то, что по-прежнему гремели пушки, ревели самолеты и рвались авиабомбы, невзирая на то, что накал на театре военных действий оставался тем же, что и в первые дни войны, дело явственно шло к подписанию мирного договора. И для того, чтобы мир был заключен на наиболее для Японии выгодных условиях, следовало показать американцам, что они, полагающие свои дома недостижимыми для атак японской авиации, ошибались.
   Чихнул мотор покачивающегося на поплавках бомбардировщика и самолет нито кайи Секи Юкио, на борту которого иероглифами было выведено слово "симпу", (19) все ускоряясь, начал разбег. I 400 после этого немедленно погрузилась и взяла курс домой: никто не ожидал возвращения загруженного взрывчаткой самолета, который в одиночку, подобно смертоносному божественному ветру, должен был атаковать Сан-Франциско.
  
   (0) В море выйдем ли --
   В воде вымоченные трупы,
   В горы выйдем ли --
   Травой поросшие трупы.
   Императора
   Подле умрём же,
   Назад не оглядываясь.
   "Уми юкаба", японская военно-патриотическая песня (гунка). Стихи Якамоти Отомо-но, музыка Тоги Суэёси.
   (1) Тюдзё -- звание в ВМС Японии, примерно соответствующее званию вице-адмирал в СССР.
   (2) Тайса -- звание в ВМС Японии, примерно соответствующее званию капитан 1 ранга в СССР. Сёкан -- общее обозначение адмиральских и генеральских званий в Японской Империи. Тайсё -- звание в ВМС Японии, примерно соответствующее званию адмирал в СССР.
   (3) Тайса Хасегава Киити, командир авианосца "Акаги".
   (4) Сагар, Царь-Дракон, божество моря в синтоизме. Будда Амида -- властитель Чистой земли (рая) в буддийском учении Дзёдо-со.
   (5) Сикан (яп.) -- офицер.
   (6) Прозвище Ямамото.
   (7) "Я и только я несу ответственность за..." -- ритуальная фраза, означающая что произносящий ее намерен совершить, во искупление своей вины, обряд сепуку. Формально не являясь вассалом Ямамото, Нагумо все же обязан был испрашивать позволение на его совершение именно у него, как у непосредственного командира.
   (8) Нихон коку -- самоназвание Японии.
   (9) Корнфилд, Ричард -- полковник, командир Верблюжьего корпуса. Погиб 09 августа 1913 г., во время боя с повстанцами Мохаммеда бен Абдилле Саид Аль-Хасана (Бешеный Мулла) в Британском Сомалиленде.
   (10) Правительства Австралии и Канады, находящиеся под давлением США, отказались признать мирный договор между Англией с одной стороны, и Германией, Италией, СССР и их саттелитами с другой. Формально они провозгласили роспуск Парламента, который произвели Георг VI и Монтгомери, путчем, и отказались признавать легитимность указаний из Лондона.
   (11) Тяжелый Истребитель Сопровождения. Предназначался в качестве истребителя сопровождения бомбардировщиков, действующих в радиусе 1000 км. В реальной истории в серию так и не пошел.
   (12) Да. (яп.)
   (13) Цузе Конрад -- немецкий инженер, пионер компьютеростроения. Наиболее известен как создатель первого действительно работающего программируемого компьютера (1942) и первого языка программирования Планкалкюль.
   (14) По американской классификации, соответственно, "Вэл" и "Зеро".
   (15) Третий Рейх так и не смог создать свой палубный торпедоносец к этому моменту, в связи с чем его авианосцы комплектовались производимыми по лицензии японскими торпедоносцами "Кэйт" (Накадзима B5N).
   (16) Южный Сахалин в составе Японской Империи носил наименование губернаторства Карафуто.
   (17) "Блинки" -- патрульные дирижабли ВМС США с мягкой оболочкой, название происходит от звука, получающегося при щелчке пальцем по оболочке дирижабля. С большим успехом применялись во Второй Мировой войне для поиска и уничтожения подводных лодок Кригсмарине, а так же для защиты от них атлантических конвоев. В качестве патрульных и поисковых воздушных судов используются различными службами США по настоящее время.
   (18) Еще в середине 1941 г., на вопрос о перспективах войны США и Японии он сказал: "я буду неудержимо двигаться вперёд в течение пол или целого года, но я абсолютно не ручаюсь за второй или третий год".
   (19) "Симпу" -- яп. "Божественный ветер". Более известно прочтение этих иероглифов как "камикадзе". В этом варианте истории кокутай "Симпу" (корпус специальных атак "Божественный ветер") под командованием лейтенанта Секи Юкио не создавался хотя бы и оттого, что к 19 октября 1944 г. Япония и США уже не находились в состоянии войны.
  

Эпилог

Будем молиться, чтобы теперь в мире восстановился

мир и чтобы Бог сохранил его навсегда.

Генерал Макартур

Балтийское море, борт лайнера "Суоми"

20 июня 1950 г., 12 часов 15 минут

  
   Белоснежный красавец-лайнер удалялся от Кёнигсберга, вспенивая и расшибая встречные волны своим широким, совсем не крейсерским носом. Заказанный на верфях "Блом унд Фосс" резко пошедшей в гору фирмой "Нокия", лайнер стал настоящим символом новой Финляндии -- богатой, сытой, спокойной и безопасной страны. Не отличаясь особой быстроходностью, -- "Титаник", вон, рекорд скорости ставил, и чем все закончилось? -- этот трансатлантический лайнер призван был поразить воображение пассажиров своим богатством, роскошью, вышколенностью обслуживаеющего персонала и профессионализмом моряков. Для придания особой статусности этому кораблю совет директоров фирмы-владельца даже переманил на его мостик, с военного флота, капитана Раниена, командира легендарного броненосца "Ильмаринен", принявшего вместе со своим систершипом, "Вяйнаминен", неравный бой с двумя советскими линкорами в Аландском бою. Неизвестно какими посулами сманили на круизное судно старого морского волка, но, по слухам, эта сделка сделала его очень обеспеченным человеком.
   День выдался достаточно свежий и палуба была пустынна: всего несколько человек, в основном дети и подростки, вместе с родителями или гувернантками, которым все было нипочем, носились по ней, пара человек в шезлонгах читала газеты, да на корме, задумчиво вглядываясь в удаляющийся берег, стоял молодой черноволосый гауптштурмфюрер со скромными Железным крестом 2-го класса, значками "За ранение", "За подбитый танк", "Киликийский щит", да израильским орденом "Подавитесь гои" (1) 3-ей степени на груди, и нарукавной лентой "Турция", соответственно, на рукаве. На левом отвороте кепи офицера был значок с изображением эдельвейса -- эмблема горных стрелков Германии. Он стоял практически незаметным для окружающих, за некоей палубной надстройкой, название и предназначение которой для него, человека сугубо сухопутного, было темным лесом. Со стороны можно было бы подумать, что он укрывается, выслеживая кого-то, однако взгляд его, обращенный к берегу, был отсутствующим, а на губах была легкая задумчивая улыбка. Столь необычное для пассажира лайнера место расположения этого молодого человека объяснялось одной простой причиной: он привык иметь прикрытую спину, и даже здесь, на спокойном судне для перевозки толстосумов, боевая привычка давала знать о себе.
   Внезапно гауптштурмфюрер встрепенулся, прогоняя от себя некие личные, но, вероятно, приятные мысли, наклонил голову прислушиваясь и удивленно нахмурился. Над палубой плыл мелодичный, но в настоящее время полный раздражения женский голос.
   -- Роман! Роман, ну что это за ребенок? -- донеслись до гауптштурмфюрера слова на русском языке. -- Не суй туда руки, бесененок, папа будет ругаться! Максим, ну скажи же ты ему!.. Опять смылся! Мальчишка, ей же ж ей, а не красный командир!
   В укрытие СС-овца проскользнул моложавый советский подполковник танковых войск с целым иконостасом советских, немецких, турецких, монгольских и северокитайских наград -- имелся даже редкий тувинский орден "Дружба народов". (2) На худощавом лице подполковника застыла иронично-раздраженная улыбка.
   -- Здравия желаю, товарищ подполковник. -- козырнул СС-овец. Обратился он к танкисту, впрочем, не слишком громко, сочтя, что тот не желает быть обнаруженным.
   -- Guten Tag, herr Hauptsturmfuehrer. -- столь же тихо отозвался тот. -- Я вам тут не помешал?
   -- Ничуть. -- немец отодвинулся, давая старшему по званию больше места.
   -- И все же прошу меня извинить. Супруга, -- танкист кивнул головой в сторону палубы, где невидимая им женщина продолжала распекать шалящего сына, -- сегодня не в духе, да и ее чрезмерная материнская забота о нашем сыне...
   Подполковник цокнул языком и покачал головой.
   -- Обычно она себя сдерживает, понимает, что наш первенец все же мальчик и держать его на коротком поводке неразумно, но сегодня с нею лучше не спорить. В такие моменты предпочитаю находиться от жены подальше.
   -- Бог не сладит с бабой гневной. -- блеснул знанием Пушкина гауптштурмфюрер.
   -- Точнее не скажешь. -- хохотнул подполковник, и протинул ладонь для рукопожатия. -- Давайте знакомится? Макс Александр Хальсен, новый Советский военный аташше в Японии. У вас замечательное знание русского.
   -- А это мой родной язык. -- СС-овец улыбнулся и ответил крепким рукопожатием. -- Новый второй заместитель военного аташше Германии в Японской Империи, Геннадий Кудрин. Хотя по документам -- Гейнц Гудериан.
   -- Эк как с именем-то повезло. -- Хальсен хмыкнул.
   -- Ну, это еще что. С нами новый первый заместитель аташше плывет, моряк, так тот вообще Геббельс. Не корабль, прямо, а Рейхсканцелярия.
   Подполковник вновь коротко хохотнул.
   -- Ну, полагаю, каким образом русский парень стал капитаном горнострелков СС вы мне за время плавания еще расскажете, времени у нас будет много. -- полувопросительно произнес он.
   -- Да что там рассказывать? -- отмахнулся гауптштурмфюрер. -- Был сыном полка, стал сыном Рейха.
   -- От же ж, рейхов сын. -- рассмеялся его собеседник. -- Но все же, надеюсь, поведаете поподробнее. Кстати, заходите вечером к нам, вместе с вашим "рейхсминистром", я прихватил с собой несколько бутылочек дагестанского коньяка.
   -- Со всем моим удовольствием. -- ответил Кудрин. -- За коллегу не поручусь, хотя он парень компанейский, вряд ли откажется. Хм... Мне кажется, или ваша супруга замолчала?
   Подполковник выглянул из-за угла надстройки.
   -- Похоже загнала таки Ромку в каюту. -- отметил он, обернувшись к Гене. -- А ваш спутник -- корветтенкапитан?
   -- Именно так. -- кивнул молодой человек. -- Он на палубе?
   -- Спускается с мостика. Причем выражение лица его мне совсем-совсем не нравится.
   -- Может случилось что?
   -- А пойдемте спросим. -- предложил подполковник. -- В конце-концов последние дни на австралийско-японской границе крайне неспокойно. Сами знаете, американцы воду мутят, японцы не отстают, постоянные провокации и стрельба с обеих сторон. Может радиограмма какая по этому поводу?
   -- И впрямь, стоит спросить Карла, что случилось. -- согласился Кудрин.
   Мужчины стремительным шагом преодолели пространство до спустившегося на палубу моряка, и, после короткого знакомства Макса Александра Хальсена с Карлом-Вильгельмом Геббельсом, поинтересовались, что последнего так встревожило.
   -- Я только что от Раниена. -- мрачно и напряженно произнес он. -- Капитан просил меня донести до всех военных и дипломатов на корабле о том, что вчера американо-японское противостояние перешло в активную фазу.
   -- Вот, чтоб их всех. -- ругнулся танкист. -- Неймется им. Неужто опять война?
   -- Это не все. -- произнес Геббельс. -- Пока это неподтвержденная информация, но, судя по всему, час назад американцы применили на Яве ядерное оружие.

   (1) Орден "Пальмовая ветвь". Военный орден государства Израиль для неевреев, вручаемый за личное мужество. В нашей истории не учреждался и не существовал, плод фантазии автора.
   (2) В реальной истории не существовал. В этом варианте истории орден вручался за вклад в развитие дружеских взаимоотношений между Тувинской Республикой и иными социалистическими странами.
  

Послесловие

  

Пусть расцветает сто цветов,

пусть соперничает сто школ.

Мао Цзэдун

  
   Геннадий Кудрин закончил службу в 1989 году, в звании генераль дер гебиргструппе -- СС к тому времени упразднили и звание его стало армейским. Последние семь лет службы он возглавлял Абвер, службу в котором не прерывал никогда, оставляя свои обязанности разведчика лишь для того, чтобы выслужить ценз в Ваффен-СС, для получения следующего звания. Впрочем, информация о том, насколько он отрывался от "конторы" на это время до сих пор засекречена.
   Во многом благодаря именно его усилиям, как и усилиям Рихарда Зорге, удалось избегнуть развязывания большой войны на Тихом океане в 1950-51 годах.
   Генераль дер гебиргструппе Гейнц Гудериан скончался 25 ноября 1996 года, в Берлине, не дожив до своего очередного дня рождения всего три дня. У него было двое сыновей, оба они долгие годы служили дипломатами.
   Оберягер Курт Бюндель демобилизовался и женился на румынской медсестре, Виорике Стан, в 1943 году. Впоследствии он стал крупным латифундистом в Сирии.
   Рольф Фишер продолжил службу в Вермахте, затем перешел в СС, в качестве инструктора по подготовке горных стрелков, служил в Терезианской академии (ей был возвращен прежний статус), где в хвост и гриву, а затем, как сидорову козу, гонял штандартенюнкера, (1) Гудериана/Кудрина. "Папаша Браунбёр" погиб во время выполнения своих обязанностей в 1948 году -- лопнул альпинистский трос, перетершийся об острый камень.
   Дитер фон Берне дослужился до оберста, возглавил свой родной 100-й горный полк, а затем вышел на пенсию, жил долго, счастливо, и умер в один день.
   Конрад Зюсс вышел в отставку в 1947 году, после чего предался мирной и спокойной жизни рантье. Единственной его страстью на несколько последующих лет стало разведение собственного яблочного сада -- он даже вывел несколько новых сортов. В 1952-ом он случайно познакомился с Конрадом Цузе, -- талантливым инженером но скверным предпринимателем, -- фирма по производству компьютеров которого за неделю до этого приказала долго жить. Именно он помог Цузе основать новую компанию, наладил производство и сбыт, оставив своему тезке научную деятельность, к которой он так расположен, и вывел ее на мировой уровень. Компанию они назвали "КК Apfel". В настоящее время их логотип -- "надкушенное яблоко", -- известен по всему миру. (2)
   Егор Бохайский дослужился до звания командарма 2-го ранга, но особых должностей в армии не получил. Долгое время он преподавал в Бронетанковой Академии Генштаба РККА, а затем и возглавлял ее до самой своей смерти в 1981 г., подготовив не одно поколение офицеров-танкистов.
   Арсений Вилко в 1942 году погиб от шальной пули, будучи "добровольцем" при неудачной высадке японских войск в Австралии.
   Макс Александр Хальсен, в 1954 году, был уволен из войск в чине полковника по обвинению в аморальном, позорящем честь красного командира, поведении -- якобы он часто и открыто изменял жене. Последующая проверка и суд офицерской чести показали, что это был навет, и Хальсен был восстановлен в звании и должности, хотя жене доказать ничего и не смог. В 1983-м, за два дня до отставки, командарм 3-го ранга Хальсен скончался от, по официальному заключению, инфаркта, хотя слухи про нежелание командующим группы армий "Турция" подавлять младотурецкую и младокурдскую революции, в связи с чем ему "помогли" покинуть сей бренный мир, на местах ходят. С учетом того, что он за день до своей кончины лично командовал танком, давящим манифестантов в Стамбуле -- видимо лживые.
   С Андреем Ванницким в 1944 году произошел несчастный случай на полигоне -- он был раздавлен экспериментальной моделью танка ИС.
   Маршал Монтгомери стал премьером в 1942 году, и удержал от распада "Королевство, над которым не заходит солнце", пусть и изрядно уменьшившееся в размерах. Меры он для этого избирал настолько жесткие, что его не всегда поддерживали даже самые близкие из соратников. Так, например, в настоящее время в Доминионе Афганистан еще действует закон, грозящий расстрелом на месте за культивирование мака, за что правительство Юнайтед Кингдом подвергается постоянной критике со стороны либеральных кругов.
   Вообще, именно с его подачи, проблемы с наркотиками и наркотрафиком решаются многими странами Европы путем расстрела курьера на месте задержания, без всякого суда и следствия. США также переняли эту практику и залили Колумбию напалмом.
   Ямамото Исоруку погиб в авиакатастрофе 18 апреля 1943 года -- от судьбы, видать, не уйдешь. На должности Главнокомандующего ВМС Японии его сменил Нагумо Тюити. Именно после отставки последнего, в апреле 1950 года, разразился конфликт на австрало-японской морской границе.
   Никакого ядерного оружия во время этого кризиса США, конечно же, не применяли -- группа диверсантов-австралийцев просто подорвала на Яве склад ГСМ и боеприпасов. Ядерные бомбы вообще не применялись против людей в этом варианте истории, хотя в начале 50-х годов ХХ века человечество было близко к этому так, как никогда.
   Новый кризис разразился в 1954 году, когда стало известно о том, что во время войны нейтральная Бразилия предоставляла на своей территории базу для немецких подводников. Скандал получился громкий. Дошло даже до боевого столкновения между бразильским крейсером "Президент Ваграс" (бывший германский "Лютцов", за эту самую базу бразильцам в начале 1940 года и отданный) и американским крейсером "Кэнберра". Тяжелые крейсера обстреляли друг друга близ Парамарибо, получили некоторые повреждения и разошлись в наступивших сумерках. Войны опять удалось избежать усилиями разведок и дипломатов.
   После проведенного в Исландии плебисцита (1946 г.) она стала называться "Западное королевство Исландия Великой Империи Япония", но осталась демилитаризованной зоной. Её подчинение Императору Японии было и осталось чисто номинальным.
   В этом же году стало окончательно ясно, что "VRIL" -- программа создания летающих дисков, -- и поиски Туле, легендарной прародины в Антарктиде, это полнейшая профанация, на которую Германия, к тому же, затратила огромные средства. Разочаровавшийся во всяческой чертовщине Гитлер тут же отдал приказ шефу РСХА, Гейдриху, найти и наказать виновных. Последующие чистки вымели из верхушки Рейха большую часть мистиков. "Аненербе" -- "Институт наследия предков", -- хотя и было сохранено, но превратилось в обычное историко-археолого-культурологическое научное заведение под патронажем Геббельса.
   В следующем, 1947 году, началось открытое противостояние между войсками Мао Цзэдуна и Чан Кайши, унесшее жизни пяти миллионов китайцев. Гоминьдан, поддержанный Британией, Францией, Германией, Италией, США и Японией устоял, но страна была разделена на две части -- коммунистический север и буржуазный юг. Жизнь и там, и там, прямо надо сказать, не сахар.
   Танкист Мойше -- Моисей Соломонович Кац -- после войны трактористом так и не стал, но на дочери главного инженера совхоза "Красная Заря", Оксане, таки женился, и был с ней настолько счастлив, щоб вы были также здоровы. Его друг Сэмэн -- Семён Афанасьевич Улыбайко, -- был на свадьбе свидетелем. Оба молодых человека, после демобилизации и свадьбы Мойши, поступили в харьковское танковое училище. Во время гражданской войны в Китае оба, будучи лейтенантами, служили в "добровольческих" советских силах товарища Мао. Командиром их батальона был Максим Александрович Хальсен.
   В 1950 году, на основании проведенных во Франции и Германии референдумов, было создано единое государство Франко-Германский (иногда также именуемый Нордическим) Рейх. Процент подделок бюллетеней, кстати, был не так уж и велик, и применялся скорее для придания результатам большей убедительности. В этом же году Румыния наконец удовлетворила советские территориальные претензии к ней. Некоторые историки связывают между собой эти два события.
   В 1953 году, с разницей практически в считанные недели, скончались Иосиф Сталин, Бенито Муссолини и Адольф Гитлер. Этот год был потом назван "Год окончания эпохи колоссов". Поэтично, но не столь уж и далеко от истины.
   В 1956 г. Рейхсканцлер Франко-Германского Рейха Рейнхард Гейдрих, президент Речи Посполитой Артурас Вилкас (первый литовец на этом посту) и Генеральный Секретарь ЦК КПСС Лаврентий Берия подписали в городе Брест-Литовском соглашение о единой экономической зоне и единой валюте. В дальнейшем к "Единой зоне" присоединился еще рад европейских стран. Невзирая на это, отношения между Рейхом, Польшей и СССР по-прежнему никак нельзя назвать идеальными, и если бы к 1960 г. все основные политические игроки нашей планеты (Рейх, СССР, Италия, Япония, Великобритания и США) не обзавелись атомным оружием, кто знает -- не начали бы они очередной передел мира?
   Линкор "Герой Советского Союза вице-адмирал Владимир Филиппович Трибуц", бывший "Тирпиц", являлся флагманом Советского Тихоокеанского флота до 1996 г., когда его сменил в этом звании авианосец "Товарищ Сталин".
   Командующий дивизией "Лейбштандарт кёниг Соломон", генерал-майор Йозеф Вайсманн, стал первым президентом независимого государства Израиль. В настоящее время Израиль стал из субъекта мировой политики, ее объектом.
   Первый искусственный спутник Земли, причем на два года раньше, чем в нашей истории, запустили немцы -- сказались их преимущество в развитии ракетной техники и талант фон Брауна, -- однако первым человеком в космосе все равно стал Юрий Гагарин, а первым на Луне -- Нил Армстронг. В 2010 году стартовали два международных проекта: строительство колонии на Луне и пилотируемый полет к Марсу. Берлинский Институт Наследия Предков настоял на посадке спускаемого модуля возле так называемого "Марсианского сфинкса", дабы окончательно разрешить вопрос -- была ли разумная жизнь на четвертой планете нашей системы, или это изображение -- лишь причудливая игра теней.
   Италия же, к нашим дням, хотя и осталась ядерной державой, утратила большую часть своих экономических и политических позиций, была вынуждена предоставить своим колониям независимость, и живет лишь воспоминаниями о былой славе.
   Число погибших во Второй Мировой войне оценивается не более чем в десять миллионов человек. Многие историки считают эту цифру значительно завышенной. Впрочем, погибшие в концлагерях люди в эту цифру при подсчете никогда не включались.
   Ни двух, ни монополярным мир не стал. СССР, Рейх, Япония, США, ослабленная, но по-прежнему могучая Англия -- эти страны продолжили соперничество по всему миру, где-то поддерживая одна другую, где-то соперничая. Прочим странам осталось лишь маневрировать между их интересами, выгадывая интересы свои, маленькие, но такие родные.
   Мир стал немного непредсказуемее и интереснее. Но не добрее.

04.01.-07.10.2011

  
   (1) SS Standartenunker -- учащийся офицерской школы СС
   (2) Я практически закончил текст послесловия к тому моменту, была уже почти полночь, когда меня словно толкнуло что-то, и родился этот отрывок про "КК Apfel". На следующий день я узнал о смерти Стива Джобса. Хотите -- верьте, хотите -- нет...
Оценка: 4.58*39  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"