Андрей Иванович Колганов известен нам, прежде всего, как учёный-экономист, видный представитель отечественного марксизма. Для меня было приятной неожиданностью узнать, что Андрей Иванович также пишет весьма неплохую фантастику в жанре альтернативной истории. Речь идёт о вышедших в 2013 году двух томах (и ещё один или два тома запланированы) альтернативно-исторического романа "Жернова истории". Повествование переносит читателя вместе с альтер-эго автора в первую половину 20-х годов прошлого века, когда выбирался путь будущего развития советского государства.
По большому счёту выбор состоял из двух стратегических "вилок":
Интенсивный vs экстенсивный путь развития революции.
Тяжёлая индустриализация vs лёгкая
Первая альтернатива означала выбор между "социализмом в одной отдельно взятой стране" и продолжением попыток экспорта революции "пролетарским штыком". После неудачного польского похода какие-либо возможности экспорта революции за пределы бывшей Российской империи были исчерпаны до следующей мировой войны. Самое же главное - отсутствие действующей экспериментальной модели, без которой призывы к мировой революции нереальны. Мы прекрасно понимаем, что социализм в одной отдельно взятой деревне попросту невозможен, но на одной отдельно взятой планете он не только возможен, но и необходим. Критический размер определяется самообеспеченностью ресурсами и глубиной разделения труда - в народном хозяйстве должны быть представлены все отрасли, причём уровень выпуска продукции должен быть достаточно велик, чтобы исчерпать эффект отдачи от масштаба. В этом смысле страны-субконтиненты (БРИК и США) вполне могут послужить демонстрационной площадкой планетарного социализма в миниатюре. В общем случае необходимо понять, как должны взаимодействовать государственные и некоммерческие секторы, производящие общественные блага, с одной стороны, и корпоративные сети и мировой рынок - с другой, а также внутренний мелкотоварный рынок - с третьей.
Суть второй альтернативы можно проиллюстрировать на модели Солоу - выбор "тяжелой" индустриализации обуславливался необходимостью повысить капиталовооружённость труда. Вообще рост энерговооружённости и производительности труда выступает самоцелью, поскольку для социализма приоритетом является даже не потребление, а облегчение труда.
Методология альтернативной истории
В отличие от других авторов, пишущих в жанре альтернативной истории, Колганов не совершает чудес - напротив, с кристальной чёткостью он показывает, почему выбранный курс на построение социализма в одной отдельно взятой стране посредством индустриализации с упором на производство средств производства в сочетании с коллективизацией был единственно необходимым. При этом он подробно излагает все трудности этого пути. Миссия главного героя одновременно проста и сложна: ему нужно не изменить ход истории, а лишь сгладить его шероховатости. На языке теории управления это называется задачей быстродействия: фиксируем желательное состояние и ищем наикратчайший путь к нему. Проблема в том, что сами критерии выбора оптимального состояния историчны - представления об идеале меняются со временем. Вопрос состоит в том, как в 1923-м выбрать путь, оптимальный с точки зрения 2013 года, или в 2013-м - оптимальный с точки зрения 2113-го или 3013 года. Выдвинем гипотезу, что зависимость критерия оптимальности от времени имеет некоторую асимптотику, и тогда проблема формализуется как задача оптимального преследования на бесконечном временном интервале. Собственно, знание этой асимптотики - и есть та самая информация из будущего. Методологическое содержание состоит в необходимости коллективного форсайта - прежде всего точного прогноза технологии. В конечном счёте, динамика технологии детерминирована физическими законами, и научно-технический прогресс оказывается ничем иным, как устранением неопределённости в игре против природы. В отличие от человека, природа не субъект - она не имеет собственных целей и не может противодействовать, однако и не в состоянии добровольно раскрыть информацию. Память о технологической эволюции - это основное оружие потенциального вселенца или попаданца, но не стоит её слишком педалировать, как явно опирающуюся на послезнание, равно как и подсказки в духе найти нефть между Волгой и Уралом или алмазы в Якутии. Фантастическое предположение порождает противоречие задачи и инструмента - суть не в том, чтобы использовать послезнание, а в том, чтобы показать, как оно могло быть предугадано имеющимися тогда в наличии средствами. Идеальным вариантом было бы обучение технике форсайта, как особого рода оргдеятельностной игры, но это ровно то, чему мы сейчас должны научиться.
Играем в индустриализацию
К чести Колганова, надо сказать, что он намеренно напирает именно на организационные методы: его герой не бежит публиковать свои гениальные открытия, заимствованные из будущего, хотя в карьерном плане это почти беспроигрышный ход, а наводит порядок в порученном ему секторе наркомата внешней торговли. Но основной удачный ход - это проект единой системы стандартов и технологических регламентов, вполне естественной для социализма, но сложившейся в ходе индустриализации. . Другая находка - это подготовка кадров с учётом будущих потребностей. Даже сейчас это хоть и не ново, но всё ещё актуально. Тем не менее, в рамках модельной ситуации остались некоторые упущенные возможности, а именно:
Баланс производства и потребления электроэнергии.
Расчёт мощности.
Экономика услуг.
Цикл существования изделия.
Мягкие бюджетные ограничения по труду.
Мотивация труда бюджетированием времени.
Социальная сфера предприятия.
Всё это не требовало каких-то особых знаний, они были в 20-х годах, что являлось вполне естественным для социализма, просто реализовались в той или иной форме чуть позже; актуальны они и по сей день.
Первые четыре пункта представляют собой взаимосвязанный комплекс идей. Начнём с баланса энергетики, напоминающего о себе блэкаутами. Генерирующие и потребляющие мощности производятся на предприятиях одного профиля, поэтому естественно ограничивать производством первых производство вторых. По сути, одним параметром можно задать выпуск сразу нескольких отраслей: электроэнергетики, энергоёмкой цветной металлургии энергетического машиностроения. Этот параметр - свободная мощность. Именно услугами по воспроизводству свободной мощности и снабжает конечного потребителя весь этот комплект отраслей, объединённый под крышей одного ведомства. Преобразование людьми природы предлагает рассеяние энергии, которое естественно измерять в киловаттах, а значит, межотраслевой баланс удобнее представлять в натуральных единицах мощности. Часть мощности неизбежно расходуется на воспроизводство единицы мощности, потому естественно перейти к свободной мощности по аналогии со свободной энергией в термодинамике. Услуги по воспроизводству мощности предполагают, что весь цикл существования изделия - от разработки до утилизации - поддерживается одним предприятием, а потому возникает естественный стимул повышать надёжность оборудования, обеспечивать комплектность запчастями и создавать экологический замкнутый цикл производства. Значительный эффект дало бы создание непосредственно в рамках автотракторной промышленности дистрибьюторской сети МТС, предоставляющей услуги пользования мощностью различным сельскохозяйственным и строительным организациям (в случае войны МТС мгновенно превращается в ремонтно-снабженческую структуру танковой бригады или мотострелковой дивизии), управлять которой можно одним параметром - парком поддерживаемой свободной мощностью ДВС. В 20-40-х годах этот параметр был ключевым для определения мощи государства. Двигателестроение и энергетическое машиностроение определяют первичные требования к уровню станкостроения и качеству металла. Продуктивность металлообработки связана с установленной потребляемой мощностью оборудования нелинейным образом. Грубо говоря, полезный выход определяется площадью поверхности материала, обработанного по тому или иному процессу, и работа, совершенная на единицу площади, различается коренным образом. Станкостроение производит машины формообразования, и поэтому определить сводный натуральный показатель для этой ключевой отрасли индустрии не просто. То же самое можно было бы сказать о тяжёлом машиностроении, производящем капитальное оборудование с длительным циклом существования. Поскольку основным потребителем такого оборудования выступает металлургия (шире - производство конструкционных материалов), то можно пересчитывать на воспроизводство мощностей металлопромышленности, чистый выпуск которой имеет натуральное выражение в энергетических единицах через энтальпию образования вещества (то же и для химии, прежде всего азотистых соединений - удобрений и взрывчатки). Рассматривая воспроизводство металлофонда как услугу, сбор вторсырья будет обеспечен с самого начала. Аналогично тяжёлой промышленности обстоит дело и с капитальным строительством - длительным циклом воспроизводства, индексом которого служит объем бетона[1]. Эти пять отраслей образуют ядро социалистического сектора промышленности. Сюда не вошло приборостроение - полупроводники как физическая основа вычислительно-измерительных систем тогда ещё не были открыты, - а также услуги транспорта, которые можно включить в расчёт мощности наряду с прочими индустриальными услугами.
Внутренний темп роста социалистической индустрии определяется исключительно техническим строением капитала. Действительно, достаточно составить уравнения баланса и найти собственный вектор производственной матрицы, соответствующий максимальному собственному значению, чтобы вычислить оптимальные пропорции плана. Для 5-6 отраслей задача вполне посильная, а для 3-4 (три вида машиностроения) собственные числа как корни кубического уравнения можно найти и аналитически по известным формулам. Заметим, что технологическая матрица, вообще говоря, может зависеть от выпусков в мощностном выражении, поскольку степень износа связана с удельной передаваемой мощностью, то есть задача нелинейна. Но её можно свести к линейной, если зафиксировать интенсивность на уровне, соответствующем максимуму свободной мощности. Рассеиваемая мощность связана с частотой обновления основных фондов, поэтому разумно подбирать интенсивность так, чтобы синхронизировать физическое обновление основных фондов с технологическим перевооружением. Основным богатством социалистического общества является технология как единство физического процесса и человеческой деятельности. Экстенсивное накопление технологии состоит в повышении энерговооружённости труда, обусловленного, в конечном счёте, изменением физического субстрата технологической функции, то есть интенсивным накоплением. Целью технологического накопления является сокращение трудозатрат на воспроизводство единицы мощности вплоть до полностью автоматизированного воспроизводства. Поэтому, с одной стороны, задача рабочего состоит в улучшении удельных показателей его труда, но не в увеличении его продолжительности как при капитализме, с другой стороны, задача предприятия состоит в максимизации валового производства мощности соответствующего типа, обеспечивающего темпы пятилетки. Колганов предлагает разрешить указанное противоречие некоей самоорганизацией масс и переходом к хозрасчёту. К сожалению, эти абстрактные пожелания так и не обрели конкретную форму, хотя, казалось бы, именно художественное описание способствует этому как нельзя более. Хозрасчёт в СССР пытались внедрить неоднократно, но дело каждый раз разлаживалось; однако и капиталистические корпорации не слишком-то стремятся перевести свои подразделения на полный хозрасчёт. Альтернативной мотивацией труда могло бы стать накопление сэкономленного времени в социальной сфере предприятия. Чем быстрее бригада справляется с плановыми заданиями, тем больше времени рабочие могут потратить на повышение своего образовательного уровня. Но производство - процесс непрерывный, и поэтому выигранный темп - это перевыполнение плана. Индивидуальный же рабочий подряжается на выполнение определённой нормы (оказание трудовых услуг), определяемой энерговооружённостью. Бригада, перевыполняющая план, должна так наладить свой учёт и обмен свободного времени, чтобы увеличить долю работников, высвобождаемых для повышения квалификации или непрофильной работы по самообеспечению жильём, объектами соцсферы и т. д. Таким образом, количество занятых оказывается переменным, причём превышающим количество рабочих мест. Это и есть мягкие бюджетные ограничения[2] по труду, ведь предприятие, несмотря на максимальную эффективность использования установленной мощности и высокую производительность одного часа труда, закупает гораздо больше рабочей силы, чем нужно. Также полезно привлекать сезонных рабочих из сельскохозяйственного сектора во время, свободное от сельхозработ, для не требующей особой квалификации работы на строительстве капитальных сооружений, где допустима переменная интенсивность. В условиях избытка неквалифицированной рабочей силы, особенно в сельской местности, это позволяет более высокими темпами накапливать человеческий капитал. Если изменить схему рабочего дня с 2x2 (две дневных смены по 8, две ночных по 4), на 3x3 (три дневных смены по 5, три ночных по 3), то в условиях дефицита капиталовооружённости можно обучить большее количество рабочих; ещё и время на образование останется. Когда же фондовооружённость (а фактически энерговооружённость) выйдет на насыщение, можно сохранять ту же схему, снизив темпы воспроизводства до темпов НТР, для смены оборудования вместе со сменой технологических поколений. Итак, социалистический сектор промышленности может развиваться на собственной основе, наращивая энерговооружённость рабочего, повышая его квалификацию и накапливая свободной время, что, в конечном счёте, приведёт к упразднению отчуждения труда.
Источники первоначального накопления
Вопросам оценки максимальных темпов роста Колганов уделяет особое внимание. Структура оптимального плана есть не что иное, как собственный вектор леонтьевской матрицы затрат, соответствующий наименьшему (для обратной матрицы - наибольшему) собственному числу. Как было сказано выше, в общем случае выпуски могут нелинейно зависеть от затрат, и тогда пропорции не будут постоянными[3]. Но и в этом случае можно попытаться найти автомодельное решение, в котором структура народного хозяйства будет определяться одним параметром - мощностью. Особенно актуальным это может быть для планирования развития открытых систем, например региональных, когда объем инвестиций задаётся извне и меняется со временем. В этом случае рубежами планирования являются не пятилетки, а определённые уровни мощности, но вот сроки выхода на назначенные рубежи могут быть разными. Для страны в целом, решающей задачи индустриализации, было бы естественно максимизировать темпы, однако назначить их выше определенной границы невозможно. Причём получить точные значения на основе полной матрицы затрат нереально; можно лишь получить приближенную оценку из агрегированной матрицы[4]. К сожалению, у меня нет данных, чтобы составить МОБ для трёх групп отраслей[5] для вычисления аналитической оценки. Однако если опираться на такой промышленный индекс, как производство электроэнергии, можно предположить, что темпы роста промышленного производства в годы первых пятилеток составляли порядка 20% в год. Вряд ли их можно было бы значительно увеличить, но распыления капитала из-за незавершённого строительства действительно можно было бы избежать. Вообще, в первую пятилетку важно не количество построенных заводов, а темпы их возведения. Для начала достаточно построить хотя бы по одному заводу энергетического, транспортного и тяжёлого машиностроения, а также станкостроения со всей обеспечивающей инфраструктурой (производства различных полуфабрикатов, материалов и т. д.), причём соотношение мощностей предприятий должно соответствовать оптимальному плану. Но строить их надо максимально быстро даже ценой перерасхода рабочей силы
В начале 20-х годов доля (число занятых) и мощность социалистического сектора народного хозяйства были не велики, и, несмотря на внутренние высокие темпы роста, требовалось обеспечить первоначальные инвестиции в закупки оборудования для первых предприятий новых отраслей. Если структура инвестиций однозначно определяется пропорциями оптимального плана, то объем инвестиций следует запланировать в размере минимально устойчивого прибавочного продукта. Это обеспечит максимум капиталовложений без угрозы срыва плана или нарушения простого воспроизводства Источником прибавочного продукта, помимо социалистического сектора, инвестирующего в самого себя, были в основном продажи зерна, нефти и прочего сырья, добыча которого не требовала больших капиталовложений.
В дополнение к источникам, использованным в реальной истории, Колганов предлагает создать экспортно-ориентированный госкапиталистический сектор на основе соглашений о разделе продукции. Идея явно навеяна китайскими реформами, но надо учесть одно существенное отличие: в 20-х на Западе не было общества потребления, и именно поэтому эффективность экспортно-ориентированной стратегии была бы существенно ограничена ёмкостью рынка.
Тем не менее, было минимум две отрасли, где эта стратегия могла бы иметь успех. Первая - это нефтехимия и нефтепереработка. При темпах добычи нефти, опережающих потребности народного хозяйства, было бы выгоднее продавать на Запад бензин и прочие продукты нефтепереработки. Правда, для этого требовалось бы построить перерабатывающие мощности с длительным циклом существования, для чего пришлось бы привлечь иностранный капитал, скорее всего германский[6], обеспечив плату за строительство частью будущей продукцией. Это позволило бы заранее создать необходимые мощности нефтепереработки под будущие потребности народного хозяйства без собственных затрат дефицитных мощностей тяжёлого машиностроения и квалифицированного труда. На практике такая стратегия применялась, но позже - в 70-е годы.
Вторая отрасль, которую можно было бы создать за счёт привлечения иностранного капитала (на этот раз американского) и почти целиком ориентировать на экспорт, - это радиопромышленность. В 20-е и 30-е годы советское население не имело денег для покупки радиоприёмников, зато в Европе их бы охотно покупали - тем самым американские фирмы вышли бы на европейский рынок, экономя на доставке и рабочей силе, а СССР получил бы ещё одну отрасль, имеющую оборонное значение[7], и квалифицированных рабочих. Во время великой депрессии эти предприятия можно было бы выкупить за бесценок, а до того они приносили бы дополнительный доход.
Жернова коллективизации
Другим узким местом, помимо валютных поступлений, было снабжение городов хлебом. Индустриализация с мягкими бюджетными ограничениями вела к ускоренной урбанизации, которая, в свою очередь, требовала возрастания товарности сельского хозяйства. Препятствием к таковому служила низкая продуктивность агроценоза, особенно в условиях аграрного перенаселения - малоземельное крестьянское хозяйство производит немногим больше зерна, чем необходимо для его внутреннего потребления. Мощность, потребляемая при воспроизводстве единицы мощности для агроценоза, выше, чем для техноценоза. Проще говоря, КПД лошади меньше чем у трактора. Кроме того, агроценоз потребляет энергию, запасаемую в живом веществе, а техноценоз в - биогенном, выведенном из биологического оборота. И самое главное: техноценоз позволяет наращивать тяговооружённость труда в широком диапазоне. Услуги мощности (механической: тракторы, транспорт, переработка; химической: удобрения) - это единственный продукт, который промышленность могла бы предложить сельскому хозяйству. Цена таких услуг не могла не быть монопольно высокой, то есть цена одной л.с. в пищевых калориях в единицу времени была бы лишь немногим меньше, чем то количество калорий, которое потребовалось бы потратить на питание лошади. Исходя из этой цены, можно определить пропорцию прироста мощностей в промышленности и в сельском хозяйстве. Плату естественно брать долей урожая с единицы обрабатываемой площади и за тонну переработанного зерна, поэтому ссыпные пункты логично устраивать при МТС. По сути, за каждую буханку хлеба, достающуюся рабочему, крестьянин получит обработку своего собственного поля техникой и переработку зерна в муку для его собственных нужд. Можно сказать, что высокая цена за мощность была бы косвенным налогом, позволяющим кормить не только рабочих тракторной промышленности, но и оплачивать хлебом индустриализацию. Для единоличника и тем более кулака цена была бы ещё более высокой, например, устанавливаемая посредством распродажи на аукционе оставшейся нераспределённой между ТОЗ мощностью. Таким образом, колхозно-кооперативный сектор действовал бы - в противоположность социалистической индустрии - в условиях жёстких бюджетных ограничений. Именно в этом различии и проявлялась бы диктатура пролетариата, то есть осуществление экономической политики государства в интересах одного класса, направленной на повышение его энерговооружённости и квалификации. Поэтому обойтись без коллективизации не представляется возможным - Колганов в лице Осецкого может только попытаться сгладить этот процесс.
Процесс кооперации крестьянства был объективно необходим, однако наталкивался на следующие имманентные противоречия:
"горизонтальная" кооперация оказалась предпосылкой "вертикальной",
требовалось перераспределение прибавочного продукта от деревни к городу,
существовал разрыв в темпах роста между индустрией и сельским хозяйством,
происходило классовое расслоение села.
Эти гордиевы узлы проще было разрубить, чем развязать. Особенно с учётом того, что ленинские "20 лет правильного отношения с крестьянством" истекали как раз в 1941 году... В рамках предложенной Колгановым модельной ситуации задачей-минимумом было бы хотя бы избежать голода и обусловленных им демографических потерь. При этом в качестве реальных управляющих воздействий могут выступать только стратегические решения - оперативный и тактический уровень целиком обусловлен качеством человеческого материала (раскулачиванием-то занимались те же самые крестьяне, только из актива). Затягивание процесса кооперации могло бы оказаться попыткой из милосердия рубить хвост собаке по частям. Разумнее было бы "понизить градус" обвальной коллективизации, обобществив только землю, но не рабочий скот и инвентарь. Массовая организация ТОЗ, даже если бы она проводилась на несколько лет раньше, чем это происходило в реальной истории, в течение одной зимы вызвала бы меньшее сопротивление, чем насильственный сгон в артели или коммуны. Кроме того, с самого начала надо было не заигрывать с "опорой на кулака", а опираться на кооператора и вообще создать налоговой политикой такие условия, чтобы всё накопление на селе осуществлялось только в кооперативном секторе. Как это сделать - не очень-то ясно, возможно, помогла бы прогрессивная шкала для индивидуальных хозяйств и плоская на доходы от кооператива. Заметим, что и Колганов, даже с учетом современного послезнания, готового решения не предложил, если не считать таковым шарашку для экономистов-аграрников во главе с Чаяновым - пусть придумают, как сделать колхозы привлекательными для крестьян, а не то расстреляем[8]. Ну точно в духе сталинской кадровой политики.
Основная задача ГГ - предъявить рецепт, обеспечивающий темпы роста не ниже реальных, но при этом позволяющий избежать демографических потерь при коллективизации. Просматривается только сочетание двух мер: задел по тракторам и ограничение степени обобществления. Относительно безболезненно можно форсировать только обобществление земли - её крестьянин испортить не может. С обобществлением же тяглового скота придётся погодить - мужик скотину скорее зарежет, чем в чужие руки отдаст. Иными словами, придётся ориентироваться даже не на артель, к чему в итоге пришли в реальности, а на ТОЗ. С другой стороны, для замещения 35-40 млн. лошадей, используемых в народном хозяйстве (из них 25 млн. на селе), требовалось бы 700-800 тыс. тракторов, в крайнем случае, 400-500 тыс. в пересчёте на 50-сильные. То есть с учетом десятилетней амортизации необходимый уровень производства составлял порядка 40-80 тыс. штук в год, а на этот уровень вышли только после войны. В 1940-м же совокупная мощность произведённых тракторов составляла 1,5 млн. л.с. Так что на начальных этапах коллективизации вопрос обобществления тяглового скота оставался актуальным, и как пройти через это игольное ушко без потерь - непонятно. Парадоксальным выходом из положения могло бы стать поощрение кооперации именно наиболее зажиточных хозяйств: объединившись в "кулацкие колхозы", в условиях жёстких бюджетных ограничений и косвенного налогообложения, индивидуальные сельские капиталисты уничтожили бы себя как класс собственными руками. Для этого следовало бы средствами налоговой политики исключить на селе любые возможности накопления за пределами кооперативного сектора. Политический контроль над колхозами обеспечили бы беднейшие слои крестьянства в сочетании с демократическим уставом "один человек - один голос", а также сменяемость председателей. В этих условиях бывший кулак не смог бы противостоять советской власти.
Колганов к тому же предлагает манёвр во времени, явно опирающийся на послезнание. В гипотетическом сценарии пятилетка начинается раньше, в 1926-м, но с темпами ниже предельных и, видимо, без включения мягких бюджетных ограничений. Кооперативный сектор не выжимается досуха, создаётся зерновой резерв для семенного кредита, а из недоиспользованных доходов от экспорта создаётся валютный резерв. В 1929 году, используя падение цен, резко форсируются темпы и, тем самым, достигается выход на тайм-лайн не хуже реальной истории, но уже с заделом по тракторам и с резервом в сельском хозяйстве. В итоге третья пятилетка будет выполнена к 1941 году, что позволяет уверенно превзойти Германию (даже вместе с Австрией) по ключевым показателям (электрическая мощность, металл, выпуск ДВС и станков) с меньшими затратами, чем в реальной истории. Таким образом, информация из будущего используется для выигрыша темпа за счёт сокращения времени для поиска оптимального решения.
Ложка дёгтя в бочку мёда
Парадоксальный факт: мы уделяем много внимания технико-экономическому планированию, но как нечто вторичное и незначительное совершенно упускаем из виду правовую надстройку. Однако основные претензии к сталинскому руководству сосредоточены как раз в этом пункте. Сворачивание внутрипартийной демократии и интеллектуальных свобод в долгосрочной перспективе нанесли больше ущерба стране и всему делу социализма, чем "шишки", набитые в ходе первой пятилетки, когда система хозяйственного планирования только складывалась. У социализма странным образом исчезает правовое измерение, остается лишь организационно-технический каркас. В мире, где важны не намерения, а возможности, управленческий аппарат, лишённый нравственных ограничений, в одном из своих аспектов неизбежно превращается в репрессивную машину. Когда органы государственной безопасности начинают обращаться с людьми так же, как плановые органы со станками или паровозами, они сами становятся наибольшим источником опасности для государства. Невольно поражаешься, как мило Осецкий общается с разного рода деятелями ОГПУ, будущими жертвами репрессий. Дело даже не в том, что Осецкий подставляет себя, а в том, что сам образ "рыцаря плаща и кинжала без страха и упрёка" может оказаться мифом, сконструированным во времена оттепели и перестройки. Далеко не каждый революционер-подпольщик соответствовал своему идеализированному образу, придуманному партийными биографами и советскими кинематографистами. Тот же Котовский - по большому счёту просто бандит с большой дороги, удачно использованный большевиками. Притом, что Осецкий так легко находит общий язык с высшими руководителями НКО и ОГПУ, ещё более удивительно, что ему удаётся манипулировать партийными лидерами. Именно в этом пункте, как в большинстве других произведений жанра, происходит постепенная утрата психологической достоверности. Если вначале Осецкому удавалось впечатлить Троцкого парочкой предсказаний с использованием послезнания, то в дальнейшем крупные политические фигуры постепенно становятся исполнителями воли автора. Хотя, напротив, интрига должна только обостряться - оставаясь в тени, Осецкому следует сталкивать интересы различных группировок в Политбюро так, чтобы каждая из них выталкивала бы его наверх и делала своим человеком. Без этого цикл немного напоминает "историю о том, как не поссорились Лев Давидовыч и Иосиф Виссарионович". Психологически Сталин и Троцкий воспринимаются как наши современники. "Мёртвый хватает живого". И как только Осецкому не жутко бродить по городу оживших мертвецов!? Ведь все окружающие его люди давным-давно мертвы, за исключением нескольких только что родившихся младенцев, доживающих ныне свой век, а значит, он волен распоряжаться их жизнями так, как сочтёт нужным во имя светлого будущего. Не станет ли Осецкий, если победит, ещё более жестоким и расчётливым тираном, чем Сталин?
Добавляя ложку дёгтя в бочку мёда, нельзя не отметить, что предпринимаемая главным героем попытка изменить ход истории чем-то напоминает желание украсить барак социалистического лагеря весёленьким орнаментом из колючей проволоки[9]. Так и видится статья "Как нам (ре)организовать ГУЛАГ?", написанная Осецким. Принудительная отправка социально чуждого и вредного элемента на "великие стройки социализма" с целью "перековки" является естественным следствием мягких бюджетных ограничений. Всё, что могли бы сделать автор вкупе со своим персонажем, это попытаться ввести процесс в рамки, опираясь на (будущий) опыт Макаренко и Завенягина. Кроме того, необходимость заселения Сибири и Дальнего Востока подталкивает принять положительное решение по ссылке кулаков (либо в колхоз, либо в Сибирь, но - в отличие от реальной истории - без изъятия имущества и с выдачей подъёмных) и по введению в УК спецпоселения в качестве меры поражения в правах для освободившихся из мест заключения. Да и вообще, чем больше народу до войны было бы перемещено в стратегический тыл СССР между Волгой и Байкалом, тем лучше. Можно представить себе амбивалентный эпилог - написанную в подражание И. А. Ефремову зарисовку из далёкого коммунистического будущего, наступившего благодаря деятельности Осецкого. Например, Веда Конг или Фай Родис, разбирая архивы Эры Разобщённого Мира, могут обнаружить подписанные Осецким расстрельные списки "врагов народа", приказы о массовых депортациях или планы ядерной войны. Какую цену готово заплатить человечество за воплощение утопии? Чего стоит мечта, оплаченная такой ценой, и много ли стоит жизнь, где мечта в принципе невозможна?
Заключение
В заключение хочется поставить ещё один вопрос: каким образом главный герой цикла сможет узнать о конечном успехе своей миссии? Будем исходить из той предпосылки, что одним из сущностных свойств социализма как способа производства является концептуальное проектирование "сверху" как отдельных отраслей, так и структуры промышленности в целом. Вначале образцом служила промышленность развитых стран, но рано или поздно источником проектирования должен стать научно-технический прогноз. Фундаментальная наука открывает новые физические принципы, на основе которых строится приборно-измерительная база. Для каждого из элементов приборно-измерительной базы разрабатывается технологический процесс его масштабируемого воспроизводства. Все эти технологические процессы формируют новый субстрат, на который переносится ранее существовавшая система функциональных связей производства. Таким образом, социализм впервые осуществляет замыкание инновационного цикла так же, как капитализм впервые замыкает инвестиционный цикл расширенного воспроизводства капитала. Советская плановая экономика была попыткой реализовать систему обновления технологических регламентов на человеко-бумажной машине. Заложить институциональные основы технологического лидерства СССР на долгосрочную перспективу - вот сверхзадача, которую обязан поставить перед собой Осецкий[10]. В ХХ веке научно-техническое лидерство последовательно складывалось из трёх компонентов: атомного, авиакосмического и микроэлектронного технологических кластеров. Взрыв первой атомной бомбы оповестил мир о том, что наука стала непосредственной производительной силой. Именно поэтому только приоритет СССР в реализации атомного проекта позволил бы надеяться на то, что Советская Россия в конечном итоге не проиграет означенный век. Роль ракетно-ядерного щита нельзя недооценивать - фундаментальный переворот в самом типе производительных сил привёл к важнейшему сдвигу в системе производственных отношений, правда, производственных отношений особого рода - экзогенных производственных отношений[11], то есть отношений между обществами. Перспектива самоуничтожения человечества подорвала самый древний механизм стихийного дарвиновского отбора социальных структур - войну[12]. Получение Советским Союзом ядерного оружия на несколько лет раньше, чем это произошло в реальной истории, оказав существенное влияние на передел мира по итогам Второй мировой войны, могло бы привести к эскалации революционного процесса и коллапсу мир-системы капитализма.
Заметим, что во всем тексте рецензии ничего не было сказано о персоналиях, только о программах, хотя откол "левой" и "правой" оппозиций произошел именно в силу программных расхождений соответственно по первой и второй альтернативам, упомянутым в самом начале рецензии. Выскажу предположение, что в реальных условиях первой половины 20-х годов, когда по результатам гражданской войны в стране осталась одна партия, институционализация фракционности была бы оправдана. Кто-то должен забегать вперёд, а кто-то - служить тормозом, чтобы не заносило на поворотах истории. Сюжет романа во многом вертится вокруг разного рода интриг, направленных на предотвращение откола оппозиции, прежде всего левой. Занятие довольно неблагодарное, с учётом того, что партию в 20-х больше раскалывали амбиции её вождей, чем программные расхождения. Снять межличностные конфликты могла бы определённая формализация процедуры принятия решения Политбюро, а лучше - методологизация деятельности этого органа. Для того чтобы направить личные амбиции в русло хозяйственно-организационного строительства, позиция аппаратчика средней руки не самая удобная - альтер-эго Колганова лучше было бы вселяться непосредственно в голову товарища Сталина, воистину став великим вождём и мудрым учителем, корифеем всех наук. Однако это снижает художественную напряжённость, ведь основной посыл в том, "что мог бы сделать обычный человек, если бы знал". С другой стороны, моделирование действий верховной власти при наличии полной информации наиболее педагогично с точки зрения исторического анализа - историк здесь как бы примеряет на себя роль "владельца системы", решая тем самым задачу нахождения оптимальной последовательности управленческих решений с учётом апостериорной информации. Было бы интересно построить зависимость эффекта действия информации из будущего от блага и уровня развития общества. Вообще, информация из будущего тем ценнее, чем на более высокий уровень она поступает. Быть может, полукочевые арабские племена сумели некогда создать одну из величайших империй в истории человечества, поскольку их вождь Мухаммед действительно в какой-то мере предвидел будущее? Вообще тема правителя-пророка уже затрагивалась в мировой фантастике, прежде всего в цикле "Дюна" Фрэнка Герберта, однако нельзя сказать, что эта жила выработана до конца, так что сюжет может быть развит и в этом направлении. Например, главный герой может быть наделён знанием собственной судьбы - реципиент должен умереть в тот день и час, когда будущий вселенец появится на свет[13]. В этом случае сюжет трактуется в духе этики Спинозы: "Свобода есть осознанная необходимость"[14][15]. В сравнении с самой исходной посылкой о возможности переноса информации из будущего в прошлое это предположение ничуть не более антинаучно. Авторы, пишущие в жанре фэнтези, делают куда более антинаучные предположения в значительно большем количестве, однако это не принижает художественных достоинств их произведений, хотя у многих альтернативной оказывается не только физика, но и логика. В "Жерновах истории" предположения мистического свойства сохраняют социологические закономерности, поэтому роман вписывается в жанровые рамки твёрдой НФ, однако сам механизм "переселения душ"[16] приоткрывает дверь всякой "чертовщине" в духе Гоголя и Булгакова. В Средние века Осецкого сочли бы одержимым демоном... демоном из будущего. И почему бы духу, избравшему тело Осецкого для выполнения своей миссии, во благо грядущих поколений не переселиться со временем в тело его преемника на руководящем посту, для того чтобы и далее направлять родную страну по правильному пути? Можно ли представить себе советское государство, десятилетиями управляемое тайным некромантом? И заодно создать когнитивный диссонанс, вывернув образ "империи зла" наизнанку, когда внешняя атрибутика "тоталитарного" "Мордора" не соответствует его внутреннему содержанию? Конечно, это уводит сюжет далеко в сторону от основной проблематики, но как бы намекает нам, что желание осчастливить человечество может обернуться жаждой вечной власти.
И последнее: необходимо сказать, что все эти рассуждения представляют сугубо исторический интерес. Как писал Гегель в "Философии истории", "сова Минервы вылетает в полночь". К 70-м годам прошлого века индустриализация и урбанизация России были так или иначе завершены, и сейчас перед нами стоят совершенно иные задачи, к решению которых "уроки истории" непосредственно неприменимы. За прошедшее время мир успел поменяться дважды - в 1945-м и 1991-м, поэтому реальный конфликт интересов по отношению к судьбам ушедшей эпохи лишён смысла. Настало время объективного анализа.
[1] Интересно, как бы развивалась строительная индустрия, если бы стандартом стали бы шестигранные и цилиндрические конструкции Мельникова?
[2] Robert C. Allen Capital Accumulation, the Soft Budget Constraint and Soviet Industrialization.
[3] По мере автоматизации производства происходит "сжатие" старых отраслей.
[4] Как упорядочить матрицу, чтобы оценка была наилучшей, - интересная математическая задача.
[5] Энергетика, тяжёлое машиностроение и станкостроение.
[6] Дефицит нефти при высоком уровне химической промышленности - идеальное сочетание, тем более что американцы тогда не стали бы создавать себе конкурента.
[7] Однако с ростом производительности труда в те времена не увязанную - компьютеров ещё нет.
[8] Что кстати и произошла с авторами и проводниками весьма сомнительной аграрной политики первой половины 30-х годов.
[9] Правда, буржуазный мир в такой метафорике, предполагающей из-начальную преступность человека, можно сравнить с гангстерским притоном.
[10] Сочетание организационных навыков и памяти о будущем технологии делает Осецкого идеальным куратором атомного проекта.
[11] Шушарин А.С. Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии.) Т. 2. М.: Мысль. 2005-2006.
[12] Нефедов С.А. Война и общество. Факторный анализ исторического процесса. М.: Территория будущего. 2008.
[13] Сагу, начатую А.И. Колгановым, очень трудно закончить - в мире, где социализм потерпел тяжёлое, но, как мы все надеемся, не окончательное поражение, несколько наивно рассказывать сказочку об альтернативном светлом прошлом. Если же всё вернётся на круги своя, то зачем её вообще рассказывать? Красивым финалом могло бы стать описание таблички в кремлёвской стене с датами жизни В.В. Осецкого. В альтернативной истории детские впечатления (мистическое совпадение дат смерти и рождения) побуждают видного экономиста на склоне лет написать исторический роман о поразившем его человеке и постепенно отождествить себя с героем своего произведения. Так нужно чтобы и там история пошла по правильному пути.
[14] См. предыдущую сноску. Существование "машины времени" не приводит к хронологическим парадоксам при условии самосогласованности. Этот вопрос, как бы фантастически он не звучал, тем не менее вполне законен. Некоторые решения общей теории относительности допускают существование замкнутых, времени подобных геодезических систем, и поведение динамических систем в таких условиях исследовалось в работах отечественных математиков.
[15] И. В. Волович, О. В. Грошев, Н. А. Гусев, Э. А. Курьянович. О решениях волнового уравнения на неглобально гиперболическом многообразии. Избранные вопросы математической физики и p-адического анализа, Сборник статей, Тр. МИАН, 265, МАИК, М., 2009. С. 273-287.
[16] Было бы забавным провести параллель с излишне популярными в постсоветский период мистическими альтернативами Третьему рейху. В советской альтернативе мистика сведена к минимуму в пользу рациональной организации общества и научного проектирования будущего. В нацистской же, наоборот, мистики хоть отбавляй: всевозможные путешествия из Мидгарда в Асгард и обратно составляют самую суть подобных произведений, но, поскольку никто из потенциальных "вселенцев" не умеет проектировать заводы и организовывать производства, то "попаданцы" к фашистам абсолютно бесполезны. Можно предположить, что в фантастической вселенной романа общество Туле специально создано для борьбы с "попаданцами", своими и чужими. Каково общество - такова и альтернативная история, ведь она лишь выражает несбывшиеся чаяния масс.