Некоторые ученые считают, что утром в зеркале отражается один человек, а вечером уже совсем другой. В какой-то степени я согласна. По утрам у меня первобытнообщинное лицо, рабовладельческое выражение на нем появляется несколько позже. Но в целом, я вижу то же самое. Обычно это сопровождается той же самой зубной щеткой и той же самой зубной пастой.
Моя работа - это просто работа. Приходишь к девяти, уходишь в пять. Чувствуешь себя рыбкой в аквариуме, создающей видимость моря. Любой новый человек - это грандиозное грандиозно, вполне сравнимое с открытием Америки. Новичка наносят на карту никак не меньше недели, обсуждая в курилках и на обедах. И только потом с легким сердцем забывают о его существовании.
Наташа появилась на горизонте, как все, в понедельник. Скелеты выходных еще стучали по шкафам разговоров, когда она вошла под руку с нашим мрачным, как смерть, директором. Наташа была блондинка с прозрачными рыбьими глазами. Мужская часть офиса, конечно, забила плавниками. Наташе определили три месяца испытательного срока и посадили за стол у двери, на сквозняке. Еще до обеда стало известно, что она из Зеленограда. В столице поселилась у своего парня, и это, конечно, любовь. Прошла неделя.
Однажды после работы мы отправились в кафе. Наташа разговорилась. Так мне стало известно, что она родилась в Таджикистане. В 90-е, когда рвались и связи, и сухожилия, ее большая дружная семья держалась до последнего. Пока как-то ночью их дом не подожгли. Наташе было 16.
Первые два года в России она почти не выходила из дома. Школу закончила экстерном. Потом поступила в университет, по настоянию родителей выбрав дорогу бухгалтера. В университете у нее, наконец, появились друзья. Именно они помогли Наташе окончательно освоиться. Она во всем брала с них пример и скоро перестала чем-либо отличаться.
Ее нынешний бойфренд, москвич Михаил, увел ее от законного супруга, мужчины достойного, но нелюбимого. Каким белым конем Михаила занесло в Зеленоград, Наташа не уточнила. Они познакомились в местном баре. С той поры Михаил каждые выходные приезжал к Наташе и на коленях водил ее в кино. В итоге, она оставила скучного мужа и перебралась к интересному Михаилу в Москву. Они обещали друг другу никогда не расставаться и умереть в один день. Наташа самая счастливая женщина на свете.
На следующий день самая счастливая женщина пришла на работу с фингалом. Эта новость камнем упала в наш офисный аквариум, расплескав разговоры по коридорам и "аськам". Наташа держалась молодцом. Обедать мы пошли вместе. Между борщом и отбивной она призналась, что Михаил у нее ревнивый. Я спросила, как же так. Тогда в кафе она звонила ему никак не меньше двух раз. Предупреждала, что задержится. Вместо ответа, Наташа вдруг перевела разговор на то, что у нее грязная вилка, очень-очень грязная вилка, со старой налипшей едой. Сначала просто, удивляясь, потом все громче и громче. Когда к нам подошла сотрудница столовой, Наташа кинула ей эту вилку в лицо. Женщина едва успела увернуться. Овца, да сама ты овца, я себя не на помойке нашла. В конце концов, Наташа взялась таскать ее за волосы.
В большинстве случаев в доме есть стены, потолок, пол и зеркало. Может не быть, мебели. Может не быть, еды. И даже людей может не быть. А зеркало есть. В детстве у меня была игра. Я садилась перед зеркалом и, глядя на себя, пыталась понять, что во мне такого особенного. Тот опыт был более чем успешен. Я выяснила, что глаза у меня не просто серые, а серо-зеленые. Смех-смехом, а Наташа знала про себя еще меньше. Я говорю об этом потому, что всякий раз она сообщала, что поскользнулась, упала с лестницы, уронила на грудь чашку с кипятком, защемила пальцы дверью... Неделя венчала неделю. Плохое с Наташей случалось все чаще.
На работе тоже были Михаилы. Особенно усердствовала Анна Андреевна, бухгалтер с 35-летним стажем, с пеленок в браке, мать троих детей, бабушка пятерых внуков, руководитель нашего отдела. Необъятная, расплывшаяся на своей белой накрахмаленной жизни, как слеза, героическая женщина Анна Андреевна была вооружена чувством собственного достоинства до зубов. Непутевую Наташу она невзлюбила сразу.
Время текло. Мы продолжали плавать меж секунд, как меж водорослей. И вот как-то в понедельник Наташа не пришла на работу. И во вторник не пришла. И даже в среду. Ей звонили, но она не брала трубку. Анна Андреевна пребывала в приподнятом настроении, предвкушая развязку. Дрянь-девка, что с ней станется, придет. Запила или гуляет где. А что тут думать, увольнять будем. Нечего. Тут ей не публичный дом и не пивнушка.
Наташа появилась в четверг после обеда, сильно похудевшая, с болтавшейся, как чужая, правой рукой и синяком на всю щеку. Сказала, что Михаил приковал ее наручниками к батарее. И не собирался отпускать. Не давал ей ни есть, ни спать. На четвертый день, когда он ушел на работу, Наташе удалось достать ключ от наручников, который изобретательный Михаил положил на пол рядом с ней так, что по всем законам человеческого тела Наташа не должна была до него дотянуться. Девочка, в какой газете ты вычитала эту страшилку? Вот тебе обходной лист. Ты уволена. Наташа машинально напрягла правое плечо, но ничего не произошло. Рука ее не послушалась. Наташа тупо посмотрела на нее, будто не понимая, почему рука не двигается, а потом вдруг завыла, по-животному, по-собачьи. Я просто хотела от него уйти, просто хотела уйти... Мы тебя не держим, иди, дорогая. У меня все поплыло перед глазами.
Очнулась я почему-то в больнице, в большой шумной палате, на койке у двери, на сквозняке. Лови, лови ее. В открытые окна влетела синица. Сделав круг почета над громко и бестолково прыгающими людьми, она вернулась в зазеркалье стекла. Провожая ее взглядом, я вспомнила про Наташу. Что у тебя с лицом? Соседка по палате протянула мне зеркало. Я машинально напрягла правое плечо, но ничего не произошло