Савран Анатолий Владимирович : другие произведения.

Самой короткой дорогой или приключеня лиса по кличке "Нарвас"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В основе рассказа лежит история о семействе лис, живущих по законам дикой природы. Семейство это расположилось на колхозном поле, что находилось на краю села, и обитало, как положено лисам, в заброшенном стогу сена. Надо ли говорить, что оно предпочитало питаться курятиной со двора ближайшего дома. Так проще и меньше хлопот. Доставлял же эту пищу старый лис по имени Файзы, он-то и являлся отцом небольшого, в общем-то, семейства. Понятно, что такое тесное, хлопотное соседство человека и дикого зверя никак не могло обозначиться любовным соглашением. Лиса выследили жильцы этого дома, поймали его и детёныша в его же логове и продали в зоопарк. Лисица же успела выскочить через запасной выход в посадку и осталась невредимой. Лису удаётся убежать с клетки, освобождает он и своего сына, что позволяет им относительно легко покинуть территорию зоопарка. По одному им известному чутью лис с лисёнком благополучно возвращаются к своему логову, и понимают, что люди непременно придут за ними вновь. Вместе с Кичи, матерью Чика (лисёнка), Нарвас-Файзы - ЈНарвас", кличка Файзы в зоопарке - предпочитают не отдавать задаром свои шкуры людям, понимая, что последние навязали им свою беспощадную войну, и война эта служит семейству условием... их же свободы. С тех пор, по дороге к Дому, начинается история похождений и стратегических планов Файзы в принятии важных решений в высвобождении себя самого и лисёнка от неминуемой неволи в заточении, что обозначало одновременно тренинг охотнического искусства. Лисёнок с подачи лиса Файзы (своего отца) на непосредственных примерах учится тактике ведения боя в навязанных ему условиях, рассматривая преграду, как продолжение своей дороги. Таким образом, появляется стиль охоты, под названием Јотход самой короткой дорогой". Много ещё удивительных похождений совершат они вновь и вновь, и какими они будут, сценаристы узнают, если удосужатся заинтересоваться сюжетом моей сказки-повести.

   Права защищены и охраняются законом
   Самой короткой дорогой
   или
   Приключения лиса, по кличке "Нарвас"
   Часть 1
   Глава 1 Предыстория.......................................................................................2
   Зоопарк..............................................................................................3
   Зови и вслушивайся...................... .......................................................7
   Наши враги - наши проводники.............................................................10
   Глава 2 Охота "рыжей бестии" .............................................................12.
   Время охоты.......................................................................................13.
   Часть 2 Глава 3 Путешествие Нарваса продолжается................................ 16
   Таинственная пещера...........................................................................20.
   Глава 4 Цирк...................................................................................... 21.
   Взросление Чика............................................................................... 22.
   Клетка............................................................................................. 24.
   Битва на "дутой горе" ..........................................................................26.
   Забвение............................................................................................ 28.
   Выход на арену ................................................................................. 30.
   Встреча..............................................................................................32.
   Часть3 Глава 5 Фантастическое приключение в каменном ущелье
   или "Что значит быть "очевидцем""? .....................................................33.
   Пришествие........................................................................................34.
   Глава 6. У "дедушки" ......................................................................... 38.
   Глава 7. В пузыре.............................................................................. 40.
   Часть 4 Глава 8. Вочеловечие.................................................................42.
   Возмездие............................................................................................45.
   Глава 9 Жёлудь "даёт показания"........................................................... 46.
   Конец..................................................................................................51.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть 1
   Глава 1
   Предыстория
   Дом, что на краю села Щербатое, пользовался у односельчан дурною славой. Тёмные дела
   творились в его стенах, а хозяйка его, Маланья, числилась коронованной ведьмой. Её и боялись, к ней же и шли с поклоном за всяческим нечистым делом.
   Свою колдовскую деятельность Маланья начала с полвека назад, когда была ещё девочкой подростком. По роду было передано ей эта магическая сила, и насчитывала она несколько колен этой семейной традиции. И, как все знающие колдуньи, носила она двойное имя, настоящим которое было Евдокия. Дуняшей звали её в узком семейном кругу, а также те, кто был особенно близок с ней. Маланьей же она была для всего остального люда.
   И вот как-то раз обратилась к ней соседка по дому, с просьбой извести со свету ненавистный ей род со стороны невестки её сына. Всё ей казалось, что молодая чета жила лучше бы, если б не наущения этой родственной ей стороны.
   - Проси что хошь, Маланьюшка, - начала свою просьбу Прасковья, - но дело своё сделай. Отблагодарю, и не как-нибудь, а как скажешь. Тут не сумлевайсь. Пусть сгинут они во мраке преисподним.
   -Да что ж так они насолили тебе, Параша?
   - Ты делай то, что я тебе велю, а про всё остальное тебе знать не должно. Главное, что б Кирюша мой как образ на стенке для Настасии его в почитании был, что б одного его величала и за отца и за мать и за мужа кровного.
   - От греха, не видать и счастья верха. Так что ли? А счастье с верхом, так и дом верх дном.... Ну что ж, Параша, так тому и быть. Только знай, что малую толику беды той и ты поделишь с ними. Упадут на твою голову испытания, и испытания те ты должна преодолеть. Преодолеешь, если условия все мои выполнишь. Согласна ли?
   - Ради сыночка своего всё стерплю.
   -Тогда вот что! На окраине села, возле посадки, есть заброшенный стог сена. Там живёт семейство лис. Пойдёшь с сыном в полную луну с рогачом, удавкой и пустым мешком. На его вопрос "Зачем?", скажи "Так надо", мол, лисы кур с курятника крадут по ночам. Вот такое будет ему объяснение. Выловите тех лис удавкой, положите их в мешок, его домой отправишь, а сама мешок тот с лисами, мне принесёшь. На утро же, на восходе солнца, будь у дома моего. Пустую кастрюлю с собой прихвати.
   - Зачем?
   - В кастрюлю ту бульон тебе налью, который я сварю с лисьих потрохов, да крем на лисьем жиру с ворсяным их покровом в баночке тебе дам. Перед тем, как кремом тем пользоваться, надень резиновые перчатки, намажешь им одежду родственной тебе стороны, а сыну дашь бульон. Да что бы съел до захода солнца наступающего дня. А ещё следи за тем, что бы крем тот не попал на твою кожу!!! Резиновые перчатки выбросишь в отхожее место, а косточки, которые от бульона этого останутся, не выбрасывай!
   - Почему?
   - Лисы должны думать, что всё ещё живут.
   Сложи кости те в кастрюлю, где бульон находился, затем отнеси в посадку, вырой ямку в земле, и положи ту кастрюльку с костями в землю и там зарой их. Трижды прокрутись на том месте вокруг себя, поплюй трижды в сторону и произнеси.
   "Я в мешок вас не сажала.
   Лапы я вам не вязала.
   И бульон с вас не варила
   То Маланья угостила".
   Если не зароешь их, то они, лисы эти, по твою душу придут и вочеловечатся. И упаси тебя боже тревожить прах этот!!! Всякому, кто эти кости разроет, - не поздоровится.
   - Это как - "вочеловечатся"?
   - Лучше тебе не знать. Всё поняла?
   - Всё поняла, Маланьюшка. Сделаю всё так, как ты велишь.
   - Про сказ мой никому ни слова.
   Как сказано было, так всё и свершилось. После полуночи Прасковья принесла мешок со связанными лисами. Маланья тут же их взяла и ушла в долину Узкого Ручья к каменной гряде "Каменного Коридора". В ту ночь, в одной из пещер, местонахождение которой держалось в строжайшем секрете, при мигающих бликах свечей, творилось таинство.
   Если бы у читателя была возможность заглянуть в ту пещеру, то, первое, что он увидел бы, - был объёмных размеров казан, и там, на медленном огне, варилось что-то. На длинных жердях, воткнутых в каменные расщелины вдоль стен пещеры, были черепа животных и птиц. Жерди эти имели форму крестовины, и на крестовинах тех накинуты были одежды, набитые изнутри соломой. Формой своей они напоминали человеческие тела. Ведьма бормотала что-то несуразное над этим казаном, время от времени обращаясь к какому-либо из чучел, и называла каждое из них причудливым именем, - имена те были совершенно разными - а в это время, из расщелины земной коры, поднимался жёлтый туман в вихреобразном потоке. Только к утру она явилась в свой дом....
   ...Вскоре, при таинственных обстоятельствах, Настасьино семейство вымерло без всяких видимых причин. Но вскоре и сама Прасковья занедужила и стала хворать непонятною хворью. Врачи только разводили плечами. Хворала, хворала, да, в конце концов, померла: видно, не до конца выполнила Маланьину инструкцию. Союз Настасьи и Кирьяна будто скручен был колючей проволкой: и разойтись сил не было, и жить по-людски тоже не получалось....
   С тех пор прошло тридцать лет. У Маланьи подросли дети. Два её взрослых сына не унаследовали от неё тех дарований, которыми она обладала сама. Зато, женившись, дали ей внучат. Но она отчего-то никак не могла забыть историю о семействе лис, а так же о той мученической смерти, которые они приняли с её рук.
  
   Зоопарк
   Старый лис Файзы проснулся как всегда в предрассветный час. Да к тому ж, стебелёк клевера, уткнувшись в ноздрю, не давал больше спать. Он понюхал воздух: где-то должна быть пища. Мыши-полёвки, это излюбленное лакомство Файзы в эти утренние летние часы. Зевнув, он стал выбираться из норы, и тут только сердце ему подсказало, что он теперь не на своём любимом поле в заброшенном стогу сена, что находится сразу за селом. И то, откуда он вылезал, была вовсе не нора, а кое-как сколоченная будка, в которой, тем не менее, было вполне уютно. Он оказался там, что люди называют "вольер". Это странное слово отождествилось у него с металлической сеткой, которую никак нельзя было пройти. Но внутри этой сетки, на площадке, где он находился, было сухо и тепло. Всё это было очень странно. И почему-то, вдобавок ко всему, сильно болела голова, будто от сильного ушиба.... Откуда была эта боль, он никак не мог сообразить. Ведь он нигде не ударялся! Всё это он пытался вспомнить, но... пока безуспешно.
   Пищу приносил человек очень высокого роста и с короткими смешными усами. У него была защитная форма маскхалата, которая обычно есть у охотников, ведущих свой промысел. Но этот человек не охотился. Он сетку охранял, и всё ходил по узкому коридорчику взад-вперёд за сеткой, заглядывая каждый раз на площадку, которая теперь была жилищем для Файзы.
   Проходила четвёртая неделя его проживания в вольере. Теперь он видел много людей. Они то толпами, то небольшими парами ходили по широкой аллее и глазели по сторонам. На них была чистая, праздничная одежда. Первое время он всё прятался в свою будку, ожидая от них какой-нибудь гадости, однако, против ожидания, лица их были доброжелательны и почему-то немного удивлены. Ходили они всё чаще со своими детьми, и те держали в руках надувные шарики, которые всё норовили улететь вверх. И цвета они были совершенно разного.
   Никогда прежде он не видел столько людей. Те люди, которых он видел издали на колхозных полях, одеты были в грязные фуфайки и драные штаны. К ним он испытывал, если можно так выразиться, больше доверия, во всяком случае, он знал, что от них ожидать. Конечно же, он всегда их избегал, не ожидая от них ничего хорошего. Но эти прилично одетые люди отчего-то расположены были к нему миролюбиво, и всякий раз норовили кинуть ему корочку хлеба, в надежде на то, что он хотя бы подойдет к ней и понюхает её. Это было для него крайне подозрительно. Старый лис чувствовал обман, если не сказать большего, - угрозу своему существованию.
   На сетке висела табличка. Люди смотрели на неё и чуть ли не по слогам читали слово "Нарвас". Чудное слово, незнакомое. Что оно обозначало, никто не знал, потому и читалось должно быть с трудом. Поначалу старый мудрый лис думал, что это так зовут табличку - "Нарвас". Он всё недоумевал, почему люди уделяли так много внимание этой серой невзрачной табличке. Это тоже было очень подозрительно. Они смотрели на неё так, как он совсем недавно ещё смотрел на курятник в ожидании того, что оттуда выскочит какая-нибудь очередная хохлатка, но когда человек, охраняющий сетку, приносил пищу в алюминиевой кастрюльке, то, просовывая её в небольшое отверстие в вольере, обычно говорил лису: "Бери, Нарвас, ешь! Это вкусно". Это значит, что люди "посадили" его в эту "табличку" всем напоказ, значит, что так теперь зовут его, лиса.
   "И поделом мне, старому дураку - думалось ему. - Зазевавшийся петух! Табличка и он, лис, отныне объединены были в одно понятие. Это позор!!! Распят, как та табличка на сетке".
   То, что там, в миске этой, находилось, действительно было вкусно, непривычно вкусно, но он так соскучился по небольшим мышкам-полёвкам, он так скучал по ним и вообще по всей своей прежней жизни, что временами по ночам тихо скулил, уткнувшись носом в соломенную подстилку. Ему негде даже было побегать и размять свои кости!
   Солому приносили регулярно раз в неделю. За это он был благодарен человеку, охраняющему сетку. Это его руки выстилали ему днище будки и убирали старый свалявшийся слой. Солома напоминала ему его родной дом. Но разве он должен быть благодарен охраннику за собственное заточение? Здесь было что-то неправильное, уродливое в понимании слова "благодарность". Охранник, словно чувствуя его настроение, говорил ему: "Ничего, старина, не поделаешь! Мы теперь с тобой на работе. Мне за твоё присутствие деньги платят, да и ты, как видишь, ухоженный теперь и сытый. Вареной курочкой, вишь, пригощаю. Ты теперь здесь достопримечательность!".
   "...Ухоженный и сытый.... Теперь.... Ухоженный теперь и сытый".... Как будто раньше было по-другому. Откуда им знать, как было у него раньше? Если не так, как у них, людей, не по их правилам, значит уже "никак"".
   Такова, оказывается, была цена за свободу: жить по правилам людей. По вечерам, когда его никто не тревожил, он ноздрями тянул в себя запах сена, и тогда перед ним всплывали картины его безмятежной жизни. И вспоминалось ему вот что.
   ".... Чик, малыш, ну кто так подкрадывается к фазану? Надо подходить к нему со стороны ветра, что бы он запах не учуял. Нет, конечно, я понимаю: есть готовое мясо гораздо приятней, чем его добыть, но разве ты не боишься стать чьей-либо добычей"?
   Чик, годовалый лисёнок, наклонив голову, пытался осмыслить слова своего отца, но возраст брал своё, и, не вникая более в мудрые речи, продолжал гоняться за добычей, словно играл с нею в догонялки.
   Кичи, мать детёныша, выслушивая замечание Файзы, только качала головой: "Малышу свой срок по жизни нести, мал он ещё твои мудрёные речи понимать, но разве сам ты не боишься стать чьей-либо добычей? Не кончатся добром твои похождения в ближайший курятник дома, что на краю села. Уже несколько раз я видела на поле нескольких озлобленных мужиков с вилами в руках. Неровен час найдут наше прибежище, и тогда - пиши, пропало"!
   А сама подумала: " Что-то надо предпринимать, да, что-то надо делать.... Сам-то, сам про фазана Чике толкует, так чего ж самому-то не попробовать себя в этом занятии? Но нет, конечно, нет! Время Файзы уже прошло: старый стал, отбегал он уже своё за фазаном, а Чик несмышлёныш ещё, охотник с него никудышный. Сама б за фазаном побегала, да в прошлом году лапой на сучок напоролась, и с тех пор нет той былой прыти, которая была когда-то. Ох, не кончится всё это добром, не кончится"!
   Файзы и сам понимал тревогу Кичи, но он, как хозяин создавшегося положения, не мог позволить своей семье помереть с голоду, и потому продолжал кормить её курятиной с дома, что на краю села. Его почему-то притягивал этот дом, ощущение такое было, что его с ним что-то связало. А вот только что?! Полгода, как он пришел в эти в алтайские степи с альпийский лугов вместе со своим семейством, будто магнит его тянул сюда. И какой такой магнит?! Всё это было для него загадкой.
   "Да какая такая загадка!" - думал он - "Просто дом, который ближе всего к посадке".
   .......................................................................................
   Утро, на пятую неделю его пребывания в вольере, не предвещало ничего хорошего. Неясная тревога охватила весь зверинец. Бурый медведь, сосед "по камере", как-то по- страшному зарычал и тут началось. Какофония разнообразных звуков от львиного рыка до крика павлина взбудоражила и без того мрачное состояние Нарваса. Никогда прежде, за время пребывания его здесь, ему не доводилось слышать ничего подобного. Значит, он здесь не один. Куда он попал? Звуки, звуки.... Они говорили о многом: боль, отчаяние, страх, ярость. Хуже всего то, что он не мог видеть тех, кого слышал. И потому он тоже выразил своё состояние так, как это делал в далёкой молодости, когда искал встречи с Кичи: длительным завыванием, переходящим в лай. Однако если раньше это был зов плоти, то сейчас в своём лающем вое он услышал ужас положения, который преследовал его уже пятую неделю. Так долго не могло продолжаться. Ведь он ничего не знает о Кичи и Чике. Где они и что с ними? Хорошо если б остались живы. Может быть они здесь, в одной из этих перегородок? Он позвал снова, но никто не отозвался, и только дикий кабан не по-хорошему взвыл от явно причинённой ему кем-то боли. Оставаясь Файзы-Нарвасом, он, будучи в раздвоенном состоянии, смог бы только уничтожить себя, поддавшись неутешительным стенаниям с мыслью о том, что не смог вовремя спасти семью свою от неминуемой гибели. Но, с другой стороны, приобретя своё новое стратегическое имя, он стал воспринимать своё бедствие как исключительный случай, и к случаю этому отнёсся с большим вниманием. А потому стал разрабатывать план выхода с заточения, и припомнил, как совсем ещё недавно наставлял Чика в стратегии выигрывать.
   "...Чик, малыш, запомни! Лис отличается умом во всех случаях своей жизни. У лиса мало сил, что бы удрать, лис не может одолеть оленя в голодную пору - зубы слабые, но он может условия, которые работают против него, выставить как орудие собственной силы.
   - Как? - удивился Чик.
   - Очень просто! Ты убегаешь от того, кто преследует тебя.
   - Ну, убегаю, и что? Это всё?
   - Ты не понял: убегаешь самой короткой дорогой. Это действительно всё. В этом твоя стратегия. Ты меньше другого зверя, в том числе и человека, и потому используешь это как свой козырь в чужой игре. Нужно создать провокацию. Это неизбежно, потому что игра тебе навязана. Бежишь куда?
   - В посадку.
   - Правильно, в посадку. Так короче и не только. Когда охотник притесняет тебя, то выбирай труднопроходимые места для него. По-другому это звучит так: напор соперника, угнетающий тебя, ты переносишь на помехи, затрудняющие его движения. Это святое правило, и в нём для тебя большое преимущество. А это значит, что не просто в посадку бежишь, а в самую, что ни есть чащобу, в непролазный кустарник и, желательно, колючий или же под каменные завалы. Под колючками, также как и под камнями, ты пролезешь, а вот тот, кто рискнёт вслед за тобой повторить твой же номер, останется в дураках. Он весь поранится. Это и значит, что азарт охотника ты выставляешь как преимущество собственной силы. Полем бежит только заяц, потому что он признанный спринтер, но к лису, повторяю, это не относится. Лис всегда должен учитывать чужие недоработки, что бы сделать их своими достоинствами. Потому что слаб, повторяю, своими лапами. На то он и лис, что вместо лап работает головой! Лис всегда провокатор....".
   ...Эх, дурья моя башка! Не уберёг! Учил сына обходить капканы, а сейчас сам курам на смех попался в западню. Ну что же? Кличка "Нарвас" говорите?! Хорошо! На то она и кличка, что висит табличкой на этой сетке..., а это указатель к выходу.... Указа-а-атель!!! Сетка, это временное препятствие именно потому, что охраняется. К выходу, выходу.... Имя своё ведь только я знаю"!
   ...................................................................................
   Человек, охраняющий сетку, подошёл к Нарвасу очень близко. Он решил, что теперь это можно.
   - Я всё про тебя знаю. Знаю, как доставили в этот зоопарк, знаю кто, и знаю, что случилось с твоим семейством.
   Нарвас лежал возле будки на соломенной подстилке, уткнув морду в лапы. Что бы сейчас этот человек не говорил, нужно оставаться безучастным к его словам. Он не зря здесь появился, он хочет увидеть реакцию Нарваса, но такой радости Нарвас ему не предоставит. Однако последние слова задели его по живому: "Он что-то знает о Кичи и Чике. Может это действительно правда, он что-то знает"? Он даже не сразу понял, что услышал мысли Человека. А ведь он слышал их и тогда, когда этот же человек ему что-то говорил о том, что теперь он ухоженный и сытый. Но разве возможно слышать чужие мысли?! Нарвас приподнял голову и посмотрел на человека в защитном комбинезоне расцветки маскхалата.
   - Да, знаю! - повторил он. - Сучку и щенка убили мужики с того дома, где ты таскал курей с курятника. А тебя, как особо ценный фрукт, решили не убивать, а продать нам, в зоопарк. Они сказали: "Пусть поживёт в нашей шкуре". Зачем я тебе это говорю? А затем, что бы ты перестал понапрасну носом шмыгать в надежде унюхать их запах. Их здесь нет, и тебе придётся остаться здесь до конца собственных дней. Вот так-то!
   Он сделал жест, которого ему не следовало бы делать: он хотел потрепать его загривок, но тот час же острые зубки Файзы впились ему в ладонь.
   - Ёп-п... - только и успел он выкрикнуть, и кто знает, какое слово он хотел произнести. Тот час же с ладони брызнула тёмно-алая жидкость. Зажав рану другой рукой, он злобно посмотрел на Нарваса. - Ах ты,... маленькая тварь! И это за то, что я тебе вареную курятину носил? Ну, подожди! Посидишь ты у меня на одной воде! - Сказав это, он убежал перевязывать свою руку, забыв запереть за собой клетку.
   "Это ложь, враньё это, самое настоящее враньё - подумал лис. - Не могут быть они убиты! Он всего лишь охранник. Откуда ему знать с какого двора я таскал курей? А может правда? Может действительно Кичи и Чик убиты? Нет, не верю! Врёт он, если он охранник. Ведь ему нужен порядок, и сетка тому в подтверждение. Они здесь, они должны быть здесь!" И он снова их позвал протяжным воем.
   И... о чудо! Ему ответил такой же протяжный, особый, тонкий, "конспиративный" вой, которому он когда-то учил Чика.
   "Они живы, живы! - сердце Нарваса учащённо забилось. - Скорей туда, тем более что дверь открыта. Вот и думай теперь, когда кусать кого-то, а когда нет. Никогда не предугадаешь, что будет в следующую минуту. Но... куда же я стремлюсь? Предположим - они там, но ведь там тоже клетка! Я с одной клетки бегу в другую! Да добежать бы!!! А там,... там я вытащу их непременно. Скорей, скорей туда! И... будь что будет"!
   ...................................................................................
   Бурый медведь не на шутку разбушевался. Он гнул железные прутья клетки и колотил стены что есть силы, однако стальная конструкция чудом держала натиск. Рёв, который он поднял, всполошил весь зверинец, и каждый неистовствовал в своей клетке, как только мог. На усмирение этого всеобщего гвалта был поднят весь персонал зоопарка. Но именно это всеобщее возбуждение позволило Нарвасу добежать беспрепятственно до обозначенного им вольера, хотя, время от времени, он всё-таки прятался за какой-нибудь тумбой. Да, так и есть: - в клетке был Чик. Жив! Но где же Кичи? Вопросы... вопросы... всё это потом. Как теперь вытащить Чика оттуда? Чик крутился волчком на площадке вольера от радости и от страха за Файзы. Нарвас же усиленно соображал, как же вытащить его невредимым с клетки: "Дверца, куда подают похлёбку.... Вот она. И запирается она на обычный засов...".
   Взяв зубами засов, он, что есть силы, потянул его на себя. Тот, после значительных усилий, всё же поддался. Дверца распахнулась. Но окошко слишком маленькое даже для годовалого щенка. - Ну же, Чик, как я учил тебя! Прижмись брюхом к земле и вытянись в ящерицу! Ты можешь! Давай! Ползи!
   Чик, как только мог, вытянулся в узкую ленту и прошмыгнул в это отверстие, оставив всё же по краям его ворох шерсти. Теперь же нужно было уходить скорей от клетки.
   .......................................................................................
   Сгустившаяся темнота помогла им спрятаться под вагончиками клеток. Гвалт мало-помалу успокоился, но зато поднялся переполох среди персонала, который обнаружил пропажу лис.
   - Этот Нарвас, хитрая, коварная бестия - не унимался человек, носивший маскхалат. - Он не только хитрая бестия, но и зверюга, каких поискать надо. Смотрите, как он цапанул меня за руку! - рассказывал он неизвестно кому.
   - Ты ругаешь его или хвалишь? - ответил ему другой голос, скрипучий и очень неприятный. - Чёй-то я никак не пойму. Ты, прям, оду ему сочинил! Похвалил по всем статьям. А я скажу, что он мало тебя, как ты выражаешься, "цапанул". Я, как это ни покажется тебе странным, тоже его хвалю. Одна только досада осталась: надо было ему пол руки тебе отхватить за твою халатность, что дверь оставил открытой. Так мало того, что сам ушёл, он ещё и щенка своего увёл! Действительно умён, чертяка! Вот где мне сейчас их искать? Ты мне скажешь?
   - Наверняка они где-то здесь, под вагончиками. Им забор не даст никуда уйти.
   - Твои слова да богу в уши. Если они уйдут, то считай, что ты тоже уволен по оч-ч-чень нехорошей статье без месячной премии. Завтра, на рассвете, с собаками прошерстить весь участок. Да и вообще - хоть на край света за ним! Мне скандалы по району и области ни к чему.
  
   Зови и вслушивайся.
   - Где Кичи? - спросил Нарвас Чика, когда суматоха улеглась.
   - Разве ты не помнишь? Она успела добежать до посадки и в колючий кустарник нырнула, как ты меня когда-то учил.
   - Не помню - сказал Нарвас виновато. Я ничего не помню из того, что случилось с нами в тот день. В голове словно клин забитый.
   - Они пришли под утро, когда мы легли уже спать. Петлёй вытянули тебя из норы и ударили чем-то тяжёлым по голове. Затем вытянули и меня. Кичи, то есть мама, выскочила с другой стороны норы, которую она вырыла на всякий непредвиденный случай. Они кинулись было за ней, но посадка от норы недалеко, а там, под колючим кустарником, вырыта ещё нора. Но ты ведь знаешь! Мы хотели накануне туда перебраться.
   - Я ничего не помню. Впрочем... - Нарвас с облегчением перевёл дух - всё не так уж плохо. Кичи цела. А то уж я подумал....
   М-да.... Так! А вот сейчас,... сейчас нам с тобой придётся позаботиться о собственном спасении. Перед нами забор и если мы к утру не выберемся отсюда, то собаки нас сожрут. В этом будь уверен. Какие будут соображения?
   Морда Чика омрачилась.
   - Нам его не перепрыгнуть.
   - Эх, ты, глупыш! Вспомни последние свои слова.
   - Какие слова?
   - Ну, те, которые ты перед этим говорил?
   - А какое они имеют отношение к ...
   - Вспомни последние свои слова. - Настоятельно повторил Нарвас.
   - "...Под колючим кустарником, вырыта ещё нора. Но ты ведь знаешь! Мы хотели накануне туда перебраться..." - так, кажется, я сказал?
   - Никогда не сомневайся в том, что ты говоришь. Ты не так глуп, как хочешь казаться, особенно тогда, когда потрудишься заметить это.
   - Значит, мы знаем ответ до того, как возник вопрос?
   - Конечно! Вопрос возникает тогда, когда завершаются наши действия. А действия свои надо запоминать по той причине, что они уже есть. Мы же проговариваем ответ, вовсе не задумываясь о том, что он явился отражением нашего прежнего образа жизни. Эту логику надо приметить.
   - Логика, это когда мы что-то примечаем?
   - Не совсем верно, скорее наоборот. Я бы сказал, что с примечаний произрастает план действий. А логика нужна для того, что бы додуматься примечать. Когда мы наблюдаем, то повторяем движения тех, кто пытается с нами общаться. Другими словами, смотрим в себя.
   - Копируем?
   - Ну, где-то так.
   - "Нора под колючим кустарником....". Значит, надо сделать подкоп под забором.... "...Но ты ведь знаешь!". Действительно здорово! В самом деле - ответ! Я знаю! Мы переберёмся, мы будем на свободе!
   - А для этого надо приготовить свои когти.
   ....................................................................................
   Но не всё оказалось так просто. Едва Нарвас с Чиком взялись рыть нору под стеной, как жуткое разочарование омрачило их душу: где бы они "ни копнули", под стеной был фундамент из камня глубиной "аж до центра земли".
   - Здесь один сплошной камень, папа! - Чик едва не заплакал от обиды. Тихо поскуливая, он осматривал свои натруженные лапы. - Мы никогда отсюда не выберемся.
   Файзы снисходительно на него посмотрел. Он-то знал ответ, едва опробовав когтями цементный раствор у основания забора.
   - Ты помнишь, что я тебе говорил не так, кстати, давно? Я говорил, что лис всегда отличается умом в силу того, что у него слабые лапы и он мал ростом. Я говорил: "У лиса мало сил, что бы удрать, лис не может одолеть оленя в голодную пору - зубы слабые, но он может условия, которые работают против него, выставить как орудие собственной силы".
   -Помню - ответил обречённо Чик.
   - А ещё я говорил, что лис убегает от того, кто преследует его. В этом его золотое правило. Убегает самой короткой дорогой.
   А теперь осмотрись вокруг. Мы обошли почти половину зверинца в поисках мягкой почвы, которую можно было бы рыть. Я дал тебе такую возможность в этом убедиться. Но, если мы и дальше будем заняты поисками, то через два часа наступит рассвет, и тогда собаки нами полакомятся. Почему? Мы ходим вдоль забора, но не заняты дорогой. Чем тогда мы отличаемся от человека, охраняющего сетку? Человек этот нам в напоминание, он ответ на наш вопрос, потому что работает не по правилам. И мы должны эту методику копировать: рыть там, что поддаётся разрушению. Другими словами, мы должны рыть не по правилам. Так стоит ли искать, если мы не успеем найти? Мы должны забор рассмотреть как дорогу. Другими словами, где самая короткая "дорога" у этого зверинца, кто принимает грязевые ванны?
   - Дикие кабаны в загоне...
   - Вот они-то нам и помогут. Это и есть наш самый короткий путь. А "когти", как ты понимаешь, "растут" не у тебя, а у тех, кто этим делом занимается.
   - Дикие кабаны?
   - Они самые.
   - Тогда "да", тогда они нам должны помочь.
   Без труда пробравшись в загон, Нарвас с Чиком легко прорыли туннель под забором и оказались в спящем городе. Скорей, скорей отсюда по наклонной в овраг к берегу речки, а там,... там видно будет, что следует предпринимать.
   .......................................................................................
   Избавившись от одной проблемы, Файзы с Чиком понимали, что решения задачи пока нет. Город с его лицемерными людьми был во всём враждебен им так же, как и зоопарк с его охранниками. Отличие было лишь в том, что в зоопарке противоречия были ярче, и было понятно, чего нужно было бояться, а чего нет.
   Смыв в речке всю скопившуюся в зверинце грязь, Файзы первым делом принялся думать о том, как раздобыть завтрак. Недолго думая, он с Чиком быстро наловил мышей-полёвок и, насытившись таким образом, стал предпринимать дальнейшую планировку своих действий. Огни девятиэтажек, в каком-нибудь километре от них, словно напоминали им, какую проблему они должны были, во что бы то ни стало, решить.
   - У нас есть два варианта: первый - отдаться в руки людям, которые захотят нас приютить. Что из этого получится, ясно из того, что нам довелось испытать в зверинце: мы разделим участь чужих проблем; и вариант второй - рассмотреть город как дорогу, которая покажет путь к нашему дому.
   - Город? А что такое "город"? Ты же в городе никогда не был!
   - Это норы, много нор, и эти норы стоят одна на другой, как этот большой дом. Видишь - и показал на девятиэтажку.
   - Норы покажут путь к маме?! Это было бы круто! А разве такое возможно?
   - Ты просто не пробовал так думать. Ведь путь к освобождению в зверинце мы нашли? Нашли! Мы перестали искать, мы рассмотрели зоопарк как дорогу на волю, найдя слабое место в заборе через загон диких кабанов. Другими словами, рассмотрели зоопарк как нору, у которой есть запасной выход.
   - А город? Разве он подскажет нам, где найти маму?
   - Мы найдём твою маму, - утвердительно сказал Файзы - во что бы то ни стало. Надо только прислушаться. Мы её тихо позовём. Ведь город, как и зоопарк, это и есть помеха, которая укажет нам путь.
   - Как? - удивился Чик.
   - Зови и затем вслушивайся. Когда мы сегодня ловили полёвок, то, что делали? Мы слушали шорох.
   - Ну, да-а, слушали шорох.... Не хочешь ли ты сказать, что я услышу шорох мамы на сотни тысяч километров?
   - А почему нет?! Кто сказал, что это невозможно?! Надо послушать себя, а для этого нужно городить.
   - Это как?
   - Ушки наставлять.
   - Как?
   - Попытаюсь объяснить. "Городить" и "огораживаться", разные понятия, хотя имеют один корень. К примеру, когда идёт охота на полёвку, то ты городишь, ушки наставляешь. А мышка что делает?
   - Огораживается.
   - Верно. "Город", это всегда движение. Чем больше движения, тем больше города, то есть шумов всяких. Поэтому "городить", значит "двигаться", различать шумы, а "огораживаться", значит "останавливаться". Поэтому город нужно воспринимать как ограждение. Останавливаться же всегда важно. Другими словами - нужно выделить остановку в этом движении. Почему?
   - Что бы не быть ограждённым.
   - Верно! Ты маскируешься. Маскируешься ты, и маскируется она...
   - Кто?
   - Мышка, кто ж ещё! Маскируешься с тою только разницей, что ты слушаешь ветер, а она запрещает себе это чувство: она думает об укрытии, и значит, не двигается. И тогда города у неё мало, мало возможностей, которыми бы она пользовалась. Ветер что-то приносит: разные звуки, к примеру, или запахи. Ты имеешь представление о ветре, ты знаешь направления, в которые он может дуть, а она нет: она выставляет себе крепость - огораживается. Ветер может ей навредить, потому что выдаст её запах, и по этому запаху ты можешь её обнаружить. В крепости же всегда проще: не надо тревожиться...
   ...Близился рассвет. Лапы от напряжения гудели, и тело просило отдыха после изнурительного дня, но Нарвас решил не тратить времени зря на отдых. Он дал команду трогаться в путь, что бы к началу светового дня отдохнуть в тени ближайшей посадки, где находились загородные поля. Решено было держать направление вдоль склона безымянной речки, что бы как можно меньше привлекать к себе внимание. В стороне от них одиноко стоял жилой пятиэтажный дом. Асфальтированная дорога вела прямо к фасадной части этого строения. Нарвас, недолго думая, свернул с Чиком в сторону дома - у него ещё оставалось верных полчаса в запасе.
   - Посмотри на этот громадный дом, где живут люди, и ты поймёшь, о чём я говорю - проговорил он. Чик недоумённо на него посмотрел.
   - Обрати внимание на стены - сказал Нарвас наставительно.
   Как бы оценивая степень прочности шлакобетонного основания, старый лис упёрся своим носом в шероховатую поверхность блока, а затем легонько провёл по этой поверхности своим носом. - Чем толще стены, тем меньше опасений быть застигнутым врасплох. Они боятся! - проговорил он. - Люди бояться, потому что беззащитны и очень уязвимы. Мышь или человек - нет разницы. Когда есть стены, то нет необходимости напрягать свой слух. И, значит, преимущество твоё в том и состоит, что, когда ты слушаешь ветер, то повторяешь каждое движение мыши. Ты копируешь, становишься как она, становишься ветром. Стена - тебе в напоминание. Это уже ответ, где запасной выход твоей "норы".
   Чик, стоя рядом с Нарвасом, тоже уперся носом в стену.
   - Я хочу стать таким же сильным и умным как ты, папа! - и, словно в подтверждение своих слов, так же осторожно и легко провёл носом по поверхности шероховатого блока.
   - Конечно, сын, ты будешь таким же сильным и умным, но не как я. Ты будешь таким же, но... другим. Может, даже лучше! - И лизнул его в мордочку.
   Так вот, когда ты слушаешь, тогда только тебе отвечают.
   Ты думаешь, как бы я нашёл пищу в курятнике, если бы люди их, кур этих, не городили? Крестьяне опасаются, создают всяческие помехи, а я слышу их шум, слышу их страх.
   Так вот, когда ты слушал полёвок, то тоже городил, был занят охотой. А когда городил, то о чём думал?
   - Я думал о том, что бы меня не заметили.
   - Мы тоже сейчас городим. Город, это помеха, это всегда запрет. Преимущество же наше в том и состоит, что мы можем просчитать тех, кто нас преследует, и вовремя занять нужную нам игровую позицию. Мы себе не запрещаем, у нас нет помех. Впрочем, разве Кичи сейчас не охотится? Может быть, она нас сейчас и слышит....
   - Папа, мы проходим боевое крещение? - Чика осенила догадка.
   - Можно и так сказать, но я бы по другому всё сформулировал: мы путешествуем, и, слава богу, путешествие наше не закончилось пока трагически.
   - И значит, мы победили в этом нашем, как ты сказал, "путешествии"?
   - Нет, просто мы ушли от поражения...пока.
   Нарвас тревожно оглянулся, потому что безопасность, прежде всего. Главное, не попасть в поле зрения людей. Он дал знак, и они с Чиком потрусили по асфальтовой к камышовым зарослям речки-безымянки. И уже на ходу Нарвас подвёл итог своему уроку, пытаясь ёмко формулировать каждое своё слово.
   - Тебе нужно запомнить основное правило поиска. Запоминай!
   Когда ты слушаешь, то тебе мешают, т.е. создают помехи. Это всегда происходит. Значит, тебе намекают. Поэтому нужно слушать помехи внутри себя, что бы понять, какая преграда ожидает тебя впереди. Для охотника помеха и есть сигнал верного направления.
  
   Наши враги - наши проводники
   Берег речки был сплошь в зарослях камыша. Нарвас бежал с Чиком, низко пригнув голову тем особым охотничьим шагом лиса, делающим его неприметным и быстрым в полевых условиях. Чик же во всём ему подражал. Когда же камыш заканчивался, то он переходил в зону небольшого кустарника, и тогда они бежали вдоль этого кустарника, сливаясь с окружающим ландшафтом. "Это хорошо - думал Нарвас. - Файзы дорогу найдёт, надо только слушать шум. Хорошо, что сейчас не зима, а лето. С голоду не помрёшь, если даже захочешь"... и поймал на ходу стрекозу.
   Бежали только ночью. Во-первых, так легче было ориентироваться. "Шум", который издавала Кичи, становился всё отчётливей и отчётливей, а во-вторых, не было заклятых врагов Нарваса - людей. Отдыхали, как правило, днём. "Компас" Нарваса работал безукоризненно чётко: он показывал всё время на север. Там находилась его Кичи, там находился его дом.
   Один раз непредвиденное обстоятельство всё же случилось во время его маршрута: когда Нарвас с Чиком бежали в черте какого-то большого города, то оба услышали детский плач человеческого ребёнка. Нарвас сразу понял, что дитя потерялось и зовёт свою маму. Он остановился. Не в его правилах было вмешиваться в человеческие игры, но случилось несчастье, а он не мог оставаться к этому безучастным. Он осмотрелся. Никого. Файзы подошёл к ребёнку и тот сразу успокоился. Совсем ещё малыш! Слёзы его усохли, и он стал забавляться пушистым рыжим хвостом лиса.
   Файзы настроился на шум и сразу понял, где находятся его родители. Там, наверху каменного утёса, гудела пьяная компания с безутешно рыдающей матерью, обнаружившей свою пропажу. Он подумал: "Малыш... в кустах.... Это непорядок". Приказав Чику оставаться на месте, Файзы подлез под малыша с намерением оттащить его к компании, но тут же понял, что ноша чересчур тяжела, и, оставив эту свою затею, он решил воспользоваться правилом "помехи". Малыш уже успел вцепиться в его загривок, и, похоже, ни за что не хотел его отпускать. Тогда лис, лизнув его в лицо, ловким движением освободился от его объятий.
   И так, правило "помехи" гласит, что препятствие устраняется, когда слушаешь помехи внутри себя. Когда слушаешь, тогда понимаешь, какая преграда ожидает тебя впереди. Важно обнаружить или, во всяком случае, создать эту помеху, а затем обратить внимание других на её появление. А потому Нарвас побежал прямо к людям. Он нарушил все свои правила, и, похоже, что, тем самым, создал ещё одно, вопреки всему, чем так дорожил. Создание помехи предполагало не скрытую, а открытую игру.
   ...Нарвас выбежал в самый круг компании и, покрутившись возле костра, сел прямо возле раскладного столика, где, собственно, люди и располагались. Немая сцена удивления длилась минуты три. Изрядно выпившие парни разом заикали, а девушки мигом протрезвели, пытаясь понять, что всё это значит. Они никак не могли понять, как здесь, в черте большого города, мог появиться этот ярко-рыжий лис.
   - Смотрите-ка, лиса! - неожиданно для себя оповестил всех присутствующих один из участников банкета. - И она тоже хочет с нами выпить. - Сказал... и громко икнул. - Или у меня глюк перед глазами? А?
   На его вопрос никто не ответил, и шутку его также никто не поддержал. Такой сюрприз в своей компании они явно не ожидали. Даже безутешно рыдающая мать на минуту забыла о своём горе, и в безотчётном порыве встала, что бы приблизиться к лису. Тогда Нарвас тоже встал и отошёл на пару метров от неё. Женщина сделала ещё пару шагов к нему, и снова он от неё отошёл, словно приглашая за собой. И тут, словно что-то ей подсказало, словно что-то шепнуло на ухо, что не зря появился здесь этот лис, и что ей нужно идти в том направлении, куда он отступает. Она что-то взволнованно сказала своим друзьям, те подскочили со своих мест, и, взяв фонарик, побежали за лисом, который уводил их в чащу зарослей кустарника, где и находился малыш.
   ...Пятые сутки пути основательно измотали Нарваса и Чика. Речка давно ушла в сторону, однако старый мудрый лис помнил о своём "компасе", который его никогда не подводил: он слушал шум. Где-то там, далеко, оставались железнодорожные пути, поля, селения, небольшие города, болота и маленькие речки, а Нарвас с Чиком всё бежали и бежали на один только им известный шум, на который кто-либо другой просто бы не обратил никакого внимания. Поздним вечером начинался их марафон и прекращался лишь ранним утром, а за день, укрываясь от навязчивых глаз людей, они могли хорошенько отдохнуть где-либо в тени какой-нибудь посадки, предварительно хорошо набив свои желудки.
   - Смотри, Чик, этого могло бы и не быть. Никогда прежде мы с тобой так долго не путешествовали. И сколько всего нового мы с тобой узнали.
   ­­­- Даже ты?
   - Даже я! Наши враги, это наши проводники. Враг он только тогда существует, когда ты не слышишь зова.
   - Зова?
   - Представь себе - да, зова! Разве ты можешь освободиться от вшей, которые время от времени не дают тебе спокойно уснуть? Вши эти напоминают тебе, что у тебя должен быть зов. Вот если бы не они, то, как бы ты догадался, что нужно хоть изредка, но всё же ополаскиваться в речке, или тереться об острый выступ камня, делая себе массаж?! Эта необходимость и есть зов.
   Если бы не наши "друзья", продавшие нас в зоопарк, то, как бы мы научились ценить жизнь, к которой сейчас так стремимся?! Вот и получается, что лис всегда убегает только самой короткой дорогой. В этом его сила.
   Завтра на рассвете, если ничего не случится, мы сможем достичь нашего родного поля, а там и встреча с Кичи, твоей матерью. Но как ты планируешь дальше время своё использовать?
   - Не знаю.
   - А я предлагаю сменить обстановку. Судьбу дважды нельзя испытывать. Если снова заметят нас на нашем поле, то наверняка убьют, а я ещё не нашёл способ воскрешать мёртвых.
   .......................................................................................
   Встреча с Кичи была радостной, бурной. Чик взахлёб рассказывал ей, как они с Файзы удирали с зоопарка, а Файзы в это время смешно кривлялся и говорил, что во всём это заслуга Чика. Кичи не могла насмотреться на их обоих, мало веря своим глазам, что видит их живыми и невредимыми.
   Их новая нора под колючим кустарником в посадке соответствовала всем требованиям безопасности, и всё же Файзы предложил Кичи сменить жилище.
   - Мы не можем здесь больше оставаться по той простой причине, что если нас ещё раз увидят наши "друзья" в фуфайках, то вряд ли они отпустят нас живыми.
   На что Кичи, конечно же, согласилась. Для неё и так чудом было то, что они вернулись оттуда, откуда обычно не возвращаются.
   - Не исключено, что зоопарк уже заявил о своей пропаже, - продолжал Файзы - и, возможно, уже завтра могут вестись поисковые работы.
   - Вчера я наблюдала, как люди в маскхалатах бродили по полю и что-то высматривали. Прошлись даже рядом с нашим кустарником. Их было много. Раньше я такого никогда не наблюдала.
   - Это они!
   - Кто?
   - Люди, которые охраняют сетку. Надо собираться немедленно, потому что завтра может быть уже поздно.
   - Путешествие продолжается? - взвизгнул радостно Чик.
   - Да, сынок! Мы уйдём туда, где нас никто не знает.
   - Самой короткой дорогой?
   - Самой короткой дорогой!
   .......................................................................................
   Глава 2
   Охота "рыжей бестии"
   Сборы оказались недолгими, и рано на рассвете семейство лис покинуло своё логово. И, надо сказать, вовремя, потому что двумя часами позже прибыли люди в маскхалатах из зоопарка на этот раз со специально обученными собаками. Они приезжали и в прошлый день, тогда, когда Кичи наблюдала их возле своего логова, но собак в тот раз с ними не было. Едва выйдя на поле, собаки тотчас бросились в посадку к колючему кустарнику, и, окружив его, стали злобно рычать. Кустарник окружили также и люди с капроновой сеткой на изготовке. В поимке "рыжей бестии", как прозвали заочно Нарваса, участвовали также и "друзья в фуфайках" дома, что находился на краю села. Тщетно Маланья отговаривала своих сыновей не идти на этот промысел. Те её просто не послушались.
   На середину вышел высокий человек в маскхалате с палкой в руке, и его короткие усы нервно дёрнулись. Набрав в лёгкие побольше воздуха, он крикнул в кустарник предполагаемым лисам так, как будь-то они могли понимать человеческий язык.
   - Ну, маленькие твари, выползайте сюда по одному - ...и ударил палкой по голенищу собственного сапога. - Мне вовсе из-за вас не хочется терять свою работу, будучи уволенным по оч-ч-чень нехорошей статье. Да и к тому же, - добавил он в сторону - порядок должен быть восстановленным. Ну! Я жду! - крикнул он что есть силы.
   В ответ, как и следовало бы ожидать, он услышал отголосок собственного эха, идущего с каменного утёса, что находился в стороне от него с другой стороны поля. - "Жду, жду, жду-у-у" - эхо растворилось в чащобе дерев горного массива. Конечно же, никакого движения в кустарнике не происходило.
   - Ах, так! Ну ладно! Сами же вы и определили свою участь - заключил он свою речь, и приказал своим сослуживцам, а также добровольцам деревенской дружины, обнести колючий кустарник огненным кольцом. Вмиг опустошив канистру с соляркой, зажжённая спичка сделала затем своё дело, и огромный рыжий язык пламени, исторгая чёрные клубы дыма, вырвался на волю.
   .......................................................................................
   Едва эхо достигло горного массива, Файзы остановился. Чик и Кичи также приостановили свой бег.
   - А вот и люди, которые... - тут он понюхал воздух - работают на оч-ч-чень нехорошую статью. Они пришли сюда определять свою участь - сказал так, словно только что присутствовал при последних словах охранника.
   - А почему они работают на очень нехорошую статью, папа?
   - Потому что боятся её заполучить, и потому идут на условия, от которых зависят. И, значит, иначе не могут. Им "стены" мешают.
   - А это как-то связано с их участью? - Чик смешно наклонил голову.
   - Конечно! Когда боятся, то порядок свой наводят, а можно сказать, - распространяют собственный страх.
   - Сетку устанавливают?
   - Можно и так сказать: они сетку пришли устанавливать, что бы затем её же охранять. Только того не понимают, что от своей же сетки погибель могут найти.
   - А как ты это знаешь?
   - Как я знаю это? Смотри во-о-о-н туда! - Нарвас показал на чёрные клубы дыма. - Разве сам ты этого не видишь? Они боятся, "прижимают" свои "ушки", и лес вокруг горит и там, в этом лесу, наш дом. Это и есть работа на статью. Этим для них всё и закончится.
   - Чёрными клубами?
   -Ну, в общем, так. Это ответ на их же действия. Помнишь ли ты правила, которые мы с тобой проходили? Я говорил, что вопрос возникает тогда, когда завершаются наши действия. А действия свои надо запоминать по той причине, что они уже есть....
   - ...Мы же проговариваем ответ, вовсе не задумываясь о том, что он явился отражением нашего прежнего образа жизни - продолжил за него Чик. - Но всё же, как применить это правило в данном случае?
   - Терпение, мой сын! Я покажу это тебе на примере.
   - А какие будут наши действия? - с тревогой спросила Кичи.
   - Путешествовать, дорогая, только.... - Он прислушался. До его слуха вдруг отчётливо донёсся нетерпеливый лак собак, высматривающих добычу в чёрном облаке. ... - Только тебе придётся идти одной в "Долину Узкого Ручья" и ожидать нас там. Неплохо было бы, если б ты уже подыскала тёплую нору к нашему приходу, а я с Чиком поиграю в салочки с нашими "друзьями". Время охоты начинается.
   .......................................................................................
   Время охоты
   Человек в форме маскхалата стоял в огненном кольце у кустарника, и постукивал палкой по голенищу собственного сапога. Он ждал, что вот-вот из объятого пламенем кустарника выбежит Нарвас со своим семейством, и предвкушал встречу с собственным начальством, где вместо двух лис представит трёх. Лисица, это достойный трофей, а тем более семейство, которое расположено будет к деторождению. Но... время проходило. Никто не собирался выскакивать из-под догорающего куста. Сытое и довольное лицо охранника всё более омрачалось. Как же так! Неужели продавец Нарваса ввёл его в заблуждение? Ведь это он позвонил в зоопарк и сообщил, что видел в бинокль лиса со щенком, да к тому ж и сучку в придачу. Не прошло и двух часов, как он с боевой командой своих сотрудников, в сопровождении выученных собак, примчался на служебном автобусе во двор, что на краю села, и, вместе с осведомителем, направился прямо в лисье логово. Правда, его смутило, что во дворе этого дома встретила его очень неприятного вида пожилая женщина и сказала, что проклятье нависнет над ним, и всей его группой. "У, старая ведьма!" - подумал человек в форме маскхалате, не подозревая о том, насколько близок он был к истине. Он всё ещё слышал её слова: "...Они возродились, возродились! Проклятье упадёт на нашу голову. В посадке лисий прах. Не приведи господи нарушить вам его! Если вы ослушаетесь меня, то вас всех ждёт погибель! Уезжайте отсюда! Иначе вам не поможет даже дух Маланьи". Эти безумные слова произнесены были столь убедительно, что мелкие иголочки стали покалывать его спину. "Не могли они так быстро улизнуть, не могли!" - между тем думал Федор скорее с суеверным страхом, чем с трезвым расчётом, пытаясь отвлечь себя от неприятных мыслей. "Но, с другой стороны, какая выгода была ему, осведомителю этому, городить чушь!? А может он, как и его мать, немного не в себе? Однако, с другой стороны, это в его интересах было избавиться от паразита, воровавшего его кур. Полный бардак! Я б их всех, с их лисьим прахом...". Охранник тяжёлым взглядом посмотрел на крестьянина, более чем обычно постукивая дубинкой по сапогу, отчего тот побледнел, понимая без слов настроение служителя порядка.
   И тут, одна из собак, явно что-то унюхав, стала рыть, повизгивая, что-то под кустом. Фёдор бросил ленивый взгляд на неё, и увидел, что она, вместе с землёй, стала выбрасывать с ямы что-то жёлтое, по виду напоминавшее форму кости, а потом зубами вытащила с земли алюминиевую кастрюлю. Сразу вспомнилось старухино предостережение, и его невольно передёрнуло. Другая же в это время звонко залаяла, показывая всем видом своим, что знает направление, куда направилось семейство. Затем стремглав бросилась в заданном направлении, уводя за собой и остальную стаю. Таким образом, охранники, изменив своему профилю насиловать жертву, единым порывом увлечены были охотой за ускользающей, но всё ещё, как им казалось, вполне достижимой мишенью.
   Нарвас с Чиком стояли на каменном выступе, и наблюдали, как стая собак с группой бежавших позади них людей, пыталась за короткий миг преодолеть пройденный ими путь.
   - Главное, Чик, это внимание. Охрана, предоставленная нам в лице этих людей, это уже внимание, которое мы должны использовать по своему усмотрению. И потому мы должны убедиться в безопасности занимаемой нами позиции. Почему? Мы охотимся. - Он ещё раз осмотрел беспорядочно бегущих вслед за собаками людей с капроновой сеткой в руках. - Так вот, мы охотимся, а они сейчас бегут за добычей. - Нарвас причмокнул: - Разницу чувствуешь? Охранник никогда не отличался стратегией. Ему запрещено просчитывать ситуацию. А почему? Работает не по правилам. Они охраняют то, чего на самом деле нет. Ведь сетка, которую они в руках своих держат, никогда не станет территорией и потому её, территорию эту, не удержать. Но именно поэтому нам нужно "разместиться" на "охраняемой ими территории", что бы проявить там свои возможности. Мы могли бы сейчас без проблем уйти Каменным Коридором, но чему бы мы тогда научились, не используя тот шанс, который предоставляет нам случай?! Вот потому и говорю, что для того, что бы понять расстановку сил, нужно уяснить, что собой эти силы представляют.
   - А что собой они представляют?
   - Захват позиции. Ведь речь, как ты понимаешь, идёт "о территории". Представь, что ты мышь. И на тебя бежит этот монстр, под названием "лис". Нас сейчас с тобой занимают только лишь собаки, потому что они могут делать то, что умеем мы, и чего не могут люди. Собаки подскажут нам ответ дальнейших наших действий.
   - Это как?
   - Люди,- это те же животные, только они забыли запах трав и шум ветра. Они что-то помнят из того, кем они были, но не знают, как эта память проявляется. В отличие от нас с тобой, они выполняют приказание, а не уясняют собственную позицию. Таковы и собаки, потому что им подчиняются.
   Поэтому человек умеет только подавлять, подчинять своей воле....
   И так, как поступает мышь?
   - Ныряет в норку.
   - Главное в том, что убегает в недоступное место, а уж куда... -... Нарвас прищурился и огляделся... - куда убегает, в этом и будет заслуга нашего внимания. Скопируем противника. Наш "проводник" определил свою участь тем, что поджёг кустарник, который служил нам прибежищем. Вот эту участь мы ему и всей этой команде постараемся определить. Давай покажемся им во весь рост! Нам ведь не страшно, мы у себя дома. Это они пришлые, они поджигатели.... А мы станем их поводырями.
   С этими словами они вышли на скалистый выступ горного плато, и, конечно же, сразу попали в поле зрения всей команде. Собаки взвыли и, забыв обо всём на свете, бросились по каменной круче, лязгая челюстями. Спецперсонал едва успевал за ними, заботясь лишь о том, что бы собаки не сильно вредили шкуры лисам и уж, не дай бог! не загрызли их насмерть.
   Отвес, по которому они взбирались, был довольно-таки крут и узок. По бокам же этого утёса были две отвесные каменные стены. Собственно, это был горный разъём трещины каменного основания под названием "Каменный Мешок". При довольно развитом воображении его можно было бы сравнить со старой заброшенной дорогой, которой не пользовались лет так тысячу. И вот, когда до лис оставалось какой-нибудь десяток метров, Нарвас скомандовал "Пора". Вдвоём с Чиком они побежали по каменным завалам вверх, ловко перескакивая с одного камня на другой. Что было дальше, нетрудно представить: камни один за другим, скатываясь вниз, вызывали самый настоящий камнепад, который, конечно же, никого не жалел.
   Собачий предсмертный визг, вперемежку с криками людей, потряс горный кряж продолжительным эхом.
   - Мы могли бы оказаться в этом Каменном Мешке в прямом и переносном смысле этого слова, - сказал Нарвас, ловко запрыгнув с Чиком на каменный утёс - если бы не пользовались тактикой захвата внимания. Собаки это показали нам собственным примером. Мы перестали спрашивать, потому что отыскался ответ.
   - Каким образом?
   - Будто удирая от своих преследователей, взбираясь вверх.
   - Самой короткой дорогой?
   - Именно! Самой короткой дорогой!
   Однако и на этот раз Нарвас оказался достаточно великодушен тем, что рассчитал дистанцию людей от поводырей-собак, и, таким образом, предупредил их неминуемую гибель. Собак словно в мясорубке помолотило самым беспощадным образом, где они все до одной погибли в каменном туннеле. Из людей же наиболее пострадавшими оказались небезызвестный Нарвасу человек в форме маскхалата и пару мужиков в фуфайке с того же злополучного дома, что на краю села. На тех вообще живого места не было. А всё потому, что хотели в числе первых накинуть петли на лис. Со стонами и проклятиями они убирались с каменистого кряжа, не подозревая даже того, что обязаны жизнью своей всё той же рыжей бестии под кличкой "Нарвас".
   .....................................................................................
   Когда же всё кончилось, Нарвас, посмотрев вниз на кровавое месиво, беспристрастно подвёл итог своей боевой операции.
   - Итак, Чик,
      -- лис всегда остаётся охотником по той причине, что вынужден защищать своё жилище и семью. Не охранником,- заметь! - а охотником. Это большая разница. Понятие "охранник" служит для нас ответом на поставленный вопрос. Оно обозначает внимание, которое мы используем по своему усмотрению.
      -- Охотясь, он всегда уходит самой короткой дорогой, беря в помощники себе... человека. Потому что человек, это, как правило, предупреждение, помеха, указывающая нам верный путь;
      -- лис ориентируется в охоте по повадкам "зверя", который обычно неосмотрителен в своих действиях. В данном случае, сжигая кустарник, охранники подсказали своим присутствием действие, оказавшееся спасительным для нас как решение задачи и разрушительным для них. Удар поворачивается против них.
   Потому и говорю
   4. о копировании действий противника.
   - Если я правильно тебя понимаю, то напор соперника, это собаки, бегущие за добычей...?
   - Верно.
   - ...а помехи тогда нужно связать с "Каменным Мешком", куда они неосмотрительно угодили. И действие наше, это всего лишь бег по этому "Мешку" вверх, т.е. как бы от них, где камни посыпались на их головы. То есть, мы копируем действия их поступков?
   - Молодец. Всё абсолютно правильно. Но я бы сказал более детально:
   5. человек в своей охоте имеет в виду территорию, где могут и должны размещаться наши действия.
   Такая тактика носит название "отход самой короткой дорогой".
   ...................................................................................................................................
   Уходили Нарвас с Чиком по "Каменному Коридору" - пещерное образование в виде подземного туннеля. Чик как-то по-особому возмужал: не то, что бы он внешне изменился, но в повадках его пропала беспечная игривость, которая больше говорила о его разболтанности, чем собранности. Да, да! Именно собранность и сосредоточенность светились в его глазах, чему Файзы-Нарвас очень радовался. Да и Файзы изменился тоже. Он больше думал теперь о себе в прошедшем времени, чем в настоящем, ставя себя на место своего соперника. Неизвестно что лучше было - Файзы прежний, или Нарвас настоящий. В зоопарке Файзы приобрёл своего двойника Нарваса, и отделаться от него он уже не мог, а, скорей всего, просто не имел права. И потому он больше думал о себе как о Нарвасе, справедливо полагая, что если и дано ему было это прозвище, то оно же и указывало ему выход из тупикового положения. Но как теперь он будет жить новой, неизведанной ему жизнью, и как отреагирует на это состояние Кичи? Примет ли она его такого?
   Такие мысли бередили голову Нарваса в то время, когда он с Чиком уже приближался к "Долине Узкого Ручья".
   Одно обстоятельство всё-таки его смутило: пробегая мимо одной из многочисленных пещер подземного туннеля, оба услышали какие-то странные звуки, а также увидели оранжевое свечение, исходящее с глубин каменного разлома. Смутное ощущение тревоги возникло в его памяти при виде оранжевого свечения, объяснение которой он никак не мог найти.
   .......................................................................................
   Нора, которую подготовила Кичи, была просто фантастической. На склоне горы в естественном углублении было сухо и тепло. Ни тебе сквозняков, ни разломов над головой, куда бы могла просачиваться влага. Но самое главное - в этой уютной пещерке имелся запасной выход, который извилистыми путями расширяясь, выходил к "Каменному Коридору". Этому обстоятельству Нарвас обрадовался больше всего и поймал себя на мысли, что стал огораживаться, ожидая новых сюрпризов со стороны людей. Да, да именно! Обрадовался не норе, а запасному выходу с этой норы. Неожиданно для себя он глухо зарычал куда-то в сторону, туда, где под камнями похоронил он свору собак. Шерсть вздыбилась при одном только вспоминании того бешеного лая и группы людей, спешащих на поимку двух беззащитных лис, и уже почти сожалел, что не похоронил вместе с собаками и людей, столь бесцеремонно вторгшихся в его жизнь. Кичи, словно чувствуя настроение Файзы, подошла к нему, и благодарно лизнула его в морду. Он как-то виновато на неё посмотрел, и, уткнувшись носом в её пушистый рыжий хвост, уснул крепким мирным сном.
   .......................................................................................
  
  
  
  
  
   Часть 2
   Глава 3
   Путешествие Нарваса продолжается.
  
   Желудь Иван Никифорович, директор зоопарка, слушал сбивчивые объяснения своего работника раздражённо и крайне невнимательно. "Это чёрт знает что! Чёрт знает что! Это не влазит ни в какие ворота! Просто цирк какой-то! Он выложил круглую сумму на поимку этого злосчастного зверька, снарядил целую экспедицию, выдал лучших поисковых собак и что же?! Зверёк не просто обвёл их вокруг пальца, но и уничтожил всех собак, которых ему доверил кинологический центр. Это полный развод! Как теперь он объяснит руководству этого центра, куда делись собаки?!". Он посмотрел на этого почти двухметрового, со смешными коротенькими усиками, гиганта, и подумал - "Баран. Полный идиот! Уволю, непременно уволю!".
   - Это что у тебя с рукой, а? А с ногой что? - нервно указывал он на забинтованные члены тела охранника. - А глаз, изволь спросить тебя, отчего такой заплывший? Я спрашиваю - "Что это"? Это кто тебя так отдубасил? Этот лисёнок, который чуть выше моего пуделя?! Хо-хо-хо! Этакого верзилу отдубасила лисица!
   - Не лисица, а лис со своим щенком.
   - Отдубасил.... Лис со щенком...! Ещё того лучше! Я тебе за что деньги плачу?
   - Я, ...это..., я постараюсь компенсировать. Только не увольняйте.
   - Ты вернёшь собак в кинологический центр? Ты оплатишь командировку и недельный расход провианта, которым я снабдил целую бригаду? Главным в этой вашей бригаде кто был? Ты. Именно ты! А главное, думается мне, этот Нарвас пожалел вас, дураков. А ведь мог бы подождать, когда вы все в этот проём залезете, и тогда уже пустить на вас камни. Конечно же, мог! Но почему-то не стал. Но... я знаю почему. - Тут он доверительно понизил голос и, оглянувшись по сторонам, заговорщически махнул рукой ему с тем, что бы тот приблизился.
   - Почему? - почему-то тоже шепотом спросил Федор, подставив своё ухо к губам Ивана Никифоровича.
   - Хотел посмеяться над вами - прокричал тот в самое ухо охраннику так, что тот шарахнулся в сторону, едва не свалившись. - Нет, основательно мне этот зверёк нравится. И после того, как он посмеялся над всеми вами, - а ведь посмея-я-ялся! - ты для меня просто пустое место. Пошёл отсюда вон! Вон к чёртовой матери! И что бы я тебя больше не видел!!! Лучше бы ты там под камнями остался лежать в этом месиве из собачьего дерьма!
   - Не увольняйте - тихо и обречённо шептал себе под нос человек, в форме маскхалата, держась за ухо.
   Иван Никифорович о чём-то задумался. Его вдруг догнало собственное же выражение "Просто цирк какой-то" - и ни с того ни с сего спросил.
   - У тебя, Федя, кажется, есть жена и двое детишек?
   - Да, а что? - ответил Федя испугано.
   - Да так, может и прав ты, не стоит увольнять тебя. - Сказал он миролюбиво. - Уволить-то легко можно, а вот ошибку исправить, это куда сложней. Платить, к примеру, за собак кто будет?! Во всяком случае, не я! Не-е-е! Ты будешь платить! Если ошибку не исправить, то, как сам жить будешь, как детей тогда кормить? - сказал, и посмотрел ему прямо в глаза.
   Двухметровый Федя нервно дергал коротким усом, пытаясь сообразить, к чему это клонит начальник.
   - В обчем так, Федор Иванович, дам я тебе ещё один последний шанс исправить свой промах. Собирай команду и дёргай с этой командой в горы... за свой счёт, понял? Найдите мне этого Нарваса, черти б его побрали, и доставьте его сюда желательно целым и невредимым. И что б ворсинка с его шерсти не упала!
   - Да нашто он вам? Сбежал зверина, значит не наш товар.
   - В цирк его определю. Он один покроет стоимость убитых собак и затраты на командировочные. И даже более того! Это такой экземпляр, такой экземпляр...! - Желудь развёл руками и сделал что-то неопределённое губами. - И учти, Федя! - Иван Никифорович насупился - не оправдаешь моих надежд, нехорошая статья с серией определённых "вознаграждений" тебе обеспечена. Ты теперь мой должник. Постарайся доказать мне, что ты произошёл не от обезьяны, что мать твоя - женщина в человеческом обличье.
   - Трудно оставаться человеком, когда рядом с тобой зверьё. - Ответил Федор толи себе, толи своему директору.
   - Тогда уколи зверёныша вот этим, когда схватишь его. - Не вдаваясь в двусмысленный ответ, проговорил Иван Никифорович, и дал ему шприц и ампулу с какой-то жидкостью. - И повторяю - никакого вреда не причинять ему.
   Впрочем... дай сюда. Я сам с вами поеду, и сам возглавлю экспедицию. Заставь дурака богу молиться, он точно лоб разобьет. Свяжись с поставщиками этого лиса, пусть выслеживают его, а как найдут, то знать нам дадут.
   .....................................................................................................................
   Два активиста с дома, что на краю села, отслеживали в телескоп горный участок с завидным терпением, а бабка Маланья только горестно вздыхала, глядя на их изуродованные контуры. Впервые, может быть, за всю свою жизнь она раскаивалась за действия своих магических ритуалов. Она знала - "эхо" возвращается, и удар этого "эха" всегда бывает очень жестоким. За последние два года её сыновья ни с того ни с сего сильно запили. А этой зимой, впервые за тридцать лет, снова объявились лисы на краю деревни, и не где-нибудь, а всё там же, на соломенном отвале, что находился возле самой посадки. Стог сена словно нарочно "вырос" на том же месте, где когда-то обитало прежнее лисье семейство. Но мало того, что появились, они же стали воровать кур в её собственном двору. Это был знак, нехороший знак. Старого лиса выследили её сыновья, а затем пошли утром разорять нору, где находилось его логово. Всё это говорило об одном - испытания упадут на её голову.
   ... Фанатическое желание её сыновей отыскать следы "рыжей бестии" было удвоенно позорным провалом их идеи уничтожить семейство лис. Поломанные их руки и ноги в расщелине горной скалы - вот и всё, что они получили в награду за собственное желание определить лис куда надо. А более того! над ними, этим их позором, смеялось всё село. Они стали посмешищем даже для детишек. Теперь, казалось, это было делом их жизни. И вот как-то, рассматривая горный массив в этот самый объектив телескопа, они приметили маленькую двигающуюся точку. Увеличив изображение, они обнаружили лиса, который преспокойно отдыхал на склоне горного массива. Тотчас же последовал их звонок кому надо.
   "Кому надо" приехал с бригадой зоотехнического центра в крытом фургоне, не мешкая ни минуты, и, расположившись в доме, спецперсонал стал готовиться к операции самым тщательным образом. Жёлудь был решителен и очень строг в своих указаниях как никогда.
   Провала быть не должно. Это понимал каждый участник экспедиции, поэтому решили установить слежение за тем, как часто лис появлялся на этом склоне, и когда, в какие часы.
   .......................................................................................
   Лето было в самом разгаре. В тот злополучный день Нарвас лежал на каменном выступе горы возле раскидистого кедра, под названием "Каменная Нога", греясь на солнце. Это место хорошо просматривалось снизу, да и сверху обзор был неплохим: он видел своё родное поле, старый соломенный отвал, посадку с выгоревшим участком земли, где находился некогда колючий кустарник, а также дом на краю села, откуда он регулярно таскал кур с курятника. Каменная площадка только с одной стороны соединялась с горной равниной, где, собственно, и находилась Долина Узкого Ручья, и напоминала лифт, который застрял где-то на площадке сотого этажа. Лифт есть, а шахты, где он ходит, нет. Это было удивительно. Но такие ассоциации могли возникнуть только у горожанина, который живёт в высотных домах. По другим же ассоциациям каменный выступ напоминал огромное кресло, в котором, должно быть, когда-то восседал былинный великан, а кедр, который рос на этом выступе, служил ему своего рода зонтиком от солнца в жаркую погоду. Оно, кресло это, как бы повисло в воздухе, и чудом держалось на единственной каменной "ноге", вросшей в основание горы. Сюда он приходил постоянно, когда одолевали его мысли о прошлом. Он думал о том, что пора бы Кичи обзавестись новым выводком, и тогда это было бы настоящим возрождением. Да, это было бы здорово! А Чик? Чик уже вырос. И охотник он уже хоть куда. Каждый день приносит по фазану, а то и по два. "Что б я так всю оставшуюся жизнь жил, не думая о завтрашнем дне" - подумалось ему, и он даже причмокнул, представляя вожделённое мясо. Но лето закончится, и тогда Чик будет строить себе новую, уже свою нору и приведёт туда своё, да, да, уже своё семейство. А что же Кичи? Его верная и преданная Кичи.... Она будет скучать, как и он, Файзы. И если у него, вернее, у них с Кичи не будет нового потомства, то и жизнь также закончится для них обоих, потому что жить будет не для кого....
   Тут только он услышал приглушённый шепот, который распространялся отовсюду. Потом, за камнями, мелькнула чья-то сгорбленная спина, а сразу за кедром предательски треснул сучок. Нарвас всё понял: это его старые "друзья в фуфайках" и маскхалатах решили довести своё дело до конца. Предательский ветер, который дул ему в морду со стороны деревни, не донёс до него запаха людей, подкравшихся к нему со стороны леса, а потому он обнаружил их слишком поздно. А ещё ему стало понятно, что путь на горную равнину ему отрезан, и убегать было некуда, разве что кинутся с горы вниз, где ждала его верная смерть. Но умирать он не спешил. А потому, злобно оскалившись, побежал прямо на группу маскирующихся охранников к этой самой горной равнине, надеясь внезапностью сбить людей с толку. Но те были начеку. Последнее, что увидел Нарвас, это будто огромная чёрная тень спустилась с небес и укрыла его какой-то толстой паутиной. И паутина та оказалась очень прочной. Рванувшись, он подпрыгнул на месте, но от этого прыжка ещё прочнее запутался в этих капроновых нитях. А затем он услышал голос того, кому в вольере он прокусил ладонь. Голос сказал ему:
   "Ну что, маленькая тварь! Вот и свиделись мы с тобой. Вернее - вижу я тебя, а ты меня нет". И добавил совершенно ни к месту: "Я не сын обезьяны! Меня мать родила, и мать моя женщина. Поживёшь ты теперь у меня на одной воде".
   Бригада, навалившись на лиса, связала ему лапы и намотала верёвку на его пасть. Жёлудь, растолкав толпу, приказал мужикам держать лиса за лапы. - "Так вот ты какой, Нарвас-победитель! - пробасил Жёлудь, и посмотрел ему прямо в глаза. С минуту он его рассматривал, а затем, достав шприц и ампулу с жидкостью, присел над ним. Запах табачного перегара коснулся ноздрей Нарваса. - Наслышан, наслышан о тебе. Ну что же, потерпи, потерпи, Нарвасик! - Укол пришёлся на уровне лопаток ближе к позвоночнику. - Скоро приедем в наш родной зоопарк, а затем уж отправишься в более цивилизованное место. Там рады тебе будут. Это я тебе обещаю. Сказав это, он отошёл от лиса, и отдал распоряжение к экспедиционной группе собирать снаряжение.
   Федор тоже присев, заглянул в его глаза, скорее по инерции, копируя действия своего директора. Нарвас через туго завязанную пасть глухо зарычал.
   - Признал меня, вижу. Я тоже рад тебя видеть. Да ты не серчай на меня! - охранник без боязни на этот раз потрепал загривок лиса. - Обид у меня на тебя нет: теперь нет, если ты у меня в руках! Я долг свой исполняю, при исполнении, значит. А так... ничего личного. Хотя, если быть откровенным, у меня огромное желание проучить тебя как следует, что выставил меня таким идиотом. Но... служба превыше всего.
   Да, кстати, знаешь ли ты, почему у тебя кличка такая необычная? Мужики с дома, где ты кур воровал, - вот эти самые - привезли тебя в зоопарк, и говорят нам: "Вот, экземпляр, принимайте. Давно уже нарывался на неприятности. Наши куры стонут от него. Хотим, что бы и он постонал".
   Вот и решено было назвать тебя "Нарывасом", для простоты же выражения, просто - "Нарвас", т.е. тот, кто нарвался на неприятности. А неприятности теперь у тебя будут отменные. Это я тебе обещаю! Жаль только, что не я буду тебе неприятности эти устраивать, хотя мне ты неприятностей доставил "во". - И он махнул себе рукой повыше головы.
   Нарвас, повернув голову, краем глаза увидел своих мучителей. Но тут толи зрение стало его подводить, толи по другой какой причине, однако контуры их как бы стали прозрачными, а потом и вовсе расплылись. Жидкость, которая от укола пошла под шкуру Нарваса, быстро распространилась по всему небольшому тельцу лиса, и ему очень скоро захотелось спать. Человек, охраняющий сетку, что-то ещё ему говорил, но он был абсолютно к этому голосу равнодушен. Голос этот куда-то удалялся, и единственная мысль, которая ещё теплилась в его сознании, была о том, как теперь Кичи будет без него, сможет ли она теперь сама прокормиться. "А, впрочем, всё равно - в голове гудела туго натянутая струна. - Путешествие продолжается. Только бы Чик встал на ноги".
   Проект экспедиции, можно сказать, завершился успешно, если не считать того, что, при переходе каменистого кряжа, нога Федора почему-то подвернулась, и он потерял своё равновесие. Падая с крутого обрыва, он ухватился за сыновей бабки Маланьи, но те не удержали его, и сами, поскользнувшись, свалились вместе с ним на острые камни.
   Последние слова его, относительно неприятности, которую кто-то кому-то должен доставить, оказались пророческими. Смерть пришла к нему почти мгновенно. Однако перед смертью он увидел невдалеке от себя лисицу с молодым лисом. Правда, были они в каких-то призрачных очертаниях. Он зачем-то протянул руку в том направлении, где они находились, но замер, и рука его упала. Он так и остался лежать с размозженным затылком на камне, с недоумением уставившись куда-то в небо. Сыновья же Маланьи, сильно покалечившись, тоже вскоре отошли в мир иной. Они тоже видели лисицу с лисом, и показалось им, что они смеялись над их нелепым беспомощным положением. Вскоре и смерть пришла.
   Экспедиционная группа понесла во двор Маланьи на своих плечах с каменистого кряжа не только драгоценный трофей со связанными лапами, но и три новоиспечённых трупа. Маланья же, безучастно посмотрев на обезображенные трупы, только и сказала: "Вочеловечилось. Три трупа в моём дворе, а сколько их ещё будет?". К лису же она и вовсе не приблизилась, даже старалась не смотреть в его сторону.
   .......................................................................................
   Таинственная пещера
   Кичи давно уже заприметила пещеру, где происходило таинство ритуальных действий. В совершенном одиночестве туда приходила под вечер странного вида старуха, разводила костёр под казаном и что-то там варила. Потом бормотала какие-то слова, обращаясь к одному из чучел, и в это время из расщелины каменного основания "вылетали" оранжевые "мухи". Старуха падала на соломенный настил, и можно было подумать, что её трясли за плечи тысяча невидимых чертей. Всё заканчивалось также внезапно, как и начиналось: "мухи" исчезали, а старухино лицо приобретало естественные очертания. Она отряхивалась от соломы, которая липла на юбку и другие части её одежды, приводила себя, что называется, в божеский вид, и поздней ночью уходила в селение.
   Старуху ту Кичи знала хорошо. Было время, когда они вместе с Файзы таскали курей из её двора. Знала она и двух её сыновей. Их она видела в тот злополучный предутренний час на заброшенном стогу сена с рогачами и удавкой, когда и были пойманы Файзы с Чиком. Ей самой тогда чудом удалось ускользнуть через запасной выход, где она ушла прямиком в посадку.
   Файзы с Чиком вернулись целехонькими с тех страшных мест и в том есть благодарение богу. Но судьбе было угодно ещё раз испытать терпение Кичи, и теперь ей нужно самой что-либо предпринять. Но что? Вопрос этот не давал ей покоя. Сразу после поимки Файзы, Кичи, обезумевшая от горя, напрягала все свои органы чувств с тем, что бы только приблизительно, но узнать, что предпринимать для спасения дорогого ей существа. И чутьё это её привело... в пещеру. Там-то она и наткнулась на старуху, которая, гортанно что-то напевая, приплясывала у огня. Она не могла точно определить, каким образом связано исчезновение Файзы с магическими действиями старухи в "Пещере Желаний" - так заочно она прозвала эту каменную ритуальную площадку - но то, что каким-то косвенным образом связь эта имелась, в этом она убеждена была абсолютно.
   И так, Кичи наблюдала за действиями старухи, ничего не пытаясь предпринимать. Да и что она могла предпринять? Ровным счётом ничего. Наблюдать, наблюдать, и ещё раз наблюдать! И вот, в один из дней, - а точнее, в одну из ночей - дождавшись, когда старуха отправиться восвояси, Кичи испытала на себе действие магического газа....
   Ничего тогда она не сказала Чику о своей находке, однако посоветовала ему поскорей отыскать Нарваса, и помогла ему определить направление, в котором предположительно он мог находиться. А когда Чик отыщет его, то спрашивать у него почаще, - неважно что - спрашивать, что бы тот не забывал. Если этого не делать, то Файзы может "уснуть". А если спрашивать, то тогда он "не забудет", тогда он обязательно "вспомнит". Она сказала Чику загадочную фразу: "Что бы отец ни забыл, помни - он может вспомнить, если его всё время спрашивать". А потом и вовсе странная фраза покоробила его. Она сказала: "Он должен думать, что всё ещё живет".
  
  
   Глава 4
   Цирк
  
   Доставка Нарваса в город заняла не более двух часов. По дороге в город Жёлудь, что бы скоротать время, не нашёл ничего лучшего, как просто уснуть в кабине своего фургона, ограничившись присутствием в ней одного шофёра. Он признал для себя, что поход в горы его изрядно потрепал. Смерть же самого Федора и двух деревенских мужиков на него никакого впечатления не произвела. Скорее всего, воспринята была как должное в цепи сложившихся обстоятельств. Бригада же подрядчиков, разместившаяся в самом фургоне, вынуждена была созерцать труп изувеченного Федора и связанное тельце Нарваса возле него. Каждый думал о чём-то своём невесёлом.
   Прибыв в город, он затребовал, что бы лис был доставлен к нему в кабинет. Убедившись в том, что задание, выполненное им и его работниками со всеми отмеченными им пунктами "о неповреждении товара", соответствует норме, он с интересом и теперь уже обстоятельно стал рассматривать спящего Нарваса. "Лис как лис, - думал он - ничего необычного в нём я не вижу". Затем куда-то позвонил, договариваясь о продаже товара, и тотчас Нарвас был транспортирован в переездной цирк, где и был адресован, что называется в упаковке, известному дрессировщику диких животных Льву Трофимовичу Себастьянову. Купля-продажа состоялась, правда, на определённых условиях, где уточнялось, что выплата суммы состоится после первого же выступления лиса. Пока что Желудь получил от дрессировщика небольшой аванс.
   Лев Трофимович Себастьянов, известный как укротитель диких животных, а в частности тигров и львов, терпеливо ждал, когда действие снотворного закончится, что бы вплотную познакомиться с этим, как ему рекомендовали, на редкость умным зверем. Где-то, в глубине души, он признавался себе, что в нём умер врач-терапевт. Такие мысли очень ясно пришли ему в голову, пока Нарвас лежал на столе. Стол тот напоминал операционное ложе. Сверху же, под потолком, висела лампочка, освещающая это неподвижное тело, а Лев Трофимович склонился над ним как хирург над пациентом. Не хватало лишь белого халата, да резиновых перчаток со скальпелем в руках укротителя, что бы ассоциация оказалась законченной. Он носил очки, и всё время близоруко щурился, словно хотел и не мог разглядеть предмет, который находился прямо перед ним. Каков же этот лис в действительности и на что он способен? Такие мысли волновали Льва Трофимовича, ибо от выступления Нарваса зависело то, каким будет представление и сколько денег он сможет принести в кассу цирка.
   Связи у укротителя были обширными, и поставщики относились к нему с большим почтением, потому что тот был весьма уважаемым человеком по всей стране. Ошибиться в поставке зверя по запрашиваемым им параметрам, значит поставить крест на собственном промысле. На этот шаг не рискнул бы ни один серьёзный предприниматель, потому что Себастьянов был влиятельным человеком в высоких кругах, и к его мнению всегда прислушивались. Слава же о его мастерстве укротителя распространилась далеко за пределы страны, и частенько он выезжал за рубеж, где гастролировал всегда с большим успехом.
   ... Лев Трофимович легонечко ткнул пальцем Нарваса, желая удостовериться, что тот ещё спит. Нарвас же притворился спящим, потому что не знал, что ожидать от человека, который разложил его на столе, словно б то было куриное филе.
   Правило знакомства лиса всегда носило игровой характер. Что нужно ему, человеку, от лиса, у которого связаны верёвкой лапы? Поэтому он предпочитал оставаться недвижимым, тем более что сопротивляться не имело больше никакого смысла. "Большего вреда, чем есть, он уже больше мне не причинит" - подумал он.
   Человек со стёклами на глазах, отвернулся: "Ну, Жёлудь! Ну, прохвост! Говорил же ­- не перестарайся!!! Полетит теперь твоя богадельня к чертовой матери! Перекрою я тебе кислород!".
   К своему удивлению Нарвас прекрасно услышал эти мысли, и вспомнил, что это случалось уже с ним не раз. Это было неожиданно и очень странно: будто кто-то кричал на всю комнату в его голове. Он подумал, что это его личная фантазия.
   - "Проводник" - между тем охарактеризовал Нарвас человека со стёклами на глазах по одной лишь его интонации голоса, и подал признаки жизни. Как бы там ни было, он понял, что таким человеком со стёклами в глазах можно управлять, потому что тот недостаточно внимателен. Он подумал: "Он в стёклах, потому что не доверяет собственным глазам". Вспомнились почему-то слова человека, охраняющего сетку: "Вижу я тебя, а ты меня нет". Он не видит того, что находится перед ним. Потому и глаза в стёклах. "...И полетит теперь его богадельня к чёртовой матери..." - гудели в голове ниоткуда взявшиеся слова.
   "Впрочем, что до его богадельни, это ещё вопрос, но то, что лапы мои затекли, так это основательно"!
   Он подвигал своими лапами, и глухо, через туго завязанную пасть, зарычал.
   - А Нарвас, прости, дружок, что лапы связаны, - участливо залепетал укротитель - но связал-то их не я, а те, кто напал на тебя. Вдруг я развяжу, а ты цапнешь меня за ладошку как того охранника, который хотел выразить тебе своё расположение? Видишь, я всё знаю. Вот только чем помочь, этого я не знаю. А, впрочем, знаю: тебе надо меня попросить. Как просят, а?
   Нарвас понял, что игра началась, но как же ему ненавистен был этот самовлюблённый тип, именующий себя другом зверей. Этот елейный противный голос.... и руки холодные, липкие. И откуда-то, в его голове, выплыл незнакомый ему прежде голос:
   "Я в мешок вас не сажала".
   Лапы я вам не вязала.
   И бульон с вас не варила
   То Маланья угостила".
   - Да, да! - Словно читал его мысли человек со стёклами на глазах. - Я твой друг, только я знаю, что ты не веришь мне. А я хочу, что бы ты верил мне.
   Он взял кусочек варёной курятины и поводил им вокруг носа Нарваса. Повеяло чем-то давно забытым и вкусным, что пробовал Нарвас когда-то в зоопарке. "...И бульон с вас не варила..." - прокручивались роликом незнакомые ему прежде слова. "Экое наваждение! Да откуда же оно взялось?!".
   Эту еду в зоопарке приносил ему человек в форме маскхалата.
   - Я буду эту еду всегда тебе давать в ответ на дружеское твоё расположение - между тем егозил Себастьянов. - Согласен? По глазам вижу, что согласен. И расположение твоё будет в том, что ты выполнишь работу, которую я тебе дам. Ну, перестань рычать! Это твоё первое задание. - И он, осторожно подведя свою руку к затылку Нарваса, потрепал его загривок.
   Нарвасу ничего не оставалось, как покориться этой неизбежности, тем более, что лапы его достаточно затекли и его длинный язык давно уже просился "подышать" во всю широту его лисьей пасти. Даже если б он и захотел, то не смог бы цапнуть эту противную липкую руку. А потому он сделал вид, что принял навязанные ему условия, с учётом поставленных требований.
   - Вот и хорошо, вот и славненько! - Он стал развязывать ему верёвки на лапах и на его пасти, перетащив предварительно его в небольшую клетку. - Теперь можешь скушать вот этот кусочек. - Из предосторожности за свою руку, он всё же положил хребтину варёной курятины на пол клетки прямо перед ним, предоставив Нарвасу самому стаскивать лапами с собственной морды клубок капроновой верёвки. - А говорили, что ты своенравный, - всё так же участливо лепетал укротитель, прикрывая клетку - а я скажу тебе так, что были они тебе плохими друзьями. Но здесь всё, всё-ё-ё будет по-другому!
   ...........................................................................................................
   Взросление Чика
   Чик пропажу отца воспринял как вызов его самого на борьбу с неведомыми силами. Впрочем, он достаточно хорошо освоил уроки, которые давал ему Нарвас, и теперь осталось лишь применить эти навыки на практике. Простившись с Кичи, он, осознавая всю сложность своего пути, отправился в эту самую неизвестность недели через две после исчезновения Нарваса. До этого времени семейству всё казалось, что Нарвас вот-вот появиться такой же, как прежде, бодрый и невредимый.
   Перво-наперво он стал, огораживаясь, слушать шум, который издавал его отец: ветер приносил ему известия. Ушки на его голове "выросли" и стали ходить в стороны, как локаторы на лётном поле. Всё верно - он в заточении. Он "увидел" металлическую сетку и своего отца в ней.
   Ну что же, в путь! Если прежде, убегая с зоопарка, они шли всё время на север, то сейчас шум определялся на юго-запад. Итак, он вышел в путь. Определив направление, он следовал ему неукоснительно. Ни минуты не думая, он начинал свой маршрут поздним вечером, предварительно за день насытившись всяческой снедью в тени какой-нибудь посадки, и заканчивал его, маршрут этот, в предутренние ранние часы. Бежал тем особым шагом лиса, который делает его неприметным и быстрым в полевых условиях. Оставались позади селения, небольшие города, пересохшие болота и небольшие речки, автомобильные трассы, покрытые асфальтом наперекрест с грунтовыми дорогами, а он всё бежал и бежал, слушая шум своего "ветра". Всё так, как совсем ещё недавно учил его Нарвас. Вот только вопрос, что он в дальнейшем будет предпринимать, зачем бежит он и куда, никак не давал ему покоя. И тогда он вспомнил слова своего отца: "Никогда не сомневайся в том, что ты говоришь. Ты не так глуп, как хочешь казаться, особенно тогда, если потрудишься заметить это". - "Значит, нужно трудиться" - подумал он.
   ...Ясная летняя ночь в августе полна всевозможных запахов. Яркая полная луна светила так, словно б то было днём при свете солнца. Пробегая мимо деревенского сада в одной из сёл, он, засмотревшись на звёздное небо, и, вдыхая всей грудью аромат спелых сочных груш, едва не угодил со всего размаха в мусорную яму, неизвестно кем и когда вырытую. Яма была довольно глубока, и если бы не быстрая реакция, выработанная в результате принятия чётких и конкретных решений в экстремальных условиях, то лежал бы он сейчас на дне её со свёрнутой шеей.
   - Уфф - фыркнул он, и, всмотревшись в самое дно её, увидел огромную кучу битого стекла вперемежку с остальным строительным мусором. Стекло в клинообразной форме располагалось остриём вверх, и, казалось, что, будто его специально кто выставил в охоте на всякого неосмотрительного зверя. - Уфф - ещё раз фыркнул он, представляя не только свёрнутую шею, но и собственное окровавленное тельце, пронзённое осколками этого коварного материала. Яма будто заворожила его, и он всё смотрел и смотрел туда, не в силах отделаться от возникших видений. Но вот он усилием воли сделал шаг в сторону и побежал дальше намеченным путём.
   "... То есть, это значит, что я никогда не должен сомневаться в том, что хочу предпринять, даже если толком не знаю, чем закончится этап моего путешествия" - продолжил он поток своих мыслей, вспоминая клинообразные стёкла. - "Потому что... знаю прежнего себя сейчас, как собственное законченное действие. Это ответ. Главное огораживаться.... всё верно: если у меня возникает вопрос, то я понимаю, почему он возник. И слушать шум внутри себя... Тогда я найду то, что хочу найти и именно потому, что сейчас не вижу чёткого плана действий. План уже есть, если возник вопрос. Надо только в этом не сомневаться. Когда я так буду поступать, то найду верное, единственно правильное решение. В этом моя охота".
   Деревенский пейзаж плавно сменился на лесостепную полосу. Глиняные откосы вдоль широкой реки держались благодаря соснам, которые корнями своими уходили очень глубоко в землю. Иногда сплетение корней, выступая на поверхности в результате размыва почвы, образовывали причудливые фигуры, напоминая формой своей алтайский аил, только без шкур и коры дерева, которые защищают его от ветра и жары. Ребристые образования корневой системы можно было хоть сейчас использовать как естественную крепость для любой непредвиденной ситуации. Всё это Чик отмечал краем глаза, не переставая следовать своим мыслям, когда бежал вдоль реки. Ребристое образование кое-что ему напомнило, и он провёл следующую параллель в своих мыслях в стратегии не проигрывать. Слово "победа" он уже не произносил.
   "...Главное в том, что мышь убегает в недоступное место, - он посмотрел на корневое сплетение, возвышающееся над землёй - а уж куда убегает, в этом и будет заслуга нашего внимания" - вспомнил он слова Нарваса. "А я же знаю прежнего себя сейчас, как внимание приобретённого опыта. Ну и пускай это будет "мышка" - уйти в неведомое направление своего поиска. Ведь из этого ребристого образования появился ствол дерева. Выходит, что, буквально, с ничего. На нём, на этом "ничего", ствол этот и держится. Значит, не всё так и плохо"!
   Но сейчас в это недоступное место бежит - не убегает в безысходности, а бежит! - Чик, потому что, как только что он признался себе в этом, его прежний образ мысли определяет настроение настоящего времени. И бежит уверенной, бодрой рысью.
   А вот ещё какая мысль пришла ему в голову.
   Пробегая вдоль реки, он, при ярком свете луны, увидел в воде собственное отражение. Остановившись, Чик долго смотрел на собственную тень, пытаясь понять, что же его в ней, в тени этой, так заинтересовало. Наклонился влево - тень последовала туда же, то есть влево, наклонился вправо - тень также последовала вправо. Не найдя ничего примечательного в собственной остановке и в собственных наклонах, он, в крайнем смущении, решил бежать дальше. И тут вдруг вспомнил слова Нарваса о стратегии копировать. Да, так и есть: тень напомнила ему стратегию копирования.
   "Скопируем противника. Наш "проводник" определил свою участь тем, что поджёг кустарник, который служил нам прибежищем. - Вспоминал он далее слова своего отца. - Вот эту участь мы ему и всей этой команде постараемся определить. Давай покажемся им во весь рост. Нам ведь не страшно, мы у себя дома. Это они пришлые, они поджигатели.... А мы станем их поводырями".
   "Вот и получается", - сделал он вывод - "что всё в тени и всё с наружи: я в тени, а тень снаружи. А если "снаружи", то надо копировать этот рост, следовать ему".
   Так шаг за шагом он "выставлял свой компас", можно сказать, по крупицам, "показываясь во весь свой рост", и обретал недостающее знание, что называется, "на ходу", а, вернее сказать, - по ходу своего шага самой короткой дороги, всё ближе и ближе приближаясь к цели своего назначения.
   ..................................................................................................................
   Клетка
   Держали Нарваса в клетке, однако он был убеждён в том, что на то была его личная воля, и пока не допускался к показательным выступлениям "в силу незнания правил цирка". Так ему объяснил человек со стёклами на глазах. Но что значит "не допускался"? Разве Нарвас выразил своё желание участвовать в этом всеобщем балагане?! Конечно же, нет! Об том и речи не было! Просто клетку, по приказанию Льва Трофимовича, время от времени выносили на сцену, где шла репетиция. И волей-неволей Нарвасу приходилось видеть то, к чему он не допускался...
   Такая мысль "о недопущении" пришла к Себастьянову совершенно случайно дома у телевизора, когда он, смотря передачи, отмечал, в досаде своей, как раздражают его рекламы.
   Показывают, к примеру, фильм, и в середине его, на самом захватывающем сюжете, на тебе! - речь о женских прокладках начинает вестись. Лев Трофимович морщился при этом, словно глотал навозного жука. Он в досаде сплёвывал в угол, и переключался на другой канал. И так из года в год. Вот и решил он ситуацию, кровно им переживаемую, переиграть в свою пользу. Просто скопировать её, ситуацию эту, как свою собственную стратегию: пусть её "кровно" переживёт кто-то другой. Он решил так: то, что может меня раздражать, является руководством к дальнейшим моим действиям. Ответ вот он, на поверхности, далеко копать не нужно. Ведь гениальное, как известно, очень простое. Нужно просто чужое выдать за своё. И никто не спросит. Так теперь поступает вся страна. И это в законе.
   ...Недопущение это создавало ущербную Нарвасу ситуацию: у него просто портилось настроение, как если б кто время от времени дёргал его за хвост. Ведь он уже становился участником этого недопустимого действия, где его к чему-то принуждают. Его протест всё больше и больше возрастал, потому что репетиции заставляли его злиться. А более всего его раздражало то, что мероприятия эти проходили в присутствии человека со стёклами на глазах, показывая тем самым ущербность самого Нарваса: он не мог принять участия в играх, не мог его укусить.
   Но вот что поделать?!!! Его нежелание выходить на контакт расценивалось им же самим как игра. И потому со стороны выглядело так, словно он неспособен был выполнять даже простые упражнения, и выставлен в клетке в позе нерадивого ученика, а это был позор. Вот от того-то у него самого создавалось впечатление, что он недостаточно требователен к себе, а потому всё больше и больше зрела его решимость не покидать пределов клетки. Всё для того, что бы убедиться в своей способности к сопротивлению.
   К примеру, на приглашение дрессировщика "к выполнению определённого вида работ", он отвечал глухим рычанием, после чего тот просто отходил от клетки,... почему-то довольно при этом улыбаясь. Игра началась? Безусловно! Потому что один нападал, а другой защищался, а это в правилах игры. Здесь Нарвасу предназначена была плохая роль: он должен был изображать бесперспективного игрока, с которым никто не хотел связываться. В глазах же Себастьянова зверь осваивал первые шаги послушания. Файзы, в свою очередь, сопротивляясь, думал, что окопался в собственной клетке! А если это так, то чем тогда он гордился? Собственной клеткой?! Кому нужна была его такая стратегия? Да никому! О чём же он помышляет? Охранять свою клетку, на которую, как оказывается, никто не посягает? Ведь там, на манеже, горели огни и играла музыка. Там были люди, которые им аплодировали, искренне ими восхищаясь. А разве ж он хуже?
   Зависть, вперемежку с чувством досады, чёрной тучей стала застилать ему глаза. Такого никогда с ним не было! И он свой охотничий талант "не проигрывать", стал потихоньку забывать. Нарвас ощущал себя никому не нужным, а для него это было страшнее самой смерти.
   Да, это была особая стратегия подавления воли, где Нарвасу сознательно ставилось в упрёк его нежелание участвовать в массовке цирковых номеров, которые исполняли остальные звери. Надо отдать должное Льву Трофимовичу Себастьянову: он был отличным психологом в подавлении природного инстинкта зверей, этакий Макаренко в построении новой прогрессивной морали. И, зная этот свой козырь, он гордился этой особенностью. "Главное, - сказал он как-то одному корреспонденту на вопрос об успехе его выступлений - никогда не нужно лишать зверя ощущения его заброшенности. Наоборот! Надо постараться усилить его, ощущение это, показательно, демонстрируя красками, которыми так богат цирк: - ведь он так дорожит своей свободой, в которой краски не менее блеклые и открыт путь к утверждению его над самим собой. И потому он со всей остротой почувствует свою ненужность, тщету собственных устремлений. Надо оставлять связанным его на все случаи жизни в прямом и переносном смысле - больше, конечно, в переносном. Это состояние, которое он должен в себе презреть, ибо оно, и только оно заставляет его бунтовать, искать справедливости. Признание людей, - это основной козырь, перед которым не устоит ни одно сколько-нибудь уважающее себя животное, потому что победить человека, это заветная мечта любой твари. А потому природные возможности этого животного должны быть урезаны человеком ровно настолько, насколько оно может быть ему покорно.
   Наши же коллеги из отдела зоотехнического обслуживания не учитывают этой особенности, но она им и не нужна: люди приходят посмотреть на зверей, на их природное буйство, а не на показательное выступление. Наша же задача, как вы понимаете, другая...".
   И в этом доводе, основанном чисто интуитивным способом, была известная доля истины. Не желая, Нарвас отказывал себе в воле быть самим собой. Так дрессировалась плоть Файзы.
   Даже глупый индюк, которому бы он с удовольствием оторвал на свободе голову, становился в позу перед клеткой, что-то по-своему клокоча, и, возмущённо мотая красной головой, привлекал всеобщее внимание. Наверное, он думал, что испугал лиса.
   .......................................................................................
  
  
  
   Битва на "дутой горе"
  
   Рабочий день для Себастьянова начинался с того, что он устанавливал декорацию программы выступления для своей зоотехнической студии. Звери должны знать чего от них хотят. Это лучший способ познакомить их с планами дрессировщика. Это у человека понятия, а у животного инстинкты. Для животного действие то же, что для человека слова, объяснения. Поэтому объяснить животному план действий человека, это построить для него макет, где животное может проявить свои возможности в действии.
   Как пример, - белке показывают "колесо-шину", запускают её внутрь, и она начинает внутри этой "шины" свой знаменитый бег. "Белка в колесе", эта народная пословица из серии запутанных ситуаций. Колесо стало символом неразрешимой ситуации, а белка может с блеском эту ситуацию прокомментировать как тщету собственных желаний.
   Когда Жёлудь рассказал Льву Трофимовичу каким образом Нарвас в горах уничтожил свору поисковых собак, то тот стал по особому, предупредительно, и, если можно так сказать, очень бережно относиться к талантам своего подопечного. "Я непременно сделаю с него артиста" - решил он. Обдумывая возможности Нарваса, Себастьянов придумал для него горку с каменоломней, где лис показал свой впечатляющий успех. Клетка с Нарвасом выносилась тогда, когда монтировалась "горка" с надувными камнями. А монтировалась она, как это уже стало понятно, исключительно для него. "Пусть привыкает к манежу" - думал он. Вне всякого сомнения, Себастьянов посвящал программу Нарвасу, почти не сомневаясь в том, что тот непременно примет в ней своё участие как главный герой. Но можно было сказать и так, что он посвящал Нарваса в программу, как макают хлеб в сметану, пропитывая ею саму мякоть. Именно эта решимость Себастьянова лепить с Файзы артиста, раздражала Нарваса, и портила и без того плохое его настроение: он всё больше и больше в себе замыкался. Однако эта замкнутость ничуть не смущала дрессировщика, и именно в ней он видел залог своего успеха. Нарвас же краем глаза отмечал особенности крепления монтажа того макета, который видел перед собой, не задумываясь особо над тем, зачем это ему нужно. Просто привычка, которой он следовал при тактике захвата своего внимания.
   Монтировался макет по подобию гамака растяжкой на две стороны штырями. Приспособления с круглыми отверстиями, куда заходили эти штыри, входили под косым углом в стальное основание конструкции, что значительно её укрепляло во всё время эксплуатации. Подобное строение, только без растяжек, можно наблюдать на больших городских пляжах в летний период под названием "Резиновые горки". По всему корпусу "горы" было, по меньшей мере, шесть отверстий, куда подавался сжатый воздух через гофрированные шланги, которых, соответственно, также было зафиксировано острым глазом Нарваса, до шести штук, и каждую из них питал маленький жужжащий механизм, в котором легко можно было узнать электромотор. Всё это Нарвас отмечал про себя как бы между прочим, потому что его интересовало всё, что только могло возникать из ничего. Когда макет нужно было сложить, то штыри просто вынимались с отверстий, и надувная конструкция, сдуваясь, легко складывалась в небольшой рулон.
   Возле самых кулис стояла "пушка" на лафете, с которой предполагался "выстрел" по макету. Звук этого выстрела должен был имитировать гром камнепада. Ядро с этой пушки летело в воздухе и разрывалось где-то в вышине фонтаном конфетти, а в это время резиновые надувные "камни" должны были сыпаться на "горку" из-под самого купала цирка. "Вот, как оказывается, всё просто в этом их мире: надул, растянул и пользуйся этим предметом, как будет тебе удобно. Действительно, никакой стратегии в действиях". Этот чудовищный обман зрения и ума никак не мог пройти мимо его внимания. Однако это было для Файзы важным открытием: не всё так просто, как может показаться на первый взгляд, если верить словам. А, с другой стороны, всё так просто, если "дутую горку", - как заочно прозвал конструкцию лис, - лишить "питания". (Имелось в виду систему подкачки корпуса насосами). Его экскурсия в мир человеков, как он понял, продолжалась, и даже существовал персональный гид в образе укротителя зверей. Это, конечно же, человек со стёклами на глазах. И если он, человек этот, к нему был приставлен, то, значит, так нужно было ему, Нарвасу, для выхода из создавшегося тупика, в котором же он и оказался.
   Себастьянов, смотря на него, словно читал его мысли:
   - Увы, мой друг, - сказал он - всё в мире обманчиво, и этот макет тому подтверждение. Мы устраиваем шоу, и в том есть наша работа. Ведь людям нужны зрелища! Хлеба и зрелищ требует наш взыскательный зритель, и мы должны ублажить его избирательный вкус. Разве ты мне не поможешь?! А с другой стороны,... да хоть с какой стороны! - разве у тебя есть выход? Ты уже стал символом свободолюбия и смекалки. Об этом трубят все газеты. Жаль, что ты читать не умеешь, а то бы я дал тебе почитать передовые страницы наших газет.
   Себастьянов достал из своей сумки прессу.
   - Вот некоторые из заголовков: "Побоище в горах", "Возмездие старого лиса", "Лис, да не просто лис...", "Сколько стоит лис угробить", "Крестовый поход на братьев наших меньших" и т.д. Ведь это не я, это ты устроил крестовый поход против охранников, даже если это они тебя преследовали. Ты нарушил закон, который они оберегают.... Да, ты преступник, и потому так неспокойно вокруг твоей персоны! Именно ты взбудоражил общественное мнение. Звезда!... что ни говори! Так что, как говорится, назвался груздем, полезай в корзину!
   Себастьянов положил обратно кипу газет в свою сумку.
   - И потому ты здесь, я тебя выкупил, а если здесь, то ничего угрожать тебе не может. И вообще! Тебе выпала уникальная возможность заявить о себе во весь голос миллионам и миллионам людей, что есть такой мудрый лис под кличкой "Нарвас", на которого была устроена облава, что он чудесным образом избежал расправы над собой, а ведь могло быть иначе! Лично я выйду перед выступлением на арену и сделаю краткое вступление о том, как преследуются животные по всей планете людьми, и что от такого преследования никому лучше не будет: ни людям и ни животным. И что, если не прекратится это бесполезное уничтожение братьев наших меньших, то с людьми случиться то же самое, что и увидят они в нашем представлении.
   Себастьянова так захватила эта идея, что он даже представил перед собой тысячную аудиторию, потом поднял голову, ориентируясь на верхние этажи зала, и патетически взмахнул рукой.
   - Да что там!!! - голос ударился галерку, и затерялся где-то под куполом цирка, а затем вернулся бумерангом назад. - Да, что там? - он показал пальцем под купол. - Подумать только, мы с тобой задумали благороднейшее дело - встать на защиту всего животного мира! Так чего же ты противишься?! Нужно всего-то показать какими варварами люди бывают. Что же тут плохого?! Разве тебе не обидно за всё животное сообщество, которое ты наблюдал в зоопарке?! Мне лично "да", обидно! Издевательство, да и только! И аттракцион, который мы создадим, называться будет - "Битва на горе!"".
   Говоря это, он всё время показывал на резиновую горку как на аргумент, которому невозможно было, по его мнению, противостоять, что полностью соответствовало логике разрушителя. Если бы Нарвас понимал слова, то непременно бы с ним согласился. Всё так было логично. Он тоже пытался бы вразумить сообщество людей к разумному сосуществованию. И это было бы так просто! Но, к счастью, он был суть воплощение дела, а не слова, и человеколюбием не страдал. Да и к тому же слышать мысли, это не значит играть словами. Эту истину он усвоил уже досконально. Для дрессировщика мир животного, о котором он так много говорил, был всего лишь аттракционом, представлением, шоу, "резиновым" правом на самовыражение, зрелищем, над которым можно было бы только похохотать. Для Файзы же признаки заточения заключены были в следующем: это два штыря с верёвкой на основе металлической платформы, да система воздухонаполнения корпусной основы "горы". А потому, слушая вибрации в голосе человека со стёклами на глазах, он инстинктивно рассматривал его как своего поводыря, указывающего выход на свободу.... Вот только где она, свобода эта? Неужто в клетке?
   .....................................................................................................................
  
   Забвение
   Так прошло почти три недели его мятежного состояния со времени определения лиса в цирковой вольер. Нарвас осунулся и даже как-то "постарел": ведь он ничего не ел с тех пор, как оказался в заточении. Его шерсть, с изумительно красивым рыжим отливом, посерела и взялась клочьями, местами даже где-то стала выпадать. И только его хвост, будучи от природы отменно-рыжим, всё ещё пока сохранял свои естественные характеристики. Человек "со стеклами" подошёл и тихо так, почти участливо, сказал: "Смотри, Нарвас, какой ты глупый и ...безобразный! Как можно мне с тобой таким работать? А ведь как хвалили, хвалили-то как! "Умница, каких поискать надо!". Знаешь, сколько я за тебя отвалил?! О-го-го! Обидно, леший тебя б взял!
   Ну ладно! Давай вместе разберёмся в создавшемся положении. Ты сейчас прячешься от кого-то? Судя по тому, что ты не вылезаешь из клетки, то "да", прячешься. От кого? Может от себя? Если откровенно, то до тебя здесь дела никому нет, ты никому не нужен. А знаешь почему? Все заняты своим делом. Клетка просматривается со всех сторон, и в ней ничего не спрячешь. В ней нет ничего интересного. Это моя клетка, и каждый уголок в ней тоже мой! Ты живёшь, собственно, у меня на ладони! Ну да бог с ней, с клеткой! Того ты, друг мой, не понимаешь, что я даю тебе шанс войти в перспективное "завтра"! Это первое, а второе - задаром тебя кормить никто не будет, так что симуляция здесь не проходит. Впрочем, - он посмотрел на алюминиевую кастрюльку с куриным бульоном - ты и так ничего не ешь почитай что неделю, а зря, зря! Хотя воду, воду, которая находится в этой миске - проговорил он радостно и почему-то язвительно, - ты лака-а-аешь! - ...и показал ногой в направлении посудины. - Но даже если ты ничего не ешь, то всё равно ты работаешь уже хотя бы потому, что живёшь на моей территории и в моей же клетке. А с другой стороны получается, что ты не работаешь. А если быть точнее - ты не оправдываешь часы простоя вот этой самой клетки, в которой тебе так нравится находиться, и потому считается, что очень плохо работаешь. Посмотри на своих собратьев: тебе объявлен бойкот. Я отдаю тебе часть их пищи за просто так и получается, что незаслуженно. И они это видят. А ведь они, за кусочек этот, готовы удавить тебя. Выходит так, что ты мой любимец, а они так просто, на подхвате. Я же, будь уверен, не допущу, что бы тебя растерзали... пока. Пока не поймёшь, кто действительно тебе здесь друг и защитник, а кого остерегаться нужно. Ведь пищу эту заработать надо, а, значит, понять, кто есть кто! На данный же период ты не оправдываешь моего доверия. Это в зоопарке тебя почём зря кормили, а здесь курочку, которую ты не ешь, отрабатывать ещё надо. Времена бесплатных харчей прошли. Окорочёк он тоже кем-то приготовлен, и птичку эту, из которой окорока изымают, тоже кто-то выращивал. С этого дня я клетку закрывать не буду, что б у тебя иллюзий не возникало, что сидишь здесь взаперти под замком. Слишком много чести тебе для этого. Это значит, что ты готов к работе, к настоящей работе, на манеже. Понял? Захочешь подохнуть здесь, ну что ж, на то будет твоя воля. Я и пальцем не пошевелю, что бы вытащить тебя отсюда и накормить. И никто вообще тебя не хватится. Все уже о тебе забыли, кроме меня. Разве ты не помнишь, кто тебе верёвки на лапах развязал? А ведь если б не я, то что бы ты тогда делал? То-то!".
   Нарвас прекрасно понял смысл его слов, и отметил про себя, что логика у этого человека работала отменно. С ним нельзя было не согласиться. То, что речь шла о клетке, он понимал, потому что тот время от времени брал руками прутья и делал вид, что хочет разогнуть их. Значит, клетка должна ему помочь. Но как? Клетка даст ему знать, но что? Он должен вспомнить, ему должны напомнить.... Кто? Кто ему напомнит? Нет, человек со стеклами на глазах не похож на охранника в зоопарке, он не идиот, сетку не охраняет. Может он хочет сказать, что желает помочь ему, Нарвасу, выбраться из клети? А и в самом деле, почему б мне не оставить эту клетку в покое? А потом что? Что потом? Действительно, получается так, что лис, каковым он себя знал, себя же в клетку и засадил. Засадил в "табличку" и оправдал кличку "Нарвас". Огородился. Отныне она, кличка эта, перестала быть символом боевого стратегического значения, отныне он, Файзы, - штатная единица рабочего расписания в планах человека со стеклами на глазах. Выходит так, что я, лис Файзы, клетку эту же и охраняю, как тот человек в маскхалате. Как над таким не посмеяться и такого не пожалеть?! Неужели я тоже должен работать на оч-ч-чень нехорошую статью?! А ведь уже, можно сказать, работаю, уже охраняю! Ведь если даже индюк над ним, Нарвасом, издевается, то, значит, так оно и есть. Но это, в свою очередь, знак того, что нужно что-то предпринимать. Человек со стеклами на глазах прав: надо работать. Вот только что делать?"
   Что делать Нарвас толком ещё пока не решил. Мышей-полёвок в клетке нет, а питаться ему чем-то нужно и он это отлично понимал. С этого дня клетка не закрывается, а значит, и пищу ему давать никто не будет. Впрочем, разве вопрос в пище? Выход с клетки, это выход на манеж. И забывать об этом ни в коем случае нельзя. В нём говорила обречённость. Он знал только, что выход из клетки для него обозначало одно - смерть, потому что понятие "клетка" и "человек" являлось символом самой короткой дороги, что и есть напоминание, но вот только чего... теперь это был уже вопрос. И этот вопрос приобретал характер сомнения. В самом воздухе, каким дышал Нарвас, летала обречённость. Ведь он был вне закона, вне того, чем вообще жил. Файзы сильно затосковал, в нём словно что-то сломалось. Он это понимал, но ничего поделать с таким настроением не мог.
   .....................................................................................................................
   Пока Нарвас не отпускал свою "клетку", пока он противился навязанным правилам, Чик чувствовал направление своей дороги, идя на известный ему шум. Но вот Чик стал ощущать, что воля Нарваса стала притупляться, и это обозначало, что Файзы умирает. Паника не на шутку захлестнула душу Чика, потому что он терял признак своего поиска, переставал слышать шум. Куда бежать и что делать? Он перестал городить, перестал быть неприметным. И он "тихо" позвал Файзы. Одновременно к голосу Чика неожиданно прибавился голос Кичи требовательный и такой волнующий. Голос сообщил ему, что его верная подруга ждёт его и желает ему скорейшего возвращения. Нарваса же в это время охватила неясная тревога с примесью светлой надежды. Словно пелена спала с его глаз. Он будто проснулся и подумал: "А чего я, собственно, жду? Вот именно - чего же я жду?! Прочь, прочь отсюда! Какие могут быть сомнения! Додумался тоже - клетку беречь! Разве ж забыл ты, как чёрная тень паутины спустилась на тебя, где на каменном выступе горы ты отдыхал? - мысленно себя он корил. - Это предупреждение, напоминание мне. И там же, возле раскидистого кедра, человек в маскхалате сказал: "У меня огромное желание проучить тебя как следует". Значит, он предупредил, что ожидает меня впереди. Он меня предупредил, что нельзя медлить! Потому что ... "Вижу я тебя, а ты меня нет". Нет, мне в эту игру не сыграть.... А человек со стёклами показал даже движениями, что я должен делать: я должен разогнуть прутья клетки и выйти из неё. И значит, надо воспользоваться подсказкой: ведь хотят же, что б я вышел на "манеж", как в своё время хотели в зоопарке, что бы я "вошёл" в "табличку на сетке"! Когда "друг" в маскхалате меня чем-то колол в спину, то разве у меня хватило сил противиться целой толпе мужиков, когда держали они меня за лапы?! Воспользуюсь, непременно воспользуюсь советом - твёрдо на этот раз решил Нарвас. Надо слушать шум. И снова, как когда-то, он стал разрабатывать план выхода из создавшегося тупикового положения.
   .......................................................................................
   Темень спустилась над городом как-то неожиданно быстро. Грозовые тучи заволокли небо сплошным покрывалом, и воздух уже был насыщен электрическими разрядами. Казалось, что что-то сдерживает ливневый поток. Чик выбежал на поляну, где находилось старое полуразвалившееся строение, и остановился у большого оврага. Он пробежал лес, там, внизу за бугром, течёт широкая река, а дальше,... дальше огни большого города. И там же, где купол большого здания, находился Файзы, его отец. Теперь Чик снова его слышал. Как же он его любил! Файзы не только был ему отцом, он был ему учителем, другом... он был ему всем на свете. Но почему был? Он и есть ему самый большой друг. И ему, наверное, сейчас больше всего на свете нужна его помощь. Он снова его тихо позвал. Теперь же зов этот похож был на боевой клич, и, настроившись на шум, стал нетерпеливо ждать ответа.
   Нарвас же в это время вспоминал свои беседы с Чиком. Как он там? Как там Кичи? Человек со стёклами принципиально приказал охраннику с сегодняшнего дня не запирать клетку Нарваса, что бы тот привыкал к мысли, что клеткой является всё огромное здание цирка. "Теперь ЭТО можно не запирать" - дрессировщик с пренебрежением показал на клетку Нарваса. "Теперь" в цирке, подразумевалось "Каждый", кто прошёл спецобработку Льва Трофимовича, а "это", в глазах Себастьянова, характеризовало суть самого Нарваса. Суть же Нарваса была на тот период уже почти раздавлена и уничтожена постоянным понуканием в непрерывном противодействии насилию дрессировщика. И каждый здесь, под большим куполом цирка, где вырабатывалась особая мораль циркового искусства, проходит по подотчёту в метрической книге известного дрессировщика. Закон этот был свят. Такой схеме подчинены все животные, попавшие в это заведение. Да и куда они уйдут? Теперь им идти некуда. Теперь у них есть дом, работа, определённые обязанности, которыми каждый дорожил. Бывает, даже заводят свои семьи, и тогда это очень приветствуется. Нет, никуда они больше уйти не могут, так что и Нарвас никуда больше не уйдёт. Теперь чувство Родины, как у него, так и других зверей, заметно притупилось, если вовсе не исчезло, а это главное, чего должен достичь дрессировщик: - раздавить волю животного, что бы в последствии сделать её своей. Это была его основная задача.
   Кичи снова подала "голос", и в душе Файзы приятно защемило, вытеснив на этот раз с головы остатки сомнения. Это был зов, тот зов, когда слышат сердцем, а не ушами. И зов этот, как горячую струю воздуха в холодную январскую вьюгу, кто-то подавал. Словно подснежник на склоне горы проклюнулся в снеговой лунке. Это определённо. И значит, Файзы не один. Его помнят, о нём не забыли. Вслед за Кичи, "голос" подал и Чик. О, как это было вовремя!!! "Голос" же Чика сообщал, что он находится недалеко от здания цирка и ожидает его у реки на поляне у старого заброшенного строения. Значит..., значит Чик ради него покрыл это громадное расстояние, что бы вырвать его, Нарваса, из этой дыры. И он где-то здесь, где-то рядом. Радость бурным весенним паводком заполнила душу Файзы. Исчезла обречённость... почти, равно как и вся вера в перспективное "завтра". "Почти", значит "не совсем". К примеру, он отмечал с горечью для себя, что уже его меньше, чем когда- либо, тянули к себе луговые просторы. Можно сказать - почти не тянули.
   .....................................................................................................................
   Выход на арену
   Себастьянов всё ещё не оставлял надежды осуществить свой проект под названием "Битва на горе", более того, он был убеждён, что проект непременно сбудется, а потому давал указания работникам манежа выносить время от времени клетку Нарваса на арену, где монтировалась "дутая гора". По его подсчётам необходима была ещё неделя, что бы Нарвас дошёл до крайнего своего истощения и в моральном и в физическом понимании этого слова. И потом только возможными будут репетиции, где слова его будут восприниматься буквально, т.е. как приказ.
   В тот вечер "дутая гора" выставлена была по всем правилам монтажа на растяжках и дожидалась утра, что бы снова и снова напомнить Нарвасу, какой задачи от него добивается дрессировщик. А надувные "камни", как предусмотрительно было запланировано, подвешены были на леске под самым куполом цирка. Предполагалось, что они "спустятся" в минуту выстрелом с пушки, когда Нарвас будет бежать от "охотников" вверх на горку, и те "раздавят" их своей массой.
   Клетка Нарваса находилась в зоотехнической студии.
   Ничего более не стесняясь, Нарвас хорошенько поел свежего куриного бульона, который предусмотрительно оставил ему Себастьянов, затем открыл носом дверцу клетки, и осторожно, с оглядкой, последовал по коридору на задний двор, куда обычно приезжают машины со всевозможным грузом. Находясь в своей клетке, он видел, как рабочие по этому коридору носили какие-то большие ящики. Значит, их кто-то привозил. Но нет, никто не обратил на него внимания, по той простой причине, что в этот поздний час весь спецперсонал разошёлся по домам. Но когда он дошёл до помещений, где находился служебный персонал, то дорогу эту преградила металлическая сетка, столь хорошо ему знакомая по зоопарку. Надо было что-то срочно предпринять, поднять шум, на который сбегутся охранники, и тогда, воспользовавшись всеобщим замешательством, он проскочит в открытую дверь сетчатой перегородки. Ему необходимо было это сделать, если на то была воля Чика и Кичи. Ведь они о нём не забыли.... И он стал действовать так, как если б сам того хотел. Природное чутьё охотника и острый ум, несмотря на подавленное настроение, не оставили его и на этот раз. Осмотревшись вокруг, он увидел индюка, который не так давно при всех глумился над ним. Теперь же, посмеявшись над Нарвасом, он важно, с довольным видом прохаживался взад-вперёд по пыльным ковровым дорожкам зоотехнической студии, и презрительно посматривал на своего извечного природного врага. Теперь его, индюка, будут замечать, выделять особым вниманием, он одержал над этим врагом победу и, может быть, один единственный раз за всю эпоху существования всего птичьего царства. "Вот и помощник - подумал Нарвас. - Жертва всегда выставляет себя агрессором. И этот агрессор подсказывает своими действиями, какой шаг следует предпринять в решении основного тактического шага тому, против кого эта агрессия направлена. И значит, нужно его укусить". Файзы даже не рассматривал это действие как свой тактический шаг. У него и без того на индюка слюна выделялась. "Шуму будет больше даже, чем ожидается" - отметил про себя Нарвас и был, безусловно, прав. Он подошёл к индюку, и с наслаждением всадил ему свои острые зубки прямо в его бок. Индюк, не ожидающий такой наглости от всеми презираемого "поганца", что-то по-своему громко и возмущённо заклокотал, чем и привлёк внимание охраны. Дверь в зоотехническую студию распахнулась, и Нарвас прошмыгнул между ног охранника, который от неожиданности не сразу даже сообразил, что же именно произошло.
   Теперь бы только не сбиться с курса. Сразу шесть охранников пустились за ним вдогонку, чем очень помогли Нарвасу в его стратегическом плане,... который не имел пока никакой практической цели. Только один единственный вопрос интересовал его: "куда бежать?". Глупо, конечно, но он действительно не знал, что нужно было делать дальше. Но разве он знает дорогу, по которой бежит? Вне всякого сомнения, она куда-то приводит, вот только куда, это он узнает, если будет ей следовать. Ведь что-то же нужно было предпринимать? Не ориентируясь где, собственно, находится служебный выход для работников цирка, он прямиком выбежал на середину арены цирка, словно б то был его коронный номер в его программном выступлении.
   Конечно, конечно! Об этом говорил и дрессировщик: только на арену! На арене стояла "дутая гора". Возможно, это подсказка. Других вариантов пока не предвидится. И туда же, на арену, выбежали охранники. В полной темноте охранники, словно рыбаки в море, расставив руки-сети, постарались встать по кругу арены, заполнив всю её площадь, но Нарвас подбежал к гофрированному шлангу, и, ухватив его зубами, резким рывком выдёрнул его с гнезда. Тотчас громкий свист сдавленного воздуха вырвался прочь на волю, и дутая гора, медленно покачнувшись, стала оседать вниз. Охранники растерялись и не знали, что делать с падающей конструкцией: "гора" валилась прямо на них, и, по мере того, как падала конструкция с наклоном в сторону, остальные пять резиновых трубок также выскочили со своих гнёзд. Теперь воздух выходил ещё быстрей. Нарвас подбежал к металлическому колышку с одной стороны и, выдернув его с гнезда, тут же подбежал к другому, с удовлетворением наблюдая, как ненавистная "гора", сдуваясь, теряет свои габариты. Выждав некоторое время, он дёрнул другой колышек, и резиновый материал, потеряв точку своей опоры, словно гигантский парашют буквально накрыл всю арену сплошным покрывалом. Люди в полной темноте копошились под этим материалом, и не сразу соображали, в какую сторону им нужно было выползать. Но вот кто-то догадался включить прожектора, и охранники, наконец-то, громко матерясь, выползли на бордюр арены. Тогда Нарвас скачком прыгнул в сторону, за бордюр манежа, и побежал под сидениями амфитеатра, чем очень озадачил служебный персонал. Сидения полностью скрывали его от глаз служителей порядка, а для Нарваса это был удобный случай привести свои мысли в порядок и, собственно, передохнуть. Кто-то тут же включил под куполом, а так же во всём зале, свет на полную мощность, что бы получше рассмотреть где, под какими сидениями и какого, собственно, ряда прячется рыжий лис. Все прожектора были направлены в зал. Представление, можно сказать, началось. Его чутьё и опыт подсказывали ему, что нужно бежать в технический отдел к сетчатой перегородке, где собирается вся охрана. Дверной проем, где находился служебный персонал, должен быть открытым. В суматохе его забудут закрыть. Подобное случилось и в зоопарке. По-другому быть не должно. И он побежал в этот самый техотдел, прикрываясь спинками стульев.
   Никто из служебного персонала не подозревал, что лис решится на такое, так что в служебном помещении никого не было. Пока большая часть охранников рыскала по рядам, заглядывая под сидения, а другая носилась по партерам второго этажа, высматривая, не мелькнёт ли где пушистый рыжий хвост, Нарвас уже сидел за спинкой стола дежурного, и ждал, не шелохнувшись, когда же, наконец, входная дверь откроется. Это была его последняя, и, надо признаться, очень хрупкая надежда: ведь дверь в такое позднее время может быть запертой до самого утра. Но он знал - дверь откроется, и откроет её сам Себастьянов. Ведь это он всё время ему говорил о коронном выходе на сцену. И время это пришло. Дежурный, старичок лет под шестьдесят с лишком, оставался совершенно безучастным к проявленному событию. По какому такому делу звучала сирена, это не его дело. На это есть охранники, они и разберутся. Его дело впускать и выпускать служебные кадры. Тут зазвонил телефон, дежурный взял трубку, и, послушав её, нажал на пульте кнопку. Дверь отворилась, и на пороге показался взволнованный Лев Трофимович, которого вызвали в цирк по случаю ЧП. Недолго думая, Нарвас прыгнул ему на грудь. Тот от неожиданности потерял равновесие и, раскинув руки, упал навзничь, не понимая, что, собственно, происходит. Потом уже до его сознания дошло, что видел он перед глазами у себя... рыжий хвост. Нарвас же, не тратя времени, пустился наутёк.
   Он услышал повторный "зов" Чика, и, отбежав подальше от громадного здания цирка, тихо "ответил" на условный знак голосом, идущим от самого сердца.
  
  
   Встреча
   Встреча состоялась на поляне возле старого полуразрушенного здания у самой реки. Почти точь-в-точь как в тот раз, когда они по оврагу спустились к реке. Только в тот раз было предрассветное утро, а сейчас это был поздний вечер, почти полночь, и на месте, где стояло полуразрушенное здание, были сплошь камыши. Потершись мордой друг о друга в знак глубокого расположения, они молча, быстро и сосредоточенно пустились в путь, в Долину Узкого Ручья.
   - Знаешь, Чик, - вдруг обозвался Нарвас, переходя на умеренный бег, и голос его почему-то дрогнул - когда ты был совсем маленький, мы с Кичи решили прозвать тебя "Хвостиком". Всё ходил следом, ходил, и клянчил рёбрышко фазана. И звук такой при этом издавал: "Чик, чик". А мы нарочно тебя дразнили для того, что бы ты получше усваивал запах дикой курицы. Я подбрасывал косточку вверх, а ты так же подскакивал, пытаясь ухватить её, но всякий раз мазал, потому что я первый её хватал. А потом делал вид, что сам промахивался, а ты счастливый и довольный, держа косточку в зубах, порыкивал на нас с Кичи, давая понять, что косточку не намерен больше никому отдавать. "Хвостик".... - Нарвас помолчал и задумчиво причмокнул. - Хвостик, это продолжение тела, а точнее - продолжение нашего рода.
   А теперь... - Нарвас остановился, и голос его стал звучать почтенно, торжественно, однако почему-то с ноткой невыразимой грусти - теперь ты выполнил самое главное задание, которое под силу только взрослому лису: ты вытащил меня с этого "купола". А я...
   - Папа, ты ничего такого не должен думать...
   - Молчи! ... я действительно перестал думать, что непростительно для лиса. "Такого" или "не такого", какая теперь в этом разница?! Я хотел сказать, что теперь ты меня вытащил с клетки, как я тебя когда-то в зоопарке. Ты выиграл эту битву ...именно ты и вместо меня, и теперь я не смогу быть тебе так полезен, как прежде. Чему теперь я смогу тебя научить?
   Чик молчал, Нарвас тоже.
   - Мне стыдно, Чик! - проговорил Нарвас после небольшой паузы еле слышно и вид у него был совершенно разбитый. - За себя стыдно. Посмотри на мою шерсть - она висит клочьями. Я перестал за собою ухаживать. Мне уже почти не хотелось свободы, чего никогда такого за собой не замечал.... Этот человек со стёклами на глазах знал своё дело.
   - Но ведь ты же не сдался?!
   - Нет, Чик, не сдался. Я до последней минуты думал о тебе и о Кичи, но... не пытался выйти с клетки.... И, значит, - сдался. Ты больше, ты мудрей теперь, чем я. Меня больше нет.
   - Папа! Ты не справедлив к себе! Кто же, как не ты выбрался "оттуда"? Не думаю, что мы поменялись с тобою местами, но всё же это, должно быть, говорит о том, что главный экзамен нами уже пройден?
   - Я вышел.... Да, я вышел оттуда. И вышел потому, что ты позвал меня. Для меня это была всего лишь команда "Вперёд". Но сам я уже не хотел выходить. Теперь это не моя, теперь это твоя игра, и в этой игре я всего лишь твой интерес....
   Чик повернулся и хотел посмотреть Нарвасу прямо в его глаза, но тот отворачивался, избегая прямого контакта. Наконец Чик не выдержал и горячо возразил:
   - Да нет никаких приказов, и клетки никакой нет! Есть только ты, я и мама.
   - Да, сынок! Нет никакой клетки - сказал Файзы мягче после небольшой паузы. - Теперь её нет. Есть только ты, я и мама. Это самый главный экзамен, который мы с тобой прошли - ответил Нарвас уже веселей, с любовью и нежностью глядя на Чика - даже не сомневайся! И пройден он с большим успехом. А продолжение наше, это дорога, по которой мы ещё не прошли, но которой пойдём непременно. На этот раз пойдём. И пойдём очень скоро.... - и добавил совсем тихо со скрытой грустью - если сил хватит.
  
  
  
  
  
  
   Часть3
   Глава 5
   Фантастическое приключение в каменном ущелье
   или
   Что значит быть "очевидцем"?
  
   Слова эти озадачили Чика: "Куда они пойдут, и что значит "...скоро"? Они долго молча бежали в темноте, и каждый думал о своём: Нарвас с горечью для себя отмечал, что стал чаще чем обычно переводить дух при беге, а Чик мысленно рисовал перспективы этого загадочного "...скоро". Каким оно будет? Нарвас, посмотрев в его сторону, сразу догадался, что мучает его сына:
   - Мы уйдём туда, где нас никто и никогда не найдёт.... - сказал он ему очень тепло и заметил про себя, что сказать так мог только Нарвас. Сам же с горечью отметил, что обманывает и себя и Чика. На деле же никуда он не хотел "уходить": стал бы на месте и умер. И "Нарвас" - Великий учитель и отец - на данный период в нём отсутствует. Это была трагедия. Что бы восстановить присутствие своего духа, он предпринимал всё возможное, что бы доверие Чика к нему вернулось, так как старому лису казалось, что сейчас он достоин одной лишь жалости. А потому он хотел доказать ему свою любовь, только он не знал, как это сделать. Всё, чего он только желал, так это остаться хотя бы отцом. В этом была его правда.
   Действительно, свобода его не радовала, и это скорей всего из-за выработанной в цирке привычки думать о себе плохо. Чем он может поделиться с сыном и Кичи? Она-то, безусловно, ждёт его, но как он может ждать её, когда безвылазно просидел в чужой клетке почти что месяц?! В каком виде он пред ней предстанет, и с какими глазами её встретит? Позор! Говорить о собственном позоре - перспектива не очень приятная. Ничего геройского в этом он не находил. Не было теперь того, кого Кичи всегда в нём любила. "Ты не оправдываешь часы простоя вот этой самой клетки" - вспомнились ему слова Себастьянова. "Да, - подумал он - всё верно, я не смогу оплатить "неустойку норы", которую приготовила для меня Кичи, и не оправдываю теперь уже ничьего доверия". Слова дрессировщика достигали его и за пределами цирка, и это бесконечно его удручало. Такого, какой он сейчас есть, Файзы бы никогда не полюбил. Исчез в нём "Нарвас", и не известно появится ли он снова. Но вот Чик, - ... Чик это... это другое дело. Чик видел в нём отца, не смотря ни на что, и не оправдать его ожиданий Файзы бы не смог. Ведь ради него Чик покрыл такое огромное расстояние!!! Поэтому он должен до конца оставаться для Чика отцом, во что бы то ни стало и до тех самых пор, пока его сын желает этого.
   Итак,... он не знал дороги в это "Туда". Он просто надеялся, что может быть вспомнит.
   - Мы даже сможем там остаться, если пожелаем. И дорогу нам к этому месту покажет "Каменный коридор" - говорил он, тем не менее, ободряюще, не представляя, собственно, чётко, о чём ведётся речь.
   - Мы пойдём Каменным коридором? Это тот, по которому мы бежали в "Долину Узкого Ручья"? - спросил Чик очень серьёзно.
   - Совершенно верно: пойдём по Каменному коридору. Пещеру помнишь, где свет оранжевый из-под земли...
   - Но там страшно! Там звуки разные...
   - Вот именно потому и пойдём. И я слышал звуки, и свет тоже видел. И, если быть откровенным, мне тоже было страшно. А значит, есть задачи, решить которые нам нужно будет с тобой непременно. О "Каменном коридоре" говорил мне и отец мой и дед, а деду моему говорил его дед, а теперь вот и я тебе говорю.
   - А что они говорили о "Коридоре"?
   - Говорили, что он проходит глубоко под землёй и выходит где-то на другом конце земли, где всегда тепло и много пищи. - ...И снова он себя поймал на мысли, что говорит неправду сыну. Пища и тепло недосягаемы были в цирковой клетке, потому он сейчас о пище и говорит. Ведь раньше, в былые времена, пищи и тепла им вполне хватало.
   - ...Там совсем другая местность - продолжал он, тем не менее, с кажущимся воодушевлением. - И люди там другие, и звери тоже другие. - Ему очень хотелось выглядеть лучше в глазах сына. И говорил он так, словно оправдывался перед Чиком за то, что не мог показать ему этот коридор раньше. Одно утешало - ему действительно было кое-что известно о пещерных лабиринтах со слов его дедушки, и это, пожалуй, единственное, что могло бы восстановить его морально. "Дедушка! - подумал Файзы в тоске. - Как же мне нужна твоя поддержка!".
   Чик недоверчиво сморщился:
   - Что, совсем другая местность?
   - Мне это, честно говоря, тоже кажется сказкой, но разве ты сам не видел множество различных коридоров и больших и маленьких, когда мы бежали внутри "Каменного Коридора"? Все эти "коридорчики" уводили в глубь земли. Там - Иной Мир.
   - Мне некогда было рассматривать эти чёрные дыры. Я хотел скорей увидеться с мамой и увидеть нору, которую она приготовила к нашему приходу.
   - И потому мы, наверное, здесь с тобой об этом говорим. Мы ведь только посмотрим. Может, мы найдём такую "нору", о которой даже и не мечтали.
   .....................................................................................................................
  
   Пришествие
   Цели достигли через трое суток. Сердце его защемило при виде родных холмистых бугров с каменистыми выступами. Здесь с Кичи они в былые времена водили свой промысел на рябчиков и куропаток. Добежав до "Каменного Коридора", Файзы остановился. Кажется, это где-то здесь. Чик, как хвостик, стоял позади и вопросительно смотрел на отца. Нарвас знал дорожку, по которой можно было добраться прямо в логово Кичи. Безусловно, она ждала Файзы и Чика с огромным нетерпением, но то, что он сказал Чику, оказалось сильнее его желания увидеться через какой-нибудь час с Кичи и видеть нору, которую она приготовила. Для такого испытания он был слишком истощён.
   - Ну что же, сын, пора развеять свои страхи, и узнать, чем нам грозит подземный туннель. Ты готов?
   - Конечно. Когда ты со мной, то я ничего не боюсь.
   - Ну, вот и славно. Тогда вперёд!
   Нарвас и Чик с трудом просунулись в одну из дыр, однако тут же увидели достаточно широкий проём в каменной стене с другой стороны пещеры, где спокойно мог пройти даже человек. "Как же это я раньше его не заметил" - подумалось ему. - "А как бы я его увидел, если видел мельком саму пещеру"?!
   В центре пещеры той они увидели следы от кострища и огромный, весь в чёрной саже, алюминиевый казан. С другой стороны пещеры, он, разумеется, не мог видеть ни следов кострища, ни казана.... В каменные расщелины, вдоль стен пещеры, воткнуты были крестовины, и на крестовины эти были накинуты одежды людей: в точности такие, как пугала на огороде. Но вместо человеческих голов были черепа животных. Это навеяло на Чика с Нарвасом тревожное состояние, объяснить которое они никак не могли. Однако то, что они увидели в трещине земного разлома, буквально их заворожило. Оранжевое сияние поднималось откуда-то с глубин земли, и вместе с тем жужжание, очень похожее на пчелиное, заполняло всё больше и больше пустоты этого ущелья.
   - Пап! - Чик встревожено толкнул плечом Нарваса, - Что это такое?
   - Не знаю.
   В это время клубящийся шар рыжего испарения поднялся с расщелины прямо под ними. Он заполнил собою всё пространство пещеры. Чик и Нарвас, ощутили дурманящий запах газа, и в панике заметались в поисках выхода с пещеры. Но тут головы их закружились, и они без сил свалились прямо на каменную площадку пещеры. Казалось, что тела их омертвели....
   Однако это могло только так показаться. На самом же деле всё оказалось иначе.
   Газообразное облако лишь одурманило их, и дух их, поднявшись к своду пещеры, опустился вместе с газовым образованием в самую толщу земли.
   Чик, всё ещё не понимая, что тело больше не принадлежит ему, в панике заметался: - Мы в западне? Да? Мне это ещё в начале показалось подозрительным. Мы в западне.... Нужно удирать отсюда пока не поздно.
   Нарвас, ощущая невероятную лёгкость своего "тела", заподозрил неладное. Он потрогал "носом" острые камни на выступе отверстия, однако "нос" прошёл сквозь эти острые камни, словно б их и не существовало. И тут он понял, что не было того, чем можно было бы прикасаться. По всей видимости, не было и того, во что можно было бы упереться.
   - Мы в западне - сказал он просто с ощущением знатока, побывавшего в таких переделках не раз. - А если так, то поиграем в эту игру. Будем делать вид, что нас тут вообще не существует. Или, скорей, мы существуем только здесь и только сейчас.
   Чик почему-то сразу успокоился. Он отметил в нём ту былую решительность и твёрдость, которой гордился не раз. Ещё бы не гордиться! Ведь это его отец!!! Он такой мудрый! Он самый лучший из всех отцов, и всё, всё-ё-ё знает! А потому принялся с неподдельным интересом рассматривать саму "пещеру". Ведь он думал, что находится именно в ней.
   - А интересно, сколько этим горам лет? - проговорил он, "нюхая" почему-то песок под ногами. - Должно быть, с незапамятных времён они здесь стоят?
   - Во всяком случае, они постарше нас и не нам судить, что было здесь до нас. Может быть на месте, где сейчас мы с тобой стоим, раньше была вода, может быть, горы эти омывали воды мирового океана, что, скорей всего, так и было. Каменный коридор имеет круглые туннели и можно предположить, что по ним, как по венам, текли подземные реки. Так гласит легенда. Мне об этом прадед говорил. Он говорил, что много-много лет назад здесь находили останки больших рыб, и ракушек здесь много было. Вполне возможно, что над этим местом летали когда-то чайки, и в водах этих, которых сейчас нет, ловили рыбу. Да как сейчас проверишь, но верно и то, что родились мы гораздо позже и отрицать этого никак не можем. Нас тогда не существовало. Всё меняется, и остаётся только узнать, как эта смена происходила.
   - Меняется, действительно меняется.... - сказал Чик совершенно обыденно. - Почему есть Я, и почему нет моего тела? Мой нос "ушёл" в песок....
   - Наверное, мы пришли "в гости" к нашему дедушке.
   - А чем эта встреча закончиться? Мы можем сейчас это узнать?
   - На этот вопрос я тоже ответить тебе никак не могу. Я думаю, что ничего плохого не произойдёт.
   - А что ещё дедушка говорил о море?
   - Ничего больше о том мне не известно, но...
   Файзы не успел договорить. Отец с сыном почувствовали как бы ниоткуда взявшийся ветер, который сорвал их с места и, закружив, вовлёк в самый центр вертящегося этого "столба". Всё закружилось, словно на гигантской карусели. Всё же Нарвас мог следить за Чиком и прокричал ему сквозь невообразимый шум: - "Что бы ни случилось, ты должен повторять про себя собственное имя. Тебя зовут Чик, ты лис, и я, Файзы, твой отец, - с тобой. Мы путешествуе-е-е-м...". Поток ветра унёс их в неизвестном направлении....
   ...То, что вслед за этим Нарвас увидел, потрясло его. Впереди, насколько хватало зорких глаз Нарваса, была совершенно пустынная песчаная полоса. Ничего не было, но впереди было... море. Огромное синее море. Это неожиданное обстоятельство очень испугало Нарваса: - Где он? И где Чик? Он осмотрел себя и... о, ужас! Он не был лисом! Он был... чайкой. И мало того, что он внешне видел в себе птичью природу, он осознал себя изнутри как именно то, что называют "чайка". В полусотне метров от себя он увидел ещё одну чайку, которая беспомощно озиралась и как-то неуклюже ступала по зыбкому песку. Казалось, что она была смертельно больна, потому что, ступив шаг, отчего-то тут же падала. Два крыла её были расставлены по сторонам, клюв её полуоткрыт, а хвост плотно прижимался к песку.
   - Чик, это ты?
   "Чайка" в каком-то отчаянии, посмотрев в сторону донёсшегося голоса, только издала жалобный писк.
   Нарвас, непроизвольно махнув своими крыльями, легко поднялся в воздух, и за считанные секунды оказался возле Чика.
   - Чик, сынок, ты цел?
   - Папа, мы где? - только и мог выговорить Чик. - Кто мы теперь? Ты сказал, или хотел сказать, что ничего плохого с нами не произойдёт.... Где вообще эта огромная пещера?
   - Пещера, должно быть, осталась там, где и мы должны были оставаться. И ничего плохого с нами не произойдёт. Это всего лишь смена одежды, и ты по-прежнему остался маленьким лисёнком, который клянчит у меня рёбрышко фазана.
   - Я не маленький уже и рёбрышко не клянчу! Я сам могу добывать пищу и не только фазана - возмущённо выпалил Чик и топнул ногой. Тотчас осанка его выровнялась, и он твёрдо упёрся своими птичьими лапками в песок.
   В это время земля как-то странно задрожала, и то, что они увидели, вселило в их души ужас: прямо на них бежала пара коней. За ними гналось дикое хищное животное.
   - Летим, Чик, иначе нас ждёт неминуемая смерть. Кони нас растопчут.
   - Летим? Но как?!
   - Ну вот! Я же сказал - маленький лисёнок, который клянчит у меня ножку фазана.
   - Я не маленький! - повторил сердито Чик и... взмахнул крыльями.
   Две чайки взмыли в воздух и, надо сказать, вовремя: под ними в ту же минуту пронёсся вихрь, вызванный стремительными движениями тел. Взмыв в воздух, они увидели двух коней и огромную пятнистую кошку с поднятым вверх хвостом: ягуар преследовал свою добычу. Нарваса поразило следующее: на голове у этих коней он увидел по одному рогу.
   "Этого не может быть! У коней не может быть рогов. Что это за животные! Неужели....". Между тем события развернулись неожиданно для самого ягуара. Кони с рогом на голове резко развернулись, и наклонили голову к песку. Ягуар по инерции с ходу прыгнул на их шеи, что было его роковой ошибкой. Ему это никак не нельзя было делать, потому что головы поднялись, и он оказался пронзённым их рогами до самого основания его позвоночника.
   Всё это Чик с Нарвасом наблюдали, паря в каких-нибудь пяти метрах над их телами.
   Вопль дикого рёва разнёсся далеко по всему побережью этого необозримого моря, ударился в прибрежные скалы, и, казалось, залез в каждую его расщелину. Молодое сильное тело большой кошки извивалось на этих рогах, но спрыгнуть с этой "вилки" оно было уже не в состоянии. Что бы прекратить мучения ягуара, единороги, - а это были всё-таки они - стали расходиться в разные стороны, тем самым, разрывая на куски его пронзённое тело. Хищное животное тут же испустило дух.
   - Я глазам своим не верю, папа! Где мы? Мы птицы? И что мы только что с тобой видели?
   - Видели единорогов, но суть не в этом. Нас тут быть не должно, но мы здесь есть. Такое случается.
   - Это как?
   - Я же говорю что мы в гостях у дедушки. Мы - очевидцы происходящего.
   - А где же он сам?
   -Наверное, да... наверное, нам это предстоит узнать, задав этот вопрос самому себе. Скорей всего это что-то вроде его владений....
   - Мы поменяли тела?
   - Нет, мы изменили тело! Это тебе нужно уяснить.
   ...Так вот, о них, о единорогах, рассказывал мой дед. А деду моему рассказал его прадед. Цепочка этих рассказов тянется с незапамятных времён. Я вот только не предполагал, что мне доведётся увидеть всё это своими глазами. Я думал, что всё это вымысел.... Единороги, между прочим, уходили от опасности самой короткой дорогой - отметил Нарвас толи для себя толи для Чика.
   - Наше тело становится "Тем", что мы наблюдаем? - спросил Чик, никак не реагируя на последнюю фразу Нарваса.
   - Верно..., потому что нас здесь не существует - произнёс устало и почему-то обречённо Нарвас. - Однако надо где-то сесть передохнуть, а то, неровен час, - свалимся в это синее море от избытка впечатлений.
   Плавно паря над водой, они грациозно приземлились на один из береговых утёсов.
   - А ты уверен, Чик, что ты лис? - очень серьёзно спросил Чика Нарвас.
   - То есть как, "лис ли я"? Конечно лис! И, прежде всего потому, что меня здесь не существует.
   - Судя по твоему оперению этого никак не скажешь. И что значит "меня здесь не существует"? А с кем же тогда я сейчас говорю?
   - Да я сам уж думаю, что это не совсем верно. Но ведь мы были с тобой лисами, так ведь?
   - Может быть, может быть. А может и не быть. Я знаю одно сейчас только, что близится, по всему, время обеда, а мы с тобой ничего ещё во рту не держали.
   - Не во рту, а в клюве. У тебя нет рта, папа!
   - Точно, рта нет, и мышки-полёвки сейчас не наша еда.
   - Тогда чем же нам с тобой питаться?
   - А вот чем - сказал Нарвас и неожиданно для себя, взмыв высоко в небо, стрелой нырнул в синюю гладь моря.
   Чик пришёл в ужас. Он подумал, что его любимый папка, с его категорической фразой "меня здесь не существует", решил покончить жизнь самоубийством. Нет, Чик никогда этого не перенесет. Пусть сейчас в нём, в Файзы, как и в Чике, живёт эта птица, но и она достойна внимания, потому что она живая, и эту жизнь надо спасти: там дорога домой. Взмыв в воздух вслед за отцом, он намеревался сделать то же самое: нырнуть в воду с тем, что бы спасти Нарваса. Одно огорчало: он не знал, как это сделать. К своей огромной радости он увидел, как Файзы вынырнул с морской пучины живым и невредимым, держа в клюве своём какую-то не очень больших размеров рыбу. Рыба барахталась в клюве, пытаясь выскользнуть, но Файзы успел таки её дотянуть до утёса. Рыба дёрнулась, Файзы раскрыл клюв, и, упав с огромной высоты на камень, та тут же замерла. Увидев, что с рыбой больше проблем нет, он подлетел к Чику, и сказал ему:
   - Сделай то же самое, полагаясь на инстинкты, которые в тебе есть. Просто доверься им, не думая над тем, что ты делаешь. Это и называется быть очевидцем.
   - Я утону.
   - Тогда будем тонуть вместе. - ...И первым бросился в воду.
   Не думая, что происходит, Чик вслед за ним тоже нырнул, пытаясь не допустить подобного финала. И допустил... Тело чайки знало свою траекторию, и, описав дугу в воде, инстинктивно ринулось на поверхность, осматривая попутно всё, что только могло находиться в радиусе исследуемой площади. Чайки упали в самый косяк сельди, и потому неизбежно хватали там одну рыбу за другой, пока основательно не насытились. Вынырнули, что называется, на последнем издыхании, и сразу взмыли в воздух, захватив с собой предварительно ещё по одной рыбе.
   - Ну, как, Чик, "тонуть" было не страшно?
   - Я думал, что ты действительно хотел утонуть - стыдливо признался Чик.
   - Ну что ты! - только и смог сказать Нарвас, с укоризной глядя на сына. - Я теперь больше, чем когда-либо, жить хочу.
   - Никогда не думал, - перевёл тему Чик - что из лиса, каким я себя по жизни своей знал, превращусь в чайку, и буду в море рыбу ловить. Как ты думаешь, а мама в наше превращение поверит?
   - Думаю, что нет. Я и сам бы не поверил, если бы не испытал всё это на своей шкуре. Но, если мы ей расскажем о наших приключениях, то, думаю, ей тоже захочется их испытать.
   - Ты говоришь так, словно знаешь, как вернуться назад. Может и знаешь. Но где гарантия того, что это вообще случиться?
   - Это случится и гарантий никаких не нужно. Просто будь тем, кем ты сейчас есть.
   - Потому что меня здесь не существует?
   - Именно поэтому. Ты путешествуешь.
   Время близилось к закату, и нужно было где-то найти тёплое и безопасное место для ночлега. Чик с Нарвасом полетели обследовать близлежащие скалы, и не заметили, как оказались в каком-то скалистом проёме, закрытом со всех сторон каменными плитами от пронизывающих ветров. Место показалось им уютным, и они хотели было уже умоститься на соломенном настиле, который обнаружили тут же, как знакомое "пчелиное гудение" с оранжевым отблеском стало подниматься с глубины этой каменной трещины.
   - Папа, "пчёлы" эти снова поднимаются к нам. Может, это дедушка послал их за нами?
   - Возможно. Очень даже может быть так, что ты прав. Давай будем очевидцами, если уж оказались в западне.
   - Тем более что воли нашей в том нет, так?
   - Всё верно. Нашей воли здесь нет. Будем гостями - и почему-то добавил - ...у дедушки. .....................................................................................................................
   Глава 6
   У "дедушки"
   Нарвас с Чиком кружились в потоке "волчками", не находя своей точки опоры. Всё окончилось также внезапно, как и началось. Не было провала в земной расщелине и площадки, на которой они стояли, также исчезло огромное море. Зато образовался огромный плоский валун, и на нём в беспорядочном положении были разбросаны тела Нарваса и Чика. Они всё ещё были птицами, однако что-то в их телах стало происходить. Было невероятно, но каждый из них всё больше и больше, раздуваясь изнутри, стал уподобляться надувным шарикам, какие видел Нарвас с Чиком у посетителей в зоопарке.
   - Папа, мы живы? - спросил Чик, наблюдая тщетные попытки Нарваса встать на все свои четыре "лапы". Со стороны же казалось, что шарик подпрыгивает на месте, словно его кто подталкивал. Чик, наклонив голову, наблюдал это немыслимое превращение, не веря особо в происходящее.
   - Похоже, что так, живы. - Нарвас растеряно оглянулся, замечая не совсем привычную для себя обстановку. "Лапы" его не слушались, и он предпочитал пока отлёживаться на месте. Затем осмотрел себя и отметил, что никаких лап у него не существует. Ничего из того, что раньше было в нём птицей, теперь у него не было.
   - А ты теперь не птица. Ты пузырь! - загыгыкал Чик, и смех его похож был на икание.- Пу-зырь! Ха-ха-ха! - Чика разбирала паническая икотка, с которой он ничего не мог поделать. Судорожные конвульсии продолжались минуты две. Затем, словно очнувшись, он беспокойно заёрзал на месте и, оглянувшись вокруг, спросил: - Где мы?
   От его внимания не укрылось, что и его формы начинают "раздуваться".
   - Вот и мне интересно знать "Где" - отозвался Файзы, и, в такт Чику, загыгыкал в ответ. - Мы, наверное, сюда случайно забрели. Нас тут быть не должно. - Слишком уж фантастическими были перемены, а потому в голову не приходило верить изменившимся формам.
   - А тут и гадать нечего "Где" - раздался вдруг голос где-то внизу под самым валуном. - И никогда ничего случайного не происходит. Всё, что происходит, имеет значение. Это нужно уяснить. - Голос этот Нарвасу показался знакомым. Более того, он его узнал, но только не мог поверить в своё предположение.
   - Вы в гостях, - продолжал звучать голос - а то, что вы будете наблюдать, поднявшись на вершину этого валуна, называется "Страна Желаний".
   Нарвас посмотрел туда, где прозвучал голос и увидел, как из-под самого этого огромного камня, на котором он с Чиком находился, вышел такой же, как и он, лис. И у лиса этого была такая же, как и у него, оболочка. Другими словами, он был внутри такого же шарика, какой наблюдал в себе, и когда голос "дедушки" звучал, шарик этот подпрыгивал.
   - Дедушка... - вскрикнул изумлённо Нарвас. - Ты так молодо выглядишь! Но,... но позволь! Ты же умер! И почему ты в этом, как Чик говорит, "пузыре"?
   - Я не умер, а изменил тело. Что же касается оболочки, то здесь так принято ходить, это наша одежда. А теперь поднимайтесь наверх. Там ждут вас, и не просто ждут, а рады вас видеть - вместо ответа проговорил дедушка.
   "Шарики", покатившись вверх на вершину огромного валуна, ахнули одновременно.
   То, что они увидели, напоминало огромную пещеру. Она была гораздо больше той, куда они волею судеб забрели. Повсюду было голубовато-яркое свечение. Такое же освещение он видел в зоопарке на столбах, и загоралось оно тогда, когда кончался световой день. Что же это значит? Значит, это не сон. Значит, он снова в зоопарке? Но как же тогда объяснить появление дедушки и при том значительно помолодевшего? Опять вопросы, на которых нет ответа.
   - Нет, нет! Вы не в зоопарке - проговорил дедушка, и можно было подумать так, что он слышал мысли Нарваса. - Вы думаете, и мысли ваши эхом отдаются по всей пещере.
   - А чем твоя пещера, дедушка, отличается от той, где летали эти "желтые пчёлы"? - спросил Чик, по обыкновению своему скосив голову набок.
   - Та пещера, о которой ты говоришь, Чик, является как бы входом в иной мир. А когда из земли вылетают, как ты говоришь, "жёлтые пчёлы", то газ, который они источают, опускает вас в так называемый "коридор" этого иного мира. Там вы определяетесь, в каком именно направлении вам бы хотелось следовать.
   - Это тот коридор, где нос проходит сквозь песок, когда его нюхаешь?
   - Совершенно верно! Вы хотели знать, что было на месте той пещеры, где находились, и попали на берег моря, которое было здесь много-много лет назад, примерно - сто тысяч лет тому назад.
   А сейчас, повторяю, вы в Стране Желаний. Здесь слышат каждое ваше желание. Тут никогда ничего случайного не происходит. Здесь вы можете принять любую понравившуюся вам форму, и поможет вам в этом эта фиолетовая оболочка - он показал на "шарик".
   - Посмотрите вниз. Вас не только ждут, но и слышат.
   Чик и Нарвас посмотрели вниз. Валун действительно оказался огромным, и с высоты его видать было далеко. Насколько хватало глаз Нарваса, всюду было лисье племя и каждый из этого племени, носил на себе фиолетовый "пузырь". Пещере этой не было границ. Он содрогнулся от пришедшей в его голову мысли.
   - Нет, это не вымершее племя лис - ответил на его мысли дедушка. - Просто здесь другое время и законы здесь другие. И твоя семья, Файзы, понимает наш язык, иначе бы ты здесь не оказался. Смотри, как они приветствуют тебя. Тебя здесь считают своим.
   - Я с Чиком останусь здесь? - скороговоркой тревожно спросил Нарвас.
   - Нет, у тебя есть ещё задачи на земле. И тебе их надо решить, а мы поможем тебе в этом. Но прежде ты должен избавиться от страха. Тебя достаточно поистрепали в зоотехническом отделении, и это видно по твоим потускневшим глазам.
   - Вы даже знаете, где я был?
   - Мы всё о тебе знаем.
   - Что же мне теперь делать?
   - Путешествовать. Путешествовать, как и всегда, но теперь более решительно, чем когда бы то ни было. И запомни - путешествовать можно везде, куда бы только ты не захотел попасть, даже на сто тысяч лет назад! Ведь ты же хотел знать, что было когда-то на месте Каменного Коридора? Достаточно всего лишь захотеть, а значит - представить детально. Ты эту практику знаешь. Ну же! Смелей!
   - Подождите - вдруг сказал Файзы дедушке.- Если действительно можно изменять тела по своему усмотрению, то есть у меня один единственный вопрос, на который обязательно нужно ответить. А я пока не могу. Но ответить мне на этот вопрос необходимо. Кто мы есть?
   - Вы - "шарики" - ответил дедушка просто. - И если вы можете быть этими "пузырями", как говорит твой сын, то почему бы вам не взять себе ту форму, которая вас интересует?!
   Дедушка подошёл вплотную к Файзы, и мягко ему улыбнулся: - Возьми, внучек, себе хотя бы ту, которой хотели тебя лишить в цирке. Мы все способны к превращениям, и в этом, как видно, ничего ужасного нет. Просто эти превращения ты не пробовал: - ты сопротивлялся, потому что тебе запрещали.... Не запрещай более себе! Сделай то, к чему тебя пытались принуждать, но уже по доброй воле, как своё решение, тем более что ты уже это сделал, выбежав с клетки на арену. В этом тебе подсказка.
   Другими словами, что бы избавиться от страха, тебе, Файзы, нужно возвратится назад, в цирк, и быть в облике человека, который работает на оч-ч-чень нехорошую статью. Ты должен стать им.
   Файзы, с почтением глядя на дедушку, на минуту засомневался. - Я должен стать Себастьяновым?
   - Не так! Ты должен принять его облик, изменить его, что ли. Нужно, что бы он в тебе умер.
   - Кажется, я понимаю.
   Чик только глаза переводил с дедушки на своего отца, и понять ничего не мог. После минутного раздумья Нарвас, сосредоточившись, принял, как ему показалось, нужную для этого позу. Я допускаю! - сказал он громко и торжественно волшебное слово, оглядывая свод и всё лисье племя. Тут же подул как бы ниоткуда взявшийся ветер и буквально "слизал" и дедушку и валун, и свод, где находилось лисье племя.
   ...................................................................................................................
  
  
  
   Глава 7
   В пузыре
  
   Лапы дернулись, носы зашмыгали, хвосты зашевелились. Эти телодвижения стали признаком того, что жизнь пусть медленно, но всё же возвращается в их онемевшие и немного окоченевшие тела. Первым делом Чик, подозрительно осмотрев себя с ног до головы, перевёл взгляд на Нарваса, и, узнав знакомый его облик, облегчённо вздохнул. Нет, теперь он не птица и не воздушный шарик. Всё в порядке. Дедушки тоже рядом с ними не было. Перед ним был его отец и друг Файзы в том облике, каким он его знал всегда: с красивым, ярко рыжим пушистым хвостом и немножко хитрым прищуром глаз. Файзы тоже стал потихоньку приходить в себя, по ходу соображая, где бы ещё он мог оказаться в этом сомнительном времени.
   К удивлению своему он отметил, что находится с Чиком всё в той же пещерке, куда принесла их "нелёгкая". И что, по-видимому, ничего такого ни с ним, ни с Чиком не происходило. А видения, столь реально им пережитые вплоть до последней минуты, вызваны были газом, что подействовали и на него и на Чика. Что же значит это? Неужели, происходящее с ним, было обыкновенным сном?! Молча, не проронив ни звука, они вышли через каменный проём в пещере, и, конечно же, нашли верный лаз в бесконечных лабиринтах Каменного Коридора. Вскоре, установив верное направление, они прямиком стали держать путь к логову Кичи. Не прошло и часа, как они наконец-то вышли к Долине Узкого Ручья.
   Внезапное появлением Файзы и Чика с расщелины Каменного Коридора вызвало у Кичи изумление, и, как стояла, от неожиданности она просто тявкнула, сев на задницу.
   Файзы только и сказал ей: "Не поверишь..." и, не желая ничего объяснять, просто рухнул на соломенную подстилку. Чик же неожиданно выдал фантастическую информацию: - До сих пор мне кажется, что я уснул и видел сон, где был чайкой, и в море клювом своим рыбу ловил. Но ведь я действительно рыбу в море ловил!
   - Что делал? - переспросила Кичи.
   - Мама, - проговорил Чик совершенно сонным голосом, - мы шли к тебе с другого конца земли и очень устали. Я спать хочу - ... заключил он свой рассказ и также повалился на соломенную подстилку. - И ещё - добавил он в полудрёме - дедушка нам сказал, что ничего невозможного нет. Надо путешествовать...и не просто, а в пузыре.
   ...................................................................................................................................
   Утро выдалось солнечное и по-весеннему тёплое. Одуванчики едва-едва проклюнулись жёлтыми бубенчиками, и сонные мухи вяло перелетали с одного цветка на другой. Нарвас проснулся с твёрдым ощущением того, что всё случившееся с ним в расщелине земной коры, а также на берегу доисторического моря, это чистейшей воды бред. Не мог он с лиса, каким себя он с детства знал, превратиться в чайку и ещё, хуже того, в обыкновенный надувной шарик. Не мог!!! Но что-то подсказывало ему, что не всё так просто, как он сам хочет себе это дело представить. А может,... может, всё же привиделся ему "дедушка" в глубине земной? И ничего такого не было?! Всё это проказы "нечистого дядьки", газ всему виной?! То, что происходило с ним в зоопарке и цирке, нельзя было сбросить со счетов. Но так то понятно, то было, что называется, "воплоти". А тут - газ, видения всякие.... Чик мирно посапывал в своём углу, чего никогда не бывало. Нарвас даже стал беспокоиться. Чуть свет, а он уже носится где-нибудь, выслеживая себе какую-нибудь живность. Наркотический газ мог серьёзно потревожить здоровье его сына. Файзы подошёл и стал рассматривать его спящего. Лапы дёргаются, а морда вытягивается в нечто похожее на клюв, и похоже, что клюв этот держит маленькую рыбку. Это был серьёзный симптом.
   А Кичи? Где Кичи?! Нарвас вылез из норы и осмотрелся вокруг. Его верная подруга сидела на краю обрыва и смотрела куда-то вдаль. Нарвас подошёл к ней и сел рядом.
   - Это я виноват, что затянул Чика в эту пещерку. Газ и эти оранжевые мухи.... Тьфу ты, наваждение! Мы просто не сообразили вовремя оттуда уйти. Чик словно чувствовал, что ничем хорошим это не закончится. А ведь я ему обещал такую нору, где нас никто и никогда не найдёт.
   Кичи ничего не отвечала, а всё так же продолжала молчать.
   - Эти непонятные видения то в глубине земли, то где-то на берегу моря, которое существовало якобы сто тысяч лет тому назад, а затем это лисье племя...надувные шарики.... Полный бред!
   - Никогда ничего случайного не происходит - произнесла Кичи. - Так мой дедушка говорил. Просто время пришло.
   - Очень странно. Точно такую же фразу произнёс и мой "дедушка" в том моём сне. Не хочешь ли ты сказать, что...
   - Я думаю, надо довериться Чику. У него и спросим - перебила его Кичи.
   - Значит...., было - только и проговорил Нарвас, устыдившись собственных сомнений. - Когда собираемся? - сказал он после небольшой паузы.
   - Когда? Да хоть сейчас. Разве есть нам, что с собой уносить?
   - И то верно - по-доброму смутился Нарвас.
   Сборы действительно оказались недолгими: просто встали и пошли. Чик деловито показывал дорогу, словно б он всю жизнь хаживал в эту пещеру. Вот и узенький проход на площадку, где виднелось оранжевое свечение.
   - Это здесь - торжественно провозгласил Чик.
   - Подождите. Есть вопросы, которые требуют своего подтверждения. Скажи, Чик, мы меняем тела, или изменяем тело? - вдруг спросил Нарвас и подозрительно посмотрел на Чика.
   - Мы очевидцы, и наше тело подвержено изменениям.
   - Что же, всё верно. Всё верно, сын. Ты стал совсем взрослый. Ну, а раз так, то сейчас всё и прояснится. Я допускаю! - сказал он торжественно.
   Едва было произнесено это слово, как "рой" захватил всех троих в свои объятия, и знакомое ощущение вращения в столбе перебросило всех троих в знакомое помещение цирка.
   ..................................................................................................................
  
  
   Часть 4
   Глава 8
   Вочеловечие
   Поздним майским вечером Себастьянов сидел за своим рабочим столом в собственном кабинете, когда тревожное чувство вдруг захватило его душу и отозвалось болью в сердце. Ощущение было таким, словно на него, лежачего, сзади наступил чей-то сапог, и надавил спину со стороны сердца. Ему кто-то что-то совсем ещё недавно говорил о признаках ишемической болезни сердца, но он никогда этому не уделял достаточно серьёзного внимания, и вот теперь в груди что-то ёкнуло, боль расползлась огромной кляксой по всему торсу и остановилась чуть ниже сердца. Затем острым шилом стало что-то колоть куда-то под рёбра, да так сильно, что он не на шутку испугался. Он нажал на кнопку вахтенному, и попросил его вызвать "Скорую...". Ждать пришлось недолго, вернее сказать, ждать вообще не пришлось, настолько быстро прибыли врачи, и вот в кабинет вошли трое в белых халатах: двое мужчин и женщина, правда, в каких-то призрачных очертаниях. Они будто просвечивались, но, может быть, у него с глазами было что-то не так.
   - Что с вами? - поинтересовался мужчина, положив на стол свой медицинский чемоданчик.
   - Здесь что-то колет - он показал на сердце. - И с глазами что-то не так. Я вижу вас как бы в тумане, словно вы просвечиваетесь. Это наверняка давление. В голове шумит и распирает изнутри. И жар во всём теле.
   - Возможно, вы переутомились. Вам никогда в голову не приходила мысль, что иногда следует отдыхать?!
   - Но как же мои животные? На кого я их оставлю? Мне нет замены. Сделайте мне укол, если вы доктор, хотя у меня совершенно дикое ощущение, что вы не совсем доктор, что я откуда-то вас знаю. Впрочем, это бред, это всё мои галлюцинации. Вы напоминаете мне,... нет, этого не может быть! Я действительно болен, если мне в голову пришло такое.
   - Что вам пришло в голову?
   - Не обращайте внимание. Я очень плохо себя чувствую.
   - Сядьте на эту кушетку. Вот так... Хорошо.... Теперь закатите рукав рубашки и приготовьте свою руку. Я возьму у вас кровь на анализ. Зажмите руку в кулак... вот так.... Теперь разожмите, поработайте кистями рук. Положите руку на стол, и снова зажмите в кулак.... Хорошо .... Теперь я перетяну вашу руку резинкой.... Потерпите немножко, я вам сделаю укол, как вы и просили.
   - Почему вы комментируете свои действия?
   - Я не комментирую, я объясняю, что нужно вам делать. Итак... - доктор закатал рукава своего белого халата.
   - Странно, мне показалось, что вы комментируете свои действия мне.... Почему вы закатали рукава своего белого халата? - неожиданно для себя встревожено спросил Лев Трофимович, и тут же поправился: - Простите, глупый вопрос. Вам, конечно же, виднее. И всё же?
   - Привычка, от которой вряд ли можно избавиться. Это профессионально. Я, видите ли, хирург, а хирург должен обладать знанием терапевта. Терапия, - прежде всего!
   При этих словах Лев Трофимович вздрогнул и очень подозрительно посмотрел в глаза доктору.
   - Что вас так смутило? - поинтересовался тот.
   - Вспомнил кое-что. Не так давно мне поставщики привезли одного лиса с Алтайских гористых местностей. На редкость умный, сообразительный зверь. И знаете, по каким признакам я это выяснил?
   - И по каким же?
   - В приёмной, куда лис этот был доставлен со связанными конечностями, поведение его было таким, словно это я у него заложник, а не он у меня. Я это ощущал даже кожей своей спины. Этот мой жест с закатыванием рукавов своей рубахи не произвёл на него никакого впечатления. А ведь он имеет определённое значение для определённых групп моих подопечных. Лис же притворился, будто лежал без памяти. Я это видел. Этот жест у вас что-то обозначает. Ведь так?
   Знаете, - продолжил он после небольшой паузы, видя, что доктор никак не реагирует на поставленный вопрос - в наших профессиях много общего. Я вот тоже говорю своим зверюшкам, что бы те "закатали свои рукава" и "приготовили свою руку" для "укола". И беру их "кровь на анализ". Я тоже думал, что это необходимая мера для достижения результата, однако мера чего? Они "зажимали" свою "руку" в "кулак", и я "перетягивал" её своею "резинкой". Мне нужно было добиться от них определённого результата. На показательных выступлениях зал мне аплодировал, но мне и в голову не приходило, что это скажется когда-нибудь на моём здоровье. Зал меня "лечил".
   - Каким же образом?
   - Арена "перетягивала" своей "резинкой" мои "артерии" и "дрессировала" меня. Я просил их, зверюшек своих, "потерпеть немножко", объясняя, что дороги назад в родные леса им отныне нет. Ммм ...
   - Что такое?
   - Не обращайте внимание. Боль... вот здесь.... Да, так вот, я внушал им это, всё больше и больше обкрадывая себя, урезая своё здоровье.... А зал, в это время, мне аплодировал.
   Себастьянов тяжело задышал. - Простите, я задыхаюсь....
   - Всё, анализ взят. А теперь я введу вам в вену лекарство. Минут через пять вам будет гораздо легче. Прилягте на кушетке, отдохните....
   Себастьянов лёг на кушетку.
   - Признайтесь, это гипноз? Я не могу оторвать от вас глаз. Ваше лицо обладает магической силой: силой внушения, хотя вы ничего мне не внушаете.... Таким качеством должен обладать дрессировщик. - Видя, что доктор занят своим делом и вовсе не намерен ему отвечать, он продолжил:
   - ...Так вот, и я думал до последнего дня, что иначе нельзя, а только лишь через иглу, вот так, напрямую.... Оказывается иглой можно вытянуть волю к сопротивлению. Это в крови у нас, специалистов. Да, всё верно! Теперь скажите "Ап", и я запрыгаю перед вами как кролик на задних лапках - произнёс он вдруг зло, пытаясь привлечь к себе внимание доктора. - Вот так же я вытягивал...., ломал через колено, и потому меня сейчас ломает....
   -Успокойтесь, не надо так нервничать
   - Всё верно! Тут ничего не скажешь! Тело моё наводнено "лекарствами", и я, похоже, жить без них уже не смогу.... - говорил он, нервно ёрзая на кушетке.
   - Что, "верно"?
   - Да так, ничего - ответил он глухо куда-то в сторону.
   - Лекарство введено. Сейчас вам станет легче.
   - Нет, я так не могу. Не могу лежать на этой... на этом лафете. Я на нём как,...как препарированная лягушка - и он буквально сполз с кушетки к себе на диван.
   - Что значит "лафет"? - с кажущейся безучастностью спросил доктор.
   - Э, доктор, доктор!!! - проговорил Себастьянов, с трудом переводя дыхание. - Знаем мы эти приёмчики с отвлеканием внимания на всякий пустячок. А, впрочем, извольте!
   Итак, "лафет"... - внезапно он замолчал, и, уставившись куда-то в потолок, молча пожевал губами. Облизнув пересохшие губы, он продолжил. - Лафет, - это приспособление для цирковой пушки, которая стреляет зарядом конфетти. Что-то вроде рогача для удилища. Мы с вами стрелки, - тут он криво, с какой-то мученической улыбкой усмехнулся - а потому без слов должны понимать друг друга. Если не держать прицел, то ядро будет неуправляемым. А этого нельзя допускать.
   Внезапно лоб его покрылся испариной, и он откинулся на спинку своего дивана.
   - Эх, да что там!!! - сказал он медленно, с расстановкой после минутной передышки. Он хотел ещё что-то сказать, но слово его превратилось в шипящий звук. Создавалось представление, что он проглотил свисток. Он махнул обречённо рукой и уткнулся лицом в колени. Но вот, наконец, он собрался с духом и проговорил: - Легче мне отныне не будет, доктор, сомнения меня одолевают, потому что не далее как сегодня ко мне пришло странное видение, будто придёт расплата за всё то зло, которое я невольно учинил... себе самому. Дайте мне воды - проговорил он вдруг, и показал пальцем на тумбочку, где стоял графин. Доктор налил ему стакан, и дрессировщик жадно выпил. - "Ядра" эти "прошили" меня! меня... самого...!!! Животные что? Это биоформа, которая должна служить воле человека и служит уже. В этом предназначение. Но вот именно тело наше больше всего и страдает от глухоты к нему.
   Тут он постучал себе по голове.
   - Сознайтесь, животные ведь не умеют говорить. Почему же я в вашем лице вижу или хочу видеть.... Нет, нет! это невозможно! Невозможно перевоплощение животного в человека....
   Вы ли это? - ломая в себе всяческое сомнение, воскликнул, наконец, он. - Ведь это вы? Ответьте мне! Вы ведь пришли не мстить мне? Вы не убьёте меня, как,...как... я вас тогда, в клетке? - голос его перешёл на шепот, а мысли всё более и более стали путаться. Он кое-как сполз с дивана, пытаясь встать на колени, но, потеряв равновесие, упал на пол.
   - Прошу вас! - выдохнул он совсем уже тихо, приподнимаясь на локте с пола. - Не убивайте меня!
   У Себастьянова поднялся жар, он что-то говорил о ценностях человеческого духа, о несправедливом отношении к животному миру и гуманному к нему отношению. Лекарство подействовало, и Лев Трофимович забылся в тревожном и долгом сне, оставаясь лежать на полу своего кабинета.
   - Вочеловечилось - произнесли врачи хором странное слово толи как приговор, толи как прощение, не пытаясь даже его поднять.
   ..................................................................................................................
  
   Сняв белые халаты, группа "врачей" направилась к выходу со здания цирка. На вахте сидел всё тот же невозмутимый швейцар. Привычным движением руки служилый нажал кнопку на своём пульте, и, когда дверь отворилась, он вежливо и учтиво осведомился у вершителей судеб человеческих как здоровье многоуважаемого Льва Трофимовича.
   - Переутомление, милейший, переутомление, - ответил за всех наиболее старший из них - а перенапряжение, как известно, никого ещё не щадило. Но... жить будет.
   - Счастливой вам дороги, счастливой! Бог в помощь вам! - сердечно попрощался вахтенный.
   - Пусть и у вас дорога счастливой будет - тепло ответила за всех женщина-врач.
   - Папа, он в самом деле будет жить? - спросил Чик на выходе со здания, с осторожностью ступая человеческими ногами на асфальтовое покрытие. Было такое ощущение, что передвигался он на ходулях.
   - Жить-то он будет, - сказал после недолгого раздумья Нарвас, когда все трое вышли за территорию цирка - но вопрос в том, захочет ли он сам дальше так жить? Он просто мечтает жить хорошо, да проку от его мечтаний?!.... Вон, вся студия забита зверями. А по-другому он не умеет, не знает как.
   - А мы ему помогли? - не унимался Чик.
   - Смотря в чём. Ведь судьи не мы, а он себе сам.
   - Тогда чем же мы ему помогли, если это действительно так?
   - Мы помогли ему попросить у нас прощения, и это получилось у него достаточно искренне. Дело ведь не в том, сын, что делает он, а в том, что происходит с ним во время этого делания. Происходящее и есть действительность. Его же действительность "прихрамывает" на обе ноги. Но хорошо, что он это хоть осознал.
   Сейчас он живёт так же, как ты передвигаешься в этом теле. Мне кажется, что ты засел в робота, и управляешь им изнутри. В их человеческом мире это называется "специализация".
   - Управлять роботом изнутри?
   Нарвас лишь кивнул головой. Именно в это время он подумал о том, что его временная поза может скоро рассыпаться. Так опадают осенью листья с дерев.
   - Протестую! Я в пузыре, папа! - смешно выпалил Чик, становясь в позу. - Вспомни себя шариком на валуне у дедушки. Всё раздувался и раздувался, пытаясь встать на свои четыре лапы. Ты тоже тогда думал, что у тебя лапы есть, а их у тебя не было!
   - Я видела это здание, и клетку тоже видела, и манеж... мне всё это знакомо. А ещё я знаю, как ты страдал - проговорила вдруг Кичи, сжимая его человеческую руку.
   - Я хотел умереть, - тихо грудным голосом ответил Нарвас - но довольно, не будем больше о грустном. Нас заждался директор зоопарка Желудь Иван Никифорович. Очень ему уж не терпится навести порядок в клетках для животных. Да, впрочем, и в штатных его рядах ему следовало бы разобраться. И мы ему поможем.
   .....................................................................................................................
   Возмездие
   Желудь Иван Никифорович, несмотря на поздний час, засиделся за компьютером в своём кабинете дольше обычного. На компьютерном столике лежал свежий выпуск газеты "Наше Время" в развёрнутом виде с бросающимся в глаза заголовком "Об улучшении благосостояния народонаселения страны". Он нашёл в поисковом сервере сайт "о сбыте животного материала на потребительские нужды", и, время от времени, вносил пометки на поля газеты, высматривая или сверяя что-то в анализируемых текстах. Предложения потребительского спроса в сайте были самого различного характера: от закупочной стоимости шкур редких животных, до банального сбыта разделочного мяса в рестораны и столовые города. Собираясь домой, он посмотрел на часы и ужаснулся: первый час ночи, а утром вставать и по повестке идти в прокуратуру города с отчётом об исчезновении тридцати лучших поисковых собак кинологического центра. "Там очевидно думают, что я их на мясо порезал, да в шашлычную продал" - подумал он в досаде. "Потеря невосполнимая для нашего центра", - покривил рот Желудь, озвучивая фразу директора упомянутого учреждения, которую тот утвердил в исковом заявлении - "а Иван Никифорович никак ещё этот вопрос не может урегулировать в денежном эквиваленте".
   - Нутесь как? Как же - "невосполнимая"! Ничего, - проговорил Иван Никифорович неизвестно кому, глядя в окошко - выкручусь. Вот продам кое-что из того барахла, что находится у меня за решёткой, и дело в шляпе. - А сейчас домой, домой.
   Взяв папку с документами, он хотел было уже выходить, как в кабинет зашли трое: двое мужчин и женщина. По всему было видать, что зашли они не с хорошими помыслами в час ночной....
   Иван Никифорович почуял неладное и испуганно выдавил - Вы кто?... Вы зачем...? - ни к селу, ни к городу продолжил он. - Я сейчас охрану...
   - И не думай, Жёлудь, даже не думай, тем более что охрана сейчас оберегает собственный сон. Это святое дело. Меня больше всего интересует твой должок, и ты знаешь кому. - Заговорил пожилой, но достаточно крепкий мужчина абсолютно рыжей наружности.
   - И не вздумай юлить - подтвердил другой такой же рыжий, но гораздо моложе первого, чем-то похожий на баскетболиста тип, - а не то ... сам знаешь, что будет. Или тебе объяснить? - Его высокий рост и жилистый, с рыжими волосами, кулак, представляли основательный аргумент.
   - Я...я всё понял - залепетал Желудь. - Но только если вы на счёт долга, так я это... завтра же хотел идти оплатить....
   - Ты оплатишь, оплатишь и не только деньгами - проговорил первый.
   - Кровью смоешь ты прегрешения свои - заговорила конопатая рыжая женщина и, оскалившись,... махнула рыжим хвостом.
   - Этого не может быть. Звери не могут разговаривать. Запрещено! - взвыл Жёлудь в ужасе.
   - Запрещено? Это новость! Я открою тебе секрет - могут! Только ты об этом не знаешь, но это можно исправить - проговорила она обещающе.
   - Пап, я знаю, чего он хочет.
   - И чего же, сынок?
   - Дайте мне угадать - вмешалась конопатая женщина. - Он хочет в клетку....
   У Ивана Никифоровича случилась истерика. Он нервно хохотал, царапая себе лицо, непрестанно повторяя: - "Бред, бред, этого не может быть. Я вижу страшный сон. Вас нет! вы мой сон! Ужасный сон! Ха-ха-ха-ха-ха-ха".
   - Всё верно! нас не существует! Мы твой самый страшный сон - согласился рыжий пожилой мужчина, и улыбнулся страшной лисьей улыбкой, что называется, "от уха до уха".
   - ...Он хочет в клетку к медведю. - Наступала на него рыжая женщина, махая хвостом. - Медведь его и разбудит.
   - Во всяком случае, это лучше, чем работать на оч-ч-чень нехорошую статью - выносил свой вердикт рыжий пожилой мужчина атлетической внешности. - Решение принято. Суд постановил: - в клетку к медведю! А там, гляди, и язык животных научится понимать. И, может, торговать своим хозяйством перестанет. "Полетит теперь твоя богадельня к чертовой матери! Перекрою я тебе кислород!" - процитировал Нарвас неизвестно почему мысли Льва Трофимовича в адрес Желудя, и посмотрел ему прямо в глаза.
   От всего увиденного и услышанного ум Ивана Никифоровича "вскипел", и, прижимаясь к стенке, он начал тихонечко по ней съезжать, бормоча что-то несвязное и несуразное. В следующую минуту он увидел, как и у двоих мужчин из-под одежды тоже вылезло по рыжему хвосту, и, махая ими, они медленно, со страшным оскалом мелких лисьих зубьев, стали к нему приближаться. Тут сознание его и покинуло. Кичи, с удивлением для себя, вдруг продекламировала:
   "Я в мешок вас не сажала".
   Лапы я вам не вязала.
   И бульон с вас не варила
   То Маланья угостила".
   Чик и Нарвас, кивая головой, повторили последнюю строчку этого странного заклинания, не думая о том, каково же его значение.
   В то время как Иван Никифорович, воздев глаза к небу, бормотал что-то несуразное, рыжее семейство, выстроившись в ряд, вторично за текущий день произнесло магическое слово, в котором вряд ли отдавало себе отчёт. И прозвучало оно не иначе, а как - "вочеловечилось".
   ..................................................................................................................
   Глава 9
   Жёлудь "даёт показания"
   Старший следователь прокуратуры, Лисицын Сергей Викторович, остановился возле кабинета заведующего психиатрическим отделением с табличкой "Сакурский Вадим Петрович", и постучал. После короткого "Да, войдите", он открыл дверь, и, представившись, показал "корочку" удостоверяющую личность. Затем спросил, здесь ли находиться директор зоопарка Желудь Иван Никифорович.
   - Бывший директор, бывший - ответил тот. - Сослуживцы его к утру сюда доставили в очень буйном состоянии.... А вы, собственно, по какому делу?
   - По поводу вчерашнего происшествия. Камеры наблюдения в кабинете Ивана Никифоровича зафиксировали очень подозрительные события, которые и в голову-то не сразу придут нормальному человеку. В общем, странная история получилась, - трое не то люди, не то звери ворвались в кабинет и стали размахивать.... рыжими хвостами. Хвосты, как выяснила экспертиза, изучая плёнку, оказались натуральными. Да и следственный эксперимент подтвердил предположение: в кабинете нашли рыжие ворсинки лисьего происхождения. Но, может, то был муляж?! Так вот, хотелось бы показания взять от бывшего, как вы говорите, директора. А почему вы говорите "бывшего"? Он что, настолько плох?
   - Теперь, боюсь, никаких внятных показаний Иван Никифорович давать не будет, а потому и "бывший", что Иван Никифорович, как это говорят, "умом тронулся". И даёт теперь "показания" клиентам, таким же, как и он, по палате, где в настоящем и находится.
   - А насколько серьёзна его невменяемость?
   - Серьёзна его невменяемость, очень серьёзна. Мерещатся ему рыжие лисы. Надо понимать - профессиональные издержки. Я вот, ей богу, не будь вы в человеческом облике, тоже бы решил, что стоит передо мной лис. И фамилия у вас также характерная "Лисицын". Я правильно произнес?
   - Верно.
   - Впрочем, часто мне приходится наблюдать, что люди очень похожими бывают на животных, птиц, рептилий.... Вам так не кажется?
   - По профессии своей я должен учитывать любое подозрение, кто бы его ни высказывал. Так что ваше замечание может помочь мне в моём расследовании. И так, вы говорите, я на кого похож?
   - Да нет, что вы, что вы! - стушевался Вадим Петрович. - Я ничего такого не говорил. Мало ли, говорю, кто на кого бывает похож! ...
   Заведующий психотделения и старший следователь прокуратуры спустились по лестнице вниз, в полуподвал, и пошли по узкому коридору, стены которого были выкрашены в мрачный темно-синий цвет.
   Внезапно остановились и стали у решётчатой двери с толстым бронированным стеклом
   - А вот и его палата. Палата N6. Давайте понаблюдаем его отсюда.
   ..................................................................................................................
   Иван Никифорович, стоя посреди палаты, очень подозрительно оглядывал каждого, кто находился в палате, время от времени выкрикивая какие-то незнакомые слова и гортанно крича.
   - Что он такое говорит? - спросил следователь, рассматривая своего клиента через бронированное стекло.
   - Вот и мне интересно было бы знать, на каком таком тарабарском языке изъясняется наш необычный пациент - ответил завотделения, поправляя очки на переносице. - В Махабхарате на этот счёт даны очень приблизительные толкования. Какой-то странный диалект, похоже, что очень древний язык. Мне как-то в институте доводилось общаться с филологами и даже самому кое-какие языки изучать. Хобби у меня такое было - интересоваться древней культурой. Но ничего похожего я не слышал. А между тем в этом языке есть логика. Здесь я могу ручаться. И знаете, я очень сомневаюсь в том, что Жёлудь, знал этот язык прежде.
   - Почему?
   - Потому что пациенты понимают его, и даже отвечают ему на этом же языке! А ведь это простые, измученные жизнью люди. Никаких языков они не изучали. Они вне своего "нормального" человеческого проявления. Похоже, что стресс разбудил дремлющую в нём историческую память, которую нам с вами не осилить, а затем отыскал эту "ниточку" в этих несчастных, которым уже нечего терять. Они и откликнулись. Сумасшедшие иногда оказываются очень талантливыми людьми и более того! - гениальными. Это мы, здравые люди, держимся за свои привилегии, боимся потерять свой ум, а на деле, как оказывается, теряем гораздо больше. Теперь, если так можно выразиться, перед нами уже другой человек, человек доисторического происхождения. Вернее, даже сказать, не совсем наш человек. В нём явственно пробуждение животного начала. Это наталкивает меня на мысль.... да, наталкивает на мысль, что человек забыл в себе высшее животное начало, которое гораздо больше знало о себе, чем это принято сейчас считать. Вот и в вас, только не обижайтесь, видны яркие признаки животного происхождения. Мне даже кажется, что я слышу ваш природный запах: запах дикого зверя. - Психиатру очень хотелось притронуться к рыжей шевелюре Лисицына. Это читалось в каждом его движении.
   -...Смотрите, - вдруг оживился Вадим Петрович - наш подопечный ведёт себя сейчас как,... как дикое животное. Оно пытается соображать.... Встаёт на четвереньки..., нюхает воздух... ломает деревянный стул и вооружается приобретённой дубинкой.... Это поведение гориллы на собрании вече в первобытном обществе.... Это довольно-таки распространённый феномен среди "буйных", но редко встречаемый в чистом виде. А здесь именно тот случай. Мне давно его хотелось изучить. И стул этот я специально в палату поставил, хотя по правилам, если вам известно, в психбольнице вся мебель металлическая и привинчена к полу.
   - Зачем?
   - Что "зачем"?
   - Зачем вы оставили деревянный стул в палате?
   - Интересно было, сядет ли он на него, или...
   - Сделает дубинку с ножки?
   Завотделения утвердительно махнул головой.
   Вот и хорошо - заключил следователь Лисицын. - Тогда вы не станете мешать следственному эксперименту, который уже происходит на наших глазах. Никаких смирительных рубашек с уколами. Никаких санитаров.... Никакой стерилизации! Я думаю, что события эти будут интересны нам обоим. Можно сказать - выставляем свой "лафет". Следственный эксперимент начинается.
   ...............................................................................................................
   Сакурский Вадим Петрович, завотделения психиатрического стационара, оказался очень образованным человеком, и почти сожалел о том, что вынужден был работать штатным сотрудником на избранном им поприще. Его больше прельщала научно-исследовательская работа, но защита докторской, как выяснилось позже, стоила недёшево: примерно стоимости трёхэтажного коттеджа в черте города. Таких денег у него не было, а потому он решил войти в "арку науки с чёрного хода": написать интересную книгу "О психосоматических состояниях пациента в период ремиссии организма". Другими словами - о настроениях человека и факторах, при которых возможно излечение определённым психическим влиянием. Он понимал, что "излечить болезнь", значит "понять" механизм подавления причины жизненно-важной линии поведения, но что считать за критерий истины? Какой эта линия должна быть? Может это механизм не подавления, а определённого направления, который до сих пор не изучался? Вопросы, вопросы, вопросы.... В учебниках написано "лечить". Есть действующие препараты, которые должен принимать пациент, а потому изобретать велосипед - себе дороже выйдет. Не лечить, значить нарушить клятву Гиппократа, с неизбежной деквалификацией профессии. Поэтому он ничего не стал менять в существующей суровой действительности, предписывающей обманывать пациента до полного его "излечения", и работал по заранее предписанному графику. Он стал рассматривать её как свою программу действий в распознании возникшего противоречия. В этом было его направление изучения психологически-подавляемых факторов. Это исторически сложившаяся картина врачевания придумана была не им, а предшественниками его, поэтому он решил "применить" терапию на себе как к "предшественнику", к тому, что уже было, что уже прошло. Это вопрос ему самому: как избавиться от болезни "лечить", "не замечать"? Как отойти от "клятвы"? Если это уже "было", уже "прошло", значит, ответ в настоящем. Надо вернуться "в ремиссию" исторических пропорций, в которой пребывали его "буйные". Надо было продолжить исторически сложившееся формирование, а не подавлять его. Эта метода была его предположением, незрелым решением, о котором он пока умалчивал. Они, пациенты, всегда хотят что-то сказать, да к тому ж ещё следователь Лисицын вовремя, надо отдать должное ему, натолкнул его на кое-какие выводы о существовании системы. Вернее, догадки о её происхождении.
   "Дать показание - это неплохая мысль - подумал он. - Действительно, что отличает меня от пациента в буйном отделении?! Разве что положение врача, который может и должен в данном случае ослабить свои служебные полномочия в такой же мере, в какой находится положение пациента в состоянии психического зажима. В таком состоянии он очень ослаблен. А значит приблизить положение больного к состоянию этого показания: к состоянию ответа на поставленный вопрос. Надо поместить его в условие, максимально приближенное к тому, что понимается как "нормальное" для здоровых психически людей. Другими словами, нужно быть готовым к эксперименту". В нём говорил историк-естествоиспытатель. Действительность теперь он воспринимал как большое недоразумение, а что бы она перестала быть таковой, её надо было возрождать.
   ...................................................................................................................
   - Мне нужна ваша помощь, - сказал Лисицын Сакурскому. - Распустите медперсонал по домам, и объявите карантин по зданию. Вот и заключение санэпидемиологической службы с печатью: тараканы у вас развелись. Вот так! - старший следователь показал листок с синей печатью. - Помощниками будут наши товарищи с отдела, Пёрышкин и Галкина - сотрудники-штабисты. Так что проблем с вашим начальством у вас никаких не будет.
   - Я подозревал, - сказал Вадим Петрович, оглядывая прибывших "товарищей", угадывая в них не совсем штатную единицу, - что без нечистой силы здесь никак не обойдётся. Не знаю кому и зачем этот эксперимент нужен, но вы удивительным образом угадали моё намерение устроить эксперимент на "вольную", так сказать, тему. И если бы не вы, не ваше "спецзадание",- он снова окинул взглядом "сотрудников-штабистов" - то я сам, в конце концов, решился бы на некоторые свои экспериментальные наблюдения. Ну что же, чему быть, того не миновать.
   - Всё, что касается законности полномочий, у вас не должно вызывать сомнений - продолжал между тем свою речь старший следователь прокуратуры. - Нужно оказывать содействие прокуратуре, - это знают все - а потому никто и никогда не посмеет увидеть в ваших действиях произвольных решений. Эта синяя "сырая" печать тому в подтверждение - Лисицын отдал документ Сакурскому, где действительно было заключение санэпидемиологической службы с круглой "сырой" печатью о проведении соответствующего мероприятия. - Начинаем с завтрашнего дня. Мои помощники препроводят всех в актовый зал, а затем вы приведёте туда Жёлудя.
   Актовый зал стал заполняться с самого утра. Пациенты чувствовали себя несколько удивлено, оказавшись в новых, непривычных для них условиях, а потому не знали, что эти перемены для них значат. Рассевшись в мягких креслах, они вопросительно стали посматривать по сторонам, не понимая, собственно, что от них хотят. По заранее договорённому условию Вадим Петрович раздал каждому из них по аппетитному яблоку и пачке печенья. Сразу, после того, как подарки были розданы, он пошёл за бывшим директором зоопарка и усадил его в стул на сцене прямо перед ошеломлённой публикой. Затем вышел из зала и встал вместе с Лисицыным и его товарищами за бронированной дверью.
   Иван Никифорович сосредоточенно обвёл каждого взглядом и в эту минуту вовсе не казался умалишенным. Но это только на минуту, а в следующее мгновение он вскочил со стула, на котором сидел, и стал отчаянно жестикулировать, взывая к каждому из них на "тарабарском" языке. Он то бил себя в грудь, то показывал куда-то руками вверх, издавая гортанные звуки. Публика понимала его, потому что отвечала в такт ему гудением, смешно вытягивая губы в трубочку. Атмосфера постепенно накалялась, и вот в минуту, когда казалось бы ситуация выйдет из-под контроля, Иван Никифорович поднял руку, и в ней оказался заранее оставленный здесь же на сцене тряпичный мешок. Волнение прекратилось. Он пошёл по рядам, и каждый участник возникшего диспута, складывал туда своё подношение...
   - Я так и думал! - воскликнул Вадим Петрович, взволнованно переминаясь с ноги на ногу за бронированной дверью. - Я так и думал! Вы видели, видели! - обращался он то к "товарищам с отдела", то к старшему следователю Лисицыну. - Вот они, отнятые наши возможности. Это борьба за территорию! Войны, войны в протяжении веков тормозили человечество! И кто-то смеет ещё из учёных теоретиков утверждать, что прогресс возник благодаря этим самым войнам!
   - Видел, видел - удовлетворённо согласился Сергей Викторович, и почему-то сощурился, думая о чём-то своём. - Однако давайте посмотрим, что будет дальше.
   - Непременно! - поддержал завотделения. - Непременно!
   Между тем, когда подарки были собраны в один большой мешок, Жёлудь снова с пафосом раскинув руки, показал в сторону бронированной двери, и толпа загудела.
   - Вот это уже призыв к бунту - неожиданно вставил Лисицын и, решительно открыв бронированную дверь, вышел на сцену со своей свитой.
   Не церемонясь, он отобрал у Жёлудя мешок, и тот пришёл в страшное замешательство. Ужас отразился на лице Ивана Никифоровича, и можно было догадываться, что он узнал в лицах всех троих сотрудников нежданных ночных гостей. Издав обезьяний визг, он спрятался за трибуной, которая стояла тут же на сцене. Не обращая на него внимания, Лисицын пошёл вдоль рядов, раздавая каждому его собственный подарок, в то время как "свита" осталась стоять на сцене. Толпа утихомирилась и была препровождена "товарищами с отдела" по палатам. Хуже дело оказалось с поимкой Ивана Никифоровича, который с обезьяньей ловкостью прыгал между парт, с какой-то тоскливой надеждой посматривая на зарешеченные окна. Вот он прыгнул на окно, ухватился за решётку, дернул её, и, не рассчитав собственных сил, свалился на пол. Лисицын "с товарищами" навалились на него, а завотделения к этому времени даже приготовил шприц с успокоительной микстурой.
   - Держите, держите его - кричал он, перекрикивая буйную тарабарщину Ивана Никифоровича, - я сейчас.
   - Позвольте мне - внушительно сказал Лисицын. - Пожалуй, у меня это лучше получиться, поскольку он прямо подо мной лежит. Мы в своём отделении юрфакультета тоже медицинские курсы проходили. Это обязательный предмет нашей специализации. Очень мне хочется посмотреть каким Жёлудь станет после укола. А может наука врёт, и он превратиться с обезьяны, которую мы сейчас наблюдаем, в высокоцивилизованного человека?
   Лисицын уколол Жёлудя прямо через пижаму в спину между лопаток. Жёлудь обернулся и встретился глазами со старшим следователем Лисицыным. В глазах бывшего директора зоопарка застыл немой вопрос, и Лисицын вдруг, не раздумывая, ответил прокуренным басом самого Жёлудя: "Скоро приедем в наш родной зоопарк, а затем уж отправишься в более цивилизованное место. Там рады тебе будут. Это я тебе обещаю".
   Иван Никифорович затих, и буйство его куда девалось. Тихо и покорно, сонно зевая, он побрёл в сопровождении Вадима Петровича прямо в свою палату. На прощание, толи ему, толи неизвестно кому, глядя в пространство, трое сотрудников произнесли странную фразу, немало смутившую завотделения. Они сказали - "Вочеловечилось".
   .....................................................................................................................
   - Ну, вот и всё - сказал Нарвас, покидая вместе со своими сотрудниками-штабистами здание психлечебницы. - В городе больше нас ничто не держит.
   Они вышли на проезжую часть какой-то булыжной мостовой. Шли они, раскачиваясь в разные стороны, и казалось, что силы покидали их. Машины, проезжая мимо них, протяжно издавали звуковую сирену, и на то были свои причины: водители, смачно матерясь, подразумевали в каждом из них обкурившегося наркомана, создающих на асфальте аварийную угрозу. Но наших героев, казалось, этот момент никак не волновал. То, что силы покидали их, было правдой. Форма человеческого тела, или, как выражался Чик - "пузырь" - форма эта стала терять свою плотность и пластичность. Наконец они пересекли проезжую часть и вышли на тротуар.
   - То-то завтра газеты разнесут весть... - продолжил свою речь Нарвас, и акцент его человеческой речи стал заметно меняться. - ... А, впрочем, это мало нас может интересовать, какие именно слухи разнесутся в связи с умопомешательством директора зоопарка и внезапной сердечной болезнью выдающегося дрессировщика нашего времени. Скорей всего никто даже не заметит этого прискорбного факта, ибо, говорят, на носу очередные парламентские выборы, и люди с большим интересом смотрят по этому поводу теледебаты "об улучшении благосостояния народонаселения страны". А нам,... нам пора домой, в наше родное "Ущелье...".
   - И придём мы к нему самой короткой дорогой?
   - Самой короткой дорогой? Это как? Не знаю..., не знаю. А почему не самой длинной?
   - Не пугай меня, папа!
   - Не пугай меня, сын! - в такт ответил ему Нарвас. - А, в самом деле, какой? Я подзабыл какой именно: короткой или длинной? - сказал Файзы и хитро посмотрел на Чика.
   - Я же говорю - самой короткой дорогой!
   -А где она, дорога эта, находится? Ты мне не подскажешь? - Нарвас конфузливо сощурился, изображая растерянность, ощущая между тем, что мимика лица всё меньше становиться ему подвластной.
   - Я?
   - Да, ты! - стараясь держать физическое равновесие человеческого тела, проговорил Нарвас. - Ведь если ты готов идти самой короткой дорогой, то, значит, знаешь, как это делать.
   - Я не знаю - еле слышно произнёс Чик, и едва не заплакал.
   - Ну вот, полюбуйтесь! Признание нерадивого ученика, который вечно клянчит у меня рёбрышко фазана.
   - Я понял, нужно идти "в забор", туда, где я отчаиваюсь. Как в зоопарке, помнишь, папа?
   - И как ты собираешься это сделать? Каменного забора перед нами нет. Где подкоп делать? - он искоса посмотрел на Кичи, и увидел, что она тоже испытывает трансформацию в своём теле.
   - Я знаю! Давайте создадим этот "забор" и станем вкруг. И, встав вкруг, вызовем "жёлтых пчёл". Когда это будет сделано, то нужно представить, что мы возвращаемся домой. Туда, "в забор"! Важно не забыть, что мы лисы. Это и называется "быть очевидцем".
   - Как скажешь, так и будет. Сегодня ты командуешь парадом - сказал Нарвас и очертил носком своего ботинка воображаемый круг в туннель "Каменного коридора". - "Забор" создан. Что дальше? - "Ещё немного и ботинок на ноге спадёт. Да и сама нога, пожалуй, отвалиться" - отметил он про себя.
   - "Туннель" начинается там - Чик показал в небо. - Нужно войти оттуда, если мы здесь. Нас туда должно втянуть смерчём, который вырвется с этого круга, и втянет в эту воронку из облаков как пылинку на ветру, и мы "выльемся", словно после летнего ливневого дождя, водой... как с переполненной выемки в камне..., с высоты....
   - Довольно - подытожил солидным басом Нарвас, наблюдая, как Чик с трудом подбирает слова для выражения требуемого состояния. - В общем-то, верно! Интересно именно то, что тебя я этому не учил.... А разве меня этому кто-то мог учить? И меня никто этому не мог учить. Одного только не пойму: зачем тебе тогда было прикидываться немощным, если мы и сами с усами, а, Чик-малыш?!
   - Просто..., просто ты мой папа - ответил Чик и прижался к его телу.
   Семейство лис, встав в круг, подняло лица к небу, и, взявшись за руки, образовало замкнутое кольцо. Глаза же их "упёрлись" в заоблачную высь. Каждый из них мысленно закинул свой "крючок за ближайшее облако", и туго "натянул свою бечёвку". Ощущение было такое, словно они собирались "стянуть" это облако на землю. Тогда внутри этого кольца стало что-то происходить. Буд-то ветер стал дуть из-под самой земли, хотя никаких расщелин на кирпичной дороге, где они находились, не было. Физические человеческие тела их вошли в некое подобие дымки, кружащей спиралевидными кольцами по земле. Приподнимаясь под действием этого ветра над землёй, они закружили, словно осенние листья в вихревом потоке, всё больше и больше теряя свои зримые очертания. Фрагмент асфальтированной дороги в этом круге стал заметно растворяться, и оттуда вырвался "рыжий смерч пчелиного роя". Семейство провалилось в эту зияющую пропасть, просто упав с высоты в эту образовавшуюся яму, и вот уже стали видны - в толще земной коры? - колодца "Каменного Коридора", а вслед за ним и очертания уютной норы на склоне горы в ущелье "Долины Узкого Ручья". "Забор" впустил их в свои владения....
   Конец
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"