![[]](/img/s/samojlowich_a_m/non/non.jpg)
|
|||||
|
Без названия
| Когда-то, будучи редактором монреальского этнического журнала, я спрашивал авторов рассказов о прошлом и будущем - "от кого или чего они бегут?". Куда бежать от риска? От безделия? Разве, чем дольше ты бежишь от своих страхов, тем менее они властны над тобой? Как простить обиду? А если она возникает из-за несоответствия ожиданиям? К кому бежать - к врачу или к психологу? Вопросы возникали встречные или уточняющие. Потому, что люди, которыми движут эмоции, демонстрируют чудеса самообмана. А в моём журнале не врут. Не врали - так правильно сказать сегодня. Однажды в редакцию пришла новый автор. Девушка была почти красивой, почти молодой, почти профессиональной писательницей - это как-то сразу стало понятно. Молодая блондинка высокого роста, одетая в закатанные до колен джинсы и майка навыпуск. Я мысленно вздохнул, заранее предчувствуя эпос - повествование о событиях, предполагаемых в прошлом (как бы свершившихся и вспоминаемых повествователем). Блондинки никогда не были моей слабостью, он них веело прохладным вечером. И, как многие мужчины под сорок, я любил других: маленьких, щупленьких или больших, пухленьких. Если, идеальные часы идут размеренно, идеальные машины - беззвучно, идеальные блондинки обычно сами не ходят - им нравится когда не идеальные мужчины носят их на руках. -- Что принесли? - поинтересовался я. -- Поэму. -- Жанр? -- Без определения. Похоже на Москва-Петушки. -- Название? -- Без названия. -- Уже смешно. А поэма такая же смешная как у Венечки Ерофеева? -- А разве у него смешная? Ну, ладно... Риторический ответ на риторический вопрос остался без продолжения. -- От чего или кого вы бежите? По глазам догадался сразу - она поняла смысл вопроса. Не понравился. Не ответила. Положила на стол текст без названия. Оказалась, блондинка, вообще, не из русской общины. Хорошо говорила на нашем языке. Но была сербкой. После пару часов разговора я выяснил: побывав на войне, она обзавелась стойким неприятием к переговорам - как это выразилась Королева Наваррская: "в любви и на войне одно и то же: крепость, ведущая переговоры, наполовину взята". И звали её тоже - Марго. Во флирте она точно не вела переговоры. О гонораре - тоже. Александр Дюма написал роман "Королева Марго", но это была не история об алкоголике. Единственное совпадение с француженкой - довольно странное и страшное. Свадьба Маргариты де Валуа, отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью, а день венчания сербки Марго начался 24 марта 1999 года. Именно в этот день НАТО начала бомбежки Югославии, продолжавшиеся 78 дней. Впрочем, чтобы оценить совпадение в должной мере, мне потребовалось прочесть её рассказ от начала до конца. И действительно, это был текст, во многом устроенный по принципам поэзии. Тот же вечный сюжет - путешествие и вечная книга о любви. Герой поэмы Марго - тоже Марго, алкоголик, блядь, Мария Магдалина или падший ангел, рассуждающая о людях, всех жалеющая и любящая. Марго была, наверно, часть личности и души автора. А ее поэма - смешная книга сексуальной свободы и интеллектуального изыска, начавшегося в день, продолжавшийся 78 дней, которые герой провёл в ... Лучше всего подходит слово "вненаходимость". Формально - в постели. Сложно сказать. С одной стороны фраза внутреннего автора "И немедленно поеблись" - стало неким паролем к прекращению бомбежек. С другой - там речь шла о каких-то семи соседях, живущих в коммунальной квартире. И как только у них доходит дело до обсуждения бомбёжок, вместо описания сцен страха или гнева начинается обсуждение ёбли за стеной или работ жены президента Югославии Миры Маркович в области теории социологии. А она была душой Слободана Милошевича, была его "альтер-эго", его другое "я". Её тень стояла за ним и тогда, когда самой Миры не было рядом. Но в поэме она ещё стояла во время бомбёжки за стеной, за которой героиня Марго занималась сексом 78 дней после церковного благословения и в прямом смысле очищала свою жизнь от языческих атрибутов, дополняя воспоминания христианскими элементами, главный из которых - Причащение Святых Таин, заключавшемся в освящении хлеба и вина с мужем, с семью соседями и... самой Мирой Маркович во время Тайной Вечери незадолго до смерти Иисуса на кресте. Очень смешно написано. Я предложил вместе поужинать - Марго отказалась. Пообедать - тоже. Встретится завтра утром и выпить по чашечке кофе - она также асексуально не согласилась. Я пошутил: -- Мне остаётся только пригласить вас вчера. -- А у меня нет прошлого, - сказала она совершенно серьёзно, - так как его никогда не было. -- А поэма? - поинтересовался я. - Разве она не автобиографична как у Вениамина Ерофеева. Марго ответила: -- Я думаю, героиня чувствовала себя никем и нигде. А происходящее с ней не случалось никогда. -- Ммм...да? Конечно, это сразу вызывало у меня ассоциации с "Мертвыми душами" Гоголя. Вот только в отличии от него это был суггестивный текст, в котором с поэтическим или религиозном оттенком говорят об инспирации плодов творчества музой или божеством. Но это действительно был текст, во многом устроенный по законам поэзии. А в ней строки так устроены, что слово не вынешь, потому что разрушается ритм, структура. Но, что забавно - даже напечатав рассказ и прочитав его второй раз на на мелованной бумаге, от чего текст стал выглядеть блестящими и ярким, я так и не понял - от чего или кого бежала Марго. От войны? От жениха? От церкви? От себя, от Милы Маркович или обоих - страшно блядовитой и просто страшной женщин. Поэма написано смешно - я до сих пор вспоминаю сцены бомбёжки во время орального и анального актов... С точки зрения строгой морали, у кого-то героиня, возможно, уже вызывает пренебрежение, какое-то неприятное чувство, а сама попытка сравнения её с Марией Магдалиной - святой, мироносицей, которая, согласно евангельскому тексту, следовала за Христом, присутствовала при Его Распятии, может показаться кощунственной. Но, если вдуматься, то героиня Марго во многом повторяет судьбу "кающейся блудницы" - она была исцелена Иисусом Христом от одержимости семью бесами, но при этом чувствуется, что внутри это очень добрая и деликатная дама: какая-то оголенность, внутренняя застенчивость, неумение вписаться в контекст... Я когда-то читал: у незнакомых с ивритом и древнегреческим языком средневековых писателей этимологии чаще всего фантастичны: "Магдалина" может интерпретироваться как "постоянно обвиняемая". Вот это то и было самым смешным. Героиню все винили. Её обвиняла Мила Маркович, соседи - все семь, сама себя Марго обвиняла. И только муж, таки комично убитый осколком стекла разбитого окна сортира в последний день бомбёжки, не произнёс в поэме ни слова - "Ну как же можно ебаться во время бомбёжек?". А она еблась. 78 дней и ночей войны. И как Королева Наваррская Маргарита де Валуа, чья свадьба закончилась Варфоломеевской ночью, переговоры не вела.
| ||||