Смерть по почте. Смерть под псевдонимом: [фантаст, романы: / Дин Джеймс.
Он — Шерлок Холмс с клыками!
Эркюль Пуаро мира Тьмы!
Короче говоря, он — Саймон Керби-Джонс.
Вампир, писатель и гениальный детектив-любитель!
Он распутывает самые таинственные преступления...
Дело о самозванке, выдающей себя за знаменитого автора дамских детективов, погибшей при невероятных обстоятельствах прямо во время писательской конференции...
Дело о затяжной войне между деспотичной провинциальной аристократкой и ехидной начальницей почты, завершившейся загадочным убийством...
Саймон Керби-Джонс стискивает клыки и выводит преступников на чистую воду.
Главное — не скучать.
И тогда жизнь — то есть не-жизнь — снова становится опасна и хороша!
No Dean James, 2002, 2003 No Перевод. А.О. Сизов, 2007 No Перевод. И.В. Соколов, 2007 No ООО «Издательство АСТ», 2007
Джоан Лоуэри Никсон — великодушной, всегда находящей время, чтобы подбодрить честолюбивого автора, наставнику, о котором любой писатель может только мечтать.
Спасибо тебе, Джоан, за поддержку и энтузиазм в течение всех этих лет.
Глава 1
Приходский святой отец не знает, что я вампир.
Равно как и не ведает он, что я гей.
Если бы ему открылся хоть один из этих фактов, то я не уверен, какой из двух стал бы причиной его неминуемого сердечного приступа. Скажем прямо, его преподобие отец Невилл Батлер-Мелвилл хоть и немолод уже, но наивен, точно младенец. Ну посудите, вампир, да к тому же еще и гей, в комитете по сбору денег на строительство храма... как-то не вяжется с его саном. Подобное знание привело бы его к вынужденной отставке.
До тоскливости скучный в обыденной жизни, Невилл выглядел в своей сутане просто потрясающе. Это был уже третий мой визит в дом святого отца, и я морально готовился к отвратительным помоям с подвальным запахом, которые Летти Батлер-Мелвилл называла чаем. Я склонен списать это на экономию средств. Подняв кружку с чаем, я задержал взгляд на Невилле, и это более чем достаточно компенсировало ужасный напиток. Блестящая черная сутана оттеняла его бледную красоту: черные, словно сажа, волосы, которые уже тронула седина на висках, орлиный нос, полные, чувственные губы и мускулистая фигура, которая украсила бы обложку любого дамского журнала. Милашка
Невилл в свои сорок был тот еще персик. Я хоть и нерегулярно посещаю церковь, но когда вчера во время службы он подошел ко мне пригласить на сбор приходского комитета, то, заглянув в его изумрудные глаза, я не смог сказать ничего, кроме «да».
Что бы там ни писали о нас, вампирах, в безвкусных романчиках, мы можем переступать порог церкви, и ничего ужасного с нами не происходит. И вид распятия не производит никакого эффекта.
Но поговорим об этом чуть позже. А в данный момент меня гораздо больше интересовал состав гостей на чайной вечеринке у святого отца. Хотя я и жил в деревушке Снаппертон-Мамсли с месяц, но до сих пор не познакомился с выдающимися гражданами этого замечательного места. Правда, видел нескольких. Они прогуливались легкой походочкой по улицам. Еще одна причина, по которой я решил вступить в комитет: мне нужно было узнать соседей поближе. Мы, вампиры, больше не прячемся по лесам, как это было раньше, кроме того, попадаться на глаза в обществе — это определенного рода гарантия того, что тебя не заподозрят в странностях.
Летти Батлер-Мелвилл предложила мне булочки на подносе.
— Это мой фирменный рецепт, — прошептала она с гордостью, — булочки с чесноком. Говорят, очень полезно для сердца.
Я отпрянул в ужасе. Терпеть не могу чеснок, потому что он смертелен для вампиров.
Озадаченная моим поведением, Летти Батлер-Мелвилл прошептала с беспокойством в голосе:
— Что-то не так, доктор Керби-Джонс?
Я покачал головой, удивляясь, что едва не попался.
— Просто у меня аллергия на чеснок, — прошептал я ей в ответ. — У меня от него чудовищная крапивница. — Небольшая порция чеснока едва ли убила бы меня, но если судить по ее чаю, то булочки должны быть нашпигованы этой гадостью. Лучше поберечься, чтобы не пришлось потом корчиться на полу в агонии.
Она бросила на меня странный взгляд, но, видимо, мой ответ удовлетворил ее, потому что она стала предлагать свои булочки остальным собравшимся. Судя по всему, присутствующие знали о недюжинных кулинарных дарованиях миссис Батлер-Мелвилл, поскольку все до единого отклонили ее предложение отведать чудо-булочек.
Я еще раз оглядел компанию. На фоне своего мужа Летти Батлер-Мелвилл казалась серой мышкой. Если Невилл выглядел прямо-таки театрально, то Летти выцветала из памяти за несколько минут. Почти такая же высокая, как ее муж, с такой же мощной фигурой, она была одета в мешковатое, дурно сидящее платье, которое лишь подчеркивало ее неряшливость. Судя по всему, на выставке моды от нее разбежались все доморощенные кутюрье.
Помимо святого отца и Летти, на нашей небольшой вечеринке присутствовали леди Прунелла Блитерингтон и ее сыночек-сноб, Джайлз. То была глава матриархата и наследница самого старого рода в этом поселке. Среди прочих гостей была также пожилая дама по имени Джейн Хардвик, что жила в коттедже по соседству от церкви и через переулок от меня. А еще находилось лошадиного вида создание по имени Эбигейл Уинтертон (судя по всему, это была женщина, хотя наверняка сложно было сказать, поскольку на существе был бесполый наряд и ужасная прическа), коя, по-видимому, владела деревенским магазинчиком.
Едва я познакомился с милой леди Прунеллой Блитерингтон, как мне сразу стало ясно, что ее надо периодически отключать, поскольку ее голос ревел, точно у мартовского кота во время случки. Как вы понимаете, мое восприятие несколько острее, чем у обычных людей, а посему слушать, как оживлялась леди Блитерингтон каждый раз, когда слышала свое имя, для меня ох как мучительно. К счастью, я могу регулировать чувствительность своего слуха. В итоге я оставил небольшой уровень громкости, чтобы они не решили, что я совсем уж выжил из ума.
— Сзятой отец, — заливалась она, — безусловно, найдутся люди, которые с радостью согласятся внести необходимую сумму на восстановление церкви Святого Этельволь-да во всей ее прежней красе. — При этих словах самовлюбленный Джайлз начал встревоженно озираться по сторонам. — Но в наши дни, к несчастью, это стало просто невозможно, а все благодаря поборам налоговой службы. — Она еще долго бубнила в том же духе, и Джайлз расслабился. Жаль, что он так надменно выглядит, а то сошел бы за приличного человека. Ему лет эдак двадцать пять, у него кудрявые темнорыжие волосы, темно-голубые глаза и нежная кожа, за которую большинство новичков убили бы его на месте. Помимо того, в нем почти шесть футов и три, или около того, дюйма роста. И фигура как у полузащитника. И, учитывая его сердитый характер, обладателем коего он, судя по всему, является, я бы не рискнул его злить. Хотя он и удерживал вес своей матушки, которая навалилась на него (а матушка его весила добрых триста фунтов), его кулаки оставались свободными, чтобы размозжить чью-нибудь голову — например, мою.
Взгляд мой блуждал по комнате. Мебель, как и одежда, которую носила миссис Батлер-Мелвилл, выглядела довольно потрепанной. Всюду на ней виднелись следы времени: потертости, царапины. Хотя заметно было, что за мебелью в этом доме тщательно ухаживают. В целом мебель была даже неплохая. Я подумал, что по Англии разбросано немало домиков, где живут приходские сельские святые отцы, и все эти дома выглядят один в один как этот. Церковная бухгалтерия могла бы раскошелиться на что-нибудь получше. С другой стороны, налет какой-то провинциальной бедности, лежащий как на вещах, так и на Летти Батлер-Мелвилл, придавал всему оттенок теплоты и уюта. Я решил простить эту бедную женщину и за чай, и за отравленные булочки.
Этот голос снова вломился в стройный хор моих мыслей.
— Нет, нет, нет, моя дорогая Летти, — визжала леди Блитерингтон, — не может человек в здравом уме одобрить, когда на сцене ставят какое-нибудь старье типа Шекспира или Оскара Уайльда. — При упоминании имени последнего она слегка пожала плечами. — Мы должны смотреть вперед, в будущее, и наши молодые талантливые писатели должны чувствовать нашу поддержку. Я настаиваю, чтобы Общество любителей драмы в Снап-пертон-Мамсли пыталось делать что-то новое. Я, в конце концов, председатель правления общества и могу заявить от лица всего правления, что абсолютно новая пьеса всегда соберет зал. — Она сделала паузу, чтобы отхлебнуть чаю. — Вообще я, пожалуй, наберусь наглости и предложу поставить пьесу моего дорогого Джайлза. Это будет настоящий триллер, правда, милый? А вы же знаете, как публика обожает эти глупые детективы в стиле Кристи. В конце концов, Джайлз такой же умный, как и Дама1 Агата, и я уверена, что его пьеса «Кто убил мамашу?» просто наводнит залы публикой.
Я закашлялся и сплюнул чай в чашку. Забавно, но примерно то же самое случилось почти со всеми в комнате в одно и то же время. Джайлз Блитерингтон порозовел, когда мы все посмотрели на него.
— Маман, — сказал он неожиданно приятным тенором, — я, бесспорно, буду польщен, если мою пьесу захотят поставить в столице, но, может, у присутствующих членов комитета есть более ценные предложения?
«Фальшивая скромность никуда тебя не приведет, малыш», — подумал я про себя.
Эбигейл Уинтертон тоже казалась скептически настроенной.
— Глупости, Прунелла, — протрубила она голосом на октаву ниже, чем мой собственный баритон, и ее ноздри затрепетали. — Джайлза выгнали из Оксфорда после первого же семестра, а к Кембриджу его и близко не подпустят. Если твой парень степень не может получить, так как он может писать? — Она с такой силой поставила чашку на стол, что та чуть не разлетелась на куски.
— Да неужели, Эбигейл, — ответила леди Блитерингтон, в каждом слоге вибрировала уязвленная гордость. — Если у кого-то нет ученой степени, это еще не значит, что этот человек неумен. Так ведь? Есть умы, слишком независимые, слишком блестящие, чтобы подстраиваться под новомодные требования современной системы образования. Вы не согласны, доктор Керби-Джонс?
Уж коль ко мне обратились, шансов отмолчаться у меня не осталось.
— Дорогая леди Блитерингтон, в случае с американской системой образования вы были бы, безусловно, правы, это я могу с точностью утверждать, поскольку наиболее знаком именно с американской системой, как вам наверняка известно. — Признаться, меня вообще удивило, что она снизошла до вопроса в адрес простого американца. — На своем веку я повидал немало одаренных и даже выдающихся студентов, которые испытывали затруднения, столкнувшись с рутинными требованиями образовательной системы. Некоторые из них выжили за счет своего упорного труда, некоторые нет. — Я одарил Джайлза улыбкой, полной превосходства, а он в ответ мрачно уставился на меня. Жаль, что парнишка так старался выглядеть неприятным.
— Вот именно, — согласилась леди Блитерингтон, не вполне понимая, то ли я помог ей, то ли выставил ее Джайлза в еще более глупом свете. — Да... В конце концов, моя дорогая Эбигейл, я не уверена, что обычная владелица магазина в состоянии оценить литературные достоинства пьесы. Без сомнения, остальные члены правления смогут понять все прелести его труда, даже несмотря на твои предрассудки.
Эбигейл Уинтертон громко и насмешливо фыркнула.
— Если все, о чем ты печешься, — это сохранение фондов правления, моя дорогая Прунелла, — начала она с издевкой, — то в таком случае не стоит беспокоиться. Я знаю еще одного автора, который написал пьесу, идеально отвечающую нашим запросам, и этот человек действительно заслуживает, чтобы его заметили крупные столичные театры. Более того, ему даже не нужно вознаграждение.
— И что же это за пьеса? — потребовала объяснений леди Прунелла ледяным тоном. За последние несколько минут я начал верить, что деревенская жизнь может быть очень даже увлекательной. — Говори, раз уж ты у нас все на свете знаешь.
Мисс Уинтертон самодовольно хихикнула.
— Уж будь уверена, знаю. Я не раз читала об этом. — На какое-то мгновение радость переполнила ее. — Каждого в деревне это позабавит. Если не сказать — просветит. Автор местный и посему, уверяю тебя, весьма осведомлен о наших делах. — Она медленно обвела взглядом каждого из присутствующих в комнате, одного за другим. Каждого, кроме меня.
У меня разыгралось воображение, или Летти Батлер-Мелвилл стала еще бледнее? Святой отец отхлебнул из своей кружки, пока леди Прунелла молчала, лишившись дара речи. Джейн Хардвик явно забавлялась. Она мельком глянула на меня, но тут же отвела взгляд. Джайлз Блитерингтон принялся изучать свои ногти.
Наконец леди Блитерингтон пришла в себя.
— Я полагаю, Эбигейл, нам действительно может понадобиться эта пьеса. Ты можешь раздобыть копию к очередному собранию правления?
Мисс Уинтертон кивнула.
— Что ж, тогда мы оценим пьесу, — сказала леди Прунелла. — Но у меня лично нет никаких сомнений, что она будет гораздо хуже, чем работа Джайлза. Хотя, полагаю, нам следует быть демократичнее в данной ситуации. — Она мельком глянула на мисс Уинтертон, словно извиняясь за то, что прилюдно произнесла слово «демократичнее».
Эбигейл Уинтертон покраснела, и на секунду я испугался, что она придет в бешенство и начнет орать. Но, судя по всему, она взяла себя в руки и на этот раз сдержалась. Второй раунд вряд ли заставит себя ждать. Я, во всяком случае, не удивлюсь. Леди Блитерингтон продолжила, не обращая более внимания на Эбигейл Уинтертон:
— Так вот, как я и говорила, Джайлз написал чудесный детективный сценарий, который с руками оторвали бы в столице, но решение этого вопроса мы должны, по-видимому, отложить.
— Я не сомневаюсь, что правление примет самое разумное решение, — вставила Джейн Хардвик, воспользовавшись кратким затишьем, что последовало за словами леди Прунеллы. Здесь явно существовали подводные течения, о которых я пока не имел ни малейшего представления. Но возможно, кто-нибудь в деревне просветит меня. Кого же мне попросить? Я с любопытством посмотрел на Джейн Хардвик. Определенно она обладала какими-то возможностями. Сардоническая улыбка, не сходившая с ее губ, предполагала, что она знает, в каком шкафу у каждого жителя деревни спрятано по скелету. Было в ней что-то до боли знакомое, в любом случае, решил я, стоит узнать ее получше. Я уже имел счастье наблюдать за ней пару раз, когда она работала в саду одна или давала указания двум помощникам, которые в поте лица вскапывали ей огород на заднем дворе за домом. Я ни секунды не сомневался, что она в курсе всего, что происходит в деревне.
Мисс Хардвик продолжила своим мягким вежливым тоном:
— Предлагаю перенести обсуждение деятельности Общества любителей драмы в Снаппертон-Мамсли. Комитет не место для подобных разбирательств, даже если вы двое являетесь членами правления общества. Мы, как члены комитета по сбору средств на восстановление храма, можем высказывать свое мнение, поскольку общество любезно согласилось поддержать нас в наших усилиях, но мы не можем просто диктовать выбор пьес.
— Совершенно верно, — добавил Невилл Батлер-Мелвилл хорошо поставленным голосом, привыкшим к проповедям. — Уж коль два комитета решили объединить усилия для благородного дела, мы должны постараться ладить друг с другом. Ведь наша цель — восстановление церкви Святого Этельвольда, а посему нам не следует опускаться до раздоров и склок.
— Да, конечно, дорогой святой отец! — воскликнула леди Блитерингтон, хотя и бросила неприязненный взгляд как на Эбигейл Уинтертон, так и на Джейн Хардвик. — Мы все должны собраться с духом ради нашего святого Этель-вольда. Дорогая Джейн, — продолжила она, — всегда такая чувствительная. И такая демократичная. — В устах леди Блитерингтон это слово снова прозвучало как оскорбление. Как, собственно, и предполагалось изначально. Джейн Хардвик снисходительно улыбнулась в ответ.
Джайлз поднялся, улыбаясь всем присутствующим. Я удивленно заморгал перемене в его поведении.
— Маман, боюсь нам пора идти. Помнишь, ты обещала посмотреть урок верховой езды Алсати с Дирком. — По странному тону его голоса у меня создалось впечатление, что если леди Блитерингтон не будет присутствовать на этом уроке, то вышеупомянутый Дирк будет учить Алсати чему угодно, только не верховой езде.
Леди Прунелла вскочила со стула:
— Ах да, Джайлз, дорогуша. Спасибо, что напомнил мамочке. Прошу прощения, дамы и господа, нам пора. Мы продолжим наши прения завтра вечером. — Она развернулась и направилась к парадному выходу, даже не дождавшись, пока присутствующие попрощаются с ней.
Первой заговорила Эбигейл Уинтертон:
— Боюсь, мне тоже придется уйти, святой отец, Летти. Сегодня мой помощник уходит рано, и мне нужно успеть, чтобы закрыть магазин. — Она поднялась.
Викарий тоже встал со стула.
— Спасибо вам всем, что пришли сегодня. Я знаю, что с такими верными братьями и сестрами мы непременно преуспеем и соберем деньги на восстановление церкви. И... — здесь он повернулся ко мне и поклонился, — мы чрезвычайно рады, что такой видный молодой историк, как доктор Керби-Джонс, согласился помочь нам. Я рад поприветствовать вас в нашем комитете и в Снаппертон-Мамсли, как, впрочем, и все мы. „
— Спасибо, святой отец, — скромно ответил я. — С вашей стороны очень любезно пригласить незнакомца принять участие в жизни деревни. С первого момента, как взгляд мой упал на Снаппертон-Мамсли, я знал, что это уголок Англии, о котором я всегда мечтал. Я верю, что мне удастся внести свой посильный вклад в вашу жизнь. — Как вы могли заметить, я прирожденный подхалим. А если честно, то я оказался в этом захолустье только потому, что сильно поиздержался.
— Ах, хорошо сказано. — Викарий все еще кланялся мне. — Что ж, обращаюсь ко всем, жду вас завтра вечером, чтобы обсудить наши проблемы и предложения с правлением директоров общества, договорились?
Заверив его, что непременно придем завтра, мы все дружно поблагодарили Летти Батлер-Мелвилл за безвкусный чай и прошли через тесную, сумрачную прихожую к парадной двери, где разобрали свои шляпы и зонты, прежде чем выйти на улицу. Леди Блитерингтон и Джайлз у нее на хвосте уже удалялись по улице в сторону своего фамильного особняка, Блитерингтон-Холла, расположенного рядом с деревней. Эбигейл Уинтертон пробасила свое «до свидания» и направилась лошадиными шагами к почте. Джейн Хардвик задержалась, явно желая переброситься со мной словечком-другим.
И вот в свете раннего августовского вечера я впервые как следует рассмотрел Джейн Хардвик. Ей можно было дать сколько угодно лет — от сорока до шестидесяти. Короткая аккуратная стрижка, классический деловой костюм, неброские жемчужные украшения, практичные туфли и вместительная сумка. Ее яркие глаза светились умом, озорством и чувством юмора. Она походила на любимую незамужнюю тетушку.
— Если вы не возражаете, доктор Керби-Джонс, — сказала она, — то, мне кажется, нам стоит обсудить кое-что. То, что будет интересно нам обоим.
— Непременно, — ответил я, галантно предлагая ей руку. — Я надеялся, что нам удастся познакомиться поближе.
Пока мы говорили, она повела меня через улицу к своему домику.
— Благодарю, — отозвалась она, застенчиво посмотрев на меня. — В конце концов, такие, как мы, должны держаться вместе, вам не кажется?
Глава 2
От такого признания Джейн я едва не споткнулся — чего не случалась с тех самых пор, как я перестал быть человеком. Мозг мой суматошно работал, пытаясь понять, что она имела в виду под словом «такие». Первые мгновения я не знал, что и сказать.
Невозмутимо улыбнувшись тому, что я ненадолго потерял дар речи, мисс Хардвик подвела меня к воротам своего дома, который находился ярдах в пятидесяти или около того ниже по переулку от дома святого отца. А мой коттедж виднелся следом за ним, в северном конце деревни.
Закрыв за нами калитку, Джейн нарушила молчание:
— Я не лесбиянка, доктор Керби-Джонс.
— Но как вы догадались? — потребовал я объяснений грубее, чем следовало. В ожидании ответа я с интересом озирался вокруг. Ее сад сполна возвращал ей время и силы, которые она тратила на него. Всюду пышно росли цветы на аккуратных клумбах. От разноцветного калейдоскопа лепестков и бутонов рябило.в глазах, и сразу же вспомнился мой собственный заброшенный сад. Джейн Хардвик открыла двери своего дома и жестом пригласила меня войти. Прежде чем ответить, она приняла мою шляпу и повесила ее на резную вешалку рядом с дверью. Затем она прошла по узкому коридору в комнату, которую, как я предположил, она использовала как гостиную. Я сел на бархатный диван с высокой спинкой рядом с креслом, в котором она уже комфортно устроилась, не сводя с меня глаз.
— Так как вы догадались? — спросил я ее, в нетерпении нарушив тишину. — Мне сразу померещилось что-то знакомое в вас, но я так и не понял что.
— Ты ведь еще совсем новичок в этом, верно? — улыбнулась Джейн, и я кивнул. Она рассмеялась, как мне показалось, слегка покровительственно. — По большей части это оттенок цвета кожи. Если бы ты провел здесь столько же времени, что и я, то только по одному этому признаку научился бы отличать вампиров от людей. Но есть и еще кое-что, — сказала она мне. — Например, глаза. Я всегда могу распознать по глазам. Со временем ты поймешь, что я имею в виду. — Она снова рассмеялась, и звук ее голоса начал меня слегка раздражать. — Еще одна подсказка, должна признать, это то, что ты живешь в коттедже Тристана Ловеласа.
Я вздохнул, можно было немного расслабиться.
— Мне следовало самому догадаться. — Тристан Ловелас, умопомрачительный, красивейший вампир, который также был моим научным руководителем в аспирантуре, вручил мне ключи от своего дома несколько месяцев назад. Но в деревне не все знали, что я купил дом у Тристана. Он мне много рассказал о доме, но совершенно не упомянул о Джейн Хардвик или о ком-либо еще из местных жителей. Он только сказал, что мне очень понравится Снаппертон-Мамсли. И похоже, я начинаю понимать, что он имел в виду.
— Да, дорогой Тристан, — произнесла Джейн и загадочно улыбнулась. — Когда я услышала, что он продал свой дом, то ожидала увидеть кого-нибудь вроде тебя. Безукоризненный вкус Тристана еще ни разу не подводил его.
Я покраснел. (Да, краснеть мы можем, хотя это и не так заметно.)
— Как-нибудь надо будет непременно поговорить о Трис-тане, — продолжила Джейн. — У нас с ним много общего, включая вкус на мужчин.
— Спасибо, пожалуй, — сказал я.
Джейн рассмеялась.
— Зови меня Джейн, а я буду звать тебя Саймон. К чему нам формальности, верно? — Она склонила голову, глядя на меня выжидающе, и я кивнул. — Тыдавно говорил сТри-станом, Саймон? — спросила она. — Лет сто от него ничего не слышала.
— Нет, — ответил я, — мы с Тристаном уже не так близки, как раньше. Мы теперь совсем мало общаемся. — Не стоит болтать лишнее с Джейн, как бы хорошо она ни знала Тристана.
— Жаль. — Она улыбнулась, и было в ее улыбке что-то волчье. Она опять застала меня врасплох. — Хотя, мне кажется, на один вопрос ты сможешь мне ответить, — продолжила она.
Я предвосхитил ее вопрос.
— В этом нет необходимости. Я не следую традициям. — От одной мысли об этом у меня мурашки побежали по телу.
— Нет. Я так и думала. Я тоже не следую им. — Она помолчала немного. — Обычно, — добавила она, и мне на секунду представилась совсем другая Джейн, отчего я снова почувствовал озноб.
К этому моменту вы уже, безусловно, с ума сходите от любопытства. Что это за вампиры такие, что средь бела дня болтают по пустякам, пьют чай в доме у святого отца? Секрет заключается в специальном лекарстве. Умники в счетной палате конгресса в обморок попадали бы, если б узнали, что при Национальном институте здоровья в Бетесде, у меня на родине, в Америке, есть лаборатория, где все ученые — вампиры. Они провели дополнительные исследования по лекарству от гемофилии, которое было забраковано спецами из другого подразделения института, и втайне разработали средство, которое в корне изменило жизнь бессмертных. Благодаря им мне теперь достаточно принимать по две маленькие таблетки в день, чтобы не прятаться при первых лучах солнца.
Таблетки эти — славная замена отвратительному кро-вососанию, к которому вампирам приходилось прибегать в старые времена. И тот факт, что мне больше не приходится половину суток проводить в каком-нибудь темном углу, значительно увеличивает продуктивность моих литературных изысканий. Вампиры, видите ли, спят очень недолго. Двух-трех часов в сутки вполне достаточно, чтобы удовлетворить мои скромные потребности в отдыхе.
Хотя должен предупредить вас, что есть еще вампиры, которые живут по старинке. Они нападают на смертных, пьют их кровь, а затем скрываются в спешке и отсиживаются в светлое время суток в мавзолеях или на мрачных сырых кладбищах. Но среди нас есть специальный отряд, который ставит на место таких зарвавшихся бандитов.
Я лично думаю, что все это отвратительно, но вы же знаете, как упрямы становятся некоторые личности, когда речь заходит о традициях. Они боятся попробовать что-нибудь новенькое. В моем собственном случае положа руку на сердце могу клятвенно утверждать, что эти таблетки сделали мою жизнь после смерти гораздо приятнее.
Поскольку мне больше не надо беспокоиться, куда бы спрятаться после восхода солнца, у меня высвободилось много времени, чтобы поразмышлять над чем-нибудь более стоящим. Вместо того чтобы рыскать по окрестностям в поисках подходящей жертвы, я провожу часы «охоты» с большей пользой и несравненно большим удовольствием. Еще один миф про вампиров, о котором вам, вероятно, доводилось слышать, — это то, что у нас не может быть... как бы это помягче... отношений друг с другом... ну, вы понимаете, о чем я. С радостью могу вас заверить — это полная ерунда. С этим я бы ни за что не пожелал распрощаться.
Вот и Джейн Хардвик была вампиром нового времени, как и я. И я, признаться, очень этому рад. Прежние кровососы заставляли меня нервничать.
— Снаппертон-Мамсли — чудесная тихая деревушка, и мне бы хотелось, чтобы так все и оставалось, — сказала Джейн. — Раньше, — я знал, что под «раньше» она имела в виду времена до волшебных таблеток, — мне приходилось влачить жалкое существование, а люди вокруг думали, что я весьма эксцентричная особа. Но последние десять лет были просто чудесными, и я участвую в деревенской жизни на все сто.
— Как, например, в комитете по сбору средств на восстановление церкви. Ни больше и ни меньше, — сказал я сухо.
Джейн весело рассмеялась.
— Вот именно. Спору нет, многие в деревне думают, что я не в себе, раз после стольких лет вдруг стала прилежной прихожанкой и неутомимой труженицей, что бы ни требовалось сделать на общественных началах.
— Просто свет в оконце на пути в Бедфорд? — Бедфорд — это ближайший крупный город, всего в нескольких милях по трассе. Джейн предпочла не замечать моего насмешливого тона.
— Ты быстро приспособишься к деревенской жизни, — сказала она. — Если, конечно, будешь осмотрительным. В деревне много любителей совать свой нос куда не следует. — Она улыбнулась. На этот раз я воспринял ее улыбку как предупреждение. — После чайных посиделок у викария ты, вероятно, уже понял, что наш святой отец совершенно без понятия, что к чему. А бедолага Летти? Ты сам все видел, она понимает не больше мужа, да и не пытается ни в чем разобраться. Прунелла Блитерингтон настолько поглощена собой, что замечает что-либо только тогда, когда это может коснуться ее или ее домочадцев.
— Да, кстати, это напомнило мне кое о чем. Что за история приключилась между ней и этим бедным существом, что управляет деревенским магазином при почте? — Вотте-перь-то мы добрались до поистине интересных дел.
— Ах да, дорогая Эбигейл, — вкрадчиво проговорила Джейн. — Когда-то, давным-давно, Эбигейл Уинтертон и Прунелла Рагзботтом2 (да-да, ее именно так и звали) были лучшими подругами. Начиная с самого детства. Обе были дочерьми торговцев, хотя Прунелла всегда замалчивает этот факт. Мистер Рагзботтом был амбициозным зеленщиком, а отец Эбигейл управлял тем же магазином, что и она сейчас. Тебе, вероятно, в это сложно поверить, но много лет назад обе они были хорошенькими девушками. Достаточно хорошенькими, чтобы охмурить своими сомнительными чарами сына местного баронета. Покойный сэр Босу-орт Блитерингтон считал себя дамским угодником, что, к сожалению, часто случается с молодыми людьми этого сословия. Так вот, он не пропускал мимо ни одной юбки, чем и воспользовались подруги. В итоге в условиях здоровой конкуренции верх одержала Прунелла, став леди Блитерингтон. А Эбигейл, хотя, вероятно, и любила баронета, проиграла схватку и вынуждена была признать свое поражение на поприще матримониальных баталий. С тех пор они с Прунеллой стали злейшими врагами. У бедного Босуорта Блитерингтона не было ни малейшего шанса, с тех пор как Прунелла поставила на полку свой кубок победителя.
— Просто ужас какой-то, — только и сказал я, представив себе Прунеллу и Эбигейл молодыми. — Это было сколько, лет тридцать назад? А то и больше? — осведомился я. — Вы тогда уже жили в деревне? — Таким учтивым вопросом я попытался разговорить Джейн и узнать кое-что из ее прошлого.
Но она оказалась слишком проницательной, чтобы пойти у меня на поводу.
— Саймон, дорогуша, заруби себе на носу кое-что. Не ходи вокруг да около, когда общаешься со мной. Спрашивай напрямую. Я знаю Тристана и могу предположить, что он даже имени моего не упоминал. Уверена, он хотел, чтобы ты удивился. — Она снова улыбнулась, и я поерзал в кресле. Она немного пугала меня. — Так что не надо ходить кругами, словно кот вокруг сметаны. Спрашивай, и я с удовольствием отвечу на твои вопросы. Тебе я не откажу.
Я подумал немного и все же решился.
— Ладно, сколько вам лет?
Джейн рассмеялась:
— А что ты скажешь, если узнаешь, что я присутствовала на суде Елизаветы Тюдор?
— Ничего себе! — воскликнул я прежде, чем смог остановить себя. Старушка Бесс всегда была моей любимой королевой, так что шанс повстречаться с кем-то, кто видел ее во плоти, просто будоражил меня. Не говоря уж о том, что я мог почерпнуть много полезной информации для своего нового исторического романа.
— А возвращаясь к твоему предыдущему вопросу, могу сказать, — Джейн улыбалась моему возбуждению, — что живу в Снаппертон-Мамсли уже почти двадцать лет. Хотя я и не имела удовольствия наблюдать за матримониальной баталией, но у меня были надежные источники информации среди тех, кто видел все воочию. Достаточно будет сказать, что когда речь заходит об управлении мужским сознанием, то Прунелла будет еще поизощреннее старушки Бесс.
— Моя дорогая Джейн, — сказал я счастливо, — мы с вами будем лучшими друзьями.
— Да, Саймон, — ответила она, пристально глядя на меня, — думаю, что будем.
Я ни секунды не сомневался, что мы с Джейн поладим, как два дома во время пожара.
— Еще вопросик, — сказал я, возвращаясь к давнишней теме. — Опять же про Прунеллу и Эбигейл. Они часто... набрасываются друг на друга, как это было сегодня у викария?
Джейн нахмурилась:
— Да нет, вообще-то не часто. Это было даже странно. Сейчас, когда ты напомнил об этом, случившееся кажется мне из ряда вон выходящим событием. Чаще всего они просто не замечают присутствия друг друга, а если общения не избежать, то разговаривают исключительно холодно и вежливо. Видимо, что-то случилось, что нарушило хрупкий баланс сил. — Она задумалась. — Честно говоря, я удивлена, что они еще не поубивали друг друга. Они обе крайне неприятные особы. Прунелла вечно лезет не в свое дело, но она хотя бы делает это открыто. Эбигейл же, в свою очередь, коварная и навязчивая женщина. Во всех деревенских начинаниях они постоянно спорят и соперничают друг с другом, в то время как Летти Батлер-Мелвилл выполняет за них всю работу. — Она рассмеялась. — Но такова уж деревенская жизнь, и ты еще это поймешь. Во всяком случае, в Снаппертон-Мамсли все обстоит именно так.
— По мне, так что-то однозначно назревает вокруг выбора пьесы. Часто они занимаются такими делами?
— К сожалению, почти всегда. — Джейн нахмурилась, призадумавшись. — Но, честно признаться, меня несколько удивило, что Эбигейл так суетится по поводу пьесы, которую она хочет видеть в постановке. Что-то здесь явно происходит, и я рассчитываю на тебя. Ты в деталях расскажешь мне, что произойдет завтра у викария. У меня назначена встреча на это время, так что я не смогу присутствовать на заседании.
Заверив Джейн, что я с удовольствием буду держать ее в курсе дела, я не спеша отправился домой. Хотя времени было уже шесть часов вечера, солнце все еще высоко стояло в небе. Ох уж это лето в Англии!
Я открыл калитку и прошел по тропинке к парадному входу. Моему парадному входу! Ну надо же, моему парадному входу. Я все еще не мог поверить в то, что это мой коттедж, и в то, что я действительно в Англии. Я протянул руку и коснулся пальцами шероховатой кладки из темнокрасного кирпича. Я видел подобную кладку по всему побережью восточной Англии, где в строительстве очень сильно было влияние фламандской школы. На летней жаре кирпич нагрелся и отдавал тепло.
«Коттедж», честно говоря, было неправильное название для данного строения, поскольку когда-то здесь жили семьи двух работяг. Где-то в конце XIX века два домика пристроили друг к другу, и получилась вполне роскошная деревенская резиденция для весьма небедного джентльмена викторианской эпохи. В то же время сзади пристроили кухню и кладовую для продуктов, а крышу покрыли дорогой черепицей. Пока Тристан владел этим особняком (а я никогда не спрашивал его, как долго он им владел), он провел водопровод и сменил проводку. Дом, конечно, потерял что-то от своего шарма викторианского особняка, зато стал комфортным для проживания.
Пока я шарил по карманам в поисках ключа, я обвел взглядом двор. Определенно нужно найти кого-нибудь, чтобы следил за землей. После сада Джейн Хардвик мне становилось стыдно за свой.
Я прошел в темную прихожую и сразу включил свет. Повесив шляпу на вешалку у входа, я поднялся наверх, в ванную. Пора было принимать лекарство, и я не любил пропускать свою дозу. Последствия могли быть очень, очень неприятными.
Я проглотил две таблетки, запив их водой, и посмотрел на свое отражение в зеркале (уж простите, что развенчал еще один миф о нас, вампирах). Если бы я сейчас улыбнулся, то увидел бы свои клыки. Думаю, они придают мне распущенный и щегольской вид. Вообще-то я не тщеславный человек, но вынужден признать, что неплохо выгляжу. Благодаря темным волосам, темным глазам и темной, коротко остриженной бородке мой облик кажется весьма интригующим. И еще один плюс быть вампиром — мне не приходится думать о лишнем весе. Хоть я пью и ем, но так мало, что даже не сравнить с теми порциями, которые я поглощал, когда был человеком.
Зайдя в спальню, я скинул с себя надоевшее тряпье, что я надел для чайной вечеринки, и натянул удобную потрепанную футболку и спортивные штаны. Мне предстояло потрудиться сегодня ночью, и я хотел, чтобы ничто не мешало мне сидеть перед компьютером.
Внизу, в комнате, которую я определил под кабинет, я, не обращая внимания на неразобранную кипу бумаг и стопки файлов, включил свет, компьютер и прочую оргтехнику и плюхнулся на стул перед монитором. Нужно дописать последнюю главу длиннющего опуса Дафны Дипвуд. В последний раз, когда я оставил главных героев «Страсти в Перу», их собирались скинуть со скалы плохие парни, и мне нужно было решить, как они выпутаются из этого затруднительного положения. Мои преданные читатели, благодаря которым три предыдущие книги стали бестселлерами, несомненно, ждут от меня чего-нибудь эдакого... нетривиального и умопомрачительного.
Светский мир знает меня как доктора Саймона Керби-Джонса, историка и уважаемого биографа. Я могу обеспечить себе достойную жизнь (уж простите за иронию), занимаясь историей, но я зарабатываю сумасшедшие деньги, пописывая исторические любовные романы под псевдонимом Дафны Дипвуд и совсем уж скандальную эротику для женщин под псевдонимом Доринды Дарлингтон. Псевдонимы мне нравятся больше, чем скучное имя Саймон. Кстати, кто такой этот Саймон Джонс, что родился тридцать пять лет назад в небольшом городишке штата Миссисипи, надо еще разобраться. Но это уже совсем другая история.
В какой-то момент мне наскучили мои герои «Страсти в Перу». Лизетта все время громко визжала, а Торн, вместо того чтобы спасать их обоих от головорезов из банды Золотой тропы, все время прилизывал свои волосы. Персонажи иногда так утомляют. Я хотел было позволить им упасть со скалы в болото к аллигаторам и покончить со всем этим, но знал, что читатели ждут от меня большего. Да и я сам от себя, честно говоря, тоже. Интриги Снаппертон-Мамсли немного подождут, надо сосредоточиться на работе.
Где-то незадолго до рассвета я выключил компьютер, вполне довольный концовкой «Страсти в Перу». Она получилась именно такой, как я и хотел. Попозже утром можно отправлять рукопись моему агенту в Лондон и расслабиться ненадолго, прежде чем окунуться в мир Доринды Дарлингтон. Я выключил свет в комнате и подошел к окну, чтобы посмотреть на спящую деревушку.
Луна сияла манящим серебром, освещая тропинку перед домом. Все замерло. Как я любил эту тишину английской глубинки. Здесь я мог посвятить себя литературе и деревенской незатейливой жизни, если сам того пожелаю.
Краем глаза я заметил какое-то движение в кустах за дорогой. Приглядевшись, я увидел, что это человек. Кто бы это мог быть в такой-то ранний час?
Человек замер на мгновение перед домом рядом с коттеджем Джейн Хардвик, затем открыл калитку и проскользнул внутрь. Заинтригованный, я продолжал смотреть, пока человек этот, пройдя через сад, не скрылся за углом дома. Затем он снова появился в поле зрения, перебрался через забор Джейн Хардвик и снова исчез за углом другого дома. Я совершенно запутался. Может, это деревенский полицейский? Следит, чтобы все было в порядке.
Затем человек появился снова и направился на этот раз к моим собственным воротам, и я наконец смог разглядеть, кто же это. С чего это вдруг Эбигейл Уинтертон крадется по деревне в такую рань?
Глава 3
Потребовалось умереть, чтобы стать ранней пташкой. Ирония, что и говорить, но такова уж жизнь вампира. Когда я был смертным, то больше всего на свете я ненавидел вставать раньше десяти часов. Теперь же мне нужно так мало времени на сон, чтобы подзарядиться энергией и прыгать, точно заводной заяц в набившей оскомину телерекламе, что я встаю на рассвете. А все эти чудо-таблетки.
У меня роскошный душ. Коттедж Тристана — а точнее, уже мой — с виду походил на репродукцию к романам Джейн Остин, но внутри все было по последнему слову техники. Уж Тристан, будучи совершенно избалованным типом, позаботился об этом. Горячая вода освежила меня. Я знаю, вы разочаровались, узнав, что вампиры делают такие ужасно банальные вещи, как личная гигиена, но мы действительно немного потеем.
Я вытерся полотенцем и оделся, после чего спустился вниз и поставил на огонь воду для утреннего чая. Пока я ждал, решил включить компьютер и распечатать последнюю главу «Страсти в Перу». Почтамт начинал работу в девять, и я хотел быть там к открытию, чтобы избавиться от рукописи, доверив ее в надежные руки Королевской почты.
Я сидел и попивал чаек, пока принтер страницу за страницей выплевывал мою бессмертную прозу. Пожалуй, я из тех писателей, которые могут применить этот термин к своему творчеству на весомых основаниях. Благодаря скорости принтера необходимые страницы были у меня уже через каких-то двадцать минут. Я присовокупил последнюю главу к основной части рукописи, быстренько распечатал титульный лист и сложил все в коробку.
Так, где же оберточная бумага? Я оглядел комнату, пытаясь понять, в какой из коробок лежит то, что мне нужно. Уж простите, что снова вас разочаровываю, но рентгеновского зрения у меня нет. Так что мне придется открывать коробки по очереди и рыться в содержимом, чтобы найти нужную вещь. Тут я решил, что найти мне нужно в первую очередь кого-нибудь, кто навел бы здесь порядок. Потому как сам я этого делать не хотел.
Наконец я все приготовил и даже управился до девяти. Я высунул голову на улицу. На небе ясно, день будет жарким. Я снял с полки шляпу, надел солнцезащитные очки и вышел, сунув посылку под мышку. Хотя теоретически я живу в Снаппертон-Мамсли уже с месяц, на деле я проводил здесь немного времени, если не считать последних нескольких дней. По прибытии в Англию я часто бывал в Лондоне, поскольку надо было уладить немало формальностей. Для американца, возжелавшего пожить на земле предков, придумано огромное количество различного рода бюрократических проволочек. И хотя Снаппертон-Мамсли находится совсем недалеко от Северной железной дороги, я решил остановиться в Лондоне, пока не улажу все вопросы. Дом за меня обставил со вкусом и любовью Тристан Ловелас, а мои книги прибыли на корабле и были доставлены на место. Лишь однажды я заехал проверить, все ли мои вещи прибыли, а остальное время проводил в Лондоне. Позже, правда, я стал приезжать на выходные в свой коттедж, чтобы расставить самые необходимые вещи по местам. Я обожаю Лондон, но к тому моменту, как вся бумажная волокита была позади, я уже истосковался по пасторальной тишине деревенской жизни в Снаппертон-Мамсли.
Все, что я вам сейчас наплел, безусловно, весьма скучная попытка объяснить, почему я до сих пор не был на почте, по совместительству служащей деревенским супермаркетом.
Я задержался у ворот. Теплый, благоухающий бриз обдувал меня, принося с собой мириады дурманящих ароматов английского августовского утра. Я глубоко вдохнул тяжелый запах свежескошенного сена, который доносился со стороны фермы, расположенной ниже по холму. Все это вызвало воспоминания детства, проведенного на Миссисипи.
Я легкой походкой направился вниз по улице, которая являлась главной дорогой в деревне, хотя и была такой узенькой, что ни на одной карте вы ее не найдете. Так что я не особо боялся, что меня переедет грузовик. Я прошел мимо коттеджа Джейн Хардвик, мимо церкви и далее, в «деловую» часть деревушки, наслаждаясь по пути тенью от нависавших над самой дорогой деревьев. Когда я очнулся от глубоких раздумий, то заметил, что уже добрался до места, да к тому же к самому открытию. Эбигейл Уинтертон как раз отпирала дверь.
— Доброе утро, доктор Керби-Джонс. — Приветствие прозвучало неприязненно, да еще и сказано было кислым тоном. Судя по всему, недосыпание, вызванное ночными вылазками, не пошло ей на пользу.
— Доброе утро, мисс Уинтертон, — ответил я ей со всем своим американским добродушием, хотя она того и не заслуживала. Я даже приложился кончиками пальцев к шляпе в приветствии. — Как поживаете? Как вам утро? Очень рад был пообщаться с вами вчера у викария. Я, знаете ли, уверен, что мне понравится у вас в деревушке. Я столько лет мечтал переехать в Англию, и вот я здесь, моя мечта сбылась. А у вас такой очаровательный магазинчик!
Продолжая в том же духе, я льстил не переставая, пуская в ход свой южный акцент, что становился все выразительнее с каждым слогом... Одним словом, она была очарована еще до того, как я устал заливать ее елеем. Я даже убедил ее, что я из тех американцев, которые хотят быть англичанами в большей степени, чем сама английская королева.
Я передал бандероль, чтобы ее взвесили, затем отдал причитающиеся за пересылку деньги, и Эбигейл Уинтертон удовлетворила мое любопытство по поводу Общества любителей драмы в Сйаппертон-Мамсли.
— Обществу уже более ста лет, знаете ли. Его основал прапрадед последнего баронета, — ах, как тщательно она избегала употребления ненавистной фамилии Блитеринг-тон, — и многие годы у нас шли успешные выступления. — Она остановилась, чтобы оценивающе посмотреть на меня. — Не желаете сыграть какую-нибудь роль? — Ее глаза вспыхнули огоньком, и я стал гадать, что она задумала на мой счет.
— Простите великодушно, — ответил я, стыдливо склонив голову, — но до сей поры во мне не замечалось ни толики актерского таланта. Боюсь, если и есть во мне какие дарования, так исключительно по части писательства. — Я, конечно, бессовестный хвастун, но почему бы и нет? У меня
I это так хорошо получается!
Мисс Уинтертон нахмурилась, обдумывая новую информацию. Но затем она просияла.
— Так ведь мы всегда рады новым писательским дарованиям. Вы когда-нибудь писали пьесы или, может, думали о том, чтобы написать? В конце концов, уж если такая бездарность, как Джайлз Блитеринггон, сподобился на пьесу, то уж такой образованный молодой человек, как вы, безусловно, сможет не хуже. — Меня удивил ее желчный тон, а выражение ненависти на ее лице можно было изучать часами. Будь я Прунеллой Блитеринггон, я бы держался поосторожнее.
Однако я снова вынужден был огорчить ее. Последним в мои планы входило сомнительное словотворчество для любительского общества, каким бы хорошим оно ни было. И уж поверьте мне, я знаю, о чем говорю!
Но Эбигейл Уинтертон, похоже, не слышала моих сожалений.
— Слава Богу, в этом году нам не придется ставить бред, написанный школьником-переростком. — На секунду мне
показалось, что она говорит обо мне, но потом я понял, что она метит в Джайлза Блитерингтона. Я уже начинал жалеть бедолагу.
— Да-да, — сказал я вежливо. — Вчера вечером вы упомянули о какой-то подходящей пьесе.
Мисс Уинтертон жеманно улыбнулась. В жизни еще не видел такого притворства у взрослой дамы, но мисс Уинтертон могла давать уроки самым известным актрисам.
— Как же, как же, упоминала. — Она рассмеялась. Лошади на милю вокруг, должно быть, навострили уши. — Эта пьеса — то, что надо для нашей труппы. Деревня никогда не забудет ее!
Вероятно, ее посетила благодать Божья, которую я как-то пропустил. Она молча раскачивалась вперед-назад, совершенно не по-дамски.
— Это предвещает финансовую поддержку фонду восстановления церкви, я полагаю, — сказал я. — Может ли так случиться, что я встречался с автором этого замечательного драматического произведения? — Я даже похлопал ресницами в ее адрес, но все без толку.
Она вдруг застеснялась.
— Ну все, хватит, противный мальчишка. — Она совершенно очевидно флиртовала со мной. — Не думай, что расскажу тебе все, даже если ты будешь так меня уговаривать. Я полагаю, что стоит подождать до вечера и объявить всем на собрании.
— Что ж, жду с нетерпением, — вежливо ответил я.
— Эту ночь Снаппертон-Мамсли никогда не забудет. — Она фыркнула.
Я решил рискнуть.
— Да, что правда, то правда, ночи здесь действительно интересные. Я сам, знаете ли, сова, а иногда можно увидеть так много интересного, просто глядя в окно под утро.
Она потянулась за чем-то под прилавком, но передумала и посмотрела на меня сквозь нечесаную челку, свисавшую до самого носа.
— Чудесное время для прогулок, вы не находите? — продолжал я.
Она выпрямилась, неуверенно глядя на меня.
— Можно увидеть так много интересного, — повторил я.
— Возможно, — выговорила она наконец. — Если кому-то вздумается гулять по окрестностям в такой час, то можно увидеть что-нибудь из ряда вон выходящее. В такой деревушке, как наша, всегда найдутся маленькие тайны, которые только и ждут, чтобы их разгадали. — На ее лице появилось хитрое выражение. На мгновение мне показалось, что она забыла о моем существовании.
— Ах Боже мой, — спохватилась она, — и о чем я только думаю сегодня утром?! Вам ведь нужна ваша почта, правда?
— Безусловно! Большое спасибо, — сказал я, принимая от нее связку писем.
Тут со звоном колокольчика открылась дверь, и я был избавлен от дальнейшего общества мисс Уинтертон. Взошедшее солнце осветило посетительницу, отчего вокруг светлых волос ее засиял ореол. Затем дверь закрылась, отрезав солнечный свет, а я все стоял, моргая. Я достал солнцезащитные очки, нацепил их на нос, и мир снова обрел краски.
Она носила один из тех нарядов, которые кажутся невероятно простыми и в то же время элегантными, но стоят столько же, сколько аванс за мою первую книгу. В грации, с которой она двигалась, чувствовалась непоколебимая уверенность, что никто и ничто не встанет у нее на пути. Ее лицо было безмятежно прекрасным, чего я еще не встречал среди обитателей Снаппертон-Мамсли. Я решил, что ей под сорок, хотя очень даже может быть, что она хорошо сохра-2* нилась и ей уже за пятьдесят. И что она только делала здесь, в такой глуши? Поразительно!
— Доброе утро, миссис Стивенс, — проворковала в ее адрес Эбигейл Уинтертон. — Как поживаете? Чудесный денек, не правда ли?
Голос мисс Уинтертон был так сладок, что она явно либо боялась эту женщину, либо ненавидела ее. А может, и то и другое.
— Доброе утро, мисс Уинтертон. Все прекрасно, благодарю вас. А как вы? — Миссис Стивенс замолчала, чтобы осмотреть меня с ног до головы, не обращая ни малейшего внимания на отчет о состоянии здоровья Эбигейл Уинтертон.
Миссис Стивенс пронзила меня взглядом и обернулась к Эбигейл Уинтертон:
— Вы не представите нас, мисс Уинтертон? — Ее тон был так формален, что в нем слышался очевидный упрек хозяйке почтового отделения за явное незнание этикета. Бедная мисс Уинтертон зарделась ужасным коричневатым румянцем. Хотя, с другой стороны, это хоть чуть-чуть отвлекало внимание от ее ужасной прически. Что надо было делать со своими волосами, чтобы они так выглядели?! Венчиком для яиц их взбивать?
— Ах, простите меня великодушно, — заикаясь, расплылась в любезной улыбке мисс Уинтертон. — Уж и не знаю, куда подевались мои манеры?! Миссис Стивенс, позвольте представить вам доктора Саймона Керби-Джонса. Доктор Керби-Джонс, это Саманта Стивенс. Доктор Керби-Джонс только что приехал из Америки.
Я пожал предложенную руку.
— Очень рад знакомству, миссис Стивенс, — сказал я, все еще не отпуская ее руку. Она склонила голову, довольно спокойно. Она уже отнесла меня в разряд красивых, но недоступных, а посему интерес ее носил исключительно интеллектуальный, а не гормональный характер.
— Добро пожаловать в Снаппертон-Мамсли, доктор Керби-Джонс, — сказала она. — Что, позвольте вас спросить, привело американца в нашу тихую заводь?
Я немного растерялся, услышав от нее такой прямой вопрос. Мне казалось, что тонкое коварство — одна из ее сильных черт, но, возможно, она торопилась.
— Дело в том, что я историк и биограф и питаю слабость к старой Англии, поэтому, когда представился шанс пожить здесь, просто не смог устоять. — Я улыбнулся своей самой обольстительной улыбкой и был вознагражден легким движением ее губ.
— Тогда вы, несомненно, тот самый человек, что купил коттедж Тристана Ловеласа. — Легкое ударение на имени Тристана выдало ее с головой. Подозрения подтвердились. Ничего из этого парня не выйдет, так... собеседник за ужином или декоратор для новой спальни, не более того.
Она, бесспорно, в былые годы была охотницей до мужчин. Если позволите, рыбак рыбака видит издалека (уж простите за неуместную шутку). И снова я поймал себя на мысли, что такой даме не место в этой деревне, но сдержал свое любопытство... до поры до времени.
— И как же поживает наш дорогой мистер Стивенс? — осведомилась Эбигейл Уинтертон. — Оправился от того ужасного происшествия, что приключилось с ним, пока вы отдыхали на прошлой неделе?
Я посмотрел на Саманту Стивенс с возросшим интересом. По тону Эбигейл Уинтертон я понял, что миссис Стивенс имеет прямое отношение к несчастному случаю с мистером Стивенсом. Уж не черная ли она вдова?
— Он поправляется, благодарю вас, мисс Уинтертон. Бедняга, — она снова обернулась ко мне, — просто не может смириться с тем, что он уже слишком стар для некоторых вещей. Вы же знаете, какими несносными бывают эти мужчины. — Она явно бросала мне вызов.
— Да-да, я прекрасно понимаю, о чем вы, — ответил я.
Эбигейл Уинтертон, судя по всему, еще не вникла, в чем
дело. Кто-то срочно должен отвести ее в уголок и рассказать на ушко, что я один из тех содомитов, о которых шептались по вечерам ее папа с мамой. Бедняга откровенно не поспевала за ходом событий в этой жизни.
— Что ж, я очень рада, — продолжила мисс Уинтертон весело, — что мистер Стивенс идет на поправку. В конце концов, у него столько обязанностей, не правда ли? Я имею в виду его инвестиции. — О чем это она, интересно?
А она тем временем продолжала:
— Мы все безмерно счастливы, что такой известный в Сити3 человек, как ваш муж, решил, выйдя на пенсию, почтить своим присутствием нашу Снаппертон-Мамсли. Хотя я не перестаю тешить себя надеждами, — со злобой добавила она, — что никакой ничтожный инцидент не лишит нас его персоны в ближайшее время. Какая жалость, если с ним что-то случится прежде, чем он успеет сделать то, что обязался.
Я, честно говоря, опешил от всего этого, но Саманта Стивенс и глазом не моргнула.
— Нам всем надлежит быть очень и очень осторожными в ближайшее время, не правда ли? — сказала она. Она посмотрела в упор на мисс Уинтертон, и та побледнела и едва не спряталась под прилавок. Жаль, что я не видел лица Саманты Стивенс в этот момент.
— Да, конечно, — промямлила Эбигейл Уинтертон. — Так и есть, так и есть.
Я решил, что пора уходить. В таком случае не придется проходить свидетелем, если здесь кто-нибудь кого-нибудь убьет.
— Рад был познакомиться с вами, миссис Стивенс, — сказал я, слегка поклонившись ей. — Мисс Уинтертон, с вами, как я полагаю, мы встретимся сегодня вечером.
Эбигейл Уинтертон хихикнула.
— Конечно, доктор Керби-Джонс. И с миссис Стивенс тоже. Вы разве не знали, что она также член правления Общества любителей драмы в Снаппертон-Мамсли?
— Да что вы?! Не знал, — пробормотал я. Я не мог представить себе эту комбинацию: Уинтертон, Стивенс и Блитерингтон. Сегодня вечером будет весело, если, конечно, все не закончится кровавой баней. — Что ж, тогда увидимся вечером. — Сжимая в руках письма, я быстро ретировался с почты.
И тут же столкнулся с весьма симпатичным мужчиной.
Глава 4
— Ах, простите! — воскликнул я, бросая все, чтобы поддержать свою ничего не подозревающую жертву. Мне было все равно, что нас могут увидеть с улицы или с почты. Я быстро нагнулся, чтобы поднять свои упавшие на тротуар письма.
— Да все в порядке, — уверил меня незнакомец, глядя прямо мне в глаза и улыбаясь. Он был чуть ниже меня. Его каштановые волосы и аккуратная бородка, чуть тронутая сединой, подчеркивали волевое лицо, а темно-синие глаза с интересом изучали меня. Я решил, что ему около сорока. Он отступил на шаг. — Поверить не могу, что мы встретились! Я Тревор Чейз. Я владелец местного книжного магазинчика.
— Что ж, тогда еще раз прошу у вас прощения. — Я улыбнулся. — А меня зовут доктор Саймон Керби-Джонс, и я только что переехал в Снаппертон-Мамсли. Уверяю вас, я не специально налетаю на людей на улице.
— Уверен, что это так. — Он улыбнулся в ответ. — Я как раз иду в свой магазинчик. Обычно я открываю его для посетителей только в десять, но я был бы счастлив пригласить вас на чашечку чая.
«Как минимум, дружок, как минимум». Я стоял и с откровенным обожанием рассматривал его фактурную мускулистую фигуру. Он походил на плюшевого медвежонка, но только такого плюшевого медвежонка, который мог покрошить линию обороны противника при необходимости. Люблю таких.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение. — Я ухмыльнулся, слегка обнажив клыки, — ровно настолько, чтобы он понял — мне хотелось на это надеяться, — что я готов не только попить с ним чайку.
Наградой мне была еще одна улыбка.
— Тогда пойдем ко мне, — сказал он. Его книжный магазинчик находился совсем рядом с почтой — через булочную, кофейню и адвокатскую контору.
«Книжный магазин Чейза» — гласили золотые буквы на широком стекле витрины. Имя Тревора стояло в самом низу.
— Хорошее у вас имя, запоминающееся, — заметил я, ожидая, пока Тревор отопрет замок.
— Спасибо, Саймон, но, честно говоря, не могу принять комплимент. Дело в том, что в этом нет моей заслуги. Хочешь верь, хочешь нет, но магазин так и назывался, когда я купил его лет этак шесть назад, — сказал он, справившись наконец с замком. — Надеюсь, ты не против, если я буду называть тебя Саймон, все-таки мы не так давно знакомы. — Дверь распахнулась, и Тревор жестом предложил мне войти.
— Отнюдь, Тревор, отнюдь, — заверил я его. Он закрыл за нами дверь и протянул руку к выключателю. Свет вспыхнул, и я с вожделением вдохнул один из самых моих любимых запахов — запах книг. Магазинчик, насколько я мог видеть, состоял из одной большой комнаты, заставленной полками и книжными стойками, где каждый мог найти книгу по душе. Пока Тревор возился с дверью, я бродил по магазину и быстро наткнулся на полку, где стояли книги Дафны Дипвуд. Я с удовольствием отметил, что каждой книги стояло по несколько экземпляров. Так, ладно, а как насчет Доринды Дарлингтон? Я не хотел, чтобы мои действия выглядели уж слишком очевидными, но, признаюсь, не могу удержаться и каждый раз, как попадаю в книжный магазин, начинаю искать свои книги.
Тревор стоял и молча наблюдал, как я бегаю по магазину в тщетных поисках старой доброй Доринды, затем махнул мне рукой, приглашая следовать за ним. Он ткнул пальцем в сторону секции, где стояли мои исторические труды.
— Мне очень нравятся твои биографии, — сказал он. — Не только само исследование впечатлило меня, но и стиль написания бесподобный. Очень легко читается.
Ах, милый, если ты и дальше будешь мне так льстить, то я ведь и влюбиться могу.
— Благодарю, — скромно ответил я. — Забавно было писать эту книгу, рад, что тебе понравилось.
Мы прошли через дверной проем к задней части главной комнаты и оказались в темном проходе. Наверх, на второй этаж, вели ступени, и надпись гласила, что там находятся коллекционные издания и древние рукописи. Я решил было, что Тревор пригласит меня наверх, но он все же решил ограничиться чаем. Он провел меня в маленький офис в закуточке на первом этаже, где принялся за приготовление чая. Наполнив чайник водой из раковины, он поставил его на маленькую газовую конфорку, и мы удобно расселись, он за свой рабочий стол, а я в старое, но очень уютное кресло напротив.
— Надо же, как удобно, — сказал я с умным видом. Повсюду на стенах висели постеры, рекламирующие последние книжные издания и предметы искусства, выставлявшиеся недавно на торги. У стены стоял диван, который прямо-таки звал подремать на нем часок после обеда. На нем были разбросаны разноцветные подушки. Обычной офисной ерунды тут тоже хватало: шкафы для хранения документов, лотки для писчей бумаги, компьютер, ну и все в том же духе.
— Да, — согласился Тревор, — мне тоже кажется, что здесь приятно работать. — Он достал из кармана пиджака трубку и табачок. — Ты не возражаешь, если я закурю? — спросил он вежливым тоном.
— Нет-нет, что ты, — ответил я живо.
— В наши дни, знаешь ли, с американцами ни в чем нельзя быть уверенным, — сказал Тревор, улыбаясь и набивая трубку. — Я встречал стольких ярых противников курения, что просто не знаю, что думать, честное слово.