Аннотация: Зурбаганский стрелок - взгляд с той стороны. Написан давно, ну ДОСТАЛИ альт-фант. про "россию которую мы потеряли, с хрустом французской булки, до 1917 года". Чуть причесал, решил тоже выложить
Вот уже несколько дней армия генерала Фильбанка стремительно шла на юг. Разбив неприятеля в предгорьях Хассаверта, молодой генерал вместо того, чтобы развивать успех, добивая стоящие перед ним войска Брена, неожиданно повернул свои полки. Но риск был оправдан: железная дорога на Зурбаган была вчера перерезана, и большой богатый город, неприступный с моря, но открытый с суши, лежал всего в одном переходе, пока даже не подозревая о нависшей над ним смертельной угрозе.
Спускалась ночь; разбив лагерь, уставшие солдаты наскоро разводили костры. Кто варил ужин в походном котелке, кто чистил амуницию, кто просто смотрел на огонь, кто вел тихую беседу. Около одного из костров сидели четверо офицеров: полковник Гельвий, майор Крисс, капитан Геслер и лейтенант Егер. Столь тесная компания разных чинов была немыслимой в любой другой армии, но все офицеры Империи выпускались из единственного Сухопутного Корпуса, куда принимались исключительно дети благородных семей, к тому же часто состоявшие в родстве.
-Завтра будем в Зурбагане, господа! - сказал Гельвий - последняя ночь на походном биваке, завтра мы будем спать в мягких постелях!
-Солдат Империи должен стойко переносить тяготы и лишения! - заметил Крисс - укрывшись шинелью на голой земле.
-Брось! - оборвал его Геслер - лично мне этот походный быт без элементарного комфорта тоже порядком надоел!
-Но господа! - вмешался юный Егер - простым солдатам он нравится! Я заметил, что даже там, где была возможность, они предпочитали сон под открытым небом ночлегу под крышей!
Раздался дружный хохот.
-Молодой! - наконец произнес Геслер - ты не попал еще на ту войну! Ты никогда не сталкивался с головорезами из Волчьих Голов? Их излюбленным развлечением было поджигать дома или сараи, где ночевали наши солдаты, до того подперев двери бревном - как мы сами до того поступали со своими бунтовщиками. Правда, тем, кто спал не под крышей, они перерезали глотки, но это все же было лучше, чем сгореть заживо!
-Господа, не будет преувеличивать успехи этих мерзавцев! - сказал Гельвий - наши реальные потери от их подлых ударов исподтишка были не столь ощутимы. Собственный страх был нам большей помехой: подумать только, каждый штаб, склад, мост, железнодорожную станцию в нашем же тылу приходилось охранять ротой, а то и батальоном, курьеров с эстафетой посылали со взводом эскорта! Целые дивизии караулили железнодорожные пути вместо своего прямого дела - неудивительно, что мы проиграли ту войну!
-Но господа, почему же наши Волчьи Головы не занимались тем же самым? - удивился Егер.
На этот раз никто не засмеялся.
-Вам очень повезло, лейтенант! - сказал Гельвий - что вы получили погоны уже после Конвенции! Быть назначенным командовать висельниками, служащими за отпущение грехов, считалось самым страшным и позорным, чему только может подвергнуться офицер - хуже разжалования или начальства над последней обозной командой в самом захудалом гарнизоне. Я знал офицеров, которые стрелялись, получив такое назначение. Мы могли бы набрать по тюрьмам Империи целую армию каторжников, но где взять командный состав - не вешать же на этот сброд витые погоны? Кстати, что это вы там пишете, лейтенант? Не будь мы все своими, я решил бы, что вы строчите донос в Тайную канцелярию!
-А ну-ка! - Геслер ловко выхватил из рук Егера блокнот - господа, да наш юный друг оказывается, рифмоплет!
И он громко прочел вслух:
Грязно-серое небо сочилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца, взвод за взводом, и штык за штыком,
Заполнял за вагоном вагон.
В этом поезде тысячей жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви,
Сила, юность, надежды.. В туманной дали
Были дымные тучи в крови.
-Не надо приукрашивать свои лишения! - заметил Гельвий -- вы, лейтенант, как и все господа офицеры, ехали на войну в мягком вагоне, а не в теплушке на сорок человек. Если же речь идет о нижних чинах, то вы напрасно приписываете серой скотинке способность к высоким чувствам. Поверьте бывалому солдату, отдавшему армии тридцать с лишним лет - это быдло желает лишь самого примитивного: еда, женщины и конечно, сохранение своей подлой жизни.
-Но дальше подмечено правильно - произнес Крисс, заглядывая через плечо Геслера - хотя вряд ли стоило это выпячивать.
И садясь, запевали за здравье одни,
А другие, не в лад, в упокой.
И смеялись они, и бранились они,
И чуть видно крестились рукой. (прим. - в нашей реальности, стихи Блока - В.С.)
Господа, я обращаю ваше внимание, что когда я сегодня утром приказал батальону дружно грянуть "и мы пошли, примкнув штыки - врага коли!" - многие едва мычали, а некоторые и вовсе молчали. Я конечно, наказал виновных, но усмариваю упадок боевого духа в том, что нижние чины охотнее поют про оставленный дом, чем про великие дела, какие им надлежит совершить!
-Упадок дисциплины, как одна из неизбежных издержек -- мрачно заметил полковник - я еще помню ту, прежнюю армию, в которой солдаты не могли и думать, садясь в вагон, петь не в лад и идти вразнобой. В отсутствие офицеров за порядком строго следили вышколенные фельдфебели и унтера - где они сейчас, грозные усачи, одним своим видом внушающие рядовым послушание? Смена рекрутства всеобщей повинностью увеличила число войск, но снизила их качество и боевой дух! Заметьте, что в вашей роте, господин капитан, как и во многих других, при полном штатном составе нижних чинов в шестнадцать унтер-офицеров и двести два рядовых, вместо положенных двух младших офицеров налицо лишь один Егер, не нюхавший еще пороха и что прискорбнее, пока еще не умеющий брать помянутых нижних чинов в ежовые рукавицы. Впрочем, может быть из него еще выйдет толк. Это ваши стихи, лейтенант?
-Нет, их написал поэт Б*** по случаю войны - смутился Егер - он прочел их на литературном вечере, куда мне случилось попасть перед самым отъездом в армию и не отказался вписать мне в блокнот вместо автографа. Господа, это всего лишь мой дневник - все случившееся с начала похода, что достойно внимания. Ведь интересно будет после вспомнить, как все это было - что здесь смешного?
-Смешно, что рано начинаешь мемуары писать! - сказал Крисс, равнодушно возвращая блокнот юному лейтенанту - вот Гельвию надо уже спешить, генералу положено!
-В самом деле, ваше превосходительство! - заметил Геслер - на торжество нас пригласите, господин генерал? Разумеется, в лучшем ресторане Зурбагана.
-Не вижу ничего смешного! - сказал Гельвий - да, я хочу умереть генералом, я давно поставил себе эту цель и добьюсь ее, чего бы это мне ни стоило! Завтра мой полк первым войдет в Зурбаган - и если после этого мне не дадут золотые эполеты, я заказываю на всех самый дорогой обед в лучшем ресторане. А если нет..
-Пари не принимается - заметил Геслер - и последнему болвану ясно, что завтра чины и ордена будут щедро розданы всем. Такая победа никак не может быть не отмечена. Даже те, кого завтра убьют, будут по традиции посмертно произведены в следующий чин с выплатой соответствующего годового жалования семье и упоминания на могильной плите. Так что, господин полковник..
-Между прочим, господин капитан - заметил Гельвий ледяным тоном - сам Фильбанк годами не старше меня, а чином до недавнего времени был младше!
Эта история уже стала легендой. В прошлую войну, при штурме неприступной Кременецкой крепости, капитан Фильбанк первым взошел на валы форта "Циклоп" - ключа к вражеской обороне; в его роте живых осталось тринадцать человек из двухсот. "Капитан, вы удивили меня - так и я вас удивлю!" - сказал император, вешая на грудь Фильбанку Бриллиантовую Звезду с мечами, орден, по статуту своему положенный только генералам. Впрочем, штаб тоже оказался на высоте - не успели высохнуть на Указе чернила высочайшей подписи, как был уже готов приказ о производстве Фильбанка в генерал-майоры.
-Именно поэтому награды и чины должны раздаваться особенно легко - цинично заметил Геслер - господа, неужели вы не понимаете, отчего именно Фильбанка назначили командовать этим парадом? Или он одержит победу и все перестанут смотреть на него, как на выскочку, или сломает себе шею вместе с карьерой. Оттого победа должна быть как можно более блистательной и шумной.
-Вы оскорбляете достоинство генерала! - вспылил Егер - он же все-таки наш командир.
-Оскорбляю? - удивился Геслер - представь что завтра мы войдем в Зурбаган вовсе без боя. Ставлю ящик коньяка, что лично вы, господин лейтенант, будете писать своим родителям и невесте, как со шпагой в руке вели солдат на штурм, над головой свистели пули, и смерть косила людей вокруг. Пари?
-Не принимаю - покраснел Егер - но ведь это же просто невинная ложь. От нее же нет никакого вреда.
-Тебе нужна ложь, чтобы выглядеть героем перед невестой, а генералу перед императором - заметил Геслер - и от этого тоже нет вреда, особенно для всех нас!
-Господа, хоть вы мне и друзья, но иногда просто противно вас слушать! - вмешался Крисс - неужели мы сражаемся только за награды и чины, как презренные наемники?
-А что ты завтра будешь кричать солдатам, поднимая их в атаку? - заинтересованно спросил Геслер - "за Отечество и за императора!", или "в городе вино и бабы - кто жив останется, гуляй!"? Конечно, мы за Конвенцию и гуманизм - но ведь нижним чинам тоже надо поднять боевой дух, а штурм многое спишет!
-Господа, но это же нижние чины! - воскликнул Крисс - в отличие от нас, они неспособны к высоких духовным порывам! Но мы-то должны понимать, что победа нужна не только ради наших наград! Сейчас как никогда нашим девизом должны быть слова - победа или смерть!
-Почему!? - удивился Гельвий - наша армия одерживает победы, в тылу спокойствие и порядок, промышленность и торговля процветают, хлеб дешев, деньги устойчивы! Империя никогда еще не была в таком величии - особенно после всех недавних потрясений и смут!
-А вы помните, что было послужило причиной тех потрясений? - мрачно спросил Крисс - когда такие как вы, господин полковник, сгоняли с земли арендаторов; где раньше кормились сто человек, стало достаточно десяти с новомодными машинами, а остальным предлагалось убираться куда угодно. Не желая подыхать с голода, мужики хватались за вилы и жгли замки вместе с их хозяевами. История повторяется, господа: сейчас даже в самых богатых провинциях на каждом клочке земли сидит вдвое больше людей, чем может прокормиться - и они еще счастливы по сравнению с теми, кто не имеют и того!
-Но дешевый хлеб в изобилии! - сказал Егер - все должны быть сыты и довольны!
-Хлеб в изобилии в закромах хлеботорговцев! - ответил Крисс - и дешев он оттого, что труд землепашцев стоит еще меньше! Мы же все вместо прокормления бедняков, тратим целые состояния на банковские спекуляции, роскошную жизнь, и просто карточные проигрыши! Наше процветание напоминает мне пир во время чумы, господа!
-Да вы революционер! - с неодобрением воскликнул Гельвий - не будь вы моим другом..
-Вы донесли бы в Тайную канцелярию? - усмехнулся Крисс - господин полковник, там уже лежит мой рапорт, где я утверждал то же, что говорю сейчас вам. Мы не сможем дальше сохранять наш прежний образ жизни, и надеяться удержать в повиновении голодное быдло! Или нам придется поступиться нашими привилегиями, или мы должны что-то делать. Тогда, усмирив беспорядки, император нашел гениальный выход, направив возмущение и надежды черни вовне. Лейтенант, вы помните манифест перед той войной?
-"В то время, как наша страна в течении веков, не жалея сил, защищала собой всю Европу, сопредельные государства бесстыдно обогащались" - продекламировал Егер - "во имя восстановления исторической справедливости..".
-Именно так! - воскликнул Крисс - взгляните на нашу историю: именно мы были народом-воином, в то время как торгаши обогащались за нашей спиной, захватывая бесхозные земли! Господа, мы не агрессоры - мы требуем от соседей всего лишь справедливую плату за несколько веков покоя! Захват новых земель позволит нам успокоить простолюдинов, не поступившись ничем своим! В противном случае нас ждет новая смута, еще более страшная, чем та. И подавить ее так легко не удастся: нашими же стараниями сегодня быдло обучено владению оружием и воинской дисциплине, а армия состоит из той же черни и потому ненадежна.
-Вы, господин майор, богаче нас троих вместе взятых - заметил Геслер - поэтому вы можете позволить себе биться за идею! Что лично до меня - я предпочитаю далеко не заглядывать. Когда в новую область Империи будет назначен крайслейтер - ему потребуются чиновники. Надеюсь среди них найдется место для скромного армейского капитана, у которого к сожалению, нет ни миллионного состояния, ни высоких покровителей, ни родового имения. Пока нет.
-Скучная экономика, господа -- сказал Крисс -- так вышло, что я, ради забавы слушал курс в университете. Но позвольте утомить вас еще немного: как вы знаете, доход казны Империи складывается из подушной подати с низших сословий, монополии на некоторые товары, как на спирт и соль, таможенных пошлин -- и контрибуции с побежденных! Но как я уже сказал, быдло сейчас доведено до того, что недоимки стали массовыми, и мужичье даже соль для собственных нужд не в силах покупать, не то что заморские товары, облагаемые пошлиной. И даже благородные сословия вынуждены ограничить потребление, так как недополучают плату с арендаторов, или не могут продать товар со своих фабрик. Итого -- или казна получит сейчас значительное вливание извне, или начнется бунт. При победе в войне - чернь будет расселена по новым землям, где сможет наконец нормально работать и платить подати -- а то выбивать их с помощью карательных армейских команд становится чертовски дорогим делом, ну какой хозяин станет истреблять собственную рабочую скотину?
-Я слишком хорошо помню прошлую смуту -- заявил Гельвий - как мы бежали: мой отец, заслуживший в сражениях Бриллиантовый и два Золотых креста, моя мать, которую на придворных балах приглашал на вальс сам император, и я, ничего не понимавший и напуганный мальчишка. Мы бежали в грязи, под дождем и ветром, в чем были - а сзади ревела пьяная толпа. По мне, так даже жаль, что завтра не будет самого кровопролитного сражения -- чем больше сдохнет этой сволочи, тем лучше, народятся еще. Причем в первую очередь сдохнут самые буйные, самые смутьяны. Когда вас потащат к дереву с веревкой на шее, никакие экономические выкладки не будут иметь цены, господин майор! И тогда вы вспомните мои слова - по мне, лучше уж погибнуть в сражении, чем быть растерзанным озверелой чернью!
-Господа, не ссорьтесь! - вмешался Егер - если каждый из нас выполнит свой долг, так ли важно, какими мотивами он будет руководствоваться?
-Так не находите, что в этом смысл войны, в наши цивилизованные времена -- сказал Крисс -- перераспределять богатство между странами, по высшей справедливости силы, а заодно взаимно уменьшать число лишних ртов? Война стала подобием спорта, к удовлетворению всех сторон, кроме черни -- но кто и когда спрашивал ее мнение?
Егер отдал приказ, солдат подкинул в огонь хворост. Костер вдруг вспыхнул неожиданно ярко, ослепив всех, высвечивая пространство на несколько шагов вокруг. А за границей света тьма стояла стеной, сквозь которую мелькали догорающие огни военного лагеря и смутные тени занятых своим делом солдат.
Разговаривать дальше как-то не хотелось, и Егер задумался, раскрыв блокнот, куда он записывал и зарисовывал все, что казалось интересным. События, о которых говорил Крисс, не коснулись фамильного замка его семьи, и лишь дворовые люди шепотом, как страшные сказки, рассказывали об усмирении деревень в соседних уездах, безжалостно сжигаемых со всеми людьми. Считая себя образованным гуманистом, Егер ни разу еще не поднял руку на человека - девятнадцатилетний мечтатель, он больше всего любил историю, литературу и живопись, его не прельщала даже военная карьера, но он помнил гнев своего отца, когда тот услышал о желании сына.
-Мы окружены врагами, мечтающими нас поработить; все эти писатели, художники, ученые, торговцы могут заниматься своим делом, лишь пока солдаты охраняют их покой! - внушительно сказал старый фельдмаршал - военная служба была, есть и будет самым почетным занятием для мужчины: докажи, чего ты стоишь, получив хотя бы капитанский чин, а там делай, что хочешь!
До сего дня война казалась Егеру увлекательным приключением. Прибыв в полк перед самым походом, он не видел еще ни одного врага, ни разу не обнажил шпагу и ни в кого не стрелял; ночевки у костров на голой земле были ему наибольшим неудобством, и он не знал еще страха смерти или ранения, как житель степи не знает страха утонуть. С восхищением внимая рассказам бывших в боях товарищей, он уже видел в мечтах вход победителем в захваченные города, ордена, триумфальное возвращение домой - в новеньком мундире с погонами из серебрянного шнура, сабля на боку - и навстречу выбегает она, графиня Эльза, восемнадцатилетняя красавица и единственная наследница огромного состояния, обещавшая ему, Егеру, свою руку и сердце - и глаза ее сияют восторгом.
-Слушай, молодой! - толкнул его в бок Геслер - дам тебе хороший совет. Как говорят по эту сторону границы - не дели шкуру неубитого медведя! Иногда бывает очень больно разочаровываться.
-Почему? - спросил Егер удивленно - вы думаете, господин капитан, что мы можем завтра проиграть?
-Фильбанк поставил на одну карту все состояние! - пожал плечами Геслер - опытные игроки так не поступают, даже если эта карта - козырной туз. И против туза может выпасть джокер: всегда можно столкнуться с чем-то непредвиденным. А у нас на руках - даже не туз!
-Объясните! - потребовал Егер - известно, что Брен никак не успеет подойти к Зурбагану раньше нас, а в городе нет ни сильного гарнизона, ни укреплений! И мы перерезали железнодорожное сообщение, оборвали телеграфные провода..
-А также сам Фильбанк приказал повесить телеграфиста, хотя тот вряд ли был шпионом - продолжил Геслер - генерал нервничает, словно сам не уверен в успехе; он орет даже на офицеров из-за сущих мелочей. У нас нет осадной артиллерии, только несколько легких батарей, едва могущих разрушить даже полевые редуты. Обоз слишком мал: провианта и боеприпасов явно не хватит для длительной осады. Что же до живой силы, то в Зурбагане нет войска, зато есть каторжная тюрьма: на месте коменданта я бы плевал на Конвенцию и набрал бы Волчьих Голов. А если ставка на внезапность не оправдается и мы не ворвемся в Зурбаган прямо с марша - наша карта окажется битой.
-И что тогда? - растерянно спросил Егер.
-Об этом пусть думает Фильбанк - усмехнулся Геслер - что же лично до меня, то я никогда не ставил лишь на одну карту, какой бы привлекательной она не казалась. Так что, если ты действительно хочешь вернуться домой живым, держись поближе ко мне и подальше от них - он кивнул в сторону Крисса и Гельвия, вяло продолжающих разговор.
Утро в лагере началось с досадного происшествия. Несколько нижних чинов были найдены зарезанными, оружие и патроны их пропали. Так как даже в прошлую войну Волчьи Головы не забирали у убитых винтовки, эта выходка была приписана партизанствующим крестьянам. Было решено после взятия Зурбагана в целях устрашения сжечь пару близлежащих деревень, после чего об этой мелкой неприятности готовы были забыть, когда солдаты привели какого-то мужика, собиравшего в лесу хворост. В полном соответствии с Конвенцией был создан трибунал из господ офицеров который, за неимением других обвиняемых, признал задержанного шпионом и приговорил к повешению. Так как из всех присутствующих один Егер не пролил еще крови врага, чтобы стать в глазах товарищей настоящим солдатом, именно ему поручили привести приговор в исполнение. Он медлил - не потому, что был малодушен, а оттого, что в первый раз держал в руках чью-то жизнь.
-В прежние времена в рыцарских семьях детям давали вырастить щенка, кота или кого еще - назидательно сказал Гельвий - а когда отрок взрослел, ему приказывали самому убить своего питомца; считалось, что только тогда не дрогнет рука убить и врага. Лейтенант, не будьте интеллегентом! Безвинного зверька убивать конечно жалко, но - вражеского шпиона, и не самолично, а лишь приказать нижним чинам! О, Творец Единый, как упали нравы!
-Что будет, если я откажусь? - спросил Егер.
-Да в общем-то ничего! - заметил Гельвий - в старые времена отрока с позором бы выгнали из замка, ну а вас - когда придет время повесить вам капитанские погоны, начальство всего лишь задумается лишний раз, стоит ли?
Егер отдал приказ и отвернулся. Кто-то протянул ему фляжку коньяка, кто-то поздравил с первым убитым врагом, и через минуту все, кроме Егера, о происшедшем забыли. Роты строились к походу; офицеры орали на сержантов, сержанты на ефрейторов, ефрейторы на солдат. На белом коне проехал сам Фильбанк; лицо его было мрачно.
Фильбанк окинул взглядом строй. Солдаты, как положено по уставу, молодцевато ели глазами начальство, молодые лейтенанты глядели восторженно, но некоторые офицеры смотрели с плохо скрытой ухмылкой.
-Шомпол в глотку проеденным молью старцам из Генштаба! - думал генерал - для такой кампании нужны были не одна а две армии: одна сдерживала бы неприятеля в Хассавере, прикрывая фланг другой, идущей на Зурбаган может быть и не столь стремительно, но неотвратимо. Но этим престарелым кретинам в эполетах чистота их касты дороже победы: им важнее испытать, что я стою, словно сейчас экзамен в Корпусе, а не настоящая война! Будто я не знаю, о чем говорили на привале мои же офицеры, не понимающие, где кончается стратегия и начинается политика - едва Брен залижет раны, его войска ударят мне в тыл; у меня нет времени ни для осады, ни для тщательно подготовленного штурма, так что артиллерия и обозы были бы все равно лишь ненужной помехой. Как только береговые форты будут взяты, в порт войдут пароходы с подкреплениями; вся надежда на то, что удастся ворваться в Зурбаган мгновенно; но если этого не будет - останется только спешно отходить к границе, молясь, чтобы Брен не успел нас перехватить. Весь наш поход -- это авантюра, кавалерийский наскок, набег пиратов за добычей, но у меня не было выбора! Мои шпионы докладывают, что гарнизон Зурбагана слаб, а укрепления с суши отсутствуют - если они ошиблись, я всех их повешу! Однако, пора командовать к походу!
Полк Гельвия шел первым. Блестели штыки, земля дрожала от топота ног. Егер смотрел на тысячный строй, наполняясь весь гордостью после неприятного осадка на душе. Он чувствовал себя частицей громадного тысяченогого и тысячерукого организма, единой волей идущего к поставленной цели - великой цели, с которой сливалось воедино его "я", которую будут в веках воспевать потомки, как знаменитый Кременецкий марш - "и мы пошли, примкнув штыки -- эх, наших знай!" не позволит забыть о той легендарной атаке Пятьдесят Первого полка, расстрелявшего в бою все патроны, но не отступившего ни на шаг.
-Генерал умен! - сказал державшийся в стороне Геслер - отчего именно наш полк поставили в авангард? У нас много запасных и не нюхавших пороха новобранцев - материал, которого менее всего жалко.
-Господин капитан! - отрезал Егер - вы говорите так, будто не уверены в нашей победе!
-Я хорошо помню, какой ценой дается иная победа! - ухмыльнулся Геслер -- тогда, под Кременцом, я был мальчишкой-вольноопределяющимся, и тоже думал, как ты. Слава Единому, ума хватило вперед не лезть -- насмотревшись, как утром свежий, еще не бывший в бою полк полного состава браво марширует на позиции -- а вечером после атаки из его остатков формируют сводную роту, чтоб завтра попробовать еще раз!
Всходило солнце, в ущелье становилось все светлее; красные мундиры солдат и белоснежные, господ офицеров, выделялись на фоне серо-голубоватых склонов, отблескивали штыки и стволы винтовок, вилось над строем черно-желтое знамя. Когда-то оно было черно-желто-красным: черный и желтый символизировали два великих народа Империи, а красный -- кровь, пролитую во имя их единения, но после беспорядков император повелел убрать красную полосу, которую восставшие делали своим знаменем, часто просто отрывая от флага две других.
-Сегодня мы пройдем по Зурбагану с фанфарами и пением того знаменитого марша - сказал Крисс - эх, наших знай! Эта песня возбуждает: от нее хочется шалеть, звереть и бросаться вперед, как не боящиеся оружия легендарные берсерки! Штаб-капельмейстер не даром получил за нее Дубовые листья с Мечами. Хотя для поднятия боевого духа были бы хороши и "Гроб на лафет" или "В прицеле враг, в стволе патрон" - если бы их сочинили мы, а не они.
-"В прицеле враг" у них сочинил не штаб-капельмейстер, а сами солдаты - буркнул Геслер - улавливаете разницу, господин майор?
Дорога становилось все уже, и вдруг ее перегородило препятствие. Каменная гряда, чуть выше роста человека, тянулась поперек пути; она совсем не была похожа на укрепление, никого не было видно ни около нее, ни за позади.
-Обвал! - сказал досадно Гельвий, вскидывая вверх руку - стой!
Протрубил рожок, колонна остановилась.
-Если это обвал, то почему мы не слышали грохота? - удивился Крисс - вчера вечером дозорные доложили, что дорога свободна!
Но Гельвий уже направился к гряде, прикидывая, насколько это задержит продвижение армии. Крисс поспешил за ним. Егер хотел было присоединиться, но Геслер схватил его за рукав.
-В чем дело? - удивился Егер, пытаясь освободиться.
-Мне это что-то не нравится! - ответил Геслер, отодвигаясь к краю скалы - еще совет, молодой: будь осторожен - и останешься жив!
Вдруг за грядой мелькнули слабые, совсем нестрашные на вид вспышки, раздался сухой треск. Гельвий и Крисс упали на дорогу и лежали, не шевелясь. Геслер, таща за собой Егера, стремительно бросился за скалу. Кто-то совсем рядом закричал и смолк - обернувшись, Егер увидел мертвого солдата, упавшего на то самое место, где они с Геслером только что стояли.
-Ты цел? - озабоченно спросил Геслер - да не высовывайся, молодой, если жить хочешь!
Лишившиеся командиров и не слышащие никаких приказов солдаты растерялись. Это действительно были неопытные, почти не обученные волонтеры, а не бывалые ветераны той войны; они стояли, сбившись толпой, хотя пули врага валили людей одного за другим. Егер видел, что те, кто стоял с края, оглядывались на прижавшихся к скале офицеров с тоской и надеждой.
-Назад! - заорал он - укрыться!
Строй моментально рассыпался, стараясь добежать до спасительного поворота ущелья. Это удалось не всем. Геслер озабоченно отряхивал от пыли мундир.
-Теперь смотри и учись, лейтенант, как добываются награды и чины! - обратился он к Егеру и ткнул пальцем в ближайшего солдата - ты! Пойдешь и принесешь знамя!
Солдат был уже не молодой, наверное - отец многочисленного семейства, не кадровый - взятый из запаса. Ему было страшно, но отказ подчиниться приказу офицера на поле боя считался изменой, за что семья в лучшем случае, высылалась из перенаселенных, но хотя бы теплых краев - в холодные и бесплодные северные пустоши; при гибели же семье полагалась пенсия. Пуля врага может пролететь мимо - но петля по приговору не минует шеи, и солдат сделал шаг вперед.
-Винтовку оставь, болван! - посоветовал ему Геслер - и возьми белый платок - может, примут за парламентера!
С той стороны донесся треск одиночного выстрела. Посланный не вернулся. Геслер озабоченно посмотрел назад.
-Ты! - ткнул он пальцем в другого солдата - принести знамя!
-Вы посылаете его на верную смерть! - сказал Егер - зачем губить солдат?
-На то и война! - рявкнул Геслер - чтобы они гибли! Впрочем, вы правы, лейтенант: одного его просто убьют.
Он обернулся к роте.
-В атаку вперед, марш!
Егер выхватил шпагу, готовый встать во главе строя. Геслер едва успел оттащить его назад.
-Жить надоело!? - тихо прошипел он - наши жизни принадлежат Империи, лейтенант, они в стократ ценнее, чем у них!
С нестройным криком строй ринулся вперед, ощетинившись штыками. Выбранный Геслером солдат успел подобрать знамя и помчался назад, волоча полотнище по земле и радуясь, что уцелел. А с той стороны раздавался частый перестук выстрелов, и люди беспорядочно метались под пулями, падали один за другим, пока не повернулись и побежали.
Подъехал Фильбанк со свитой. Геслер доложил ему, что случилось.
-Варвары -- сказал генерал -- прицельно стрелять в офицеров! А кто спас знамя?
-За спасение знамени внести этого храброго офицера в наградной список! Примите батальон несчастного Крисса, господин майор, а роту сдайте лейтенанту!
Геслер тихо сказал Егеру:
-Вот я и майор - а ты, попомни мое слово, этот день кончишь капитаном! Не как в мирное время - два года выслуги для производства в следующий чин!
Егер хотел ответить, и не нашелся. Фильбанк обернулся к нему.
-Вы хотите что-то сказать, лейтенант?
-Нет, господин генерал! - выдавил Егер - только жалко людей, этих солдат!
-Запомни, господин лейтенант: солдаты здесь только мы - опора Империи, военная каста, служащая ей пятьсот лет - сказал Фильбанк - нижние чины же не солдаты, а расходный материал, НАШ расходный материал, такой же как патроны. И если ты думаешь иначе, ты никогда не станешь полководцем! Ясно?
Несколько последующих атак захлебнулись так же, как и первая. Как ни орал ободренный Геслер на солдат - ущелье было слишком узким, стены его крутыми, и невозможно было ни обойти укрепление врага, ни развернуться в боевой порядок. Взбешенный Фильбанк вскочил на коня, взмахнул шпагой, словно грозя невидимому противнику и, круто развернувшись, поскакал назад, за ним последовал весь его штаб.
-Если бы один из нас возглавил атаку, мы бы победили! - воскликнул Егер - вместо этого мы прячемся за спинами рядовых! Что подумают они о своих командирах - будут считать нас трусами?
-Плевать что они подумают, пусть только попробуют не подчиниться! - отозвался Геслер, закуривая сигарету - устав забыл, лейтенант? "Командир должен управлять ходом боя, отдавая грамотные своевременные приказы; поступая иначе он виновен в нарушении воинского долга". Молодой, я просто хочу вернуться домой живым, при орденах и эполетах!
-А они? - Егер кивнул на сбившихся в кучу солдат.
-А уж кому вернуться, а кому умирать, здесь решаю я! - цинично заметил Геслер - к моему и твоему счастью, лейтенант!
Вернулся Фильбанк со свитой, ведя за собой батарею пушек. Солдаты воспрянули было духом, но капитан-артиллерист, осмотрев позицию, заявил что место крайне неудобно. Только одно орудие могло стать напротив вражеского укрепления прямо под прицелом метких стрелков неприятеля, которые легко перебили бы всю прислугу, не дав ей сделать ни одного выстрела. Какой-то штабной чин заявил, что на то и война, чтобы солдаты гибли, на что артиллерист резонно заметил, что если сиволапую пехтуру можно набрать в любой деревне и вымуштровать за неделю, то грамотные канониры -- товар более редкий и дорогой, чтобы так подставлять их под пули. А кроме того, даже легкие гранаты в узком и крутом ущелье могут вызвать обвал, окончательно перегородив путь! Артиллерист был совестливым человеком и искренне жалел своих подчиненных. Фильбанк зло махнул рукой, отсылая капитана прочь, и обвел взглядом офицеров.
-Какие будут предложения, господа?
Егер почувствовал, что настал его час. Он сделал шаг вперед.
-Господин генерал, укрепление противника может быть взято стремительным броском. Однако, не видя перед собой никого из командиров, солдаты не идут на штурм с должной решимостью и быстротой. Я не сомневаюсь, что победа будет обеспечена, если следующую атаку возглавит один из нас.
Егер сделал паузу. Геслер смотрел на него с откровенной ненавистью. Не замечая его взгляда, Егер продолжил:
-Разрешите, господин генерал, мне принять на себя эту честь!
-"Командир должен управлять ходом боя, отдавая грамотные своевременные приказы; поступая иначе он виновен в нарушении воинского долга" - отчеканил Егер - господин генерал, здесь и сейчас, где нет возможности маневра и обхода а обстановка предельно ясна, управлять боем можно только приказав - вперед! И шпага в руке командира перед строем солдат - больший приказ, чем какой бы то ни было. Здесь нет нарушения ни духа, ни буквы устава..
-Гибель каждого из нас невосполнима для Империи! - оборвал его Фильбанк - вы знаете, лейтенант, что формирование новых полков сдерживается сейчас не нехваткой людей и оружия, а недостатком офицеров - это у черни даже десятеро детей не редкость, благородные же семьи часто сегодня и вовсе бездетны! Ничего не поделать - плата за чистоту крови! - тут Фильбанк понизил голос - молодой человек, я ценю ваш порыв, но не хотел бы после объясняться с вашим отцом, послав вас на смерть! Если вы хотите показать свою храбрость, вы уже сделали это, высказав свое предложение при всех нас - отныне вы капитан! Но не будете же вы столь опрометчивы, чтобы поступить так на самом деле!
-Но вы, господин генерал, поступили так же у форта "Циклоп"! - воскликнул Егер - вы первым взошли на стену..
-Я был первым из офицеров, взошедших на стену форта -- тихо ответил Фильбанк - после того как там легла почти вся моя рота. Мне тогда неслыханно повезло: война складывалась неудачно, и обществу нужны были герои. Но надеюсь что вы, как человек чести, оставите наш разговор между нами, тем более что вы подали мне хорошую идею. Идите, капитан Егер, и постарайтесь скорее избавиться от глупых иллюзий, если вы хотите спокойно дожить до старости и умереть в своей постели!
И Фильбанк стремительно отошел, оставив Егера стоять в задумчивости. Снова подозвав артиллериста, он распорядился поставить батарею за поворотом, где ущелье расширялось.
-Пусть эти трусы знают, что сзади спасения нет! - приказывал он - если они опять побегут, стрелять картечью!
Егер хорошо знал историю своей страны. Когда земля от моря до моря пылала от набегов жестоких степных варваров и северных пиратов, самые лучшие, самые храбрые, самые достойные брали мечи и становились рыцарями. Их было так немного, что первые короли, не ставшие еще императорами, знали все свое войско по именам - ведь чтобы прокормить и вооружить одного рыцаря, нужен был труд сотни пахарей, кузнецов и ремесленников. Сотня людей, беззащитных перед саблями и арканами варваров, выставляла единственного защитника - и позор был тому рыцарю, кто об этом забудет! Хотя дети рыцарей считали за честь путь своих отцов, в то время стать воином мог каждый, в ком была горячая кровь и дух воина. А любая девушка и даже жена была счастлива, если герой обращал внимание на нее - и на место павших бойцов становились другие, потому что и тогда велик был народ, страну населяющий, и не переводились в нем храбрецы и удальцы.
Так неужели потомки тех рыцарей сейчас превыше всего ценят собственную жизнь, гоня на смерть тех самых крестьян, за покой которых их предки не щадили себя - думал Егер в смятении - неужели суровые воины превратились в торгашей, заполнявших невиданной роскошью старинные замки, но твердящих при этом о древних традициях и привилегиях, за которые их предки платили кровью? Ведь как пишут в книгах, в древние времена позором для рыцаря считалось умереть в своей постели иначе, как от ран. Когда приходила дряхлость, состарившийся ветеран выезжал на последнюю свою битву, надеясь прежде собственной гибели убить еще нескольких врагов. Беспощадные к врагу, рыцари были прежде всего беспощадны к себе. Жилищами их были крепости-замки, а не роскошные дворцы; на столе их было лишь то, что отдавали благодарные поселяне. Готовый завтра погибнуть, рыцарь не копил богатства - жизнь его была занята битвами, походами, военными упражнениями, но отнюдь не торговлей и ростовщичеством!
Нет, Егер никому не откроет, что подвиг Фильбанка оказался мифом. Даже миф будет вдохновлять других; совершенный же реально - будет вдохновлять вдвойне, втройне! Честь рыцарства будет спасена; может быть, погрязшие в роскоши и богатстве устыдятся своего падения и вернутся к освященным древностью идеалам.
"Жизнь каждого из нас нужна Империи"? Да, но жизнь рыцаря, а не труса - докажи же, лейтенант, что ты не трус, не тварь дрожащая, а рыцарь. Вот он, твой форт "Циклоп" - совсем не страшный на вид: нет ни глубокого рва, ни высоких стен с амбразурами, извергающими огонь, ни пушек - всего полсотни шагов до совсем невысокой, невзрачной каменной гряды, за которой прячутся несколько стрелков. Всего полсотни шагов во главе роты, на глазах у генерала и всех штабных - и ты герой, заслуженно могущий принять и чин, и награду, и уважение отца, и любовь прекрасной графини. Так чего же ты ждешь, лейтенант, которому так хочется стать капитаном -- но высокий воинский чин - не чаевые, чтобы принять его так!
Егер выхватил шпагу.
-Солдаты! - крикнул он - за мной! Не останавливайтесь и не бойтесь смерти - лучше погибнуть со славой, чем жить в грязи! Я поведу вас сам, я пойду впереди вас. Не отставай, ребята!
Он посмотрел на солдат. Худые лица, мозолистые руки - да, явно не кадровые, а волонтеры, крестьяне центральных провинций, судя по возрасту - отцы семей, ставящие ради их благополучия на кон свои беспросветные жизни. Кому-то повезет вернуться живым и с медалью, дающей право на клочок земли или снижение налога; кому-то не повезет - и в его дом войдет чиновник, чтобы выяснить, не превосходят ли доход и богатство вдовы с детьми предела, до которого положена пенсия. Офицеры стояли поодаль, как в немой сцене. Мелькнуло лицо Фильбанка; не дожидаясь, пока генерал отдаст приказ, Егер выскочил из-за поворота на открытое место и взмахнул шпагой. На мгновение его охватил ужас - вдруг не послушают. Но тут же он услышал позади топот сотни ног, обутых в подкованные сапоги. Не оборачиваясь, он бросился вперед, навстречу укреплению врага, из-за которого блекло замелькали такие нестрашные на вид вспышки.
На земле лежали тела, их было много. Кто-то из них был еще жив - пока по нему не прошлась сапогами атакующая рота. Простите, люди! - думал Егер, стараясь перескакивать через трупы, но все же иногда наступая - во имя победы! За новые территории, за надел земли каждому, за мир и согласие в стране. За большое богатое поместье, где будут жить они с Эльзой, окруженные счастливыми арендаторами, за возвращение времен, когда все сословия жили в согласии, каждое занимаясь своим делом! За новый расцвет и благо Империи!
Пули свистели над головой, но ни одна пока не задела Егера, словно он был заговорен. Сладкий аромат победы казался уже ощутимым; Егер рвался вперед, потрясая шпагой, перекосив рот в крике; ярость боя вытеснила страх, он казался себе рыцарем, мчащимся с копьем наперевес на орду варваров-сарацин; враги были такими ничтожными и нестрашными. Сейчас его солдаты морским валом перехлестнут через эту смешную преграду и поднимут на штыки всех ее защитников. Каменная гряда была уже рядом - и вдруг на самый верх ее вылез человек с винтовкой и встал в полный рост. Само его появление, и его движения - уверенные, даже не слишком торопливые - настолько не вязались с картиной победной штыковой атаки, что Егер оглянулся.
Он был один - совсем один. Все его солдаты лежали мертвыми и умирающими на камнях вдоль ущелья. Он один стоял перед вражеским укреплением с бесполезной шпагой в руке. А человек с винтовкой, в штатской одежде, до глаз заросший черной бородой, похожий на бандита с большой дороги, но никак не на солдата регулярной армии, смотрел на него сверху вниз. Рядом появился еще один, тоже в штатском, такого же бандитского вида.
-Волчьи головы! - с ужасом понял Егер - разбойники, душегубы, звери. Не признают воинской чести, пытают для своего удовольствия.
Он бросил бесполезную шпагу и схватился рукой за кобуру, отчетливо понимая, что не успеет. Из винтовки чернобородого вырвалось пламя, и земля вдруг качнулась навстречу и ударила Егера в лицо.
Он удивился, что ему не больно. Только от живота полз вверх ледяной холод, невозможный в разгар лета, и ноги совсем не ощущались. На душе было странное спокойствие, которое наступает, когда уже совсем нечего бояться; мысли приобрели небывалую ясность и отстраненность.
..И возгордились рыцари, и сказали - мы пастухи, а они стадо; и забыли они, что сами - плоть от плоти народа, что и те, кто не могут меча удержать - тоже братья их и сестры. И стал почетный долг привилегией - только дети рыцарей считались отныне рыцарями, тольк они могли брать в руки мечи. И сказал первый император, принявший этот титул: государство - это я и мои верные вассалы! И поняты были эти слова так, что только рыцари полагались народом, людьми, прочие же считались рабочей скотиной! И забыт был древний долг: как пахарь запрягает в плуг вола, так и рыцари охотно сняли прежнюю опасную заботу со своих плеч. Сохранив свои права и привилегии, они легко забыли об обязанности; рассуждая о преимуществах благородной крови, они забыли, чем за это должно платить.
Холод подобрался к груди словно ледяной рукой. Егер попытался приподняться. Он боялся не столько смерти, сколько того, что не успеет додумать и понять - за что и почему. Но голова была пока еще на удивление свежей, и мысли текли так же быстро.
-И вот она - расплата! - понял он - мы ели, пили, вели утонченные беседы, веселились в своих дворцах, как безденежный гуляка у стойки трактира радуется кружке, не зная или не думая, что его долг аккуратно записывается в книгу. Мы просто вымираем - так как только благородная кровь может быть достойной парой в семье, родственные браки у нас - обычное дело, все со всеми в милом родстве, ездят на обеды. Но плата за такую чистоту крови - мертвые дети, или калеки и уроды; древние доспехи, висящие на стенах замков, носили богатыри, нынче же крепкое сложение детей вызывает толки соседей, что подлинным отцом был конюх или слуга! Но нам не удастся даже умереть спокойно: мы сами выкормили зверя, который нас сожрет. Зверь, которого все время бьют, еще больше дичает и свирепеет. Это мы сделали из гордого народа быдло, чернь, мразь; не станет нас - они не построят свой мужицкий рай на земле, а будут только все жечь и разрушать, как во время бунта они, ворвавшись в имения, выкалывали глаза породистым лошадям серебрянными вилками и несли в нужник книги из библиотеки. Захвати мы эту землю, ничего бы не изменилось, потому что остался бы старый порядок, который насквозь прогнил и вот-вот рухнет. Наше падение будет скорым -- и страшнее, чем гибель Рима.
Он представил разъяренную толпу с дубьем, врывающуюся в кабинет отца, в спальню матери, в гостиную Эльзы. И успел еще порадоваться, что сам этого не увидит.