Сатурин Вадим : другие произведения.

Чаепитие в аду. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Продолжение...

~Вадим Сатурин~

Чаепитие в аду

Часть 2. Нерв

  

Эпизод I

На подступах в ад

   Бессонные ночи. Из одного сна в другой меня преследуют страшные видения. Я вижу, как чьи-то густо заросшие волосатые руки касаются шеи моей дочери, сдавливают её и издевательским смеются при этом. Я вот-вот увижу лицо убийцы, но силы моего опустошенного воображения не позволяют досмотреть кошмар до конца. Я просыпаюсь в холодом поту, открываю окно на кухне и закуриваю. В висках пульсирует боль - это даёт о себе знать бесконечная мигрень. Вновь и вновь мои руки сжимаются в кулаки и наносят удары по бетонной стене, пока с костяшек не начинает капать кровь.
   Я открываю ноутбук, выхожу в социальную сеть и вижу одно сообщение:
   - Привет. Нашел тебя в группе знакомств. Не желаешь встретиться со мной? Могу тебя многому научить.
   По моему лицу пробегает нервная гримаса. В очередной раз кто-то брызгает в него раскаленным маслом со сковородки. Обратного пути нет. Я должен это сделать. Я должен стать санитаром леса, который сможет... который обязан выгрызть ливер этим уродам.
   - А ты знаешь, что мне всего 13 лет? - пишу я через подставной аккаунт, поджимая свои губы в нервной дрожи.
   - И что? - отвечает мне незнакомый мужчина, на аватарке которого красуется дорогой автомобиль. - В твоём возрасте у меня уже был отличный секс. Это совсем не страшно, даже приятно...
   - Поговорим завтра, - ставя несколько смайликов, отвечаю я. - Мне хочется спать, а завтра в школу. Я подумаю над предложением...
   Закрытая крышка ноутбука. Выкуренная сигарета и допитый кофе. Сон и очередные кошмары в них кричат и кричат об одном и том же.
   Я схожу с ума!
Это уже не я!
  
   Март 2011 года.
   Мы находились в нашей квартире вчетвером. Ира, Егор, Максим сидели и с вытаращенными глазами смотрели на меня. Уже больше часа, постоянно смачивая горло холодной водой из граненого стакана, я с трясущимися от волнения руками, рассказывал им свой план. За три с лишним недели, я отчетливо понял, что в моём городе живет около ста латентных педофилов, которые не против развлечься с маленькими мальчиками и девочками, охотно пригласив их в свою квартиру или просто встретившись в авто в укромных местах. У меня было множество подтверждений этому, включая переписки, извращенные фотографии и многое другое. Часть я отобрал и предоставил напоказ жене и Авдеенко. Они были в шоке от увиденного. Смею заверить, что вас бы я шокировал не меньше, ведь переписки носили настолько интимный характер, включали в себя безумные пошлости со стороны моих собеседников, что я понял насколько испорчено наше общество, насколько гнило внешне "прекрасное яблоко жизни", и как нагло оно скрыто от глаз общественности.
   Я не знал, как на мои планы отреагирует жена, но чувствовал, что в ней горит адским огнём желание мести. Мы были связаны одним горем и одними чувствами к Даше.
   - То есть я буду подсадной уткой? - спросил меня сын. Он был явно встревожен этим, но его ровный голос и могильный взгляд в мои глаза, шептал мне: "Папа, я вместе с вами до конца!"
   - Да! Всё, что тебе будет нужно, это созвониться с ним и встретить его на улице, зайти с ним в квартиру и все. Больше ничего...
   - Спрячем ему под футболку гарнитуру. Как только он созвонится с ним, пусть сразу же набирает нам, мы будем слушать разговор. Ключи у нас так же будут. Всё верно! - вслух рассуждал Авдеенко. Я не знаю, почему ему была интересна эта затея, но он постоянно твердил мне одно: "Я обещал, что сочтусь с вами и, кажется, это время настает". Да, он постоянно называл меня то на "ты", когда был изрядно выпившим, то на "вы". Я перестал корить его за водку, понимая, что мне нужны его руки, его звериные инстинкты и умение взламывать людям душу, пробираться сквозь боль в самые скрытые недра подсознания. Этому невозможно научиться, если ты не был на войне... если ты не был на войне с самим собой.
   Никто не спрашивал меня о том, а что будет дальше, да и я сам не знал ответа на этот вопрос. Сил моего ума хватало ровно настолько, чтобы продумать, как завести "животное в клетку" и молниеносно захлопнуть дверь перед его носом. Далее никаких вариантов просчитано не было. Возможно, именно поэтому всё оказалось еще более ужаснее, чем я предполагал.
  
   Квартиру, которую я снимал, мы вымыли, расставили всё на свои места, выкинули все бутылки, подобрали каждый брошенный на пол окурок и тщательно проветрили. В Новосибирске заметно потеплело, но снег в середине марта еще не таял - только чернел, становясь некрасивым, грязным и испорченным, как мы.
   За уборкой Егор рассказал, что нашел неплохую сдельную работу логистом по ночам. Он приезжал в какой-то супермаркет, ездил на специальном погрузчике и поднимал огромные контейнеры с товаром, которые через некоторое время вновь снимал, чтобы продавцы могли разложить продукцию в строгом порядке на полках. Платили неплохо - это раз, можно было прогуливать - это два, да и пить там тоже можно было.
   - Мы всё делаем правильно? - спросила меня Ира, когда мы остались на съёмной квартире вдвоём. - Скажи мне, что мы все делаем правильно? - она впервые обняла меня за долгие месяцы разлуки, одиночества. Её рука скользнула под мою футболку, а тепло разлетелось по всему телу.
   - Да, иначе мы никогда не сможем пережить эту боль, - ответил я, уже тяжело дыша. Моё тело задрожало, мне захотелось её настолько сильно, что больше я не смог сдерживаться.
   - Что ты так на меня смотришь? - спросила она, но я, не ответив, повалил её на кровать и принялся страстно и жадно целовать её шею, губы, мочки ушей и грудь, спускаясь все ниже. Она не сопротивлялась и лишь томно вскрикивала: "Я так скучала по тебе, Миша... я так скучала..."
   Я не особо умею описывать такие минуты, но я целовал её, словно в последний раз... Мои жаркие поцелуи покрывали всё её тело, щетина колола самые интимные места, заставляя её кричать от наслаждения. Мы замирали на доли секунды и начинали движения вновь, откидывая на задний план наше горе, те роковые события и будущие планы. Я и Ира жили только этими минутами, жадно наслаждаясь друг другом, куря прямо в постели при выключенном свете. Вновь и вновь мы чувствовали себя голодными, а умирая, возрождались заново. Я предчувствовал, что скоро наша жизнь изменится до неузнаваемости, страсть двоих обратится в ненависть к третьему и мы разлучимся навсегда.
   После продолжительного безумного секса, мы просто говорили и вспоминали нашу дочь, листали фотоальбомы, просматривали фотографии на ноутбуке. Нам хотелось возродить светлые моменты из жизни нашей семьи, словно тем самым мы хотели заново переснять наш семейный фильм, превратить триллер в мелодраму, кошмар в прекрасную сказку с хорошим концом. Увы, все попытки были тщетны. От фактов невозможно убежать, а черно-белые картины судьбы не раскрасить.
   - Миша, если нам по воле судьбы попадётся именно тот, кто убил Дашу, то... Я сама прикончу его! - шепотом произнесла она, еле сдерживая слезы. - Я не смогу себя контролировать...я порву эту тварь...
   Мы думали в унисон и от этого было страшнее в сотни раз. Ни я, ни Ира не желали отступать от намеченного плана. Ураган хладнокровия и отчаянности всё сильнее кружил наши души. Наш сын думал, что мы всего лишь передадим педофила в руки полиции, ведь подробности предстоящих дел обсуждали за кадром без него. Нам приходилось тщательно скрывать свои планы, встречаясь с Егором в столовых, кофейнях и барах. Он был человеком, которому я доверял полностью. Неизвестно почему, но это было именно так. Может быть, потому что он был простым парнем и делил мир только на черное и белое, на своих и чужих... может быть, потому что у меня просыпались к нему отцовские чувства... а может быть, если посмотреть цинично, потому что мне была нужна сила и хладнокровие, которую имел сержант прошедший чеченскую войну и уже когда-то "сгоревший в аду".
   Еще около трёх недель я вместе с Ирой провел за перепиской с нашим объектом. Его звали Николай. Скорее всего, это было его подставное имя. Судя по фотографиям в социальной сети, он неплохо зарабатывал: два дорогих автомобиля, дача, путешествия по Египту, Турции и Арабским Эмиратам. Всё говорило о роскоши в его жизни. И было, знаете, действительно, было в его лице что-то извращенное. Я не могу сказать, что именно, но, смотря на фотографию в социальной сети, невольно напрашивался вывод, что мы общаемся именно с ним - педофилом. С каждым днём он все больше желал встретиться с Максимом, ждал удобного случая, чтобы приехать к нему домой, заняться с ним извращенным сексом, заплатить за это ровно 500 рублей, а по возможности стать постоянным гостем, подпитывая подростка грязными деньгами. Помимо этого, каждый день он предлагал встретиться и в своей съёмной квартире-студии на микрорайоне Горском. Вечером 25 марта я наконец-то написал ему.
   - Привет. Давай завтра у меня... родителей не будет дома. Буду ждать около семи вечера. Тебе будет удобно? - напечатал сообщение. Меня тошнило от собственных слов. Педофил был оффлайн, поэтому я не сразу получил ответ. Он зашел в сеть в 22:30. У меня замигало входящее сообщение.
   - Да, конечно! После работы я обязательно заеду. Оставь свой номер.
   К переписке подключилась Ира и Макс. Мы завели ему новый номер и выстроили необходимые диалоги. За две минуты разговора по телефону Николай узнал необходимый адрес, еще раз убедился в том, что родителей не будет дома, постарался уточнить, что именно хочет Максим и цинично пожелал ему спокойной ночи.
   Знаете, мы затевали такую игру, о которой не могли даже предположить.
   - Егор, завтра в 18:30 жду тебя около соседнего дома той хаты, которую я снимаю.
   - Вы все-таки решились? - спросил он меня, но, не дождавшись ответа, продолжил. - Хорошо, да, конечно я буду! Давно не веселился. Я так соскучился по аду.
   "Давно не веселился. Я так соскучился по аду" - эти слова прокручивались в моей голове всю ночь и первую половину рабочего дня. Почему наша опасная авантюра казалась ему забавной? Неужели в нём живет жестокий садист? Неужели война оставила на его психике так много травм?
   Я курил и пил кофе прямо за своим рабочим столом. Закрыл дверь на ключ, чтобы никто не смел меня побеспокоить, и пролистывал фотографии мужчины, с которым нам сегодня, 26 марта, предстояло устроить чаепитие в аду. Я всматривался в черты его лица и пытался понять, что же в нём не так? Почему он, зная, что мальчику всего 13 лет, собирается развратить его юную душу? Что было не так в том человеке, который убил нашу маленькую дочку? Возможно, он совсем рядом от нас. Возможно, рядом... возможно уже очень далеко.
  
   Мы во дворах улицы Большевистской - самой заполненной и аварийно-опасной. Я и Егор курим, а Ира нервно обгрызает ногти на пальцах, сплевывая их вместе с горьким черным лаком. Папка с заготовленными бумагами, которые должен будет подписать этот урод, мешается мне под левой подмышкой, постоянно норовя упасть. Время тянется... время издевается... время предаёт нас. Уже десять минут восьмого, наш сын сидит в съёмной квартире и ждёт звонка. Мы договорились, что как только ему поступает звонок от этого урода, он тут же набирает нам, и прячет беспроводную гарнитуру в небольшой карман своей футболки. Также он должен был включить камеру напротив разложенного дивана и ни в коем случае не закрывать дверь на задвижку. Я тысячу сто раз повторял ему это, заставляя повторять собственные слова, как мантры вслух. Зачем такие приготовления? Во-первых, безопасность, во-вторых, нам были необходимы доказательства. Нервничали все кроме Егора. Авдеенко просто смотрел на свои наручные командирские часы, которые ему подарил раненный офицер, позже скончавшийся в военно-полевом госпитале близ Грозного, и отбивал ботинком военный марш на асфальте.
   - Сейчас-сейчас... эта тварь обязательно приедет, - шептал он.
   - Пробки... вечные пробки, - шептала и моя жена, а я молчал, у меня перехватывало дыхание от волнения. Ноги предательски дрожали. Я оперся спиной на бетонную стену дома, стряхнул пепел с сигареты и в эту же секунды почувствовал вибрацию мобильного телефона.
   - Пап, он позвонил, попросил встретить его около подъезда, - тревожно сказал сын.
   - Будь осторожен! Ты знаешь, что делать.
   Наша группа из трёх человек направилась поближе к дому. Мы стояли за углом. Я включил гарнитуру, чтобы слышать каждый шаг своего сына, который по злому умыслу судьбы попал с нами в эти жестокие игру. Я слышал, как он ходит по квартире, дышит, обувается, открывает дверь и спускается вниз.
   - Миш, я очень боюсь... очень! - всхлипнула Ира.
   - Обратного пути нет, - ответил ей я. От никотина неприятно жгло горло. На улице на редкость для сибирской весны было тепло. Мы уже давно сняли теплые пуховики, сменив их на весенние куртки и плащи. Я одел черное пальто "три четверти", черные брюки и водолазку, жена была в кожаной куртке и голубых джинсах, а Егор в своём стиле: военные ботинки с черными шнурками и джинсы. В нас совсем не было ожидаемой людьми весны...
   К подъезду N3 подъехала серый "Volkswagen", из него вышел крупный мужчина за сорок, в пиджаке и сумкой через плечо. Макс подошел к нему.
   - Да, это он... на фото точно он, - быстро заговорил я.
   - Тсс... Всем заткнуться! - прокричал Егор. Он замер, казалось, перестал дышать, не сводя взгляд с объекта.
   Я слышал, о чем мой сын говорил с ним. Николай в очередной раз пытался убедиться, что их встреча останется в тайне, что родители ни в коем случае не вернутся домой и всё пройдет благополучно. Через пять минут они уже поднимались в квартиру. Шаги по ступенькам слились с ударами моего сердца. Голос педофила обжигал через гарнитуру моё правое ухо, а где-то слева в истерике билось сердце. Стараясь не подавать вида, я прятал свои руки в карманах пальто и пытался заразиться загадочным спокойствием от сержанта.
  
   Первым в квартиру ворвался Егор. Он с силой дернул хлипкую дверь на себя, одним прыжком миновал коридор и, увидев обнаженного до пояса здоровенного мужика, незамедлительно набросился на него. Следом подбежал я, но, растерявшись, замер, как вкопанный. Позже я ненавидел себя за эту трусость.
   - Тьфу, мразь, тьфу! - орал Авдеенко, плюя на него и избивая его ногами.
   Мужчина не кричал. Он закрывал голову руками, выставлял локти и, вероятно, понимал, почему мы здесь и почему помощь звать бесполезно. Ворочаясь из стороны в сторону, ему оставалось только одно - надеяться, что мы не убьём его прямо здесь. Конечно, это не входило в мои планы, но порой мне казалось, что дай я сержанту право это совершить, он охотно бы расправился с ним.
   Ира, дала сыну 300 рублей и позвонила моему знакомому таксисту - Сергею Кротову, услугами которого с октября я пользовался не раз, бронируя строго определенное время и всегда зная, что даже в хлам пьяного, он загрузит меня на заднее сидение и поможет добраться до дома. Это был не просто отличный водитель, а человек, которому можно было доверять.
   Через две-три минуты сильного избиения вечерний гость отключился, перевернулся на спину и захрипел. Сначала мы приподняли ему голову, чтобы он не подавился собственным языком, а потом вдвоём закинули его на стул, туго связали веревками, которыми пользовался на своей работе Авдеенко, перетягивая коробки из ДСП с продуктами. Скотчем мы заклеили ему рот. Наверное, когда каждый из нас, смотря остросюжетный боевик или читая окровавленные рассказы, думает, что жизнь того, кого презираешь ничего не стоит, что можно легко нажать на курок и забрать её?! Нет... нет... миллионы нет. Всё гораздо сложнее. И даже я - отец, потерявший родную дочь, не мог спокойно вдыхать теплый запах тёмной крови и осознавать всё происходящее в квартире. Я просто стоял в ванной комнате, засунув голову под ледяную струю и понимал, что переступил запретную черту. Струи душа жгли мою раскаленную голову, а тело горело от огромной ответственности и предстоящего выбора.
   "Что делать? Просто говорить? Тогда зачем всё это? Может быть, передать записи телефонных бесед, переписку и видео со скрытой камеры в правоохранительные органы? Может быть, позвонить Федяю... Я не знаю...не знаю...ни черта не знаю..."
   Мысли витками ринулись в моё сознание, но все они были не те и всё было совершенно не так. Я стал героем триллера, фильма ужаса, по сценарию которого, главный герой, после потери любимой дочки, сходит с ума в алкогольных депрессиях, а позже находит лишь один выход - жестоко карать тех, кто спокойно спит после совершенного. И если этот фильм приведет к тому, что в моём сердце и сердце моей жены станет хоть на градус теплее, а жизнь вновь закипит яркими красками, то я признаюсь вам - я готов убить это существо. Я готов убить его и вонзиться в его жирное лицо своими жилистыми пальцами, сломать ему шею за то, что такая же тварь, как и он, ломала шею моей миленькой светлой дочке.
  
   - Он приходит в себя. Намочи какую-нибудь тряпку, чтобы протереть ему лицо, - сказал Егор, зайдя в комнату и застав меня за рассуждениями вслух.
   Я кивнул, сплюнул в раковину и посмотрел на своё отражение. О боже, как я изменился за четыре бессонных месяца, какие черные круги и мешки появились у меня под глазами, как высохло моё тело и как полыхает ненавистью лицо. Скулы в вечном напряжении, мигрень стала моей обыденностью, злой стервой, не отпускающей ни днём, ни ночью. Мне было страшно признать, что таким меня видели мои коллеги! Только электрик Аркадич, с которым мы распили не одну бутылку водки, в моих пьяных откровениях мог догадываться о моей сильной боли, о том чистилище, что с октября полыхает в моей груди и не знает, где как же лучше дожечь меня. Помимо всего, зачастую меня мучала зубная боль, которую я снимал раствором соли и соды или приложенной к зубу таблеткой аспирина. Но это мелочь по сравнению с душой. Согласитесь, неизвестно какая боль - телесная или духовная, причиняет нам больше мучений. Мы запутываемся в том, где скрыт наш главный нерв и "тушим" его любыми средствами, лишь бы он заткнулся навек.
   В ванной я нашел небольшую тряпку, валяющуюся на полу и налив в ведро ледяной воды, наконец-то, вышел в зал. Егор курил на балконе, Ира сбрасывала записанное видео со скрытой камеры на нетбук.
   Я сел на диван прямо перед пойманным нами мужчиной и смотрел на него с незримой ненавистью. Во мне уже давно умер человек и родился на свет палач. По его лицу пробегала нервная дрожь, а конечности истерично вздрагивали в судорогах. Что я думал в тот момент? Никакой жалости, никакого сожаления и больше ничего.
   - Что вы собираетесь сделать? - спросил он, вытаращив на нас свои ошалевшие глаза, под которыми виднелись кровоподтёки от кулаков Авдеенко.
   - Заткнись! - крикнула Ира и швырнула ему в лицо мокрую тряпку. Она несколько раз грубо провела ею, смыв следы крови от разбитой губы.
   От действий Егора и моей жены меня бросало в пот. Казалось, что только они истинно осознают всю происходящую ситуацию. Я не узнавал ни того беззащитного дембельнувшегося сержанта, ни свою милую и нежную Ирину. Все мы изменились!
   - Вы...вы его родители? Вы... как вы здесь оказались? Вы... не то подумали, вы... вы меня с кем-то перепутали, - нервно и быстро говорил мужчина. Он задыхался и сбивался от волнения.
   Да, мы, и правда, родители Максима, но сейчас это не имело никакого значения.
   - Слушай, урод, тебе ли не всё равно, кто мы и зачем здесь?! Ты хотел трахнуть этого мальчика и остаться безнаказанным, а? - подлетел к нему Егор, схватил его за подбородок, и сказав, посмотрел на меня. - Вот что с ним делать теперь? Может ему зубы вырвать, или оторвать одно место, а?
   - Егор, тихо, твою мать! - не выдержав жестокости в словах, сказал я. - Присядь, надо поговорить.
   Я снял своё черное пальто, оставшись в мокрой от пота водолазке. Сел на табурет напротив ублюдка и спросил:
   - Имя? Фамилия? Кто такой? Зачем здесь? - не отрывая взгляда, громко задал вопросы я.
   - Вы... вы его родители? Я попал сюда совершенно случайно...
   - Твою мать, блядь! - закричал Егор вновь, вальсируя скулами на лице. - Мы здесь не гуси ебана в рот, чтобы ты нас разводил! Перед тобой люди сидят и ты конкретно встрял, дебил!
   - Ира! - вскрикнул я. - Поговори с Егором... Егор, пожалуйста...
   Они ушли на кухню. Мне нужно было поговорить с Николаем, а не просто устроить бессмысленную расправу над ним. Обстановка непроизвольно накалялась. Жена шепнула мне, что сын добрался до дома и прислал ей sms-сообщение, параллельно с этим отписался и наш знакомый таксист Кротов. Через минуту жена уже беседовала с Авдеенко на кухне. Разобрать их разговор было невозможно...
   - Итак. Этот парень потратил два года на Чечню - это раз; он не в себе при виде таких как ты - это два, поэтому играем по следующей схеме: я задаю вопрос - ты отвечаешь, я говорю - ты внимательно слушаешь - это три. Понял?
   - Да-да! - ответил мужчина, хоть я еще и не успел договорить.
   Темнело. В квартире, где я месяц назад сжигал себя алкоголем, стало невыносимо душно то ли от волнения всех, то ли от ранней оттепели на улице. Я открыл балкон, включил настольный вентилятор, бросил в стакан с коньяком себе и Ире несколько кубиков льда. Сержант отказался выпить, сказав, что пить нужно после дела или перед делом, но никак не вовремя. Он был прав.
   Чаепитие в аду только начиналось.

Эпизод II

Психоз

  
   Когда ты теряешь близкого человека в душе остаётся едкая пустота, словно кто-то побелил стены твоей квартиры, но тут же разлил на них черную краску осени. Это не передать словами, это не подвластное речи чувство выворачивает и душит изнутри медленно, сводя с ума и заставляя задавать один и тот же вопрос: "А почему я? За что кто-то на небе решил сыграть с нами эту ужасную партию?"
   Зная, что ты способен сделать самый роковой поступок в своей жизни и даже видя конкретные возможности, всё равно так нелегко выбраться из этой квартиры, где кто-то разлил черную краску осени и выключил свет.
   Мои ленивые движения запускали этой весной "игру", исход которой был мне непонятен, неизвестен, запутан и так далек. В дождь и яркое солнце мы делили грех, забывая мораль и осень.
Я предупреждаю вас о том, что если всё дальнейшее не будет укладываться в вашем сознании, просто захлопните книгу, забудьте нашу историю, которая может произойти с любой семьей.
  
   - Имя? Фамилия? Чем занимаешься? - повторил вопросы я.
   - Ни... Николай... Николай Щукин. Работаю в компьютерной фирме, - ответил он.
   - Кем? Должность?
   - Эмм... заместитель коммерческого директора. Занимаюсь закупкой техники... крупными поставками...
   - Сколько мальчиков уже было?
   Щукин вряд ли догадывался о том, что я включил цифровой диктофон, который одолжил у коллеги-рекламиста и незаметно спрятал его в рукав своей водолазки. Нам нужно было любое подтверждение его намерений, чтобы обезопасить себя. Всё что он рассказывал, я не забуду никогда.
   - ...первый раз я встретился с подростком... с мальчиком в 2005 году... мы долгое время общались в Интернете...уже не помню в каком чате или на форуме, ведь тогда были совсем не развиты наши - отечественные соц. сети. Эмм.... Как всё было? Первый раз я встретился с ним в своём авто и сразу же предложил заняться взаимным оральным сексом...
   Меня передергивало от его слов. Сердце билось... замирало... и начинало биться вновь. Внутри начиналась самая настоящая война ангелов и бесов, которые попеременно шептали: "Боже, что ты делаешь? Зачем тебе слушать этого урода?.. Какого черта, ты сидишь сложа руки... если не ты, то кто избавит общество от таких тварей?"
   -... потом мы регулярно встречались с ним около двух-трех месяцев. Я приходил к нему в гости, ну или он приезжал ко мне. Всё было хорошо, а потом когда ему исполнилось 15 лет, он неожиданно пропал.
   Я посмотрел на жену. Она, закрыв рот рукой, с ненавистью слушала нашего вечернего гостя. Егор ходил из стороны в сторону, спрятав руки в карманы джинс. Он мог сорваться в любую секунду. Подсознательно я понимал, что среди нас присутствует настоящий психопат, с которого мы аккуратно снимаем цепи и натравливаем на извращенцев. С одной стороны, наши руки - не в крови, но с другой - мы все же грешны и ужасны, озлоблены и полны мести.
   - ... потом я некоторое время перестал устраивать такие встречи. Не знаю, мне стало страшно, что меня поймают... но в прошлую весну, я снова завел новое знакомство...
   - Почему именно они? Почему мальчики, а не девочки? - ровным голосом, спросила Щукина жена.
   - Не знаю. Не могу объяснить, - посмотрев на неё, ответил он. Кровь на его лице уже запеклась. Ссадины покрылись коркой.
   - Ты женат? Дети?
   - Да, в браке десять лет. У нас девочка. В этом году пошла в школу.
   - Ты считаешь себя уродом? - вскрикнул Егор, подошел и хотел было ударить педофила, но вовремя одернул руку и вернулся на диван.
   - Мне нечего ответить. Да, я урод! - спокойно ответил он, с поникшей головой.
   - Теперь ты расскажешь чистосердечное признание на камеру, - сказал я и кивнул жене, чтобы она приготовила аппаратуру. - Не переживай, к ментам никто не пойдет! Это для нашей, а главное твоей безопасности! Но запомни: одно твоё неверное действие или слово и видео будет запущено в сеть. Понял?
   - Да, хорошо... я всё сделаю... - тараторил он, корчась от боли из-за туго перетянутых веревкой рук и ног. По его лицу струился пот, а уголки рта предательски вздрагивали в нервном тике.
   Я пошел курить на кухню. В комнате осталась Ира и сержант. Он задавал Щукину вопросы, а она просто снимала на видео, раз в минуту меняя ракурс. Я слышал, как громко и внятно исповедуется перед ними Щукин:
   - В 17 лет меня изнасиловали несколько человек в гаражах. Тогда я еще не жил в Новосибирске. Вместе с отцом мы заявили в милицию, но не знали, что общество отреагирует так. От меня отвернулись все друзья, они стали видеть во мне неполноценного урода, педераста... они стали гнобить и презирать меня. Нашей семье пришлось переехать в Новосибирск... не знаю, быть может, это стало ключевым... может быть, я и правда стал уродом?..
   Плач зрелого мужчины, который с виду был ничем не примечательным жителем нашего города, поверг меня в шок. Мы, словно психоаналитики, через устрашение внедрялись в глубины его бессознательного, пробираясь сквозь потемки недоступные даже самым близким людям Николая.
   -...я не помню... увы, совсем не помню, о чем думал в тот момент, когда занимался сексом с ребенком.... Ничего не помню... я приезжал к нему сильно пьяным... нет-нет, убивать мне даже в голову не приходило...зачем? Ведь у меня у самого есть ребенок!
   - Вот и трахай своё дитя! - закричал Егор, когда я возвращался в комнату. - Какого черта ты, опущенный в детстве мужик, ломаешь мозги подросткам, а? На меня смотри... Смотреть в камеру будешь потом, тварь!
   За тридцать минут мы узнали многое. Например, то что зачастую и сами малолетки первыми пишут взрослым дядям и тётям; то, что часть из них даже предлагает деньги за первый опыт и то, что многие из них уже были изнасилованы отчимами.
   Ира нажала кнопку "СТОП". Запись остановлена.
   - Что вы со мной сделаете? - спросил педофил, смотря то на меня, то на жену. Он боялся Егора. Это чувствовалось.
   Наше трио переглянулось. Никто не решался сказать первым. Я постукивал костяшками пальцев по табурету с облезлой краской и просчитывал варианты.
   - Мы просто попьём чай, - улыбнулся сержант и снял свой бежевый свитер, оставшись в полосатом тельнике ВДВ. - Я очень люблю чай и мы его непременно выпьем, да?
   Он подошел к педофилу и с размаха влепил Щукину пощечину. Красный след от руки расплылся на его щеке красным заревом и обжигающей болью. Ира вздрогнула, отвернулась и выбежала в коридор. "Постой-постой!" - крикнул ей я. - "Тебе нужно уйти, но мы ничего не будем с ним делать, я тебе обещаю!"
   - Мы устроим настоящее чаепитие в аду! - в то же мгновение из зала раздался протяжный крик и смеха сержанта. Я обернулся и увидел, как он отпил коньяк из стоявшей на полу бутылки прямо из горла.
  
   Всё было быстро. Сначала я закрыл дверь за женой, достал из папки два листа формата А4 и предложил Николаю их подписать. Это были простые расписки, которые я заготовил заранее, чтобы обезопасить себя и свою семью, во-первых, от нашего объекта, а во-вторых, от закона, который, к сожалению или счастью, не предусматривает самосуд. Сержант развязал руки педофилу, тот нервно оставил свои подписи, даже не прочитав напечатанный текст в документах.
   - Замечательно! - сказал я и убрал белые листы обратно.
   Егор снова выпил, предложил выпить гостю, но после отказа с ненавистью влил ему около двухсот грамм коньяка. Щукин кашлял и хрипел. По его губам тёк алкоголь, больно прижигая ссадины и раны. Он выплевывал и выблевывал его себе на штанины, корчился и стонал. Отвратительное зрелище, от которого у меня сводило скулы. Даже открытый на проветривание балкон не мог вытравить запах спиртного из квартиры и запах крови из моих ноздрей.
   Вы спросите меня: "Почему я не остановил его? Почему не сделал ничего, чтобы избежать проявления жестокости?". Я отвечу: "Оставшейся с октября человечности хватило только на то, чтобы выпроводить Иру из квартиры и сказать ей, что через несколько минут мы его отпустим".
   Я соврал.
   Тем временем Егор продолжал свою игру.
   - Удивительно, что ты не хочешь выпить? В Чечне коньяк и лимон был самым драгоценным подарком. Знаешь, что такое "офицерский набор"?! Откуда тебе знать... но я расскажу, - потирая руки, тыкая пальцем в лоб Щукина, громко говорил Авдеенко. - Конечно, на войне не найти такой роскоши как коньячина или лимон, но есть водка и лук. Увы, этого тоже немного и всё забирают офицеры, но зато, так можно неплохо расслабиться после боя и забыть обо всём происходящем вокруг дерьме.
   Я молчал. Просто наблюдал за тем, как у мужчины начинается истерика и как она совпадает с психозом сержанта.
   - Я буду ломать вам кости, пока вы не перестанете ходить и рушить этот прекрасный мир! - заклеивая рот скотчем, шептал он. - Немного боли придаст вам осознание того, что ваши поступки ужасны и напрасны, - продолжал Егор, обращаясь не столь к Щукину, сколько к какому-то метафизическому существу. На его лице появился злобный оскал и даже мне становилось до того страшно, что я пожалел о своей затее.
   Сержант порылся в кладовке квартиры, достал оттуда небольшой молоток, взял на кухне кружку с горячим черным чаем, сделал несколько глотков и после этого с силой ударил по левой ступне Николая. Тот взвыл от боли, зажмурил глаза и, как мне показалось, моментально потерял сознание, но спустя миг уставился на меня широко открытыми и лопнувшими от потуг глазами. Вы никогда не видели такого! Я отвернулся. Это было невыносимо! В моей съемной квартире находился самый настоящий педофил и молодой садист, который нанес еще несколько ударов, а позже вылил ему на раздробленную ступню остатки спиртного.
   "Как вывезти его из квартиры? Как протащить через глазки соседей и любопытство прохожих? Черт, почему эти самые обычные вопросы начинают мучить меня именно сейчас, а не вчера, когда все можно было остановить?", - думал в тот момент я, а моё затуманенное алкоголем и стрессом подыскивало подходящий ответ.
   Я позвонил Виталию. У нас состоялся очень самый странный диалог. Привожу его середину:
   - ...да, я знаю, что среди твоих знакомых могут найтись те, кто спокойно вытащит избитого мною мужика. Да-да, это касается моей дочери и того педофила... да, конечно я заплачу... да-да... Виталя, твоя мать, я хоть раз кидал тебя на деньги? Я подписал твою увольнительную без отработки? Да-да... Окей, этим и сочтёмся!
   - Они приедут около двенадцати ночи. Пока тихо! Не шумите, мусора ни им, ни вам не нужны!
   - Сколько денег нужно? - спросил я.
   - Да этим придуркам лучше дозы, но откуда у вас дозняк... прости туплю... так надо посчитать... Отдай им пять тысяч и всё. Да, машина у них есть - кажется ВАЗ 2106 или 07, не помню точно...
   - Они не сдадут? - уточнил я. Мне требовалось безопасность.
   - Смеешься?! Они вышвырнут тело где-нибудь на Бердском шоссе и поедут тратить полученные деньги. Заторчат по полной и утром уже не вспомнят о том, что было ночью. Схема, ах*еть, какая рабочая, - рассказывал мне Виталий, сущность которого раскрывалась с другой стороны. Не тяжело было догадаться, что он уже не первый год занимаемся продажей наркотиков через Интернет и социальные сети, спихивая химическую дурь подросткам. - Это же торчки! Ширнутся и всё. Завтра будут искать новую дозу и возить новые тела. Это маргиналы общества, с которыми не надо считаться и за которых не надо переживать. Если их накроют менты, то не спрашивая закроют на лет пять или шесть, а на зоне без "геры" они сдохнут быстрее, чем в нашей ёбаной урбании со всем доступным "следствием".
   Мы проговорили еще около десяти минут, пока Щукин не пришел в себя и не принялся громко всхлипывать с завязанным ртом.
   - Может быть, мне его окончательно заткнуть? - спросил Егор.
   - Нет! Нет! Нет! - заорал я. - Твою мать, ты уже итак сделал слишком много. Иди домой, проспись. Я не хочу тебя видеть! - указал на дверь рукой.
   На удивление Авдеенко ничего не сказал. Он допил свой уже остывший чай. Взял свитер и куртку, громко хлопнул дверью, зло посмотрел на меня и, вероятно, обиженным, ушел в ночь.
  
   Стоя дома под холодным душем, смывая с себя всю грязь и слыша, как жена нервно ходит под дверью, я вновь и вновь прокручивал события вечера. Виталий не обманул. В 00:15 мне позвонили какие-то обкуренные наркоманы. Сиплый голос, постоянный кашель в трубку и бессвязная речь. Мы обговорили все детали.
   Их оказалось трое. Они скрутили стонущее тело Щукина, надели на него рубашку и пиджак, в который я спрятал его паспорт, предварительно сфотографировав на сотовый телефон. Я помню, как они сказали мне напоследок: "Дядя, если будет новая тема иль тело иль деньги. Звони! Наша труповозка всегда в теме, заправлена и на колёсах". Один из них пожал мне руку и толпой они аккуратно, и совершенно бесшумно принялись спускать педофила по лестнице. Как бы цинично не звучало, но со стороны это выглядело так, словно, трое друзей тащат пьяного четвертого, помогая ему держаться на ногах и не падать. "Верные друзья" и вовремя затыкают ему рот, чтобы не мешать спать соседями и видеть прекрасные, но лживые сны.
   - Миша, ты скоро? Я волнуюсь! - услышал я шепот.
   - Сейчас-сейчас...
   На мокрое тело я одел белую футболку и плавки, немного пригладил волосы и почувствовал, как сильно проголодался и обессилел за день. От голода неприятно зудело в желудке, но еще больше меня тревожило сердце, кричащее мне о моих же грехах, напрасном самосуде. Зло творит зло! Возможно, в эту ночь во мне последний раз заговорила совесть, которую я бы охотно придушил собственными руками.
   - Ириш, разогрей мне что-нибудь. Я ничего не ел с утра, - попросил я, присел на диван и моментально уснул. Пережитые события кружили мои сны, превращали их в жестокие кошмары. Поочередно мне мерещились то педофил Щукин, то психопат Егор, то три убитых дурью наркомана. То и дело в сознании прокручивались картины жестокой ночи. Дорога между мной и моим сумасшествием стала совсем короткой.
   За ночь я просыпался несколько раз и без дела слонялся по квартире, пытаясь не шуметь. Смотря на безлюдную улицу, выкуривая одну сигарету за другой, мне казалось, что я только что обрёл смысл жизни, но вновь его потерял, упустил, просто не смог сохранить. Чего мы добились, покалечив Щукина? Ровным счётом совершенного ничего. НИ-ЧЕ-ГО! Зато я попал в плен к своей совести. Чувство, что я совершил нечто непростительное, странная адреналиновая тоска и сильнейшая усталость сковали мой разум, превратив ночи в бушующий ураган эмоций.
   Мысли... потоки мыслей... много мыслей. Одна цепляется за другую. Все они мрачные и скверные... жестокие как наша жизнь, равнодушные, как наши сердца, опасные, как лезвие бритвы. Мысли... потоки мыслей... много мыслей. Обо всём и ни о чем, обо мне и моей семье.
   Бессонница.
   Кофе. Сигарета.
   Сигарета. Кофе.
   Бессонница. Мысли...
   Авдеенко. Психопат! Я совершенно забыл про педофила, когда увидел в его руках молоток и услышал первый крик отчаянья нашей жертвы. Несколько минут мне было также больно, словно и я сам получал этим удары по ступням. Мне было настолько неприятно смотреть на это зрелище, что я бы охотно ушел, но тогда бы Егор наверняка прикончил Щукина и "спалил" всю затею.
   Виталий. Наркоман! Я уже давно подозревал в употреблении наркотиков, но никак не мог догадываться, что он ими торгует. Очевидно, что он плохо кончит вместе со своей шлюхой Олесей. Рано или поздно они конкретно заторчат и не смогут выбраться со дна...
   Что еще рассказать? Я не успел поговорить с сыном. Ира уже уложила его спать. Слава Богу, что мне хватило ума отправить его на такси, а некоторое время спустя попросить уйти и жену. Так мне было спокойнее.
   Интересно, где сейчас Щукин? Добрался ли он до дома? Как его встретила жена и дети? Что он им сказал? Я терялся в догадках. Думал, может быть, стоит позвонить двумя наркоманам-извозчикам, чтобы спросить их про педофила? Но зачем мне это нужно? Ведь именно я создал этот кошмар и руками сержанта искалечил извращенца! Да... да... именно так! Тогда почему я не могу объяснить это своей совести? Тогда почему я еще не сплю в обнимку со своей женой...
   Боже, как всё сложно.
  
   До мая я не предпринимал никаких действий, не звонил Егору и в основном работал над новыми рекламными проектами. Но трудился я без какого-либо энтузиазма. Дни превратились в рутину, будни стали до того серыми, что даже выпитые 100 грамм за ужином не раскрашивали мою реальность. Я понял, что совершенная нами расправа - просто недопустима в современном обществе, что педофилов должны разыскивать правоохранительные органы, сажать по всей строгости закона в тюрьму или пытаться вылечить в специальных лечебницах. Но это теория. Бестолковая для практики теория.
   Моя душа больше не хотела жестокости. Я пытался всеми силами закопать трагедию, как можно глубже в себя.
   Я - не герой!
   Я просто мужчина, который запутался в себе, смешал свои внутренние проблемы с горем в семье и пытался решить их с помощью мести.
   Теперь я старался вновь вернуться в семью, не вспоминая о случившемся.
   На майские праздники вместе с женой и сыном мы выехали за город в Боровое. Очень уютное и довольно-таки малолюдное местечко в 50 км от Новосибирска, где можно замечательно отдохнуть на природе. Здесь всегда чистый берег, словно, здесь никогда не было людей. Мы часто бывали там, ели шашлыки, сидели на природе и играли в бадминтон, который мы с женой любили еще в студенческие годы.
С сыном мы быстро соорудили небольшой костер у берега, вырыв ямку и положив вокруг неё разные камни самых причудливых форм. Уровень воды в реке Обь был высокий, поэтому мы расположились совсем недалеко от дороги. Решили сначала пожарить сосиски на костре, а только после этого достать мангал, который в разборном виде всегда был в моём багажнике.
   Прекрасные выходные. Майские дни были теплые - около 20-25 градусов. Осадков не было, лишь пористые облака и яркое солнце, которое еще не грело в полную силу, поэтому в тени было весьма прохладно. Из гаража, на всякий случай, мы взяли непромокаемые ветровки
   - Пап, а давай устроим турнир?
   - В бадминтон?
   - Ну, да. Сначала ты против мамы, а потом я против победителя? - предложил Максим.
   - Какой-то неправильный у тебя турнир. Давай так. Каждый должен сыграть с каждым. А?
   - О, идёт! Мам, ты не против?
   Ира улыбнулась. Но как только сын отвернулся, её улыбка тут же пропала. Ей стали свойственны частые перепады настроения: пик активности и веселья мог легко смениться глубокой депрессией и апатией. Она могла подолгу смотреть в одну точку, хоть и пила всякие успокоительные на завтрак и ужин.
   - Слушай, Макс, а сходи-ка и наломай сухих палок, - попросил сына я, чтобы остаться один на один с Ириной. - Вот тебе огромный пакет. Набери его до краев! - мне нужно было с ней поговорить.
   - Так у нас же еще много...
   - Иди-иди! - грозно сказал я. - Пригодятся. Мы же тут не на двадцать минут.
   - Ну ладно! - печально протянул сын и с недовольным видом ушел за ветками.
   Я сел на карточки напротив Иры, которая сидела на прибитом к берегу бревне.
   - Что с тобой? О чем ты думаешь?
   - Вчера я случайно наткнулась на старый фотоальбом, где Дашка еще маленькая...
   - И?
   - Что "и"? Что "и"? В этот же день я, не осознавая зачем, включила запись наших бесед с педофилом. Нам надо было убить эту тварь! Нам нужно было прикончить его прямо в квартире!
   - Что? Ты в своём уме? - взяв её за плечи, спросил я. - Он не убивал нашу дочь. Да, он извращенец и педофил, и он получил за это. Но не он убивал Дашу, не забывай об этом.
   - А мне плевать, понимаешь? Мне совершенно плевать он это или ни он. Сегодня наша девочка, завтра кто-нибудь еще. Мы же сидим и ничего не делаем, как и все вокруг! Почему полиция так и не может его найти? А может быть, он и есть один из полицейских? Может быть, он вообще какой-нибудь депутат или высокопоставленный чиновник? - с вытаращенными глазами быстро говорила жена. - Ты же читал про них... ты же знаешь, как они умеют скрываться в обществе...
   Я не знал, что ответить.
   - Всё у нас будет хорошо. Нам главное быть вместе. Вместе, слышишь меня?!
   - Я так больше не могу! - зарыдала Ира. - Мне кажется, я схожу с ума.
   Прижав её к плечу, я вновь почувствовал, как что-то снова зудит в моём сердце, как вскипают все похороненные с марта чувства и полыхает ненависть. Кто-то считает, что семья - это сила. Нет, семья - это человеческая слабость. На ней держится всё наше счастье, которым легко шантажировать, которое легко разрушить и растоптать практически безнаказанно. Очень редко попадаются те, кто "дерется до конца".
   Мне помнится случай трехлетней давности, когда в центре города пьяная 19-летняя девушка сбила насмерть мужчину и его семилетнего сына прямо на глазах жены, что ждала их на другой стороне дороге. Оказалось, что эта дамочка - подстилка очень солидного человека, который с помощью связей и денег пытался замять следствие. Майор, ведущий дело был отправлен в двухмесячный отпуск, данные судебной экспертизы и показания свидетелей были фальсифицированы. В результате, дамочка получила 3 года колонии общего режима и уже через год вышла по УДО. Спустя два месяца она была найдена изуродованной в подвале собственного дома. Звонок поступил от женщины, которая сразу же рассказала все милиции. Убийцей оказалась мать и жена погибших на дороге, которая день и ночь ждала выхода девушки из тюрьмы для совершения акта возмездия. Она подкупила сотрудника колонии, который сообщил по телефону день выхода девушки из тюрьмы. Этот случай был практически во всех лентах новостей Интернет-журналов, дальнейшим расследованием занялось ФСБ, которое вскоре установило не только коррупцию, но и фальсификацию.
   - Скоро Макс вернется. Вытри слезы, прошу тебя. Ты сильная - будь сильной! Я не хочу, чтобы наш сын видел то, как мы не можем оправиться после этого.
   Ира перевела взгляд на меня.
   - А как мы можем оправиться? Как? Ведь это была наша дочь...
   - Я понимаю, - кивнул.
   - Что Егор сделал с тем извращенцем? - спросила она, резко сменив тему. - Я должна это знать.
   - Не сейчас. Давай отдохнём, прошу тебя! Я тебя очень люблю и осознаю, что наши отношения натянуты гитарной струной, но... пожалуйста... давай, хотя бы в память о нашей девочке, проведем эти майские праздники в хорошей атмосфере?!
   Заметив на горизонте Максима с полной кучей наломанных веток, Ира быстро вытерла слёзы, посмотрела на меня и ответила:
   - Хорошо... да, конечно. Миша, ты, как всегда прав! И я тебя люблю!
   Уже дома, несколько дней спустя между нами состоялся напряженный разговор, в котором я в деталях рассказал ей всё, что было увидено мной и скрыто от неё и сына. Я видел возникшее в ней противоречие. С одной стороны, она понимала, что ни я, ни Егор не могли поступить иначе, а с другой, ответная жестокость и злость никогда не приводят к пользе.
   - Ни в коем случае не рассказывай об этом Максу. Ему мало лет, чтобы он понял, что ты сделал вместе со своим сержантом на квартире, - сказала она и закурила. Обычно она курила только когда была с подругами и выпивала вино или пила вкусный кофе в кофейне. Мы открыли на кухне окно, чтобы дым не растянулся по всей квартире.
   Пожалуй, в ту ночь, я окончательно решил прекратить поиски убийцы моей дочери, оставить все события в безумной осени 2011 года и попробовать вновь создать домашний очаг. Но даже обнимая и целуя жену, мои губы безмолвно шептали: "Я должен найти эту тварь. Я должен посмотреть в его глаза"!
  
   Из сводок полиции за 27/03/2011. На шоссе, не доезжая двух километров до города Бердск, сотрудниками ДПС найден труп мужчины. По имеющемуся паспорту личность установлена. Убитый - Николай Александрович Щукин, 1968 года рождения, проживающий в городе Новосибирске. Женат, двое детей. В результате вскрытия установлено, что смерть предположительно наступила от асфиксии и перелома шейных позвонков. Помимо этого, обнаружены следы побоев по всему телу и на лице убитого, а также раздробление обеих стоп тяжелым металлическим предметом.
   Тело отправлено для дополнительной судебной экспертизы в Новосибирск. Заведено уголовное дело по факту убийства Н.А. Щукина. Ведется следствие.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Эпизод III

Напильник

   Лето.
   Иру вместе с Максом я отвез за город к бабушке, и, взяв себе выходной за продолжительную переработку, нахожусь в квартире один, курю и смотрю в чистый белый лист.
   Еще вчера на улице было ясно, тихо и спокойно. Жаркий летний день сменился грозой, молнией и проливным дождём. В лужах появлялись большие пузыри и тут же лопались, разлетаясь мелкими каплями в разные стороны. Эта картина невольно напоминала мне о событиях октября. Не знаю почему, но я знал, что этот серый, мрачный и скверный день не принесет моему дому ничего хорошего. Дождём он нагонял беду, превращал улицы в час-пик в мокрый пустырь и зазывал осень в моё сердце. Я как загнанный зверь метался из стороны в сторону в четырех стенах и упирался руками в потолок. Раскаты грома, вспышки молнии, бьющей через небо в мой больной мозг, совпадали с громким роком в моей квартире. Я уже не слышал эту музыку. В моей голове вновь и вновь всплывали слова жены: "Сделай что-нибудь, иначе я сойду с ума! Ну, сделай что-нибудь...."
   Но, что можно сделать?
   Но, что я могу сделать?
   Я ничего не знаю. Я ничего не хочу и уже давно не понимаю происходящее со своей семьей... со своим собственным сердцем и этим миром вокруг. Мои воздушные замки рухнули в октябре... моё счастье сгорело в осеннем аду... моя вера в светлое завтра унижена и надломлена, как и я.
   Что делать? Что мне записать в белый лист лежащий перед моими глазами?
      -- Позвонить Федяю. Выехать с ним в сауну, хорошенько выпить и попросить поднять дело, назначить дополнительное следствие;
      -- Нанять частного детектива, а через Федяя достать уже имеющееся расследование убийства дочки;
      -- Егор. Социальная сеть.
   Почему-то я остановился именно на третьем варианте. Я больше не верил Федяю, что звонил на протяжении полугода и продолжал рассказывать сказки о доблестной полиции, которая практически вышла на след педофила. Никакого "практически" после потери дочери для меня не существовало. Я чуял волком, что эта безобразная погода в Новосибирске разрывает душу не только мне и, зная психологию маньяков, возможно, став им сам, я зарылся в Интернет. Пожалуй, я еще не осознавал, что начинаю новые поиски, которые жизненно необходимы крику в моей душе.
   Кофе. Сигарета. Ноутбук. Блокнот. Дождь стучит по алюминиевому карнизу за окном, отбивая мешающий мне думать ритм. От него лужи полны пузырей. Дождь надолго. Серое небо над головой навечно.
   Около пяти вечера я открыл "фейковый" аккаунт своего сына, который не проверял с марта и обнаружил два сообщения. Одно было от неизвестной мне 13-летней девочки: "Приветик. Классная аватарка", а второе от мужчины без фотографии и каких-либо данных: "Привет, нашел твою страничку в группе знакомств. Жду ответа!".
   Это не дождь!..
   Это совсем не дождь!..
   Это вновь закипает, пузырится и пенится масло внутри меня. Оно убирает боль, но, одновременно с тем, дарует мне новые мучения, еще незнакомые моей душе. Моя боль - моя борьба, мой капкан и мой единственный выход из замкнутого круга. Я не хочу быть белой крысой, я хочу быть профессором, что ставит над ними эксперименты и пытается узнать природу их существования. Я хочу найти единственный верный метод для "удаления" всех педофилов - злокачественной опухоли нашего общества. Да, мой читатель, мой друг, я ловил себя на странных мыслях. Я был подобием сумасшествия, мешая в себе и шизофрению, и психоз, и паранойю.
   Выкурив сигарету прямо за кухонным столом, не затушив окурок в пепельнице, я незамедлительно написал ответ незнакомцу. На мне ощущался его взгляд через экран.
   - Да, это я. Будем знакомы. Я - Максим!
   - Будем. Очень рад, что ты ответил. Что делаешь сегодня вечером?
   - Ничего. Свободен. А ты хочешь встретиться?
   - А ты не хочешь провести время вместе с взрослым дядей? Ведь ты именно это подразумевал в сообщении в группе? Если надо заплачу?!
   Ситуация резко раскручивалась. Сын был за городом. Сделать полноценную подставу не получится. Я задумался о том, как мне поступить, но этот мужчина снова и снова слал сообщения:
   - Если хочешь, можем сделать друг другу взаимный минет в машине, могу приехать к тебе, если твоих родителей нет дома, можем снять квартиру... любые варианты. Ау, чего молчишь?
   Что делать, мать его?!
   - Давай я тебе позвоню? Скажи свой номер и мы обо всем договоримся! - всё настойчивей писал он.
   "Эти уроды совсем не пуганы, черт бы их побрал. Сидит и спокойно пишет такие вещи. Урод! Скотина! Свинья! Твари, извращенцы, нелюди. Среди вас убийца моей Дашки, моей дочки... Будь вы все прокляты!"
   - Не молчи. Куда пропадаешь?
   - Я здесь, просто думаю, - напечатал ответ я.
   - Ты мне не скажешь цифры своего телефона? Почему? Чего ты боишься? Тебе понравится! Я постараюсь быть очень нежным и ласковым.
   - Пришли фото! - попросил я.
   Через мгновение в личных сообщениях мужчина скинул свою фотографию. Он был мне не знаком. Фотография была летней. Обычный мужик, в солнцезащитных очках, в футболке и джинсах, сфотографированный кем-то около вечного огня на Монументе Славы, улыбающийся и жизнерадостный. Никакого подвоха, если встретить его на улице.
   - Дай мне 15 минут подумать, - попросил я, чтобы оттянуть время и, вы не поверите, ровно в эту же секунду мне позвонил Егор.
   Я уронил телефон, быстро его поднял и нажал зеленую кнопку.
   - Алло-алло! - в нервном возбуждении закричал я, вскочив на ноги и перевернув стул на кухне. - Я только хотел тебе позвонить... Егор, Егорка, где ты пропадал?
   - Пил, - монотонно ответил Егор. - И сейчас пью. А что? Есть новое дело?
   - Да-да-да! Есть! Сегодня я зашел в сеть и прямо сейчас общаюсь с очередным...
   - Что хочет?
   - Встретиться хочет, - быстро ответил я, разминая сигарету в руке так, что из неё уже сыпался на пол табак.
   - Вот блядь сука. А сын где?
   - За городом с женой у тещи... то есть у бабушки.
   - Херово! Подставу не сделать, - печально ответил Авдеенко. - А может, ну её на хер, эту подставу? А?
   Я понимал к чему клонит сержант. С его категоричностью ему не нужны никакие доказательства. Ему нужно просто заткнуть садиста и психопата "в себе", дать вырваться накопившемуся психозу, ослабить натянутые струны нервов и противоречий. Послевоенный синдром все стремительней разрушал его личность. Я понимал это!
   - Ты поможешь? - спросил я, наконец-то перестав анализировать ситуацию и просто доверившись эмоциям.
   - Да! Но у меня есть одно условие - ты дашь мне сделать с ним всё, что я захочу. Нет-нет, убивать его я не собираюсь... я хочу весело провести время! Мне скучно среди людей!
   - Что именно? - спросил я, в воображении представив его садистские игры.
   - Это неважно. У тебя не хватит фантазии вообразить, что мы делали с боевиками в Чечне...
   - Нет, Егор! Это невозможно, тем более у нас нет никаких доказательств! - возмутился я, смотря то в экран, то на белый лист, то на улицу, где гуляли со своими детьми мамочки.
   Авдеенко выдержал паузу.
   - Тогда нет смысла в нашей охоте. Зачем затевать веселье, если ты не хочешь веселиться? - спросил Егор.
   Выбор... выбор... выбор. Я еще не был уверен, что принял правильно решение, но отступиться от своих внутренних желаний, увы, не смог!
   - Пообещай мне, что не убьешь его?! - громко и четко сказал я. Мне было важно знать, что мы не лишим жизни даже этого ирода.
   - Честное сержантское. Жить будет. Слово пацана даю! - радостно сказал он.
   - Хорошо. Сейчас переключу модем на ноутбуке и заеду за тобой, - закончил разговор я, уже надевая носки и впопыхах пытаясь найти беспроводное устройство.
   Кстати, хочу вам сказать, что квартира на улице Большевистской еще была в моих руках. Да, зимой я проплатил за полгода вперед, поэтому до середины августа она принадлежала мне, хоть я уже давно не жил и вообще не был там. Вспомнив эту мелочь, я понял, что иду по правильному пути. Слишком много совпадений за это время: депрессия Иры, спонтанный выход в социальную сеть, сообщение от педофила, звонок Егора и проплаченная однокомнатная квартира. Всё указывало на то, что этим вечером линчевание навеяно самой судьбой.
   - Давай я позвоню... - вновь и вновь писал этот мужчина. Из переписки мне стало известно, что его зовут Юра. Я писал ему, когда останавливался на светофорах по пути к сержанту
   - Телефон у моих родителей. Я наказан за плохие оценки. Недавно было родительское собрание. Короче, сотовый телефон у предков и поговорить не получится. Просто приезжай к девяти вечера ко мне. Их не будет до завтрашнего вечера.
   - А может быть, я останусь у тебя на ночь и возьму с собой немного выпивки?
   "На ночь, говоришь?! Сука, на ночь?! Останешься. Еще как останешься. Это будет самая веселая ночь в твоей жизни, мразь. Ты будешь орать с заклеенным ртом от боли... будешь проклинать свою судьбу за то, что родился таким извращенцем и попал в руки к психопату, которого я боюсь не меньше тебя!"
   - Конечно! Было бы здорово, - ответил я и поставил несколько смайликов.
   - Говори адрес, - то ли ничего не подозревая, то ли уже будучи пьяным, писал он.
   - Ты будешь на авто? - задал вопрос и услышал, как мне сигналят сзади стоящие машины. Светофор уже давно переключился на зеленый свет. Я отложил ноутбук на пассажирское сидение и прочитал ответ.
   - Нет. Я уже бухаю, поэтому приеду на такси.
   - Отлично. Только возьми побольше пивка и сигарет. Родители не разрешают пить, а так хочется напиться с кем-нибудь, - напечатал я одной рукой, не глядя на клавиатуру. Моя тойота неслась на всех парах к улице Грибоедова, где жил сержант. В ту минуту я уже точно понимал, что не зря во второй раз затеял жестокую, возможно, еще более жестокую игру.
   - Конечно, куплю-куплю. И пиво и что-нибудь покрепче. Это будет незабываемая ночь.
   Мерцали смайлики, но в груди полыхала ненависть.
   "Аха-ха-ха", - кричал психопат внутри меня, вылезающий сдавленным криком наружу. Он, как чирей, не давал мне спокойно сидеть на месте. Я вдавливал педаль газа в пол. - "Это будет самая "лучшая" ночь в твоей жизни, подонок! Это будет твоё однокомнатное чистилище, мразь!"
   - Приветик! - с абсолютно спокойным видом, сказал Егор, открыв дверь. - Давно не виделись, я успел соскучиться. Значит, сегодня будем веселиться за двоих?!
   Я прошел в коридор. В квартире было грязно, накурено, душно. Духота, смрад и облезлые стены преследовали меня уже год. Я свыкся с этим, словно, никогда не жил другой жизнь, словно, был рождён для такого чистилища.
   Он заметно потолстел за это время. Наверное, питался всякой дешевой полуфабрикатной дрянью и пил много пива. Лицо стало земельного цвета, серое и заросшее щетиной. На нём по-прежнему были военные ботинки, нечищеные и немытые с весны.
   - Привет! Нет времени. Прыгай в машину. Едем на Большевистскую. Совсем скоро он подъедет на такси. Как его затащить в квартиру я не знаю, - быстро выговорился я.
   - Доверься мне и главное оставайся в сети.
   Всю дорогу мы молчали. Мне не хотелось обсуждать подробности предстоящего. Я показал ему его фотографию.
   - Короче ты будешь сидеть дома, когда он подъедет, скажешь ему номер квартиры... как только он войдет в подъезд там буду я, - жизнерадостно улыбаясь, говорил Авдеенко, когда мы уже подъезжали к дому. На удивление вечно забитая до отказа улица была свободной. Не помню точно, но кажется, всё это случилось в среду-четверг, не в пятницу и не в выходные.
  
   Сержант был совершенно спокоен, будто бы занимался привычным для своей жизни делом. Я же бегал на кухне их стороны в сторону, в прямом смысле слова, кусал ногти и постоянно смотрел в окно, ожидая такси. Наконец-то машина с шашечками появилась на горизонте.
   - Он здесь! Да, точно он. У него в руках огромный пакет, купил бухла, сто процентов, - сказал Авдеенко я, прятавшись за штору, хотя причин в излишней конспирации не было. Вечерний гость был одет в серую куртку, синие джинсы и черную кепку. Он огляделся по сторонам, закончил говорить по сотовому телефону, убрав его в нагрудный карман куртки и направился к подъезду.
   Такси уехало.
   - Ну, с Богом! - перекрестился Егор и зашел в подъезд. В ту же минуту на экране появилось сообщение: "Какой номер квартиры? Я уже приехал".
  
20:55
  
   "Может быть, всё остановить? Нет!"
   Напечатал номер.
   - Набираю в домофон, - пришел ответ в соц. сети и в моей квартире заиграла мелодия.
   "Всё обратного пути нет. Господи, прости меня".
   Ничего не сказав, я просто нажал на кнопку. Дверь открылась. Я прильнул к глазку. Нервный тремор опоясал моё тело. Признаюсь, мне было страшно. Я слышал, как он поднимается. Его шаги были громкие и уверенные. Они неслись эхом по всему подъезду. Одни из самых страшных секунд ожидания в моей жизни.
   "Надо было предупредить Виталия, чтобы сегодня он прислал "семёрку" к дому. А что если они не смогут приехать? А вдруг, он обдолбался вместе со своей проституткой? Черт, черт, черт. Кротов вряд ли согласиться вести искалеченного мужика... Может быть, ему рассказать о том, кто он и почему здесь?"
   Шаги были все ближе. Они совпадали с ритмом моего сердца. Вы не можете представить это состояние. Весь мир сужается до одной ситуации, пересыхает в горле, зрачки то сужаются, то расширяются, а всё тело покрывает холодный пот. Еще мгновение и....
   Я не переставал смотреть в глазок и в какой-то момент увидел, как лицо поднимающегося мужчины с силой ударилось об дверь. Кепка отлетела в сторону, послышался краткий крик. Шум бьющегося стекла разнесся по всему подъезду. Из него вытекало и пенилось пиво.
   Егор схватил его одной рукой за голову, другой - за воротник куртки и ударил об входную дверь лбом еще несколько раз. Наконец-то я открыл. В тот же миг сержант закинул ничего не понимающего мужчину в коридор и несколько раз пнул в спину ногой. Я немедленно выбежал на лестничную клетку, поднял пакет, а спустившись на пролёт ниже, нашел там кепку Юрия. В квартире всё происходило очень быстро. Быстрее, чем мозг человека умудряется осознать всю ситуацию. Думать нельзя... рассуждать опасно... не надо предполагать, надо действовать.
   Я забежал в квартиру. В коридоре была драка. Получив несколько ударов по лицу, мужик встал в боевую стойку и принялся защищаться, выбрасывая кулаки в сторону Весовые категории сержанта и этого урода были совершенно разные. Мне стало ясно, что Авдеенко не сможет одолеть его в рукопашную. Я ошибался...
   Почувствовав вкус собственной крови, Егор начал сходить с ума. Он налетал на педофила сверху, получал удары в лицо, но быстро поднимался и бросался в драку снова. Это была битва с самим собой.
   - Твою мать, да кто вы?! - орал мужчина, а я всё не решался вмешаться и помочь сержанту. Мне страшно признаваться, но наверно я - трус.
   Авдеенко не кричал, не паниковал. Только он и его враг. Один на один. Сержант пропускал косые удары, но наносил прямые, получал в лицо кулаками, а бил ответно ногой. Если ему было больно, то его врагу было вдвойне; если ему было страшно, то соперник уже бился в отчаянии. Егор дрался за мою идею, словно, от этого зависела жизнь собственной матери, собственного сына или дочери. Этот молодой парень был предан мне всем сердцем, а его воле бойца можно было позавидовать... и я - сорокалетний здоровый мужчина намного крепче его по телосложению, молча завидовал жилистому парню в пыльных джинсах и военных ботинках. В этой квартире я был для него лучшим другом, ровно, как и Юрий был для него самым злейшим врагом, хотя и видел он его первый раз в своей жизни.
Я помню, как отец говорил мне в детстве, что взрослого мужика, которого опьянила ярость нельзя одолеть в одиночку... то есть, когда он уже не просто дерется, а пытается выжить, его бесполезно бить кулаками в лицо, бесполезно пытаться повалить наземь. Он будет вставать вновь и вновь, пытаясь спасти себя или свою семью. В нашем случае, этим мужиком был не загнанный в четыре стены педофил, а сержант, сбивающий костяшки рук, сплевывающий кровь, но бросающийся в атаку. Ему нужно было просто перехватить инициативу. Другой бы кричал о помощи, но не Егор, другой бы искал тяжелый предмет, но не Авдеенко. Он улыбался, поджимал свои губы и вновь бросался в бой.
   Пять минут спустя мужчина перестал отбиваться. Солдат прижал его к стене и методично наносил удары кулаками, локтями, ногами. Мужчина пытался закрываться, но получив сильный пинок военным ботинком в коленную чашечку, свалился на пол и взвыл от боли.
   - Эта сука, еще локти выставляет. Ты посмотри на него... какая здоровая и бесполезная мразь! - кричал сержант, одной рукой опираясь на стенку, а второй вытирая кровь со своего лица. - Этот гандон мне разбил губу.
   Смотря то на избиение, то в глазок, я надеялся, что никто вокруг нас не слышит, но когда в подъезде послышалась какая-то возня сверху, я остановил его:
   - Егор, стоп... хватит! - оттолкнул от постанывающей жертвы, которая от многочисленных ударов ногами в живот начала кряхтеть и задыхаться. - Он сейчас прямо в коридоре сдохнет, мать твою.
   Я взял сержанта за голову и шепнул ему на ухо:
   - Ты мне обещал. Держи слово.
   - И... ты... держи! - задыхаясь и смотря мне в глаза, своим шизоидным взглядом, ответил Егор. Тем временем, в подъезде возмущалась пожилая женщина. Она стояла прямо перед дверью моей квартиры и закричи мужик в это время, она бы непременно вызвала полицию. Но сегодня прикуп был наш! Быть может, почувствовав опасность, Авдеенко заткнул мужику рот правой рукой и сдавил шею, чтобы тот не мог даже пискнуть.
   - Твою же мать. Опять кто-то бутылки с пивом разбил. Едрить этих алкоголиков. Не могут бухло нормально донести, - спускаясь по лестнице сетовала женщина. - Не люди, а свиньи...
   Наконец-то раздался звук открывающейся железной двери, пиликанье домофона, а Егор отпустил Юрия.
   - Кхто вы? - тяжело спросил он. - Мужики... вы меня перепутали... вы меня с кем-то перепутали.
- Тащи его в зал и приматывай к стулу, - сказал я сержанту. - Я пока вытру кровь в коридоре.
   Мне было плевать на всё. Я поставил пакет с разбитыми бутылками в ванну. Бутылка коньяка и две бутылки пива остались целыми. Я вытер их тряпкой, которой затем помыл пол в коридоре, вышел в зал, поставил алкоголь на столик и не смотря на приходящего в себя Юрия с заклеенным скотчем ртом, включил музыку. Егор, крепко привязав нашего любезного гостя, традиционно, заваривал себе крепкий черный чай.
   Он затевал совсем не то чаепитие, которое подразумевают люди. Он заваривал не листья чая, а собственную жестокость, смешанную с садизмом и психопатией.
   Но я понимал, почему он такой. Теперь понимал абсолютно всё. Частично его психика была надломлена войной в Чечне, а частично случайным убийством девочки в ауле при зачистке. Сержант стал невольным убийцей ребенка и теперь в своей жестокости по отношению к педофилам символично пытался наказать себя самого. Это тяжело понять, но если абстрагироваться и почувствовать себя психологом, все становится ясным, как белый день. Желание убить педофила - это желание уничтожить "убийцу" в себе... желание расстаться с муками совести. Нет ничего страшнее этого. Даже ноющий зуб легко вырвать подручными средствами, перетерпев минутную боль. Увы, обелить совесть нельзя - нет кнопки очистить "кэш".
  
   21:30
  
   - Мужики, да я вам отвечаю, что дом перепутал... ну, бля, с кем не бывает... я шел к своему другу пивка попить после работы.
   Наглая ложь во спасение. Я понимал это, а мне так не хотелось просить его набрать своему приятелю. Зачем тратить время и доказывать лжецу его же ложь? Он блефовал, играя со своей жизнью и смертью в нелепую карточную игру, пытаясь найти любой спасительный вариант. Смотря ему в глаза, я чувствовал, как метается из стороны в сторону его душа, как она рыщет возможность убраться отсюда, придумывая всё новые и новые сказки, то запугивая нас, то вызывая жалость к себе.
   - Имя, фамилия, отчество? - монотонно, без каких-либо эмоций спросил я, сидя перед ним на табурете и держа в руках бутылку с коньяком.
   - А? Что? Имя? Моё имя? - переспросил он и в эту же секунду я плеснул ему в лицо алкоголем. Он жёг раны на его лице. Боль... Боль... Боль.
   - Повторяю. Имя, фамилия, отчество. Не заставляй меня повторять это заново.
   - Юрий...Юрий Андреевич я... Юрий Андреевич Борисов, - ответил он. Его ноги были крепко привязаны к стулу, а руки через морской узел - к спинке. На небритой щеке болтался скотч, которым сержант залепил ему рот.
   - Документы при себе?
   - Да, паспорт. Он... Он в куртке.
   Я отошел в коридор. В момент, когда начал рыскать по карманам, Юрий заорал во всё горло: "По-мо-ги-те". Из кухни пулей выбежал Егор и с размаху правой рукой ударил его в левую скулу. Громкий звонкий удар.
   - Твою мать, придурок, неужели ты не понимаешь, в какое дерьмо вляпался?! Орать тебе уже поздно, тупой идиот, - взяв его за лицо и сильно сжав щеки, сказал сержант. - Ты меня понял? Или мне несколько раз надавить тебе на глаз?
   - Да-а, - тяжело ответил Борисов. - Я... Я всё понял.
   Посмотрев паспорт, я сделал несколько выводов для себя. Во-первых, наш гость был не из Новосибирска. Он проживал в городе Красноярск, был женат, имел одного ребенка - мальчика-подростка. Самому Юрию было ровно 46 лет. Я был удивлен тем, что придя в нашу квартиру, он намеревался встретиться с ровесником своего собственного сына. Этот бессознательный мотив не был просто совпадением. Бес внутри Борисова хотел удовлетвориться именно так. Другими словами, возможно, бессознательно, он хотел переспать именно со своим сыном, совершить инцест через тело другого мальчика. Если довериться теории психоанализа и сексологии, то всё сходится. От сделанных выводов волосы на моей голове моментально приподнялись.
   Я вернулся в зал, еще раз заглянул ему в глаза и спросил:
   - Ты понимаешь, что ты хотел переспать с ровесником своего сына?
   - Нет-нет... вы все не так поняли... - продолжал оправдываться мужчина. - Я оказался здесь совершенно случайно... Вы меня с кем-то спутали.
   Авдеенко нервничал.
   - Что мы с ним телимся?! - возмущался он. - Эта свинья так и будет оправдываться, пока мы не засунем ему в задницу паяльник.
   Егор замахнулся на него кулаком. Юрий невольно зажмурился и затрясся. Он стал совершенно беззащитной пугливой мышью, ищущей тёмный угол... ребенком, который желает просто закрыть глаза и не видеть проблем. У каждого из нас есть свой страх. Сегодня мы боимся таких, как он, а завтра - они боятся нас.
  
   Запись беседы специального корреспондента с маньяком-педофилом Анатолием Ц.:
  
   - ...вы чувствуете себя сильным или слабым?
   - Признавая себя педофилом, я, конечно же, понимаю свою слабость. Одновременно, я утверждаю свою силу перед невинными мальчиками и девочками. Я утверждаюсь перед ними легко и непринужденно! Их легко заполучить, ими легко воспользоваться, их легко убить, их легко выкинуть, как мусор. Перечислять можно до бесконечности! Вы даже не представляете, какое я получал удовлетворение, когда смотрел жертвам в глаза и видел, как они боятся меня. В их страхе и ненависти, как бы это странно не звучало, я чувствовал и их любовью....
   - То есть вы переносили на них свои собственные детские страхи по отношению к отчиму?
   - Именно. Вы попали в самое яблочко. Я становился для них отчимом, пускай, на каких-то сорок минут. Увы, мне больше не испытать этого чувства.
   - Выйдя на свободу, вы бы непременно стали убивать дальше?
   - Да, конечно! Смею вас заверить, что я бы стал убивать и насиловать еще большее количество детей. Вы спросите: "Почему?". Я просто хотел бы наверстать упущенные в тюрьме годы.
   - Вы так открыто заявляете о своих намерения. Не боитесь? Вы понимаете, что вам грозит пожизненное заключение?
   - А вы мне не дадите лезвие бритвы, чтобы я перестал существовать в этом больном теле?..
  
   Мне вспомнились эти слова. Природа активных и латентных педофилов становилась мне ясной и понятной, отчего на моей лице появлялась улыбка маньяка. Смотря на запуганного сержантом Борисова, я не видел в нём ни здорового, ни больного человека - я видел в нём злокачественную опухоль человека, которая даёт метастазы в наш "светлый" мир и мешает жить здоровым людям.
   Егор сидел в кресле и пил крепко заваренный чай, нервно подрагивая левой ногой.
   - Что делаешь в Новосибирске? - спросил я у Юрия. Он быстро ответил.
   - Я приехал в командировку по работе. Нужно было подписать некоторые договора, провести деловые встречи. Так мелочи, ничего особенного!
   - То есть ты занимаешь высокий пост в своей компании? Много командировочных с собой? Но проститутки тебя не радуют?
   - Да, у меня хорошая работа, - пауза. - На что вы намекаете? Вам нужны деньги? Так давайте... скажите, сколько конкретно вам нужно... у меня есть деньги... много... Я могу снять их в банкомате и отдать вам наличными, могу сделать перевод, если у вас есть Интернет здесь, - смотря то на меня, то на сержанта тараторил он.
   - Нахер мне твои грязные деньги! - закричал Егор. - Мы бросим их в могилу с тобой, дебил!
   Деньги нам, и правда, были не нужны. Во-первых, ни до какого банкомата мы бы не добрались - он тут же бы привлек внимание ментов. Во-вторых, цель нашей встречи была совершенно другая, которую не может вообразить себе психически здоровый и совершенно не обиженный жизнью человек.
   Я закурил, достал сотовый телефон и обратился к Борисову:
   - Юрий, сейчас от тебя очень многое зависит. Первое! Мы тебя реально можем прикончить прямо здесь...
   - С удовольствием! - вскрикнул Авдеенко. - Эта идея подняла ему настроение.
   Я зло посмотрел на сержанта и продолжил.
   - Но это не очень хороший вариант для нас и для тебя, в том числе. Второе! Ты можешь искупить свою вину, за то, что пришел сюда в квартиру, желая переспать с мальчиком-малолеткой.
   - Как? Что нужно? - сведя брови к переносице, спросил Юрий. Чувствуя возможность заключить с нами сделку, в нём моментально заговорили "Мистер Делец".
   - Всё просто. Я включаю камеру. Ты смотришь в эту дырку, - ткнул пальцем в объектив камеры на телефоне. - И начинаешь отвечать на наши вопросы, а затем подписываешь несколько документов добровольно.
   Борисов задумался.
   - Я не дурак, - ухмыльнулся он. - Но и вы далеко не дураки. Вы понимаете, что я могу в любом случае сдать вас ментам?! Я скажу, что меня похитили, пытали и заставили всё это сделать! В свою очередь, я понимаю, что вы тоже это знаете и вероятно, приготовили для меня, что-то, чтобы я молчал. В чем соль? Вы всё равно убьёте меня?
   Затянувшись сигаретой, стряхнув пепел и замарав рукава своей рубашки, я ответил:
   - Не думай о том, что будет. Может мы и есть менты, а? А может быть у нас "ментовская крыша"? Быть может, мы два психопата, которым вообще плевать на своё будущие. Мы два маньяка, которые охотятся на педофилов?
   - Не-не... по вам этого не скажешь, - покачал головой Борисов.
   Сержант не выдержал. Прямо с кружкой в руке, он воткнул правую ногу в живот Юрия настолько сильно, словно хотел вышибить дверь. Издав сдавленный крик, Борисов вместе со стулом упал на спину.
   - Ты еще тут рассуждать будешь! Ты, посмотри на него, умный какой! Ты, на хрен, сдохнешь прямо в этой квартире, идиот! Я лично закопаю тебя и позвоню твоей жене - рассказать, какой ты у неё святой педофил. Тьфу, блядь! Идиот... Тебе что мой друг сказал?! Рассказывай всё на камеру и будешь жить! - стоя над мужчиной, говорил Авдеенко, брызгая на него слюной и вновь сжимая кулаки. - Убил бы тебя прямо здесь, но я обещал... обещал, ты понял... а я своё слово держу!
   Мы подняли тело вместе со стулом. Я обратился вновь:
   - В общем, тебе решать. Ситуация у тебя, мягко говоря, скверная. Все мы понимаем, зачем ты пришел в эту квартиру с кучей бухла. Рассказы типа "ошибся дверью" не катят. Они, может быть покатят для твоих друзей или тех девочек и мальчиков, которых ты любишь трахать, но не для нас.
   - Хорошо, я согласен, - без промедления ответил Юрий. - Включай свой камеру...
  
   Видеозапись разговора М.А. Макарова с педофилом Ю.А. Борисовым:
  
   - Знает ли о твоих похождениях жена?
   - Нет.
   - Сколько раз ты уже имел контакт с несовершеннолетними?
   - Шесть раз. Первый раз было очень давно.
   - У тебя полная семья.
   - Да.
   - Ты спишь только с детьми из других городов?
   - Да.
   - То есть ты командировочный педофил?
   - *молчание*
   - Чтобы ты сделал, если бы кто-то изнасиловал или переспал с твоим сыном?
   - Убил бы. Я понимаю, что я виноват, но не могу остановить себя. Это сильнее меня, словно... Я не знаю, как это объяснить...
   - Ты был бы готов совершить самосуд?
   - Да... нет... не знаю!
   - Ты считаешь себя извращенцем? Больным?
   - Нет.
- То есть вступать в половой контакт в извращенной форме с малолетками - это приемлемо для современного общества? Для общества в целом?
   - Нет-нет-нет!
   - То есть ты извращен? Кем? Когда?
  
   Я дождался этого момента. Я знал, что рано или поздно через внутренние противоречия или после пыток Егора он начнет исповедоваться. Теория психоанализа работала. Мне оставалось просто слушать.
  
   - ... даже сегодня... да, признаюсь, я чувствовал подвох... даже знал, что высока вероятность какой-то подставы, коль этот пацан не брал трубку. Я знал, что что-то не так, но всё равно не смог остановить свои животные чувства.
   - Во время полового акта, ты отдаешь отчет тому, что делаешь?
   - Нет! Я понимаю, что ужасен и достоин смерти только после того, как оказываюсь дома. Наступает ночь и меня начинает мучать совесть, а после - ужасное чувство, что меня найдут родители, не даёт спать неделями... месяцами... годами. Каждый раз я клянусь... можете мне не верить, но я клянусь, что это было в последний раз, но как только оказываюсь в командировке в чужом городе, всё равно... Всё заново, черт побери.
  
   И он расплакался, как ребенок. Слезы градом бежали из его глаз, смешивались с кровью из разбитых губ и падали на пол. Мне было совершенно наплевать на его страдания. Я отождествлял его с убийцей.
   - Так-с, сейчас ты подпишешь вот эти бумаги. Егор, развяжи ему руки... - попросил я, доставая из папки белые листы.
   Авдеенко взял Юрия за редкие волосы на голове, дернул за них и, глядя в глаза, сказал:
   - Сейчас я развяжу тебе руки и если ты, тварь, дернешься, то я лично перегрызу тебе горло своими зубами. Ты меня понял?
   - Да, да... - тревожно ответил он.
   Спустя несколько минут подпись была получена. Я понимал, что если он обратится в полицию, то и меня и сержанта закатают на полную катушку. Здесь не поможет даже Федяй. Во-первых, следаки поймут, что все подписи, аудио- и видеосъёмки были сделаны через шантаж. Во-вторых, учитывая трагедию, случившуюся в моей семье, им будут ясны мотивы и причины наших злодеяний. "Значит, стоит убивать?" - спросит меня мой читатель. Я и сам задавал себе этот вопрос тысячу раз, но предполагая психологию и поведение педофилов знал, что эти трусливые создания боятся общественного порицания, что выложенные мною в последний момент записи, разрушат им карьеру, посеют смуту среди их знакомых и даже разрушат их семьи. Конечно, они могут списывать всё на то, что их пытали, особенно Юрий, учитывая то, что у меня нет конкретной записи начала его близости с ребенком, в отличие от Николая, которого мы покарали полгода назад...
   - Я всё сказал, всё подписал, - смотря то на меня, то на Авдеенко, сказал Борисов с тревогой в голосе, прервав мои рассуждения.
   Егор посмотрел на меня, я не него. Мы оба знали про данное друг другу обещание. Наша жертва должна выжить, но я в свою очередь не должен мешать сержанту. Он ехидно улыбнулся и подмигнул мне. Его тельник был пропитан потом, по телу блуждал нервный тремор.
   - Ну что, мой друг, - обратился он к Юрию. - Выпьем чаю?!
   - Чаю?! - удивился он. Глаза забегали из стороны в сторону.
   - Именно. Устроим чаепитие в аду?! Ха-ха-ха, - засмеялся Егор и включил телевизор, как можно громче.
  
   22:30
  
   Это было невыносимо - сидеть на кухне и слушать то жалобное, то истеричное мычание Юрия. Каждая клетка моего тела чувствовала боль, а слыша психопатичный смех Егора, мне приходилось плотно затыкать ладонями уши. Мерзкий звук просачивался в них, мокрым песком оседая в больной голове. Пытаясь не потерять контроль над собой, я позвонил Виталию.
   - О, какие люди! Давненько не звонил, - сказал мой старый знакомый. Он был пьян или накурен, так как долго подбирал нужные слова и медленно говорил. - Что случилось? В очередной раз нужна труповозка?
   - Да, - кратко ответил я.
   - Сейчас им позвоню, а потом наберу тебе... Жди... Ах да, и приготовь шесть тысяч рублей - инфляция, не обессудь, но цены растут.
   Короткие гудки. Я вертел телефон в руках. Наконец-то на кухню зашел Авдеенко. Его руки были перепачканы кровью, на лице сверкала улыбка.
   - Ты закончил? - спросил его я, стараясь не смотреть ему в глаза.
   - О, нет! Ночь еще только начинается. Этот здоровый бык оказался редкостным слабым мудаком. Теряет сознание каждые пять минут, представляешь? - рассказывал он мне, словно делился чем-то важным из своей жизни. - Я лишь слегка приложился напильником к его зубам, как он сразу же отключился. Не знаю как вам, а я не могу пытать людей без сознания - это не гуманно как-то, да и толку ноль. Разве так узнаешь, где на дороге закопан фугас или, где организована засада? Толку от этих духов ноль...
   Он бредил, не отдавая отчет ни своим словам, ни своим поступкам. Несчастный Борисов представал в его галлюцинациях захваченным в плен боевиком, которого он должен был "расколоть" этой ночью, чтобы утром колонна знала о возможной засаде и закопанных фугасах. Признаться честно, мне было абсолютно всё равно, кем для него представал педофил - хотелось скорее закончить это безумие.
   - ...бывало "колются" сразу, а бывает приходится забивать до смерти. Именно поэтому я говорил, чтобы ты сразу нескольких ловил в мышеловку. Вдруг он сейчас сдохнет, черт побери, а завтра "наши" подорвутся. Офицеры, контрабасы, салобоны - все погибнут. Ребят жалко, а этих чертей не жалко, - говорил он, не отрывая взгляда от меня.
   Я не выдержал. Резко встал со стула, схватил его за плечи и с силой встряхнул, несколько раз ударив по щекам и потащив его под холодную струю в ванную. Сержант не сопротивлялся, вероятно, считая меня каким-нибудь командиром или еще кем-нибудь из своего прошлого на войне.
   Включив холодную воду, я сунул его голову под кран. Он закряхтел, а спустя несколько секунд прокричал:
   - Блядь, что ты делаешь? Всё нормально же, отпусти, твою мать. Я сейчас захлебнусь...
   Вырвавшись, Авдеенко зло посмотрел в мои глаза. Так мы таращились друг на друга несколько минут: я - обезумевший от мести отец и он - сошедший с ума от войны и черного мира парень. Нашу перепалку прервал звонок:
   - Алло. Это мы. Слушай, дядя, мы сейчас от вашей хаты далеко, поэтому подъедем только к часу ночи. Нам еще барыге нужно скинуть всякий ненужный хлам и отдать долг парочке знакомым, - прошипел в трубку прокуренный голос. - Всё нормуль? В теме? Нам подъезжать?
   - Да, будем ждать! - ответил я, не своя взгляда с Егора. Я не знал, что от него ожидать.
   - Тебя дилер, тьфу, то есть Виталик предупредил, что сейчас подобный эскорт стоит шесть рублей, а если тело вообще в мясо, то все семь?
   - Да, конечно! Всё нормально. Меня предупредили.
   - Ну, всё, ништяк! Мы подъедем и, ёб те, наберем тебя, дядя с деньгами. Как мы поняли ты еще тот психопат, ха-ха-ха, каждый квартал у тебя в квартире какая-то кровавая пижня. Молчу-молчу, не моё дело.
   Пик-пик-пик.
   - Что ты с ним сделал? - спросил я у сержанта. Он, выдохнув и проведя ладонью по мокрым волосам и лицу, ответил.
   - Я не помню! Я сошел с ума, Михаил... я сошел с ума!
   Мы вместе зашли в зал. Перед нами предстало всё также сидящее на стуле окровавленное тело, лужа крови от которого багровой рекой растекалась в стороны. Юрий что-то шептал себе под нос, выплёвывая изо рта осколки зубов и смотря одним, еще целым глазом, на нас. На его лбу было вырезано: "За ВДВ". На полу близ педофила лежал окровавленный напильник, которым Авдеенко несколько минут стачивал передние зубы мужчины; рядом с напильником брошены щипцы, которыми были вырваны все ногти на руках и ногах. Методично, один за другим, все двадцать ногтей. Это лишь часть инструментов, заготовленных сержантом для нашего "чаепития в аду". Если бы его нервная система выдерживала большее напряжение, то, я уверен, что Егор бы обязательно подключил утюг, стоявший от него на расстоянии вытянутой руки или надел бы на голову педофилу полиэтиленовый пакет и обмотал шею скотчем.
   - Мать твою, - схватившись за голову, сказал я. Рвота немедленно подкатила к моему горлу, а зубная боль пронзила все нервы моего тела. Я ощутил мучения Юрия на себе... о, да...каждой клеткой... каждым волоском... мне казалось, что я глотаю не слюну, а кровь, вспоминая рассказы сержанта.
   Когда-то Авдеенко говорил мне о том, как находя отрубленные головы русских солдат с отрезанными гениталиями во рту, они - солдаты, карали боевиков не менее жестоко: подключали полевые телефоны к половым органам, вырезали глаза, сшивали рты, вырывали зубы, методично ломали конечности, надевали противогазы, затыкая отверстие для воздуха. Око за око. Жесть за жесть! А война, как известно, рай для садистов и палачей. Среди роты солдат свежего призыва всегда находился один садист, который становился "ротным палачом" или, как их называли - "штатным дознавателем". Не тяжело догадаться, что Егор был именно им.
   Я развязал Борисову руки и ноги. Массивное тело с грохотом упало на пол, поджало под себя конечности и постанывая забилось в судорогах.
   - Принеси коньяк! - крикнул я Егору.
   - Да-да, сейчас... - с вытаращенными глазами от проделанного ужаса, сказал он и метнулся на кухню.
   Влив в рот и заставив сделать несколько глотков, я привел Юрия хоть в какие-то чувства. Время растягивалось, как тёплый пластилин. Все мы ждали звонка от тех шнырей, что на своей "семёрке" должны были забрать нашу жертву. Я ходил по кухне кругами и смотрел на циферблат настенных часов. Стрелки лениво смыкались... размыкались... смыкались... размыкались... Секунда - целая жизнь, минута - вечность. Приоткрыл жалюзи, посмотрел на огромные лужи на улице и пузыри от дождя. В тот день, и правда, лило весь день, как из ведра, а по радио то и дело передавали о затоплении днём набережной Оби, улиц Большевистской, Иподромской и многих других. Скверная погода в скверную ночь.
  
   00:00
  
   Авдеенко сидел на диване рядом с окровавленной жертвой и курил, стряхивая пепел прямо на пол. Следующую сигарету он подкуривал от предыдущей и так по кругу, пока в пачке не осталась последняя папироса, а квартира не превратилась в ночной прокуренный кабак. Его заболевание стало более заметным: резкие вспышки агрессии, перепады настроения от меланхолии до истерии, безумная ярость и ненависть к людям, но одновременно с тем какая-то странная человечность и мягкость по отношению ко мне. Это и пугало меня.
   - Что будем делать дальше? - спросил он меня. Я стоял в дверном проёме и не мог смотреть на изуродованное лицо и тело Борисова. Одно сплошное кровавое месиво, харкающее кровью себе под ноги.
   - Не знаю, Егор... пока я ничего не знаю. Я позвоню тебе, как найду ответ.
   - Угу, - буркнул он и сделал глубокую затяжку.
   Мы молча просидели до часа ночи. Каждый думал о своём. Интересно, о чем думал Юрий? Стало ли произошедшее с ним в нашей квартире уроком для него? Понял ли он, что в лице жилистого сержанта встретил свою смерть? А быть может, ему вообще плевать и завтра за нами прибудет наряд полиции?
   Никто не произнёс ни слова. В 01:15 я передал бьющегося в агонии Борисова наркоманам, закрыл дверь за ними и уходящим в ночь Егором. Второй эпизод нашего кошмара был закончен.
  
  
  
   Из сводок полиции за 15/06/12:
   В лесополосе, не доезжая Бердска, проживающими в частном секторе жителями обнаружен труп мужчины. По имеющемуся в нагрудном кармане куртки паспорту, личность убитого установлена. Убитый - Юрий Андреевич Борисов, проживавший в городе Красноярск и находившийся в Новосибирске по рабочим делам.
   Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть наступила от черепно-мозговой травмы несовместимой жизнью, нанесенной тяжелым предметом, предположительно молотком, арматурой, монтировкой. Также на животе убитого обнаружено около 10 ударов ножом. На лице и теле убитого имеются многочисленные колото-резанные травмы, а также следы удушения, поджигания. Часть передних зубов стерта напильником, выбит левый глаз. Возможно, к убитому Ю.А. Борисову применялись пытки. Предположительно смерть наступила в районе 02:00-02:30 ночи. На сегодняшний день тело отправлено семье для захоронения в Красноярск.
   За последние полгода на шоссе Новосибирск-Бердск обнаружен уже второй труп мужчины со следами насильственной смерти, издевательств. По горячим следам ведутся оперативно-розыскные работы убийц. Возможно, в городе с периодичностью раз в квартал работает серийный убийца-садист. Устанавливаются мотивы, причины и детали убийства. Возбуждено уголовное дело.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Эпизод IV

Последняя неделя октября

   Я становлюсь другим...
Я не узнаваем ни самому себе, ни людям вокруг меня. Когда поток устремляется направо, а тебе нужно строго налево - тяжело свернуть, но еще хуже безвольно остаться в потоке и плестись, выплёвывая зло из себя. Мой друг, со временем ты понимаешь, что нужно было сворачивать сто процентов, но ты уже давно прошел свой поворот и никого нет ни справа, ни слева от тебя. Ты один, как и я.
   Необратимые процессы запустились в моей голове, жестокость устремилась к сердцу и высушивает его, как яблоко на печи. Невозможно понять, что именно происходит с моей душой и делает меня замкнутым в себе человеком. Я презираю человечество за его испорченность, жестокость и низменность идеалов, и, будучи испорчен не меньше, выбираю месть. О да, я - трусливый психопат, который использует садиста в своих целях, позволяя ему чинить расправу над теми, кто чувствует власть над беззащитными детьми. О, да, мой друг!
   Я не кипящее масло... я - огромный вздувшийся ожог... я - боль, помноженная на озлобленность, на извращения и бесконечную истерику в себе. Она не проходит, пока мне снятся глаза той твари, что надругалась и убила мою дочь. Даша, ты продолжаешь мне сниться и в своих мольбах сводишь меня с ума. Так медленно... так равнодушно... так больно. Ты не отпускаешь меня целый год и ровно этот год я не человек...
   Я - существо и зло внутри меня уже ничем не умерить. Хотел бы я спокойствия? Не знаю. Хотел бы я, чтобы в одночасье прекратились мои безумные душевные муки и я снова поверил в людей? Не знаю. Они слишком сложны, непонятны, извращены и социально-неизлечимы. Они система запутанных многоэтажных лабиринтов сомнений, желаний, страхов и внутренней боли.
   Человек - причина всех бед на земле.
   Человек - приносит горе другому человеку.
   Человек даёт и забирает жизнь у себе подобного.
   Человек уже давно отобрал всю власть у дремлющего на небе Бога...
  
   Ночь.
   Я сидел в круглосуточном баре за барной стойкой среди огромного числа безумного пьяного быдла, ищущих приключения на свой зад. К двум часам над потолком зависла сигаретная дымка, стало невыносимо душно. Атмосфера дешевого заведения в центре Новосибирска соответствовала моему настроению, как никогда. То и дело, кто-то толкал меня в спину, просил подвинуться, иногда даже освободить место, в зале и туалетах - бесчисленное множество драк. Каждый час накаченных алкоголем упырей вышвыривали на улицу здоровенные быдло-охранники, отбирая деньги и оставляя им всего пару сотен на такси. Но, сказать вам честно, мне было совершенно плевать на происходящее там. Я был замкнут в себе и возвращался в реальность только, когда делал дополнительный заказ или меняли пепельницу. Деньги у меня были. Вполне хватало, чтобы изрядно нажраться, но я желал другого - просто отвлечься от самого себя и своих мыслей.
   Бывало, что я просиживал в барах до рассвета, потом плелся на работу с опухшими глазами и спал там до обеда. Благо в компании всё было спокойно, работа была четко налажена, и, откровенно говоря, показатели даже росли. Получалось, что я невольно дал своим подчиненным больше самостоятельности и только подписывал необходимые ежемесячные документы, различные финансовые ведомости и отчеты для отправки в головной офис.
   Пил в основном пиво.
   Неделю назад мы помянули Дашу. За год не изменилось ничего - моё чувство ненависти и желание мести не успокаивались. В отношениях с женой был полный разлад. В основном мы проводили время с сыном, стараясь не подавать виду и оставлять проблемы в стороне. Мы просто игнорировали их. Никто не хотел открыто говорить вслух, что отношения просто иссякли. Между нами застряли вопросительные знаки - всего лишь крючки, всего лишь "???", которые, болтаясь где-то между сознанием и подсознанием, ежесекундно точат настроение и сводят с ума. Мы не знали, что нам делать дальше, но понимали, что рано или поздно разойдемся. Я всё чаще остаюсь ночевать на работе или в машине, не желая возвращаться домой. Она всё реже пребывает в хорошем настроении. Бесконечные капризы... скандалы... непонимание... Объяснить это сложно. Мы стали слишком нервными, срывались друг на друга по любому поводу и совсем перестали искать компромиссные решения. Я жил то на съёмной квартире, то дома. Первая напоминала мне об учиненных Егором ужасах, а вторая о семейной трагедии.
   Егор пропал. На звонки не отвечал, а в конце сентября его телефон вообще был вне доступа. Предчувствие, что он вляпался в какую-то беду не покидало меня, и я, с периодичностью в два-три дня, пытался безрезультативно дозвониться до него.
   - Может быть, вам еще пива? - спросил меня вполне приветливый бармен, с аккуратно выбритой эспаньолкой, которая ему была не то чтобы не к лицу, а вообще, портила весь внешний вид.
   Я взглянул на пустую кружку, которую держал уже около получаса.
   - Да, можно! - ответил. - И еще одно кофе "американо". Жутко хочется спать. Не высыпаюсь уже год.
   - Ого! - искренне улыбнулся парень. - Что-то тревожит? Налоги? Жена?
   - Нет, всё нормально. Работа, дома, работа, семья... - ответил я и уткнулся в мобильный телефон.
   "Чем же была примечательна эта ночь?" - спросите меня вы. Началось всё с того, что я наконец-то дозвонился Егору, который пробубнил мне пьяную чепуху и навязался на встречу в баре, сказав, что вызовет такси.
   Забрав со стойки недопитое пиво, я направился к охране. Меня уже изрядно подкачивало. Я постоянно растирал свои уши, чтобы вернуть вестибулярный аппарат в норму. Помогало средне.
   - Какие-то проблемы? - спросил меня накаченный охранник.
   На работе мы часто проводили праздничные вечера в барах и клубах. Я знал, что у каждого охранника есть приобретенный или врожденный "синдром командира", но всегда умел находить с ними общий язык. Знаете, что является самым интернациональным языком XXI века? Деньги! Это просто до абсурда.
   - У меня друг сейчас подъедет. Мы хотели бы немного посидеть за барной стойкой ...
   Мужик в черной униформе перебил.
   - Так в чем проблема? Пусть проходит, места есть. Народу сегодня не так много.
   - Тебя как зовут? - улыбнулся я и отпил немного пива.
   - Саша...
   - Так вот Саша, дело в том, что он уже бухой и скорее всего на спортивках. Сам понимаешь! Но... Но... Стой подожди! - не дав ему перебить меня второй раз, сказал я. - Сколько тебе надо? Или сколько надо всей охране?
   - Богатый что ли? - улыбнулся он во все зубы, а глаза предательски загорелись. Алчность.
   - Так и?
   - Короче давай трёшку за вход и трёшку за его спортивный вид, - сказал он, посмотрев по сторонам, чтобы администраторы ничего не заподозрили. Со всеми нужно делиться. - Я его лично проведу. Давай деньги...
   Его огромная волосатая рука тут же сделала жест "дай-дай", что на интернациональном языке означает "хочу деньги сразу на месте и без каких-либо вопросов".
   Я закурил.
   - Давай так. Как только мы пересечем вот эту черту, - я провел рукой несуществующую линию на полу. - То есть окажемся недалеко танцпола, ты сразу же получаешь "шесть рублей". Ты видишь, я не боец и спортом не занимаюсь, поэтому...
   - Окей, старина! - улыбнулся охранник и похлопал меня по плечу. - А через сколько он будет?
   - Ну, думаю, что не раньше, чем через минут 20-30. Он уже вызвал такси. Я пока тут пиво попью и подожду его...
   - Не вопрос! - кивнул мне охранник.
   Я стоял с кружкой пива и сигаретой около входа в бар, пока наконец-то на горизонте не показался, действительно, изрядно выпивший Авдеенко. Он смахнул с головы крупный снег, который сыпал на Новосибирск с середины октября и, пожав мне руку, молча пошел внутрь.
   - Вот тебе шестёра, как договаривались! - протянул я две купюры вышибале и помчался следом за сержантом. Егор сел за барную стойку потеснив какого-то в хлам пьяного пацана, тот выматерился, подпихнул сержанта в спину, но не получив ответную реакцию удалился прочь. В таких заведениях всё случается быстро: в драках разлетаются лица, в туалетах - секс, близ танцпола - наркота. Не так давно Виталий рассказывал мне, что сейчас гораздо выгоднее сплавлять всякую химию именно здесь - в клубах и барах, чем толкать по одной дозе на улице. "Здесь и менты свои, и клиенты, и крыша, и атмосфера, и контингент", - рассказывал как-то раз он.
   - Удивлен, что я вновь появился? - спросил меня Егор, мусоля во рту изгрызенную зубочистку с зеленым мятным кончиком.
   - Да как сказать... исчезать и появляться - твоя коронная фишка, - улыбнулся я, так как, откровенно, был рад видеть своего друга.
   Он заказал два пива и сигареты, а пока мы ожидали заказа достал из нагрудного кармана чекушку водки, открыл её, сделал глоток и передал мне.
   - Выпей-выпей! - сказал он. - Я тут кое-что нарыл для тебя. Но если вывалить сразу, то ты сдохнешь от переизбытка информации.
   Я выдохнул и промочил горло водкой, неприятно сморщившись от горечи. Водка была явно дешевой и, как следствие, паленой.
   - Так и? - посмотрев ему в глаза, спросил я. В них что-то было... неуловимое... пугающее и притягивающее. В них что-то читалось, но алфавита этих безумных сумасшедших глаз, я не знал.
   - Только не перебивай, хорошо? В общем, где-то месяц назад... да, вначале сентября, когда я был вообще на мели - без денег и возможности устроиться на работу... короче я паспорт свой где-то прое**л... в общем, я нашел в газете объявление, что требуются чернорабочие на отделку квартир. Грязная, пыльная работа, за которую платят копейки. Расчет по выполнению нормы...
   Я внимательно слушал Авдеенко. Принесли пиво. Отпили.
   - ...две недели я пахал на неизвестно мистера, вместе со всякими иммигрантами, беля потолок, прикручивая плинтус и делая всякую хрень на богатенького дядю. Нас привозили в коттедж рано утром и увозили на "Газели" около девяти вечера. Пахали как рабы, но хоть кормили бесплатно и вполне сносно... А мне, знаешь, всё было интересно узнать... да любому бы было интересно знать, на кого он пашет. Ну, я нашему прорабу Мите и накидываю: "Слушай старина, ты же в Чечне служил... и я служил... сделай услугу - покажи того буржуя, на которого мы - ветераны спину гнём. Может быть, я его узнаю... может быть, он вообще боевиком был в 95-ом"
   - И? - я торопил Авдеенко, чувствуя что-то очень важное в его рассказе и не заметив сам, отхлебнул водки еще.
   - Не торопись... а мне Митяй отвечает: "Да я его знаю! Но показывать его тебе не буду и, вообще, что значит показать заказчика?! Бред какой-то". А спустя две-три недели мы с ним после выполнения заказа нажрались водки, как последние грязные свиньи. Начали базарить про Чечню, первую и вторую чеченские, про то, что там видели. Помянули всех погибших пацанов и ротных, а я этот разговор снова и поднял. Я то масла подсолнечного литр выпил и два сырых яйца, чтобы не опьянеть и до него достучаться. Да, можешь считать меня психом, но мне надо было увидеть это лицо... чуйка у меня работала... с войны так ночами не трясло... - увеличивая темп и выкуривая одну за другой, рассказывал сержант, не сводя с меня своего пронзительного до души взгляда. В нём нарастала агрессия, верхняя губа постоянно задиралась вверх и поджималась - признак ненависти, ярости.
   - Принесите нам еще по одному пиву! - сказал я, чувствуя, что это будет разговор не на десять минут.
   - Так, короче... А, ну вот, он мне значит... он - Митя в смысле... прораб, говорит: "Мы же с тобой ВДВ?... ВДВ! Ты мне, брат, дороже всех этих заказчиков. Поехали ему еб*ло за просто так вскроем". Я на радостях киваю "за", гормоны кипят, как будто в атаку собираемся. Вызываем такси и прилетаем часов где-то в двенадцать ночи на пересечение улицы Кропоткина и Красного Проспекта - у него там двухуровневая квартира, как оказалось. Набираем домофон, представляемся какими-то сантехниками, электриками, лифтерами-монтёрами и проходим в подъезд. После того, как Митяй указал мне на квартиру, я больше себя не помню. Дверь металлическая, я пинал её около десяти минут, пока ГБР не приехал и в подъезде не завязалась потасовка, - махая руками в разные стороны и чуть ли не задевая посетителей бара, говорил Егор. Я присмотрелся. До сих пор на его правой скуле виднеется шрам от рассечения, которого не было раньше.
   - То есть вы к нему приехали домой, принялись выламывать дверь, зная, что может приехать охрана? - спросил я, не веря его словам, но зная этого безумца, могло быть все! - Вы совсем больные?
   - Да, именно так. Мы были перекрыты алкоголем конкретно, а загашенное ВДВ становится страшнее ядерного оружия. Так вот короче. ГБР нас скрутили, а этот жирный боров им: "Тащите их ко мне в квартиру. Такой наглости в моей жизни еще не было". Короче, нас с заломленными руками протаскиваю по первому этажу, поднимают на второй и заводят в какую-то небольшую комнату. Я шарю по сторонам как бы свалить и думаю, в какую коленную чашечку бить первого мента, в какое яйцо второго и как вообще вытащить из этого дерьма другана Митяя. Его, между прочим, уделали в хлам прямо на лестничной клетке. Все лицо разбито, хрипит, сопит...
   В баре громко заиграла музыка. Говорить и слушать становилось всё тяжелее. Егор взял меня за голову и с силой придвинул к себе, начав орать прям в ухо, попеременно затягиваясь сигаретой, и пропуская через затяг пиво. Я терпел и слушал, догадываясь, к чему он клонит.
   - ... пока я смотрел по сторонам. Вижу на стене напротив висит прямоугольное зеркало, а в комнате темно, не видно ни хера... Сейчас поймешь, что к чему... Пока хозяин квартиры и коттеджа продолжал избивать прораба, я всё, как параноик смотрю на зеркало... перевожу взгляд чуть левее, смотрю висит кулончик маленький - детский. Да-да, для женщины или девушки слишком уж короткая цепочка. Кстати, меня за шкварник ГБРовец держит, второй рядом стоит, третий курит и взад-вперед ходит... Вообще, никак не вырваться. Главное, сука, сами в Чечне может служили, а нас понять не хотят! - поперхнувшись, сказал сержант, огляделся по сторонам и снова принялся орать, перекрикивая музыку. - Я глаза прищуриваю, а от ветра... ну, он из открытого окна дул... помнишь, какой ураган в сентябре был?! Во-о-от! От ветра кулончик разворачивается и я читаю "Д А Ш А". Голову трясу в разные сторону, думаю, может всё, совсем башку пропил и с ума сошел... Кулон снова поворачивается: "ДАША"... Точно же...
   У меня перехватило дыхание. Захлестнули эмоции. Теперь я орал на него, не веря в то, что Авдеенко чисто случайно, совершенно спонтанно из-за собственной дури нашел убийцу моей дочери.
   - Дальше-дальше-дальше, - торопил его я.
   - Слушай! Я принялся присматриваться к этому буржую. Знаешь, вот типаж реального педофила, как в документальных фильмах показывают. Он вроде Митяя бьёт по лицу, а всё как-то нежно и слабо, как баба одним словом, а в глазах его свинячьих такая надменность, прям видно, что ему это удовольствие доставляет... но это так, психологическая муть, не больше... ты в этом больше меня соображаешь... Потом он за меня принялся, и ведь, правда... не бьёт, а ласкает... тьфу, блядь, мерзость какая...
   Егор сплюнул в сторону, попав на ногу спящему за стойкой мужику лет 50-ти.
   - ...давай меня швырять по разным углам, пока я вновь не припал к кулону. Читаю: "ДАША", точно...
   Только после этих слов, я очнулся и решил расспросить детали:
   - Как он выглядел? Какой формы?
   - Ромб. Маленький совсем с крупной гравировкой такой... не знаю, не могу описать. Ромб, нижние грани более длинные. О, мля, как этот - воздушный змей, - ответил сержант.
   - Буквы, буквы?! Какие были буквы?! Курсивные или большие? Может шрифт опишешь? - тряс его я. Меня знобило в нервной дрожи, как эпилептика.
   - Курсивные... Буква "Д" заостренная, вытянутая... точно помню, - мгновенно отвечал Авдеенко. Он не врал. Он просто не умел врать.
   Сходилось абсолютно всё до мелочей. Да, у дочки, действительно был маленький золотой ромбик-кулон на золотой цепочке с красивой гравировкой имени, который мы с женой подарили ей на 1 сентября, когда она впервые пошла в школу. Таких совпадений не бывает... это не вымысел и не фантазия...такое не мог придумать Егор. Это, действительно, так... и убийца в нескольких кварталах от меня.
   - Ты помнишь адрес?
   - Еще бы. Конечно! Мы кое-как унесли ноги с Митяем. Точнее унёс я и вынес его. Наверное, он до сих пор не может вспомнить, что произошло той ночью. Как сейчас помню, что нас ГБРовцы отвезли куда-то на левый берег и выкинули из своей "девятки". Еле до дома добрались, умыв лицо в грязной луже... Зато было весело! - засмеялся Авдеенко. Пожалуй, для него это, и в правду, было смешно.
   Всё, что я рассказал вам о случившемся в баре, произошло в понедельник за неделю до последнего понедельника октября. Наша история подходила к концу. Все звенья цепи находили своё место, цепляясь друг за друга. Теперь я знал свою цель. Да, пускай без доказательств, но доверяя сержанту, как собственному брату или сыну, я наконец-то принял самое сложное решение в своей жизни - убить человека.
   - Миша, ты подумай, что будешь делать и обязательно скажи мне! - наказным тоном произнёс Егор. - Я хочу посмотреть ему в глаза - это во-первых, а во-вторых, он мне за расшибленную скулу должен. Сука...
   - Хорошо, - ответил я, и мы, допив пиво, не произнеся больше ни слова, покинули бар. Я предложил ему переночевать у меня, так как съёмной квартирой я больше не располагал, а жена не стала бы ругаться. Егор отказался. Я довез его до дома на такси и был искренне благодарен за ту колоссальную русскую энергию на грани психопатии, которую он наглядно изобразил мне. Осталось последнее - стать таким, как он!
  
   Вторник.
   Протрезвев только ближе к пяти вечера у себя в офисе, я направился домой. С женой состоялся сложный разговор, в котором я рассказал о встрече с Егором. Я пересказал всё до мельчайших подробностей. Она неоднократно вскрикивала:
   - Этот психопат нас погубит! Как ты можешь ему верить?! Он тебе врёт, он всё просто выдумал...
   Но чем дольше я говорил, тем точнее были детали, тем больше в ней возникало именно то чувство, что я испытал прошлой ночью. Она просто не могла отрицать очевидные вещи, понимая, что другого пути у нас нет, а желание мести, черным вороном кружит над нашими больными головами.
   В этот же день, поздним вечером мы направились к дому и сверили информацию. По этому адресу, действительно, имеется двухуровневая квартира, охраняемая ГБР, в которой живёт неизвестный нам предприниматель. Сделать это оказалось просто. Ловкость ума, лицемерие и подвешенный язык - высшее мастерство для нашего гнилого века. Я увидел одного из охранников на улице. Скорее всего, он был занят штатным патрулированием дома или проверкой сигнализации. Попросив его угостить меня сигаретой, у нас завязался разговор.
   - Хотим семьей квартиру в этом доме купить... трёшку, может быть, четырехкомнатную. Как тут с охраной?
   - Как видишь, - улыбаясь, ответил мужик в спецовке и взглядом указал мне на пистолет, болтающийся на поясе в кожаной кобуре. - Сигнализация, быстрый выезд. Работаем оперативно! Не так давно, кстати, был мутный замес с отморозками в квартире на предпоследнем этаже. У меня тогда выходной был, Саныч рассказывал - старший наш. Говорит, раскидали их быстро. Расшибли рожи и куда-то увезли. Не-не-не, не подумай - нам не резон каждого психа мочить. Проще ментам сдать, они с них еще бабло поимеют. Шито-крыто, херли!
   Как известно, приобретенный "синдром вахтера" или "директора мира" - это повышенное желание рассказать каждому о том, какая ты важная воображаемая шишка, занимающая ответственный пост в маленькой собачьей будке и непременно продемонстрировать свои полномочия, пускай и превысив их.
   - Выкинули их где-то на левом берегу. Там один, звездец, психопат был. Его били-били, а он как боли не чувствует. Придурок контуженный, точно!
- То есть максимальная безопасность? - ухмыльнулся я, ведь всё, что мне было нужно, я уже услышал.
   - Еще бы... это... мужик, а те чё надо? - возможно, почувствовав, что-то неладное, спросил он.
   - Да нет... всё нормально, праздный интерес, - закончил разговор я и побыстрее покинул двор, сев в авто, где нервничая меня ожидала жена.
   Почему с нами не было Егора? Больше, мне не хотелось вмешивать в свою историю третьих лиц. Я твердо решил всё сделать сам - доказать и проверить себя. Это была драма моей семьи... не его... моя собственная трагедия и моя собственная судьба. И если я совершу непростительную ошибку, то и отвечать буду за неё сам! Аха-ха, убить человека - "мелочь"...
  
   Я не знал ни имени, ни точной внешности педофила, поэтому, заглушив мотор машины вечером в среду, изредка выходя покурить, принялся ждать... ждать... ждать. Всё тело было напряжено, но непоколебимое желание мести тащило меня вперед. До этого октября я ни разу не думал об убийстве другого человека. Даже самые заклятые конкуренты нашей компании, которых я не раз символически хоронил в своих фантазиях, не были для меня врагами по существу.
   Но как мне быть? Как убить человека? Как просто взять и сделать так, чтобы он перестал дышать? У вас есть варианты, друзья? Нанять киллера? Быть может, встретиться тет-а-тет с наркоманами Виталия и предложить им большие деньги? Но тогда, что сделал я сам? Но тогда что я скажу на "Страшном Суде" близ ада?
   Я - кипящее масло ненависти, которое всё еще не может брызнуть в лицо того негодяя и подлеца, что лишил меня покоя... Я - поток злости, набирающий обороты и несущийся к цели. Ничто не способно меня остановить. Ни охрана, ни деньги, ни связи, ни мораль, ни закон, ни совесть! Этого просто не существует, мой друг, если мы говорим о мести, закаляющей мой мозг изнутри и шепча мне на ухо: "Ничего не способно остановить человека, когда в трагедии замешан его собственный ребенок!"
   Задремав примерно в половину одиннадцатого, я проснулся от шума подъезжавшего джипа и света дальних фар, что били мне в лицо. Открыл глаза. Меня ослепило. Из дорогого авто вышел толстый мужчина с натянутой белой рубашкой на пузе, в черном пиджаке, вращающий ключи от джипа на мясистом и коротком указательном пальце. Это был он... и мне стало это окончательно ясно, когда спустя пять минут, после того, как эта свинья зашла в подъезд, в той самой квартире на предпоследнем этаже загорелся свет. Я не собирался уезжать. Я ждал. Еще спустя час на балконе показался объект, запахнутый в халат с бутылкой вискаря и сигарой.
   - Герой гангстерских фильмов, блядь! - выругался я.
   Скурив треть сигары и, выкинув её с балкона, мужчина ушел.
   Через полтора часа свет в его квартире потух.
   Каждый день я проводил рядом с этим существом. Я стал его тенью, преследующей мразь везде, где это возможно... тенью, наступающей ему на пятки... тенью, записывающей в блокноты все его поступки, составляя расписание жизни, параллельно анализируя всех людей с коими он общается . То один, то вместе с Ирой я всегда находился неподалеку, мой автомобиль плыл за ним, словно тихая и скрытная подводная лодка, гналась за огромным и неповоротливыми крейсером. Мои глаза были направлены ему в затылок, мои мысли стреляли ему в голову. Не обладая талантом слежки, мы старались быть максимально неприметны. В течение дня мы по два раза меняли одежду и держались на приличном расстоянии от нашего объекта. Ничего... он ничего не должен был заподозрить. В четверг, уже поздно вечером, когда крупный снег засыпал Новосибирск, я и Ира, двигаясь за его джипом, выехали на улицу Никитина. Он остановился около забегаловки "Роман", где, насколько мне было известно, собирается узкий местный криминальный круг. Заходить внутрь мы не стали. Просидели в "Тойоте" больше трех часов, закусив пирожками с капустой и дожидаясь, когда же наш герой снова появится в поле зрения. Из здания он вышел в хлам пьяным, но все же сел за руль джипа, и, виляя покатил обратно к своему дому. Мы в очередной раз поехали за ним. Стоит отметить, пунктуальность этого извращенца. Каждый день он приезжал домой в 22:00 - 23:00, выпивал на балконе бокал виски, выкуривал треть сигары и уходил спать.
   В субботу, сидя на кухне, я обсуждал с женой мелкие детали нашего плана, то как подобраться к объекту незаметно, вырубить его, закинуть в машину, связать и довезти до пункта назначения.
   - Мы так и не убедились, что это именно он! - произнесла Ира. - Вдруг мы похитим ни в чем неповинного человека? Вдруг это не он, Миша. Мне страшно...
   - Я чувствую его! Это он... точно он... я не могу ошибиться... Поверь мне... Ты мне веришь?
   - Верю, - шепнула жена, говоря как можно тише, чтобы не разбудить Максима.
   Я не желал попасть к нему домой, чтобы лично увидеть кулон дочки. Мне хватало того, что приходя ко мне в бессонные ночи и садясь на кровать напротив, Даша шептала:
   - Папа, ты всё делаешь правильно. Это он, папа! Это он убил меня...
   Больше двух часов мы чертили схему. Я отмечал крестиками место, где ей нужно будет припарковаться, дорогу, по которой может пойти наша жертва, места, где могут стоять охранники, если они будут там. На самом деле именно ГБР было для нас самой большой проблемой. Быть может, можно было взять Егора и цинично бросить его в пекло, то есть - не сказав, сделать его приманкой для охраны, но... я не мог поступить с этим человеком так, поэтому оставалось только надеяться, что в ночь с воскресенья на понедельник никого около подъезда не будет.
   - На следующий день всем нужно будет на работу, вряд ли во дворах засидится молодежь. Большинство будет спать...
   Ира перебила.
   - Миша, а что мы с ним будем делать? Ты говоришь, что мы его вывезем за город и что?
   - Та ночь решит всё за нас, - ответил я.
  
   В воскресенье, я достал из сейфа пистолет, который купил в целях самообороны в 1999 году на Гусинобродской барахолке - местном черном рынке Новосибирска, где можно достать всё от легких наркотиков до реальных стволов и ружей. У компании, в которой я получил неплохую, но крайне ответственную в финансовом плане должность, были большие проблемы со столичной криминальной группировкой. В те дни мне нужно было оружие, чтобы в случае чего защитить еще маленького сына и жену. Лицензию я не оформлял, зная, что рано или поздно эта пушка обязательно выстрелит и, если что, решить проблемы через знакомых в городе ментов будет гораздо проще, ведь официально ствол нигде не засветился. Между прочим, Федяй много раз корил меня за это, но закрывал глаза, зная меня как мирного и психически здорового человека, который скорее попытается договориться с мухой, чем прихлопнуть её.
   Сейчас же я стал другим. Моя ненависть сжимает холодную сталь пистолета, рукоять которого лежит в моей руке. Оружие охлаждает нервы, когда ты понимаешь, что можешь выстрелить и лишить кого-то жизни. В оружие нет ничего лишнего, что способно отвлечь внимание - только сталь, курок, заряженные патроны и по одной судьбе на каждый патрон.
   - Я взял "макарова". Без ствола мы не справимся! - сказал я и посмотрел на сидящую на заднем сидении жену. Она знала, что у нас есть оружие и, пожалуй, догадывалась, что я возьму его с собой, но ничего не ответила, лишь моргнула глазами и отвернулась в окно.
   По крыше машины громко стучал дождь, смешанный с мокрым снегом. В магнитоле играл русский рок. Я завел двигатель, некоторое время прогрел машину и наконец-то двинулся вперед, чтобы подъехать на улицу Кропоткина раньше нашего объекта. Да, мы всё решили для себя и выкинули ключи от запасного выхода. Других решений больше не будет. Мы закрыты от чьих-то мнений и советов. Их просто не существует. Только боль... только страх... только наш триллер.
   Мы - кипящее масло ненависти.
   Мы - последняя неделя вашего октября.
  
  

Эпизод V
Загнанный

когда всё решают секунды,

жизнь успокоят года...

  
   Мы стали сумасшедшими, но не заметили этого. Мы излечились, но всё равно остались больны. Что-то изнутри толкнуло нас на опрометчивые поступки, разрушило внутренние блоки, сняло цензуру и забыло про мораль. Еще вчера мы были законопослушными гражданами, переходили дорогу строго по пешеходному переходу, следили за сигналами светофора и всегда здоровались с бабушками возле подъезда... но сегодня! Мы изменились до неузнаваемости. Мы наполнили свою жизнь болью, обидой и злостью, смешали её с равнодушной повседневностью ради чего-то главного в жизни...
   Мы стали другими. С сумасшедшими глазами мы бродили по своему городу и искали это животное, которое лишило нас последней радости в жизни, вылило на неё свою истерику, свои неврозы, свою психопатию. Нам кажется, что сейчас мы осознали что-то новое, и не боимся это принять. В этом есть своя ирония, которую мы запомнили раз и навсегда!
   Мы сошли с ума, но не стали больнее!
  
   Вы узнали совершенно всё. Я рассказал вам историю нашей семьи длиною в год. Вы прожили 365 дней вместе с нами и, возможно, испытали примерно тоже, что прочувствовали на себе мы. Вместе с нами вы уже час едете по проселочной дороге прочь от Новосибирска. Уже наступил понедельник. Октябрь и скользкая мокрая дорога, припорошенная снегом, под которым грязь, норовит сбросить машину в кювет. Я кручу рулем из одной стороны в другую. Наше движение один большой занос.
   Вы знаете, кто сейчас находится в нашем багажнике?! Я прошу вас перестать относиться к нему, как к человеку. Это животное, загнанное в выкопанную собственными руками яму, из которой ему уже не выбраться.
   Знаете, похитить человека темным осенним вечером гораздо проще, чем вам кажется. Достаточно просто подойти сзади, похлопать по плечу и ударить рукояткой пистолета чуть ниже середины лба. Если вы не хотите видеть удивленные глаза, то бейте в затылок. Только рассчитывайте силу, чтобы не вышибить жертве мозги и не замарать рукава своего пальто ... чтобы не забрызгать себя самого тёмной кровью... чтобы не навести лишнего шума, оставаясь лишь тенью.
   "Так с какой силой бить?" - спросите вы, а я отвечу: "Ненависть вам подскажет сама".
   Мы ослепили его яркой вспышкой фар, а я, заткнув левой рукой ему пасть, ровно в тот момент, как Ира погасила фары, ударил его по затылку. Яркое пятно света... ни капли крови... расплывающаяся по округе темнота.
   Все условия для похищения были идеальными, словно сам Бог был за нас, словно, мы его руками восстанавливали справедливость в этом пропахшем извращенностью обществе. Мы бросили тело на заднее сидение, связали руки веревкой, всегда лежавшей в багажнике машины, заклеили рот скотчем. Позже он достал нас своим нытьём и я упихнул его в холодный багажник, несколько раз хорошенько приложившись кулаком. Об этом я упоминал в самом начале нашей драмы. Вспомните, друзья...
   Уже глубокая ночь, мы по-прежнему едем по просёлочной дороге. Чтобы не отрезвлять своё сознание, не давать "человеку в себе" заговорить и проявить гуманность, я снова и снова прокручиваю ужасные картины, что довелось пережить нам. Отчаянные поиски дочери по всему Новосибирску, похороны, белая горячка, проблемы в нашей семье, встреча с Егором и поимка через социальную сеть первого педофила... жестокость, ненависть, безысходность... кровь, пытки. После всего этого мразь, которая причинила так много зла, из-за которой по цепной реакции оно возводилось в квадрат, сейчас лежит в багажнике - лежит и, вероятно, ждёт своей смерти.
   Моя белая рубашка пропитана потом, хотя на улице не больше пяти градусов тепла. Моё черное пальто не ниже колен постоянно мешает, теснит мою душу... ах, что-то распирает моё сердце изнутри, желая пулей вырваться наружу. Быть может, я хочу оставить его в живых... быть может, мне стоит позвонить Федяю и всё ему рассказать. Нет-нет-нет! Это лишь сука-совесть пытается сказать что-то в последний раз, склонить меня к жалости, убедить меня в преступлении, замолить... осквернить... запутать. Аха-ха, скверная дама, скверная гостья в последней ночи.
   Время от времени я перевожу взгляд на жену. Ира смотрит в окно и нервно курит, забывая стряхивать пепел. За год она похудела килограмм на пятнадцать. На её лице стали заметны желваки и большие мешки под глазами. В течение этой недели она ни разу не наносила косметику и не делала прическу, лишь собирала волосы в хвост и перетягивала их черной резинкой. А я... мне было совершенно плевать на то, как она выглядит, о чем думает и что чувствует своим робким женским сердцем.
   Чем дальше мы ехали, тем спокойнее было мне, но всё же я не был уверен, что смогу выстрелить в него. Я никогда не направлял оружие на человека, а за всю жизнь стрелял из пистолета только один раз, да и то по пустым бутылкам, когда пил с друзьями Федяя за городом в честь присвоения ему внеочередного звания. Воспоминания... Дашка была совсем маленькой.
   Я делаю музыку громче. Солист завывает, барабанная трель оглушает меня. Мне лень думать, я хочу стать самим инстинктом, стать самой ненавистью, стать хотя бы на несколько минут сержантом Авдеенко, способным спилить человеку передние зубы, выковырять из пальцев рук ногти или одним ударом превратить глаз в желе. Я хотел бы им стать именно в эту ночь, но у каждого из нас своя роль.
  
   Мы остановились в 500 метрах от лесополосы. Проехать дальше было невозможно. Осенняя распутица с огромными лужами, грязью и насыпавшим снегом стала главной преградой для моей низко посаженной иномарки. Колеса буксовали и прокручивались на месте. Сдав немного назад, я всё же выбрался из омута и решил оставить машину.
   - Приехали, - сказал я, не заглушил двигатель и поставил автомобиль на ручной тормоз. - Пойдем-пойдем. Время много, - обратился к жене.
   Когда я открыл багажник, то увидел, как на меня уставились заплаканные глаза педофила.
   - Вылезай, - крикнул я, взял его за пиджак и сильно дернув, повалил на землю. Я не считал количество нанесенных мною ударов. Я бил в живот, лицо, прыгал на его руках, но никак не мог успокоиться. Мы подняли его - перепачканную грязью свинью, отклеили скотч и повели вперед. Я перезарядил пистолет, но всё же не снимал его с предохранителя.
   Вы идёте за нами следом... ваши ботинки утопают в лужах, пачкаются низы штанин ваших брюк и вы тоже дрожите от страха, как и мы. Никто из нас четверых: ни он, ни Ира, ни я, ни Вы не знаем, что может случиться здесь.
   - Шагай, блядь! Один шаг влево - я выстрелю тебе в шею, - говорю я, озираясь по сторонам. Ира идёт следом. В её руке небольшая раскладная лопата, которая однажды помогла нам высвободить машину из грязи.
   - Не убивайте, пожалуйста! Я вас очень прошу... я уже говорил, что у меня много денег, связей и знакомых... у меня несколько сетей киосков и несколько забегаловок в Новосибирске, Красноярске и Бердске, - плаксиво молил о пощаде он, но, надо отдать должное, эта информация о связях и успешном бизнесе лишь упрочняла нашу позицию. Отпустив его, мы и сами могли лишиться жизни, а отдав его в правоохранительные органы через моего знакомого - не добиться никакой справедливости. Сначала он наймет хорошего адвоката, затем сядет на три-четыре года и будет выпущен по УДО через год за отличное пионерское поведение в колонии. Такой сюжет известен всем и он нас не устраивал.
   - ... вы скажите, что вам нужно?.. скажите, почему вы, вообще, меня похитили?... кто меня заказал?... кому я перешел дорогу?
   - Ты убил нашу дочь, - заорала Ира и с размаху кулаком ударила ему в шею сзади.
   - К-какую дочь? Я никого не убивал... вы что? - отнекивался он, а мне просто не хотелось рассказывать все подробности.
   Мы зашли в лес. Прошли около двухсот метров вглубь.
   - Копай! - равнодушно сказал я, направив ствол ему в лицо. - Копай и рассказывай скольких девочек ты уже убил, скольких совратил... рассказывай, как тебе нравится трахаться с юными девственницами?
   - Что?.. Как? - смотря то на меня, то на жену говорит он, разводя руки в сторону. Его лицо выражает удивление, но это лишь лживая лицемерная маска.
   - Ты убил нашу дочь. Её тело нашли на набережной. В твоей квартире мои люди нашли её кулон с гравировкой: "Даша", - я блефовал, но последние слова повергли его в шок. Он не мог предполагать, что моим человеком является всего лишь пьяный десантник, которого он хорошенько избил не так давно.
   Я смотрю на него. Он начинает задыхаться. Мои пальцы теребят рукоять пистолета. Смотрите, как сознание нашей жертвы заходит в тупик и прямо здесь и сейчас, в сырости и мерзости октября, он не может найти ни одного подходящего слова. Не надо быть тонким психологом, чтобы понять, что я попал в яблочко и вывез за город убийцу.
   "Егор не соврал", - подумал я и посмотрел на жену, по её злому прищуру и поджатым губам понял, что она думает примерно о том же.
   С этого момента мы не хотим искать в себе ответы - там одни вопросы. Как смог этот ирод поднять руку на беззащитного ребенка? Зачем? Как они вообще пересеклись в тот день?
   Я подхожу к нему близко. Туфли утопают в грязи. Холодно. Ноги и руки замерзают, но от мокрого снега земля остаётся влажной и мягкой. Я не смотрю на него, я смотрю куда-то сквозь - в мир без боли и зла.
   - Имя? Фамилия?
   - Олег... К-костыч-чев, - заикаясь, отвечает он. Неровное дыхание.
   - Почему моя дочь?
   Молчание.
   - Повторяю. Почему моя дочь?
   Тишина.
   Я пинаю его ногой в живот. Он корчится от боли.
   - На колени, тварь! - кричу я. - На колени или я тебе выстрелю прямо в рот!
   Он плюхается в жижу лужи. Из-за большого живота и перепачканной рубашки он похож на огромную жирную свинью, которой нравится здесь... а если нет - ему понравится.
   - Почему моя дочь?
   - Я не знаю... не знаю! - кричит он. В его глазах паника. Он бросает агонизирующий взгляд то на меня, то на лопату, то на жену. Он понимает, что ни мы, ни вы с ним не шутим. Мы с вами готовы к убийству. Мы готовы к чаепитию в аду, в котором не будет ни сахара, ни сладкого десерта. Мы - психопаты от общества, от этой жизни... нас выдворили из тишины и спокойствия, чтобы мы на всё зло отвечали только злом.
   Ствол пистолета утыкается ему в глаз. Я давлю с неистовой силой, а большим пальцем правой руки снимаю его с предохранителя и, не отрывая взгляда от педофила, спрашиваю:
   - Почему моя дочь?
   Не думая ни секунды он отвечает:
   - Той осенью я сходил с ума. Я хотел кого-нибудь убить... просто убить... просто без изнасилования. Я... я катался по школам Новосибирска и рассматривал девочек, - говорил он быстро. Из его поганого рта шел пар. Становилось всё холоднее. - В тот день, я совершенно не думал о том, что кого-то смогу похитить. Я вышел покурить, остановился около забора школы и что-то кольнуло меня изнутри. Я почувствовал сильное возбуждение.... Да, да, у меня встал член, а я не понимал, почему это произошло. И я понял, что меня возбуждает её юное тельце...
   В моём горле пересохло. Я не мог спокойно слушать исповедь маньяка, но и не мог позволить себе заткнуть ему рот пулей. Он продолжал.
   - ...я подошел к ней и заговорил. Она ничего не сказала, тогда я решил пойти на блеф. Просто взял и сказал, что я новый водитель твоего папы и должен привезти тебя домой. Я догадывался, что она живёт не так далеко, раз была совершенно одна, но животный голос внутри меня кричал и вопил. Он хотел её... Мой личный зверь вожделел её.
   Мразь говорила быстро, глотая окончания слов и, вероятно, подбирая слова, чтобы ни я, ни жена, окончательно не сорвались на него.
   - Куда ты её увез, тварь? - спросил я.
   - Когда она оказалась в моей машине на заднем сидении, я растерялся... Я не знал, куда её вести, но вспомнил, что не так далеко по Бердскому шоссе есть заброшенная шиномонтажка, которую когда-то крышевали мои знакомые. Там я всё и совершил... - закончил он и на последних словах разрыдался, как маленький ребенок.
   - Твоё первое убийство?
   - Нет... третье... - удар рукояткой по его лицу. - Правда, я вам клянусь... если вы еще можете верить, то верьте... Первую девочку я изнасиловал и убил в Ростове. Я там жил до 25-ти лет... а потом я залег на дно, так как это было спонтанное желание и я был жутко пьян... да, я мучился и замаливал свои грехи, но в тридцать лет, когда я уже был в Новосибе, то снова ощутил странные позывы своего тела. В тридцать лет у меня вновь случилось помутнение и я уехал в Куйбышев по делам, где убил вторую... я не хотел их убивать... никого... ни тех двоих, ни вашу дочь. Я болен! Болен!
   - Ты обращался к врачу? К психоаналитику? Говоришь у тебя много денег, тогда, почему ты не нанял частного психоаналитика, чтобы заглушить своё животное нутро? - спросил я, закуривая очередную сигарету. В пустом желудке от никотина становилось как никогда скверно, тошнило и мутило.
   - Я боялся признаться себе в своей болезни! - ответил Костычев. - Да и как об этом можно рассказать даже лучшему другу? Я собирался лечь в лечебницу, но когда проходили приступы, то забывал обо всем произошедшем и надеялся, что никого не убью больше.
   "Ни капли жалости, ни капли сожаления и поддержки. Этот ирод убил и изнасиловал в извращенной форме мою дочь. Я стану его лекарством, а земля - лучшим другом".
   Мне стоило задуматься на миг, как слева от меня с разбега этой твари бьёт в лицо моя жена. Она чуть ли не падает вместе с ним в грязь и орёт: "Урод, и ты еще смеешь это говорить". Ира впивается ногтями в его лицо, он визжит, как свинья. Я равнодушно смотрю на эту картину. Пусть выпустит пар.
   Почему вы ничего не делаете? Почему, находясь рядом с нами не копаете ему могилу? Вы в чем-то сомневаетесь? Вы первые зрители, досматривающие этот триллер стоите лицом к лицу с тем, кто лишил нас счастья, того самого счастья, которое так бережете вы. Да, мы с вами выехали прочь из этого лицемерного города, оказались на просёлочной дороге и ушли вглубь леса, где есть только цель, пистолет и душевные терзания. Ваш палец ложится на курок, но вы так же как и я боитесь стрельнуть. Мы боимся вместе! Мы делим страх и ужас напополам.
   Я оттаскиваю жену. Легкая пощечина возвращает её в сознание. Я смотрю в исцарапанное лицо Костычева, присаживаюсь на корточки и задаю ему вопрос:
   - Ты болен?
   После небольшой паузы, вытирая кровь от царапин, он отвечает:
   - Я не знаю... я никогда не обращался к психиатрам... Наверное, вы правы... Я болен... мне нужно лечение... я уйду в монастырь или лягу в психиатрическую лечебницу... Пожалуйста, только не убивайте меня.
   "Как же им дорога собственная жизнь. Как слабы они пред обычными взрослыми людьми и как сильны перед беззащитными детьми. Их развитый нарциссизм, преобладание эгоизма и сексуальная извращенность - вот движущие мотивы всех совершенных преступлений. Детские неврозы, развращение отчимами, мачехами и прочими отребьями - кузница всё новых и новых педофилов, которые так неприметно бродят среди нас".
   - Ты болен! - утвердительно, сказал я, так как за полгода, завязав с алкоголем и изучив свыше пяти тысяч страниц по педофилии, мог такое сказать. - А лекарство от твоей депрессии только одно...
   Я подхожу сзади, затупленным перочинным ножиком долго разрезаю веревку и незамедлительно, взяв его за редкие плешивые волосы, макаю в грязь... в грязь... ведь именно там, среди личинок насекомых, мусора и зловония его место... он должен целовать грязь... есть грязь... мучиться и умереть в этой грязи.
   - Это твой последний октябрь, блядь! - кричу я, чувствуя, как изнутри меня вырывается Егор, как он орёт внутри меня: "Ты не можешь просто взять и всё закончить! Чаепитие только началось!". Левой рукой, держа его за волосы, я снова и снова бью эту тварь об землю. В моей голове играет кошмарная музыка психозов и истерик. Я встаю, размазываю налипшую на колени мокрую землю, скидываю черное пальто и начинаю бить его из всех сил. Бью по почкам, по лицу, по ребрам. Я наношу удары, не понимая, что под моими ногами находится живое тело. Я опьянен безумием. Я и есть безумие. Спустя несколько минут ко мне подключается Ира. Её удары еще яростней. Они подобны ярости львицы, что отбивает собственного детеныша у браконьеров, её месть подобна медведице, что защищает собственную берлогу. Она целится ему в голову и что-то кричит. Что конкретно я не слышу. Моими мыслями правит Сатана, тысячи бесов заставляют меня бить его до потери сознания, а черти рвут мою сердечную мышцу, но придают небывалой силы. Я готов его убить! Я готов поставить точку! Я готов...
   - Ей было всего девять лет... тварь...тварь... - в слезах кричит Ира, ударяя его лопатой по спине. Педофил то хрипит, то кашляет комьями земли, попадающими ему в рот. - Есть только одно лекарство от тебя.
   Смотрите и не отводите своего взгляда от этой картины. Если для вас эта сцена более жестокая, чем изнасилование и убийство маленькой девочки, то скорее бегите прочь и звоните в полицию, но знайте, что мы всё равно прикончим его. Вы всё еще здесь?
   Тогда вы видите, как я поднимаю его на ноги. Он дрожит от страха. Он обмочил свои штаны и теряет своё сознание. Конечно, ведь сейчас рядом с ним нет ни ребят из ГБР, ни купленных ментов, ни братков из гиблого места "Роман". Здесь, за несколько десяток километров от Новосибирска, в лесу, в октябре 2012 года он находится один на один с убийцей-педофилом, то есть самим собой. Жаль ли вам его? Не уходите от ответа. Ответьте прямо здесь и сейчас. Если вы мужчина, то встаньте на моё место... если вы женщина, то прочувствуйте боль моей жены - матери, потерявшей дочь. Произнесите свой ответ громко и вслух.
   - Копай! - сказал я, бросив ему под ноги лопату. - Копай прямо здесь, гнида.
   Костычев ничего не ответил. Земля не была мерзлой, и как мы заметили, копалась вполне легко. Лопата входила, как по маслу. Куски грязи летели в разные стороны. Возможно, он уже попрощался с жизнью и хотел, как можно быстрее закончить свои мучения. А мы просто стоим и курим. Я не чувствую в себе власть и не осознаю до конца, что совсем скоро всё закончится. Мы все загнаны в угол. Мы все дети ада!
   Могила растет с каждой секундой. Я вижу, как руки Костычева уже едва держат инструмент, но он продолжает копать. Она не смотрит на нас, видит перед своими глазами только землю и свою собственную смерть. А что есть смерть? Для одних выход из тупика, для других неожиданность, для третьих - ирония жизни. Мы не ждём смерти, мы ничего не знаем о ней. Чувствовала ли Даша, что в тот день будет изнасилована и убита? Чувствовал ли Щукин и Борисов, что по их следу идём мы с Егором? Что сейчас ощущает своей падшей душой Олег?
   - Хватит! - кричу ему тридцать минут спустя. Могила вырыта небрежно. Убивал он куда с большим вкусом. Убивал он с любовью, как бы ужасно это не звучало. - Хватит, твою мать!
   - Прошу вас, - начинает он, соединяя ладони, словно, желая молиться. - Не убивайте меня... по-жа-луй-ста, - руками закрывает лицо, по которым текут слезы.
   Бросаю взгляд на жену. Он делает глубокую затяжку, стряхивает пепел, делает еще одну и выпуская дым, бросает сигарету в его могилу. "Будь ты проклят!" - говорит она.
   В эту же секунду я делаю два выстрела по его ногам. Яркая краткая вспышка и запах пороха... крик...визг...боль. Кипящее масло, раскаленное на плите за год, брызнуло загнанному зверю в лицо. Он падает в могилу, поджимает кровоточащие ноги к животу.
   Я беру лопату и начинаю закапывать его заживо. Смахиваю пот, перекуриваю и закапываю снова до самого конца. Вместе с убийцей, я хороню в могиле свою боль, тяжесть душевных мук и увиденный ужас. Я закапываю "психопата в себе", жадно черпая холодную землю октября.
   Ошпаренный болью, я смотрю на свежую землю, что похоронила эту мерзость раз и навсегда.
   А что дальше? Что теперь станет с нашей семьей? Сможем ли мы излечиться от собственного безумия? Ира плачет. Она вжимается в моё плечо, как в тот день октября, когда мы узнали самую страшную весть.
   - Всё закончилось! - шепчу ей я. Выброс адреналина в кровь раскачивает моё сердце из стороны в сторону. - Всё началось и закончилось в октябре. Пошли домой...
   Я поднимаю испачканное пальто, каждый брошенный окурок, две гильзы и лопату. Вот и всё, что нужно, чтобы убить человека без суда и следствия. Вот и все, что необходимо для справедливости двум людям. Пускай, мы ничего не решили на этой планете, но мы поставили точку.
   Вернувшись в машину, я достал из бардачка сотовый телефон. Три пропущенных вызова от Федяя в час пятнадцать. Я немедленно перезвонил ему.
   - Алло! Прости, что разбудил тебя, - сказал он.
   - Что случилось? - перебил его я, убирая в багажник грязное пальто и лопату, прижав телефон левым плечом к уху.
   - Убили Егора... Егора Авдеенко. Мы сейчас со следственной группой на Северо-Чемском жилмассиве. Я пока всех подробностей не знаю, но как сообщили очевидцы его какие-то отморозки ударили по голове палкой и забили ногами. Наверное, черепно-мозговая... В общем, если желаешь, то подъезжай! Друг же твой...
   Эта новость не шокировала меня. После первого инцидента с педофилом в моей квартире я отчетливо представлял кем является сержант Егор Авдеенко - парнем, переживший Первую Чеченскую Войну, сломившим на ней свою психику и потерявшим контроль над своим реальным Я. Он считал, что война до сих пор продолжается, что не существует среднего между черным и белым, между другом и врагом. Он доказывал мне, что если ты влез в драку, то должен либо убить, либо погибнуть в ней. Сами понимаете, что я так или иначе понимал - рано или поздно Егор вляпается в передрягу, в которой не сможет уцелеть. Так было со многими ребятами, вернувшимися в современную Россию с гор Афганистана или Чечни.
   - Так ты приедешь или нет? Чего молчишь? - громко спросил Федяй.
   Я выдержал паузу и ответил:
   - Нет, прости. Слишком много убийств вокруг меня. Я так больше не могу, - ответил и положил трубку, не желая узнавать подробности гибели сержанта. Посмотрев на черное ночное небо без звезд над головой, выпустив пар изо рта, словно дым сигареты, я произнес вслух. - Прости меня, Егор. Прости!
   Мы поехали прочь из этого ада, не думая о том, что будет завтра. Мне было жаль только одно - кулон, подаренный моей дочке, так и останется висеть в квартире убийцы.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Эпилог

...здесь не осталось ничего,

кроме кипящего масла и боли...
...совершенно ничего.

   Никогда не знаешь, где поскользнёшься, где оступишься, где сорвёшься ко дну. Если узнаешь - вмиг сойдешь с ума, словно здоровым никогда и не был. Но и это тебе не заметить.
   Ночь. Ни души. Свет фар освещает осыпающийся с неба мокрый снег. Нет никого. Мы вдвоём.
- Что мы будем делать дальше? - смотря мне в глаза, спросила Ира.
   Ночь. Ни души. Только свет фар освещает последнюю осень. Двумя пальцами отстреливаю докуренную сигарету и нажимаю на кнопку стеклоподъёмника. Нет никого. Только мы одни.
   - Забывать всё это! - отвечаю я и вдавливаю педаль газа в пол.
   Брызги грязи.
   Размытая колея.
  

Июнь-октябрь 2013

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"