Артем проснулся в поту, выхватив из тягучей субстанции сна одну эту мысль...
Кивнул безразличному взгляду в пыльном зеркале. Глотком безвкусного чая запил безвкусную яичницу. Застегнул верхнюю пуговицу безупречно чистой рубашки, нацепил на шею удавку галстука, и, задыхаясь, выскочил на улицу к припаркованной у подъезда машине. Замурованный в склепе своей исключительности, он стал похожим на других, таких же, как он, вчерашних ангелов с увядшими крыльями...
Все, как всегда. Долгий мучительный полусон в пугающей пустоте, терзавший его ночью, отступил в тень сознания, словно его и не было вовсе.
Но нет, пустота - повсюду... Она маскируется в вездесущем гуле машин, в бессвязном потоке разговоров, в яркости рекламных вывесок, торжествующей над серостью асфальта, в раздражающем запахе духов, смешанных с кислым потом...
Артем внезапно ударил по тормозам, вильнул вправо, прижал машину к обочине. Выскочил на тротуар и нырнул в толпу, где уже не было никаких шансов встретиться с самим собой...
На остановке у метро его выдавили из автобуса, который опорожнился, словно желудок, отторгающий непереваренную пищу.
Из-за угла выскочил притаившийся у края дороги рекламный щит.
На плакате - яичница, медленно стекающая по костылям... Чистейший сюр... реал? Из-за какой потайной двери художник подглядывал за миром, изливаясь красками на холст, чтобы так четко отразить тысячелетия существования человечества? Человечества, которое только и делало, что совершенствовало костыли, подпорки постоянно ускользающего мира?
Надпись на плакате гласила: "Мы вернем Вам нормальное зрение! Офтальмологическая клиника доктора Черкашина".
Смеющаяся пустота тут же выстрелила в голову Артему другим слоганом: "Обопрись поудобнее на теорию, перемести вес на прочный стержень собственных представлений о себе, почувствуй себя прямоходящим! Человечество. Широкий выбор костылей и протезов".
Человечество вдруг представилось ему гигантской фабрикой по производству костылей и протезов. Страх голодной смерти заставил первобытного дикаря изобрести протез руки - копье. Страх не поспеть за стремительным бегом времени побудил насытившегося охотника создать протез ног - колесо. Много ли времени потребовалось для появления протеза мозга? Уж если эволюцией движет страх, то слепой инстинкт самосохранения завел человечество в собственную ловушку. В начале третьего тысячелетия заменитель мозга производит заменители мыслей...
И вот ему тридцать три, возраст Христа, а он еще не достиг в жизни ничего путного. Конечно, у него есть квартира, машина, загородный дом, деньги. Нет родственников, на которых деньги можно было бы потратить. Но это все не то... Не то, чего хотел бы Артем. В детстве он пользовался чужими костылями, повзрослев, стал мастерить костыли для других. Обычная короткая бессмысленная история одной из миллионов жизней. Ничего более... настоящего.
Артем спустился в кишащее людьми подземелье.
Скользнул в вагон. На закрывающихся дверях увидел предостережение: "Не прислоняться". Буквы "р", "л", "н" и "я" были затерты. "Не п и с о т ь с я". Какие-то весельчаки придали надписи новый смысл, который почему-то подбодрил Артема. "Прорвемся!" - усмехнулся он.
В вагоне было невыносимо душно. Рубашка прилипла к телу, но пиджак Артем не снял. Так и стоял, обливаясь потом, поглядывая по сторонам.
Привлечь к себе внимание здесь мог, разве что синий двухголовый карлик с другой планеты. Да и то не каждый, наверное, оторвал бы глаза от страниц желтой прессы, или вынул из ушей наушники плеера, чтобы проявить интерес к представителю внеземной цивилизации, что там говорить об обычном потном мужике в дорогом костюме.
Пассажиры напоминали Артему астронавтов в анабиозе из какого-то фантастического голливудского фильма. Это Артема вполне устраивало. Поездка в метро не входила в его первоначальные планы. Состояние, в котором он проснулся, сводило с ума, и просто вынуждало к совершению неоправданных действий. Среди людей пустота давила еще сильнее и беспощаднее.
На следующей остановке в вагон вошла девушка. Встала перед ним у дверей, слегка облокотившись на поручень. Артем утонул в дурманящем запахе ее волнистых волос. Это было спасением, дверцей в тонкий мир чувственных наслаждений. Коснулся взглядом хрупких плеч, медленно - вдоль спины, остановился на изящной талии и упругой попке. Красивые бедра, длинные стройные ноги...
Артем нравился женщинам. Где бы он ни появлялся, самки вешались на него, как на... перспективного самца. Он мог купить любую, но их откровенная продажность вызывала у Артема неприязнь. В такие моменты он обычно испытывал отвращение. Не к ним, а к себе. Он знал, что в тысячи раз хуже их.
Год назад, когда Вика разбилась на мотоцикле, он полностью погрузился в Работу, которая приносила ему деньги и усталость. Деньги были нужны, чтобы не думать о деньгах. Усталость - чтобы не думать о себе. От поисков утешения в пьянстве и наркотиках его еще в детстве отучила интернатская жизнь.
Со смертью Вики интерес Артема к женщинам не пропал, а трансформировался в нечто иное. Более тонкое, неосязаемое, связанное с грезами и фантазиями. Дальше своих фантазий он не хотел пускать ни одну из женщин. Боялся потерять...
Еще год назад была Работа и была Вика. И чем больше в его жизни становилось Вики, тем меньше становилось Работы. Артем уже решил совсем бросить Работу. Они с Викой хотели уехать в Париж, купить дом с видом на Эйфелеву башню. Вика разводила бы цветы на маленьком уютном балкончике, а он выписывал бы маслом на холсте историю новой жизни. По утрам они вместе забирались бы на крышу. Туда, где ангелы встречают рассвет... Но судьба распорядилась иначе.
Почувствовав за спиной Артема, девушка обернулась. Скользнула взглядом по его лицу, опустила глаза, оценивая дорогие ботинки из тонкой кожи. Точным прицелом перевела взгляд на золотой 'ролекс'. Заметив, что Артем внимательно наблюдает за ней, нахально и смущенно улыбнулась.
- Не подскажете, сколько времени?
Артем посмотрел на часы, и тут все вокруг потонуло в чудовищном грохоте.
Поезд резко затормозил. Вагон залихорадило и вдруг дернуло с такой силой, что стоявшие повалились на тех, кто сидел. Кто-то покатился по проходу, сбивая с ног пассажиров, отчаянно цепляющихся за поручни. Лампы над головами нервно замигали.
Артема ударило о стальной поручень, так, что он чуть не потерял сознание, бросило на пол. Он вжался спиной в угол между боковиной сидения и дверью, подобрал под себя ноги, прикрыл голову руками.
Завизжали, взвыли десятки голосов, сливаясь в единый адский хор. Крики, стоны, плач... тоненький, детский...
Снова удар. Жуткий металлический скрежет. Тела, падающие, как тряпичные куклы...
На Артема навалился мужчина. Пожилой. Голова окровавлена, глаза закрыты. Артем нащупал у него слабый пульс. Аккуратно положил его голову себе на колени. Держись, отец...
И вострубил третий ангел... Вагон едва не перевернулся. Корпус перекорежило так, что некоторые стекла выдавило из рам. Артема подбросило. Тело мужчины сползло с его колен и тяжело ударилось головой об пол.
Поезд рывками сбавлял обороты. Отчаянно визжали тормоза, цепляясь за полозья рельсов. Откуда-то потянуло едким дымом. Запахло паленым. Свет погас.
Цепляясь за вырванный из пола поручень, Артем приподнялся и увидел, как в темноте тоннеля горит соседний вагон. Языки пламени за стеклом двери заходились в страшной пляске.
И падут они в геенну огненную... "Почему я здесь, а не там, среди них? - подумал Артем. - Почему Бог наказывает невинных и милует грешников?".
Поезд остановился. Оказалось, что двери открыть невозможно, их прочно заклинило. Среди выживших началась паника.
Клубы дыма быстро просачивались в вагон. Дышать становилось все труднее.
Люди полезли в окна, тесня и отталкивая друг друга.
Артем не знал, сколько времени просидел в темноте вагона, обхватив голову руками, кашляя и обливаясь слезами от дыма, слушая мучительные стоны раненых.
Словно из ниоткуда за окнами появились блики света. Подоспела помощь.
Кто-то тронул Артема за плечо.
- Эй, мужик, ты нормально?
- Не поверишь, - ответил Артем голосу, - но, по-моему, ни царапины.
- Да ты в рубашке родился!
- Ага, и в галстуке.
- Молодец, шутишь, значит, живой еще. Давай-ка, я тебя отсюда вытащу.
- Я сам. Тут человеку помощь нужна.
Артем попытался приподнять с пола пожилого мужчину. Безвольное тело тут же оказалось в сильных руках спасателя.
- Выходи, в конце вагона двери разблокированы.
- Я мог-кху... - закашлялся Артем, - помочь...
- Слышь, давай на выход, я сказал! Угоришь, ведь, к чертовой матери...
Остановился. Показалось, что слышит слабый ритмично повторяющийся писк, доносящийся откуда-то из противоположного конца вагона.
Прислушался. Точно. Наверное, чей-то мобильник. Нет, осенило Артема, так пищит тамаготчи, когда просит, чтобы его покормили, или погуляли с ним. Там может остаться ребенок, не замеченный спасателями.
Отплевывая заполнившую носоглотку слизь, Артем повернул назад. Прикрыл лицо лацканом пиджака и нырнул в дым.
В темноте на полу нащупал маленькое тельце, поднял на руки, прижал к себе. Оно было мягким, теплым и почти невесомым.
На выходе из вагона Артема поддержали чьи-то руки. Словно из-под толщи воды он слышал тягучие, непонятные голоса.
У него попытались забрать ребенка, но он не дал. Вцепился крепко, и все твердил: "Все хорошо, малыш, все хорошо...".
Артем шел по подземному тоннелю к слабо пробивающемуся впереди свету. Он чувствовал биение маленького сердечка в своих руках, и словно свыше сошло благословение, наполняя душу необыкновенной легкостью. Он был готов отдать всего себя этому теплому комочку. Только бы удалось спасти его, вытащить живым.
Свет прожектора скользнул по Артему, и он успел увидеть, что на его руках девочка лет семи-восьми. Милые светлые кудряшки, испачканное копотью лицо, легкое платьице в цветочек. В этот момент она закашлялась и открыла глаза. Голубые и чистые кусочки неба... Луч ушел в сторону, и темнота снова скрыла от Артема лицо ребенка.
- Все хорошо, котенок, уже все хорошо, - повторил Артем.
Он почувствовал, как ее рука обхватила его шею. Горячий лоб прижался к щеке. Тело девочки мелко задрожало.
- Ничего не болит? - обеспокоился Артем.
- Ничего, - тихо ответила она, - Мне страшно.
У Артема отлегло от сердца. Он вспомнил поговорку, что в самых ужасных передрягах судьба благосклонна к детям и пьяным. Хотя в сгоревшем вагоне тоже были дети...
- Мы уже в безопасности, - шептал Артем, нежно поглаживая девочку по голове. - Еще немного и ты будешь дома.
Спасатели приняли девочку из рук Артема, помогли ему подняться на платформу. Подбежали люди в белых халатах. Артему сунули в лицо кислородную маску. Он сделал пару глубоких вдохов и почувствовал себя лучше. Не дал врачам себя осматривать. Даже пиджак не расстегнул. Сослался на то, что у медицины и без него забот предостаточно. Так оно и было. Из тоннеля прибывали все новые и новые раненные, контуженные, обожженные, отравленные дымом.
Одни стонали, истекая кровью на мраморных плитах платформы, другие уже лежали на мобильных койках скорой помощи, подключенные к системам жизнеобеспечения. Люди сидели на лавках, у колонн, бродили по станции, выкрикивая имена, пытаясь отыскать своих среди живых. Повсюду мелькали белые халаты врачей и синие рубашки милиционеров.
Станцию перекрыли, превратив в изолированный островок горя и скорби посреди многомиллионного города. Слово "теракт" липкой вязкой субстанцией проникало в сознание людей "острова", сковывало волю страхом. Лишившись подпорок, яичница мира свободно утекала сквозь человеческие пальцы, а вместе с ней растворялась непрочная иллюзия защищенности.
Артем присел на край скамьи рядом с женщиной в грязной порванной кофточке - глазами полными слез, она смотрела прямо перед собой в пустоту - и только сейчас ощутил саднящую боль в боку, там, куда пришелся удар о поручень.
Он смотрел в лица, отражающие страх и подавленность. Сквозь осыпающуюся штукатурку их масок проступали естественные черты. Так выглядят люди, внезапно лишившиеся костылей. Живыми, страдающими, чутко резонирующими с болью...
Артем не заметил, как подошла девочка и молча уткнулась носом в его подмышку. Он взял ее за худенькие плечи, отстранил от себя, внимательно заглянул в лицо.
- Ну что ты?
- Там дяди, тети. У них кровь. Я лучше с тобой, - всхлипнула девочка.
Артем грустно улыбнулся, обнял ее.
- Точно ничего не болит?
- Точно.
- Как зовут-то тебя?
- Стюша.
- Настя, значит. Анастасия. А фамилия?
- Ковалева.
- Не переживай, Анастасия Ковалева, найдутся твои мама с папой, живые и здоровые, - подбодрил Артем.
- Конечно, найдутся, - уверенно кивнула Настя. - Они никуда и не пропадали. Они на юге отдыхают.
- А ты? - не понял Артем.
- А я у тети Наташи пока живу.
- Так, значит, ты с тетей Наташей в вагоне ехала?
Настя отчаянно замотала головой и вдруг зарыдала.
- Не-е-т, только не говорите никому-у. Я к Ю-у-льке хотела-а. Всего одну остановочку-у-у...
- Ты одна была, - догадался Артем. - Тебе не разрешают самой в метро ездить, без взрослых... поэтому никто не додумается тебя здесь искать. Да успокойся, я тебя, Стюша, не выдам.
- А ты отведешь меня домой?
- Понимаешь, - замялся Артем, - у меня одно очень серьезное дело... Ты не бойся, тебе помогут. Поедешь домой на машине с мигалкой.
- Не хочу с мигалкой, хочу с тобой, - перестав плакать, серьезно сказала Настя.
Артем посмотрел на часы, нахмурился. Выпустят его отсюда не скоро. В первую очередь эвакуируют тяжело раненых. У всех проверяют документы.
Молодой лейтенантик в милицейской форме записывал данные пассажиров в планшетный лист.
"Могут обыскать" - подумал Артем. Попал, так попал...
- Я на Ясеневой улице живу, - дернула его за лацкан пиджака Настя.
- Постой-ка, - Артем достал из кармана листок, несколько раз перечитал адрес, удивленно пожал плечами. - На Ясеневой, говоришь? Ну, тогда пошли.
Он вынул платок и три сто долларовые бумажки. Завернул деньги в платок, взял Настю на руки и уверенно направился к лейтенанту, который записывал показания мужчины с перебинтованной головой.
- Слушай, командир, с девочкой все в порядке. Она очень напугана и хочет домой. Как человека прошу, отпусти нас наверх.
Милиционер оторвал от планшета усталый взгляд.
- Подождите, дойдет и до вас очередь, - кивнул на мужчину и снова уткнулся в планшет.
Артем немного потоптался на месте.
- Можно вас на пару минут? - спросил он.
- Ну что еще?
Лейтенант неохотно поднялся. Артем увлек его в сторону, протянул платок.
- Здесь триста баксов.
- Вы с-сума сошли?! - возмутился милиционер.
- Нелегкая работа должна оплачиваться по достоинству. Бери, командир, пока дают. Ребенок-то страху натерпелся, понимаешь?
Артем положил платок на планшет, который тут же захлопнулся и переместился лейтенанту подмышку.
- Документики-то есть? - лейтенант зевнул и потер глаза.
- Конечно, - Артем невозмутимо кивнул. - Только опять куча времени уйдет на всю эту бумажную канитель. Запишите лучше мою фамилию. Мельников Сергей Георгиевич.
Лейтенанту пришлось открыть планшет и быстро перепрятать платок в карман брюк. Непослушными пальцами он ухватился за ручку и начал писать.
- Телефон свой оставьте, хотя бы, Сергей Георгиевич. С вами по любому нужно будет связаться.
- Пожалуйста, - Артем назвал первые пришедшие на ум семь цифр.
- Москвич? - поинтересовался лейтенант.
- Не похоже, разве? - усмехнулся Артем.
- Сам-то в порядке? - милиционер покосился на почерневшие манжеты его рубашки, на пятна, покрывающие полы пиджака и брюки.
- Да, это не моя кровь. Там у человека голова пробита была.
Тут Настя погладила Артема по щеке и прошептала:
- Дядя Сережа.
От прикосновения ее холодных пальчиков ему стало необыкновенно легко и радостно.
- Племянница?
Артем довольно кивнул.
- Ну, удачи вам, - козырнул лейтенант, - это ж надо, уцелеть в таком...
* * *
Настя привела Артема к подъезду своего дома. В душе его зародилось нехорошее предчувствие. Столько случайных совпадений подряд. Быть не может.
Они пешком поднялись на третий этаж. Артем шагнул было дальше, вверх по ступеням, но Настя окликнула его с площадки.
- Эй, ты куда? Я здесь живу.
Артем помрачнел. Адрес Настиной тети точно совпадал с адресом, указанным в его записке. Оставалась последняя надежда на то, что хоть номера квартир окажутся разными...
Настина рука безжалостно потянулась к кнопке звонка сорок девятой.
Дверь открыла молодая женщина в шелковом бежевом халатике, в таких же бежевых тапочках. Светло-русые пышные волосы, светло-зеленые, даже желтоватые, широко раскрытые от удивления глаза. 'Красивая' - подумал Артем.
На вид ей можно было дать не больше двадцати пяти. Но Артем знал, что тете Наташе, а точнее Наталье Игоревне Вельской совсем недавно исполнилось тридцать два года. Родилась в Кирове. В начале девяностых переехала в Москву. Закончила медицинский факультет. Работает зубным техником. Судимостей нет. Детей нет. Не замужем. Сухая информация о человеке с фотокарточки. Обычный заказ. Он представил, как кровь заливает ее розовый халат...
Женщина бросилась на колени, ощупывая Настю. Испуганный взгляд скользил с перепачканного личика на платьице со следами засохшей крови.
- Господи, господи... Стюша, что... что случилось? Стюша...
Они порывисто обнялись, будто не могли поверить в реальность друг друга.
Артем осторожно подался назад.
Тут Настя обернулась, протянула ему руку.
- Дядя Сережа!
В этот момент глаза Наташи и Артема встретились.
Артему ужасно захотелось провалиться под землю, раствориться в воздухе, исчезнуть.
- Это дядя Сережа меня спас, - с гордостью сказала Настя.
- Я не... - словно защищаясь, Артем выставил перед собой руки, повернулся, чтобы уйти.
- Так, вы должны мне все рассказать! - пришла в себя Наташа. Голос ее прозвучал уверенно и строго.
Он почувствовал прикосновение ее теплой ладони. Не понял, как уже очутился в квартире. Дверь за спиной захлопнулась, щелкнул замок. Отступать было некуда.
Настя прошлепала по паркетному полу в комнату. Наташа поспешила за ней.
- Проходите, не разувайтесь. Я сейчас, - услышал Артем ее голос.
Пожав плечами, он шагнул в просторный холл. Диван, тумбочка, светильник, круглый стол посередине. Напротив входа - балкон. Тюлевая занавеска слегка колышется от ветра. На стене большое фото Эйфелевой башни. На диване открытая книга Маркеса "Сто лет одиночества". Песочная пастель стен в сочетании с терракотовым бархатистым ковром. Не богато, но довольно уютно и чисто.
Артем обошел стол. Сел так, чтобы видеть двери.
Он слышал, как из крана в ванной потекла вода, как Настя что-то спрашивает сонным голосом. Потом хлопнула дверь и наступила тишина. Потянулись невыносимо долгие минуты ожидания. Комната хорошо проветривалась, но, казалось, сами стены отдавали пряностью ладана, к которой примешивался запах каких-то лекарств. Артем обратил внимание на маленькие иконки святых, бережно выставленные на тумбочке. Зачем-то достал из кармана фотографию Наташи...
Ее глаза - что-то в них было такого, чему Артем не мог найти объяснения.
Услышав шаги, Артем вздрогнул, быстро спрятал фотографию.
Наташа измученно опустилась на стул рядом с ним.
- Заснула, бедная. Господи, расскажите же, наконец, что стряслось?
Артем сухо, без красок передал все, как было. Наташа слушала молча, не перебивая, стиснув виски побелевшими пальцами.
- Ну, почему, - покачала она головой, - ни в чем не повинные люди...
- Откуда вы знаете? - осек ее Артем.
- Что? - не поняла она.
- Что не повинные?
- Так всегда бывает. Страдают те, кто не должен страдать, а заслуживающих наказание Бог не спешит забирать к себе.
- На это есть другой суд, - холодно произнес Артем, пронзительно вглядываясь в нее.
- Простите...
- Я, наверное, пойду. Поздно уже.
Артем поднялся из-за стола, но Наташа преградила ему путь.
- Нет уж, знаете, не могу я вас так отпустить. Сейчас что-нибудь приготовлю. Дайте, хотя бы застираю пятна, - она попыталась стянуть с него пиджак.
Артем резко одернул пиджак на себя, но Наташа успела заметить под ним ремешок заплечной кобуры. От Артема не ускользнуло, как она насторожилась, чуть отступила назад.
- Я сотрудник безопасности частной охранной фирмы, - поспешил успокоить ее Артем. - А вы что подумали?
- Подумала, что боитесь женщин, которые вас раздевают, - попыталась пошутить Наташа, но Артем видел, что она испугалась. Вот это ему совсем было не нужно.
- Ну, хорошо, - неожиданно сдался Артем. - Я зверски проголодался и мечтаю об аппетитной глазунье.
- Боюсь, Сергей, мечта неосуществима, - Наташа с досадной улыбкой развела руками. - У меня желтки никогда не получаются целыми. Прямо заклятие какое-то. Предлагаю тосты с сыром.
Артем согласно кивнул. Вроде бы Наташа успокоилась, да и скрывать теперь было нечего. Он снял пиджак, накинул на спинку стула.
- А вы чем занимаетесь, Наташа? - спросил он, чтобы как-то поддержать беседу.
- Протезированием зубов.
- Да, - невесело хмыкнул Артем. - Все сейчас занимаются протезированием чего-либо. Прибыльное дело в век оголтелого капитализма.
Наташа как-то странно посмотрела на него.
- Я сейчас. Порежу сыр и принесу все сюда, - уходя на кухню, она быстро прихватила с собой пиджак Артема.
Он заметил это, но не остановил ее. Вслушиваясь в доносящиеся с кухни звуки, извлек из заднего кармана брюк перочинный ножичек, перерезал телефонный провод, бесшумно вернулся на место. Расстегнул кобуру, достал пистолет, вставил обойму, навинтил глушитель, снял с предохранителя и положил на колено.
Наташа явилась без тостов и без сыра. На стол перед Артемом легла ее фотография и листочек с ее адресом, которые она обнаружила в кармане пиджака.
- Я знаю, кто ты, но не знаю твоего настоящего имени.
- Артем.
- Послушай, только ничего... ничего не говори. Хорошо?
Она села рядом, коснулась его руки. Артем ждал от нее чего угодно - вымаливаний прощения, истерики, всего, только не этого прикосновения.
- Ты знаешь, почему меня заказали? Впрочем, не важно. Какая тебе разница... Понимаешь, я не могу так больше... мучиться ночами от кошмаров, каждое утро бояться выходить на улицу. И это ощущение вины - точно на мне стоит клеймо, и все его видят, тычут пальцами в спину... - ее затрясло, будто что-то изнутри пыталось пробиться наружу, найти выход. - В тот день он был сильно пьян. Начал приставать ко мне в машине. До сих пор меня преследует запах его одеколона, смешанный с перегаром... Мы были знакомы около месяца. Виделись всего раза три. Я согласилась поехать с ним на какой-то пати. Наверное, от скуки. А может, от глупой надежды на что-то... светлое в своей жизни. Он казался мне таким надежным, уверенным в себе, порядочным. За все наше недолгое знакомство не позволил себе ни одной вольности... Когда я выскочила из машины, он пытался затащить меня обратно, но я вырвалась. Он поймал меня у обочины и стал наотмашь бить по лицу. Я кричала, звала на помощь, но никто, никто даже не остановился. Его мордовороты - охранник и водитель - стояли рядом и только ухмылялись. Я возненавидела тогда его, их, всех вокруг... И оттолкнула его. Со всей силой ненависти. Прямо на трассу, по которой неслась машина. На него. Насмерть. Был суд... стыд, кошмар, угрозы. Меня полностью оправдали тогда. Но за этим человеком есть влиятельные люди. Они обещали отомстить, свести со мной счеты. Я долго боялась, что убьют. А потом поняла, что сама не могу жить с таким грузом вины. Я видела ту машину, Артем. Понимаешь? Толкнула его, дьявольски рассчитав момент. Чтобы убить. Хотела, чтобы его не было, чтобы он исчез из моей жизни. Навсегда. Теперь не могу с этим жить. Прощения нет. Теперь я хочу умереть. И, Артем... хочу, чтобы это для меня сделал ты. Только не здесь и не сейчас. Давай завтра, в парке? Здесь рядом. Я объясню, как меня найти. Только ты, Артем, пожалуйста! У меня есть деньги, три тысячи долларов... - она вскочила, достала из тумбочки зеленые купюры, положила их на стол перед Артемом, с надеждой вглядываясь ему в глаза. - Возьми. Хватит? Наверное, этого мало, но у меня больше нет...
- Господи! Ты хоть понимаешь, о чем меня просишь?
- Только выполнить свою работу.
Она вдруг замолчала, вся сжалась, будто произнесла что-то страшное.
- Как ты с таким живешь, Артем? Можно ли что-то изменить? Ты знаешь?
Артем вздрогнул, чувствуя, как панцирь воспоминаний начинает трескаться по швам, сочиться неизжитой болью.
Наташа сжала его руку, закрыла лицо и зарыдала.
- Скажи, что ты меня прощаешь, Артем. Хотя бы ты, скажи...
- Зачем тебе мое прощение? - глухо отозвался он.
- Так легче умирать. - Наташа посмотрела на него.
Артем коснулся пальцами ее лица, напиваясь горечью этих удивительных желтых глаз.
- Ты самая грешная из святых... и ты просишь прощение от меня?!
- А ты смог бы полюбить такую, как я?
- Полюбить... при чем здесь любовь?
- Знаешь, что написано в Библии? Любовь покрывает все грехи. Списывает. Может, есть еще шанс искупить наши, Артем?
- У тебя - есть. Если считать, как жизнь за жизнь. У меня - нет. Давно уже нет.
- Ты не можешь этого знать... Не можешь! Давай спросим у ангелов... Давай?
Артему вдруг показалось, что рядом сидит Вика. Сердце наполнилось нестерпимой горечью. Вся боль, которую он до сих пор усыплял и умертвлял в себе, очнулась и выхлестнула наружу.
Тридцать сто долларовых бумажек, лежавшие перед ним, издевались и подсмеивались...
- Как я устал от костылей...
Выдохнул. Медленно положил пистолет на стол. Встал и вышел на балкон.
В сумерках Артем закрыл глаза. Перед внутренним взором протянулась бесконечная вереница пассажиров взорванного поезда. Лица, лица, лица... плоские, как на фотографиях заказов...
- Может, только кажется, что мы друг друга не знаем? - произнес за его спиной Наташин голос. - Мы же с тобой горим в одном вагоне, Артем.
Тут Артем услышал щелчок. Не открывая глаз, глубоко вдохнул и улыбнулся, навсегда прощаясь с миром, в котором гибнут невинные и яичница стекает по костылям.
- А ты сам-то умеешь готовить глазунью? - спросила Наташа, прикуривая сигарету от щелкнувшей тугим замочком зипповской зажигалки.
Словно очнувшись от тяжелого сна длиною в сотни жизней, Артем обернулся...
'Давай спросим у ангелов. Они привыкли, что мы не слышим ответов с первого раза'.