Аннотация: Немного театральные эффекты, может быть...
НЕОКОНЧЕННЫЙ ПОРТРЕТ
"Где мы?"- спросил я у своего спутника и внимательно посмотрел ему в глаза. Удивление мое было понятным: мы только что вошли в какой-то странный зал; необычайная вытянутость делала его похожим на коридор. Куда он вел, я не знал: стены, то подходя ближе друг к другу, то снова расходясь причудливыми извивами, в конце концов совсем сворачивали в сторону, и за тем поворотом, как я догадался, лежала непроницаемая мгла. Но в этой части коридора с одной стороны были окна, пропускавшие блеклый дневной свет.
Впрочем, мое удивление было вызвано не только формой и очертаниями этого зала; поразительным было также то обстоятельство, что на ломающихся углами стенах и даже на полукруглых сводах потолка висело огромное множество портретов - лиц, выхваченных тусклыми лучами из темноты. Под ногами валялись бумажные обрывки и трещали обломки рам и осколки стекла; большие и очень пыльные кипы были сложены в промежутках между высокими и узкими окнами.
"Приглядись внимательнее к этим рисункам на стенах," - сказал тот человек.
И я узнал - многих; здесь были почти все знакомые мне люди - и даже те, кого я видел, может быть, всего один раз в толпе. Черты их лиц, до сих пор удерживаемые где-то в глубинах памяти, неожиданно вырвались наружу, вспомнились - и замерли на окруживших меня со всех сторон портретах, написанных, надо сказать, очень умелой рукой.
...Одна странная мысль постепенно овладевала мной, пока я растерянно переводил взгляд от одного портрета к другому, чувствуя все возрастающее беспокойство. Я пока еще не понимал, что же должен был найти и почему это так важно. Но когда мой взгляд упал на того, кто пришел сюда со мной - сгорбившегося, стоящего у окна - во мне что-то зашевелилось и прошептало разгадку.
"Где мой портрет?"- спросил я, и голос прозвучал неожиданно громко, а потом эхо исказило его звенящие нотки.
Мой спутник отвернулся от окна и посмотрел на меня. Его лицо не изменилось; он давно ждал этого вопроса.
"Не здесь", - пробормотал он, окидывая взглядом портреты на стенах. Потом наклонился к одной из тех самых кип, аккуратно сложенных между окнами, долго рылся там и наконец выхватил из самой середины маленький листок - и показал мне.
Я взглянул; на листке почти ничего не было изображено - ясны были только глаза. Я редко их раньше видел, но понял - они, как ни странно, мои. Остальное в лице было лишь намечено, и чем дальше от глаз, тем маловразумительнее. Я вопросительно поднял взгляд на моего собеседника, и мне привиделось, что насмешка замерцала в его глазах, до того казавшихся бесцветными.
"Ты удивлен?" - просто спросил он. " Тебя никогда не повесят на эти стены".
"Почему же?!" - вырвалось у меня; это прозвучало так, словно я хотел сказать: "За что?" Действительно, какая наглость! Могли бы и дорисовать, и повесить!
А он тем временем объяснял: "Зато ты можешь казаться более значительным, чем ты есть на самом деле (потому что, по правде сказать, на самом деле тебя практически нет). Каждый в своей манере дорисовывает у себя в душе твой портрет. Разные люди находят в тебе совершенно поразительные черты - и все они одновременно правы и нет. Правы и нет! (тут он вдруг поперхнулся и надолго закашлялся, но нашел в себе силы продолжить) А ты сам! Тебе казалось, что ты обладаешь множеством талантов - а так не бывает; ты даже был способен в одно и тоже мгновение испытывать противоречащие друг другу чувства - а это редкий дар. Ничего подобного не было бы, если бы ты висел вон там, (он резко показал рукой вглубь зала) ты не мог бы менять лицо."
" А как же те вечера, - тихо начал я, подделываясь под его выспренний тон, - когда я вдруг отчетливо понимал, что вся моя жизнь неправдива? Я убегал от этой мысли на улицу и долго бродил по городу, вглядываясь в свои отражения; но и из воды, и из зеркальных витрин на меня смотрели разные (и чужие мне!) люди. И только их глаза - то ли серые, то ли зеленые - всегда были моими:"
"Как ты патетичен, - спокойно заметил он, - впрочем, это неважно. Претензии не ко мне."
"Я все понял!" - отрезал я и повернулся к выходу. Но прежде, чем уйти, я успел спрoсить его: "А где же твой портрет?" И он усмехнулся и показал мне чистый лист бумаги.