Савчук Александр Анатольевич : другие произведения.

Лека

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    новелла 13

  
   "Ассорти".
  
  Водка 10 мл.
  Виски 10 мл.
  Коньяк 10 мл.
  Джин 10 мл.
  Сладкий вермут 20 мл.
  Мартини 10 мл.
  Малиновый ликер 10 мл.
  Земляничная наливка 20 мл.
  Колотый лед.
  Шейкер, высокий стакан.
  "гарнир" - дольки фруктов на шпажке.
  
  
  
  Новелла тринадцатая
  
   Лёка.
  
   Не знаю выше интереса,
   чем вечных слов исполнить гамму
   и вывести на путь прогресса
   замшело нравственную даму.
   Игорь Губерман
  
  
   Ночь первая
  
   Когда мы с моим товарищем Кондратом пробрались на территорию консервного завода, воспользовавшись для этой цели хитроумным, мало кому известным, но вполне удобным лазом в заборе, мои часы показывали 11.30. Вечера, естественно.
   Мы знали, что через 30 минут произойдет пересменка, и тогда работники второй смены, а трудились тут по большей части студенты и студентки, уступая коллегам свои рабочие места из третьей смены, повалят гурьбой через проходную к автобусам, уже стоявшим в ряд у заводской конторы. Затем автобусы отвозили их в студенческий городок. А там душ - если, конечно, хватит на это сил, - а затем спать! спать! спать! Что и говорить, устают ребята и девушки, работая как взрослые, посменно.
   Что же касается нас, меня и моего партнера по амурным делам Кондрата, то наша вторая смена к этому часу только начиналась, - так мы называли наши почти ежевечерние вылазки сюда с целью знакомства с девушками, и ближайшие полчаса мы должны были потратить именно на это, на знакомство.
   Период, включавший в себя сентябрь и октябрь месяцы, считавшийся у студентов трудовым семестром, по срокам был совмещен с плодоовощным сезоном в наших южно-молдавских краях, поэтому на местном консервном заводе, во всех его многочисленных производственных подразделениях и, а также на полях и в садах близлежащих совхозов и колхозов сейчас трудились многие сотни девушек-студенток. Да, именно девушек, а вот ребят тут было совсем мало, так как они в большинстве своем, организуясь в стройотряды, уезжали на Север страны, где, строя поселки, города и дороги, можно было заработать гораздо больше денег, чем на юге.
   Ну а там, где мало парней и много девушек, нам с Кондратом, искателям легкой любви, было самое место: вот уже второй год подряд мы выбирали себе подруг - или, другими словами, партнерш для развлечений - именно здесь, на консервном заводе. В прошлом году, к примеру, тут в этот период трудились студентки медицинского института, а в этом году их сменили студентки Кишиневского университета.
   Обходя все подряд цеха, мы везде, где только можно, заводили с девушками короткие знакомства, а начав разговор на какую-либо обиходно-бытовую тему, как можно скорее переводили его в нужную нам область, предлагая своим новым знакомым целый комплекс развлечений. Интерес, как мы надеялись, был взаимовыгодным: наша цель, думаю, ни для кого не составляла секрета, а девушки, среди которых порой встречались очень даже прехорошенькие, и сами были не прочь отдохнуть и поразвлечься в свое свободное время с местными ребятами, ведь для многих из них это была почти единственная возможность расслабиться в бесконечной череде утомительных и скучных трудовых будней.
   Знакомясь с девушками, мы старались выбирать по совокупности симпатичных, веселых и контактных, после чего приглашали их на ночной променад. Если все задуманное нами удавалось, а девиз наш для достижения цели был прост и звучал так: 'Быстрота, натиск и нахальство', - то эти встречи в девяти из десяти случаев заканчивались интимом.
   А почему, вероятно спросите вы, нас интересовали именно приезжие студентки, разве в городе не хватало своих, местных девиц этого возраста? А дело в том, что наши землячки, в сущности провинциалки, были по сравнению со столичными гораздо более закомплексованными, менее интересными в общении и, кроме прочего, попросту примелькались и изрядно надоели нам (как и мы, в свою очередь, им). А кишиневские студентки одним своим присутствием весьма благодатно оживляли наш тихий, можно сказать, сонный городок, ощутимо поднимая его жизненный тонус.
   Перемещаясь от цеха к цеху, мы вскоре добрались до фабрикатного, который еще называют цехом готовой продукции, где на заре своей юности, сразу после окончания восьмого класса, успел поработать и я.
   У самого входа в цех мы чуть ли ни лицом к лицу столкнулись с молодым мужчиной, одетым в костюм-тройку, поверх которого был небрежно наброшен белый халат. Увидев его, я испытал некоторое беспокойство от этой не предвещавшей нам ничего хорошего встречи, так как мы находились на территории завода незаконно, без разрешения, и мне не хотелось терять драгоценное время на оправдания перед кем-либо из заводского начальства. Однако мужчина, едва он приблизился к нам, оказался моим давним знакомым по имени Захар, который, завидев нас, заулыбался приветливо и заторопился навстречу. Обменявшись энергичными рукопожатиями, мы похлопали друг друга по плечам, а на его вопрос, что мы тут делаем, я ответил доверительно, что мы заехали сюда за знакомыми девушками.
  - А ты-то сам, кстати, что здесь делаешь? - в свою очередь спросил я его, намекая на то, что он, вероятно, находится здесь с той же, что и мы, целью, ведь Захар был немногим меня старше, то есть ему было тридцать, или чуть больше.
  - А я здесь директор завода, - просто ответил он, и это оказалось для нас столь неожиданным, что мы с Кондратом, растерянно посмотрев друг на друга, рассмеялись.
  - Да... - многозначительно сказал я, шутливо склонив голову вбок, - все вокруг растут в чинах и должностях, только мы с тобой, Кондрат, топчемся на месте.
  - Ну-ну, вам-то грех жаловаться, - усмехнулся Захар. - Вы тоже, ребята, насколько я знаю, неплохо устроены. - И добавил, вновь пожимая нам руки: - Ну, не буду вам мешать. Желаю удачи.
   И ушел.
   А мы, продолжив свой путь, вскоре поравнялись с группой девушек в синих рабочих халатах, сгрудившихся вокруг этикеточно-штамповочного станка, который наклеивает этикетки на банки. Девушки, о чем-то переговариваясь, осторожно трогали различные части механизма, видимо, пытаясь самостоятельно отрегулировать станок, так как в противном случае им предстояла дополнительная трудоемкая работа - наклеивать эти самые этикетки вручную. Кондрат подошел, вежливо поздоровался, затем, мягко обняв за талию, отодвинул одну из девушек в сторону, с полминуты поковырялся в станке, нажал пуск и станок, как ни в чем не бывало, заработал, - товарищ мой, надо признать, был с любой техникой на ты. Впрочем, он неплохо ладил и с девушками, и, закончив работу, а вернее, еще в процессе ее, уже успел завести с ними разговор.
   Две девушки из этой группы оказались уже немного знакомыми мне по прежним посещениям, в прошлый раз, помнится, мы с ними даже перекинулись парочкой ничего не значащих фраз, правда, уехали мы в ту ночь совсем с другими, так уж получилось.
   Девушки, беседуя с Кондратом, открыто и располагающе улыбались и смеялись его шуткам, а я стоял в стороне и наблюдал за ними. Наконец, мой товарищ, оглядевшись по сторонам, окликнул и подозвал меня, при этом девушки, продолжая разговор, обращались к нам по именам, а я, да и Кондрат тоже, как назло, ни одной из них по имени не мог припомнить, - ведь бывало, что за один визит на завод мы знакомились с десятком, а то и более девушек с целью максимального расширения круга знакомств. Именно по этой причине нам и пришлось теперь обращаться к ним безлично, на "ты" да на "вы".
   Одна из девушек, хорошенькая шатенка со стройной фигурой, - подруга звала ее Ириной, - извинившись, увела Кондрата в сторону, оставив меня со второй девушкой наедине. Пока я с интересом разглядывал стоявшую рядом со мной девушку, одновременно раздумывая, чем бы мне ее развлечь, мой товарищ вернулся. Довольно улыбаясь, он легонько подтолкнул меня под локоть и, ни слова не говоря, двинулся на выход. Извинившись перед девушкой, которой я так ни слова и не сказал, я пошагал следом за ним, ожидая, что он мне расскажет, о чем ему удалось так быстро с Ириной договориться, но Кондрат, все также загадочно улыбаясь, молчал весь отрезок пути до машины.
   Спустя некоторое время, когда мы уже сидели в машине, поставленной неподалеку от проходной, а мой товарищ, продолжая многозначительно молчать, подравнивал маникюрной пилкой ногти, три фигурки в темных одеждах вынырнули из-за стоящего неподалеку автобуса и подошли к машине.
  - Угу, явились, - удовлетворенно произнес Кондрат, и, протянув свою длинную руку за мое сиденье, открыл заднюю дверцу. Наши гостьи, не заставляя себя упрашивать, тут же забрались внутрь. Я, обернувшись к ним, поздоровался и с интересом стал разглядывать девушек, удобно расположившихся на заднем сиденье и, в свою очередь, с любопытством поглядывавших на нас. Одну из них, Ирину, я уже запомнил, двух же других видел впервые. Девушки, судя по всему, не торопились сегодня в лагерь, подобно их подругам по вечерней смене, а были готовы составить нам компанию. Чтобы развеселить их, а это, как известно, способствует скорейшему сближению, я тут же 'приколол' какую-то расхожую хохму, от которой все рассмеялись - девушки, которые радовались окончанию нелегкой рабочей смены, готовы были смеяться любой шутке. Интересно, подумалось мне, а почему они пришли втроем, ведь нас-то двое? Вероятно, решили, что так им будет спокойнее, а может веселее, возможно так же, что они были неразлучной троицей, то есть все три девицы оставались вместе при любых обстоятельствах, такое на нашей памяти тоже случалось. Впрочем, нас с Кондратом сей факт не огорчил, скорее даже наоборот, обещал придать предстоящим отношениям особую пикантность.
   Машина, тронувшись с места, медленно вырулила со стоянки, а я, тем временем, вынув из автомобильного 'бардачка' большую шоколадку 'Аленка' (специально для таких случаев предназначенную) передал ее назад.
  - Угощайтесь, девчонки, десерт, - сказал я. - После всех этих запахов на вашем заводе, и, в особенности, от запаха сгоревшей баклажанной икры, впору чем-нибудь сладеньким закусить.
   Девушки рассмеялись моим словам и, ломая шоколад на кусочки, стали есть, попутно отпуская в адрес друг дружки незлобивые колкости. Тут же мы с помощью Ирины и перезнакомились, вторую девушку звали Милена, а третью - Ольга, после чего Кондрат, подмигнув мне, сказал:
  - Ну что, милые дамы, если нет других мнений, я предлагаю поехать к нам на квартиру.
   Девчонки зашевелились на своих местах, с минуту пошептались, затем Ирина сказала:
  - Давайте-ка, ребята, лучше куда-нибудь на природу отправимся, так для первого знакомства будет лучше.
  - Ага, после тяжелой работы хочется свежим воздухом подышать, - мечтательно заявила хорошенькая брюнетка по имени Милена.
   Выслушав их, мы с Кондратом в легкой растерянности переглянулись - накануне мы планировали, собрав компанию, отправиться прямиком на квартиру, где у нас уже все было готово для приема гостей, а тут девушки выбрали поездку на природу...
   Тем временем наш автомобиль миновал автовокзал, и у светофора, на перекрестке, Кондрат, поминутно бросавший взгляды в зеркало заднего обзора, отчего-то резко свернул направо, на одесскую трассу, и дал полный газ.
   Я, наверняка зная, что наши планы от перемены мест ничуть не изменятся, усмехнулся: впереди, не далее чем в километре пути отсюда, по правую сторону от шоссе, сразу за территорией воинской части, начинался огромный военный полигон с великим множеством укромных местечек, где можно было не только спрятаться от посторонних глаз, но, при желании, и вовсе затеряться на энное количество дней; далее по трассе, в нескольких километрах от города, в районе аэропорта имелся молодой саженый лесок - тоже весьма уютное место для отдыха на природе, если уж не брать в расчет многочисленных посадок деревьев вдоль дорог, также вполне удобных для интимных встреч, а ведь ночью, как известно, каждый кустик является другом молодежи. Я уж не рассказываю здесь о нескольких благоустроенных местах отдыха, которые также были в нашем полном распоряжении, правда, расположены они были совсем в другой стороне: одно у озера около села под названием Котиганы, другое на пасеке в районе села Московей, третье - в лесничестве, и в каждом из этих мест имелись дачные домики, где можно было великолепно провести время.
   Однако же, несмотря на обилие мест отдыха, мы с Кондратом предпочитали комфортабельные домашние условия. Но что поделаешь, не вступать же с девушками, выбравшими поездку в лес, в перебранку, ведь своей цели мы могли добиться в любом месте.
  -Что ж, раз девушки желают отправиться в лес - значит в лес, - произнес Кондрат, и я вновь усмехнулся - у нас, конечно же, были заготовлены самые различные варианты практически на все случаи жизни.
  
   * * *
   Эта мысль - украденный цветок,
   просто рифма ей не повредит:
   человек совсем не одинок -
   кто-нибудь всегда за ним следит.
   Игорь Губерман
  
   Итак, отправляясь с девушками на природу или же на квартиру, мы целеустремленно стремились к одному - физической близости с ними, и это было нашей целью, забавой, развлечением, если хотите, и во имя этого мы были готовы потратить все свое свободное время, ну и деньги, эти мероприятия обеспечивающие, в совокупности весьма немалые.
   Тем временем Кондрат, проехав несколько километров по главной трассе, свернул на дорогу, ведущую к местному аэропорту, затем, примерно еще через километр, сбавил ход, и наша машина, притормозив у обочины, остановилась.
   Я огляделся по сторонам, затем недоуменно уставился на своего товарища Кондрата: мы, не доехав примерно километр, иль чуть больше до так хорошо знакомого нам места отдыха, называемого 'барменское гнездо', где имелась весьма удобная полянка, остановились на краю какого-то неухоженного кукурузного поля.
  - Что, брат?.. - спросил я его, так как лицо моего товарища мне показалось чем-то озабоченным. - Что-то с машиной?
  - Нет, причина в другом, - ответил он, и выключил все огни, включая габаритные. Затем загадочно-трагическим голосом сообщил: - За нами следят. - И обращаясь уже к девушкам, добавил: - Давайте посидим несколько минут тихо, посмотрим, что это за герой висит у нас на хвосте.
   Девушки, услышав это, слегка переполошились, стали оборачиваться, вглядываясь в пустынное шоссе позади нас и шептаться между собой, а Кондрат тем временем продолжил, обращаясь уже ко мне одному:
  - За нами, когда мы только отъезжали от завода, сразу увязалась какая-то белая 'Нива', причем ехала она на ближнем свете фар. Я сразу обратил на нее внимание, а когда мы свернули у автовокзала направо, она тоже повторила наш маневр, и тогда я окончательно убедился в этом.
   Это сообщение неприятно резануло по нервам, и я полез в карман за сигаретами. Вообще-то, сказать по правде, мы давно подозревали, что кто-то контролирует наши ночные перемещения и встречи - и раньше уже были кое-какие наметки в этом плане, но сегодняшнее преследование можно было считать установленным фактом, и теперь хотелось бы разобраться, кто и зачем это делает, кому пришла в голову идея за нами следить.
   Выйдя из машины, мы с Кондратом стали внимательно всматриваться в участок дороги, видимый нам с этого места, но шоссе по-прежнему казалось пустынным, на нем не было заметно никакого движения, не видно было огней. Тогда мой товарищ, сделав таинственно-загадочное лицо, сунул голову в окно салона и шепотом предложил нашим дамам выйти из машины, попросив остаться девушку с необычным именем Милена. Внешне, как я успел для себя отметить, она была, несомненно, самой сексапильной из всей троицы; кстати, фамилия ее, которую по дороге несколько раз озвучили подруги, тоже была необычной - Гайворонская.
  - Она побудет в машине для прикрытия, - заговорщически толкнув меня в бок, пояснил Кондрат, одновременно вешая мне на плечо сумку, которую он достал из багажника. После этого он, ничего больше не говоря, вновь завел двигатель, развернул автомобиль и, не включая огней, погнал его к главной трассе в надежде перехватить машину, преследовавшую нас. Перед отъездом он успел шепнуть мне, что в любом случае минут через 20-30 вернется.
   Я осмотрелся по сторонам и недовольно скривился. Полная луна хорошо освещала местный ландшафт. Кругом, куда не брось взгляд - поля, неподплеку виднелись виноградники, изредка перемежаемые полосками лесопосадок - обычная картина для южной части Молдавии. Само же место, где нас оставил Кондрат, как я уже говорил, было совсем захудалым - кукурузное поле, судя по всему, заброшенное, причем прямо перед нами находилась ложбина, неглубокая прогалина в земле, казавшаяся в лунном свете почти черной; со всех сторон нас окружали стоячие, а местами уже поваленные стержни кукурузы - пейзаж, прямо скажем, не располагающий к веселью, и уж тем более к интиму. А у меня в руках сумка, в которой позвякивали две бутылки шампанского, один на всех граненый стакан и - никаких перспектив на этот вечер. Одно успокаивало - это не могло продолжаться долго, - Кондрат вскорости обещал вернуться.
   Итак, я остался в этом богом забытом уголке один наедине с двумя девушками. Ирина была свойской девушкой: веселой, остроумной, смешливой и казалась лишенной каких-либо предрассудков; другая же, Ольга, была, в противовес своей подруге эдакой тихоней, голоса которой я до сих пор не слышал.
   Собрав валявшиеся поблизости на земле кукурузные стержни, мы сложили их в два слоя, один поперек другого, получив в итоге некое подобие настила, и уселись на него. Костерок, не рассчитывая на сколько-нибудь продолжительное прозябание здесь, решили не разжигать, да и лень было им заниматься.
   Признаюсь, настроение мое было почти безнадежно испорчено: вначале это малоприятное сообщение о том, что за нами следят, затем грустным видом этого неприглядного места, а главное, тем фактом, что я никоим образом не мог повлиять на ситуацию, так как от меня ничего не зависело.
   Соответственно настроению я, игнорируя Ирину, обратился к Ольге-тихоне, желая завести с ней задушевный разговор, так как знал, что с такими девушками, спокойными и медлительными, хорошо поговорить за жизнь, поплакаться, как говорится, друг другу в жилетку. Но Ольга была молчалива и рассеянна, на мои вопросы отвечала невпопад, при этом она все время смущенно улыбалась и едва слышно вздыхала. Не знаю, чем уж она меня привлекла, но я решил приглядеться к ней повнимательнее. Она была невысокого роста, среднего сложения, густые вьющиеся каштанового цвета волосы почти доставали плеч. Лицо ее было миловидным, но его черты казались слишком мягкими и потому невыразительными. Весь ее вид и поведение выдавали ее настроение: девушка чувствовала себя здесь, в компании с незнакомым парнем, не совсем уютно, наверняка ей были непривычны и даже, может быть, неприятны такого рода развлечения, которыми мы планировали сегодня заняться.
   'И все же тихони бывают разные, - задумчиво поглядывая на Ольгу, рассуждал я сам с собой. - Есть в некоторых из них что-то загадочное, что влечет к ним с особой силой, а порой среди них встречаются и такие, что если уж пробудятся от спячки (если, конечно, им в этом помочь), то могут взорваться таким неожиданным темпераментом, что это будет, по меньшей мере, Везувий'.
   Подруга Ольги, Ирина, была совсем другой - веселой и беззаботной болтушкой, она с первой же минуты нашего появления здесь беспрерывно рассказывала всякие короткие истории и анекдоты, и даже острила, то есть была вполне в моем вкусе, с ней, уверен, все было бы легко и просто, но - увы! - под другое настроение.
   Закончив рассказывать очередной анекдот, Ирина взялась наливать по кругу шампанское в единственный имевшийся у нас стакан. Заметив, что я заботливо накинул на плечи Ольги свою курточку, она весело подмигнула мне, а вслух сказала:
  - Думаю, тебя здесь ожидают, Савва, большие трудности. - И не дожидаясь от меня расспросов, тут же пояснила: - Дело в том, что Ольга у нас недотрога и мужчин, да и парней к себе не подпускает.
   Ольга вскинула голову, порывисто оглядела нас обоих, словно мы раскрыли ее какой-то тщательно скрываемый секрет, затем потупила взгляд, а я загадочно улыбнулся: в нашем с Кондратом тандеме недотроги были как раз по моей части, но я об этом из скромности умолчал.
   А время бежало неустанно, сверх обещанных Кондратом 20 минут прошло уже более двух часов, луна в своем неутомимом движении успела прочертить треть небосвода, а наш неугомонный 'Штирлиц' все еще продолжал гоняться за неуловимым соглядатаем. Устав ругать его, а заодно и его спутницу Милену, пересказав друг другу все известные нам шутки и анекдоты, мы улеглись плотно друг к другу, свернувшись в замысловатую трехголовую фигуру практически на голую землю, и медленно замерзали, - ведь на дворе стоял уже конец сентября и ночи были прохладными. Вот где пришлось сожалеть о том, что у нас с собой шампанское, да к тому же сильно охлажденное, а не бутылка водки или коньяка, более подходящие к случаю.
   Воспользовавшись тем, что от холода Ольга - на ней был лишь тонкий свитерок, - прижалась ко мне почти вплотную, и мы с ней оказались укрыты одной курткой, я стал осторожно целовать ее лицо, сначала куда придется - щеки, нос, глаза, подбородок, потом, целенаправленно, стараясь отыскать ее губы, но девушка, стесняясь, едва заметными движениями уворачивалась от меня, не удаляясь, впрочем, ни на сантиметр, отчего мне стало казаться, что она нарочно подставляется под мои поцелуи так, чтобы я чего-нибудь случайно не пропустил, и я продолжал целовать ее, напоследок добравшись и до губ.
   Признаюсь, я увлекся поцелуями, что для меня было в новинку: во-первых, я не люблю целоваться, и, несмотря на мой вполне зрелый возраст, считаю, что не умею этого делать; во-вторых, в отношениях с женщинами вообще предпочитаю обходиться без поцелуев, из-за чего, по вполне понятным причинам, имел лишь за последние несколько недель парочку скандалов и массу мелких сцен от своих многочисленных подружек. А тут мне вдруг почему-то хотелось и даже нравилось целоваться, - именно с этой девушкой. Так, когда в одно из мгновений я захватил губами пухлые Ольгины губки с легким горьковато-сладким привкусом на них шампанского, то больше уже не хотел расставаться с ними - это были милые, наивные, девчоночьи губы. Ольга, чуть не задохнувшись, дернулась испуганно - и лишь тогда я с сожалением отпустил их. На Ирку, прижавшуюся спиной к моей спине, мы не обращали никакого внимания, а она делала вид, что ей происходящее между нами безразлично. Мне, лежащему между девушками, было, в отличие от них, тепло и почти комфортно: они с двух сторон согревали меня своими телами, а Ольга, сверх того, согревала мои уста и... мое сердце, которое радостно замирало от необычных для него ощущений.
   Казалось, прошла уже целая вечность с момента отъезда Кондрата; я злился на товарища и даже подумывал о том, чтобы отобрать у него по приезду домой ключи от машины. Эту машину, старенькую, раздолбанную и основательно проржавевшую 'копейку', которой было уже более 10 лет от роду, мне отдала в пользование соседка, вдова, оставшаяся без мужа, и, соответственно, без водителя, а я передал машину в распоряжение Кондрата, так как сам не водил и прав не имел. Кондрат, впрочем, их тоже пока не имел, ведь ему совсем недавно исполнилось восемнадцать, но мой товарищ заверил меня, что проблем никаких не будет, он, мол, все берет на себя: поездки, ремонт, бензин, а также милицию.
   Мое бедное тело уже ныло от врезавшихся в него жестких стержней кукурузы, предутренняя сырость как пологом накрыла местность, знобким холодком проникая под одежду, терпение давно было на нуле, и даже ниже, когда мы, наконец, увидели свет фар и услышали шум мотора. Прошла еще минута, и вот, наконец, нахально улыбающийся Кондрат предстал перед нами.
  - Странно, что ты вообще о нас вспомнил, Кондратий Спиридонович, - не удержался я от упрека, с трудом вставая с нашей импровизированной лежанки и подавая поочередно девушкам руку, чтобы помочь им подняться.
  - О, да вы тоже, как я погляжу, зря тут времени не теряли, - нашелся он, кивая на Ольгу, опиравшуюся на мою руку. От такой явной наглости я даже не нашелся, что и сказать. В следующую секунду мы атаковали машину, тормоша молчаливую и отрешенно взиравшую на нас Милену, а спустя двадцать минут, проехав через весь город, мы уже подъезжали к студенческому городку.
   Когда наши девушки, преодолев дыру в сетчатом заборе, смешались с другими студентками, собиравшимися на работу в первую смену, на улице было уже совсем светло. А пятью минутами позже, высаживая меня у дома, Кондрат сказал:
  - Не обижайся, брат, я тебе расскажу сегодня вечером, как все было-происходило, и почему это получилось так долго, а теперь извини, поеду домой, очень спать хочется.
  
   Ночь вторая
  
   Когда следующей ночью мы вновь заблаговременно подъехали к воротам завода, Кондрат, сидя на водительском месте и барабаня пальцами по рулю, детально рассказал мне, как он ловко вчера вычислил наших преследователей. Я по ходу его рассказа не делал никаких замечаний, ни о чем не спрашивал, только повторял периодически: "угу, угу, ну-ну, так-так, н-да, конечно", что, в конце концов, выбило его из колеи повествования и Кондрат умолк, и я тоже молчал, все еще досадуя на товарища за то, что всю прошлую ночь провел в какой-то канаве благодаря, конечно, в первую очередь, тому мерзавцу, который за нами следил, а уже во вторую очередь несвоевременно вспыхнувшей страсти Кондрата.
   Следившим за нами человеком, как выяснилось в ходе вчерашней ночной погони, на этот раз уже за самим преследователем, оказался опер уголовного розыска по прозвищу Банан, который вплоть до вчерашнего дня считался нашим приятелем, - так, во всяком случае, он сам об этом неоднократно и во всеуслышание заявлял. Впрочем, мы и раньше подозревали, что это именно Банан за нами следит - собирает, шкура ментовская, компромат, но чтобы вот так нагло, с преследованием на машине - такого прежде не было, во всяком случае, мы этого не замечали.
   Рассуждая об этом, я стал склоняться к мысли, что кто-то, возможно, попросил его об этом - последить, а вот кто именно - теперь нам это предстояло выяснить. И лишь одно воспоминание во всей этой вчерашней неприятной истории согревало мою душу, вернее одна - Ольга, целовавшаяся со мной предыдущей ночью, и я уже не мог об этой ночи сожалеть, вспоминая ее мягкие, податливые губы, с горьковато-сладким привкусом...
   Кондрат, продолжая свое красочное повествование, уже перешел к рассказу о том, что когда он узнал в водителе преследовавшего нас автомобиля мента Банана, то счел свою миссию выполненной, после чего свернул в одну из лесополос и там со всей силой страсти набросился на Милену, заставив девушку отдаваться ему всеми известными способами и во всех мыслимых позах. Его рассказ, включавший в себя мельчайшие интимные подробности, заставил меня удивиться поведению Милены, безропотно исполнившей все его циничные предложения. Впрочем, удивляться тут было особо нечему: эта бедная девочка оказалась темной ночью, в чужом для нее городе и незнакомом месте, наедине с таким 'монстром', - что ей еще оставалось делать. Уж я-то знаю его методы и подходы к женщинам, я и сам, признаться, такой же, если не хуже.
   Закончив свой рассказ, Кондрат поглядел на меня по-щенячьи вопросительно-преданно в надежде на прощение за свое неэтичное поведение по отношению ко мне, и был, конечно же, прощен, о чем я ему просигналил небрежным взмахом руки, - ну не мог же я, в самом деле, из-за такой ерунды обижаться на своего друга по-настоящему.
  - Послушай, брат, - сказал я ему. - Если девчонки и сегодня опять придут втроем, то на этот раз настанет твоя очередь развлекать двоих, а мне достаточно и одной.
  - Я надеюсь, сегодня этой твоей цыпочки Оленьки (в его тоне прозвучало эдакое снисходительное пренебрежение - сам Кондрат скромниц и девственниц терпеть не мог) не будет, и мы отдохнем красиво, с полной взаимоотдачей с двумя оставшимися девчонками, - самонадеянно заявил он.
  - Погоди-ка, ты, значит, хочешь сказать, что Милена после вчерашнего и сегодня придет? - удивился я.
  - А куда она денется? - удивился в свою очередь Кондрат. - И вообще, я уверен, что наше вчерашнее приключение ей понравилось.
   На столь циничное заявление у меня не было что и сказать, однако, как это ни странно, Милена, как выяснилось позднее, действительно после всего между ними произошедшего вновь жаждала встречи с Кондратом. (Мне было бы гораздо легче понять это, если бы целью этой новой встречи с ним было ее острое желание отрезать ему яйца).
   Уже минут десять, наверное, прошло с тех пор, как мы, сидя в машине, наблюдали за потоком студентов у проходной, преодолев которую людской поток растекался, разбившись на ручейки, по территории стоянки, направляясь к автобусам. Но вот мы заметили, как от безликой толпы отделились две девичьи фигурки, которые оглядываясь через каждые несколько шагов, направились в нашу сторону. Кондрат, когда они приблизились, удовлетворенно хмыкнул, затем завел двигатель, задние дверцы машины открылись, и Ирина с Ольгой - наши вчерашние приятельницы - нырнули внутрь и стали устраиваться на сиденье.
  - А где Милена? - спросил Кондрат, трогая с места и медленно маневрируя между автобусами.
  - А она немного приболела, и не была сегодня на работе, - простодушно ответила Ольга.
  - Видимо перетрудилась вчера, много сил отдав на производстве, - кольнула Ирина, насмешливо поглядев на Кондрата.
  - Так что же это получается, сегодня ты вместо нее? -спросил Кондрат, поглядев на девушку в зеркало заднего обзора.
  - Ну, так, наверное, - спокойно ответила та.
   Тогда мы еще не знали, что после вчерашней прогулки Ирина решила взять инициативу в свои руки и начала с того, что быстренько отшила Милену, тянувшуюся к Кондрату. Холодный, расчетливый ход умной Ирины смог помешать их встрече, а вскоре ей удалось совсем вывести Милену из игры, предложив Кондрату вместо нее себя, а вместе с тем, очевидно, еще более интересные взаимоотношения и развлечения. Завидую товарищу - что-то я не припоминаю у кого-либо из моих партнерш такого рвения в достижении цели.
   На этот вечер свободной квартиры у нас не оказалось - ею сегодня воспользовались другие наши приятели, - и мы решили поехать ко мне на работу - в ресторан. Был поздний час - половина первого, ресторан был уже закрыт и включена сигнализация.
   Я открыл ключом боковую дверь бара, войдя, отключил сигнализацию, конечно же, не забыв при этом сказать по телефону несколько теплых слов девушке-оператору, работавшей на пультовой в милиции и пригласив ее в бар на бокал шампанского в любой из ближайших дней по ее выбору. С ночными операторами у нас давным-давно было все полюбовно обговорено, так что эти полуночные посещения бара в их журнале попросту не фиксировались, - если мы, конечно, просили об этом.
   Кондрат с Ириной, быстро найдя общий язык, отправились за стойку, где, гремя стаканами и бутылками, принялись сооружать какие-то напитки.
   Налив себе стакан сока, я уселся у стойки и принялся наблюдать за Ольгой. Она, неторопливо обойдя помещение и внимательно осмотрев бар, так как оказалась здесь впервые, уселась на высокий пуфик-стульчик у стойки и закурила; как и вчера, она была молчалива и невозмутима.
   Ирина, которая в весьма короткое время освоилась за стойкой, взяла на себя роль бармена и вскоре подала всем нам какой-то только что ею изобретенный коктейль - это были сок яблочный и водка в равных долях. Одновременно, она с откровенной улыбкой повествовала мне о том, что Ольга - единственная в их компании девственница, и вновь, как и вчера, вслух искренне жалела меня, намекая на то, что мне с ней нелегко придется.
  - Что ж, такова, видно, моя тяжкая доля, - фальшиво вздохнув, проговорил я. Даже в слабом свете барных светильников я заметил, как лицо Ольги во время нашего с Ириной разговора о ней залилось румянцем, и девушка, одним движением скомкав в пепельнице окурок, тут же потянулась за новой сигаретой.
   И тогда, опустившись перед Ольгой на одно колено, я продекламировал девушке свое новое стихотворение. Навеянное лирикой Пушкина, оно было написано сегодняшним утром.
  
   К Ольге.
  Ах, Ольга, демон мой сердечный,
  Предмет печали бесконечной,
  К твоей руке я ниц склоняюсь,
  Тебе, единой, поклоняюсь.
   * * *
  Ты ж, ангел мой чистосердечный,
  Всегда с улыбкою беспечной
  Меня не замечая, dio,
  Проходишь мимо горделиво.
   * * *
  Настала ночь. Любовью вечной
  Тебе клянусь, мой друг сердечный
  И просыпаюсь... Это сон?..
  Иль я действительно влюблен?!
  
   (dio - дорогая). (автор).
  
   Ольга во все время декламации смотрела на меня, широко открыв глаза и недоверчиво покачивая головой, затем, когда я закончил и остался стоять перед ней коленопреклоненным, протянула руку и робко потрепала мои волосы; о большей нежности с ее стороны я не смел и мечтать. Конечно, подумал я, подымаясь и присаживаясь рядом с Ольгой, я мог бы сегодня оставить эту девочку в покое и переключить все свое внимание на Ирину, девицу озорную, сексапильную и наверняка гораздо более доступную, внеся тем самым полный разброд в ее с Кондратом планы; тот после вчерашнего своего поступка не посмел бы мне возразить, а Ирина... да кто бы ее спрашивал. Но... признаться, я не думал в эти минуты о ком-либо кроме Ольги, и уж тем более мне не хотелось, чтобы она каким-либо образом попала в лапы Кондрата.
   После опробования приготовленных Ириной весьма крепких коктейлей по количеству в них алкоголя выяснилось, что все мы не отказались бы чем-либо закусить. Тут следует отметить, что у меня, человека по натуре запасливого, имелись ключи от всех без исключения ресторанных кладовок, складов, и холодильников (еще до открытия ресторана полная связка которых была мною обстоятельно собрана и припрятана), то задача эта решалась без труда, и мы с Кондратом, наказав девушкам сидеть тихо и ждать нашего возвращения, отправились в 'рейд' по ночному ресторану. В ходе рейда, в результате тщательной инспекции шкафов и холодильников, нами была обнаружена масса вкусных вещей, которые пришлось относить в бар в два приема.
   В итоге, когда мы, наконец, уселись за стол, он оказался сервирован весьма недурно - в особенности по нынешним, не слишком, мягко говоря, изобильным временам.
   Тут был и холодный отварной телячий язык, и рыбное заливное, бутерброды с красной и черной икрой, салат "оливье", шпроты и многое другое, - всего понемногу. Пили мы, как у нас в компании принято, каждый что пожелает; впрочем, после Иркиного коктейля мы с Кондратом не сумели осилить более чем по рюмке коньяка, а девушки даже от шампанского отказались.
  Почему-то мне в этот вечер есть не хотелось, хотя обычно не могу пожаловаться на отсутствие аппетита. Ольга тоже съела совсем немного из предложенного, и уже через несколько минут, сказав 'спасибо', встала из-за стола, закурила сигарету и уселась на прежнее место у стойки.
   Словно волк, преследующий беззащитную косулю, я стал кружить около нее, затем, нежно обняв, начал ласково целовать все, что мне было доступно: волосы, шею, уши, щеки, а она, словно ребенок, смешно уворачивалась от моих поцелуев и прятала голову в плечи. Тем временем Кондрат с Ириной, откровенно флиртуя, и тем самым подавая нам, 'скромным влюбленным', пример, без всякого стеснения стали обустраивать за стойкой 'ложе любви'.
  - Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? - спросил я Олю, обняв ее сзади за талию и тесно прижавшись щекой к ее щеке.
  - Зови меня Лёка, - попросила она.
  - Лёка, - медленно и со вкусом проговорил я, вкладывая в это слово необъяснимое даже еще самому себе чувство. С этой минуты я десятки, сотни раз произносил это имя вслух и про себя, а сейчас, обнимая девушку, я шептал ей слова любви и вообще был сам не свой - мое сердце замирало от нежности к ней.
   Однако нам с Лёкой не дали насладиться этими минутами - ее подруга Ирина, потеряв терпение, во всеуслышание заявила, что мы им мешаем, и что если сейчас же не уберемся куда-нибудь, нам придется присутствовать при их совокуплении. Я взял Леку за руку и помог ей сойти с пуфика. Когда я увлек ее из бара в темное фойе, девушка, которая и так шла неохотно, там и вовсе остановилась.
  - Давай уйдем отсюда, Лека, - шептал я, обнимая и нежно целуя девушку, - посидим где-нибудь, короче, не будем мешать нашим друзьям выражать друг другу свои чувства.
   Лека, однако, не двигалась с места: она мягко упиралась мне в грудь ладонями и, шепча, повторяла одно и то тоже: 'Нет, Савва, нет'. При этом она беспокойно озиралась по сторонам; она, конечно же, не доверяла мне, понимая, что едва мы останемся вдвоем, наедине, с ней может произойти все что угодно.
   И тогда в моей, уже плохо соображающей голове в одно мгновение созрел коварный план: я подхватил девушку на руки и понес ее в единственное подходящее для первого любовного контакта помещение - комнату официантов. Дорогой она пыталась вырваться из моих рук, освободиться, громко шепча: 'Ну пожалуйста, Савва, не надо, прошу тебя!', но я, не слушая ее, за минуту преодолев два длинных коридора, толкнул ногой нужную мне дверь и вошел внутрь.
   Комната, в которой мы очутились, была едва освещена - единственное окно, на три четверти скрытое рядами шкафчиков для одежды, пропускало внутрь лишь немного уличного света. Я поставил Леку на ноги и она, судорожно вцепившись в рукав моего пиджака, стала озираться по сторонам, пытаясь определить, где мы находимся. Мне, в отличие от нее, этого место было очень хорошо знакомо: в этой комнате я и на ощупь знал, где, что и как расположено, так как неоднократно бывал здесь прежде. Вот прямо перед нами чернеют шкафчики раздевалки, стоящие в ряд, справа расположен большой стол, а вот здесь, слева, сбоку, в промежутке между стеной и шкафчиками находится предусмотрительно припасенный кем-то из официантов полуторный матрас.
   Пока Лека осматривалась, я достал матрас и бросил его на пол, после чего опустился на него коленями, одновременно увлекая девушку за собой. Ольга, споткнувшись о мои ноги, повалилась навзничь, но тут же, вскрикнув, стала барахтаться, даже попыталась встать, но я, нежно обняв девушку, покрыл ее лицо поцелуями и, удерживая на месте, зашептал:
  - Лека, милая, хорошая, прелесть моя, умоляю, не о чем не волнуйся и не бойся.
   Шли секунды, минуты, и Лека, не чувствуя какой-либо агрессии с моей стороны - ведь я касался ее одними губами - стала понемногу привыкать к новому для себя положению и вскоре почти успокоилась. Она даже не требовала, чтобы я ее отпустил - понимая, видимо, что это не в моих силах. Мы лежали рядом, я склонился над ней, и, поглаживая рукой ее роскошные каштановые локоны, спрашивал:
  -Ты меня боишься, милая? Или себя? А может, тебя страшит близость между мужчиной и женщиной? Так знай, что я буду самым нежным и ласковым из всех мужчин, кто когда-либо прикасался или прикоснется к тебе в будущем.
   'Да уж... - думал я в замешательстве, почти физически осязая страх, волнами исходящий от моей партнерши, - об этом можно говорить сколько угодно, но какие именно слова нужно произнести, чтобы убедить девушку отдаться в первый раз. Ведь даже если она сама этого хочет, то все равно боится, просто потому, что не понимает, что ее при этом ждет; она испытывает чувство страха перед неизведанным. Это только слово такое красивое - дефлорация, звучит так, будто цветок срываешь, - а сам процесс...'.
  - Савва, - прошептала Ольга. - Я понимаю, я все понимаю, но я не могу...
  - Не можешь 'что'? - спросил я, мгновенно сжав ее в своих объятиях.
  - Я понимаю, что ты мужчина, что тебе нужна женщина, что ты хочешь..., но я не могу... ведь у меня, ты же знаешь, Ирка тебе говорила, есть парень, там, в Кишиневе, и через месяц у нас с ним свадьба. Нашими родителями уже все решено и договорено.
  - Ну, так и что из того? (Да, Ирина успела мне сказать об этом). Значит, я тебя подготовлю к семейной жизни, - жестко сказал я, не переставая ее целовать.
  - Нет, нет, милый, - просила она, отвечая, тем не менее, легкими поцелуями на мои, - не надо, не сегодня, не сейчас.
  - Но я хочу тебя, и ты будешь моей, слышишь? - не сдержался я и вновь крепко сжал ее в объятиях. В ответ вместо слов послышались всхлипывания. Тогда я разжал объятия и вновь стал нежно целовать ее, очень целомудренно, как в прошлую, первую ночь нашего знакомства. Спустя некоторое время, чувствуя, что она опять стала успокаиваться, я сказал: - Лека, знаешь что, ты можешь сейчас встать и уйти, и тогда ничего между нами не будет. Только сейчас, слышишь, уже через минуту будет поздно, потому что я ужасно хочу тебя, хочу так, что не смогу за себя отвечать.
  Она покачала отрицательно головой и, всхлипнув, прижалась ко мне...
   Признаюсь, в это мгновение кровь, бушующая во мне, достигла точки кипения, и я, почувствовав ее молчаливое согласие, тут же набросился на нее, срывая с девушки одежды. И это мне почти удалось; Лека, попискивая, лишь слабо сопротивлялась. Но когда я добрался до нижнего белья, она стала сопротивляться с удвоенной силой, непонятно откуда взявшейся в таком хрупком теле. С огромным трудом мне удалось справиться с этими вещами и вот она, моя милая Оленька, лежит передо мной - прекрасная в своей наготе. Ее тело было прелестно - девичье тело, невинное и ужасно желанное. Лека уже ни о чем не просила, все свои силы направив против моих объятий, она даже слегка вспотела, при этом ее тело пахло весьма соблазнительно. Мы по-прежнему лежали на матрасе, расположенном перпендикулярно ряду шкафчиков, и Ольга попыталась выбраться из-под меня ползком назад, на спине. Послышался скрип - половица, поддавшись давлению веса наших тел, слегка прогнулась, из-за чего ножка ближнего к нам шкафчика опустилась и его дверца отворилась.
   Секундная пауза, последовавшая за этим звуком, затем я опять пытаюсь сократить расстояние между нашими телами. Лека вновь ползет от меня на спине и... ее голова по плечи исчезают в проеме шкафчика. Я преследую ее - моя голова влезает в тот же шкафчик, только полкой выше - теперь между нашими лицами находится тонкая фанерная перегородка. Ситуация эта казалась смешной и курьезной одновременно, но, думаю, ни моя пассия, ни я сам из-за серьезности момента не могли этого по достоинству оценить.
   Лека вздохнула мучительно, почти со стоном: в какое-то мгновение она поняла, что теперь ей больше некуда отступать. И действительно - мы обнажены, она у меня в руках, наши тела тесно соприкасаются, а мое естество предельно напряжено. Но, хотя я уже в миллиметрах от цели, я все еще не делаю решительных движений. Проходит минута в таком положении, затем другая, девушка чуть-чуть успокаивается, немного расслабляется, и я шепчу, не видя ее лица:
  - Лека, ты самая прекрасная девушка во всем белом свете. Доверься мне, позволь любить тебя, милая.
  - Нет-нет, ты сделаешь мне больно, Савва, - шепчет она, вновь напрягаясь, пытаясь тем самым сохранить между нашими телами дистанцию, хотя это ох как непросто - удержать на дистанции моих восемьдесят агрессивных килограммов.
  - Не бойся, - шепчу я сквозь фанеру, - просто вылезай и все.
  - Я хочу, но я боюсь, - шепчет она в ответ тихим, почти сдавленным голосом.
   'Моя милая девочка - она хочет!' Мое сердце бьется учащенно и восторженно - ее желание выбраться из этого капкана я воспринял как желание близости. Секунды кажутся мне минутами, я уже не уверен, что делаю то, что нужно, и где-то начинаю понимать, что, может быть, пора остановиться, когда вдруг неожиданно ощущаю, как Ольга меняет позу, пытаясь выбраться из шкафчика, и при этом движется мне навстречу.
  - Только не делай мне больно, пожалуйста, прошу тебя, Савва, - опять шепчет она.
  - Ты в моих руках, и я буду делать то, что хочу... и чего хочешь ты, - голос мой делается хриплым и прерывистым от возбуждения.
  - Нет, милый, нет, пожалуйста, не надо, - вновь шепчет Лека, и в этот момент ее лицо показывается из-под фанеры. Контролируя положение ее тела, я позволил ей только на самую малость выбраться из шкафчика, тем самым предоставляя девушке возможность полюбоваться моей напряженной и раскрасневшейся физиономией, и в ту секунду, когда наши глаза встречаются, я медленно, но неумолимо опускаюсь на нее всей тяжестью своего тела - другого такого шанса, я знаю, мне больше не представится. Плоть вошла в плоть, разрушая преграду; Ольга вскрикнула от пронзившей ее боли и порывисто обняла, обхватила меня руками за плечи. Это было так неожиданно - это ее движение, говорившее, как мне хотелось думать, о доверии - оно вызвало во мне огромную волну радости, нежности и восторга. И я стал целовать ее руки, лицо, грудь, живот и шептать всякие милые глупости - такое было со мной впервые в жизни.
  Это была нежность, восторженная и возвышенная. И благодарность. Первой в моей жизни девственнице.
   Некоторое время мы лежали, приходя в себя, я в этом нуждался, пожалуй, не меньше своей партнерши; я без конца нашептывал Леке ласковые и нежные слова. Затем мы оделись, я бережно обнял ее, и мы направились в бар.
   Сладкая парочка - Кондрат с Ириной, очевидно, уже пресытившись сексуальными играми, мирно, в унисон, посапывали в угловой кабинке бара, где они устроили себе постель из матраса и подушек - настоящее любовное гнездышко. Однако когда мы вошли, Ирина тотчас же проснулась, приподнялась со своего места, оглядела нас, сразу все поняла, и с размаху треснула спящего Кондрата ладонью по спине.
  - Ну вот, так я и знала, что эти двое влюбятся друг в друга, - воскликнула она. - Кондрат, посмотри скорее, как тебе нравятся эти голубки?
   Кондрат разлепил один глаз, поднял свою длинную руку и, закрыв Ирине ладонью рот, ловко, одним движением уложил ее обратно на матрас.
  - А ведь какая девушка была! - никак не успокаивалась Ирина, барахтая в воздухе голыми ногами и порываясь встать. - Никто не мог найти к ней подхода.
   Лека, смущенная ее словами, остановилась и прижалась ко мне. Я обнял ее и нежно поцеловал.
  - О, ненасытные! - продолжала Ирина, в голосе ее, как мне показалось, слышалась едва скрываемая зависть.
   Некоторое время спустя, посоветовавшись, мы решили, что девчонкам на случай ночной проверки будет лучше оказаться хотя бы под утро в студенческом лагере; часы показывали без четверти четыре утра, когда мы пробрались туда сквозь дыру в заборе и я повел их по территории лагеря; Кондрат остался дожидаться меня в машине. Над входом в барак, в котором жили девчонки, горела слабосильная желтая лампочка, а внутри его, у двери виднелся край стула и нога в женской туфле - на стуле кто-то сидел.
  - Это старший преподаватель кафедры математики Алевтина Борисовна, - прошептала мне на ухо Ирка. - Она сегодня ночью дежурит и, представь себе, не спит, дура набитая.
  - Может, как-нибудь отвлечь ее? - предложил я.
  - А как? - Ирина с нетерпением поглядывала на вход.
   В это время послышался шум отодвигаемого стула, затем легкие шаги, и я рискнул сунуть голову внутрь. По коридору медленно шла женщина, удаляясь от нас в правое крыло барака.
  - С какой стороны находится ваша комната? - спросил я девчонок.
  - Слева, - мгновенно ответила Ирка.
  - Тогда вперед! - сказал я, и они шмыгнули в здание, я едва успел поцеловать Лёку на прощание. Однако проскользнуть в свою комнату незаметно моим девчонкам не удалось. Преподаватель, видимо, уловила движение у себя за спиной, и до меня донесся ее голос:
  - Девушки, немедленно вернитесь и подойдите сюда! Ольга Ко... - Дальше фамилию я не расслышал, но, конечно, прекрасно понял, что это именно мою Оленьку она имеет в виду.
   Настало время вмешаться. Не хватало еще, чтобы у Леки из-за меня появились проблемы еще и с руководством университета. Я переступил через ступеньку и оказался внутри.
  - Алевтина Борисовна? - спросил я громким властным голосом, увидев в нескольких шагах от себя высокую женщину лет тридцати пяти в очках с тугим жгутом собранных наверху волос. Женщина замедлила шаг, подойдя ближе, она остановилась.
  - Да, слушаю вас?! - ответила она, близоруко вглядываясь в мое лицо, пытаясь, видимо, определить, знакома она со мной, или нет.
  - Задержитесь на секундочку! - сказал я, добавляя в свой голос как можно больше металла, а левой рукой в это время у себя за спиной махнул девушкам, чтобы они уходили.
  - Что вы?.. Кто вы, собственно и что вам надо?.. - спросила она, щурясь на меня сквозь свои очки с сильными диоптриями.
   Я шагнул к ней еще ближе.
  - У меня к вам большая просьба... - начал я, еще не зная, как закончу это предложение. - Я очень прошу вас, не надо записывать этих девушек в опоздавшие...
   Женщина смерила меня взглядом сверху вниз (на каблуках она была повыше меня), затем, не меняя позы, толкнула рукой ближайшую к ней дверь, на которой висела табличка 'Завхоз'. Пошарив ладонью за дверью, она на ощупь извлекла на свет какой-то журнал, по-видимому, прямо у входа в комнату стоял стол.
  - Это почему вдруг? - строго спросила меня женщина. Я сделал еще пару шагов, молча подойдя к ней вплотную. Она, восприняв это как угрозу, заслонилась от меня журналом, словно он мог защитить ее от неизвестного мужчины, возникшего перед ней из ночи.
   Так чего вы от меня хотите? - воскликнула она.
  - Я хочу, Алевтина Борисовна, - сказал я, забирая из ее рук журнал, и мягко ладонью подталкивая женщину к приоткрытой двери полутемной комнаты, - чтобы в эту прекрасную ночь никто не был обижен.
   Женщина, растерявшись, не нашлась, что сказать на это, а секундой позже мы оказались внутри помещения, где, как я и надеялся, никого кроме нас с ней не оказалось. Правой рукой я швырнул журнал, который держал в руке, на стол, а левой взял женщину за кисть руки и легким движением вывернул ее так, что она против своей воли оказалась ко мне спиной. При этом он не закричала и не стала сопротивляться, так что я еще успел снять с нее очки, а в следующую секунду, схватив ее обеими ладонями за грудь, прижал к себе. По правде говоря, я уже сам не соображал, что делаю, все происходило на одних инстинктах.
  - Вы не посмеете!.. Я сейчас!.. - женщина наконец-то пришла в себя и стала вырываться из моих рук. При этом без очков она выглядела растерянной и совсем не строгой, а скорее наоборот, какой-то беззащитной.
  Прикрыв ей рот ладонью, я сказал строго:
  - Не надо лишних слов, Алевтина!
  Затем, шагнув вместе с ней назад, словно в танце, я закрыл дверь на защелку, после чего мы шагнули вперед, теперь уже по направлению к кушетке, и Алевтина, увлекаемая мной, уселась, почти упала на нее, затем, продолжая движение, опрокинулась навзничь. Уже совсем не контролируя свои действия, я стал расстегивать на ней юбку, и женщина задышала учащенно, пытаясь выпрямиться и помешать мне. Тогда я сказал ей:
   -Давай-ка, голубушка, прекрати сопротивление и быстренько разоблачайся, потому что у нас в городе, к твоему сведению, сейчас проводится 'месячник борьбы с одеждой'.
   Алевтина, словно восприняв мои слова буквально, неожиданно опустила руки и позволила снять с себя юбку. Когда я потянул с нее через голову легкий джемпер вместе с блузкой, и она сделала еще одну слабую попытку встать с кушетки, ее крупные тяжелые груди сами прыгнули мне в ладони.
   Алевтина осталась передо мной в одних трусиках, глаза ее метали молнии, но она молчала! За эти короткие мгновения я еще успел разглядеть, что преподавательница моей Ольги была довольно привлекательной женщиной с приличной фигурой, хотя и оказалась голенастой, словно школьница. Я наклонился, прильнул лицом к ложбинке между ее грудей, а мои ладони скользнули вниз, под ее ягодицы, и я сходу, без промедления, повалился на нее, затем, не прекращая движения, ужом выскользнул из брюк, коленкой раздвинул ей ноги и уже через несколько мгновений почувствовал, как вошел в нее. Алевтина, приняв меня в себе, вздрогнула и напряглась - мне показалось, что она еле сдержала стон.
  - Тсс-с! Не будем деткам мешать спать! - сказал я, начиная ритмичные движения, с каждым разом все более энергичные. Минуты две-три женщина лежала неподвижно, затем задышала чаще и порывисто обхватила меня руками за плечи.
   - Медленнее... медленнее... пожалуйста, - попросила она, запрокидывая голову назад.
  - Не волнуйся, я не мальчик, - прошептал я, - в этом деле я, можно сказать, доцент, у меня быстро не бывает.
   В предыдущей постельной игре с Лекой я вынужден был сдерживать себя, теперь же мне нечего было опасаться, не надо было жалеть партнершу, и всю нерастраченную в эту ночь энергию я выплеснул, направив на эту, совсем незнакомую мне женщину и отыгрался на ней сполна!
   Когда уставшие, но оба вполне довольные друг другом, мы раскинулись на кушетке, каким-то чудом до сих пор не рассыпавшуюся под нашими телами, Алевтина спросила:
  - Послушай, ты кто - насильник или же сумасшедший? Откуда ты взялся и кто ты на самом деле?
  - Я - посланник небесный, ангел любви, - скромно ответил я. - Ночь, одинокая женщина, любовь - что тут непонятного?
   Алевтина придвинулась и опустила голову мне на руку; показалось, что она едва подавила смешок.
  - Ну, это, допустим, любовь не ко мне, - она улеглась поудобнее на моей руке. - Мне, как я понимаю, достался лишь кусочек чужого счастья, Ольгиного, как мне кажется...
   Я приложил палец к ее губам.
  - Тсс-с... что касается Ольги, так она и вовсе еще девушка, так что, пожалуйста, давай не будем о ней... Помолчав несколько секунд, я добавил: - Да и ты, честно говоря, мне показалась...
   Алевтина после паузы виновато пробормотала:
  - Да... так случилось, что вот уже более полугода я одна.
   Я обнял ее и крепко прижал к себе - теперь, когда эта женщина лежала рядом со мной, она казалась мне совсем молоденькой и какой-то беззащитной. Странно, а ведь этот женский возраст - 32-35 лет - я с некоторым презрением называю 'возрастом утраченных иллюзий'.
   Когда спустя некоторое время я словно кот, тайком, уходил из барака, Алевтина стояла у входа на 'шухере'. Быстро преодолев расстояние до дыры в заборе, я выбрался на улицу.
   Кондрат, откинувшись на спинку водительского сиденья, спал с полуоткрытым ртом, сладко посапывая во сне.
  - Ну вы товарищ 'гребун' и даете! - только и сказал он едва очнувшись, когда я открыл дверцу и без сил повалился рядом с ним на сиденье. - Ты что там, брат, ушки доделывал?
  - Ага, и ушки тоже, - сказал я. - Прости, брат-Кондрат, у меня было незапланированное, но экстренное, я бы сказал, неотложное дело, детальнее расскажу как-нибудь в другой раз.
  
   Ночь третья
  
   Ее по случаю, перехватив Ирину и Леку с завода после вечерней смены, мы провели в частном доме одного нашего общего знакомого, работавшего директором специализированной городской школы ?6. Михаил - так звали хозяина - дал нам ключи, объяснил, как до его дома, расположенного в районе автовокзала, доехать-добраться, сам же обещался быть несколько позже, но так и пропал куда-то, да так до самого утра и не объявился.
   Дом, в котором жил Михаил, оказался огромным новостроем, комнат в шесть или семь, я так и не удосужился их сосчитать, но вид у него был нежилой, даже немного запущенный, так как жена Михаила, по его же словам, от него сбежала, а родители проживали в стареньком домике, расположенном на этом же подворье - так называемой времянке, там они прожили всю свою жизнь, и так им, старикам, было, наверное, удобнее и привычнее.
   Поставив машину у дома, мы вошли внутрь, распили на кухне принесенную с собой бутылочку коньяка, закусив шоколадом и яблоками, после чего, не теряя времени, заняли соседние, смежные между собой комнаты-спальни, к счастью, оборудованные кроватями и укомплектованные постельным бельем.
  
   Прошло уже несколько дней после нашей первой ночи, - жалея Леку, я дал ей время отдохнуть и прийти в себя. Она не спрашивала меня за то раннее утро, когда я, спасая ее от неприятностей с университетским начальством, не нашел ничего лучшего, как наброситься на ее преподавательницу Алевтину Борисовну и терзать ее около часа на скрипящей кушетке. Лека сказала лишь, что их опоздание не имело никаких последствий, и при этом посмотрела на меня вопросительно, но я, сделав непроницаемое лицо, ничего не стал объяснять, лишь недоуменно плечами пожал.
   Целуясь и воркуя, словно голубки, мы с Оленькой отправились в постель. Меня, признаться, радовало ее теперешнее поведение - девушка безропотно легла рядом, стараясь, впрочем, держаться от меня на расстоянии, насколько это было возможно в полуторной кровати. Мгновенно сократив дистанцию, я притянул ее к себе, но она стала шутливо отталкивать меня, после чего мы долго кувыркались, утопая в глубокой перине и путаясь в огромном ватном одеяле, затем стали целоваться и, наконец, соединились в любовных объятиях. Когда дело у нас дошло до близости, Кондрат с Ириной, судя по всему, уже спали.
   А немного раньше, когда они в соседней комнате занимались любовью, я, признаться, испытал настоящий шок: Ирина громко стонала и при этом издавала такие звуки, точь-в-точь моя жена Марта, ну просто один к одному. Меня так и подмывало встать, пойти и убедиться, что это не она там через стенку стонет в объятиях Кондрата. До сих пор не могу поверить, что звуки любви у разных женщин могут быть столь схожими.
   Лека доверчиво, хотя и с некоторой настороженностью принимала меня, а я, не форсируя событий, любил ее бережно и нежно. Это продолжалось довольно долго, пока я вдруг не услышал ее легкий стон - не боли, нет, стон удовольствия (хотя грань между этими двумя ощущениями, как вы сами понимаете, очень тонкая). Естественно, я почувствовал себя на вершине счастья, но стоило мне попытаться проникнуть в ее лоно чуть глубже, как она замирала, закусывая от боли губы и напрягаясь.
   Не знаю, сколько времени это длилось - для меня как один счастливый миг и, одновременно, как целая вечность. Когда мы разжали, наконец, наши объятия, за окном серел рассвет.
  - Как же я устала, - прошептала она.
  - И я, милая, - шептал я, покрывая ее прекрасное лицо поцелуями.
  - Ты сумасшедший, сколько в тебе желания, я уже сама себя не чувствую от твоих объятий.
  - А что-нибудь беспокоит тебя? - спросил я.
  - Нет. Не знаю. Мне хорошо. И уже ничего не болит.
  - Ах, вот так?! - коршуном навис я над ней. - Я ее, значит, берегу, жалею, отказывая себе в удовольствии, а у нее, оказывается, уже давно все прошло. Вот я тебя сейчас полюблю по-настоящему...
  - Нет, нет, Савва, нет! - с притворным ужасом воскликнула она, обхватывая мою шею руками.
   Я повалился рядом, и она тут же уютно устроила свою головку у меня на груди.
  - Савва, знаешь что?
  -Что?
  - Ты... не поверишь, но мне кажется, я почувствовала сейчас, несколько минут тому назад, что-то такое необычное, новое для себя. Что это было, ты знаешь?
  - Я знаю, - ласково сказал я. - Я тоже заметил это. Все нормально, милая, просто ты становишься женщиной.
  - Ты негодник! - проворковала она, опять обхватывая меня за шею.
  - Еще как 'годник'! - прошептал я, еле сдерживаясь, чтобы вновь не наброситься на нее.
  - Скажи мне, - вдруг спросила она, - а почему ты не стал встречаться с другой девушкой, с Иркой, например, - она такая опытная, сексуальная женщина. Почему именно я?
  - Потому что ты, только ты и именно ты мне интересна, - прошептал я, - потому что ты для меня - целый мир, потому, что:
  
  В тебе одной -
  Все женщины Земли,
  В тебе одной -
  Глаза их, слёзы, губы,
  И нежность,
  И рождения... и сны...
  
   После этих стихов старинного автора, имени которого я, к сожалению, не знаю, мы уснули в объятиях друг друга.
   Было, наверное, уже около десяти утра, когда нас разбудил стук в дверь. Не сомневаясь, что это объявился наш гостеприимный хозяин Михаил, я отодвинул занавеску на залитом солнцем окне.
   У двери, расположенной поблизости от окна, топталась пара: дедок с бабкой.
  - Вам кого, дедушка? - крикнул я, постучав изнутри в стекло.
   Дед удивленно уставился на окно, затем сквозь стекло увидел меня, и вдруг, тыча в окно пальцем, как завопит:
  - Смотри, бабка, воры в доме, в нашей хате! И он еще спрашивает, кого мне надо. Идемо, треба срочно у милицию звоныть. ( В состоянии испуга дед заговорил по-украински).
  - Успокойся, отец! - сказал я, отпирая дверь ключом и высовываясь по пояс наружу. - Мне Миша, хозяин дома, сам ключи от дома дал.
  - А где же тогда он сам? - переменившись в лице, вопрошал дед, - где он? - И, не слушая моих объяснений, стал кричать: - Поможите, люди добрые, грабють!
   Я стоял, от растерянности не зная, что и сказать, а старики тем временем, раскачиваясь на непослушных ревматических ногах, со всей возможной скоростью удалялись от дома. Я закрыл дверь на ключ и вернулся в комнату чтобы одеться; ситуация складывалась совершенно идиотская: дед, старый дуралей, очевидно, совсем спятил, решив, наверное, что я его сыночка Мишу по меньшей мере убил и съел.
   Лека, когда я вошел в комнату, была уже почти одета. Она смотрела на меня вопросительно, с легким беспокойством в глазах, а из соседней комнаты слышались смех и громкий говор Кондрата и Ирки. Усмехнувшись их безалаберности, я обнял Леку, поцеловал, успокоил, сказал, что все будет хорошо и стал одеваться.
   Минут через десять, чувствуя себя в доме, словно в осажденной крепости от непрерывного барабанного стука в двери и окна, мы собрались у входа, и я открыл дверь.
   У дверей дома собралась целая толпа, по-видимому, соседей старика, собранных им со всех окрестных домов. Они приготовили нам достойную встречу: десяток-полтора стариков со старухами и парочка еще не старых мужиков под сорок были настроены весьма воинственно, многие были вооружены граблями и лопатами, другие просто палками, и вся эта братия стояла теперь у нас на пути. Кондрат даже вынул из-за пояса свои 'бронебойные' нунчаку, приготовившись отражать атаку. Выйдя первым, я протянул старику-хозяину ключи:
  - Вот, возьми, батя, ключи от дома и успокой всех, это Миша меня пригласил сюда на ночь, а сам он обещался утром приехать.
  - А вы, значит, тута в доме с шалавами на ночь расположились, бардак устроили, - указывая пальцем на наших девушек, с усмешкой заявил мужик лет сорока, державший наперевес лопату.
  Глаза мои от гнева затуманились, я шагнул к нему и сильно ткнул кулаком в грудь:
  - Не болтай о том, чего не знаешь, придурок недоделанный!
   Мужик этот, кстати, довольно плотного сложения, пробежал задом наперед, сшибая на своем пути виноградные жерди, шагов пять-шесть, затем выронил из рук лопату, после чего шлепнулся навзничь на вскопанную землю. Толпа тут же расступилась, давая нам пройти; от вида этого происшествия боевой дух собравшихся мгновенно угас, больше никто не желал конфликтовать, благодаря чему мы спокойно и без помех смогли выйти со двора.
   Машину нашу, слава богу, никто не тронул, и мы, погрузившись в нее, в считанные секунды отъехали. Минутой позже, уже в дороге нас стал разбирать хохот: смеялись мы с Кондратом; хохотала, тонко заливаясь, Ирина; упрятав лицо в ладони, едва слышно, словно всхлипывая, смеялась Лека.
   День выдался чудесный - приятный и солнечный, и нам захотелось как можно дольше побыть вместе. Приехав в центр города, прежде всего мы отправились перекусить. После завтрака в молочном кафе, состоявшего из омлета, блинчиков с творогом и кофе с молоком, мы отправились гулять по городу. Шли медленно, по очереди рассказывая всякие истории, байки и небылицы. Проходя мимо рынка, мы наткнулись на длинную очередь, перегородившую всю улицу. Начало этой очереди терялось у центрального мясного магазина, а составляли ее сплошь женщины и дети. За чем стоял народ, разобрать было невозможно, хотя не было ни шума, ни гама, столь обычных для любых очередей.
  - Подойдем, что ли, посмотрим что там? - спросил Кондрат, и мы согласно закивали, ведь очереди - это неотъемлемая, одна из жизненно важных, и, как мне кажется, наиболее интересная составляющая существования советского человека.
   Приблизившись к началу очереди, мы едва разглядели сквозь частокол тел тележку мороженщицы. Я улыбнулся: вот почему в очереди только женщины и дети, они попросту успели соскучиться по любимому лакомству. Как работник торговли я знал, что завоза мороженого в наш город не было вот уже более месяца.
  - Хотите мороженого, девчонки? - медленно обведя взглядом очередь, спросил Кондрат, и наши девушки радостно закивали. - Так что давай, Савва, дерзай, - повернулся он ко мне, - продемонстрируй нам свои способности, у тебя, мы знаем, это получится лучше всех.
   Мне захотелось испепелить его взглядом, но отказываться и отнекиваться было уже поздно: девушки ждали, улыбаясь мне одобрительно. При всем моем нахальстве, мне было ужасно стыдно лезть впереди женщин да детишек, но Лека смотрела на меня так умоляюще. Обойдя очередь стороной, я подошел к тележке сзади и бросил металлический рубль в коробку из-под обуви, которую продавщица использовала под кассу.
   Продавщица - работница общепита, по счастливой для меня случайности официантка моего ресторана по имени Фрося, обернулась, и широко улыбнувшись, спросила:
   -Тебе чего, Савва?
  -Того же что и другим. Четыре, пожалуйста. Без сдачи. - И дружески подмигнул ей. Продавщица без слов достала четыре вафельных стаканчика в бумажной обертке и, вопросительно поглядев на женщину, стоявшую первой в очереди, протянула их мне. Женщина, посмотрев на меня укоризненно, тут же насупилась и спросила:
  - А по какому праву, мужчина, вы берете без очереди?
  - А мне, знаете ли, положено без очереди, потому что я - ветеран советской торговли, - смиренно сказал я, опуская руку в карман и делая вид, что собираюсь достать соответствующей документ, а таковых, между нами говоря, в природе не существует.
  - Да бери уж, - махнула рукой женщина, - только в следующий раз сначала удостоверение показывай.
  - Спасибо, уважаемая, дай тебе бог здоровья, - проговорил я, ловко одной рукой подхватывая холодные вафельные стаканчики, затем вновь кивнул продавщице и собрался уже уходить, когда кто-то сзади меня многозначительно кашлянул. Обернувшись, я увидел небольшого роста узкоплечего мужчину, в котором узнал дядю Володю, бессменного продавца мясного магазина. В нашем маленьком городе все его знали от мала до велика, так как мясной магазин в городе был всего один. Тот стоял в наполеоновской позе - задрав подбородок вверх, скрестив руки внизу живота и прищурившись, и глядел на меня, укоризненно качая головой.
  - Я, молодой человек, да будет вам известно, работаю в торговле, а конкретно в мясном магазине вот уже скоро сорок лет, - сказал он негромко, - со дня возвращения Советской армии в наш город в 1944, а мне такого звания - 'ветеран советской торговли' - почему-то не присвоили.
  - Тебе, уважаемый дядя Володя, - сказал я, - за это уже можно Героя Социалистического труда давать... а можно и лоб зеленкой помазать (что по-русски означает поставить к стенке, то есть расстрелять), - ты, я думаю, честно заслужил и то и другое. - Шутливо отдав ему честь, я повернулся и направился к своим друзьям, которые предусмотрительно стояли в сторонке; в вытянутых руках я торжественно нес стаканчики с мороженым.
  
   * * *
  
   С того дня миновала неделя, а мы с Кондратом все никак не находили возможности съездить к нашим девушкам: то на работе аврал и от дел не оторваться, то еще что-нибудь мешало, а тут еще этот Банан со своими ментовскими 'штучками-шуточками'...
   Что касается поведения Банана, тут потребуется небольшое разъяснение: после того как Кондрат выяснил, что это именно он за нами следил, мы провели собственное расследование и нам открылись таа-а-акие вещи...
   Впрочем, обо всем по порядку. Начальник уголовного розыска Толик Ротару, а также его друг и помощник опер Банан, которые неоднократно заявляли, что являются нашими лучшими приятелями, располагали, очевидно, массой свободного от работы времени, так как ими были взяты под контроль большинство девушек, бывавших когда-либо в нашей с Кондратом компании.
   После чего Банан, где-либо встречая или же специально вылавливая этих девушек в самых разнообразных местах - будь то учебное заведение, где они занимались, кинотеатр, кафе, или же просто на улице, приглашал их в свой милицейский опорный пункт, и там, используя опыт и знания, приобретенные им в школе милиции, начинал на девушку давить, делая акцент на то, что она знакома с барменом таким-то и, по имеющимся у милиции данным, имела с ним 'интимные связи'.
   Были ли эти связи в действительности, ментов не интересовало, Банан внушал девушке, что по их сведениям бармен такой-то, то есть я, был болен сифилисом и все девушки, когда-либо с ним общавшиеся, автоматически попадают под подозрение, в связи с чем срочно обязаны пройти принудительный курс лечения от этой болезни, что означало, что он немедленно препроводит ее в вендиспансер, затем сообщит о ее аморальном поведении в то учебное заведение, в котором она занимается, а также родителям по месту жительства, - ведь многие из девушек-студенток были в нашем городе приезжими.
   Все это - сифилис, несомненно, ужасная болезнь; а также перспектива вылететь из учебного заведения; и ко всему прочему осознание того, что обо всем узнают родители - ложилось на девушку непереносимым грузом, парализующем ее волю. При этом девушка, естественно, оказывалась на грани обморока, ей и в голову не приходило, что если бы бармен действительно был болен, то и одного дня не работал бы в сфере общественного питания, и, с другой стороны, если бы даже все сказанное оказалось правдой, никто и под каким предлогом не имел права разглашать подобные данные по месту учебы и, тем более, сообщать родителям.
   Но, согласитесь, нужно быть уж очень большого ума и иметь сильный характер, чтобы понимать все это и не попасть в зависимость от мента, сообщившего девушке столь пренеприятную новость. Таким образом, запугав и вогнав девушку в шок, а таких, запуганных им, как вскоре выяснилось, оказалось немало, я думаю, что пара десятков, Банан в какой-то момент из злобного мента чудесным образом превращался в 'добренького дядю', который не желает 'такой юной и симпатичной' неприятностей и изо всех своих сил постарается ей помочь. Несчастные девчонки, понятное дело, соглашались на все что угодно, и нашим 'мусоркам' всего-то и оставалось, что брать их голыми руками за задницу. Да-да, в буквальном смысле этого слова, укладывая их на диван прямо в опорном пункте. Девушки, правда, не догадывались после этого спросить у ментов, почему это они сами не боятся заразиться от них, 'заподозренных' в столь ужасных болезнях, ведь те во время полового акта даже не предохранялись.
   Выведав обо всем этом от одной из пострадавших девушек, я явился в ресторан в сильном волнении, в надежде увидеть кого-либо из них, этих 'ревнителей порядка', а если повезет, то и сразу обоих.
   И мне таки повезло! В зале ресторана на втором этаже я обнаружил Банана, который, видимо, считал своим долгом каждый день здесь появляться. Завидев меня, он, предварительно надев на лицо свою фальшивую, словно приклеенную улыбочку, заторопился навстречу и протянул для приветствия руку. Я, словно не замечая его протянутой руки, предложил ему выйти на улицу поговорить, и он, надо признать, без боязни пошел со мной, еще, возможно, не совсем понимая, в чем дело. Мы вышли из ресторана на улицу и остановились друг против друга.
  -Что это с тобой сегодня, Савва? - спросил он шутливо, но, видя, что я молчу, надулся: - Ты, кажется, собираешься мне что-то предъявить? - (Ага, а ведь чувствует свою вину,
  мусорок!). Он усмехнулся. - С офицером милиции не боишься поссориться?
   Брезгливо скривившись, я ответил ему:
  - Да видал я тебя... в членах Политбюро. Иди и застрелись соленым огурцом, который ты носишь в кобуре вместо пистолета.
   Произнеся это с чувством, в сердцах, я в душе, конечно же, понимал все возможные аргументы в защиту и оправдание их с Толиком гадкого поведения. Они могли мне сказать, что все их хитрые приемчики мелочь, ерунда, что, мол, у каждого существует свой способ добиваться от девушек близости, а наша мужская дружба выше и дороже этого. Вон, к примеру, скажут они, Славка Елдаков - почти официальный, можно сказать, в нашем городе насильник, и мой, кстати, товарищ, - он что, разве лучше их? И что все мы, мол, живем в атмосфере греха. И я прекрасно понимал, что это было бы правдой. Однако, кроме всего прочего, был во всей этой гнусной истории еще один важный, сугубо личный момент: компромат, собранный ментами на нас с Кондратом, им был нужен, интересно, для чего? Только ли для того, чтобы держать нас в случае чего на коротком поводке, и управлять по мере возможности? Нет, еще, я думаю, еще и для того, чтобы при первом же удобном случае выложить все эти подробности моей жене и подруге Кондрата, посредством чего войти к обеим в доверие, и тут же выразить им сожаление и сочувствие по поводу нашего столь безнравственного поведения, о котором они, доброжелатели, сообщили исключительно по дружбе, а затем, что вполне естественно, пристроиться ненавязчиво у них между ног! А что, сильный ход, а! Да, неслабый! И, что интересно, тому уже имелось немало примеров: мы знали, что наши товарищи - милиционеры Толик и Банан - уже отличились на этом поприще во многих семьях наших друзей и знакомых. Нет, ну согласитесь, это ведь просто беспроигрышный вариант, высшее мастерство! Грести всегда, грести везде, грести - и никаких гвоздей... (Да простит меня Маяковский за то, что я здесь переиначил его стихотворение) - то есть, трахать всех подряд, включая жен друзей, и не испытывать при этом никаких угрызений совести - вот их принцип. Да, и кроме того, компромат ведь никогда не помешает, менты, как я знал, собирали компромат и друг на друга, и на своих начальничков, как знать, может завтра тот или иной матерьяльчик пригодится, а пустил его в ход, глядишь, начальничка задвинут в сторонку, а тебя выдвинут на его место. Поэтому и не хотел я выслушивать оправданий своих 'товарищей' - ментов, а просто потому, что меня прямо распирало возмущение, жаждал надавать за немужское поведение кому-либо из них по физиономии.
   Едва Банан открыл рот, очевидно собираясь сказать что-то в свое оправдание, как возле нас появился возникший из темноты, словно черт из табакерки, его коллега и шеф Толик - начальник УГРо. Мгновенно оценив ситуацию, он понял, для чего мы здесь находимся (когда-то же должно было все открыться) и заступил нам дорогу:
  - Привет, Савва, ты отчего такой злой сегодня?
  - Вы прекрасно знаете, ребятки, отчего я такой злой, и знаете также, кто в этом виноват, так что давайте обойдемся без предисловий, - скрежеща зубами, проговорил я, полный решимости набить кому-либо физиономию, пусть даже это будет и мент.
   Менты переглянулись между собой, после чего Толик заявил:
  - Ну, тогда давай, пожалуй, ты со мной объяснишься, я старший и по званию и по должности и, кроме того, отвечаю за действия младшего, то есть подчиненного. А он, - Толик кивнул на Банана, - делает то, что я ему приказываю, потому что я его шеф.
   Последний аргумент пересилил, и я нехотя согласился. Банан был спортсменом, кандидатом в мастера по самбо, но я был уверен, что без особого труда, из одной злости ему накостыляю по шее. А Толик был каратистом-любителем, и хотя в этом случае я тоже был уверен в своем превосходстве (ведь тренер у нас был один, и я хорошо знал возможности Толика), я не испытывал лично к нему никакой злости - уж очень мне хотелось добраться сегодня именно до Банана.
  - Я, ребятки, хоть и не Д'Артаньян, и не Брюс Ли, но с удовольствием накостылял бы вам обоим, все равно как - сразу обоим или же по очереди, - самонадеянно заявил я.
  - Давай-давай, - сказал Толик, становясь в стойку, - ты болтай, да не забывайся. Поехали.
  - Ну, так я тебе сейчас накатаю по мордасам, - говорю я ему с усмешкой, - а ты меня завтра, а может еще и сегодня в КПЗ упрячешь. Очевидец вон уже наготове стоит, он прямо слюной исходит от желания свидетельствовать против меня.
  - Банан, иди в ресторан, - повернувшись к коллеге, резко сказал Толик, - мы чуть позже подойдем.
   Однако Банан, судя по всему, уходить не торопился.
  - Ну что стоишь, небоскреб твою мать! Пошел вон отсюда... убирайся хоть в Катманду, я все равно до тебя когда-нибудь доберусь! - прокричал я, не имея больше сил сдерживаться.
   Банан, ежесекундно оглядываясь на нас, поплелся прочь и скрылся за углом ресторана, а Толик вновь стал в стойку, и мы, точно каратисты в кино, стали кружить один возле другого.
   Выбрав мгновение, когда Толик выводя руками какие-то сложные пируэты, остановился в некомфортной для себя позе, я, сделав шаг вперед, размахнулся и врезал ему ногой, попав по наружной стороне бедра, а когда он неловко повернулся, согнувшись, я шагнул в сторону и добавил еще одним тяжелым ударом другой ногой, который пришелся ему сбоку по пояснице. Толик упал на четвереньки, и в эту самую секунду из-за угла ресторана выскочили и рванулись по направлению к нам два милиционера в форме, я еще успел разглядеть, что из рядовых.
   'Банан постарался, успел уже вызвать подкрепление, змей' - понял я. Тем временем один из милиционеров бросился поднимать Толика, а другой, толстяк, широко расставив руки, вприсядку пошел на меня, словно танцевать собирался. И чему их только в милиции учат, подумал я, сбивая обе его руки в сторону, после чего, используя его же собственную инерцию, пропустил милиционера мимо себя и подтолкнул слегка в спину, от чего тот пробежал еще несколько шагов и приземлился на карачки. Второй милиционер, подняв с земли Толика, решил прийти первому на помощь, и теперь они уже вдвоем, широко раскрыв объятия, стали приближаться ко мне с двух сторон. Я уже подумывал, как бы мне их половчее обоих уложить на асфальт, сильно не травмируя при этом, однако Толик окликнул их, приказав остановиться, затем отряхнулся, после чего подошел ко мне, пожал руку и сказал своим:
  - Вы что, не видите, у нас тут товарищеская схватка? Уходите отсюда, идите к тому, кто вас послал.
   Отряхивая на Толике одежду, я чувствовал себя неловко оттого, что нам с ним пришлось подраться - ведь до сих пор мы с ним были в очень хороших отношениях, и повел он себя сегодня вполне достойно, как мужик. Минутой позже, когда мы с ним входили в ресторан, Толик сказал:
  - Ты конечно прав, Савва, насчет девок, мыслишь ты по-джентльменски, но я тебя по-дружески прошу, чтобы мы выяснение отношений на этом и закончили. Ну как, договорились?
   Я кивнул. Был ли у меня выбор?! Где вы еще видели такого честного мента, который получил бы хороших пинков, и не принял при этом никаких ответных карательных мер? Я пожал ему руку, дружески посоветовал больше и чаще тренироваться, и на этом мы расстались.
  
   Ночь последняя
  
   А на утро следующего дня в районе соленого озера было запланировано проведение общегородской общепитовской ярмарки, на которую я должен был выехать вместе с ресторанным буфетом в роли второго, то есть запасного буфетчика, а если говорить точнее, то грузчика.
   Ночь накануне этого мероприятия мы с Кондратом решили провести с нашими девушками, поэтому вечером загодя мы отправились за ними в студенческий лагерь. Девушки оказались на месте. Лека встретила меня восторженно-радостной улыбкой, и тут же, подхватив меня под руку, доверчиво прижалась всем телом. Однако часом позже, когда мы с ней оказались в постели, она вопреки моим чаяниям, вновь, как и прежде, была со мной застенчива и скромна. Эта ночь, которую мы с ней провели в снятой мною накануне квартире на новеньком диване, была нашей и только нашей; Кондрат с Ириной отправились на квартиру ?1, расположенную, как вы помните, возле ресторана.
   Этой ночью мы с Лекой не сомкнули глаз, так как все время занимались любовью, и это было впервые по-настоящему, как должно быть между мужчиной и женщиной. А ранним утром следующего дня, еще до рассвета Кондрат с Ириной заехали за нами на машине и мы все вместе отправились на ярмарку.
   Ярмарка, как я уже сказал, была устроена в районе соленого озера, на пустыре. Прибыв на место и оглядев ее, мы были весьма впечатлены, так как по площади ярмарка занимала весьма приличную территорию. Десятки столов, уже ломившиеся от продукции, выставленной на них, были выстроены в форме огромной буквы П. Буквально все столовые и кафе города, а также ресторан, общим числом около семидесяти торговых точек, выставляли сегодня здесь свою продукцию; конторское начальство, заведующие производствами и все поголовно повара с буфетчиками также находились на месте.
   Здорово оголодавшие после ночи любви, мы были первыми из тех, кто опробовал качество представленной на ярмарке продукции. Ввиду раннего часа покупателей было еще совсем мало, что дало нам возможность за короткое время обойти практически все прилавки, поражавшие разнообразием представленной продукции. Мы с Кондратом, где за деньги, а где и просто за спасибо набрали полные руки различных вкусностей и накрыли, таким образом, шикарный стол, установив его чуть в стороне от людских потоков, в укромном месте. Не секрет, что мы с Кондратом были в общепите любимчиками как у начальства, так и у среднего и даже у низшего звена, и многие заведующие столовыми, которым мы годились в сыновья, к нам очень хорошо и доброжелательно относились. Кроме того, с некоторыми из них меня связывали и финансовые отношения, а иметь дело со мной любили все - никто при этом не оставался внакладе.
   Бутылку коньяка 'Белый аист' Кондрат достал из багажника машины, остальное было перед нами на столе - ешь, чего только душа пожелает. Тут были и колбасы, приготовленные домашним способом, куски ветчины и окорока, а также запеченное в духовке 'мясо по-молдавски', язык в маринаде, салат 'оливье', салат свекольный, соленая капустка и другие разносолы, а также хлеб нескольких сортов. Еще не было и семи утра, когда мы под хихоньки да хахоньки распили бутылку.
   Наши девушки, поминутно озираясь по сторонам, поначалу стеснялись снующих туда и сюда покупателей, их, по-видимому, пугало столь большое скопление незнакомого люда, а народ, надо сказать, на ярмарку все прибывал. Однако после основательного завтрака под коньячок все эти ложные страхи были ими забыты, и вскоре наши дамы успокоились и повеселели. Насытившись раньше нас, девушки отошли в сторонку и стали о чем-то шептаться. Ирина, как мне удалось услышать краешком уха, что-то спросила у Ольги об ее предстоящем замужестве, та ей ответила, и девушки заговорили на эту вечно важную для них тему.
   Мы с Кондратом, не мешая девушкам, продолжали отдавать дань еде. Непроизвольно я слушал разговор девчонок и в какое-то мгновение услышал сказанную Ольгой фразу:
   'Я своему мужу поставлю условие, чтобы он приносил мне каждый месяц 400 рублей, и никак не меньше!'
  - А куда же, милая, я буду девать остальные деньги? - спросил я, шагнув к девушкам и опуская подбородок на Ольгино плечо, но та, не разобрав слов, мягко повела плечом, затем медленно повернулась ко мне и ласково улыбнулась. Зато мои слова услышала Ирка, которая засмеявшись, понятливо подмигнула мне.
   После завтрака - а к этому времени уже полностью рассвело, - мы сделали по ярмарке прощальный круг; со стороны она теперь напоминала огромный человеческий муравейник - ведь любая ярмарка для наших граждан, ее посетителей, редкий праздник. Слушая, как продавцы покрикивают, расхваливая каждый свою продукцию, мы с Кондратом тоже внесли свою лепту в рекламу. 'Пирожки горячие! - разносилось по пустырю, - с ливером, картошкой, капустой и повидлом. Вертута сладкая, котлеты 'по-киевски' - куриные, свежие!'
  - Котлеты 'здоровья не вернуть', налетайте, всем не хватит, - вплелся громкий голос Кондрата в общий фон.
  - Покупайте пирожки 'с погибелью и изжогой', - вторил ему я, - лучшее угощение любимой теще, нудной свекрови, а также опостылевшему начальнику.
   Девчонки шикали и одергивали нас, но настроение у нас было веселое, ярмарочное, подогретое к тому же коньяком, и поэтому нас было не удержать от шуток.
   Было около восьми утра, когда мы посадили девушек в машину и отвезли на консервный завод - им необходимо было поспеть на работу к началу первой смены.
   Девчонки наши, следует заметить, были скромны и нетребовательны в своих запросах: единственное, о чем Лека иногда просила меня, это сигареты - я им на двоих с Ириной давал блок в 20 пачек, которого, им правда, не хватало и на неделю.
   А утром следующего дня мы вновь свиделись с девчонками, так как они не пошли на работу, а явились прямо ко мне в бар. Я тут же позвонил Кондрату, оказавшемуся дома, и вскоре он присоединился к нам. На часах было одиннадцать с четвертью, когда мы поднялись в ресторан позавтракать, а заодно уже и пообедать, расположившись для этого со всем возможным комфортом в банкетном зале. Ольга, как и всегда, была скромна, мила и улыбчива; Ирина же - в своем репертуаре - веселой, заводной и дерзкой: шутки и анекдоты без конца сыпались с ее язычка. Сделав заказ, мы ожидали прихода официантки, когда вдруг, откуда ни возьмись, в банкетном зале появилась моя мама.
  - Ну, могу я узнать, девушки, кто же из вас похитил моего сыночка, которого я уже целый месяц не могу дома застать? - сказала, подойдя к столу мама, с интересом разглядывая наших подруг. Лека густо покраснела и опустила голову.
   Я встал, обнял маму за плечи и увел ее в коридор, где мы перекинулись двумя-тремя фразами, затем она спросила:
  - А которая из них твоя девушка?
   Я сказал.
  - Рада за тебя, - сказала мама. - Вторая девушка, конечно, красивая, но выглядит вульгарно, а эта на вид скромная и при этом очень даже миленькая. - С этими словами мама послала мне воздушный поцелуй и ушла.
   Я был счастлив тем, что мама меня понимает. Мне было хорошо с моими друзьями. Я ценил и уважал Кондрата, верного друга и великолепного напарника во всех без исключения делах, и любил его как брата. Я обожал Ольгу, Леку, мою милую девочку, 'манную кашу' - как ее называли подруги-соученицы по факультету математики. А также я любил Ирку за то, что она в тот самый первый вечер привела с собой Ольгу и практически нас с ней познакомила. Я любил в эти дни весь мир.
   После обеда мы с девушками расстались, и каждый из нас четверых отправился по своим делам, а вечером того же дня я неожиданно для себя повстречал Ольгу в городе. Обрадовавшись, я поспешил к ней навстречу и лишь в последнюю секунду увидел, что она не одна, а вместе с ней были еще двое - мужчина и женщина возрастом за пятьдесят. Понаблюдав за ними с минуту, я решил, что это были ее родители, которые приехали навестить свою дочь. Странно, подумал я, она ведь ничего не говорила мне об их приезде. Постеснялась, наверное, сказать, а возможно также, что и сама не знала, так как из Кишинева в наш город легче приехать, чем дозвониться по телефону.
   Я на минуту задумался. Должен ли я подойти и представиться им? Но что я мог сказать ее родителям? Что я люблю их дочь? Что меня переполняют теплые и нежные чувства к ней? Что нам хорошо вместе? И что у нее не будет свадьбы с тем парнем, который считается ее женихом?..
   Я долго с легкой грустью наблюдал за ними, стараясь оставаться незамеченным. Я видел перед собой тихую интеллигентную семью, и в какое-то мгновение понял, что не имею права врываться в их мир, пугать их, ломать все их планы... И я ушел.
   Ольга уехала на следующий день вместе со своими родителями в Кишинев, и так получилось, что мы даже не успели попрощаться. А может, так было лучше, не знаю. Но с того самого дня в сердце моем поселилась тихая грусть.
  
   Эпилог.
  
   Вскоре после Нового года Кондрат созвонился с Ириной и договорился с ней о встрече в Кишиневе, которую мы когда-то, когда были еще все вместе, запланировали. Естественно, на этой встрече должна была присутствовать вся наша четверка.
   И вот, тихим зимним вечером, на часах было что-то около восьми, мы с Кондратом находимся у входа в ресторан гостиницы 'Интурист'. Деревья стояли голые, знобкие, с редкими сохранившимися на них листочками, шел робкий влажный снежок. Внушительная многоголосая толпа роскошно разодетых людей, утаптывая ногами и быстро превращая этот самый снежок в грязную кашицу, громоздится у входа, горя желанием проникнуть внутрь, где за огромными стеклянными окнами многочисленными разноцветными огнями светился большой и уютный европейский зал ресторана, из которого наружу доносится легкая танцевальная музыка. Однако двухстворчатая стеклянная входная дверь заперта, на ручке висит уже столь привычная в подобных местах отдыха табличка 'Свободных мест нет', а изнутри ее охраняет солидный, в своей торжественной форме похожий на генерала швейцар. Кондрат поочередно оглядывает собравшихся здесь дам и, нашептывая мне на ухо, дает на каждую из них свои характеристики, а я тем временем нетерпеливо поглядываю в том направлении, откуда должны появиться наши девчонки, и ничто другое в этот момент меня не интересует.
   Наконец я их замечаю: девчонки - Ирина и Ольга, прибыли вместе, рука об руку, явно договорившись обо всем заранее. Мы тут же поспешили им навстречу. Что вам сказать, пред нами предстали две роскошно одетые очень хорошенькие юные дамы. Мы сошлись и обнялись. Все вместе, вчетвером, не сговариваясь, встав в кружок, голова к голове, лицом к лицу. Мелкий, едва видимый снежок кружил в воздухе и падал на наши лица, а мы жадно разглядывали друг друга и улыбались без слов. Наконец, сдвинувшись с места, мы направились к входу в ресторан.
   Кондрат, спокойно пройдя сквозь толпу собравшихся у входа людей, прижал ладонь к стеклянной двери так, чтобы только швейцар мог видеть сквозь стекло сложенный вдвое червонец - десять рублей. Спустя несколько секунд дверь, словно по мановению волшебной палочки открылась, толпа ожидающих напряглась и подкатила к входу.
  - Извините, заказ! - дежурно улыбаясь и пропуская нас внутрь, сказал разряженный в сине-красно-золотую униформу седоусый швейцар разочарованной толпе, затем вновь надел на лицо официальное каменное выражение и тут же за нашими спинами закрыл дверь, после чего десятка, 'честно' им заработанная, перекочевала в карман форменного пиджака.
   Пока Кондрат ухаживал за нашими дамами, помогая им в вестибюле снимать пальто, я изловил одну из пробегавших мимо официанток, выбрав из них ту, которая была посимпатичнее, и, сунув ей в руку четвертной, сказал:
  - Это тебе задаток. И если будешь себя хорошо вести, он преобразуется в чаевые. Организуй нам столик на четверых не слишком близко к эстраде, поставь бутылку хорошего коньяка и полусухого шампанского, остальное - закуски там, горячее - на твое усмотрение и без ограничений, но так, чтобы все - только самое лучшее.
   Девушке, судя по тому, как у нее блеснули глазки, очень понравился мой заказ, сделанный на ходу, и она, мило улыбнувшись, указала мне пальцем сквозь стеклянный витраж на столик, предназначенный нам, после чего упорхнула по своим делам.
   Наши дамы, избавившись от верхней одежды, оказались в шикарных вечерних платьях и в модельных туфельках на каблучке, из-за чего мы с Кондратом, хотя и были одеты, что называется 'из 'Березки', все же испытали перед ними стеснение и даже некоторую робость, как провинциальные молодые люди, приехавшие в столицу. Каковыми, впрочем, мы и были на самом деле.
   Спустя минут двадцать, которые понадобились девушкам, чтобы покрутиться у зеркала и попудрить носики, мы вчетвером, не торопясь, прошли, направляясь к нашему столику через весь зал, и остановились перед ним. На наших лицах выразилось удивление.
   Ах, чего только не было на том столе! Прежде всего скажу, что того количества еды, что на нем разместилось, хватило бы и на десять человек, видимо, официантка восприняла мои слова буквально. И какой еды?! Все здесь было приготовлено и сервировано по высшему разряду. Столик - шестиместный - был заставлен самой разнообразной снедью так, что официантка едва ли не вспотела, пытаясь примостить на него пепельницу. И все это, заметьте, предназначалось двум 'бедным' студенткам, сопровождаемым двумя молодыми людьми. Но лично меня все это изобилие не интересовало, я глядел только на Леку, ведь у нас с ней до сих пор еще не было возможности и словом перемолвиться.
   Ольга была прекрасна. Прекрасна, как почти любая девушка в тот короткий переходный период своей жизни, когда становится молодой женщиной. Жаркая волна подкатывала к сердцу, когда я глядел на нее, такую близкую недавно, а теперь такую невероятно далекую (я уже знал, что свадьба состоялась в назначенный срок и она теперь была замужем). И дело было вовсе не в физической близости, ведь мы могли, не заходя в ресторан отправиться прямиком в гостиницу 'Турист', где у нас с Кондратом, как обычно, было снято два номера и...
   Возможно, это во мне просто заговорил эгоизм, когда я увидел Леку, такую красивую и... чужую теперь. И еще защемило сердце, ведь не было и дня за минувшие два с половиной месяца нашей разлуки, чтобы я не вспоминал ее, не думал о ней.
   Мы с Ольгой, не присаживаясь за столик, и не сговариваясь между собой, сразу же влились в толпу танцующих пар, дорогой наши руки встретились, чтобы потом очень долго, почти весь вечер не разлучаться. Мы танцевали; вначале моя Лека вела себя робко и стеснительно, и, пользуясь преимуществом своего небольшого роста, прижималась ко мне так, чтобы я не мог видеть ее глаз. Затем, когда мы оба несколько успокоились, Ольга стала рассказывать о своей новой семейной жизни и о своем муже. Свадьба прошла пышно, красиво и весело, вот только ее благоверный после первой брачной ночи упрекнул Леку в том, что она не девственница. (Эх, а ведь я ее, дурочку, учил, как и при каких обстоятельствах можно - и нужно - обдурить жениха!).
   А затем началась семейная жизнь. Как мужчина он (при этих словах Ольга сжала губы, и рассказ ее едва не прервался слезами) оказался резким и грубым.
  - Ничего с ним кроме боли не ощущаю, - пожаловалась она. В голосе моей милой слышались затаенная боль и разочарование.
  - Ничего, это пройдет, вот увидишь, со временем у вас все наладится, это все только поначалу так, по молодости и неопытности, - шептал я Леке на ухо, пытаясь успокоить ее и почему-то злясь при этом на себя, понимая, что говорю чушь.
  Музыка окончилась, сменилась другой, затем следующей, а мы, не замечая времени, стояли, сцепившись пальцами рук, у эстрады и были заняты исключительно друг другом. Неожиданно Лека взяла мою ладонь обеими руками и прижала ее к своим губам.
  Мое сердце замерло.
  - Савва, спасибо тебе за все. Знаешь, я счастлива, что встретила тебя, что у меня есть ты, и если ты теперь не рядом со мной, то навсегда - в моей памяти. Спасибо за то, что ты сделал меня женщиной. Я ни о чем не жалею, поверь. Тем более что я сама этого хотела, поэтому и пришла тогда к тебе, на второй день.
   Глаза мои наполнились слезами, и я едва сдержался, чтобы не расплакаться как мальчишка.
   Когда мы вернулись к столику, даже Ирина, весьма бойкая и острая на язычок, глядя на нас, воздержалась от комментариев, лишь вздохнула тягостно и стала наливать в рюмки коньяк. Мы выпили, затем закусили, вновь выпили, а вскоре повторили к заказу еще по бутылке коньяка и шампанского. Но алкоголь совсем не действовал на нас. Ирина, чтобы разрядить обстановку, и не дать нам с Лекой разрыдаться прямо за столиком, увлекла меня танцевать, и в ходе его рассказала об Ольге то, о чем та сама о себе сказать постеснялась. Чуть позднее, когда мы сели за свои места, Ирина, завладев нашим вниманием, объявила:
  - Вот ведь какие казусы, друзья, иногда случаются с нами в жизни. Начали мы наше знакомство, как вы помните, в канаве, а заканчиваем его в 'Интуристе'. А не выпить ли нам за это восхождение?!
  -Вот замечательный тост! - воскликнул Кондрат и стал доливать в бокалы девушек шампанское.
   Официантка, ставшая невольной свидетельницей этих слов, удивленно оглядела нас, затем растерянно улыбнулась, покачала головой, и незаметно ушла.
   Позже, ближе к полуночи, когда мы уже покидали ресторан, и я помогал Лёке в раздевалке надеть пальто, она взяла мои руки своими маленькими ладошками и прижала к своей талии. И тут мне показалось, что я почувствовал некоторую округлость ее живота, не замеченную мною прежде.
   Я держал ее так, не решаясь убрать руки, несколько минут, пока она не подняла голову и, закрыв глаза, подставила свои губы для поцелуя. Минутой позже, когда мы вышли на улицу, я спросил ее:
  - Лека, и как теперь все будет? С тобой, с ребенком, с вами обоими? (Не решаясь спросить о главном - от кого ребенок, которого она носила под сердцем, ведь могло статься, что он был мой).
  - Не волнуйся за нас, все будет хорошо, - не столько услышал, сколько понял я по движению ее губ.
   Кондрат по какой-то причине задержался в фойе, а мы тем временем выбрались к стоянке такси. Чмокнув Ирину в щечку, я усадил ее в такси, дал водителю трешку и отправил машину по адресу, а для Ольги, жившей в противоположном направлении, сумел поймать лишь частника, и то лишь спустя четверть часа.
   Поцеловав Леку в последний раз, и осторожно усадив ее на заднее сиденье 'жигуленка', я протянул водителю, молодому парню, десятку, так как меньшей купюры в кармане не оказалось, и сказал, записывая номер его машины на спичечном коробке:
  - Довезешь мою... эту девушку до самого дома аккуратно и не спеша, слышишь?!
  - Да-да, конечно, - удивленно поглядев на меня, ответил он. Затем добавил: - Не волнуйтесь, уважаемый, все будет в наилучшем виде.
   Машина уехала, и я еще долго печально смотрел ей вслед, пока голос Кондрата, подошедшего сзади, не вернул меня к действительности:
  -Идем, герой-насильник, или герой-любовник, уж и не знаю, как тебя правильнее называть. Я там, в ресторане, договорился с двумя девушками, они нас будут ждать в баре. Вернее, уже ждут, - поправился он, поглядев на часы.
  
   198?год.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"