Саенко Игорь Петрович : другие произведения.

Поиск предназначения

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:

ПОИСК ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ

  
  
  
  

Глава 1

  
   Это случилось в один из августовских дней. Мучаясь бездельем, я зашел в кафе "Лакомка", что на Московской. День был субботний, и потому народу в кафе было изрядно. Почти все столики были заняты. Вообще-то я рассчитывал встретить здесь кого-нибудь из журналистской братии, но (то ли было еще рано, то ли просто не повезло) ни одного знакомого лица я не увидел.
   Я взял чашку с кофе и еще раз внимательно огляделся.
   Лишь один столик у стены оказался более-менее свободным. Какая-то миловидная девушка сидела за ним в полном одиночестве. Вид у нее был несколько отрешенный. Казалось, она никого и ничего вокруг себя не замечает. Решив, что это непорядок, я уверенно направился к ней.
   -- Вы позволите? -- спросил я, приблизившись.
   Девушка не шелохнулась. Казалось, она и впрямь меня не заметила. Дурацкое положение. Я кашлянул и повторил, теперь уже громче:
   -- Вы позволите?
   В этот раз она, похоже, услышала. Она окинула меня отсутствующим взглядом и отвернулась.
   Честно говоря, пить кофе стоя мне совсем не хотелось.
   -- Извините! - сказал я совсем уж громко. - Это место свободно?
   Похоже, в этот раз она точно услышала. Лицо ее обрело некую сосредоточенность.
   -- Нет-нет! -- сказала она живо. -- Я хотела бы остаться одна.
   -- Одна?! -- проговорил я с деланным ужасом.
   -- Я, кажется, ясно сказала.
   -- Что ж, благодарствую, -- проворчал я и мгновенно уселся на стул.
   В глазах у девушки промелькнул интерес.
   -- Даже так! -- проговорила она. -- Зачем же было спрашивать разрешения?
   -- А чтобы вы могли продемонстрировать правила хорошего тона.
   -- А сами вы их демонстрируете?
   -- Постоянно.
   -- Оно и видно. У вас на планете все такие?
   -- Таких, как я, во всей вселенной не сыскать. Как вас зовут?
   -- Какой вы, однако, быстрый.
   -- А что время терять. Все равно ведь рано или поздно познакомимся.
   -- Вы уверены?
   -- Абсолютно.
   -- А если я сейчас встану и уйду?
   -- Я пойду за вами.
   -- А если я в такси?
   -- А я чемпион мира по бегу.
   -- А если я кого-нибудь жду?
   -- Он не придет!
   -- Вы уверены?
   -- Абсолютно!
   -- Ну, хорошо. Чтобы наказать вас за вашу самонадеянность, мне сейчас и впрямь встать бы да и уйти...
   -- Да-а?
   -- ...но я поступлю по-другому.
   -- О-о! - протянул я заинтригованно.
   Тут она решительно, как-то совсем по-мужски протянула через стол руку.
   -- Меня зовут Алина, -- сказала она.
   -- А меня Андрей. -- Я пожал ее изящную руку, машинально отметив, что она сухая и очень горячая. -- Может, на брудершафт?
   -- Кофе?
   -- Зачем же кофе? Можно что-нибудь и покрепче.
   -- Потом, -- сказала она.
   Я улыбнулся.
   -- Потом так потом.
   -- Какую можете предложить программу?
   -- Может быть, перейдем для начала на "ты"?
   -- Принимается. Итак?
   -- Ну... -- начал я и замялся. Честно говоря, ситуация была очень двусмысленная. Девушка, что и говорить, была явно высшего сорта. Обычно я к таким не подхожу. И не только потому, что они о себе чересчур высокого мнения. Просто... Просто свои внешние данные я привык оценивать трезво. А данные эти даже на роль провинциального Дон Жуана не тянули совсем. Единственное, чего во мне было по-настоящему стоящего, это улыбка. Ею я очаровывал всех.
   -- Ну, что же ты? -- спросила она. -- Потерялся?
   -- Да нет. Просто не хочется быть банальным.
   -- А что для тебя является банальностью?
   -- Ну...
   -- Позволь мне. Итак, сначала мы выпьем здесь водки. То есть это ты выпьешь здесь водки, а я, как кокетливая блядь, выпью вина. Потом ты пригласишь меня прогуляться, может быть даже разоришься на букетик цветов, конечно не дорогих, чтобы в случае неудачи было не так обидно. Я имею в виду расходы. Потом...
   -- А что потом, -- перебил я ее. -- Приглашение на чашечку кофе и бурная-бурная ночь... О, нимфа!
   Тут мы замолчали и, поглядев друг на друга, весело рассмеялись.
   -- Трудно в нашем мире быть оригинальным, -- сказал я.
   -- Это точно.
   Мы замолчали снова. Я, чтобы скрыть внезапно охватившее меня смущение, спрятался за чашку, быстро отхлебывая из нее мелкими глоточками, будто ничего важнее для меня не существовало. Алина же с каким-то явно озабоченным видом озиралась по сторонам.
   -- А тебе хотелось бы, -- спросила она вдруг, -- чего-нибудь необычного?
   -- Необычного? -- переспросил я, скользнув взглядом по ее роскошной фигуре. -- Говорить с такой девушкой, как ты, уже само по себе нечто необычное.
   Мой комплимент она оставила без внимания. Во всяком случае, на лице ее не отразилось и тени улыбки.
   -- Я имею в виду совсем другое, -- сказала она. -- Другой мир, другая жизнь, приключения, битвы, погони, любовь. Не та любовь, о которой мы говорили сейчас, а настоящая, истинная...
   Не переставая говорить, она поставила локти на стол и приблизила ко мне свое лицо. Как-то так получилось, что я сделал то же самое. И теперь наши лица располагались друг от друга настолько близко, что мы легко могли бы коснуться друг друга губами. Со стороны, наверное, мы выглядели как двое влюбленных.
   Что и говорить, выглядела Алина как самая настоящая красавица. Чем больше я на нее смотрел, тем больше в этом убеждался. Лицо идеально правильной овальной формы, длинные каштановые волосы, глаза карие, глубокие, обрамленные длинными пышными ресницами. На первый взгляд, хрупкая, выращенная в тепличных условиях красота, но... Что-то не давало сделать такой вывод окончательным. Быть может, притаившаяся в глубине глаз печаль или твердость, угадывавшаяся в изгибе губ.
   -- Итак? -- спросила она. -- Каким будет твой положительный ответ?
   -- Это ты по поводу приключений?
   -- Да.
   -- Да за тобой хоть на край света.
   Еще секунду-другую она внимательно и молча на меня смотрела, потом вдруг решительно отодвинулась. На ее лице впервые за время нашего разговора промелькнуло что-то похожее на улыбку.
   -- Что ж, ты сделал свой выбор.
   Почему-то мне показалось, что это не пустые слова. Позднее, когда я снова и снова прокручивал в памяти наш разговор, я вновь и вновь убеждался, что именно этот момент был ключевым во всей моей дальнейшей жизни. Не знаю, имей я хотя бы малейшее представление о том, что меня ждет, поступил бы я как-то иначе? Иначе -- это отказался бы я от ее предложения? Не знаю, не знаю...
   Тогда же я был просто самонадеянным глупцом. А наш разговор продолжался.
   -- Так что там по поводу приключений?
   -- Принимаешь ли ты меня, как даму своего сердца?
   -- О да!
   -- И готов ради меня на подвиги?
   -- Конечно.
   -- Это твое решение окончательное?
   -- Более окончательного просто не может быть.
   Алина давным-давно уже говорила серьезно, я же, не заметив этого, все еще продолжал дурачиться. Признаться, вести себя как-то иначе я, наверное, и не мог. По той простой причине, что об истинном положении вещей не имел ни малейшего представления.
   -- Один только маленький-маленький вопрос.
   -- Да.
   -- Почему я?
   -- Трансцендентное родство душ, -- пояснила Алина после паузы. -- Ты единственный, кто сумел прорвать сферу отчуждения.
   -- А-а, -- протянул я глубокомысленно. -- Все понятно. Трансцендентное... М-да...
   -- Если ты обратил внимание, -- сказала Алина, -- я сидела одна. Уж не думаешь ли ты, что я такая уродина, чтобы находиться в таком людном месте одной?
   -- А я, стало быть, единственный, кто прорвал эту...
   -- Сферу отчуждения. Я знала, что ты здесь рано или поздно появишься.
   -- Просто не было свободного места.
   -- Это все внешнее. Истинная причина вещей часто скрыта от глаз.
   -- Понятно.
   Я украдкой поглядел на часы. Только теперь я обратил внимание на то, что девушка и впрямь очень серьезна, и это подействовало на меня, как холодный отрезвляющий душ.
   Я деланно хихикнул и снова спрятался за чашечку кофе. Только сумасшедших мне сейчас не хватало.
   -- Ну а бурная ночь все-таки будет? -- сказал я первое, что пришло мне на ум.
   -- Все будет, -- сказала она, вновь озираясь по сторонам.
   Вид у нее был явно обеспокоенный, даже, можно сказать, немного испуганный. Вряд ли смысл сказанной ею фразы дошел до нее самой.
   Я невольно проследил за ее взглядом, но ничего особенного не увидел. Посетители, густо облепив столики, не обращали на нас ни малейшего внимания. Множество голосов сливались в сплошной трудно определимый шелест. Кто-то курил -- в помещении плавно струился синий многослойный дым.
   Кто же все-таки ее так напугал? Быть может, кто-нибудь из входящих? Однако в том-то и дело, что в данный момент в кафе никто не входил. Двери были закрытыми.
   Тогда, может, кто-нибудь из стоящих на улице? Дело в том, что фасад здания был сооружен из тонированного с одной стороны стекла, и это давало возможность видеть все, что происходило снаружи, в то время как с улицы фасад воспринимался как зеркало.
   Но в том-то и дело, что и рядом с фасадом тоже никого не стояло. "Вас тут не стояло", -- отметил я про себя машинально, продолжая разглядывать улицу. Обычные, плетущиеся по своим делам прохожие, у обочины -- припаркованный автомобиль, иссиня черного цвета "BMW" с закрытыми дверцами и темными тонированными стеклами.
   Я снова посмотрел на Алину.
   Выражение испуга на ее лице вроде бы как приугасло, но не исчезло совсем. Она вдруг схватила висевшую на спинке стула сумочку и, покопавшись в ней, извлекла маленькую серую коробочку наподобие пудреницы.
   -- Вот, возьмите, -- проговорила она быстро. -- Пусть это будет у вас.
   -- Что это?
   -- Берите же!
   -- Бомба, что ли?
   -- Да берите же, черт вас возьми!
   Как-то незаметно мы снова перешли на "вы". Я осторожно взял коробочку и замер, держа ее на весу, не зная, что с ней делать дальше.
   -- Спрячьте, спрячьте его скорее!
   Она снова нервно огляделась по сторонам. Я же, разглядывая коробочку, не шевелился.
   -- А что это за коробочка такая? -- спросил я наконец.
   На лице девушки промелькнуло удивление.
   -- Вы видите его как коробочку?
   Теперь настала очередь удивиться мне.
   -- А как я еще ее должен видеть?
   -- Для меня он... Впрочем, это не важно. Спрячьте его скорее. Я потом вам все объясню.
   Я послушно засунул коробочку в карман брюк.
   Вообще-то ситуация выглядела донельзя странно. Легкий непринужденный флирт, с которого началось наше знакомство, вдруг быстро перерос во что-то явно необычное, во что-то явно выходящее за рамки стандартного. Будь это кино, а я телезрителем, происходящее не вызвало бы во мне недоумения. Многие шпионские боевики именно так и начинаются. Но... Это все-таки было не кино. Это было по-настоящему.
   -- И все-таки что это?
   Ответить девушка не успела. Дальше произошло то, чего даже в шпионских боевиках вряд ли можно было ожидать. Глаза у Алины вдруг закатились, она как-то разом обмякла и съехала со стула на пол.
   Я обомлел.
   Обморок, что ли? Только этого мне сейчас не хватало! Словно бы застыв в столбняке, я все смотрел и смотрел на лежавшую на полу девушку, а вокруг нее уже суетились сердобольные. Что бы там ни говорили западные фантазеры о России, демонизируя русскую душу, а народ у нас очень даже отзывчивый. Не прошло и нескольких секунд, как девушку положили на стол, стали щупать пульс, делать искусственное дыхание, кто-то принес воду. Тут же нашелся и врач.
   Прошло минут пять.
   Врач наконец выпрямился. В его глазах сквозила растерянность. Все вопросительно на него смотрели.
   -- Кажется, все, -- сказал он.
   -- Что "все"? -- выкрикнула какая-то женщина.
   -- Мертва.
   -- Не может быть. Так быстро?
   -- Скорую надо вызвать.
   -- Да вызвали уже давно.
   -- Я говорю, мертва она. Смотрите, трупные пятна по коже пошли.
   -- Такая молодая.
   -- Вот жизнь, -- сказал кто-то мрачно. -- Вот так живешь, живешь...
   Врач на это развел лишь руками, отойдя в сторону.
   Тут отворилась дверь, и в помещение вошли двое -- мужчина и женщина в белых халатах и с сумками в руках. Через несколько минут они подтвердили то, что сказал ранее врач. Девушка была мертва.
   Что до меня, то я все это время, как-то интуитивно не желая привлекать к себе внимания, стоял за спинами прочих, ожидая сам не зная чего. Чуда какого-нибудь, что ли? Все это время меня не покидало стойкое ощущение, будто все это и впрямь не по-настоящему, будто одна из стен отодвинется, обнажив спрятанную за ней кинокамеру, и звонкий голос весело крикнет:
   -- Снято! Перерыв пятнадцать минут!
   Однако ничего такого не произошло, стена не отодвинулась, голос не крикнул.
   Двигаясь как в каком-нибудь сомнамбулическом сне, я вышел на улицу. Шок меня не оставлял. Отойдя шагов на пятнадцать, я остановился и принялся наблюдать за дальнейшим. Минуты через две из дверей вынесли на носилках крытое простыней тело, погрузили в карету скорой помощи и увезли.
   Я смотрел на все это и все никак не мог взять в толк, что случилось это не с каким-нибудь незнакомым мне человеком, а с той самой Алиной, с которой я столь оживленно беседовал всего полчаса назад. Мне казалось, что все это как-то не по-настоящему. Это ощущение никак не хотело меня оставить.
   Народ, собравшийся кучками перед фасадом, расходиться не торопился.
   Потом в кафе появилась милиция. Какой-то мужчина (в гражданской одежде, должно быть, добровольный помощник), выйдя из дверей, крикнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
   -- Свидетелей происшедшего просят пройти внутрь.
   Никто не шелохнулся.
   Тут рядом со мной раздалось:
   -- Эй!
   Я оглянулся.
   Рядом стоял давешний врач и, как мне показалось, разглядывал меня слишком пытливо.
   -- Не ты ли с ней был? -- спросил он меня.
   -- Нет! -- ответил я резко и, повернувшись, быстро зашагал прочь.
   У перекрестка я оглянулся. Врач, затягиваясь окурком, который держал в горсти, словно бы прикрывая от дождя, все еще смотрел мне вслед.
   Я повернул за угол.
  
  

Глава 2

  
   Мысли у меня в голове по-прежнему путались. Я шел по тротуару, совершенно ничего не замечая. Только одного мне хотелось сейчас -- найти какое-нибудь уединенное место, чтобы спокойно расслабиться. Охватившее меня напряжение то и дело вызывало озноб. День хоть и не был жарким, но холодным его тоже назвать было нельзя. Я же то и дело передергивал плечами и ежился, будто под напором холодного ветра.
   Тут рядом со мной скрипнули тормоза. Давешний иссиня-черный "BMW" остановился метрах в пяти, и из него вышли двое. Вид у них был необычный, и именно это вывело меня из ступора. Во-первых, оба были в малиновых пиджаках. Да-да, тех самых малиновых пиджаках девяностых, так виртуозно обыгранных в анекдотах. Во-вторых, оба были похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы. Только у одного лицо обезображивал шрам, длинный, багровый, пересекающий лицо наискось от правого виска к мочке левого уха, у другого же ничего такого не было. Этот другой держал в руках странный эбонитовый (а может, и не эбонитовый, а просто черный) предмет, похожий на небольших размеров раструб, в который он время от времени заглядывал. Оба чем-то отдаленно (быть может, квадратообразными фигурами) напоминали известного телеведущего Владимира Турчинского.
   -- Андрей Васильевич Водолазов? -- осведомился один из близнецов, стараясь, судя по всему, выглядеть светским.
   -- Да, это я.
   -- Могли бы вы уделить нам несколько минут?
   Я украдкой оглядел улицу. Как назло, все прохожие куда-то запропастились. Если эти гориллы вдруг на меня набросятся, некого будет даже на помощь позвать.
   -- А в чем, собственно, дело?
   -- Пожалуйста, -- сказал тот, что был со шрамом, изображая некое подобие улыбки. -- Отдайте нам Каплю Даргвина.
   -- Чего? -- пробормотал я.
   -- Я говорю, отдай нам Каплю Даргвина. По-хорошему просим.
   -- Не понимаю, о чем это вы. Нет у меня никакой капли.
   -- А может быть, есть? Она такая, красная, в виде шара.
   -- Ага, -- добавил второй. -- В виде бугроватого красного шара.
   -- Не отдавай меня! -- раздалось вдруг рядом.
   Я вздрогнул. Раздавшийся рядом голос явно не принадлежал никому из горилл. Я нервно огляделся, но, кроме нас троих, никого рядом с нами больше не было.
   Гориллы, похоже, ничего не заметили.
   -- Чего это ты крутишься, -- спросил один подозрительно.
   -- В туалет захотел.
   -- А-а... Если не отдашь Каплю, то можешь и не добежать.
   -- Никогда бы не подумал, что такие, как вы, способны на такие сложные речевые обороты. Это я о своем.
   Вид у обоих стал как бы задумчивым.
   Тот, что был со шрамом, вопросительно посмотрел на товарища. Товарищ же внимательно заглянул в раструб.
   -- Да, похоже, не врет.
   -- Точно?
   -- На, сам посмотри.
   Отмеченный шрамом взял у товарища раструб и тоже в него посмотрел.
   -- Гм, точно не врет. Где же мы прокололись?
   -- А фиг его знает.
   -- Что будем делать, Буз?
   -- Может, обыщем его?
   -- Нет, -- донеслось тут из распахнутой дверцы машины. -- Он должен отдать артефакт добровольно.
   Голос этот был какой-то вибрирующий и низкий, причем настолько, что на мгновение у меня даже заложило уши. Что же до горилл, то вид у тех стал очень почтительный.
   Я пригляделся повнимательнее, но никого в глубине салона так и не увидел. Какая-то необычная тьма, стоявшая там, полностью скрывала говорившего.
   Тут я увидел, как из-за поворота вывернул милицейский мундир и направился в нашу сторону. Это явно придало мне смелости.
   -- Ладно, братва, -- сказал я, -- барабаны Страдивари на сегодня закончились. Счастливо оставаться.
   -- Э, погоди, погоди, -- забеспокоился Буз. -- Скажи хоть, о чем ты с ней столько беседовал?
   -- С кем "с ней"?
   -- С Алиной, черт побери!
   -- Не понимаю, о чем вы... Эй, товарищ милиционер, не подскажете, как пройти на улицу Просвещения?
   Не успел я сделать и шага, как дверцы за мною хлопнули, мотор автомобиля взревел и, удаляясь, затих через несколько секунд вдали.
   Пока милиционер объяснял мне маршрут, я лихорадочно пытался понять, во что же все-таки я вляпался. Ни к какому конкретному выводу я так и не пришел. Единственное, на что меня хватило, это отправиться домой и хорошенько выспаться.
  
  

Глава 3

  
   На следующий день я проснулся рано. Как говорят в таких случаях, солнце только-только позолотило верхушки деревьев.
   На что я сразу же обратил внимание, так это на то, что самочувствие мое, противу ожиданий, оказалось очень хорошим. Какая-то непривычная легкость наполняла все мое тело, хотелось петь и тихонько смеяться.
   Я и запел, вернее, замурлыкал -- что-то из репертуара Пола Макартни -- направляясь в ванную.
   Вообще-то, это было несколько странно. Это я про хорошее самочувствие. Утренние пробуждения у меня обычно были не столь хороши. Обычно я вставал ближе к обеду, причем легкости при этом не чувствовал никакой. И причиной тут, конечно, были не столько злоупотребления спиртным, которые, между прочим, были не так уж и часты, сколько тот бессистемный образ жизни, который я вел. Питался я как придется, физкультурой пренебрегал, частенько засиживался до двух, а то и трех часов ночи. Да и возраст вот тоже. Сорок лет -- это все-таки не семнадцать, когда кидаешь корчагинской лопатой две смены подряд бетон и все мало, мало, мало. Это у меня еще в доперестроечную эпоху были такие героические моменты: Атоммаш, стройотряд, норма по 125 %... О-хо-хо, и куда только все подевалось?
   В ванной я хотел по привычке только умыться, иными словами -- плеснуть в лицо теплой водицей, но вдруг, сам не знаю почему, забрался под душ и минут десять с несвойственным мне мужеством поливал себя холодной струей. Ну и удовольствие же, однако, я получил.
   Потом я долго растирал себя полотенцем, после чего, обезумев уже окончательно, принялся за чистку зубов (обычно я это делал только по праздникам).
   И уже после того, как утренние процедуры были закончены, события дня вчерашнего вспомнились мне во всей полноте. Я даже замер на секунду-другую -- так это меня огорошило. Ну как я мог про такое забыть?!
   Кафе "Лакомка", Алина, ее внезапная смерть, карикатурные братья в малиновых пиджаках. Неужели все это приключилось со мной?
   Я поглядел в зеркало, но ничего особенного там не увидел. Изборожденное преждевременными морщинами лицо, слегка насмешливый взгляд, крупные залысины на сократовском лбу. Что до тела, то там было и того хуже. Дряблые мускулы больше походили на пудинг, чем на тугую геркулесову плоть.
   Я попробовал улыбнуться, но зеркалу на мою улыбку было плевать. Лучше я не стал. Даже наоборот, что-то как бы жалкое появилось в моем облике. И чего только женщины в этой улыбке находят?
   Тут я вспомнил про подаренную Алиной коробку, ту самую коробку, которую она всучила мне чуть ли не насильно, и, не долго думая, я бросился в комнату, втайне надеясь, что никакой коробки там не окажется, но нет -- она была именно там, где и должна была быть, в кармане брюк, куда я ее вчера положил.
   Ничего особенного она из себя не представляла. Коробка как коробка, серая, металлическая, на ощупь чуть теплая, квадратная, со стороной примерно в десять сантиметров, на одной из которых имелась в центре словно бы выгравированная монограмма -- кудрявая латинская буква "S", вокруг которой располагались значки поменьше -- то ли тоже какие-нибудь буквы, то ли просто узор.
   Я пожал плечами.
   Портсигар, что ли? Или, может, и впрямь пудреница?
   Я принялся вертеть ее, пытаясь открыть, но не преуспел. Ничего похожего на кнопку, с помощью которой можно было бы открыть эту коробочку, я не обнаружил. Промучившись минут пять, я бросил ее в сердцах на стол, и тут рядом со мной раздалось:
   -- Нельзя ли полегче!
   Я вздрогнул.
   Ну, сами посудите: в холостяцкой квартире я совершенно один, и вдруг какие-то голоса. Я встревоженно огляделся, но никого рядом со мной, конечно же, не было. Тогда, двигаясь словно бы в некоем сомнамбулическом сне, я обследовал ванную, кухню, туалет, но не обнаружил никого и там. Очень долго я не решался заглянуть под кровать, а когда наконец заглянул, то вздохнул с облегчением -- ничего там, кроме потерянного две недели назад мобильного телефона, тоже не обнаружилось.
   Ну и дела! Показалось мне, наверное, что ли?
   Я снова взял в руки коробку.
   -- Что же ты за хреновина? -- пробормотал я задумчиво.
   И тут рядом со мной снова раздалось:
   -- И вовсе я не хреновина!
   К чести сказать, в этот раз я даже не вздрогнул. Внутреннее напряжение, в котором я сейчас находился, помогло мне сохранить самообладание.
   -- Кто ты? -- пробормотал я, устремляя взгляд на коробку -- давешний голос исходил из нее.
   -- Кто, кто, -- проворчала коробка в ответ. -- Так тебе все сразу и расскажи... Шанс твой единственный!
   -- Шанс?.. Какой еще шанс?
   -- Единственный... Глухой, что ли!
   -- Но-но, -- пробормотал я. -- Попрошу без оскорблений. -- Я принялся снова вертеть коробку. -- Интересно, куда это они засунули микрофон. И динамик тут где-то... Впрочем, учитывая современные технологии...
   -- Какой микрофон? -- В звучавшем голосе явно сквозило беспокойство.
   -- А вот это мы сейчас и узнаем, -- крикнул я и бросился на кухню, где у меня имелся солидный набор ножей. Сомнений у меня уже не было никаких -- какие-то идиоты решили меня разыграть. Коробку эту подсунули... Ну-ну...
   -- Эй, эй! -- беспокоился между тем артефакт. -- Ты это что собираешься делать?
   -- Посмотрю, как ты устроен внутри... Ай!
   Я вскрикнул и бросил коробку на пол. Она вдруг стала нестерпимо горячей.
   -- Предупреждаю, -- сказал артефакт, -- я существо хоть и не человеческое, но такое же нервное. Могу и по кумполу...
   -- Ах вот ты как! -- разозлился я. -- Ну, погоди!
   Я открыл ящик стола и извлек на свет божий топор, не лесоруба, конечно, обычный, кухонный, но вид у него тоже был весьма боевой.
   -- Посмотрим, что ты скажешь на это!
   Я повернулся к коробке и замер. Выскользнув из моих внезапно ослабевших рук, топор со стуком упал на пол. То, что я увидел, превосходило всяческое воображение. С коробкой явно происходило что-то необычное. Она переливалась всеми цветами радуги, а из самого центра монограммы исходил мощный пучок света, почему-то обрывавшийся сантиметров через тридцать и образовывавший как бы некую полупрозрачную сферу, в центре которой, собственно, и находился портсигар. Впрочем, никакой это был не портсигар, я уже понял.
   Может, тут какие-нибудь лазеры?
   Артефакт между тем снова заговорил:
   -- Ну, что это ты оробел?
   -- Да нет, ничего.
   -- Тогда подбери топор и сделай то, что хотел.
   Я снова взял в руки топор.
   -- Вообще-то...
   -- Бей!
   Странная робость вдруг охватила меня.
   -- Да как-то... -- начал было я, но артефакт меня перебил:
   -- Бей, говорю! Надо идти до конца!
   -- До какого конца!
   Артефакт рассердился.
   -- Ну и дурень же мне в этот раз достался. Ты от сомнений избавиться хочешь?
   -- От сомнений?
   -- Что я настоящий.
   -- Ну...
   -- Если не ударишь, будешь сомневаться еще неизвестно сколько, а времени уже мало. Бей!
   И я, наконец, ударил, вернее не ударил, а лишь слегка ткнул топорищем в окружавшую артефакт голубоватую сферу.
   -- Да разве так бьют! -- закричал артефакт с презрением. -- Вот Конан бывало бил, так все стены дрожали в округе.
   -- Какой еще Конан?
   -- Тот самый. Бей, говорю!
   Я ударил опять. В этот раз уже в полную силу, размахнувшись, как молотобоец, разбивающий на старых плакатах опутывающие земной шар черные цепи. Эффекта от этого не было никакого. Топор отскочил от сияющей сферы, как от резиновой шины.
   Артефакт одобрительно крякнул.
   -- Ну вот, совсем другое дело... Можешь еще разик-другой.
   -- Нет уж, довольно.
   Я спрятал топор в ящик стола.
   -- А теперь давай побеседуем.
   -- О чем? -- спросил я.
   -- Разве тебя совсем не интересует, кто я?
   Тут в моей голове словно бы что-то провернулось.
   -- Погоди! Не тебя ли гориллы искали?
   -- Вчера?
   -- Да.
   -- Меня, -- сказал артефакт.
   -- Как же они тебя называли?.. А, каплей какой-то.
   -- Каплей Даргвина.
   -- А кто это?
   -- Да был когда-то такой... колдунок... в стародавние времена.
   -- Так это он тебя сделал?
   -- Еще чего! Меня сделал Гаспар.
   -- А почему тогда тебя так называют?
   -- Да просто Даргвин мною владел дольше всех. Лет восемьсот, пока его другой колдунок не прикончил.
   -- Хм, а я тут причем?
   Артефакт надолго замолчал.
   -- Видишь ли, -- начал он наконец, -- история эта очень запутанная.
   -- Я не тороплюсь.
   -- Зато другие торопятся.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- А то, что с минуты на минуту сюда явятся гости.
   -- Гости? Какие еще гости? Не те ли, со вчерашнего "BMW"?
   -- Может, и те.
   -- Может? Разве их может быть много?
   -- Мною интересуются многие, -- сказал артефакт важно. -- Так вот, если не хочешь, чтобы меня у тебя отобрали, закрепи дружбу действиями.
   -- Это как?
   -- Желаешь ли ты, чтобы я стал твоим единственным талисманом?
   -- Ну, предположим, желаю.
   -- Первый этап пройден. Желаешь ли ты...
   Тут в прихожей раздался звонок.
   -- Ну вот, -- проговорил артефакт с досадой. -- Из-за того что ты такой тугодум... В общем, в какой ты меня желаешь видеть форме?
   -- Э-э... форме?
   -- Ну да. Обычно я являюсь в том виде, который привычен для каждого конкретного человека.
   -- А-а, -- вспомнил я тут, -- братки же тебя описывали, как красный бугроватый шар.
   -- Бугроватый, -- передразнил артефакт с презрением. -- Сами они бугроватые. Так как ты меня хочешь видеть?
   -- Честно говоря...
   В прихожей снова раздался звонок.
   -- Да шевели ты извилинами. Вот же тугодум на мою голову!
   -- Да не знаю я!
   -- Я тебе подскажу. Я должен иметь форму, удобную для хранения: кошелек, кольцо, медальон... Я бы рекомендовал тебе медальон. В отличие от кольца, он висит под одеждой на шее и потому незаметен.
   -- Пусть будет по-твоему...
   Не успел я договорить до конца эту фразу, как лежавшая на полу коробка изменилась в одно мгновение, превратившись действительно в медальон. Окружавшее его сияние исчезло, и теперь он выглядел как обычная безделушка.
   -- А теперь, -- сказал артефакт, -- подними меня и надень себе на шею.
   По-прежнему двигаясь как в каком-нибудь сомнамбулическом сне, я поднял медальон с пола и повесил себя на шею.
   -- А теперь одевайся! Быстро!
   Я, оказывается, был все еще в трусах.
   А звонок в прихожей уже трезвонил не переставая. Я быстро оделся.
   -- Деньги возьми и еще что-нибудь, -- распоряжался между тем артефакт.
   -- Что именно?
   -- Что-нибудь ценное.
   -- Ценное?
   -- Ну да, драгоценности, перец. Оружие не забудь.
   -- Оружие?
   -- Ну да, мечи, алебарды...
   -- Кухонный нож подойдет?
   -- Я так полагаю, ты пошутил?
   -- Отчего же. Сейчас пойду за мечами. Их у меня тут небольшой склад.
   -- Выбери тот, что поострее.
   Так, шутливо переругиваясь, мы быстро собрались. Каким-то внутренним глубинным чувством понимая, что пространные расспросы сейчас неуместны, я сделал все, о чем меня просил артефакт: набил карманы деньгами (благо, у таких одиноких холостяков, как я, их всегда в избытке), взял документы, найденный получасом ранее мобильник, вот только с драгоценностями вышел прокол -- подобной ерунды никогда не имел.
   В дверь между тем уже колотили ногами.
  
  

Глава 4

  
   Я осторожно прокрался в прихожую и через глазок поглядел на того, кто там хулиганил. Ничего особенного я там не увидел. На лестничной клетке стояли они -- уже известные мне Буз и его обезображенный шрамом брат.
   -- Андрей Васильевич, открывайте!
   Почувствовав, должно быть, мой взгляд, они прекратили насиловать дверь, и на их лицах появились любезные улыбки.
   -- Дверь, надеюсь, они не будут ломать, -- прошептал я.
   -- Ну да, ну да, -- откликнулся артефакт саркастически. -- Они ее только немножко взорвут... Кстати, чтобы общаться со мной, тебе совсем не обязательно произносить слова вслух. Достаточно лишь подумать.
   -- Телепатия, что ли?
   -- Угу.
   -- Андрей Васильевич, -- продолжал между тем один из братков, глядя на глазок. -- Ну что за ребячество?! Мы знаем, что вы дома. Открывайте, есть разговор.
   -- А ну пошли вон! -- гаркнул я во весь голос.
   На лицах братков изобразилось удовлетворение.
   -- Что я тебе говорил, -- сказал Буз приятелю. -- Дома, конечно. Сидит, как чижик, в своей конуре. -- Он снова поглядел на глазок. Голос его стал каким-то елейным. -- Андрей Васильевич, -- сказал он, -- а у нас к вам интересное предложение... Кхм. Миллион долларов вас устроит?
   -- Ого! Это за что же?
   -- Мало? Два миллиона!
   -- О, ставки растут.
   -- Пятьдесят! -- выкрикнул Буз.
   Я засмеялся.
   -- Я же говорил, что он не возьмет, -- сказал его напарник.
   -- Скажите за что, может и возьму.
   -- А вы разве не знаете?
   -- Просветите меня, пожалуйста.
   -- С большим удовольствием. Только, знаете, говорить через дверь не очень удобно. Откройте, пожалуйста.
   -- Это для вас не очень удобно, а для меня так даже очень. Говорите!
   Братки переглянулись.
   -- Скотина! -- не сдержался один.
   -- Тихо, тихо, -- осадил его другой. -- Андрей Васильевич, не обращайте на моего коллегу внимания. Он сегодня не с той лапы... то есть, я хотел сказать, ноги встал. Может быть, все-таки откроете?
   -- А вот я сейчас в милицию позвоню.
   Братки дружно заржали.
   -- Здорово! -- сказал один непонятно. -- Я сегодня не завтракал.
   -- Да и я ... не прочь бы куснуть... Ладно, придется, похоже, ломать.
   -- Ну, что я говорил, -- шепнул артефакт.
   -- Неужто и вправду будут ломать? -- усомнился тут я.
   -- Сейчас узнаем.
   -- Будем, будем, -- крикнул из-за двери один из братков.
   И, словно бы в подтверждение его слов, раздался мощный удар. Я испуганно отшатнулся. От карниза над дверью отвалился кусок штукатурки.
   -- Что же делать? -- пробормотал я.
   -- Предоставь это мне, -- сказал артефакт.
   Тут в дверь раздался еще один мощный удар, и дверь вместе с коробкой рухнула в коридор. Я едва успел отскочить.
   В образовавшийся проем втиснулись оба братка. Вид у них был весьма угрожающий. Здоровенные кулаки были сжаты, налитые кровью глаза так и зыркали во все стороны.
   -- Куда это он подевался? -- спросил Буз, тяжело дыша.
   Тут только я сообразил, что, хотя и стою прямо перед ними, набрасываться и делать из меня гоголь-моголь они почему-то не спешат.
   -- В комнату, должно быть, удрал, -- сказал другой.
   И оба, грохоча каблуками, кинулись в комнату. Было слышно, как что-то там с грохотом рухнуло, потом лопнуло, зазвенело, и я с сожалением подумал, что, похоже, моему китайскому телевизору "Lico" пришел конец.
   Что меня удивило, так это то, что, не смотря на производимый гориллами шум, никто в подъезде даже не выглянул посмотреть, что тут такое творится. И это в доме, который населен был большей частью пенсионерами и в котором даже спокойно пукнуть было нельзя, чтобы кто-нибудь не взял тебя на заметку.
   Мое недоумение разъяснил артефакт.
   -- Психоблокада!
   Расспрашивать его более подробно я не стал, как-то сразу вдруг поняв, что он имеет в виду. Спросил же я о другом.
   -- Ты меня сделал невидимым?
   -- Здорово, да?
   Я согласился
   -- Чтобы обвести вокруг пальца этих оболтусов, много ума не надо, -- сказал артефакт. -- А вот справиться с этим... С этим будет сложнее.
   Я оглянулся.
   По лестнице с этакой неторопливой вальяжностью подымался еще один персонаж. От двух предыдущих этот отличался неизмеримо более благородной осанкой. Как бы нечто аристократическое сквозило в каждом его движении, в длинном и бледном, как мрамор, лице, в пронзительном взгляде глубоко посаженных глаз.
   -- Не двигайся, -- шепнул артефакт.
   Я, впрочем, и без того стоял как приклеенный. Очень уж у этого нового персонажа был устрашающий вид. Причем не внешними своими данными он поражал, а какой-то словно бы магической силой, мощным потоком исходившей от него. По ощущениям она была как могильный или арктический холод.
   Он остановился прямо на пороге, устремив на меня свой пронизывающий взгляд. Если бы я не был уверен, что в данный момент невидим, то тут же обратился бы в бегство.
   Так прошло минут пять. Троглодиты продолжали по-прежнему крушить мою жалкую обстановку, а этот "Дракула" все стоял и стоял, не двигаясь с места. Тонкий нос его слегка шевелился, черная радужка расширилась едва ли не во всю площадь глаз. В какой-то момент передо мной все словно бы поплыло.
   -- Не смотри ему в глаза, -- шепнул артефакт мысленно.
   Этот голос придал мне сил. Я опустил взгляд и стал смотреть на мраморный подбородок. Так мы простояли еще минуту-другую.
   Потом из комнаты появились братки. Они встали напротив аристократа, понуро опустив руки.
   -- Нету, -- сказал Буз сокрушенно.
   -- Идиоты, -- прогудел аристократ. Голос у него был такой же вибрирующий и низкий, что раздался вчера из "BMW".
   -- Самую малость не успели, Базгон, -- сказал Буз. -- Прости нас, владыка.
   -- Идиоты, -- повторил аристократ. -- В червей бы вас обратить. -- Он медленно повел вокруг взглядом. -- Я чувствую, он не мог уйти далеко, он где-то рядом.
   -- Прикажете снова все обыскать?
   Лицо Базгона исказилось от гнева.
   -- Да на вас только рыбу ловить! -- пророкотал он зловеще. -- Черви... Черви зловонные!.. Поставьте здесь пост... Хотя вряд ли он сюда уже вернется.
   -- Будет исполнено, Базгон, -- сказал Буз.
   -- И поменьше называй меня родовым именем. Мы не в Гекмаре.
   -- Слушаюсь, господин.
   Базгон еще раз посмотрел сквозь меня, потянул своим аристократическим носом воздух и зашагал, наконец, прочь. Однояйцовые близнецы гуськом потянулись за ним. Через минуту-другую шаги затихли внизу, дверь подъезда хлопнула.
   Я перевел с облегчением дух.
   -- Кто они такие? -- спросил.
   -- Сейчас не время для разговоров. Нужно убираться отсюда поскорее.
   -- Убираться так убираться, -- проворчал я.
   Я окинул взглядом учиненный троглодитами разгром. Как ни странно, особой печали я по этому поводу не испытывал. Где-то в глубине своего сердца я чувствовал, что квартира эта уже не моя. Никогда уже я не буду чувствовать себя в ней в безопасности. Похоже, артефакт прав -- убираться нужно отсюда как можно скорее.
  
  

Глава 5

  
   Прежде чем выйти во двор, я в течение нескольких минут сквозь лестничное окошко наблюдал за тем, что творилось внизу. Народу там было немного.
   Невдалеке, словно инородное тело, посреди захламленного двора стоял надраенный до нестерпимого блеска давешний "BMW", а подле него -- мои недавние посетители, Базгон и братки. Причем первый был явно и категорически недоволен вторыми, что выражалось весьма наглядно. Снятым с ноги ботинком Базгон с размаху колотил то одного, то другого, и те не смели даже шелохнуться -- стояли перед своим господином навытяжку и вроде бы даже услужливо подсовывали под удары свои багровые морды.
   Метрах в двадцати правее стоял еще один персонаж -- какая-то совершенно ошалевшего вида старушка с огромными авоськами в обеих руках, с разинутым ртом наблюдавшая за экзекуцией.
   Потом вся троица погрузилась в свой элитный автомобиль, мотор взревел, и через несколько секунд чудо западной техники, повернув за угол, скрылось из виду.
   -- Похоже, уехали, -- сказал я.
   -- Стало быть, невидимым тебе быть больше незачем.
   И я тут же снова стал видимым. Впрочем, внешне это вроде бы не проявилось никак -- как видел я свое тело прежде, так продолжал его видеть таким же и сейчас.
   -- Этот Базгон... не знаешь, кто он?
   -- Много за последние тысячелетия нечисти развелось, -- ответил артефакт туманно.
   -- И все-таки... -- начал было я, но артефакт меня перебил:
   -- Для пространной беседы это не слишком подходящее место. Если ты помнишь, Базгон распорядился поставить здесь пост.
   -- Верно, -- согласился я. -- Надо отсюда убираться.
   -- И чем скорее, тем лучше.
   Не раздумывая больше ни секунды, я спустился вниз и вышел за дверь.
   Давешняя старушка с громадными авоськами в руках прошла мимо меня, бормоча себе под нос:
   -- И правильно. Так его! Так!.. Не обманывай, значит, начальство ... За обман-то господь ох как со всех нас спросит... А ты не обманывай... Свечку лучше в церкви поставь... Да не одну, а побольше... И правильно, и правильно...
   Она вошла в соседний подъезд.
   -- Ну, -- спросил я мысленно, -- и куда мне прикажете идти?
   -- Поначалу направление движения значения не имеет.
   -- А потом, стало быть, будет иметь?
   -- Потом будет видно. Шагай уж!
   -- Да куда шагать-то?
   -- Да куда-нибудь. Лишь бы подальше от этого места.
   -- Куда-нибудь так куда-нибудь.
   Я вышел на Гвардейскую, прошел ее насквозь (аж до Высоковольтной), купил там в ларьке пива и побрел назад, отхлебывая из пластикового стакана.
   В парке, выбрав пустую скамейку, сел и снова заговорил:
   -- Ну, пришло, похоже, время все рассказать.
   -- Да рассказывать, собственно, и нечего.
   -- Как это нечего?
   -- А вот так. Нечего, и все. Я последнюю тысячу лет в ящике провалялся. Так что нынешнего положения дел не знаю.
   -- Что-то ты темнишь.
   -- Вот еще! Делать мне, что ли, больше нечего!
   -- Не знаю, не знаю.
   -- Я вчера только из заточения... где тысячу лет... Ты даже представить себе такого не можешь. Каково это -- в темноте, в одиночестве...
   -- Поэтому ты так разговорился?
   -- Я могу и замолчать.
   -- Нет-нет, ты уж лучше говори. Если ты ничего не понимаешь, то я уж тем более... Как ты думаешь, кто такой этот Базгон?
   -- Да не знаю я. Скорее всего, очередной, рвущийся к мировому господству колдунок.
   -- Колдунок -- значит, колдун?
   -- Точно. Так я выражаю им свое безграничное презрение.
   -- Хм, а сам-то ты кто?
   -- Тебе этого не понять.
   -- А ты расскажи, я попытаюсь.
   Артефакт, казалось, задумался.
   -- Нет, -- сказал он через минуту, -- ты еще к этому не готов.
   -- Ну хотя бы имя какое-нибудь у тебя есть?
   -- Имя? -- переспросил артефакт. -- Зачем это тебе?
   -- Ну, должен же я как-то тебя называть.
   Артефакт задумался снова.
   -- Странно, -- сказал он. -- Никто никогда -- кроме Гаспара, конечно, -- не интересовался моим именем. Обычно от меня требовалось другое.
   -- Я, наверное, какой-то особенный.
   -- Ну да, ну да. Ты только не задавайся тут, а то знаю я вас... Квет.
   -- Чего?
   -- Я говорю, Квет!
   -- Какой еще Квет?
   -- Вот тугодум! Имя у меня такое: Квет!
   -- А-а, извини, пожалуйста!.. Я что-то... совсем... Столько за последние сутки стрессов... Так ты говоришь, Квет?
   -- Угу.
   -- А что это имя означает?
   -- Когда-то это значило, -- артефакт на секунду-другую замолчал и тихонько закончил: -- Звезда.
   -- Звезда?
   -- Да, звезда.
   -- А на каком это языке?
   -- На аргосском.
   -- На аргосском?
   -- Да что ты все повторяешь?! Слух у тебя, что ли, не в порядке?
   -- В порядке, просто... Просто задергался я уже весь. Столько свалилось на голову. Так ты говоришь, на аргосском? Что-то не слышал я про такой никогда.
   -- А ты что, специалист?
   -- Пять лет на филологическом оттрубил.
   -- Фило...
   -- ...логическом, -- закончил я. -- Аргосский -- напоминает что-то из Древней Греции.
   -- Не гадай, не гадай. Этот язык умер задолго до твоей Греции.
   -- Хм, странно все как-то.
   -- Это ты о чем?
   -- Да вот, сидим тут, в парке, беседуем. Я журналист, лишившийся сегодня квартиры, а ты... вообще неизвестно кто.
   -- Дело привычки.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Во вселенной много миров. Если будешь привязан к кому-нибудь одному, лишишься всего.
   -- Нельзя ли пояснее?
   -- Тихо! У нас, кажется, гости!
   -- Базгон?!
   -- Нет, опасности я не чувствую.
  
  

Глава 6

  
   Я нервно огляделся по сторонам. Никого рядом со мной вроде бы не было. Все лавочки в радиусе пятидесяти метров были пусты. Лишь невдалеке два брата по разуму, подпирая друг друга руками, полуобнявшись, пытались петь что-то патриотическое:
   -- Мы кр-расные... кава... леристы... И пр-ро нас-с-с... Былинни... ки... речистые... ведут рас-с... каз... Петруха, ты... ик... в тональность не попадаешь...
   И тут рядом со мной раздалось:
   -- Извините, могу ли я с вами побеседовать?
   Я вздрогнул и огляделся опять. И опять никого не заметил.
   -- Вверху, -- подсказал артефакт.
   Я поднял глаза вверх и остолбенел. Чуть ли не над самой моей головой висел в воздухе человечек.
   -- Пожалуйста, -- пробормотал я.
   -- Весьма вам благодарен, -- церемонно сказал человечек. -- Быть может, вы позволите рядом с вами присесть?
   -- Пожалуйста. Лавочка мною не куплена.
   -- Спасибо еще раз.
   Человечек мягко опустился рядом со мной на скамейку.
   -- Позвольте представиться, -- сказал он, приподняв шляпу, -- Эйзидейл из рода Матугуайров.
   -- Мату...
   -- Матугуайры, -- с готовностью подсказал этот чудак. -- Так мы называем себя.
   Внешность у него и впрямь была очень странная. Во-первых, он был не выше пятидесяти сантиметров, то есть едва достигал мне до колена. Во-вторых, у него были самые настоящие крылышки, не птичьи, конечно, а вроде бы как стрекозиные. Когда он висел в воздухе, они были в движении и казались легким размытым облачком, на которое я поначалу не обратил внимания. В третьих, он был одет в какой-то явно старинный наряд: клетчатую, песочного цвета пару, жилетку, из кармашка которой свешивалась самая настоящая золотая цепочка (от карманных, должно быть, часов), на голове была шляпа с пером, а на ногах коричневые лакированные туфли с замысловатыми застежками в форме жука. Словом, вид у него был хотя и необычен, но все ж таки очень приятен.
   -- Кто "мы"? -- спросил я его.
   -- Люди нас называют лесными эльфами.
   Я с изумлением уставился на него.
   -- Эльфами?
   -- Не просто эльфами, а лесными эльфами, -- поправил меня человечек.
   -- Ага, есть, стало быть, и не лесные.
   -- Точно так, господин Водолазов.
   Я чуть заметно поморщился. Что и говорить, фамилию свою я недолюбливал.
   -- Есть полевые, а есть еще горные.
   -- А, это те, что со скалы на скалу скачут?
   Человечек, явно не лишенный чувства юмора, с готовностью хохотнул.
   -- Так чем вас заинтересовала моя особа? -- спросил я, невольно принимая предложенный человечком светский тон.
   -- Видите ли, -- начал тот, -- на днях к вам попала одна вещь...
   -- Вот как!
   -- Да, господин Водолазов.
   Лучше бы он этого не говорил -- в течение одной минуты дважды услышать свою далеко не любимую фамилию -- ничего более верного, чтобы восстановить меня против него, на свете просто не существовало. Я снова недовольно поморщился -- причем явно заметнее. Судя по всему, это мимо его внимания не прошло, так как лицо его приняло испуганное выражение.
   -- Видите ли, -- начал он снова, -- мы, эльфы, очень богатый народ...
   -- Лесные? -- уточнил я.
   -- Не только, не только. И горные, и полевые -- мы все очень, очень богатые... Вы, может быть, слышали что-нибудь о нашем богатстве?
   -- Кажется, да, хотя... По-моему, это было что-то про гномов...
   Человечек насмешливо улыбнулся.
   -- Гномы по сравнению с нами никчемные голодранцы.
   -- Ага, -- сказал я. -- Позвольте я догадаюсь. Вы тоже хотите, чтобы я продал вам артефакт.
   -- Ну... -- замялся Эйзидейл. -- Форма несколько грубовата, прямолинейна то есть. Но по сути... В общем, вы правильно все изложили. М-да.
   Торговец из него был явно никчемный. Было видно, что возложенной на него ролью он тяготится. В течение одной, очень долгой минуты я очень пристально его разглядывал, потом, сочтя, что, наверное, с него хватит, сказал:
   -- Вынужден вас огорчить...
   Человечек вежливо склонил голову набок.
   -- Э-э, правильно ли я понял, вы... -- Он замолчал.
   -- Я думаю, правильно, -- сказал я. -- Артефакт мне пока что самому пригодится.
   -- Вот как, -- произнес человечек с явным облегчением. -- А я уж подумал, вы и впрямь согласитесь. Фух!.. Знаете, -- заговорил он быстро, -- это как жизнь на пороховом складе -- в каждую секунду может взорваться. Возможность контролировать ход мироздания, конечно, весьма соблазнительна, но... Быть под прицелом бесконечного числа конкурентов... Без артефакта как-то спокойнее.
   -- Что верно, то верно.
   -- Вы так считаете?
   -- Конечно.
   -- Тогда разрешите откланяться.
   Эйзидейл встал, поклонился, приложив к шляпе два пальца, и плавно взмыл в воздух. Крылышки за его спиной снова превратились в размытое облачко.
   -- До свидания, Конан! -- крикнул он на прощание и скрылся между ветвями каштана.
  
  

Глава 7

  
   -- Ты слышал, -- сказал я, обращаясь к артефакту. -- Как это он меня назвал?
   Квет ответил не сразу. Секунд семь он отмалчивался, а когда наконец заговорил, то совсем по другому поводу.
   -- Спасибо! -- сказал он тихо.
   -- За что? -- спросил я, слегка сбитый с толку.
   -- За то, что я тебе еще пригожусь.
   Если бы артефакт был человеком, я бы решил, что в его голосе зазвучали слезы -- таким он мне показался взволнованным.
   -- Да ладно, -- сказал я смущенно. -- Чего там... Я к тебе уже это... привязался.
   -- Правда?
   -- Угу.
   -- Спасибо, спасибо.
   То ли мне показалось, то ли в звучавшем в моей голове голосе и впрямь просквозили рыдания.
   И тут у меня в кармане затренькал мобильник. От неожиданности я чуть не подпрыгнул.
   -- Черт побери!
   Уже две недели мне никто не звонил. Я приложил мобильник к уху.
   -- Да!
   -- Господин Водолазов? -- раздался знакомый вибрирующий голос на том конце. -- Прошу вас, не кладите трубку.
   -- Оставьте меня в покое! -- крикнул я.
   -- Не горячитесь так, господин Водолазов. Сто миллиардов вас могут устроить?
   Я нажал сброс, но мобильник тут же затренькал опять.
   -- Господин Водолазов...
   -- Я не Водолазов! -- крикнул я. -- Я Конан.
   -- Как?! -- удивился Базгон. -- Вы уже знаете?
   -- Что "знаю"!
   -- Он уже знает, -- сказал Базгон кому-то там у себя. -- Э-э, господин Водолазов, кем бы вы ни были, мое предложение по-прежнему в силе.
   -- Сто миллиардов?
   -- Сто биллионов!
   Я нервно хихикнул.
   -- Да таких денег в природе не существует.
   -- В купюрах быть может, но не в драгоценных металлах. К тому же есть недвижимость, и земля...
   Я снова нажал сброс, но мобильник затренькал опять.
   -- Послушай меня, сука! Я тебе не какой-нибудь лох!..
   Тут в разговор вмешался Квет.
   -- Нас пеленгуют, -- сказал он. -- Пора уходить.
   Я молча швырнул телефон на землю и припечатал его каблуком. Потом внимательно огляделся.
   Никого вокруг по-прежнему не было. Только давешние братья по разуму, полуобнявшись и подпирая друг друга грудями, смотрели в мою сторону.
   -- Эй, конь! -- крикнул один из них. -- Водку жрать будешь?.. Закуска у нас есть.
  
  

Глава 8

  
   Я быстро зашагал прочь. Вслед мне понеслось недовольное бормотание. На большее аборигенов, похоже, не хватило.
   -- Ну, и куда нам теперь?
   -- Это ты должен определить сам.
   -- Как это?
   -- Прислушайся к своему внутреннему голосу.
   -- Я думал, мой внутренний голос -- это ты.
   -- Я твой талисман.
   -- Понятно.
   Выйдя из парка, я внимательно огляделся. Ничего особенного я не увидел. Высокий, спортивного вида молодой человек с доберманом на поводке, читающий на скамейке газету пенсионер, крикливая и цветастая стайка промчавшейся мимо меня детворы -- в общем, люди как люди, каких много во всех городах. Ничего мне внутренний голос по их поводу не подсказывал.
   -- Если не знаешь, куда идти, -- сказал тут Квет, -- спроси у первого встречного.
   -- Прямо вот так и спросить?
   -- Ну да. Что в этом такого?
   -- А откуда они могут знать, куда нам надо идти?
   -- Они могут указать направление. Иди.
   -- Легко сказать, -- вздохнул я и направился к пенсионеру.
   Можно было, конечно, подойти и к спортивному человеку, но очень уж у его добермана был устрашающий вид.
   -- Э, извините, -- пробормотал я, приблизившись.
   Пенсионер, сообразив, что обращаются к нему, опустил газету и уставился на меня поверх очков. Вид у него был вполне благожелательный.
   -- Скажите, пожалуйста, куда мне идти?
   -- Что-что? -- переспросил пенсионер.
   -- Я понимаю, это выглядит странно, но... Все-таки скажите, куда мне идти!
   На лице пенсионера появилось замешательство.
   -- Молодой человек, -- сказал он с расстановкой, -- идите-ка лучше спать.
   -- Спасибо, -- промямлил я и отошел.
   Пенсионер, не обращая на меня больше внимания, снова уткнулся в газету.
   -- Ничего, -- успокоил меня артефакт, -- первый блин комом.
   -- Я выглядел как последний дурак.
   -- Ничего, ничего. Может, в другой раз повезет.
   -- В другой раз?!
   -- Ну да, не останавливаться же на полпути.
   -- Боюсь, другого раза не будет.
   -- Боюсь, в ближайшую ночь тебе придется несладко.
   -- Это еще почему?
   -- А где ночевать, ты подумал?
   -- Лето пока на дворе. Можно и в парке. В крайнем случае, к знакомым пойду.
   -- Вот куда тебе точно не следует идти, так это к знакомым.
   -- Это еще почему?
   -- Догадайся с трех раз.
   -- Пожалуй, и одного раза хватит, -- сказал я мрачно. -- Базгон?
   -- Точно. Все твои знакомства наверняка проработаны. Куда бы ты не пришел, везде будут ждать. Думаю, по этой же причине отпадают и гостиницы.
   -- Куда же деваться? Ну, месяц-другой можно и на улице перекантоваться, а потом? У нас ведь не Африка, круглый год под кустом не поспишь.
   -- Дошло, наконец.
   -- Что же делать-то?
   -- Единственное, что можно противопоставить машине Базгона -- это игру случая.
   -- Игру случая?
   -- Ага.
   -- Нельзя ли пояснее?
   -- Нужно все делать так, чтобы в этом не было абсолютно никакой логики.
   -- Абсолютно?
   -- Да.
   -- Ну и... -- Я замолчал.
   -- К примеру, идти туда, куда подсказывает тебе внутренний голос.
   -- А разве в этом будет отсутствовать логика?
   -- Конечно. Ведь это уже не логика, а интуиция.
   -- Интуиция... М-да. Что-то мне хочется в сторону Октябрьского прогуляться.
   -- Так в чем же дело! Вперед!
   Я купил в ларьке еще одну бутылку пива и зашагал в сторону Октябрьского.
  
  

Глава 9

  
   Окраинные кварталы микрорайона Октябрьского располагались в двадцати минутах ходьбы. Все это время мы с Квет молчали.
   Я миновал Высоковольтную, Спортивную, внедрился в больничный парк. То там, то здесь прохаживались по аллеям больные. Местность эта была мне очень даже знакомая. Пару лет назад я лежал тут в Лор-отделении, в котором мне вычистили гайморит и удалили полипы. Сейчас я, проходя мимо, с интересом озирался по сторонам -- однако внутренний голос вроде бы безмолвствовал.
   Лишь подле длинного, сложенного из силикатного кирпича здания, в котором располагался роддом, я на секунду-другую приостановился. Окна в правом крыле первого этажа начинались чуть ли не от самой земли и были сплошные, как витрина у магазина. Все, что там находилось, выглядело как на ладони: кровати, тумбочки. Несколько девушек, увидев, что я прохожу мимо, повскакивали и, улыбаясь во весь рот, стали махать руками, как бы приглашая к себе. Приостановившись, я прислушался было к внутреннему голосу, но тот по-прежнему продолжал безмолвствовать. Тогда я двинулся дальше.
   -- Правильно. Молодец, -- сказал артефакт одобрительно.
   Больничный парк остался позади.
   Сразу же за ним располагалась пивточка. Зайдя за ребристый металлический забор, я расположился за одним из столиков, чтобы снова все хорошенько обдумать. Просидел я там часа три, но так ничего и не придумал.
   Оставшееся до вечера время я прошлялся по улицам Октябрьского, выпил неимоверное количество пива, съел пять пирожков, два гамбургера, люля-кебаб и четыре политых майонезом и засунутых в горячие булочки сосиски, удивляясь при этом такому невероятному аппетиту.
   Сумерки меня застали в одном из дворов. Смутно помню, как я в него попал. Кажется, меня привлекли в него трескучие удары по столу костяшками домино. Кажется, я даже сам сыграл там партейку-другую, без особого, впрочем, успеха. Моему появлению сидевшие за столом не удивились. Возможно, тут было в порядке вещей, когда незнакомые появляются словно бы из-под земли и тоже подключаются к игре.
   Впрочем, уже энное количество времени я не играл. Я сидел, молча и согнувшись, весь погруженный в себя.
   Артефакт тоже молчал, быть может, заснул. А интересно, спит ли он когда-нибудь. Умеет ли он это вообще -- спать то есть?
   -- Когда как, -- откликнулся Квет.
   -- А пояснее.
   -- Ну, если захочу, могу и поспать, но вообще-то я в сне не нуждаюсь.
   -- Совсем?
   -- Совсем.
   -- Здорово. Я бы тоже так хотел.
   -- Незавидное это достоинство.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Когда-нибудь поймешь сам.
   Разговор на какое-то время увял.
   -- А время идет, -- сказал я, поглядев на часы. -- Половина девятого уж.
   -- Как насчет интуиции?
   -- Не знаю.
   -- Может, бросить монетку?
   -- По какому вопросу?
   -- Ну вот хотя бы по поводу этого дома.
   -- По поводу этого дома? -- Я поглядел на располагавшийся передо мной дом. Ничего в нем особенного не было. Это был обычный, хрущевских времен пятиэтажник с четырьмя подъездами и полуобвалившимися балконами. Добрая половина населения России живет примерно в таких же. -- Что ж, ничего другого, похоже, не остается.
   Я полез в карман и вытащил металлический рубль.
   -- Решено, -- пробормотал я, незаметно для самого себя переходя с мысли на звук. -- Если выпадет решка, пойду в тот подъезд.
   И, не раздумывая более ни секунды, подбросил монетку вверх. Монетка взлетела, но назад почему-то не опустилась. Рядом возникло что-то темное и массивное. Да еще мощной смесью табака и пота дохнуло на меня при этом. Я с удивлением повернулся. Рядом со мной, участливо так улыбаясь, стоял здоровенный мужик. Судя по всему, монетку перехватил именно он.
   -- Что, браток, тяжко? -- спросил он сиплым прокуренным голосом.
   -- Не то слово, -- сказал я.
   -- А ты это... к Зинке пойди.
   -- К Зинке? -- насторожился я. -- Какой такой Зинке?
   Коричневое лицо мужика расплылось в двусмысленной улыбке.
   -- Рази не знаешь? -- удивился он. -- Зинку-то нашу. Она в том подъезде живет. Осьмнадцатая квартира.
   -- И что, пустит?
   -- А то! -- Мужик хохотнул. -- А если еще и с водярой... -- Тут он вдруг перестал улыбаться и, поглядев куда-то поверх моей головы, крикнул: -- Да вот же она, Зинка-то. Эй, Зинка, подь-ка сюда.
   В ответ раздалась хриплая брань.
   -- Зинка, -- заулыбался мужик опять. -- Всегда заводная... Эй, ну иди ты сюда!
   -- Ну, чего тебе, старый?
   -- Дело есть. Срочное.
   Я повернулся, чтобы разглядеть эту Зинку, но увидел только мутный бесформенный силуэт, стоявший у того самого подъезда, в который при соответствующем жребии и намеревался войти.
   -- А пошли вы все! -- крикнула Зинка и зашлась в приступах кашля.
   -- Тубик у нее вроде, -- сказал дядька участливо. -- Но то ничего. Можно ведь и без поцелуев... Ну ты идешь али нет?
   Зинка наконец подошла.
   -- Ну, вот она я.
   Я внутренне содрогнулся. Более испитой физиономии я в жизни не видел. Сморщенная, как печеное яблоко, кожа, нависающий над подбородком нос, во рту ни единого зуба. И лет ей, наверное, все девяносто. Может, она еще с Ильичом на забастовки ходила.
   -- А, какова! -- воскликнул мужик. -- Дездемона!
   Сидевшие за столом доминошники дружно заржали.
   -- Может, ну ее на фиг, -- подал тут голос артефакт.
   -- Согласен. Уж лучше я под забором.
   Зинка между тем глядела на собравшихся за столом мужиков подбоченясь.
   -- Так чо надо-то? -- поинтересовалась она.
   -- Водку пить будешь?
   -- Водку? -- Она испытующе вгляделась в стоявшего рядом со мной мужика, не подкалывает ли ее тот. -- А чо ж... Нальете, так буду.
   -- Нальем, Зинка, нальем.
   В руках у мужика каким-то совершенно непонятным образом возникла полупустая бутылка "столичной" и грязный граненый стакан, в который он налил примерно на четверть. По тому, как Зинка стремительно к этому стакану кинулась, стало ясно, что лет ей все-таки не девяносто, а немного поменьше.
   Содержимое стакана исчезло в ее глотке мгновенно. Мужики, наблюдая за ней, смеялись вовсю.
   -- Ну, а теперь ступай, -- сказал тот, что стоял рядом со мной. -- Ступай, говорю, на сегодня довольно.
   Зинка ушла.
   -- И ты, -- сказал, повернувшись ко мне, мужик, -- тоже ступай. У нас тут своих дураков хватает. -- Что-то недоброе мелькнуло в глубине его глаз. -- Ну, иди, иди, мил человек. Посидел, и довольно.
   За столом воцарилось молчание. Теперь все смотрели на меня. Делать мне было нечего. Я молча поднялся и двинулся прочь, чувствуя, как тяжелые нехорошие взгляды буравят мне спину.
  
  

Глава 10

  
   Уже в полной темноте я забрел еще в один двор.
   Молчавший в течение последнего получаса артефакт вдруг встрепенулся.
   -- Кажется, здесь.
   -- Ты это о чем? -- спросил я его озадаченно.
   -- Не мешай мне пока что.
   -- Да я не мешаю.
   Я замолчал и принялся оглядывать двор. Ничем особенным он не отличался от всех прочих. Истоптанная до бетонной твердости земля, вдоль фасада убогие палисадники, а в глубине -- что-то вроде обросшей плющом беседки, из которой доносятся гитарные звуки.
   -- Точно -- здесь, -- заговорил опять артефакт.
   -- Да что здесь-то?
   -- Портал.
   -- Портал?
   -- Угу. Иди в какой-нибудь подъезд.
   -- Это еще зачем?
   -- Иди, говорят.
   -- А если там будет закрыто? Сейчас везде кодовых замков понаставили.
   -- Ничего, как-нибудь да зайдешь.
   -- А потом что? На ступеньках сидеть?
   -- Потом зайдешь и в квартиру.
   -- Интересно, это каким же манером?
   -- Позвонишь, тебе и откроют.
   -- И что я им скажу? Извините, мол, заблудился?
   -- Нет, надо что-нибудь другое. Чтобы внутрь пропустили.
   -- Тебе легко говорить.
   -- Да не переживай ты так прежде времени. Как-нибудь да получится. Нужно самому формировать бытие. А не плыть как дерьмо по течению.
   -- Ну, успокоил.
   -- Всегда готов послужить.
   -- Ладно, -- согласился я наконец. -- Попытка не пытка.
   Я двинулся к первому же подъезду, но почему-то прошел мимо и вошел во второй. То ли к счастью, то ли к несчастью, никакого кодового замка на входных дверях там не оказалось. Чувствуя, что решительность может меня в любой момент оставить, я чуть ли не бегом взошел на второй этаж и позвонил в дверь налево. Какая-то паника охватила меня при этом. Одна только более-менее связная мысль билась у меня в голове -- чтобы все это побыстрее закончилось. Я уже готов был пуститься со всех ног наутек, но тут в дверях щелкнул замок и дверь приоткрылась. В образовавшемся проеме возник человек (вернее -- женщина, если следовать логике библейских евангелистов), еще достаточно молодая, лет тридцати, не лишенная, между прочим, приятности и красоты. Одета она была по-домашнему, в халатике и мягких, опушенных серым мехом шлепках.
   -- Э, здравствуйте, -- сказал я, разглядывая это явление.
   -- Здравствуйте, -- сказало явление, силясь, должно быть, понять, кто я такой.
   -- Вы меня, конечно, не знаете, -- сказал я. -- Скажу сразу, мы вообще незнакомы.
   Девушка молча на меня смотрела, ожидая, судя по всему, продолжения. Я же был готов провалиться сквозь землю.
   -- Ну ты и пентюх, -- сказал тут артефакт. -- Вчера в баре ты был понаходчивее.
   -- Отвали! -- огрызнулся я. -- Одно дело в баре, а другое вот так...
   -- Ты, главное, не молчи. Заговори ее как-нибудь. Помни, женщина любит ушами.
   -- Комплименты ей, что ли, говорить?
   -- Не знаю.
   Я представил, как пылко расхваливаю девушкины шлепки, и внутренне содрогнулся. Нет, пожалуй, лучшим путем здесь будет искренность.
   -- Видите ли, -- сказал я, принимая самое, на какое только был способен, простодушное выражение лица. -- Так получилось, что я сегодня оказался на улице, то есть совершенно без крыши над головой, а на дворе уже ночь... и вообще...
   Я замолчал.
   На лице девушки изобразилось недоумение.
   -- А от меня чего вы хотите?
   -- Ну так это... Переночевать бы. Всего одну ночь.
   -- Но я вас не знаю.
   -- Водолазов Андрей Васильевич, журналист, а по совместительству могу быть и сантехником. У вас наверняка течет какой-нибудь кран.
   -- Для крана у меня имеется муж.
   -- Да нет у нее никакого мужа, -- вмешался тут артефакт.
   -- Да нет у вас никакого мужа, -- сказал я.
   Глаза у девушки округлились.
   -- А вы откуда знаете? То есть...
   -- Я телепат.
   Это было ошибкой. Девушка как-то разом замкнулась, на лице появилось отчужденное выражение.
   -- Извините, -- сказала она. -- Я не могу.
   -- Но почему?
   -- Я вас в первый раз вижу.
   -- Ну так и что? Все когда-нибудь друг друга в первый раз видят.
   -- Извините, завтра понедельник, а мне рано вставать.
   Тут в разговор снова вмешался артефакт.
   -- Улыбнись ей.
   -- Чего?
   -- Я говорю, улыбайся! Сейчас она закроет дверь, и все -- второго шанса не будет.
   Что мне оставалось делать? Чувствуя себя последним идиотом, я нерешительно улыбнулся. Как ни странно, именно это действие оказалось решающим. Уже закрывавшаяся дверь вдруг остановилась. В глазах у девушки промелькнул интерес. Желая развить успех, я улыбнулся смелее.
   -- Ну... -- начала девушка. -- Я ведь дома совершенно одна.
   -- Значит, вам требуется охрана, -- сказал я, улыбаясь уже во весь рот. -- Ну как такую красоту можно оставить без охраны.
   Девушка словно бы заворожено смотрела на мое лицо. Я же улыбался во весь рот и внутренне ликовал. Кажется, получилось. Никогда бы не подумал, что такие номера могут пройти.
   -- Ну, если на одну ночь, -- сказала она.
   -- На одну, на одну, -- пробормотал я, осторожно протискиваясь мимо нее в прихожую.
   Наши тела на мгновение соприкоснулись, и меня словно бы пронзил электрический ток.
   -- Только не спи с ней! -- предупредил артефакт.
   -- Это еще почему?
   -- Потому, что обижусь.
   -- Да тебе-то что за дело?
   -- Я тебя предупредил.
   Голос у артефакта был какой-то сердитый.
   -- Ну, а если она от меня этого только и ждет?
   -- Ничего, перебьется.
   -- Но надо же ее как-то отблагодарить.
   -- А я говорю, перебьется!
   -- Ну ты и... зануда!
   -- Какой есть.
   Пока мы так пикировались, девушка провела меня в зал. Там работал телевизор, и какой-то очередной правозащитник квакал с экрана о русском милитаризме и проблемах в Чечне. На широком разложенном диване лежала переплетом вверх раскрытая книжка. Судя по обложке, это был женский роман. Рядом же на листе смятой газеты лежала внушительная куча налузганной подсолнечной скорлупы. Все тут было ясно без слов -- сказочный принц здесь еще не появился. Увы, истории со счастливым концом бывают только в женских романах.
   -- Я вам постелю здесь, на диване, -- сказала девушка смущенно, явно стесняясь налузганной скорлупы, -- а сама лягу в спальне.
   -- Прекрасно. А как вас зовут?
   -- А зачем это вам?
   Я снова во весь рот улыбнулся, и девушка тут же сказала:
   -- Вероника.
   -- О, какое прекрасное имя! -- воскликнул я. -- Если не ошибаюсь, так даже названо одно из созвездий.
   -- Волосы Вероники, я знаю.
   -- Ну ты и кот! -- съязвил артефакт.
   -- Просто мне не чуждо ничто человеческое.
   -- Ну да, ну да.
   Так как я продолжал улыбаться, девушка не выдержала и улыбнулась в ответ.
   -- Может быть, вы голодны?
   -- О да.
   -- Тогда пройдемте на кухню. У меня там картошка с грибами и суп.
  
  

Глава 11

  
   Чтобы не томить читателя, сразу скажу, ничего у меня с этой Вероникой не вышло. Совершенно. Абсолютно. Совсем. И все потому, что мой маленький и, как выяснилось, очень чувствительный друг (артефакт со странным именем Квет) закатил мне истерику. Да еще и какую. С криком и чуть ли не со слезами. Оказывается, у него очень тонкая конституция, настолько тонкая, что любые грубые эманация (в том числе и источаемые во время акта влюбленными) для него просто смертельны. Что же до того, чтобы оставить медальон в другой комнате, то об этом не могло быть и речи. Я не должен был расставаться с ним ни на минуту. Если, конечно, хотел сохранить себе жизнь. Жизнь, конечно, я хотел сохранить, и потому, скрепя сердце, вынужден был согласиться.
   Словом, легли мы с Вероникой не на одно ложе, а на разные, и хотя нас разделяла лишь тонкая стенка, по сути мы были друг от друга дальше, чем две галактики в разных концах вселенной.
   Не знаю, как Вероника, но я заснул мгновенно. То ли артефакт навел на меня свои чары, то ли я просто устал, проведя целый день в скитаньях по улицам.
   И приснился мне удивительный сон. Сначала он был очень тяжелый. Будто бы иду я по какому-то подземному ходу. Иду, иду, а вокруг всякие корни по стенам свисают, черепа под ногами валяются, кости, и вроде бы как где-то что-то журчит... не то песня, не то просто вода -- не понять. И иду я на этот звук, как по компасу, он меня как бы ведет.
   А потом передо мной появляется дверь. И стоят по обе стороны от этой двери два гигантских червя, чем-то отдаленно напоминающих помощников Базгона -- Буза и его однояйцового брата. Но мне они не помеха. Я прохожу мимо них в дверь и попадаю в круглую комнату. В ней нет ни одного окна, а стены оклеены красными обоями. Посредине же стоит гигантское ложе, крытое балдахином. Я подхожу ближе, раздвигаю полы балдахина и -- о чудо! -- на ложе лежит прекрасная женщина. Изумительнейшей красоты женщина лежит там на ложе. Она в восточных одеждах, а в руках что-то наподобие лютни, струны которой она перебирает, и это именно тот звук, на который я шел. Но не это поражает меня больше всего. Больше всего меня поражает ее залитое слезами лицо и тот полный тоски и боли взгляд, который она на меня устремляет. Он такой умоляющий, что поражает меня в самое сердце. Сердце мое готово от жалости выскочить из груди. Я делаю к женщине шаг, и она произносит: "Конан, возлюбленный мой". И я вижу, что это Алина.
   Но тут я проснулся.
   Пробуждение было так неожиданно, что я даже не сразу и вспомнил, где нахожусь. Разбудил меня, разумеется, артефакт.
   -- Да проснись же ты, наконец! Вот же засоня!
   -- Все, -- сказал я. -- Проснулся.
   Я тряхнул головой и сел на диване, опустив ноги на пол.
   -- Одевайся, -- сказал артефакт. -- Нам пора.
   Я мельком поглядел на окно -- темнота там была далеко не предрассветная.
   -- С ума, что ли, ты сошел! Погляди, ведь еще ночь на дворе.
   -- Знаю, но портал откроется с минуту на минуту. Нам надо спешить.
   -- Какой еще портал?
   Спросонья я все никак не мог сообразить, о чем это он.
   -- Да вставай же!
   -- Ну встаю, встаю. -- Я встал и принялся с кряхтением одеваться. -- Эх, жизнь моя, жестянка... Дадут мне хоть раз отоспаться.
   -- Хватит ворчать. Ты всю жизнь только и делал, что спал.
   Возразить на это было нечего, и я промолчал. Когда я наконец оделся, артефакт сказал:
   -- А теперь туда!
   -- Куда "туда"?
   -- В спальню.
   -- Ага, -- обрадовался я. -- Решил все-таки пойти на попятный?
   -- Ты губы-то не раскатывай. Нам туда не за этим.
   Я делано вздохнул и направился в спальню. Первое, на что я обратил внимание, оказавшись там, это мощный оглушительный храп. И не мудрено -- храп этот и впрямь был настолько оглушительный, что мои эротически фантазии тут же развеялись. Никогда бы не подумал, что такие нежные создания, как моя квартирная хозяйка, могут издавать такие несуразные звуки. Если бы я не видел их источник собственными глазами, то подумал бы, что это какой-нибудь паровоз.
   -- Ну что, -- осведомился артефакт ехидно. -- По-прежнему хочешь с ней переспать?
   -- Ладно, не издевайся.
   Я огляделся. Из мебели в спальне был только платяной шкаф да еще кровать, на котором моя несостоявшаяся возлюбленная и возлежала. Рядом с кроватью на столике горел ночник -- то ли его не выключили специально, чтобы, значит, я не блукал и шел куда надо, то ли просто забыли.
   -- Ну и где твой портал?
   -- Посмотри на ту стену.
   Я посмотрел. Поначалу ничего особенного я там не увидел. Обычная, оклеенная желтыми обоями стенка, и только, но потом... Приглядевшись повнимательнее, я вдруг заметил, что за ней скрывается дверь. Это было воистину странное ощущение -- я видел и стенку, и дверь одновременно, и вместе с тем понимал, что находятся они на одном и том же месте, занимая как бы один и тот же объем пространства. Как это было возможно, я совершенно не представлял. Я сделал к этой двери шаг, и тут произошло непредвиденное -- под ноги мне вдруг попалось что-то круглое, и я, поскользнувшись, чуть не упал. Пластмассовый шарик, на который я наступил, выскочил из-под моей ноги и затарахтел вдоль плинтуса в угол. Да она еще и неряха, подумал я с досадой о хозяйке, которая даже в собственной спальне не могла навести порядок. И тут сообразил, что в спальне стоит непривычная тишина. Я оглянулся. Вероника, приподнявшись на постели, смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
   -- Ты чего? -- пробормотала она спросонья.
   Я тут же ей улыбнулся, и она, успокоенная, опустила голову на подушку и снова заснула. Через секунду в спальне снова раздался оглушительный храп. Я с облегчением перевел дух.
   -- Может, все-таки переспишь?
   -- Теперь понятно, почему у нее нет мужа.
   Артефакт хихикнул. Я же снова повернулся к порталу.
   -- И куда он ведет?
   -- В очень хорошее место.
   -- Хорошее для кого?
   -- Для тебя, разумеется.
   -- Хм... Как-то это все неожиданно... Странно.
   -- Смотри, портал через минуту-другую исчезнет.
   -- А ты уверен, что мне и впрямь туда надо?
   -- А ты уверен, что в этом мире есть что-нибудь такое, с чем жалко было бы расстаться?
   Я подумал и признался, что нет.
   -- Тогда не тяни.
   И я, где-то глубоко внутри понимая, что, может быть, когда-нибудь об этом решительном шаге весьма пожалею, толкнул эту дверь и шагнул в пустоту.
  
  

Глава 12

  
   Впрочем, это только на одно мгновение мне показалось, что там пустота, быть может, потому, что перенесся я через неосознаваемое привычными образами пространство.
   Потом все как бы снова сгустилось, и я увидел, что нахожусь в подземелье, очень похожем на то, что привиделось мне в недавнем сне. Те же чахлые, свисающие вдоль стен корни, те же кости и черепа под ногами. Я оглянулся. То ли к счастью, то ли к несчастью, никакой двери я позади себя не увидел. Портал бесследно исчез, вместо него там был теперь обычный тупик, то есть покрытая чахлыми корнями стена, которую можно было пощупать, но пройти насквозь -- нет. Ничего не оставалось, как, повернувшись, пойти по этому ходу, надеясь, что ничего угрожающего впереди не возникнет.
   Конечно, втайне я рассчитывал, что этот ход приведет меня, быть может, к давешней круглой комнате, в которой ожидает меня Алина, и потому, когда вместо знакомой двери увидел впереди свет, то испытал легкое разочарование. Ход, похоже, вел на поверхность. Через минуту выяснилось, что так оно и есть -- я вышел наружу, щурясь от яркого солнечного света.
   То, что я увидел, заставило меня замереть от восторга. Полная великолепия местность располагалась прямо передо мной. Цепь невысоких, покрытых изумрудной травой холмов справа, а слева -- кромка вековечного леса, каждое дерево которого казалось могучим несокрушимым исполином. Прямо по курсу, низвергаясь по причудливым нагромождениям скал, десятками водопадов бежала сверху вода. А над всем этим великолепием нависало бездонное бирюзовое небо, в котором не было ни единого облачка, лишь какая-то птица, распластав крылья, медленно парила в недосягаемой вышине.
   Солнце стояло хотя и не в зените, но еще достаточно высоко. Быть может, день уже клонился к вечеру, а быть может, только лишь к своей середине. Впрочем, точное определение времени суток волновало меня сейчас меньше всего. Я продолжал с восхищением озираться, замечая детали помельче. Несколько оленей в самом низу водопада, пришедших, должно быть, на водопой; ярко-зеленого цвета бабочка, порхающая над цветами, стрекотание кузнечиков и цикад, шелест качаемой ветром листвы.
   Некая как бы девственная чистота ощущалась вокруг. Именно такой, наверное, выглядела и Земля до появления человека. Впрочем... по крайней мере, один человек тут все-таки имелся. Он стоял на самой опушке леса, сливаясь со стеной тянувшихся за ним стволов, и потому заметил я его не сразу.
   Это был всадник. Причем с ног до головы вооруженный. И он, и его конь были полностью закованы в железо, и было не понять -- мужчина там или женщина. Скорее все-таки мужчина -- испокон веков привилегия быть рыцарем была закреплена именно за мужчинами, женщинам же оставалась другая -- тоже не менее почетная роль -- быть прекрасными дамами.
   Не было ни малейших сомнений -- рыцарь также меня заметил и, должно быть, пытается понять, кто я такой. Потом он тронул поводья, и конь послушно шагнул в мою сторону. Выйдя из тени, доспехи у обоих засверкали столь нестерпимо, что я невольно зажмурился.
   -- И что ты по этому поводу думаешь? -- спросил я у Квет.
   -- Не знаю, -- откликнулся тот. -- По крайней мере, какой-либо опасности я не чувствую.
   -- И то хорошо.
   Секунды три-четыре, прищурившись, я смотрел на приближавшегося всадника, потом, сочтя, что если сделаю ему навстречу несколько шагов -- это будет учтиво, тоже стронулся с места. Мы встретились где-то посередине зеленой поляны и остановились, молча друг друга разглядывая. От всадника шибало волной конского пота, и я подумал, что, должно быть, непростое это все-таки дело -- путешествовать по такой жаре в железе.
   На боку у рыцаря висел в богато убранных ножнах меч, там же был приторочен щит. В правой руке он держал копье, нижний конец которого упирался в специальную выемку на стремени. Словом, вид у него был именно такой, каким, собственно, и представляло себе рыцарство современное человечество. Он словно бы шагнул сюда с экрана голливудского кинофильма.
   -- Сэр, -- прогудело тут из-под глухого забрала. -- Не желаете ли сразиться?
   -- Простите? -- не понял я.
   -- Мое имя Августин Бьёрк, -- произнесла эта железяка. -- Позвольте узнать ваше.
   -- Андрей Васильевич, -- сказал я. -- А фамилию мою вам знать незачем.
   -- Приветствую вас, Эндрю Вас... Вус...
   -- Васильевич, -- сказал я. -- Я тоже очень рад вас видеть.
   -- Надеюсь, что найду в вашем лице достойного соперника. Итак, признаете ли вы, что леди Инесса из Бирюзового замка Фрезиндейла самая прекрасная дама на свете?
   Я уже хотел было сказать, что да, но тут очень вовремя вспомнил о данном в кафе "Лакомка" Алине обещании и покачал отрицательно головой.
   -- Нет, -- сказал я отважно. -- Самой прекрасной на свете дамой является Алина из... круглой, оклеенной красными обоями комнаты.
   Рыцарь, похоже, именно такого ответа и ждал. Из-под глухого забрала тут же раздалось:
   -- В таком случае, сэр Эндрю, приготовьтесь к сражению!
   И, не говоря больше ни слова, он стал заворачивать в сторону коня, чтобы, судя по всему, дать ему расстояние для разгона. Я же на эти его приготовления смотрел с самым что ни на есть озадаченным видом. Неужто и вправду он будет сражаться, точнее, протыкать меня своим страшным копьем? Судя по всему, да. Вид у рыцаря был очень решительный. Чего нельзя было сказать обо мне. То, что силы наши были явно неравные, его, похоже, ничуть не заботило. В отличие от него, я был полностью безоружен. На мне была все та же одежда, в которой я сутки назад вышел из дому: желтая футболка с надписью "Ростсельмаш", джинсы, а на ногах -- кроссовки ростовского производства. Конечно, будь у меня пистолет, пусть даже и самый маленький, ситуация выглядела бы совсем по-другому, но... не то что пистолета, даже давешнего кухонного ножа у меня не было и в помине. Все, что в смысле вооружения имелось у меня в данный момент, это лишь моя очаровательная улыбка, но, боюсь, для этого случая она вряд ли годилась.
   -- Говорил же, меч надо было брать, -- сказал артефакт.
   -- Может быть, сделаешь меня невидимым?
   -- Я еще не нащупал тут эфирные струны, -- откликнулся артефакт туманно.
   -- Помощничек!
   И тут -- то ли от отчаянной смелости, то ли просто от безысходности -- я подскочил к всаднику и с размаху врезал кулаком по голове его коня, точнехонько в самую середину закованного в железо лба. Дальше произошло то, чего никто -- ни я, ни всадник, ни, разумеется, сам конь -- судя по всему, никак не ожидали. Оба -- и всадник, и конь -- с грохотом повалились на землю. Не знаю, кто был удивлен больше -- рыцарь или я -- наверное все-таки я, так как рыцарь, грохнувшись с полутораметровой высоты, лежал неподвижно, потеряв, должно быть, сознание.
   Я с опаской поглядел по сторонам, но вокруг был все тот же патриархально-умиротворящий мир. Тогда, тряся ушибленной кистью, я приблизился к рыцарю. Похоже, он и впрямь был без сознания. Во всяком случае, он был полностью неподвижен, лишь из-под забрала вырывалось частое прерывистое дыхание. Как же это я его так умудрился?
   И тут я сделал самое что ни на есть ошеломляющее открытие. Я вдруг обнаружил, что моя внешность выглядит сейчас совсем по-другому. Каким-то совершенно непостижимым образом я полностью изменился. Как я не заметил этого сразу, я совершенно не представлял. Должно быть, я был слишком поглощен изучением этого мира.
   Вместо худых жилистых рук были теперь здоровенные, покрытые буграми мускулатуры ручищи, которые хоть сейчас неси в мастерскую художника, как идеальный экспонат для рисования. Такими же мускулистыми были ноги и торс. Джинсы, оставшиеся, судя по всему, того же размера, были натянуты так, что, казалось, в любой момент могли лопнуть. Небезызвестный телеведущий Владимир Турчинский выглядел бы сейчас рядом со мной жалким заморышем.
   Минут десять я с изумлением разглядывал себя, поворачиваясь то так, то этак, и все никак не мог взять в толк, как же это произошло. Так и не придя к какому-либо заключению, я решил, что это, должно быть, перенесший меня сюда портал изменил заодно и мою внешность. Что ж, в обиде за это я на него не был. Положительно, моя новая внешность нравилась мне сейчас значительно больше, чем прежняя.
   И, что меня порадовало еще больше, так это то, что моя физическая сила полностью соответствовала этим внешним данным. Иначе как можно было бы объяснить последствия давешнего удара?
   А интересно, изменилось ли и мое лицо? Если да, то насколько? И на кого я стал больше похож -- на Аполлона или на обезьяну? Зеркала у меня, к несчастью, не было, и тогда я, чувствуя некое волнение, ощупал свое лицо пальцами. Прийти к каким-либо конкретным выводам я, однако, не смог. Одно могу сказать наверняка: выступающих, как у неандертальца, надбровных дуг и торчащих изо рта клыков я не обнаружил, и то хорошо.
   Что еще тут нужно отметить, так это то, что внутренне я ничуть вроде бы не изменился. Я был все тем же Водолазовым (Кхм!) Андреем Васильевичем, журналистом, окончившим филфак РГУ, подрабатывающим в десятке различных газет Ростова и Новочеркасска, и все же... я уже был и кем-то другим. Похоже, определение, будто бытие и сознание взаимно друг друга формируют, имело под собой самые реальные основания. Обнаружив в себе такие воистину сказочные превращения, я почувствовал себя значительно увереннее. Что ж, этот неведомый мир обрел в моем лице достойную единицу. Как, впрочем, и я в его.
  
  

Глава 13

  
   Тут я вспомнил о Квет, но спросить его по поводу этих сказочных превращений не успел. Артефакт меня опередил.
   -- Этот мир, -- сказал он, -- устроен так, чтобы каждый в нем обрел то, что наиболее соответствует его внутреннему предназначению.
   -- То есть ты хочешь сказать, что мое предназначение -- быть качком-культуристом?
   -- Я этого не говорил.
   -- Но наверняка имел в виду.
   -- Тебе что, не нравится твоя новая внешность?
   -- Нет, но...
   -- Тогда замолчи и начинай делать то, что сейчас должен.
   -- Э-э, -- пробормотал я несколько озадаченно. -- Разве я сейчас что-то должен?
   -- Ну да. Ты же одержал победу, стало быть все имущество, что принадлежало раньше этому рыцарю, принадлежит теперь тебе.
   -- Да зачем оно мне! Какие-то железяки...
   -- Ну, не скажи, не скажи. Вполне возможно, что они тебе еще пригодятся.
   -- Ты уверен?
   -- Вполне.
   Я двинулся было к рыцарю, но на полдороге остановился.
   -- Нет, -- сказал я. -- Не хочется начинать свою жизнь в этом мире с грабежа.
   -- С чего ты взял, что это грабеж?
   -- А что же это?
   -- Это называется военным трофеем.
   -- Ах вот как!
   -- Да, так это здесь называется. Тут все воспитаны таким образом, чтобы принимать трофеи как должное.
   -- Боюсь, я воспитан совсем по-другому.
   Сказав это, я решительно повернулся, и тут позади меня раздалось:
   -- Сэр Эндрю, не покидайте меня.
   Голос был жалобный и слабый настолько, что я невольно остановился. Принадлежал он поверженному мною рыцарю. Я оглянулся. Поверженный мною рыцарь все еще лежал на траве. При этом он делал слабые движения руками и ногами, словно бы пытаясь подняться. Успеха эти его действия не имели никакого. Он был похож на жука, которого забавы ради перевернули на спину, чтобы посмеяться над тем, как он дергает лапками. Было совершенно очевидно, что без посторонней помощи ему ни за что не подняться.
   -- Сэр Эндрю, -- заговорил он опять. -- Позвольте сделать признание?
   -- Что ж, -- сказал я. -- Делайте.
   -- Сэр рыцарь, вы воистину великий боец. Еще никому в Синторииле не удавалось поразить меня, да еще и одним ударом. Я склоняю перед вами свой флаг.
   -- Да что там, -- сказал я. -- Главное, чтобы человечеству было хорошо.
   -- Нет-нет, -- возразил Августин горячо. -- Это целиком ваша заслуга.
   -- Ну ладно, пусть будет по-вашему... Хм, так вы признаете, что Алина из круглой комнаты самая прекрасная дама на свете?
   Сэр Августин не ответил. Было видно, что раздумья даются ему нелегко.
   -- Ладно, -- сказал я, не дожидаясь, когда он чем-нибудь разродится. -- Предлагаю каждому остаться при своем. Сердцу ведь не прикажешь, верно?
   -- Верно, -- согласился он торопливо. -- Ваши слова мудры, как высказывания Алариса.
   Я наконец к нему наклонился и поднял забрало. Под забралом оказалось совсем юное лицо: синие дружелюбные глаза, припухлый рот, прилипшие к потному лбу светлые пряди. Словом, внешность у этого незадачливого рыцаря была именно такой, о какой мечтают чуть ли не половина женщин Земли. Вполне возможно, что и здесь он был весьма популярен.
   Я помог ему подняться, и теперь он стоял, покачиваясь, то и дело пытаясь ухватиться за луку седла. Его закованный в железо конь, придя в себя несколькими минутами раньше, обошелся без моей помощи -- стоял рядом, дожидаясь, когда его хозяин снова на него взберется. Было, однако, видно, что если это и произойдет, то не в ближайшее время -- после нескольких неудачных попыток рыцарь обескуражено замер, не зная, что предпринять. Судя по всему, взбираться на коня без посторонней помощи ему тоже не приходилось.
   -- Послушайте, -- сказал я ему, -- а что если взять да и посбрасывать с себя эти железки?
   Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
   -- А если дракон?
   -- Дракон? -- переспросил я.
   -- Да, сэр Эндрю, вы разве ничего не слышали о драконах?
   -- Ну, слышал, разумеется, но... Неужели вы полагаете, что здесь, -- я повел вокруг себя глазами, -- может оказаться какой-нибудь дракон?
   -- Эту вероятность нельзя исключать.
   -- Э-э, а позвольте вас спросить, сколько драконов вообще вам раньше попадалось на пути?
   Тут сэр Августин явно замялся.
   -- Видите ли, -- начал он, -- лично мне пока еще ни одного, но... Но сэр Бирман из графства Калина уверяет, что их здесь не меньше двух сотен.
   -- Сэр Бирман?
   -- Да, он уверяет, что лично убил четверых.
   -- А вы, стало быть, пока не встретили ни одного?
   -- Да, но сэр Бирман...
   -- Думаю, в ближайшее время нам ничто не грозит.
   -- Вы так уверены?
   -- Видите, я же без доспехов.
   Рыцарь надолго задумался.
   -- Что ж, -- сказал он наконец, -- ваши слова для меня убедительны. Я подчиняюсь.
   И, не долго думая, полез в одну из седельных сумок -- как тут же выяснилось, за гаечными ключами. Минут через двадцать он полностью освободился от своих доспехов. За это время я успел сходить к водопаду за водой, которую набрал в шлем сэра Августина -- он снял его в первую очередь.
   Передо мной стоял высокий стройный блондин не старше восемнадцати лет, одетый в светло-зеленые рубашку и штаны. Он был стройный, как тополек, значительно тоньше меня в талии и плечах, и ниже на полголовы. Словом, очень приятный молодой человек.
   Следуя законам гостеприимства, он церемонно предложил мне разделить с ним скромную трапезу, на что я тут же дал свое согласие, почувствовав вдруг, что изрядно проголодался. Мое согласие он встретил с неподдельным восторгом. Тут же кинулся к одной из седельных сумок и принялся выкладывать на траву все, что в ней было. А было там, что и говорить, немало. Упакован сэр Августин был на славу.
   Не прошло и минуты, как импровизированный стол был готов. Половина бараньего окорока, блины, лепешки, всевозможные фрукты, трехлитровая бутылка с вином -- вот то немногое, чему я смог дать название. Но было там и много того, чему я названия дать не смог: какие-то не то фрукты, не то овощи, продолговатые куски вяленого мяса, очень похожего на змеиное (во всяком случае, есть его я поостерегся), сладкие комья наподобие шоколада, несколько пакетиков со специями.
   Во время трапезы мой новый друг болтал без умолка. За те немногие минуты, что мы провели за едой, я узнал много поучительного. К примеру, что в городе Зиггуране ходят вниз головами, что в Пайстре родился теленок о трех головах, что на самом краю земель, где хрустальный небесный купол смыкается с сушей и куда простым смертным ни за что не добраться, живет сказочный зверь Тора-Пако, что в прошлом году в графстве Калина вышли из-под земли безобразные твари, но благородный сэр Бирман перебил их всех до одной. Вообще, этот сэр Бирман был у сэра Августина наиболее упоминаемым персонажем. Наиболее упоминаемым настолько, что к концу трапезы он мне казался личностью уже чуть ли не легендарной. Что до моего сотрапезника, то тот вообще относился к нему с каким-то воистину мистическим благоговением.
   Когда с трапезой было наконец покончено, я почувствовал некое утомление.
   -- Э, сэр Августин, -- сказал я, -- как вы смотрите на то, что немного поспать?
   Сэр Августин тут же выразил свое одобрение, заявив, что и сэр Бирман после обильной трапезы тоже, бывало, был не прочь расслабиться. Поэтому, если я ничего не имею против, то могу час-другой подремать, а он, сэр Августин, постоит на часах, охраняя мой сон. Я осведомился, а как же сам сэр Августин, ведь ему тоже, наверное, нужен отдых, на что мой новый товарищ ответил, что он может не спать и неделю, и две, лишь бы я был доволен. Что возразить на это, я не нашел, и мы, быстро собравшись, двинулись в сторону леса, рассудив, что лучшей защиты, чем кроны его деревьев, нам не найти.
   Отойдя от опушки шагов на пятьдесят, мы обнаружили под громадной елью поросли мягкого мха, на котором я тут же с удовольствием и растянулся. Августин же, повесив на шею своему коню мешок с овсом, занял позицию, наиболее, по его мнению, удобную для наблюдений за местностью.
   -- Ну, как тебе все это нравится? -- спросил я у Квет.
   -- А тебе?
   -- Да вроде бы ничего.
   -- И мне... ничего.
   -- Что ты думаешь по поводу этого малого?
   -- Вроде бы нормальный парнишка.
   -- Не вздумает ли он меня во время сна зарезать?
   -- Не думаю.
   -- Все-таки я его победил. Такой сокрушительный удар по самолюбию.
   -- Еще большим ударом для него было бы совершить подлость. Впрочем, если что -- я тебя разбужу.
   -- Очень на это рассчитываю... О-хо-хо! Не знаешь, как называется этот мир?
   -- Кажется, сэр Августин назвал его Синториилом.
   -- Точно... Ну, ладно, что-то... глаза... уже... это... слипаются.
   Я зевнул и мгновенно провалился в небытие.
  
  

Глава 14

  
   И снова мне приснился давешний сон. Как по заказу, он продолжился с того самого момента, на котором в прошлый раз оборвался. Что было самое удивительное, ощущения реальности происходящего были настолько глубоки, что в какой-то момент я вдруг и сам осознал, что сплю, но, как это бывает в подобных случаях, не проснулся, а вдруг понял, что никакой это, возможно, не сон, а самая что ни на есть реальная явь. Очень уж, повторяю, глубоко и реально выглядело все, с чем я в этом сне соприкасался.
   В круглой, оклеенной красными обоями комнате ничего, казалось, не изменилось. Моя Алина (с лютней в руках и с заплаканным лицом) лежала на кровати во все той же позе, и взгляд ее был все таким же умоляющим, как и раньше. Увидев меня, она протянула ко мне руки и произнесла: "О, Конан! Возлюбленный мой!"
   Всеми фибрами своей как бы обнажившейся до самых глубин души я ощущал атмосферу этой тесной, как шкатулка, комнаты -- атмосферу непередаваемой вселенской тоски, которой, казалось, не было конца. Я бросился перед ней на колени и принялся покрывать ее нежные руки бесчисленными поцелуями. В ответ ее пальцы запутались в моих волосах.
   "О, Конан! -- сказала она. -- Как долго ты не приходил!"
   "Но я здесь, -- возразил я. -- И теперь мы с тобой не расстанемся никогда! Ты веришь?"
   "Да!"
   "Ничто теперь нас не разлучит! Ни моря, ни океаны..."
   "Ни времена..."
   "Да, да!"
   "Но почему?"
   "Потому, любимая..."
   "Почему? Почему?"
   Вместе с этим вопросом она вся как бы приподнялась на ложе, потянувшись всем телом ко мне, ожидая единственно возможного сейчас ответа. Сердце у меня готово было разорваться на тысячи осколков -- так оно сильно забилось.
   "Потому, любимая, что я..."
   Но окончить я не успел. Сэр Августин сильно тряс меня за плечо.
  
  

Глава 15

  
   -- Просыпайтесь, сэр Эндрю, -- говорил он. -- Вставайте! Сюда кто-то идет.
   -- Что? Что? -- пробормотал я спросонья, с трудом возвращаясь в действительность.
   -- Слышите?
   Выглядел сэр Августин явно взволнованным. Тут, наконец, услышал и я. Далекий треск валежника, сопение и какой-то неопределенный протяжный звук, который я идентифицировал как клекот орла. Сон от меня отлетел в мгновение ока.
   -- Кто это? -- спросил я, вставая.
   -- Тот, о ком мы давеча говорили.
   -- Неужто... дракон?
   -- Похоже, что да.
   К чести сэра Августина, он совсем не выглядел удрученным, что, в общем-то, можно было бы предположить, учитывая, что я уговорил его избавиться от доспехов. Даже наоборот, он выглядел радостным. Глаза его бесшабашно сверкали. Готовый немедленно ринуться в бой, он держал в одной руке щит, а в другой меч.
   -- Сейчас мы ему покажем! -- говорил он, то и дело оглядываясь на треск и приплясывая от нетерпения.
   -- Погодите, сэр Августин, -- сказал я. -- Вы, я вижу, подготовились к битве, и это прекрасно, но что вы скажете насчет меня? У меня ведь нет никакого оружия.
   Казалось, сэр Августин только сейчас обратил внимание на то, что у меня и впрямь нет никакого оружия.
   -- Ах, верно! -- воскликнул он с огорчением. -- Как это я... Впрочем, это все поправимо. У меня есть еще один меч, а также легкие доспехи, которые не требуют много времени, чтобы в них облачиться.
   Не говоря больше ни слова, сэр Августин кинулся к одной из своих сумок и извлек из нее продолговатый сверток. Это и впрямь были легкие доспехи. Сплетенная из тонкого металла кольчуга, позолоченные поножи и сапоги. Я взял в руки меч. Лезвие его было слегка изогнуто, как у японской катаны.
   Сэр Августин между тем извлек из другой сумки бронзовый шлем. Увы, ни поножи, ни шлем мне не подошли. Только кольчуга, но и этому я был донельзя рад, чувствуя, как безразмерный металл плотно охватил мое туловище. Вместо поножей я надел запасные шаровары сэра Августина, так как мои лопнувшие в нескольких местах джинсы годились теперь только на тряпки. Железные сапоги мне не подошли тоже, и потому я оставил кроссовки. В отличие от одежды, они почему-то не жали -- должно быть, у моих ног остался прежний размер -- 44-й.
   Все эти действия заняли не больше минуты. И всю эту минуту я лихорадочно пытался сообразить, как мне удержать сэра Августина от безрассудных поступков. В конце концов, я признал, что никак -- очень уж у последнего был воинственный вид. Вместе с тем я решил: если будет хоть малейшая возможность, чтобы обойтись без кровопролития, я ею воспользуюсь. Сейчас же на правах старшего я принялся отдавать распоряжения.
   -- Сэр Августин, -- сказал я. -- Вы отдаете себе отчет, что после нашего недавнего поединка ваша жизнь принадлежит мне?
   -- Целиком и полностью! -- воскликнул этот юнец.
   -- В таком случае, следуйте моим указаниям.
   -- Слушаю и повинуюсь.
   -- Так вот, лошадь и все снаряжение мы оставим здесь.
   -- Разумно, -- согласился сэр Августин.
   -- А сами пойдем налегке.
   Сэр Августин склонил в знак согласия голову.
   -- Итак, я пойду первым, а вы будете прикрывать меня с тыла. Без моей команды бой не начинать.
   -- Есть, командир!
   Я окинул его испытующим взглядом. Похоже, он вполне готов подчиняться.
   -- Вперед, -- сказал я и первым зашагал на раздававшиеся в глубине леса звуки. Сэр Августин, озираясь по сторонам, двинулся следом.
   Шли минут пять. Раздававшиеся впереди звуки время от времени стихали. Потом возобновлялись опять. С каждым шагом сопение и треск впереди усиливались. Похоже, чудище, как и мы, двигалось нам навстречу. Иногда сопение и клекот сменялось резким отрывистым рыком, от которого подирал по коже мороз и леденела в жилах кровь. В такие минуты я оборачивался на сэра Августина -- как, мол, ему такие рулады -- но он, похоже, был из крепкого теста. Не то что испуга, даже малейшей обеспокоенности на его лице не наблюдалось. Одно только нетерпеливое ожидание славных побед.
   И вот, наконец, мы пришли. Деревья впереди поредели, и я волей-неволей замедлил шаг. Впереди была поляна, и вот что мы на ней увидели. Посередине этой поляны стоял невероятных размеров дуб, а под этим дубом копошилось что-то, как мне показалось поначалу, бесформенное. Приглядевшись повнимательнее, я решил, что, судя по всему, это и есть тот самый дракон, о котором говорил сэр Августин. Во всяком случае, клекот и рык доносились именно от него. Что и говорить, размерами своими это чудище явно не впечатляло. Оно было как средних размеров носорог или, в крайнем случае, бегемот. Но уж никак не гора, как можно было бы заключить из рассказов моего нового друга. Впрочем, и в таком своем виде чудище выглядело довольно-таки устрашающе. Более всего оно походило на земного ископаемого цератопса. Передвигалось на четырех ногах, голову прикрывал широкий костяной щит. Именно этим щитом чудище время от времени упиралось в дуб, трясло его интенсивно, и из кроны дождем сыпались желуди. Натрусив сколько надо, "цератопс" с довольным клекотом принимался их подбирать. Все тут было ясно, как в американском боевике. Никакой это, конечно, был не дракон, а просто очень проголодавшаяся животина, к тому же еще и травоядная. Я повернулся к сэру Августину, чтобы удержать его от необдуманных действий, но где там. Легче было удержать ураган, чем увидевшего дракона сэра Августина. С криком "За леди Инессу!" он вихрем сорвался с места. Мне ничего не оставалось делать, как трусцой побежать следом. Я едва преодолел половину разделявшего нас расстояния, а сэр Августин уже подбегал к чудовищу. Действия, которые чудовище, завидев рыцаря, предприняло в ответ, явно свидетельствовали в пользу того, что у него не было ни малейшего желания украшать своей особой чей-то трофейный зал. Оно издало тот самый леденящий кровь в жилах крик и поднялось на задние лапы. Теперь в нем было никак не меньше пяти метров росту. И на эту вот махину с занесенным над головой мечом бежал мой опрометчивый друг.
   Дальше произошло то, что, в сущности, и должно было произойти. Звероящер, дождавшись, когда букашка подбежит к нему вплотную, махнул стремительно лапой, и сэр Августин, отлетев метров на пятнадцать, грохнулся со всего маху на землю. После чего и замер в полной неподвижности. Что и говорить, неудачный у него выдался день.
   Звероящер же, заметив, что к нему бежит кто-то еще, явно обеспокоился. Он стал озираться по сторонам, из чего я заключил, что, должно быть, одинокие рыцари для него уже давно не в диковинку, а вот чтобы сразу два... В общем, он позорно бежал, чему я несказанно обрадовался. Вскоре он скрылся между деревьями, чуть позже затихли и издаваемые им звуки. На поляне воцарилась тишина.
   Я подбежал к сэру Августину.
   Он лежал во все той же позе, подмяв под себя руку, и было не понять -- то ли он уже мертв, то ли всего лишь без сознания. Оказалось, второе. Уложив его поудобнее, я легкими пощечинами привел его в чувство.
   -- Сэр Эндрю, это вы!? -- произнес он слабым, чуть ли не умирающим голосом.
   -- Это я, сэр Августин. Как вы себя чувствуете?
   -- Превосходно. Вы... Вы убили его?
   -- Увы. Он убежал.
   -- Какое несчастье. Победа была так близка.
   -- Да уж.
   -- Надеюсь, в другой раз нам повезет больше.
   -- Конечно, сэр Августин. Позвольте я осмотрю ваши раны.
   Что-то вроде радости промелькнуло в его глазах.
   -- Как?! -- воскликнул он. -- У меня есть раны?
   -- Конечно. Это чудовище изрядно вас зацепило.
   -- Скорее, скорее покажите же мне их!
   -- Не двигайтесь, сэр Августин. Вдруг у вас какой-нибудь перелом.
   Известие, что у него может быть еще и перелом, вызвало у сэра Августина очередную волну радости. Пока я осторожно расстегивал его рубашку, он с нетерпением за мной наблюдал, лишь чудовищным напряжением всех своих сил удерживая себя от призывов, чтобы я действовал побыстрее.
   Но вот наконец я справился с замысловатыми застежками. Беглый взгляд на "раны" сэра Августина свидетельствовал, что отделался он легко. Там было лишь три -- две на груди и одна на животе -- багрово-синих вздутия, оставленных, судя по всему, пальцами чудища. Больше там никаких ран не было, да и переломов, по всей видимости, тоже.
   Осмотр этих вздутий занял у сэра Августина не меньше минуты. Потом он сказал:
   -- Как вы думаете, сэр Эндрю, леди Инессе эти раны понравятся?
   -- Этого я не знаю.
   -- Но стоит ли ей их показать?
   -- Почему бы и нет.
   -- А как вы думаете, они сохранятся до того, как я прибуду в Фрезиндейл?
   -- А каково до него расстояние?
   -- Не больше трех дней пути.
   -- Конечно, сохранятся. Даже станут еще более живописными, чем сейчас, почернеют как сажа...
   -- Жаль только, что они в таком не очень подходящем месте. Раздеваться перед леди...
   -- Ничего. Рубашка -- это не брюки.
   -- Ха-ха-ха. Это точно. Рубашка -- не брюки.
   Мы снова на какое-то время замолчали.
   -- Скажите, -- сказал сэр Августин потом, -- а его трудно было догнать?
   -- Дракона?
   -- Да.
   -- Очень трудно. Без лошади не стоило и пытаться.
   -- Ничего, -- сказал сэр Августин великодушно. -- Сэр Бирман тоже бы не смог.
   В его устах это была высшая похвала.
   -- Ладно, -- сказал я. -- Надо возвращаться, а то там твоя лошадка уже наверняка без нас соскучилась.
   Сэр Августин согласился, и мы двинулись в обратную сторону. Снаряжение и лошадь мы обнаружили через десять минут -- на том самом месте, где и оставили.
  
  
  

Глава 16

  
   После короткого совещания, целью которого было определить наши дальнейшие действия, мы решили двигаться в Фрезиндейл. Сэр Августин, опасаясь за недолговечность своих "ран", рвался туда всей душой. Что же касается меня, то мне было без разницы, куда идти, тем более что и Квет не мог тут присоветовать ничего путного, как я ни пытался его расспрашивать.
   Словом, не прошло и получаса, как мы, собравшись, снова выступили в поход. Облачаться в тяжелое вооружение сэр Августин не стал, заявив, что хочет выразить мне солидарность. Не стал он и взбираться на коня -- тоже из чувства солидарности -- ведь у меня не было и коня. Он вел свою лошадку на поводу и без устали молол языком.
   За те немногие часы, что мы провели вместе, я узнал от него массу вещей. К примеру, используя наводящие вопросы, я выяснил, как местное население представляют себе картину мироздания. Оказалось, очень даже своеобразно. Земля у них имела форму не шарообразную, как мог бы подумать какой-нибудь необразованный книгочей, а тарелкообразную, покоящуюся на могучей хребтине местного морского кита, который, в свою очередь, плавал в тазу, а уже этот таз стоял на почетном месте во дворце великого Алариса. Иногда этот Аларис наблюдал за созданным им миром, и тогда можно было видеть на небе его исполинский глаз. Впрочем, внимание Алариса к сотворенному им миру не ограничивалось только этим. Иногда он, воплотившись в высокого седобородого старца, бродил по всему Синториилу, выясняя -- много ли добра сотворено его подопечными. Нечего и говорить, что все праведники после смерти попадали именно во дворец своего небесного повелителя. Впрочем, туда же попадали не только праведники, но и все прочие, воплотившиеся в Синторииле души, ведь изначально все они -- вне зависимости от того, какие качества приобрели на земле, хорошие или плохие -- были прекрасны. К тому же рядом с Аларисом просто невозможно было существовать какому-либо злу. Даже самый закоренелый злодей приобретал рядом с Аларисом как бы ангелоподобие. Вот какая у него была великая сила.
   Уже в сумерках мы набрели на стоянку.
   Сначала между деревьями мелькнул огонек. Потом долетел и запах дыма. Впереди явно горел костер, о чем я тут же сообщил сэру Августину. Тот со мной согласился.
   Минут десять мы осторожно приглядывались -- вдруг это какие-нибудь разбойники -- но так ни к каким выводам не пришли. Слишком уж было темно. Тогда, соблюдая максимальную осторожность, двинулись дальше.
   Несколькими минутами позже выяснилось, что никаких разбойников там нет. Посреди небольшой поляны горел костер, на котором, источая вкусный дразнящий запах, жарилось что-то съестное. Развел его, судя по всему, человек, по виду монах, в длинном черном одеянии с надвинутым на голову капюшоном. Он сидел подле костра, контролируя процесс приготовления пищи. Больше там никого не было видно.
   Выждав еще минут пять и убедившись, что там и впрямь никого больше нет, мы смело вышли на свет. Сидевший у костра человек нашему появлению не удивился, казалось, ничуть. Он, конечно, поднялся, но тем, собственно, его активность и закончилась.
   -- Доброй вам ночи, -- сказал я первое, что пришло мне на ум.
   Фраза оказалась удачной.
   -- И вам всего наилучшего, -- откликнулся неизвестный звучным глубоким голосом.
   Из-за низко надвинутого капюшона лица его почти не было видно -- только клок седой бороды да кончик блестящего носа, на который падали от костра багровые отсветы.
   -- Позвольте представиться, -- сказал я. -- Мы с моим другом странствующие в поисках приключений рыцари. Его имя сэр Августин Бьёрк, а мое сэр Эндрю... э-э... Новочеркасский.
   -- Очень приятно, -- сказал человек. -- А меня зовут... Пейстра.
   -- Пейстра?
   -- Да, сэр Эндрю. Именно Пейстра. Я монах-паломник из ордена Алариса Вечного. В данный момент направляюсь к святилищу Митры.
   -- Не очень подходящее время вы выбрали для паломничества, отец, -- сказал молчавший все последнее время сэр Августин. -- Да и местность тут...
   -- Что вы имеете в виду?
   -- Говорят, в последнее время тут развелось немало всяческой нечисти.
   -- О, нечисть меня совсем не пугает. Сам приор Кану благословил меня на это паломничество.
   -- Ну, если приор Кану... -- пробормотал сэр Августин с сомнением. -- И все ж таки будьте поосторожнее.
   -- Само собой, разумеется. Не желаете ли разделить со мной трапезу?
   -- С удовольствием, -- сказал я.
   Монах-паломник явно обрадовался.
   -- Одному мне с этим каплуном ни за что не управиться, -- сказал он.
   Мы поглядели на костер. Там на вертеле поджаривалась птица, назвать каплуном которую можно было лишь с большой натяжкой -- размером она была с доброго индюка.
  
  
  

Глава 17

  
   Костер догорал. Все, что от него осталось, это несколько багрово-красных угля, которые были похожи на диковинные драгоценности. Источаемый ими белесый дымок уходил вертикально вверх.
   Было уже, наверное, за полночь. Сэр Августин, привалившись к стволу поваленного дерева, спал. Мы же с монахом-паломником бодрствовали. Не знаю, как Пейстре, но мне спать не хотелось совсем. Монах, оказавшийся очень словоохотливым, что-то рассказывал. Я слушал его вполуха, бездумно глядя на угли.
   Что и говорить, ситуация, в которую я по чьей-то милости попал, была необычная. Всего сутки назад я и подумать не мог, что со мной может приключиться что-то подобное. И вот поди ж ты. Я не в Новочеркасске, а, быть может, даже и не на Земле. Казалось, одна только мысль об этом должна была повергнуть меня в глубочайшее уныние (так оторваться от своих корней), однако не то что уныния, даже малейшего сожаления по поводу происшедшего я не испытывал. Даже наоборот, охватывавшие меня чувства были совершенно противоположными. Как я к себе ни прислушивался, ничего, кроме удовлетворения и некоей глубинной радости, я там не обнаруживал. И это было тем более удивительно, что вся моя предыдущая жизнь, казалось бы, целиком и полностью противоречила такому своему продолжению. Я был типичным представителем технократической эры, этаким интеллектуалом-энциклопедистом с легким гуманистическим уклоном. Что я ценил больше всего, так это комфорт, а еще спокойную размеренную жизнь. Как нетрудно из всего этого заключить, я был очень тяжел на подъем, когда дело касалось каких-либо поездок -- даже выбраться куда-нибудь за город на пикник было иной раз для меня непосильной задачей. Естественно, ни о каком героическом фэнтези я даже и думать не думал. И все же... Какая-то логика во всем этом, наверное, все-таки была. А иначе как объяснить то чувство удовлетворения, о котором я только что упоминал? Пожалуй, никак.
   Я шевельнулся, чтобы переменить позу, и невольно прислушался к тому, о чем говорил Пейстра. Тот, ничуть, должно быть, не сомневаясь, что ему внимают с самым глубочайшим вниманием, рассказывал о чем-то своем.
   -- ...что тут наиболее важное, -- говорил он, -- это лапка сульфиды. Растолочь ее надо в ступке не позже двенадцати ночи в день святого Игназиуса. В противном случае, таинства трансформации не произойдет и все труды окажутся напрасными. Далее...
   Вот, к примеру, талисман. Я так и не понял, что он из себя представляет. Живое это все-таки существо или просто запрограммированная на определенное поведение безделушка?
   -- И вовсе я не безделушка, -- откликнулся сейчас же Квет.
   -- А кто? -- ухватился я за возможность немного прояснить ситуацию.
   -- Узнаешь в свой час.
   -- Ну вот, опять та же песня.
   -- И что ты такой... любознательный?
   -- Нельзя же меня держать в темноте, в самом-то деле! Я же все-таки человек.
   -- В самом деле?
   -- А разве не видно?! Скажи хотя бы -- ты живой или нет?
   -- Я -- живой, -- объявил артефакт торжественно. -- Кстати, не хочешь ли поспать?
   -- Совсем не хочу... А вот как насчет этого старика?
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Он не опасен?
   Артефакт помолчал.
   -- От него исходит великая сила, -- сказал он наконец. -- Но характер ее мне непонятен. На всякий случай будь начеку.
   Я волей-неволей снова прислушался к тому, о чем говорил Пейстра. За то время, что я препирался с Квет, тема его монолога слегка изменилась. Теперь он рассказывал о каких-то брандершмыгах.
   -- ...более всего они любят появляться по ночам. Глаза у них красные, как головешки костра, а спереди торчит рог. Этот рог в сильную ветреную погоду, а еще, когда брандершмыги бегут, издает мелодичное звучание, как бы этакое своеобразное пение. Оно очень похоже на пение сирен, с тем лишь отличием, что партия у брандершмыгов более незамысловатая. Всего две, в крайнем случае, три ноты. Человек, услышав его, бежит прочь, но только не кролик. Все находящиеся в округе кролики цепенеют, не в силах сделать даже маломальского движения, и брандершмыгам ничего не остается, как пройти и собрать их как грибы в соответствующее лукошко...
   -- Зачем? -- спросил я.
   -- Это тайна, покрытая мраком, -- ответил монах, явно довольный вниманием, которое я ему оказал.
   -- Быть может, они употребляют их в пищу?
   -- Нет. Всем известно, что брандершмыги вегетарианцы.
   -- Зачем же они им тогда?
   -- Великий Митра в свое время рассказывал: когда тайна брандершмыгов будет разгадана, наступит конец света.
   -- Вот как! Может, он пошутил?
   -- Все деяния великого Митры исполнены глубочайшего смысла.
   -- Нисколько не сомневаюсь.
   -- Так вот, -- продолжал монах как ни в чем ни бывало. -- Другие, обитающие в Гекмаре существа называются энниакридами и сларгами...
   Я снова погрузился в размышления. Интересно, а пиво тут есть? Если есть, то, пожалуй, этот мир и вправду неплох. Надо не забыть спросить об этом у сэра Августина, как только он проснется. Впрочем, Пейстра тоже должен быть в курсе. Спросим у него.
   Я открыл было рот, но тут же его и закрыл, напрочь забыв не только о пиве, но и о том, где, собственно, нахожусь. И все потому, что монах-паломник произнес слова, настолько для меня неожиданные, что я просто оцепенел.
  
  
  

Глава 18

  
   -- Андрей Васильевич, -- сказал он. -- Не пора ли нам наконец поговорить по душам?
   Чуть ли не целую минуту я не мог обрести дара речи. А когда все-таки обрел, то воспользовался им самым банальнейшим образом.
   -- Простите... Откуда вы меня знаете?
   -- Я был бы не я, если бы не знал того, что происходит в моем мире.
   -- Кто вы?
   -- Смотри.
   Не говоря больше ни слова, монах-паломник откинул назад капюшон, и, хотя было уже довольно темно, я увидел длинное благообразное лицо, обрамлявшие его седые волосы, и бороду, длинной светлой полосой лежавшую на груди. Каким-то неизъяснимым в человеческих понятиях благородством повеяло от всей этой внешности. Этот человек явно не был тем, за кого себя выдавал. И тут догадка озарила мой ум.
   -- Аларис?! -- воскликнул я.
   -- Да, это я, -- с достоинством сказал этот мнимый монах.
   -- Но, я думал... это легенда.
   -- Как видите, нет.
   Мы, разглядывая друг друга, на несколько секунд замолчали.
   -- Квет, -- обратился я мысленно к артефакту. -- Что ты обо всем этом думаешь?
   -- Не знаю, что и сказать.
   -- Ты можешь при случае нас защитить?
   Артефакт ответил не сразу.
   -- Боюсь, что...
   -- Да или нет?
   -- Скорее всего, нет. Но...
   -- Говори!
   -- Этот человек не кажется мне опасным.
   -- Откуда такая уверенность? Ты знаешь его мысли?
   -- Нет, пути великих неисповедимы.
   -- Тогда что?
   -- Он окружен светом. Концентрация его так высока, что просто ослепляет. Я не в силах... Не требуй от меня больше того, на что я способен.
   -- Ладно, -- сказал я уныло.
   -- Ну, -- заговорил между тем Аларис, -- и что тебе присоветовал твой маленький друг?
   -- Вы знаете и об этом?
   -- Конечно.
   -- Да так. Он сам в легкой растерянности. -- Как и в случае с сэром Августином, я счел, что лучшей формой поведения здесь будет искренность.
   Аларис улыбнулся.
   -- Многое понятно мне в его прошлом, -- сказал он загадочно. -- Но будущее пока что туманно.
   -- Разве для вас есть что-то невозможное?
   -- И да, и нет.
   -- Как такое возможно?
   -- Мир -- не запрограммированная на веки вечные машина, у которой лишь ограниченный набор действий, пусть даже и очень большой. Мир -- живой.
   -- Вот как, -- пробормотал я и задумался. -- Стало быть, каким ему быть -- зависит от... -- Я замолчал.
   -- От каждого из нас, -- закончил за меня Аларис.
   -- Но я ведь столь незначителен.
   -- Это неважно. Главное, какой ты изберешь путь -- разрушения или любви. И третьего тут не дано.
   -- Честно говоря, я не совсем понимаю.
   -- Это тебе только так кажется. На самом же деле каждый (и ты в том числе) в глубине свой души точно знает цену своим собственным поступкам.
   Я вынужден был согласиться, что так оно и есть.
   -- А что вы можете сказать по поводу моего будущего?
   -- Ответ будет таким же.
   -- То есть оно так же неопределенно?
   -- Оно будет таким, каким ты его изберешь.
   -- Нельзя ли пояснее.
   Аларис, казалось, задумался.
   -- Вот посмотри сейчас вокруг себя и скажи, что ты видишь.
   Я послушно посмотрел вокруг себя. Ничего такого, что мне было бы незнакомо, я не увидел. Багровые угли догорающего костра, привалившийся к дереву сэр Августин, лошадь, вырисовывшаяся в темноте смутным силуэтом, темная стена окаймлявших поляну деревьев.
   Я с недоумением пожал плечами.
   -- То место, где мы сейчас находимся, перекресток миров.
   -- Эта поляна?
   -- Да. Я специально привел тебя сюда, чтобы ты мог шагнуть отсюда в любой из миров. Туда, где ты мог бы обрести свое предназначение. Впрочем, это может и не получиться, все зависит от твоего выбора.
   -- Вот как.
   -- К примеру, покинув свою планету и попав сюда, ты обрел именно ту внешность, которая наиболее соответствует этому миру. Тут твой друг абсолютно прав. Но, помимо этого, есть и другие миры. К примеру, такие, где ты обрел бы другую, бессмертную, плоть. Не физическую, как сейчас, а огненную, суть которой -- любовь. Для этого нужно сделать лишь один единственный шаг.
   -- И я попаду в любой из этих миров?
   -- В любой.
   Я снова задумался.
   -- Нет, -- сказал я наконец. -- Стать бессмертным огненным духом... боюсь, к этому я еще не готов. К тому же, мне кажется, я уже обрел нужный мне мир.
   -- Что ж, -- сказал Аларис, улыбнувшись. -- Пусть будет по-твоему. Этот мир -- один из самых у меня любимых. Главные его черты -- наивность и дружелюбие. Я надеюсь, ты этим не станешь злоупотреблять. Береги его.
   -- Хорошо, -- пробормотал я смущенно.
   Все происходящее стало мне напоминать какую-то свадьбу. Я -- жених, а мир -- невеста, которую за меня выдавали.
   -- Береги его, -- повторил Аларис опять. -- И он ответит тебе тем же.
   Я не нашел ничего лучшего, как снова сказать "хорошо".
   Аларис поднялся.
   -- Светает, -- сказал он.
   Я тоже поднялся, озираясь по сторонам. Похоже, небо и впрямь посветлело.
   -- Надеюсь, -- сказал Аларис, -- наш разговор останется в тайне.
   -- Само собой, -- откликнулся я.
   Тут я вспомнил, что не далее как вчера мы с артефактом никак не могли определиться, куда нам идти.
   -- Э-э, простите, а вы, случайно, не могли бы сказать, куда нам тут идти, а то, знаете, совсем я здесь ничего не знаю.
   Аларис улыбнулся.
   -- Я уж подумал, что ты вообще уже об этом не спросишь. Мне кажется, тебе нужно на гору Амонатра.
   -- Амонатра? А где это?
   -- Сэр Августин знает. Расспросишь, когда он проснется. Ну, мне пора. Прощай, доблестный сэр Эндрю... Новочеркасский.
   -- Прощайте. Надеюсь, еще встретимся.
   -- Я в этом уверен.
   Аларис шагнул в темноту и через секунду исчез. Я же, снова усевшись на землю, погрузился в размышления. Так я до самого утра и не заснул.
  
  
  

Глава 19

  
   Сэр Августин проснулся, лишь только солнце позолотило верхушки деревьев. Был он свеж и бодр. Он тут же стал расспрашивать, куда подевался монах, а когда узнал, что я так и не сомкнул глаз, то искренне огорчился. Как я его ни разубеждал, он твердо уверовал в то, что я сделал это специально, давая ему возможность хорошенько отдохнуть. Он тут же безаппеляционно объявил, что во время следующего привала будет стоять на часах первым. По поводу горы Амонатра он сказал, что знает такую. Она находится как раз на пути в Фрезиндейл на расстоянии всего в один переход. Ну, может быть, чуть в стороне. В любом случае, крюк, который нам придется сделать, чтобы на нее попасть, не будет слишком большим, и он с удовольствием меня к ней проводит.
   Сборы были недолгими. Не прошло и получаса, как мы снова тронулись в путь. По заведенному вчера порядку мы оба шли пешими, ведя лошадь на поводу, чему та была явно рада.
   Я шел молча, раздумывая над ночным разговором с Аларисом.
   Что же до сэра Августина, то тот принялся распевать песню, которую сочинял тут же -- на ходу. Речь в ней шла о том, как два отважных рыцаря вступили в неравную схватку с драконом и, если бы последний позорно не бежал, наверняка одержали бы победу. Причем история эта по мере нашего продвижения обрастала такими невероятными подробностями, о которых я даже не подозревал.
   Как и предсказывал сэр Августин, к горе Амонатра мы добрались вечером этого же дня. Сразу же оговорюсь. К тому, что я перед собой увидел, применять слово "гора" было слишком сильно. Скорее, это был имеющий правильную полусферическую форму холм высотой не более трехсот метров, покрытый сочной травой и редким кустарником. Располагался он посередине небольшой долины, стиснутой с трех сторон горами, эти уже были самыми настоящими -- на вершинах некоторых из них сверкали даже вечные льды. Кажется, там была еще и река, но увидеть ее мне не довелось, так как для этого нужно было изменить маршрут.
   Оглядевшись, я твердо сказал:
   -- Привал разобьем на вершине.
   Сэр Августин согласился, и еще час у нас ушел на то, чтобы взобраться на холм. Вид сверху был воистину потрясающий. Тут и впрямь имелась река. Приходя неизвестно откуда, она огибала вдоль горных отрогов долину, делая петлю, и уходила неизвестно куда.
   Похоже, окружающая нас красота произвела впечатление не только на меня. Сэр Августин тоже на какое-то время замолчал, весь уйдя в созерцание.
   -- Да, -- сказал он наконец. -- Творения великого Алариса достойны самого глубокого восхищения.
   -- Не хотели бы вы здесь поселиться, сэр Августин? -- спросил я его.
   -- А что, вполне подходящее место. Горы, река... Да и со стратегических позиций... тоже неплохо. Пожалуй, тут и город можно было бы построить. Как вы на это смотрите, сэр Эндрю?
   -- Вы, оказывается, стратег. Почему вы подумали о городе?
   Сэр Августин покраснел.
   -- Вообще-то это мысль не моя, -- признался он. -- Великий Митра планировал тут в свое время возведение новой столицы, но... Вторжение из Проклятой Земли латников Макартура Второго так и не дало этим планам осуществиться.
   -- Как давно это было?
   -- Во вторую эпоху.
   -- Во вторую?.. Хм... Как насчет ужина?
   -- С удовольствием! -- воскликнул юноша и кинулся к одной из своих сумок.
   Дальнейшее мне запомнилось смутно. Бессонная ночь и последовавший за ней переход не прошли для меня бесследно. Все, что мне еще приходилось в тот день делать, происходило как бы в тумане. Впрочем, хватило меня на немногое. Сэр Августин, заметив мое состояние, великодушно предложил мне отдохнуть, чем я не преминул воспользоваться.
  
  

Глава 20

  
   Стоило мне заснуть, как я тут же (в третий уже раз) оказался в давешнем сне. Причем совершилось это без всякого перехода -- вот кладу я голову на мешок, а уже в следующее мгновение стою в знакомой мне круглой комнате. Казалось, будто сон только и ждал, когда я наконец лягу в постель.
   Казалось, ничего в моем сне не изменилось совсем. Он продолжился с того самого момента, на котором в прошлый раз оборвался. Я стоял перед ложем на коленях, а моя Алина смотрела на меня все тем же умоляющим взглядом. Сердце у меня снова наполнилось безграничной печалью.
   "О Конан! Возлюбленный мой", -- сказала она.
   "Алина! Сердце мое! -- воскликнул я в ответ. -- Что я должен сделать, чтобы ты не страдала?"
   "Скажи! Скажи мне!"
   "Что я должен сказать?"
   "Скажи, почему ты здесь?"
   "Я, -- неизъяснимое чувство наполнило меня вдруг. -- Я здесь потому, что... люблю тебя!"
   Только я это сказал, как что-то вроде молнии вспыхнуло над моей головой и раздался оглушительный раскат грома. Это была так неожиданно, что я вскочил, озираясь по сторонам. С комнатой явно происходило что-то неладное. Она как бы заколыхалось. Стены в нескольких местах словно бы лопнули, расширяясь, и на этих местах образовались окна. В следующее мгновение вся комната наполнилась солнечным светом.
   -- Не бойся, любимый! -- воскликнула Алина. -- Так и должно быть. Заклятие наконец снято!
   Слова эти до моего сознания доходили с трудом.
   -- Квет! -- закричал я. -- Что происходит?!
   В ответ не раздалось ни слова.
   -- Артефакт! -- снова закричал я.
   -- Я твой артефакт! -- крикнула Алина, все еще держа меня за руку.
   -- Ты?!
   -- Это я сидела в коробке, что дала тебе в баре.
   -- Ты?!
   -- Да, я.
   -- Но как такое возможно? Как ты могла одновременно находиться в двух таких разных местах?
   -- Я сейчас все объясню.
   -- Сделай одолжение, пожалуйста. Расскажи, не то я просто сойду с ума.
   Смеясь и плача одновременно, Алина стала рассказывать.
   История ее оказалась под стать всему тому, что со мной приключилось за последние двое суток. И все же она была столь невероятна, что даже и теперь в нее было поверить непросто.
   -- Когда-то в очень давние времена, -- говорила Алина, -- я полюбила одного человека. Звали его Конан...
   -- Черт возьми! -- пробормотал я. -- Знавал я одного Конана. Уж не тот ли это, про которого написал Говард?
   -- Не знаю. Может, и тот. Скажу лишь, что это не вымышленный персонаж, о нем упоминает одна католическая монахиня -- Анна-Екатерина Эммерих -- может быть, ты слышал про такую?
   Я пожал плечами.
   -- Она жила лет за двести до вашего времени, была боговидицей... Впрочем, это неважно. Так вот, я полюбила Конана всем своим сердцем, но он по каким-то причинам не смог мне ответить взаимностью.
   -- Еще бы! -- фыркнул я. -- Тот еще бабник!
   -- Не суди его строго. К тому же многое, что было о нем написано позже, не соответствует действительности. Он был совсем другим человеком.
   -- Пожалуйста, покороче.
   -- В общем, мы с ним расстались, но забыть его я не смогла. Потом... Потом меня полюбил другой... -- Алина замолчала и словно бы облако набежала на ее чело. -- Это был совсем другой человек, злой и очень жестокий. Его имя... Впрочем, не стоит лишний раз упоминать его мерзкое имя. Чтобы добиться моей благосклонности, он готов был на все. Страсть разъедала его черную душу. Целый мир он готов был бросить к моим ногам, но... Ответить взаимностью я не могла. Я все еще любила другого и поклялась быть верной ему до самой своей смерти, пусть даже мы и не встретились бы с ним никогда... И вот тогда этот другой решил отомстить... Он заключил меня в эту шкатулку, приставил к ней вечного стража (ты его знаешь -- это Базгон) и объявил, что, не нуждаясь ни в питье ни в пище, я буду сидеть в ней до конца времен и выйду из нее лишь тогда, когда меня кто-либо полюбит -- так же сильно, как он. Для этого он позволил мне раз в тысячу лет выходить из шкатулки наружу на один день. Если я смогла бы за это время... Если бы кто-нибудь... Заклятие было бы снято... Это был воистину дьявольский план... Но... Совсем, совсем не выполнимый... Подаренные им дни выглядели скорее насмешкой, чем шансом на спасение, насмешкой, которая должна была лишь усилить мои страдания... Но вот появился ты...
   Алина умолкла.
   -- Когда это произошло? -- спросил я глухо.
   -- Семь тысяч лет назад.
   -- Семь тысяч лет! -- проговорил я потрясенно. -- И ты все это время провела в этой комнате?
   Алина кивнула.
   -- За исключением тех семи дней, о которых я уже говорила.
   -- Невероятно. Что за дьявол смог сотворить такое?! Но как тебе удалось обмануть Базгона?
   -- Я его и не обманывала.
   -- Что ты имеешь в виду?
   -- Поначалу он вел себя ревностно. Держал шкатулку под замком и сильной охраной. Потом это ему стало надоедать. В какой-то момент он вдруг понял, что так же, как и я, оказался заложником. Заклятие было столь сильно, что избавиться от шкатулки он не мог, как бы этого ни хотел. Давно уже умер его хозяин, уничтоженный более сильным колдуном, а мы -- я внутри, он снаружи -- были по-прежнему привязаны к этому артефакту. В конце концов, он решил, что лучшим способом обрести свободу будет тот, который поможет снять заклятие, то есть должен найтись человек, который бы меня полюбил...
   -- Но как же тогда его поведение? Ведь он готов был меня убить!
   -- Он никогда бы этого не сделал.
   Я вспомнил свирепую физиономию Буза и с сомнением покачал головой.
   -- Не знаю, не знаю...
   Тут Алина позвонила в колокольчик. Дверь отворилась, и в комнату один за другим вошли все те, с кем я сталкивался в течение последних двух суток: Базгон, Буз, его однояйцовый брат, сэр Августин. Последним через дверь влетел лесной эльф Эйзидейл из рода Матугуайров. Больше всего меня, конечно, поразило наличие в этой компании сэра Августина.
   -- И ты, Брут, -- пробормотал я.
   Сэр Августин виновато потупил взор.
   -- Сможете ли вы меня когда-либо простить, сэр Эндрю? -- сказал он. -- Я чувствую себя таким негодяем.
   -- Еще бы! -- сказал я. -- Никогда бы не подумал, что в вас скрывается талант лицедея.
   -- Пощадите, -- простонал он.
   -- Ладно, -- сказал я великодушно. -- Уверен, что намерения ваши были самыми что ни есть благородными. Сам сэр Бирман не смог бы поступить иначе.
   Сэр Августин счастливо улыбнулся.
   -- А что скажете вы? -- обратился я к Базгону.
   -- Все, что вам рассказала эта леди, истинная правда, -- произнес он своим низким вибрирующим голосом. -- Можете мне поверить.
   Стоявшие за его спиной подручные согласно закивали головами.
   -- Сэр, -- сказал один из них. -- Если бы вы только видели выражение своего лица, когда мы ворвались к вам в прихожую... Ой! -- Он испуганно зажал себе рот обеими ладонями.
   -- Ну и болтун же ты, Буз! -- сказал Базгон сердито.
   -- Извините, владыка.
   -- Погодите, погодите, -- забеспокоился я тут. -- Уж не хотите ли вы сказать... -- И замолчал, чувствуя, как густая краска заливает мне лицо. -- Что я совсем не был невидимым? -- закончил я наконец.
   -- Да, -- сказал Буз виновато. -- Мы видели вас, сэр. Так же, как сейчас. Но сделали вид, будто не видим... Так было нужно. Вы не слишком на нас за это в обиде?
   -- Черт! -- пробормотал я. -- Я выглядел, наверное, таким идиотом. -- Я вспомнил, как минут пять мы с Базгоном стояли друг против друга, и мне стало совсем нехорошо.
   -- Поймите, сэр Эндрю, -- сказал Базгон. -- Прошло всего лишь три дня, как я покинул Гекмар, но до этого мы с леди Алиной разрабатывали план тысячу лет. Мы должны были предусмотреть все обстоятельства. В противном случае, бедняжка снова оказалась бы запертой здесь на очередную тысячу лет. К сожалению, негодяй, который ее заколдовал, лишил бедняжку всех магических способностей. Все, что она могла, это видоизменять форму талисмана и ставить защиту, и только. Делать же кого-то невидимым она, конечно же, не умела.
   -- Вот, значит, как, -- пробормотал я.
   -- Все, что с вами произошло, -- продолжал Базгон, -- для вашей же пользы.
   -- Нельзя ли было просто все рассказать? -- воскликнул я в сердцах и тут же сообразил, что сморозил явную глупость.
   Все присутствующие уставились на меня с удивлением.
   -- Ну, конечно, -- сказал я. -- Если бы два дня назад мне рассказали о том, о чем мне сейчас рассказала Алина, я бы решил, что на Маломишкино день открытых дверей...
   -- Вы все правильно поняли, сэр, -- проворчал Буз.
   Я посмотрел на Алину. Она стояла рядом, не смея поднять глаза.
   -- Если вы не возражаете, -- сказал тут Базгон. -- Мы, пожалуй, пойдем. Вам с этой леди нужно о многом переговорить.
   -- Это точно, -- сказал я.
   -- А что такое Маломишкино? -- спросил Буз.
   -- Потом расскажу, -- сказал Базгон.
   Все присутствующие, кроме нас с Алиной, молча потянулись к выходу. Последним в дверь вылетел лесной эльф Эйзидейл из рода Матугуайров, не проронивший за все время беседы ни единого слова. Мы остались с Алиной одни.
   -- Ну, что скажешь, Квет, Алина... или как тебя там?
   Она несмело мне улыбнулась.
   -- А как тебе больше нравится?
   -- А тебе?
   -- Квет.
   -- Что ж, пусть будет Квет.
   -- Ты не сильно на меня сердишься?
   -- Совсем не сержусь.
   Она подняла наконец на меня глаза.
   -- Правда?
   -- Ну как я могу на тебя сердиться. Я же тебя люблю.
   -- Я тоже тебя люблю, -- сказала она, снова опустив глаза. -- Если бы ты только знал, что я сейчас чувствую. Я теплая, живая. Как и все, могу пить, есть... Ой, я же хотела тебе показать! -- Она схватила меня за руку и потянула к окну.
   Я послушно пошел следом. То, что я увидел, меня воистину потрясло. Уж чего чего, но того, что открылось мне за окном, я никак не мог ожидать. Там, где часом раньше простиралась до самого горизонта дикая природа, теперь раскинулся сказочный город. Всю долину покрывали дома самых разнообразных архитектурных стилей, улицы были запружены народом, по реке проплывали суда, еще дальше тянулись сады, а еще дальше поля. Небо было бездонно синее, и в какой-то момент на нем словно бы промелькнуло что-то вроде исполинского человеческого глаза. Видение это было так мимолетно, что я усомнился, а было ли оно вообще.
   -- Послушай, Конан, -- сказала тут Квет. -- Ты не мог бы выполнить одну мою просьбу?
   -- Я не Ко... -- хотел было сказать я и замолчал.
   Да какая, в сущности, разница, Конан я или нет. Дело разве в этом? А в чем же тогда? Да, наверное, в том, что стою я сейчас в комнате самого прекрасного в мире замка, что за его окном раскинулся самый прекрасный на свете город, а вокруг него -- самая прекрасная на свете страна, которую я мог бы назвать как угодно, хоть Синториилом, хоть Аквилонией, хоть Владимирской Русью. Но главное тут было даже не в этом. Самое главное тут было в том, что рядом со мной стояла самая прекрасная на свете женщина, которая смотрела на меня с таким обожанием, что у меня просто сердце заходилось от нежности.
   -- Конечно, любимая, -- сказал я. -- Все, что угодно.
   -- Пожалуйста, улыбнись.
   -- О, женщины! -- вздохнул я и, конечно же, улыбнулся.
  

2006 г.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"