Стояли последние дни поздней осени, и восходящее солнце, пробившись сквозь пелену тумана, застилавшую его с самого утра, ярко сияло над новой Варшавой, отгороженной от старой городскими стенами и руслом уже не существующей речки.
Здание недалеко от Рыночной площали, в котором я снял кавалерку понравилось сразу и безоговорочно - Старый город построен в стиле, вдохновленном классическими картинами Каналлетто, написанных для украшения особняков дворян. Художник писал красноватые и розово-серые стены домов, отражающиеся в зеленовато-голубой воде каналов, по которым скользят легкие рыбачьи лодки и гондолы, расписанные золотом.
Лучшего для понимания и временного вживания в образ горожанина трудно было себе и представить. Но, привести в однокомнатную квартиру-студию с туалетом без ванной совершенно незнакомую женщину на ночь? Извините... В другой жизненной ситуации - нет. Но в "сложной", когда мы оказались в кавалерке вдвоем, состоялся самый краткий мотивационный диалог в истории моих "пикапов".
-- Ты живёшь здесь? - удивилась Ванда, с которой мы познакомились в музее.
-- Скажем так деликатно: у меня нет привязанности к этому месту, - ответил я.
-- А она, вообще, есть?
Я ничего не нашел достойного ответить, чем вспомнить Записки Пиквикского клуба:
-- У человека должны быть только две привязанности: первая - к своей собственной особе, вторая - к женскому полу.
Впрочем, диккенсовский стиль под мощным натиском которого разрушается, пауперизируется и гибнет его излюбленный мирок - мирок мелкого буржуа, торговца и ремесленника, как никакая иная, кинестетика, предназначается именно для того, чтобы сбить женщину с толку, помешав ей отреагировать так, как она обычно автоматически реагирует на комплименты, а также чтобы уменьшить её самооценку и показать отсутствие интереса в ней.
Она же, видимо, приняла мою шутку за оригинальную, достойную в определенном смысле, женской жертвы, в той же степени оригинальности предложила:
-- Тогда перейдём сразу ко "второй".
... С утра с каждой минутой, проведенной в "кавалерке" во мне крепчало мучительное сознание, что я совершил большую оплошность. Привести сюда жену депутата совета (что выяснилось ночью) - это выглядело делом рук психологии и философии бедности. Люди с таким небольшим достатком, как я, в буквальном смысле слова живут "здесь и сейчас" , совершенно не ориентируясь на будущее.
Стояли последние дни поздней осени, и восходящее солнце, пробившись сквозь пелену тумана, застилавшую его с самого утра слепило глаза.
Когда вчера женщина, лежащая сейчас в моей постели, спросила: "Ты живёшь здесь?", первое, что я подумал: "Можно заставить женщину замолчать двумя способами: либо убить ее, либо заняться оральным сексом", но я вспомнил Диккенса, который не любил свою мать, а вместе с ней и всех женщин.
И был вознагражден отсутствием ожидания.
Сейчас я смотрел на Ванду - моим как и одним из любимейших развлечений Чарльза Диккенса были походы в морг, где он мог проводить целые дни напролёт, захваченный видом неопознанных останков. Как и он при этом, я нередко самопроизвольно впадал в транс и был подвержен видениям, испытывая состояния дежавю. Пожалуй, лишь творческий характер этих галлюцинаторных приключений удерживал наших врачей от упоминания о шизофрении в качестве вероятного диагноза.
Впрочем, от этого было не легче - большую часть жизни я проводил в депрессии, одной из причин которой было осознание, что публике не понятен основной посыл моих книг - необходимость искать причины. Днём ещё как-то можно было обойтись без людей, но вечером и, особенно в конце осени, я находил себя просто не в состоянии освободиться от своих призраков, пока не потеряюсь от них в другой стране. В прошлом году это была Вена, в позапрошлом - Амстердам, в этом году я наведался в Варшаву. Город мне очень понравился... Где- то я его уже видел! Однако своё чувство я не связывал с определённым моментом прошлого, оно относилось к "прошлому вообще". Это был феномен, при котором у меня обычно возникает ощущение, что я уже переживал определенное событие, которое никогда со мной не происходило, или я посещал место, где никогда не бывал прежде.
Вот и в музее я был потрясен, когда увидел Ванду...
"Где- то я её уже видел!"
Обычно я хорошо различаю реальные переживания, но при эффекте дежавю ощущения "я знаю" и "я вспоминаю" ошибочно меняются местами. Об этом написано множество статей.
Например, я знаю, по какому принципу в европейских городах обычно расставлены газетные ларьки. Я могу прилететь из Монреаля в любой более или менее цивилизованный город Европы и нормально там ориентироваться. При эффекте дежавю человек видит газетный ларек и ему кажется, что он это "вспоминает" , а не "знает" , то есть он там уже был раньше.
Глядя на уже немолодую посетительницу Музея иллюзии, имевшего высокие места в рейтинге Трипадвайзера, в котором ваш мозг и так обманывался всеми возможными способами - то иллюзией качки, то сумасшедшим туннелем, то тенями, то огромным пространством, то невероятно реалистичными 3D-картинам, я просто знал:
"У нас что то уже было"...
Может не в этой жизни. Возможно - в другой, паралельной или альтернативной. А, также, я знал: "поздней осенью у меня происходит ошибка памяти: я часто придумываю события и мне кажется, будто они произошло на самом деле".
Вот и сейчас, глядя на труп Ванды, во мне крепчало мучительное сознание, что я когда-то совершил большую оплошность, но при этом я радовался - люди, страдающие видениями подобных дежавю попадают прямиком в рай, потому что в аду они уже побывали.