Один раз на страницах книги, среди разбегающихся строчек, я вдруг увидел какое-то незнакомое и неслыханное слово - и, пораженный его красотой, понял, что это чье-то имя. И тогда в глубине моей души проснулось непонятое до сих пор тревожное чувство - проснулось, чтобы уже никогда не покинуть меня.
Потом много раз я перечитывал эту книгу - в нетерпении пролистывал страницы - но никогда больше не находил этого имени; возможно, что его там и не было. В конце концов, я просто бросил книгу в угол - можете посмотреть: она до сих пор там лежит.
Прошло довольно много времени, и однажды, в обрывках какого-то разговора на улице это имя прозвучало вновь - возникло в вечернем воздухе и растаяло, а я оглядывался, ища взглядом говорящих. Но все кругом вдруг замолчали, а человек, шедший передо мной, с какой-то стати визгливо захохотал.
В третий раз это имя насмешливо пропела мне вода; и долго, долго я смотрел в ее потемневшую глубину, - но ничего не смог разглядеть; не стоило и стараться.
С тех пор буквы странного имени стали повсюду мне мерещиться: они были написаны на циферблате башенных часов, сложились из трещин на стенах какого-то старого, выцветшего дома, стали прожилками на опавшем кленовом листе. Но почему-то я никак не мог их запомнить: только увидев их, я понимал, что это - они, и сразу же забывал.
Я не знаю, чье это имя - врага, или девушки, или выжившего из ума старика. Но все равно вечером, когда контуры домов становятся менее четкими и немного вытягиваются ввысь, я сижу не шелохнувшись, в надежде, что кто-нибудь скажет мне, или крикнет с улицы, или - на худой конец - напишет пальцем на пыльном зеркале имя - то самое, от которого в душе беспокойно растет тревога.