Санрегрэ А. : другие произведения.

Глава 4

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Полет Асмодея над Нью-Йорком, секретная лаборатория AS-X на Вест-Сайде, замок Клойстерс, эксперименты Необиуса над душой русской художницы, встреча Асмодея с Татьяной Ветровой

   Глава 4.
   (Полет Асмодея над Нью-Йорком, секретная лаборатория AS-X на Вест-Сайде, замок Клойстерс, эксперименты Необиуса над душой русской художницы, встреча Асмодея с Татьяной Ветровой)
  
   Боюсь я за одно, в одном лишь мой протест:
   Ars longa, viva brevis est.
  
   Гете "Фауст"
  
  
  
   Выйдя на балкон пентхауса с бокалом мартини, Асмонд Дрейфус (Асмодей) взглянул вниз, на переливавшуюся разноцветными огнями панораму ночного Нью-Йорка. Напряжение последних дней, необходимость находиться в человеческом обличии и постоянно быть "на людях", тяготили его. И не столько из-за того, что ему было трудно пребывать в облике человека. Вовсе нет. Наоборот, с тех пор как ему вместе с Астаротом было поручено курировать Западное полушарие, и штаб-квартира его была перенесена в Нью-Йорк, он настолько виртуозно овладел искусством человеческого общения, что стал находить в этом определенное утонченное удовольствие. Нет, тяготило его не это, а необходимость постоянно заниматься мелким человеческим лицемерием и тратить массу времени на выполнение формальных обязанностей, облепивших его словно груды окаменелых раковин на днище парусника.
   Подобно актеру, полностью перевоплотившемуся и растворившемуся в порученном ему образе преуспевающего бизнесмена, забравшегося на финансовый олимп Нью-Йорка, он стал ловить себя на мысли, что начинает чувствовать и переживать как человек. Во всей преисподней не было демона, который мог бы сравниться с Асмодеем в искусстве перевоплощения. Но если ранее он мог изумительно проделывать это не только с людьми, животными, но и с демоническими существами, и все это изумляло окружающих, но было лишь внешним антуражем перевоплощения, то теперь, когда он углубился в серьезный психоанализ человеческой души, он вдруг столкнулся с неожиданным препятствием. На пути дальнейшего "становления человеком" существовал какой-то непреодолимый заслон, о котором среди демонов высшего круга не было принято говорить. Даже с Астаротом, с которым его связывало чуть ли не духовное родство, он не поднимал этой темы. Стоило кому-либо из рыцарей Тьмы шепнуть хоть полслова на ухо Люциферу или Вельзевулу, не говоря уже об Ахримане и других изначальных Темных, об экспериментах Асмодея в Западном полушарии, его блистательной карьере пришел бы конец.
   Асмодей прошелся против часовой стрелки по периметру пентхауса "Асмо-Интернэшнл", не спеша оглядывая всю панораму города. На восточной стороне совсем неподалеку от небоскреба Асмонда Дрейфуса, на вершине которого он находился, притаилась темная громада Централ Терминал. Это было его любимое детище. Подобно гигантскому спруту, протянувшему стальные щупальца по земле и подземным тоннелям, Центральный Вокзал, соединял все железнодорожные ветки и линии метро, тянувшиеся отовсюду к центру Нью-Йорка, позволяя демону и его подчиненным контролировать передвижение миллионов человек каждый день. Наверное, все мелкие клерки, банкиры и простые люди, путешествующие ежедневно на железнодорожном транспорте и метро к центру Нью-Йорка и обратно, поначалу чувствуют легкую головную боль и разбитость. Однако это ощущение тяжести вызвано не столько утомительным рабочим днем и физической усталостью... Суккубы и инкубы, усыпляющие людей в железных клетках, называемых вагонами и пронизанных силовыми полями, сканируют их разум во время поездки, докладывая гигантское полотно информации вышестоящим демонам каждый день.
   За Централ Терминал ярко светилось похожее на кукурузный початок здание небоскреба "Крайслер Билдинг". Асмодей всегда считал его самым удачным творением на Манхэттене. В нем сочеталась функциональность, нарядность - в дневное время и запоминающаяся торжественность - ночью. Ему, вечно вынужденному сдерживать себя в проявлении своего могущества, был нужен символ его невидимой власти над пространством Нью-Йорка и всего Западного полушария. Вместе с Астаротом в самом начале двадцатого века они вселили идею необычного здания сенатору Уильяму Х. Рейнольдсу, который был увлечен сумасбродными идеями создания космического луна-парка в Кони-Айленд и был не прочь увековечить свое имя, построив самое высокое здание в мире. Рисунок этого здания "приснился" ему во сне и он показал его честолюбивому архитектору Уильяму Ван Элену, который конкурировал со своим бывшим партнером Х. Крэйгом Северансом, объявившим к тому времени о своем намерении построить самое высокое здание на Манхэттене по адресу Уолл-стрит 40, нынешний "Трамп-Тауэр".
   С нелегкой руки Асмодея, вся архитектура 67-этажного здания, которое должно было называться "Рейнольдс Тауэр", была пронизана германской мифологотикой. В тридцатых годах двадцатого века, с созданием нацистского государства в Германии, этот стиль стал необычайно популярен в изобразительном искусстве и архитектуре Европы и Северной Америки под безобидным видом одного из направлений "ар-декор". В те годы Вельзевул дал на откуп своим наиболее талантливым демонам вопрос формирования "эстетики" новой нацистской "культуры", сам концентрируясь на основном направлении, любимом детище - формировании нового мистического культа в фашистской Германии.
   Все, начиная с символики треугольных вестибюлей, залов встреч и заканчивая восемью стальными грифонами на тридцать втором этаже здания, было подчинено главной задаче - подавить психику любого входящего и породить в его душе на всю жизнь стремление быть причастным к этой Силе. Асмодей в тот период безвылазно сидел в Баварии, выстраивая проекты реставрации замка Вевельсбург и создания грандиозного комплекса, который должен был затмить Рим, и поэтому после решения Триумвирата о переносе его штаб-квартиры в Западное полушарие, позволил себе нескромность отразить ряд своих нереализованных в Германии идей в сооружении собственной "башни" в Нью-Йорке.
   Со свойственной ему изворотливостью он смог реализовать сверхзадачу проекта - увенчать самое высокое по тем временам здание в мире своей короной из нержавеющей стали марки Nirosta. С болезненной навязчивостью бывший сенатор Рейнольдс, внимая голосам, мучившим его по ночам, несмотря на возражения архитектора Ван Элена настаивал на том, чтобы у здания была металлическая "корона" в форме набалдашника посоха Соломона. Честолюбивому голландцу не без содействия Асмодея донесли, что здание его конкурента Крэйга Северанса будет на два фута выше "Рейнольдс Тауэр". И только тогда, не желая быть обойдённым, Ван Элен согласился на идею увенчать здание 38-метровым стальным шпилем.
   Никто в мире не обладал и тысячной долей познаний Асмодея в области минералов и руд. Обладая тайной червя Шамура о правильном рассекании камней, он по своему желанию высвобождал из минералов и слитков души духов, посланных Ахриманом из других галактик на землю несколько миллионов лет назад. Приняв обличие профессора минералогии, он самолично спускался в кладовые гор Солагона вдоль берегов реки Вуппер, чтобы указать германским шахтерам из какого пласта брать волшебную руду для изготовления "короны" своей башни. Будучи переплавлена в металлические каркасы для "короны" Асмодея, руда сохраняла душу металла, которая высвобождалась вовне и сопровождала металлические изделия, изготовленные из нее на протяжении всего срока их жизни на земле. Эти духи должны были дождаться своего времени и привести в исполнение высшую волю повелителя Изначальных Темных - Ахримана.
   Как и все увлекающиеся натуры, Рейнольдс потратил слишком много денег на начальном этапе возведения небоскреба и вынужден был уступить этот проект автомобильному магнату Уолтеру П. Крайслеру в 1928 году. Асмодей не стал помогать бывшему сенатору, растратившему все свое состояние на безумные по своей амбициозности проекты. Рейнольдс, как отработанная ступень ракеты, вознесшейся над Манхэттеном, выполнил свою функцию и более не нужен был Асмодею. Такая же судьба постигла и архитектора Ван Элена: он хоть и был принят Уолтером Крайслером в коллектив авторов проекта, но так и не получил первоначально обещанный Рейнольдсом гонорар.
   И вот, наконец, тридцати-восьми метровая корона-шпиль из нержавеющей стали, была установлена на вершине здания в ноябре 1929 года, превратив небоскреб "Крайслер" в самую высокую архитектурную конструкцию того времени в мире. Этим титулом Ван Элен и Крайслер наслаждались лишь одиннадцать месяцев, потом он перешел к "Эмпайр-Стейт-Билдинг". Но для Асмодея идея построения самого высокого здания в мире не была самоцелью, к тому же он рисковал вызвать ревность вождей Триумвирата, вынашивавших новые планы по увековечиванию своей власти на земле - его "башня" так и осталась непревзойденным шедевром архитектурного дизайна, символом его силы в Западном полушарии.
   За зданием "Крайслер Билдинг" в сиреневой мгле над Ист-Ривер переливались разноцветные огни ажурного моста Квинсборо-Бридж. Чуть правее высились каменные опоры Бруклинского моста с готическими вырезами, украшенные неизменными лампочками вдоль натянутых над мостом тросов. Легкий ветерок с Ист-Ривер тронул густую шевелюру демона. Несколько локонов живописно раскинулись на белоснежной рубашке со стоячим воротничком, из под которого небрежно свисал полуразвязанный бант черной бабочки.
   Презентация новой инвестиционной программы минувшим вечером прошла успешно, Асмодей распустил прислугу и остался один, решив побыть в одиночестве...
   Поток мыслей вновь перенес его к вопросу, столь волновавшему последнее время. Находясь подолгу среди людей, присматриваясь к ним и читая их мысли, он никак не мог понять, что за преграда стояла на пути его дальнейшего перевоплощения в человека, "вживания" к нему под кожу, в его мозг. Формально, холодным и бесстрастным своим разумом демона он знал ответ на этот вопрос. Это - эмоции, чувства. Демон не может так чувствовать, так радоваться жизни, как простой человек. Материальные богатства, сокровища, чудовищная власть бессильны в том, чтобы позволить ему в полной мере насладиться любовью или радостью создания семьи, рождения детей...
   Не то чтобы радость плотской любви ему была недоступна. Вовсе нет! Он, как и другие демоны, находясь на планете Земля, обожал любовные похождения во всех их видах и проявлениях. Но секс, как плотская утеха с земными созданиями, для утонченной натуры, коей являлся Асмодей, имел свои пределы и быстро наскучил ему, по мере того, как он с другими необузданными рыцарями Тьмы, перепробовал все, что было возможно на этой маленькой планете.
   Вселяясь в земные создания и наблюдая украдкой за ними, глубиной их чувств друг к другу, он однажды сделал для себя страшное открытие: что он - просто не в состоянии влюбиться по-настоящему, без оглядки на прошлое и будущее. И не потому, что он этого не хочет. Он хотел и влюблял в себя многих красавиц на протяжении тысячелетий. Но это было похоже скорее на "покупку" своей жертвы, приобретение очередной игрушки в дорогом магазине... Но сам по-настоящему влюбиться и возлюбить предмет своего обожания более чем жизнь - он не мог.
   И тогда он решился на неслыханный эксперимент. Втайне от всех, включая своего непосредственного босса и духовного покровителя Астарота, он создал лабораторию по изучению человеческой души. Вернее ее анатомии. Отобрав несколько гениальных "светящихся", с которыми не подписывались официальные контракты от лица Триумвирата, а были заключены конфиденциальные договоры от имени "Асмо-Интернэщнл" лично самим Асмодеем (Асмондом Дрейфусом), он собрал их в сверхзасекреченной лаборатории AS-X на Вест-Сайде для проведения исследований по разработанной им программе.
   Цель этой программы была нечеловечески проста: исследовать механизм передачи "фарр" (тонкой духовной энергии), наработанной душой человека (мощного "светящегося") в обмен на еще более тонкую энергию свыше - "хварэна" (благость). Расчет Асмодея сводился к следующему: поскольку восставшие ангелы, превратившиеся в демонов, были в свое время выведены Всевышним за пределы большого контура, в рамках которого происходит постоянный обмен наработанного душами земных существ и высших энергетических (ангелических) существ "фарр" на хварэна (божественную благость), нельзя ли научиться заставлять мощных "светящихся", завербованных темным братством, делиться получаемой хварэна, или принудительно собирать эту ценную энергию с душ ничего не подозревающих людей "втемную"?
   Было понятно, что и в том и другом случае земные души, подвергнувшиеся такой обработке, будут обречены на ускоренное духовное опустошении и деградацию. Но это мало беспокоило Асмодея. Он вел исследования полным ходом, предоставляя коллективу гениев, собранных им в секретной лаборатории все необходимое и ревностно оберегая любую возможность утечки информации из подразделения с кодовым названием AS-X.
   До этого в соответствии с условиями соглашения каждого смертного, подписавшего договор с Триумвиратом (договор "кровью") было предусмотрено, что "фарр", наработанный душой этого человека, отныне должен "собираться" не ангелической иерархией, а силами Тьмы. Соответственно, такая душа "выпадала" из Колеса Сансары (земных инкарнаций). Тем более ей был заказан путь наверх - к высшим энергетическим созданиям. Она просто прекращала свое существование. Таким образом, силам Тьмы необходимо было вылавливать все новые души и подписывать с ними новые контракты, чтобы утолять свой энергетический голод. С другой стороны, душа человека, подписавшего такой контракт, постепенно затухала, генерируя все меньше фарр в течение своей жизни. Силы Зла могли дать ей все что угодно: богатство, удачное продвижение по карьере, власть и славу. Но они не могли дать такой душе самого главного - божественной благости (хварэна). Без "подпитки" хварэна душа постепенно сама себя истощала.
   Переход же к новой модели "улавливания" хварэна, в случае успеха исследований группы AS-X, сулил грандиозное расширение творческих возможностей демона, который смог бы овладеть этой технологией. Как установил Асмодей в ходе проведенных исследований, хварэна (будучи тончайшей энергией божественной любви) принципиально отличается от фарр. Эта энергия содержит в себе в чистом виде божественную любовь, включая ее созидательное, креативное начало, способность к творчеству и духовному развитию. Кроме всего прочего, поток частиц хварена являлся источником наслаждения доставлял возвышенное удовольствие, не сравнимое ни с чем... Как признался в одной из доверительной бесед Астарот в свое время, первоначально заложенные творческие возможности в каждом из восставших ангелов, превратившихся в демонов после восстания Люцифера, не были безграничными. Только доступ к постоянному притоку хварэна извне мог расширить их возможности до уровня противостоящих им архангелов в иерархии Света. "Что касается Ахримана и других элементалов Изначальных Темных, в случае получения ими этого механизма, мир перевернулся бы, не дожидаясь наступления Конца Света", - думал про себя Асмодей, невольно содрогаясь при этой мысли.
   Таковы были стратегические планы Асмодея. Но среди их стальных конструкций, подобно нежному вьюнку, пробивались устремления личного плана, которые он прятал в самом укромном уголке своей темной души. Несмотря на власть и могущество, он иногда, оставаясь наедине с собой, как в этот вечер, стоя на вершине своего небоскреба в центре Нью-Йорка, ощущал себя бесконечно одиноким, лишенным чего-то самого главного...
   Способности любить...
   Пролетевшая мимо птица, сверкнула крыльями в серебристом свете луны. Асмодей очнулся от своих мыслей, яркими картинами встававших перед внутренним зрением и вновь устремил взгляд на ночную панораму Нью-Йорка. Он перешел на северную сторону пентхауса и взглянул вниз - на уходившие к Центральному парку Лексингтон-стрит, Мэдисон-авеню, Пятую авеню и Парк-авеню. То золотистые, то красные реки огней автомобилей, двигавшихся то с севера на юг, то в обратном направлении, медленно проплывали внизу.
   Чуть левее, поперечная более узкая речушка 42-й стрит вливалась в фантастический светящийся водопад. Прищурив глаза от удовольствия и пригубив мартини, Асмодей устремил взгляд далее - подобно застывшей взорвавшейся фосфорной бомбе, яркой сферой светилось пространство над Таймс-Сквер. Он обожал гулять по этой площади по ночам, когда ему вдруг становилось одиноко... Вглядываясь в глаза радостных прохожих, туристов, влюбленных, он проникал в их души, питался энергией. Ведь это была его идея: создать такое место на земле, чтобы все забыли об истинном Новом годе и Рождестве, а праздновали, танцевали и веселились каждый день. Здесь, на Таймс-Сквер каждую ночь - новогодний карнавал и слепящий неон горит намного ярче, чем солнечное светило в дневное время, когда эта площадь напоминает помятую сизую физиономию невыспавшегося Бахуса.
   После теплого сентябрьского дождя воздух был прозрачен и свеж. До полуночи оставалось менее двадцати минут - самый разгар ночной жизни города, который никогда не спит. Легким прыжком вскочив на гранитный парапет, Асмодей облачился в черный плащ до пят, невесть откуда появившийся в его руке. Широко расставив ноги на краю пропасти, он залпом осушил остатки мартини и... прыгнул в ночное небо.
   В прозрачном стекле бокала, оставшегося на парапете, отражалась полная луна.
   ***
   Он полетел вверх - к лунному свету, поднимаясь над зданиями Мэдисон Авеню, оставил справа похожую на кукурузный початок верхушку "Крайслер Билдинг", сделал вираж над гостиницей "Плаза" и пронзил клочья легкого тумана над Централ парк в северо-западном направлении. Миновав ряды классических "браунстоунов" на Страйверс-роу, и пролетев над сто тридцать восьмой улицей между седьмой и восьмой авеню, Асмодей завис на мгновение, любуясь тем, как лунный свет падал на крыши невысоких домов Вест-сайда. Он любил старинную добротную архитектуру. В домах, сложенных из природного камня духи его легиона четвертого чина демонов "карателей злодеяний" могли поселяться надолго, оставаясь практически незаметными для людей. Сама энергетика таких домов была пропитана многомиллионной историей жизни камней, из которых они были сложены. Между зданиями этой части Манхэттена было полно парков и маленьких сквериков. Собственно, набережная Гудзона вверх от семьдесят второй улицы, представляла собой практически непрерывный парк. К северу он расширялся, и вся северная оконечность Манхэттена сливалась в сплошную лесопарковую зону. Здесь располагалось одно из наиболее загадочных мест в городе: обширный парк Форт Трайон с высоким холмом посредине, увенчанным замком Клойстерс.
   Здесь, в древних камнях химерического замка, собранного по воле Асмодея из фрагментов средневековых европейских монастырей VIII-XII веков, перенесенных в Нью-Йорк, среди мрачных духов, закабаленных демоном на протяжении нескольких столетий, томилась душа русской художницы Татьяны Ветровой.
   Демон бесшумно приземлился на раскидистом лугу к югу от замка Клойстерс. Массивный архитектурный комплекс венчала часовня Фуэнтидуэнья, разобранная в свое время в Сеговии, резиденции испанских королей. К нему вела аллея, посыпанная гравием. Мелкие белые камешки слегка похрустывали под ногами. Плащ Асмодея не отбрасывал тень на белоснежном покрытии аллеи, отчего создавалось впечатление, что все происходит при полуденном освещении. Только вместо солнца в небе ярко сияла полная луна, заливая пейзаж голубым светом. Пружинистой походкой князь Тьмы обошел замок слева вдоль каменной стены-барьера, любуясь с холма открывшимся видом на Гудзон.
   Часы на башне мерно пробили полночь. Сквозь боковые ворота, украшенные лангобардскими дверными перемычками, Асмодей вошел в дворик Святого Гильома, посредине которого был расположен фонтан. Вдоль арочной балюстрады, украшенной резными консолями из Нотр-Дам-де-ля-Гран-Сов, привезенными из Жероны, по периметру двора голубели надгробные плиты, напоминая о том, что ничто не вечно под луной. Вторя внутреннему голосу демона одна из надписей на плите, мимо которой он прошел, гласила: "Vita Brevisat" Пройдя зал монашеского Капитула из бенедиктинского аббатства Нотр-Дам-де-Понто, заботливо перенесенный из Гаскони XII века, Асмодей спустился по просторной лестнице в полуподвальный этаж, где располагались реставрационные мастерские.
   Дверь одного из залов в конце длинного коридора была распахнута и пространство сводчатых катакомб, по мере приближения, заполнялось теплым желтоватым светом, запахами скипидара, масляных красок, фисташкового лака и ... фиалок.
   В глубине просторного реставрационного зала, заставленного по периметру стеллажами с холстами, рулонами гобеленов и графики, между четырех софитов стояло несколько массивных академических мольбертов с огромными холстами. Около них, склонившись над палитрой, колдовала высокая молодая женщина в длинном коричневом рабочем халате, заляпанном краской. Густая копна темных волос была стянута широкой фиолетовой лентой, не давая вьющимся прядям спадать на палитру.
   Асмодей вошел бесшумно, но художница, вздрогнув, резко повернулась. Прищурившись в свете ярких ламп, она старалась разглядеть темный силуэт, приближавшийся из мрака коридора.
   - А, это вы..., - успокоившись, сказала она, продолжая смешивать краски.
   - Татьяна, вы опять работаете ночью? Ведь профессор Соллерс запретил рисовать при искусственном освещении.
   - Этим врачам только дай волю... они все запретят! Да я, собственно, на пару минут спустилась, сделать прокладку фона.
   Лицо художницы было бледным. На вид ей было около тридцати лет. Правильные черты лица, тонкий прямой нос, как у греческих богинь, являющийся продолжением линии лба, выразительные карие глаза, гордый изгиб бровей, слегка пухлые как у ребенка губы, длинная белая шея - составляли тот характерный и одновременно трогательный образ русской женщины, каким он собирательно представлен на сказочных полотнах российских живописцев - В.И. Сурикова, В.М. Васнецова, В.А. Тропинина, М.В. Нестерова, М.А. Врубеля.
   Высокий лоб с зачесанными назад густыми волосами, убранными лентой, неестественная белизна кожи создавали ощущение былинности, нереальности этого существа, сотканного в пространстве световыми лучами, оказавшегося в материальном мире случайно или временно. Взгляд, манера разговаривать и двигаться, притягивали, создавали впечатление содержательной и цельной натуры. Неотразимость красоты этой женщины омрачалась лишь одним, но весьма важным обстоятельством: еле уловимыми следами психического расстройства, которые время от времени проявлялись на ее лице. Что-то неуловимо-сумасшедшее проскальзывало в отсутствующем взгляде, изгибе губ, по которым пробегала блуждающая улыбка. Долго работая в безмолвном одиночестве, она иногда испытывала трудности с артикуляцией, не могла правильно выговорить отдельные слова, которые часто были бессвязны и непонятны. Асмодей уже привык к этому и при наступлении таких приступов, не подавал виду, а продолжал общаться с художницей, как ни в чем не бывало.
   Бросив беглый взгляд на Асмодея, облаченного в черный плащ, Татьяна добавила не без сарказма:
   - Вы сегодня такой нарядный.
   Асмодей, рывком сорвал плащ с плеч, обернув его вокруг левой руки.
   - Завтра устраивается традиционный сентябрьский турнир. В старинном ритуале гештех. Плащ - это дань традиции.
   - Вы намерены участвовать?
   - Если это будет угодно моей даме сердца, - с видом фокусника он извлек из-за спины маленький букет нежно-фиолетовых цветов.
   - Крокусы... осенью, откуда? Какая прелесть! - Татьяна поднесла цветы к губам и закрыла глаза, вдыхая свежесть лепестков.
   Асмодей подошел к холсту, над которым работала Татьяна. На полотне вырисовывались очертания женской фигуры в синих одеяниях. Складки ткани ниспадали вниз, укрывая все пространство нижней части картины переливающимся покровом, под которым угадывались причудливые переплетения травы, цветов, переходившие в фантастические очертания равнин, гор и рек. Покров пресвятой Богородицы [А. Санрегрэ] Непостижимым образом женский силуэт, практически не прорисованный, а изображенный единым цветовым пятном, плавно скользил влево, где небо за фигурой было освещено розовыми и лиловыми всполохами заката. Правая часть неба, следуя за протянутой рукой мадонны, погружалась в ночь и оживлялась появлением ярких звезд в кадмиевой лазури. Самым удивительным было то, что при приближении к мольберту, выяснялось, что все изображенное на холсте, не было прописано, а являлось по сути абстрактной картиной. По бурым, расплывчатым пятнам были небрежно сделаны огромные цветовые мазки шлицем. Они то были втерты в холст, то являлись многополосными и решетчатыми, оттого, что преднамеренно была выбрана засохшая кисть, то просто представляли собой сгустки краски, добавляя объемность изображению и насыщая его динамикой. Лишь с расстояния 3-4 метров пластическое пятно движущейся мадонны, блики на ее одеянии и переблескивание звезд в небе оживали, создавая полное ощущение пространства, воздуха и живой энергии.
   Глубоко внутри демоническая натура Асмодея просто вскипала при виде очередного шедевра духовной живописи или иконы. Но внешне он научился не проявлять эмоции, сохраняя на лице маску благодушия и даже "восторга". В прежние годы ему хотелось немедленно уничтожить, растоптать такие произведения и самих авторов. Все его нутро восставало против того, что казалось ему "отвратительным" и несправедливым. "Ну, почему, - мысленно вопрошал он, - можно писать иконы и украшать ими храмы, вознося хвалы Творцу, и нельзя открыто в человеческой среде воспевать Силы Тьмы?" Лишь позднее, после увещеваний Астарота и серьезной беседы с Сатанаэлем, он понял, что несравненно большее удовольствие и пользу принесет демону терпеливая каждодневная борьба за души сотен тысяч, миллионы "светящихся", создавая свою антикультуру, антиэстетику, которая в конечном итоге отвернет большинство людей от религиозной и духовной культуры. А что касается самих духовных произведений (будь то живопись, или музыка) - согласно предписаниям Вельзевула, их уничтожать вовсе не нужно. Наоборот, будучи вынесены из мест ареала Света (церквей, монастырей), экспонируясь в музеях и выставочных залах, значимые произведения духовного искусства обладают магнетизмом, притягивающим сверхчувственных "светящихся". Именно там, по словам Вельзевула, их следует "отлавливать", расставлять паутину и ловушки для дальнейшей вербовки наиболее перспективных творческих личностей, слабых душой и верой.
   Позднее Асмодей сделал для себя еще несколько открытий, связанных с возможностями использования шедевров искусства. Формально в рамках Триумвирата курирование искусства и развитие порочной антикультуры было привилегией признанного "эстета Ада" Велиала. Но в ходе неоднократных бесед с благоволившим к нему Сатанаэлем энергичный и экспансивный Асмодей сумел добиться выделения изобразительного искусства в раздел "сокровища", который традиционно являлся его прерогативой. Это позволило ему целиком погрузиться в исследования данной всегда интересовавшей его сферы, закрыв проводимые работы от вездесущих familiars Велиала.
   Изучая гениальных художников и скульпторов, Асмодей пришел к выводу, что в процессе создания очередного шедевра через муки творчества душой его создателя не только выделяется значительное количество фарр, но и воспринимается соответствующий мощный поток хварэна (благости) свыше. Мало того, каждое произведение начинает жить своей собственной жизнью. После выставления на обозрение публики, вокруг него происходит постоянно нарастающий энергообмен. Души людей, лицезреющих такой шедевр (зачастую, поражающий новизной и непонятностью), проделывают определенную работу, переживают эмоции, выделяя фарр и тут же ощущают эстетическое удовольствие и даже наслаждение, что собственно говоря и есть поток хварэна - божественной благости свыше. Наиболее тонкие натуры начинают восхождение к высшим уровням ментала, неосознанно запоминают "картинку", откладывая ее в собственной галерее внутренне зримых образов. Это дает им новые ориентиры - чтобы добиться такого же и даже более сильного уровня эмоций, блаженства, восстанавливая "картинку" во время сна, находя ее расположение в высших мирах, погружаясь в нее и уходя далее - к новым вершинам божественной благости. Ведь каждый истинный шедевр - это есть не что иное, как сон, виденный автором, частично перенесенный его гением в реальный мир.
   Где-то в самой глубине души демона сохранились воспоминания о тех временах, когда для него и его собратьев все это было доступно...
   Татьяна подошла к широкому рабочему столу и поставила крокусы в стакан с водой рядом с букетом фиалок.
   Асмодей продолжал рассматривать холст на расстоянии, скрестив руки на груди.
   - Magna servitus est magna fortuna! - со вздохом сказал он и слегка улыбнулся. Взгляды их пересеклись. Татьяна скромно опустила взор, вновь взяв палитру и кисти в руки.
   Минуло тринадцать лет с тех пор, как ее душа попала в сферу пристального внимания и изучения демонами Асмодея и Астарота. Сначала соглядатаи Юлиуса Лешке (Рофокаля) отыскали первокурсницу МГАХИ им. В. И. Сурикова, в те годы именовавшегося "Училище живописи, ваяния и зодчества им. В.И. Сурикова", а между самими художниками - просто: "Сурик". Юная художница поражала преподавателей своими способностями еще в детской художественной школе. Тонкий вкус, чувство колорита позволяли юному дарованию лепить форму, композицию сразу цветом, не прибегая к рисунку. Ей достаточно было сделать несколько точных мазков кистью, чтобы портрет "ожил", тело "задышало". Секрет ее творчества был в недосказанности - тональные пятна размыты, динамика мазков создавала не просто механическое движение по плоскости холста, а ощущение клубящегося трехмерного пространства, в котором зарождались новые миры...
   Позднее, после того, как Юлиус Лешке привлек Татьяну Ветрову к росписям своего загородного особняка, ею заинтересовался Сартаганас, посланник Астарота по специальным поручениям. Красота и талант русской художницы изумили Сартаганаса, редко бывавшего до этого в России. Будучи представлен Татьяне как греческий бизнесмен и коллекционер Санагатрас, он стал чаще наведываться в Москву, покупать картины Татьяны, приглашать ее в театры. Стремясь изолировать ее, учившуюся в то время уже на пятом курсе института, от любви молодых поклонников из среды московских друзей, он походя разрушил их души и судьбы, доведя одного из них до самоубийства.
   Для юной девушки смерть однокурсника Сергея Корсакова, выбросившегося из-за нее из окна верхнего этажа художественного училища, была тяжелым испытанием. Многие друзья, особенно подруги, отвернулись от нее. Поэтому предложение загадочного иностранца поехать на стажировку в Италию и Грецию, было принято с радостью. Во время весеннего карнавала в Венеции, когда Сартаганас появился на балу в сопровождении очаровательной русской, Асмодей впервые увидел Татьяну. После этого их судьбы переплелись навсегда...
   Не то чтобы он воспылал пламенным чувством к этой девушке. За тысячелетия своей греховной жизни архидемон-искуситель покорил много женских сердец, принадлежавших самым красивым женщинам мира. При этом его избранниц отличала не только природная красота и грация. Их обаяние, тонкий ум и знания околдовывали простых смертных, очаровывали других демонов. Многих из своих фавориток он превратил в преданных себе колдуний и ведьм высшего ранга, достигая с помощью их чар поставленных задач не только в среде человеческого общества, но и на пути продвижения по демонической иерархии.
   Нет, в отношении Татьяны Ветровой планы Асмодея были совершенно иными. Он интуитивно чувствовал, что эта девушка, хоть и не являвшаяся неотразимой красавицей в полном смысле этого слова, обладает какой-то необъяснимой внутренней духовной силой. Это подтвердили и результаты исследований лаборатории AS-X: согласно данным, изложенным в одном из первых докладов Мартинета, помощника Асмодея, занимавшегося самыми ответственными поручениями, уровень энергообмена фарр и хварэна в мастерской, где работала русская художница, превосходил все мыслимые размеры. Группа нейрофизиологов и нейрофизиков под руководством демона Необиуса зафиксировала необычный выплеск фарр над башней Фуэнтидуэнья в первый же вечер, когда уставшую после долгого перелета русскую художницу поместили в спальне на четвертом этаже. Грозовые ночные тучи как по мановению волшебной палочки раздвинулись над Гудзоном, и в чистом, усыпанном звездами, небе возникло спиралевидное свечение, опустившееся до самой крыши часовни. Через некоторое время Необиус, находясь в лаборатории глубоко под замком Клойстерс, зарегистрировал сильный поток хварэна. Как выяснилось утром, молодая художница, перенасыщенная переживаниями и эмоциями от перелета, молилась в своей келье перед старинной бабушкиной иконой, которую она всегда брала с собой. Придя часов в одиннадцать утра к ней в опочивальню, Необиус к своему удивлению, увидел разбросанные повсюду наброски карандашом - видимо, Татьяна, несмотря на усталость, рисовала до утра, стремясь отобразить впечатления от проделанного путешествия на другую сторону планеты, где, по ее словам, все было по-другому "только люди привыкли... и не чувствуют...".
   Асмодей понял, что не ошибся в Татьяне. На этот раз он был как нельзя близко к реализации своей сокровенной мечты - сканировать поток хварэна и научиться использовать его. Он хотел вернуться в свою юность, вновь ощутить то наслаждение и легкость, которые приходят с потоком частиц хварэна. И вновь поверить в безграничность творческих сил, как это было до восстания Люцифера.
   Будучи непревзойденным "альпинистом" в покорении самых неприступных "вершин" подлунного мира, Асмодей не стремился к физической близости со своей новой жертвой. Он строил отношения с ней исключительно на утонченном эстетическом плане, стремясь навечно связать ее душу невидимыми узами духовной зависимости. Он брал художницу в путешествия по Индии, Китаю и Ближнему Востоку. Несколько лет она провела в замках Италии и южной Франции, где он оставлял ее на попечение своего заместителя Мартинета, организовавшего для русской художницы не только изучение ведущих европейских музеев, но и доступ к сокровищам Асмодея - коллекциям шедевров, похищенных им из оборота мировой культуры. И только после того, как архидемон убедился, что его жертва не ощущает дискомфорта, а наоборот, обрела ничем не ограниченные возможности творчества в условиях, которые он создал, пять лет назад он приступил к самой ответственной фазе своих экспериментов непосредственно в замке Клойстерс на северо-западе Манхэттена.
   Воспоминания, сжатые в микросекунды, пронеслись в сознании демона. Татьяна, не проронив ни слова, в ответ на его реплику, продолжала рисовать. За годы пребывания в "сладком" плену Асмодея, она помимо английского, который изучала в школе, освоила французский, испанский и латынь, с удовольствием читая древние трактаты на "мертвом" языке в библиотеке замка. Поэтому его слова не могли не тронуть сердца художницы, однако она предпочла не отвечать. Асмодей вглядывался в черты ее лица, в которых за минувшие две недели его отсутствия в замке проступили новые следы ускоренного старения.
   Это была уже третья материальная оболочка, клон, которого подчиненные архидемона создали, переселив в него душу художницы для проведения своих нечеловеческих экспериментов. Истинное физическое тело Татьяны Ветровой было помещено в "золотую комнату", находившуюся непосредственно под ее спальней. Во время "контрольного" сна, в который художницу погружали под воздействием специальных препаратов несколько раз в неделю по четным числам, тело клона располагалось строго над реальным физическим телом, являясь его проекцией. Это позволяло Необиусу подпитывать светокопию души реального тела новой информацией, накопленной за время бодрствования клона и продолжать эксперименты по "улавливанию" хварена.
   Активная творческая работа души художницы, которая искусственно стимулировалась ими в стремлении "снять" с нее как можно больше хварэна, буквально сжигала одну белковую оболочку за другой на протяжении пяти последних лет, которые Татьяна Ветрова провела в замке Клойстерс. Однако конечная задача экспериментов, проводившихся лабораторией Необиуса - научиться "снимать" большие количества хварэна с фотокопии души художницы и аккумулировать эту сверхтонкую энергию для использования архидемоном - так и не была достигнута.
   Асмодей прошелся по мастерской, рассматривая полотна, созданные Ветровой за последний год. Все холсты были больших размеров и уже не вмещались в запасниках подземелья Клойстера. Большая часть произведений находилась в других зданиях группы AS-X, расположенных на Вест-Сайде. Здесь же, по просьбе Татьяны, хранились ее самые любимые произведения.
   Он задержался около триптиха "Распятие", занимавшего практически половину правой стороны зала. Пурпурно-сиеновая гамма с темными очертаниями фигур в нижней части полотен, символизировавшая неизбежность страшной расправы, переходила в свинцово-багровые тучи, сгустившие мрак над Голгофой. Между этими двумя тональными "фронтами", сталкивавщимися в промежуточном слое композиции, клубилось наэлектризованное серебристое пространство страстей Господних, в котором угадывалось прописанное теплыми тонами живое тело. Между тучами и светлым рефлексом над губами Иисуса растворились слова, которые жгли душу демону сквозь века:
   - Или, Или! Лама савахфани?
   Инстинктивно Асмодей закрыл ладонями пламеневшие огнем уши, чтобы не слышать слова, которые навсегда врезались в память. Он стоял между мольбертом с холстом и триптихом. Татьяна не могла видеть этот жест, однако через мгновение в тишине зала раздался ее голос:
   - Что с вами, Асмонд?
   Вскипавшие в жилах демона ненависть и гнев стучали ударами молота в висках. Усилием воли он поборол нахлынувшие воспоминания и чувства, придав лицу маску беспечной обыденности. Выйдя из-за холста, он с извиняющимся видом промолвил, улыбаясь:
   - Сегодня у нас была презентация нового инвестиционного проекта. Немного устал...
   - Что за проект?
   - О, я кажется, вам еще не рассказывал. Мы собираемся построить комплекс зданий-цветов в Персидском заливе...
   - Зданий-цветов? - удивленно подняла брови Татьяна, не отрываясь от работы.
   - Да, эдакие лилии, метров по триста высотой, с лепестками, обращенными в небо! А внутри бутонов - искусственные сады с водопадами и микроклиматом...
   - О, это должно быть интересно!
   - Да, я раньше вам об этом не рассказывал. Проект имел мало шансов на успех. Но теперь можно сказать с уверенностью, что будет реализован. Кстати, автор проекта - русский архитектор...
   - Здорово! И как его фамилия? - глаза Татьяны засветились неподдельным интересом.
   Асмодей с радостью отметил, что ему удалось заинтриговать собеседницу. Он ощущал внутреннее сопротивление с ее стороны в начале каждой встречи. Подобно скульптору, который вынужден предварительно размять пластилин или глину, прежде чем, что-то слепить... Сейчас он чувствовал, что "материал" начал размягчаться и можно начинать "ваять".
   - Сергей Непонятный.
   - Непонятный?
   - Непонятный, или Непонятый... такая фамилия. Если вам интересно ознакомиться с проектом, Мартинет привезет презентацию и копии чертежей.
   Асмодей повернулся к триптиху и сделал несколько шагов к тому месту, где только что стоял. Гул ударов молота опять начал нарастать в висках. Остановившись на полпути, он вновь погрузился в молчаливое созерцание картины.
   -Unde venis et quo tendis? , - прозвучал его голос тяжелым эхом под сводчатыми потолками подземелья.
   - Peregrinatio est vita... - задумчиво ответил женский голос
   - Mea!
  
  
   Vita brevis, ars longa (лат.) - Жизнь коротка, искусство вечно
   Solagon (древн. герман.) -"Solingen " - Золинген (земля Северная Рейн-Вестфалия, Германия)
   Vita brevisat (лат.) - жизнь коротка
   Гештех (нем. gestech от нем. stechen -- колоть) - конный поединок на копьях
   Как указывает И.Виер в "Pseudomonarchia daemonum" (1568), ссылаясь на древние легенды, Асмодей лучше всех среди демонов разбирается в драгоценных камнях, культивирует в людях увлечение ювелирным искусством, знает все о кладах, указывает места, где спрятаны сокровища, и охраняет их, если они находятся под властью Легиона Amaymon,
   Familiars - служебные духи
   Magna servitus est magna fortuna (лат.: "магна сэрвитус эст магна фортуна") - Великая судьба - великое рабство!
   (иврит) - " Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?"
   Unde venis et quo tendis? (лат.: "ундэ вэнис эт кво тэндис?") - Откуда ты идешь и куда направляешься?
   Peregrinatio est vita (лат.: "пэрэгринацио эст вита") - Жизнь - это странствие...
   Mea! (лат.: "мэа!") - Спеши!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"