... Не было ничего ... не было ни слёз прощанья, ни сожалений, ни грусти. ... Тогда он мчался только вперёд, подставляя ветрам жизни своё лицо с по-детски наглой ухмылкой. Тогда он думал, что это только начало... лишь сейчас, спустя годы, он понял, что ошибался, - всё, что было после - это всего лишь вырезки из не существовавшей середины, а то, что они происходили в промежутке времени между концом и его осмыслением - всего лишь кривой и нескладный "рваный монтаж" жизни...
...Она не держала его....В её детской головке, наверное, от рождения существовал огромный запас человеческой мудрости и нежной покорности правилам игры, диктуемым нам судьбой.... Впрочем, кто же вообще мог взять на себя ответственность за то, что посмел держать его? Он никогда не признавал ограничений, бунтовал при малейшем поводе для бунта, нёсся вперёд, не оглядываясь, переступая, через всех и вся, побеждая, побеждая, побеждая...
...Жизнь, любовь, смерть, - эти субстанции очень не любят, когда с ними играют, тем более, когда у них выигрывают... именно поэтому его поражение было неизбежно... поражение ни громкое, ни очевидное для всех... поражение тихое, горькое, когда ты один понимаешь, что проиграл и это даёт право держать голову высоко, когда ты не один и делать вид, что ты выиграл, но наедине с собой горечь поражения снова и снова разъедает твоё нутро, прерывая любые потоки позитивных мыслей отвлечения.
... Маша, Машуня, Машенька... Сколько их было после неё... Он уже давно с трудом находил имя, которое не принадлежало одной из его многочисленных пассий, а её имя почти забыл, вернее, пытался забыть, сотни раз забывал,...вспоминал, опять забывал, но безуспешно.... Рано или поздно это имя должно было всплыть из глубин его памяти, пробраться на поверхность всего этого человеческого мусора крохотным островком чистоты, нетронутости и беззаботного детства...
... И это случилось; случилось тогда, когда этого просто меньше всего на свете можно было ожидать. Он не помнил, куда он тогда собирался звонить, кому...? Он ни за что не сказал бы, как могло получиться так, что он набрал её номер, как не сказал бы и того. Почему он был уверен, что застанет её там, куда он звонил, а так же он никак не мог понять почему, через столько лет, он по-прежнему помнил эти шесть цифр...
--
Маша? ... ты, наверное, не помнишь меня...
--
...? Ты? ...не ожидала...
--
... неужели помнишь? ...
--
... конечно ...
... Далее следовало очень сжатое описание минувших с последней встречи лет, обоюдократные отчёты о состоянии дел на сегодняшний день, бывшие жёны, будущие мужья, пропитанные мёдом воспоминаний заверения в обоюдном удовольствии от происходящего общения, его "прости", её "да брось", пожелания и обещания встречи, звонка, гудки... гудки... гудки...
...Шли дни... дни, наполненные этими гудками и её именем ... Машенька... гудки... Маша... гудки...Маша-а-а-а - гудки... гудки... гудки...
... Никогда ещё вечера наполненные ожиданием не казались ему такими длинными... Наполненные ожиданием... Странно... Дела давно обстояли так, что ждал не он, а ждали его.... И вот...
... Мысли путаются, "броуновским" движением устраивая кавардак в его голове, поднимая взгляд к затуманенному потолку, изредка кося его на кухонный стол и ставший врагом номер один из-за своего предательского молчания телефон.... За исключением тех моментов, когда, издавая прерывистый перезвон, он сообщал о чьём-то желании вторгнуться в сумеречную тишину кухни, до тех пор, пока в трубке слышались первые ноты "не её" голоса, телефон был самым ненавистным изобретением человечества в его доме.
... Но он ждал... ждал он - вечно спешащий по жизни, ненавидящий бездействие в любом его проявлении, желанный в любом из моментов времени во многих местах... ждал... один...просто ждал.
... Он ждал... ждал потому, что время, которого всегда не хватало, вдруг остановилось, и он понял, как чертовски много у него теперь стало этого времени... времени до её звонка...
...Ведь, что бы ни случилось, спешить больше некуда... он уже пришёл, лишь она немного опаздывала.
"Ну что ж, - женщинам это свойственно, это простительно... Он подождёт..."