Аннотация: Первые дни войны между Россией и Украиной. Войны с применением ядерного оружия. Взгляд русского.
Начало конца (часть 1)
В Кролевец мы вошли вечером. Солнце уже почти скрылось за близлежащим лесом, но фонари на улицах всё ещё не загорались. Да и вряд ли они вообще включатся сегодня ночью, ведь Шосткенская ТЭЦ была подорвана нашим отрядом ещё позавчера. Так что электричество в этом городке могли вырабатывать разве что частные дизельные электрогенераторы. Но, не смотря на надвигающиеся сумерки ещё можно было различать окружающие предметы: скамейки в парке, по которому мы шли, одинокий ларёк у входной арки, тёмные прямоугольники зданий, стоящих за границей парковой зоны. Была поздняя осень, и деревья уже полностью освободились от листьев, так что с возвышения, на котором мы стояли, можно было увидеть почти весь городок до самой его границы, скрытой вечерней дымкой. А воздух, какой здесь был воздух! За неделю он уже успел полностью очиститься от выхлопных газов автомобилей (всю работающую технику, наверное, уже забрали в тыл) и главное не имел и следа радиации (основные ядерные удары были нанесены по Киеву, Харькову и другим известным стратегическим точкам Украины, далеко от этого маленького приграничного города). И сейчас мы стоим и наслаждаемся этой чистотой, в то время как лейтенант сверяет маршрут с картой местности.
--
Ребята, у нас есть задание в этом городке, возможно даже мы остановимся здесь на ночлег. Так что хватит отдыхать. Собирайтесь. Я поведу, Михаил - замыкающий. Идём тихо, всем быть начеку.
На чеку!? Да, всё мужское население с 14 до 99 лет уже давно рекрутировано в армию и отвезено за укреплённые позиции. Кто может оказать нам сопротивление? Женщины и дети? С такими мыслями я встал в цепочку и побрёл за лейтенантом.
К нужному месту мы подошли скоро, но в сгустившихся сумерках я не мог определить к какому зданию мы вышли. Трёхэтажное, старого послевоенного типа. По клумбам разбитым перед фасадом можно было понять, что оно относиться административным.
--
Это же шко... - не успел договорить идущий передо мной Саша.
--
Да, это школа, - подтвердил его догадку лейтенант. - В таком месте может скрываться большая часть оставшегося в городе населения.
И действительно, я только сейчас заметил слабые отблески света в некоторых окнах первого этажа, наверное, там разводили костёр.
--
Нам надо войти внутрь и кое с чем разобраться, - продолжал лейтенант.
Саша бросил на меня недоумевающий взгляд, я пожал плечами и двинулся вслед за лейтенантом. Действительно, какое дело могло ожидать нас в школе?
Когда мы в плотную подошли к зданию из-за входных дверей нас окликнул старческий женский голос:
--
Стой хто идзе?
--
Вы находитесь на территории, контролируемой российской армией. Вы обязаны подчиниться и впустить нас - российских солдат - внутрь, - отрапортовал лейтенант.
--
Не милок, гэта ишчэ ридна Украина, - отозвалась бабка.
--
Нет, вы не поняли. Вы обязаны нас впустить. - Мне сразу не понравилась жестокость голоса лейтенанта. По своему горькому опыту я знал, что ни к чему хорошему это не приведёт.
Старуха, наверное, подумала так же и быстро достала швабру, служащую засовом, и ручек дверей.
Лейтенант первым вошёл в здание, встал в центре холла, оглянулся по сторонам, задержал взгляд на электронных часах, которые уже не работали, и опять обернулся назад, окинув взглядом старуху. Она, наверное, была уборщицей в этой школе, так как на ней был халат синего цвета с глубокими карманами, и швабра, которую она держала в руках, как нельзя лучше подходила к её виду.
--
Отведи нас в комнату, где собралось больше всего людей, - сурово скомандовал лейтенант.
--
Хорошо милок, - покорно ответила уборщица и пошла в один из коридоров, выходящих в холл. Лейтенант жестом позвал нас за собой и двинулся вслед за старухой.
Шли мы не долго. Уборщица подвела нас ко второй двери, открыла её и проговорила:
--
Ну, вот здесь.
Лейтенант, как всегда, зашёл первым, а мы за ним. Я сразу обратил внимание на обстановку в комнате: пара плакатов с формулами красовалось над доской, портреты каких-то людей были развешаны вдоль стены, а у дальней стены стоял шкаф, буквально заваленный учебной литературой и наглядными пособиями - всё это оставалось нетронутым, словно в любую минуту сюда могли прийти дети, чтобы продолжить заниматься. Люди же, находившиеся здесь, забеспокоились при нашем появлении, поднялись с мест, подошли ближе к костру, разведённому в центре кабинета. Но больше всего было детей. Самых разных возрастов, но старше четырнадцати были только девочки. Из взрослых были только женщины, в основном, лет сорока-пятидесяти. Одеты все были тепло - по-зимнему - наверное, принесли всю одежду из дома.
Одна женщина подошла к уборщице и что-то тихо у неё спросила:
--
Да вот увалилися, мовяць што рассейския саудаты.
--
Так, - прервал их разговор лейтенант. - Всем кто старше восемнадцати покинуть помещение. Солдаты помогите им выйти.
--
Но, лейтенант, - начал, было, Саша.
--
Никаких, но, рядовой. Приказ командования. На оккупированной территории всех лиц старше восемнадцати лет либо вывезти на территорию нашей страны, либо, при отсутствии транспорта и времени, ликвидировать, за пособничество партизанским и подпольным организациям врага. Подписано маршалом, - сухо продекламировал лейтенант.
Я увидел ужас в глазах женщин, увидел страх детей и их первые робкие слёзы, медленно катившихся по щекам.
--
Так что, рядовой, выполняй приказ.
Я увидел замешательство в глазах Сашка. Да и сам был потрясён такой новостью. Откуда такая жестокость к своим же братьям-славянам?
--
Я сказал, выполнять приказ, - гаркнул лейтенант.
Ноги сами по себе к людям, тихо стоявшим у догорающего костра.
--
Наталья Павловна, не уходите, - плачущим голосом, проговорил мальчик лет восьми, держась за юбку пожилой женщины.
Я остановился. Наталья Павловна, так звали мою первую учительницу. Целый поток воспоминаний нахлынул на меня в это мгновение. Первая линейка на школьном дворе, хотя помню её очень смутно (как-никак тринадцать лет прошло). Первый класс: весёлый и дружный. Первые уроки, такие лёгкие в начале. Первые оценки, не всегда хорошие. Первая принесённая домой двойка и весёлый голос дедушки: "Ученик без двойки, как солдат без ружья". Первые перемены, с весёлой беготнёй по коридору. Но больше всего запомнился образ первой учительницы. Она была самой доброй и отзывчивой, её глаза всегда сияли счастьем, когда она глядела на нас, делающих первые шаги в этой сложной жизни. Также первые ...Да нам тогда всё было в новинку, всё было в первый раз в жизни.
Из забытья меня вывел, грубый и жестокий голос лейтенанта:
--
Рядовой, чего встал, выполняй приказ.
--
Нет, - прошептал я. - Нет, я не буду этого делать. Это бесчеловечно.
--
Это приказ командования, а неподчинение приказу - это расстрел на месте, - Рука лейтенанта потянулась к кобуре.
--
Делайте со мной что хотите, но я не собираюсь убивать мирных граждан, - сказал я уже твёрже. И тут же ощутил на себе множество одобряющих взглядов.
--
Рядовой, не делайте глупостей, это всего лишь несколько старух, которым не место в новом мире. Дети останутся невредимыми, их даже возьмёт на попечение наша страна, когда сюда придут основные войска и заберут их в интернаты, - лейтенант расстегнул застёжку, держащую пистолет.
--
Нет, лейтенант, я освобождаю их всех, пускай отправляются к своим родителям.
Я повернулся и пошёл к пожилой учительнице, возле которой, прижавшись к её юбке, стояло пятеро малышей. Я поглядел ей в глаза. О Боже это были глаза моей Натальи Павловны, такие же добрые с еле заметным укором. Я увидел улыбку на её лице и улыбнулся в ответ, протягивая руку. Но тут раздался выстрел. В глазах потемнело, ноги, как подкосило, и я кулем свалился на пол. Я лежал на спине, не отрывая взгляда от её глаз: таких же добрых, таких же отзывчивых, таких же ...
И только затихающий голос в ушах:
--
Кто ни будь ещё против приказа командования?
И тишина, вечная тишина...
Через мгновенье Саша, смахнув рукой, так некстати навернувшеюся слезу, вскинул автомат и спокойным голосом проговорил: