![[]](/img/s/samojlowich_a_m/dryg/dryg.jpg)
|
|||||
|
Друг
| -- Я был не столько хороший любовник, сколько друг, которому на полном серьёзе никогда не хотелось, чтобы у неё был ещё один друг, - вот так абстрактно я пытался объяснить свои отношения с нашей натурщицей моему напарнику. Он щурил глаза - сомневался, наружность и возраст натурщицы не внушали ему полного доверия к моим словам. -- Ты больше похож на человека, который никогда не ошибался в женщинах, и никогда не пробовал выебать что-нибудь новое, - заключил он. В ответ мне оставалось лишь ретушировать чужую зависть: -- Люди получают не то, что заслужили, а просто что попало. И с этим ничего нельзя сделать. ...Две недели - с начала работы, мы живём втроём в Антибе - курортном городе на Средиземноморском побережье Франции, где делаем на заказ ансамбль из панно и картин на стенах приобретенного нуворишами замка. Мой друг - натурщица практически не одевается с утра до ночи - ей приходится позировать сразу двум художникам одновременно. Лишь ночью во время прогулок она свободна и наблюдает за кружащимися в поисках добычи совами и очаровывается ими. Если день прошел без всякой тревоги, к закату солнца совы оживляются, тихо слетают, по большей части направляясь сначала к скале или высокому дереву, и издают здесь, обыкновенно весной, свое глухое, но далеко слышное "буху". На одной из таких прогулок она спасла и принёсла домой раненую сову. С тех пор мой друг нянчилась и выхаживала её не выходя ночью из своей комнаты. Через две недели такой жизни, мой напарник замечает: -- Жизнь вчетвером похожа на натюрморт Пикассо с совой и тремя морскими ежами. Я неожиданно для себя сопротивляюсь: -- Кто из нас сова, а кто ёж? В моей реплике сказывается тот же наивный подход к произведению искусства, который обнаруживает исследователь, когда по "Скупому рыцарю" хочет изучить действительную скупость. Почему мой напарник сравнивает нас с морскими ежами - мне тоже не понятно. Возможно, он просто вертится вокруг моего друга, словно сел на ежа. С другой стороны, здесь - на юге Франции гроза босоногих купальщиков постоянно ворует виноградные гроздья точно также, как дьявол крадет души людей. -- Верх невезения: сидеть на иголках не двигаясь, - впервые за время работы жалуется мой друг. -- Мадмуазель... - откликается напарник. Неуловимая элегантность Ренессанса, средневековая роскошь и славная пора Наполеона, таившиеся в каждом закоулке окружавших замок стен, воздействуют на его либидо. - ...С точки зрения медицины мне не повезло гораздо больше. Я имею ввиду всю симптоматику картины помешательства, сопровождающегося элементами бреда и маниакальной экзальтации. -- Ты её любишь? - интересуюсь я у него вечером, когда друг уходит нянчить и выхаживать сову. -- Все словно договорились, что у девочек до определенного возраста есть какая-то своя правда. С начала работы он изобразил много различных версий своей страсти; он видел ее то как женщину, то как цветок, на одном из набросков - сова с ее округленной головой и пронзительным взглядом казалась похожей на моего друга. Как-то шутки ради он взял увеличенную фотографию её глаз и поместил поверх нее белый лист бумаги, на котором нарисовал "лицо" совы, прорезав в нем отверстия, соответствовавшие его глазам, как это бывает у маски. И оказалось, что ничего неестественного, а тем более сверхъестественного не произошло, за исключением того, что теперь птица обзавелась зрением моего друга, чьи глаза могли не только видеть, но также проникать в глубь увиденного напарником и изменять его по собственному усмотрению. Прошли следующие две недели... Пол. Прогнившие доски замка. Меня тошнит от проснувшихся в марте сов и различия взглядов, какие могут быть, скажем, на друга: взгляд эстета, которому надо вытянуть шею, чтобы только увидеть красоту женского тела, и взгляд хозяина дома, который кладет голого друга на стол и без труда подает его сотрапезнику. Неуютное, холодное и жестокое Средиземноморское побережье! Где совы не строят самостоятельно гнёзд, а выбирают удобные ниши в брошенных норах, дуплах и гнездах других птиц. Теперь уже не мой друг, а я - наблюдаю за кружащимися в поисках добычи совами. Их охотничья жизнь начинается лишь тогда, когда ночь совершенно наступила. Днём они сидят неподвижно в пещере скал или на верхушке деревьев, обыкновенно гладко прижав к телу перья и несколько заложив назад перистые уши, более или менее, но редко совсем закрыв глаза и предаваясь полудремоте. Достаточно самого ничтожного шума, чтобы разбудить их. Они поднимают тогда свои пучки перьев, поворачивают голову, то приподнимаются, то наклоняются вперед и моргают в ту сторону, где заметили что-нибудь подозрительное. Если день прошел без всякой тревоги, к закату солнца совы оживляются, тихо слетают, по большей части направляясь сначала к скале или высокому дереву, и издают здесь свое глухое, но далеко слышное "буху". -- Совы, - замечаю я своему напарнику после одной из бессонных ночей, - могут съесть ежа, научившись, прежде чем браться за мясо, снимать с него шкуру и иголки. Вчера он опять ходил кормить спасённую другом сову. Cомневаясь в каких отношениях они находятся, я внезапно понимаю, что именно так изобрели абстракционизм. Без элемента неизвестности конкретность теряет смысл.
| ||||