Старые газеты, новые книги... Ухожу в эти дебри, словно десантник на территорию, затянутую туманом времени. Ухожу туда, где я не был, но куда порой возвращаюсь.
В тельняшке старой, с той морской пехотой
Я, где бы ни был, до сих пор иду...
Даже эти собственные строки всплывают в памяти случайным осколком забытого стихотворения... Ищу тропинку, ведущую в лето 1944 года... И вот уже замерцали сигнальные огоньки, потянуло знакомым дымком, послышались знакомые имена...
"11 августа командующий фронтом генерал армии Ф. И. Толбухин поставил задачу 46-й армии форсировать Днестровский лиман, представляющий собой крупную водную преграду, ширина которой на большинстве участков превышает 10 километров. Руководство форсированием лимана было возложено на заместителя командующего 46-й армией генерал-лейтенанта А. Н. Бахтина. Его заместителем по морской части был назначен командующий Дунайской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков. Обширность акватории лимана потребовала выполнения всего комплекса гидрографических работ, необходимых при обеспечении морских десантов."
"Во всех наступательных операциях, проводимых флотом по освобождению Крыма и Причерноморья, действия всех групп обеспечения и гидрографических районов непременно координировал с командного пункта начальник гидрографической службы Черноморского флота капитан Ѓ ранга Солодунов".
Справка: "Солодунов Александр Викторович родился в 1902 году в г. Благовещенске-на-Амуре. Работал учителем, служил в Красной Армии. В 1939 году закончил с отличием Военно-морскую академию и был назначен начальником гидрографической службы Черноморского флота."
СХЕМА
НАВИГАЦИОННОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ
ДЕСАНТНОЙ ОПЕРАЦИИ
ПО ФОРСИРОВАНИЮ ДНЕСТРОВСКОГО ЛИМАНА
В АВГУСТЕ 1944 ГОДА
/прилагается/
"Командующий флотилией установил следующий порядок высадки для первого эшелона: 1-я группа из 4-х отрядов высадочных средств (241 десантная лодка и 13 полуглиссеров) и отряда паромов (20 паромов и 15 буксирных катеров) сосредоточивается в районе Калаглея, принимает 2838 человек морской пехоты и высаживает их на западном берегу в районе Малога - Чигири Сухие; 2-я группа - 4 отряда высадочных средств (168 десантных лодок) и отряд паромов (11 паромов и 11 катеров) плюс 2 катера-дымзавесчика. Эта группа сосредоточивается в районе Роксоляны, принимает 1216 десантников и высаживает их в районе селения Шабо.
Второй эшелон составляют в основном бойцы морской пехоты, легкая артиллерия и танки. Их высаживают те же плавсредства, что и первый эшелон.
С началом боев на западном берегу лимана отряд бронекатеров должен был прорваться из Черного моря через Цареградское гирло и поддержать артогнем первый эшелон и высадку второго."
И. И. Локтионов: "Гидрографической службой флотилии к началу форсирования лимана были выставлены ведущие створные знаки на косе Долгая, в Овидиополе, Роксолянах, обвехованы опасные в навигационном отношении участки. В первом эшелоне десанта с передовыми отрядами высаживались манипуляторные пункты гидрографической службы для обеспечения световой ориентировкой последующих эшелонов десанта."
"В ночь на 22 августа плавсредства приняли десантников. Время выхода каждой из групп планировалось таким образом, чтобы все они начали высадку на западном берегу в одно время. На борту головных катеров каждой группы находились военные лоцмана, ответственные за своевременную и точную проводку, М. И. Егоров, Б. А. Коханов, В. К. Дура-ков и Ю. Х. Казанцев... Лоцмана справились с проводками блестяще, и в этом немалая доля успеха операции."
"В 4 часа 36 минут 22 августа отряд бронекатеров прорвался через Днестровско-Цареградское гирло в лиман. Его переход из Одессы обеспечивал манипуляторный отряд старшего лейтенанта В. К. Штапенко, перебазированный в июле из Очакова. Выли установлены береговые ориентиры, а в местах большой минной опасности - створы. В этой операции погиб командир манпункта Антоненко, и был тяжело ранен матрос Захаров."
"Успешные действия 2-го и 3-го Украинских фронтов, внезапное форсирование Днестровского лимана и быстрое продвижение советских войск к Дунаю заставило немецкое командование отдать приказ об эвакуации Констанцы, Сулины, Браилова и об отходе всех германских кораблей из дельты Дуная".
Капитан ЃЃ ранга в отставке Ф. Немировский: "Работа черноморских и дунайских гидрографических подразделений, отличившихся при прорыве в реку Дунай и занятии портов - Сулина и Тульча, были отмечены в приказе Верховного Главнокомандующего. За отличие в боевых действиях во время Великой Отечественной войны А. В. Солодунов награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны Ѓ и II степени, орденом Нахимова и многими медалями. В 1947 году ему было присвоено вы-сокое воинское звание контр-адмирал, а в 1952 году он назначается на должность начальника высшего военно-морского гидрографического учили-ща, но вскоре из-за тяжелой болезни оставляет службу. В 1956 году контр-адмирал А. В. Солодунов скончался."
11 мая 1986 года. Начальник Гидрографической службы Черноморского флота И. Богданов - Солодуновой Мире Витальевне: "С больший удовлетворением сообщаю Вам, что в канун 41-ой годовщины Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов на Черном море в Каламитском заливе у города Саки начал действовать маяк СОЛОДУНОВА, который представляет собой двадцатиметровую металлическую башню с современной автоматической светооптической установкой и дальностью светового луча в 27 километров.
Маяк назван в честь Вашего мужа - контр-адмирала Александра Викторовича Солодунова, всю войну успешно руководившего Гидрографией Черноморского флота."
* * *
Старые газеты, новые книги... Возвращаюсь из десантной операции. Возвращаюсь из прошлого в наш сиюминутный осязаемый мир. С его осенней непогодой за окном, шквалистым ветром и нахлестами вечернего дождя. Шумит Днестровский лиман, грохочет Черное море. И где-то на дальнем берегу Крымского полуострова светит кораблям в наплывающей темени бессонный маяк.
11 октября 1999г.
* * *
СВАТ И СВАТЬЯ
Незадолго до прихода в Бессарабию советской власти, стало быть ещё при румынах, аккерманский хлопец возвращался с работы домой. Шел ночной улицей, слушал перекличку полицейских свистков.
На очередном перекрестке - очередной свистун. Спрашивает строго и подозрительно:
- Кто такой? Откуда идешь? Куда?
- Портной Пимен Антонов. Из швейной мастерской. Домой иду.
- Почему так поздно?
- Хозяин задержал, срочная работа.
- Ступай. - И переливчатым условным свистом дает сигнал полицейскому на следующий перекресток. Так и провожают до самого дома.
* * *
Война. Почти каждый день самолеты с черными крестами бомбят Одессу. Пятнадцатилетняя Тома идет с братишкой мимо Сабанеева моста к маме на работу. Впереди них - матрос и две девушки. Гул пикирующего бомбардировщика и свист падающей бомбы.
- Ложись! - Кричит матрос и вместе с девушками прижимается к земле.
Тома хватает за руку брата и бежит к ближнему дому в парадный подъезд... Грохот взрыва, едкая гарь и комья земли... А там, где лежали девушки и матрос - дымящая воронка...
* * *
В 1944 году, после освобождения Аккермана, Пимен Антонов пошел на фронт. Дошел до Вены. Понятное дело - с боями и атаками, короткими перебежками и по-пластунски.
Зато из Вены возвращался в полный рост. Но опять-таки пешком... В семь утра их полк завтракал и отправлялся в путь. Шли, так сказать, полный рабочий день. В три часа делали привал, где их уже поджидали походные кухни с обедом. А назавтра - новые маршруты и дороги. До самой Бессарабии, до Днестра.
* * *
Познакомились молодые люди в Аккермане. В свой срок Пимен Касьянович и Тамара Ивановна отпраздновали "серебряную" свадьбу, а потом и "золотую".
ЗАДУШЕВНО ПЕЛ СОЛОВУШКА
Я уже писал в первой части о полковнике медицинской службы в отставке Белякове Николае Арсеньевиче, об альманахе, который он готовил. Работал он прозектором в районной больнице, а жил в поселке Затока, у самого моря. После смерти его супруги я навестил Белякова. Обнялись, он вытер платочком скупую стариковскую слезу, усадил меня за стол - пить чай. Грустно улыбался и рассказывал о том, как он, будучи молодым офицером, познакомился в холостяцкой компании с замечательной девушкой. Она была красива и обаятельна. Хорошо играла на фортепиано и прекрасно пела. Он услышал в её исполнении романс "Задушевно пел соловушка" и понял, что это его судьба.
- Да, - говорил он, увлекаясь и молодея на глазах и поглаживая свою седую профессорскую бородку. - Это была судьба. Такой артистичной и талантливой девушки я никогда прежде не встречал... Мы поженились, она родила и вырастила трех дочерей. Я вечно занят на службе, она сама была и хранительницей семейного очага, и домработницей, и воспитателем. И всегда оставалась доброжелательной, приветливой, озорной.
Николай Арсеньевич улыбнулся совсем светло и поделился со мной своим недавним открытием.
- Вы знаете, я за все пятьдесят лет нашей совместной жизни ни разу не держал в руках её паспорта. Как-то не приходилось. Я знал, что она моложе меня на два года, знал, когда её день рождения, а больше этого и не требовалось. Когда же при случае я затрагивал эту тему, она отшучивалась. И только теперь, после её смерти, я узнал, что она была старше меня. Но уже скоро мы сравняемся. А потом она с каждым годом будет становиться для меня всё моложе и моложе...
ЗАРУБКИ НА ПАМЯТЬ
Стояли мы на перекуре тесным кружком, трое. Что-то про судьбу завелись. Андрей Т., высокий степенный здоровяк, сказал задумчиво:
- Я уже лет пятнадцать мог на тот свет отправиться.
- Как это? - спросили мы. - Почему?
- Делали мне операцию в нашей больнице. Под общим наркозом, в брюшной полости. Оперировал хороший специалист, но не повезло ему. Сорвался зажим с артерии, кровь моя по всей операционной хлестала. А руки у него короткие, толстые, никак не мог поймать и перехватить артерию. Ноги у меня уже холодные были, амба... - Андрей замолчал.
- Ну и как же ты выскочил?
- Судьба спасителя послала. Проходил в тот момент по коридору Терентьев Иван Иванович, царство ему небесное, хирург замечательный. Быстро перчатки на руки, а руки мне в живот. Перехватил артерию. Кое-как меня с того света вытащили.
- Повезло тебе, - сказал наш третий собеседник. - И хирургу твоему повезло: это же подсудное дело.
- Ну-у, - пошутил Андрей, - списали бы меня по какой-нибудь хитрой причине - только и всего.
* * *
Сижу в коридорчике старой больницы, жажду сдать кровь на ана-лиз. Подходит женщина средних лет. Мой сосед по очереди, знакомый той женщины, приглашает её сесть рядом с ним на свободный стул. Она опускается и падает вместе со стулом - подломилась ножка. Упала удачно, смеется. Мужчиа уступает ей свой стул, сам стоит рядом.
- Это пустяки, - говорит женщина, - даже и не ушиблась. А Петрови-ча помнишь? - спрашивает она у мужчины. - Ну, тот майор, что убился?.. Вернулся с афганской войны живой и невредимый, жена рада-радешенька. Приходят к Петровичу знакомые, поздравляют с возвращением, пьют по маленькой. На третий день жинка попросила его поставить новую гардину. Встал он на табуретку, а ножка возьми и расколись. Напоролся Петрович на острый слом и погиб. Ни скорая не помогла, ни больница.
КАЗАЦКАЯ ЗАСТАВА
Престранные порой случаются в жизни совпадения. Лет этак десять назад офицер в отставке Леонид Городецкий заглянул с Петей Чернышуком ко мне, чтобы отпечатать на машинке какую-то официальную бумагу, а нынешней зимой я обращаюсь к нему, казачьему атаману и получаю квитанцию на тонну каменного угля. Флот запорожской Сечи ещё в 1491 году разбил соединение военных кораблей Турции возле крепости Тягиня, через сто лет казаки взяли штурмом турецкие крепости Очаков, Кафу, Варну и крепость Аккерман, а турки ответили своей лингвистической экспансией, внедрив на Украине такие слова как АКкерман (Белый камень), паланка (шатер), кош (казан).
Леонид Григорьевич - паланковый атаман, его паланковое общество объединяет казаков, проживавших в городе и районе, а также в селах Саратского и Татарбунарского районов. Сегодня это более шестисот реестровых казаков, а всех членов громады почти девятьсот. На Кругу Городского Казачьего Коша избран Атаманом ветеран Вооруженных Сил подполковник Скляренко Михаил Петрович. Казаки готовы защищать с оружием в руках свое Отечество, занимаются гражданскими делами. Они обеспечивают углем непосредственно с шахт и казаков, и всех нуждающихся ветеранов, и пенсионеров. Уголь отличного качества и недорогой. Они занимаются пчеловодством и продают в своем фирменном магазине отличный мед. Организовали казацкий оркестр, который принимает участие в ритуальных обрядах при невысокой оплате услуг. Создана казачья народная дружина, следящая за порядком в Адамовке, Авидовке и Благодатном. Решается проблема открытия казацкого рынка свободного от посредников.
У товарищества "Казацкая застава" прекрасный офис в центре города, добротный угольный склад с железнодорожным подъездом и весовой, хозяйственная база в Салганах и здание на берегу лимана возле крепости, с просторным двором для собраний и застолий. Это место совершенно особое, единственное в своем роде. Здесь ещё раз пересеклись линии жизни - моей и Аккерманского казачества, - и навсегда совместились две разноплановые исторические точки, обозначенные двумя независимыми названиями - "Казацкая застава" и "Вербная пристань".
* * *
При румынах в этом большом одноэтажном здании был мыловаренный завод господина Столярова. Сам хозяин жил в краснокирпичном доме добротной фасонной кладки, стоящем по другой границе двора. После войны в помещениях мыловарни разместили гарнизонную прачечную. Со временем пристроили котельную, паровую сушилку, завезли мощные стиральные машины и центрифуги. На эту механическую прачечную в/ч 28907 я поступил в 1966 году электриком и проработал здесь шестнадцать лет. Непосредственно подчинялся заведующей и службе тыла, на партсобрания ходил в штаб дивизии, где рябило от погон с большими звездочками. Мог несколько раз перейти на должность заведующего, корреспондента местной газеты, инженера в горбыткомбинате, но всегда воздерживался, предпочитая иметь возможность для чтения и творчества.
В одном из помещений прачечной - складе чистого белья, с плеском лиманских волн под окном - я работал над трактатом "Смысл бытия". А в пристроенной конторке возле ворот, дежуря иногда в субботу или воскресенье днем, подменяя охранников, писал знаменитый рассказ "Вечный покой". Именно в одно из таких воскресений меня навестил Илья Кабаци, постоял на лиманском берегу, полюбовался простором. Именно здесь он прочитал полученную мной рецензию из "Литературной газеты" и сказал: "Если бы я получил такое письмо, то плясал бы от радости"... Именно этот кусочек берега и люди, приходившие сюда, стали прообразами героев моего романа "Вербная пристань".
* * *
Отрывок из романа, городская окраина в районе Вершины...
"... и дядька Юхим, который на самом-то деле Степан. Был дядька не дюже грамотный, простоват к тому же, хотя сам считал, что лишь прикидывается простачком. Мужиковатый, нескладный, с тяжелой отвисшей челюстью, он никогда не повышал голоса, не суетился и каждого встречного-поперечного почтительно величал дядькой Юхимом, за что и сам получил это прозвище. "А-а, дядька Юхи-им...- бормотал он нараспев, лениво шевеля ватными лошадиными губами. - Как здоро-овь-ечко?.." И слегка клонил, приветствуя, голову, и слегка приподнимал черную заскорузлую лапу... Сегодня у него бетонировали двор. Подпившая за компанию Ганна моталась от летней кухни к столику под абрикосой, а дядька Юхим, хоть и был трохи жадноватый, радушно приглашал хлопцев: "Про-осимо..." И сам, как потом говорил Серёга, жрал за трех дурных. И уже в поздних сумерках летних, проводив пьяненьких дружков, прилег дядька в старой времянке и задремал. А Сашко и Серега, возвращаясь домой, шутили, смеялись и даже пробовали петь. Песня подвернулась к слову, какая-то грустная и длинная. Они долго не могли закончить её, сбивались, повторялись, и Серега шутил громко и весело: "О! Эта песня ровно на три квартала!" Потом возле какой-то каменной стены они присели на бордюр перекурить и долго спорили о том, какая неисправность случилась у грузовика, стоящего неподалеку от перекрестка. Возле поднятого капота крутились два мужика и один из них иногда садился в кабину и пробовал запустить мотор. Сначала до Сереги и Сашки доносилось ноющее подвывание стартера и натужное пыхтение двигателя, который не хотел заводиться, а потом резким пугающим выстрелом раздавался хлопок в глушителе.
- Опа! - радостно кричал Серега и подскакивал на бордюре, будто испугавшись. - А ну-ка ещё разок! - Раздавался новый выстрел и Серега опять подскакивал: - Опа! Спасибо!
Тут уже и Сашко басовито хрипел от смеха, а просмеявшись, говорил:
- Карбюратор барахлит. Обогащенная рабочая смесь.
- Нет, - возражал Серега. - Зажигание сбилось.
- Мой лепший друг, - рокотал Сашко,- ты тут на минутку не прав. Это карбюратор.
- Александр Васильич, - образумливал его почтительно Серега, - перестань сказать. А то как зацеплю - и не поднимешься.
- Да? - спрашивал Сашко с повышенным интересом. - Один раз можно?
- Для тебя, Александр Васильич, с нашим большим... опа! - Серега опять подскочил, и они зашлись в неуемном разгульном хохоте.
Машина вскоре ушла. Сашко сказал негромко:
- Когда-то я встречался здесь с одной дивчиной. Через две улицы отсюда жила.
Серега обернулся что-то спросить, но промолчал.
- Нет, мой друг, - предупредил Сашко возможный вопрос, - дружили мы хорошо. Мы хорошо дружили, и репрессивных мер я к ней не применял.
Был вечер. Тот просветленный час истины, когда дневное светило скрывалось за горизонтом, за полями и плавнями, унося в никуда прожитый день. Был час, когда притухала и блекла вечерняя заря, затихали голубиные разговоры и воробьиные разборки, и только иногда в темных кронах деревьев попискивала какая-нибудь сонная птаха. И чистое небо уже синело таинственной глубиной, в которой начинали проблескивать робкие искорки звезд, и одинокое светлое облачко, расставшись с последним лучом, угасало над миром благословенного покоя и тишины.
Хлопцы примолкли и притихли в минутной хмельной отрешенности. Как будто тихий ангел пролетел над ними, над пустынной городской окраиной. Куда заглянули они, освобожденные усталостью и вином от сиюминутных забот? Что виделось им, о чем они молчали? Или этих зыбких видений и дум словами выразить невозможно?..
Был вечер, - время, которое примиряет день и ночь, землю и небо. Примиряет саму нашу случайную жизнь и неминучую смерть. Момент истины! Как много порой открывается и свершается в нём! Какие потребности умолкают, не домогаясь своего удовлетворения! Какие надежды и ожидания улыбаются снисходительно над своей тщетой! Какие славные имена и могучие умы не страшатся вечного забвения и смиряют гордыню свою в этот миг!.. И лишь душа человеческая, даже познавшая свет истины и примирения, но всё ещё непримиренная и неприкаянная - оплакивает, не стыдясь своих слез, невозвратную нашу любовь, невозвратную нашу юность...