Все его звали Василием, точнее -- Васькой. Впрочем, его называли и так, и эдак. Всё зависело от того, кто конкретно к нему обращался.
-- Эй, Васька! -- кричала ему детвора, как только он появлялся на улице.
-- Эй, Василий! -- говорил глава семьи, в доме которого он нашёл себе место для постоянного обитания. -- А ну, подь-ка сюда! Что-то ты, братец, совсем мышей перестал ловить. А ведь это, братец ты мой, прямая твоя обязанность. А?! Что скажешь, Василище?
Голос у говорившего был ласково-добродушный. И глаза его, скрытые за стёклами очков, тоже были ласково-добродушными. Он сидел на диване, закинув ногу на ногу и отложив в сторону прочитанную газету.
До начала телевизионных новостей было ещё добрых полчаса, так что можно было не торопиться. Василий запрыгивал хозяину на колени, и тот начинал чесать его за ушами.
Но наиболее ласково звучал голос хозяйки, жены главы семьи.
-- Вась-Вась-Вась-Вась-Ва-а-ась! -- звала она из кухни. -- А вот я тебе сейчас сметанки. Иди сюда, мой хороший.
И Василий, конечно же, бежал и на этот зов. Он вообще охотно откликался на любой зов. Так уж он был устроен -- относиться с доверием ко всем, кто его окружал. Хотя, честно говоря, звали его на самом деле не Василием, а Тимуром. Если быть скрупулёзно точным, то даже и не Тимуром, а Тимур-р-ром. Тимур-р-р -- это было его настоящее, подлинное имя, то самое имя, которое запечатляется на скрижалях Вечности. Только, признаться, никто об этом, кроме него самого, не знал. Да это, наверное, и к лучшему. Подлинное имя -- не для суетной болтовни, подлинное имя -- для сердца. Сам Великий Предок, явившийся к нему со сверкающим ликом, дал ему его.
Он был тогда ещё совсем, совсем крохотным, умещался на детской человеческой ладошке, и было ему от роду всего-то две недели.
Незадолго до этого он впервые в жизни открыл глаза. Ничего ими, однако, он не увидел. Как оказалось, он был слепым от рождения. Впрочем, это его ничуть не огорчило. Он просто не мог представить, чего был лишён.
Мир казался ему какой-то интригующе-звенящей бездной, из которой то и дело на него накатывались всевозможные звуки, голоса, запахи, вкусные и не очень, поначалу все незнакомые; нежные касания, от которых он упокаивался и засыпал.
Когда он подрос, хозяин впервые вынес его во двор. И он понял, что Вселенная, к которой он уже начал было привыкать, значительно больше, чем он представлял себе раньше. Он робко стоял среди травы, обнюхивая каждый стебелёк и прислушиваясь к каждому звуку. А звуков было так много - и все они были такие непонятные, такие интригующие. Ведь он слышал значительно больше, чем любое другое существо во всей округе. Это была компенсация за отсутствие зрения.
И только один звук из всей массы казался ему пугающим. Какой-то далёкий-далёкий, словно бы он раздавался не здесь, а где-то в другом мире, в другой Вселенной, а может, и не во Вселенной, а в другом измерении или времени, не в настоящем, а, к примеру, в будущем, откуда с каждым пройденным мгновением накатывался, как неумолимый каток.
"Хрум! Хрум! Хрум!" -- звучало не переставая.
Но хозяин был рядом, и бояться было нечего. Хозяин с улыбкой следил за ним и время от времени говорил:
-- Что, братец, растерялся?! Ну, немудрено. Столько впечатлений.... Приучайся, приучайся, братец. Мир -- он такой огромный. Столько в нём всего интересного.
Тимур шёл на голос и тёрся о ботинок хозяина, который сидел на скамейке. Впрочем, прислушиваться к раздававшимся вокруг звукам он не переставал. Он вдруг понял, что вокруг него масса других существ, похожих на него и не очень. Те, что были похожи на него, бродили, как и он, в траве или же лежали на солнцепёке. Те, что были похожи на хозяина, изредка проходили мимо, были слышны их шаги. Тимур уже знал, что это -- люди. Странные, однако, они существа. Ходят не на четырёх, как он, а всего лишь на двух ногах, да ещё такие большие, голоса раздаются откуда-то сверху, будто аж из самого поднебесья...
Когда Великий Предок явился вторично, Тимур уже достиг зрелости. Тело у него было гибкое и сильное.
Великий Предок сверкал так, будто внутри у него находилось солнце. Он не сказал ни слова, но взгляд его был красноречивее всяких слов. Он был самим совершенством, не нуждающимся в каких-либо комментариях. Этот взгляд, словно сверкающее копьё, проник в самое сердце Тимура, свершив там чудо преображения. Тимур стал видеть. Это, конечно, не было в обычном понимании зрение. Это было нечто совершенно другое.
Теперь глава семьи воспринимался не только как сложный конгломерат звуков, запахов и касаний, но и как сияющее всеми цветами радуги древо. У этого древа были две очень подвижные ветви, а на самом верху располагался ослепительно яркий цветок, из которого, собственно, и раздавался голос хозяина. В первое мгновение Тимур просто не мог оторваться от этого восхитительного зрелища. Он всё смотрел и смотрел, застыв в позе сфинкса, и это, конечно же, не осталось хозяином незамеченным.
-- Вот так-так! -- проговорил глава семьи. -- Кажется, наш Василий становится философом. Эй, вторая половина человечества, идите скорее сюда. Посмотрите, какой у нашего Василия просветлённый взгляд.
На зов из кухни пришли жена и дочь главы семьи, и Тимур увидел, что выглядят они примерно так же, как и хозяин. Сверкают всеми цветами радуги. Ах, ну что за странные всё-таки существа, эти люди. Такие необычные, такие... прекрасные.
Люди же смотрели на него и смеялись -- такой у него был озадаченный вид...
С этого дня с ним стали происходить странные вещи. Выяснилось, что, кроме него и троих людей, в доме жило ещё множество других существ. Были они большей частью безобидны, ютились в тёмных углах, походили на тусклых бесформенных пташек и питались кусочками выпадавшего из людей света. Только один был немного диковат. Он всё время прятался под полом, в тёмной норе, и выползал оттуда только тогда, когда у хозяина было неважное настроение. Но это было так редко, что на него можно было совсем не обращать внимания.
Каждый день стал приносить что-нибудь интересное. То ли мир менялся вокруг Тимура, то ли это сам Тимур стал более восприимчивым к миру. Непривычно-яркие цветные сны наполняли его дрёму, а то и переносили в какие-то иные реальности. Однажды он очутился на круглом резиновом коврике, совершенно один, и вокруг были пустота и тьма, такая глубокая, что не было видно даже малейшего проблеска. Что это было за место и как он туда попал, он совершенно не представлял. Он несколько раз призывно мяукнул, но ответом ему была одна только тишина. Тогда он свернулся калачиком и снова уснул, а когда проснулся, то вновь оказался в привычной для него обстановке, в доме главы семьи, среди знакомых запахов и звуков.
Теперь он был совершенно взрослым, и хозяин отпускал его гулять одного. Он спускался по лестнице, прижимаясь к стене, и все, кто встречался ему на пути, уступали ему дорогу и распахивали перед ним дверь.
При виде его детвора радостно кричала:
-- Смотрите, Васька пришёл!
Мир казался ему бесконечно добрыми объятиями, нескончаемой рекой благодати, словно бы изливающейся на него со всех сторон.
И только одно его по-прежнему настораживало. Странный неприятный звук, непонятно где раздававшийся и с каждым днём звучавший всё громче и громче.
"Хрум! Хрум! Хрум!"
И даже в доме, который казался неприступной крепостью, он стал в какой-то момент слышен. А в один из дней на краю мира начал оформляться и источник этого звука - какой-то силуэт, похожий на человеческий, сначала мутный и неопределённый, потом всё более отчётливый, чёрный, как непроглядная тьма в его недавнем сне.
-- Наш Василий в последнее время какой-то угнетённый, -- озабоченно говорила жена главы семьи.
-- Да весна же на дворе. На улицу, наверное, хочет, -- беспечно откликался хозяин.
И вот, наконец, наступил день, когда чёрный силуэт сформировался полностью. Он сейчас же сдвинулся с места и словно бы поплыл над самой землёй, по-прежнему издавая свои странные зловещие звуки: "Хрум! Хрум! Хрум!" Никто из находившихся во дворе существ не обратил на это ни малейшего внимания. Тимур понял, что чёрного незнакомца, кроме него, не видит больше никто. Ещё он отметил, что незнакомец движется к его подъезду. Он лежал в это время на козырьке над дверью и увидел это очень хорошо. Траектория движения была такова, что не оставалось никаких сомнений. Тимур вскочил. Усы его угрожающе встопорщились, шерсть встала дыбом. Впервые в своей жизни он принял столь воинственную позу. Он вдруг с отчётливой ясностью сообразил, что цель движения этой зловещей фигуры - дом, тот самый дом, в котором он уже столько времени прожил, в котором живёт и его семья, живут прекрасные, сверкающие всеми цветами радуги люди. Они - его, незнакомца, страшная и зловещая цель. Нужно ни в коем случае не допустить его туда, помешать. Но как?
И он принял единственное, на какое только мог быть способен, решение. Как только чёрная фигура приблизилась к подъезду, Тимур прыгнул на неё, выставив перед собой когти, прыгнул стремительно и молча, вложив в свой бросок все имевшиеся у него силы. Ощущения соприкосновения с плотью так и не произошло. Он словно бы провалился в какую-то тьму, очень густую и вязкую. Тьма объяла его со всех сторон, затягивая в чернильную бездну. И тогда он стал рвать эту тьму когтями. У него не было подходящего боевого опыта, но некое глубинное знание подсказало, что надо делать. Впрочем, успеха это всё равно не принесло. Он продолжал упорно сражаться, а тьма всё сильнее и сильнее затягивала его в себя. Движения его с каждым мгновением становились слабее, он задыхался, но сдаваться и не думал.
Что это была за тьма, что это был за незнакомец, он так никогда и не узнал. Быть может, поднявшийся из адских глубин демон, быть может, сам воплотившийся ад, быть может, смерть, явившаяся за столь любимыми им людьми.
В какой-то момент в ней вдруг что-то ослепительно вспыхнуло. Словно бы маленькое, но очень горячее солнце взорвалось вдруг там, и тьма сейчас же стала распадаться в клочья, превращаясь в вязкую и уже совсем не опасную грязь. В центре же солнца сверкал лик... Великого Предка.
Тимур-р-р задышал свободнее. Не отрывая взгляда от Великого Предка, он поднялся на дрожащие лапы. Ему почудилось, будто глаза на фоне ослепительного солнца слегка улыбаются. Совсем как глаза у его хозяина. Это было так... необычно.
Ведь Великий Предок и впрямь улыбался.
* * *
В половине десятого вечера в дверь 37-й квартиры позвонила соседка. Открывшему хозяину она сообщила, что его кота Василия убил какой-то прохожий ударом ноги. Через пять минут хозяин, набросив на плечи куртку, спустился вниз с лопатой в руках. За ним спустилась его плачущая жена, то и дело повторявшая: 'Ты только Леночке не говори...'
Долго искать Василия не пришлось. Он лежал рядом с подъездом. От мелкого дождика его шерсть слегка намокла, но во всем остальном у него был самый что ни на есть обыкновенный вид. Казалось, он просто спал. Дождик прекратился, и вместо него пошел снег.
Когда Василия приподняли, из-под его лап посыпались какие-то черные, как сажа, хлопья. Лицо у хозяина на мгновение исказилось гримасой.
-- Вот мерзавцы! Лапы ему прижигали, что ли, -- пробормотал он и все-таки не выдержал, тоже заплакал.
Падавшие с неба снежинки казались ему и не снежинками, а большими белыми звездами, которые сверкали какой-то неуместной сейчас радостью - совсем как глаза у его Василия...