Шаркая разношенными лаптями, Бабка поставила на подоконник тарелку со свежеиспеченным горячим Колобком и выглянула в открытое окно. Лицо у нее было скучающее и недовольное.
Ей все это страшно надоело. Надоело каждое утро шпынять Дедку, чтобы он шел мести по амбару и скрести по сусекам, надоело замешивать тесто, катать колобок и сажать в печь...Надоело!
Сказка все никак не хотела закончиться, длилась и длилась долгие годы, десятилетия, века. Ежедневно кто-нибудь рассказывал или читал ее очередному ребенку: родители, бабушки и дедушки, тети и дяди, няни, старшие братья и сестры, воспитательницы в яслях - сказка звучала и звучала, приводя Бабку в состояние крайнего раздражения и тоски: ну, правда, сколько можно, в самом деле!
Выглянув в окно, Бабка ничего хорошего для себя не увидела. На завалинке сидел Дедка, уморившийся после очередной уборки в амбаре. Он мрачно смотрел на стоящий перед избой дуб и думал о том, что, будь он помоложе, да узнай, кто эту сказку сочинил, он бы этому сочинителю ноги переломал, чтобы неповадно было над людьми изгаляться. Или, вот, Бабка. Где это она, интересно, каждое утро сметану берет для Колобка, а? Сроду у них к столу сметаны не бывает, а на тесто для Колобка - пожалуйста, извольте бриться!
Дедка сплюнул, притопнул ногой, обутой в обрезаный подшитый валенок и перевел глаза на зануду-Ворона, сидевшего на дубу и дудевшего в дуду. Дуда Ворона взблеснула на солнце, что почему-то оказалось последней каплей в чаше терпения Дедки, и тот начал шарить рукой вокруг себя, надеясь найти что-нибудь увесистое. Под руку все время попадалась всякая дрянь, но вот, наконец, подвернулся довольно тяжелый камень, который Дедка и бросил в дуб. Ну, это у него получилось так от старости и слабосилья, что в дуб, а метил он, на самом деле, в ворона. Надо сказать, ворон даже и не пытался увернуться: ему тоже уже давно надоела вся эта история, неприятно было, что он своим неуместным дудением изводит всю округу, за что его и ненавидят ее жители - от мала до велика.
Бабка вздохнула, села на лавку под окном и раскрутила колесо древней прялки. Та зажужжала, как жужжала всю свою жизнь, и этот спокойный звук казался крайне неубедительным в атмосфере раздражения, заполнявшего горницу.
Бабка пряла свою пряжу и думала о том, что годы идут, Дедка перестал ходить к морю на рыбалку, корыто так и стоит разбитое, а он даже и лапти липовые перестал плести...эх, и нужно же было Андрияшке ослушаться отца и жениться все-таки на Палашке, которую он прельстил баранцами да прянцами. А та, коза, тоже хороша! Что это за девка, что отца ослушалась и взамуж без благословения пошла?! Бросили молодые свою родную Ольховку и в большой город на проживание укатили - а что в тех городах?! Хотя, может быть, там и лучше. Уж всяко, вороны день и ночь на дубах в дуду не тарабанят! Может, и дубов-то в городах никаких нет...
Но тут мысли Бабки прервало громкое квохтанье: Курочка Ряба, явно, снеслась и звала хозяйку, чтобы похвастаться яйцом.
А чем было хвастаться?! Небось, яйцо опять было золотое - и какой в нем после этого прок?!
Бабка сердито остановила прялку, злобно прошаркала в сени. В углу был устроен закуток, отделенный жердяной загородочкой, и в этом закуте сидела в лукошке с соломой Ряба. Вид у нее был строптивый и недовольный. Ей до смерти надоело нестись каждое утро, выслушивая при этом постоянные упреки в собственной никчемности и неспособности снести нормальное яйцо.
Вокруг нее высились штабели лукошек, корзинок, коробов и туесов, заполненых золотой скорлупой, которую Бабка и Дедка не умели применить, но которую жадничали выбросить: все ж таки золото, как выбросишь!
Бабка посмотрела на непослушную Рябу, сказала той дуру и пошла из сеней во двор.
Колобок лежал на тарелке с голубой каемкой и натужно отдувался.
Было ему жарко и томно, мучала одышка, он с досадой ощущал все свое круглое пышное тело, расплывшуюся талию, отсутствующую шею - всю плоть, такую горячую, душную и обременительную.
Долгие годы не было ему покоя! Каждое утро оказываться в тарелке на окне - и летом, и зимой, вне зависимости от погоды...Этак кто угодно озвереет!
Летом в жару он опасался, что его стукнет удар, зимой можно было подхватить ангину или воспаление легких, осенью - размокнуть от дождевой воды.
Он решительно не мог понять, за что его постигла такая участь, и зло смотрел на дуб, где сконфуженный и взъерошенный ворон все продолжал свои ду-ду-ду-ду-ду.
Избушка выпростала из-под себя куричью лапу и почесала крышу возле покосившейся трубы. При этом Избушка слегка перекосилась, а Баба Яга недовольно заворчала со сна.
Ей страшно не хотелось просыпаться, хотя было понятно, что наступило утро, раз Избушка почесывается, но понимание этого никак не могло помочь: желания встать, чтобы начать очередной день, Бабка Ежка не испытывала.
И правда, ну сколько же можно, а?! Сколь веков ею ребятишек пугают - не надоело ли пугателям самим? Она уж и чудес никаких не производила, и в печь давным-давно на лопате никого не сажала, и в ступе почти не летает - а как полетишь, когда то и дело летают эти самолеты их, вертолеты всякие - настроили на ее голову, того и гляди, что собьют! - а пугатели все никак не угомонятся. Неужто детишки продолжают им верить? А ведь, небось, летают в этих штуках железных, что всю нечисть в лесу перепугали ревом своим и в дальние углы леса загнали.
Нет, надоела ей вся эта музыка хуже горькой редьки, и ведь даже пожалиться некому: Кащей так утомился, бедняга, что даже он уполз куда-то в дебри нехоженные, да там и сгинул - и то сказать, он же ж бессмертный был, как тут не устать?!
Баба Яга открыла глаза и мрачно посмотрела на лучезарный день раннего лета, сиявший в сквозь грязное треснувшее стекло.
Хочешь-не хочешь, а вставать придется. Не нами заведено, не мы и отменять будем.
И она закряхтела, поднимаясь на постели, ругаясь и бурча навстречу лязганью ступы, привязанной во дворе и соскучившейся за ночь по хозяйке.
Татьяна Петровна была еще очень молоденькой учительницей: ее первый класс в этом году перешел в третий. Ребята ей достались хорошие, учительницу свою не изводили, в учебе старались - каждый в меру своих сил и способностей, - в общем, класс и его наставница жили душа в душу.
Учебный год почти закочился - оставалось каких-нибудь три дня - годовые отметки были уже выставлены, и Татьяна Петровна использовала последнюю неделю для расширения кругозора своих учеников: водила их в Планетарий, Политехнический музей, на почтамт и АТС, - а сегодня решила повести их в лес, чтобы ребята совместили приятное с полезным: собрали бы растения для гербария, который задала им на лето и который они должны были принести в школу первого сентября, и подышали бы свежим воздухом - очень уж хороший, солнечный, яркий стоял денек, жаль было бы провести его в закрытом помещении.
Ученики второго, нет, простите, теперь уже третьего, класса "А" радостно приняли идею любимой учительницы и подготовились к походу основательно: у каждого за плечами был увесистый рюкзак, а в руках все несли ботаньерки, сачки для ловли бабочек, а кое-кто даже и удочки.
Близнецы Лиля и Леня Корсаковы с таинственным видом держали за ручки довольно объемистую сумку, с которой они обращались очень осторожно, прилагая все усилия, чтобы не ударить ее ненароком о дерево или пень.
Бабка стояла на пороге своей покосившейся избенки и скучливо смотрела на окружающий мир. Все было, как всегда: утро как утро.
Сосед Янек, стоя на верхней перекладине приставной лестницы, тянул за веревку, обмотанную вокруг рогов его коровенки: он все не оставлял надежды, что однажды корова все-таки влезет на крышу и объест выросший там бурьян.
Обоим было ужасно скучно, - и корове, и ее хозяину - они выполняли свой ежеутренний ритуал совершенно механически без всякого выражения в глазах.
Соседка Матрена, пыхтя, снимала с петель дверь: как всегда, муж уехал в лес за дровами, а ей велел не оставлять дверь без присмотра. Но что же делать, если нужно идти к колодцу - вон, и ведра с коромыслом уже приготовленные стоят - придется и дверь с собой тащить, хотя сил никаких нет, до того надоела эта волынка бесконечная!
Возле Теремка дымилась на солнце куча навоза, и Петух, стоя на ее вершине, горланил, хоть и громко, но без особого энтузиазма: ему тоже надоело ежедневно находить жемчужные зерна вместо полновесного овса, которым можно было бы отлично позавтракать. От недокормицы был он тощ, перья, когда-то яркие и сверкающие, потускнели и топорщились, многих из них нехватало, а гребень уныло свесился набок, придавая петушиному лику больной вид.
Бабка только головой в клетчатом платке покрутила - так ей не понравилось все увиденное.
И вдруг что-то изменилось, сместилось, что-то, словно, пронеслось и исчезло, взвихрился воздух, Матрена вскинулась и упала с грохотом, споткнувшись об одно из своих приготовленных ведер, Корова мотнула головой, отчего Янек кубарем скатился на землю, Петух поперхнулся, Ворон пустил петуха на своей дуде, а Дедка закричала жиденьким дребезжащим тенорком:
Бабка сдернула с головы платок, явив миру свои нечесаные тощие косицы, села на порожек и заголосила.
Колобок, как всегда, ушел.
Третий "А" замечательно проводил время! В лесу было так хорошо, так заливисто пели птицы, такая веселая молодая травка и свежая, ей под стать, листва, просеивали солнечные лучи, от чего воздух становился золотисто-зеленым, и кружевная тень плясала на земле, а по стволам деревьев во все стороны скакали и разбегались солнечные зайчики, что во всех ребят вселился дух неудержимой радости, и они бегали, прыгали, кричали и хохотали, празднуя наступление лета и законного отдыха, который они заработали тяжелым трудом ученья.
Ботаньерки были заполнены, бабочки благополучно избежали поимки и пленения, рыба улыбалась рыбакам из ручья, но клевать отказывалась, а потому было решено сделать привал и позавтракать.
Нашли полянку, заросшую нежной густой травой, на ней расстелили бумажные скатерти, которые захватила с собой Татьяна Петровна, и на них выложили содержимое рюкзаков: крутые яйца и зеленый лук, молодые огурцы и пирожки, жареную курицу, котлеты, сосиски, бутерброды с сыром и рыбные консервы.
Гвоздем продовольственной программы оказались большой кулек орехов, пакет леденцов и батарея бутылок ситро.
Дети радостно закричали: - Ура! - и бросились уничтожать припасы.
Колобок, уже остыл, но настроение его от этого не улучшилось: ощущение полноты и излишней округлости тела ужасно мешало, а неумолимо неизменный сценарий будущего лишал желания двигаться вообще. Тем не менее, он уныло катился по дорожке, прикидывая, как бы, хоть на этот раз, избежать встречи с Зайцем, все норовящим прикинуться пеньком, лишь бы не участвовать в бесплодном обмене ничего не значащими словами с еле цедящим реплики Волком и откровенно зевающим Медведем. Избежать встречи с Лисой он не надеялся: она, хоть и жаловалась, что из-за мучной диеты совершенно испортила фигуру, не съесть его не могла, хотя и ругалась во время поедания, как пьяный матрос.
Баба Яга стояла возле Избушки на Курьих Ножках и нюхала лесной воздух.
Что-то сегодня было не так, а что, она не улавливала.
С одной стороны ее овевала, как бы, чья-то неуёмная радость - и с этой стороны она даже помолодела, поздоровела и расправилась.
А с другой стороны чье-то брюзгливое недовольство, драло ее, как наждаком, заставляя ежиться, корежиться и скукоживаться.
Хорошо еще, она зеркал дома не держала, иначе ее, и так не радужное, настроение стало бы хуже во сто крат: кому, скажите, кому было бы приятно увидеть, что половина его лица и тела принадлежит свежей молодухе, а половина - старой карге, уже даже и не похожей на человека, а скорее - на трухлявый пень, обросший мхом?!
Но ветерок, принесший аромат чужой радости, улетел, и в воздухе осталось разлитым только чье-то недовольство, все нараставшее и приближающееся.
Баба Яга вновь обрела свой обычный вид, потерла костяную ногу, разнывшуюся от общей раздраженности, и решила посмотреть, кто это чувствует себя так же плохо, как и она.
Уточнив, откуда именно наплывают на нее волны отрицательной энергии, она щелкнула в ту сторону пальцами, плюнула в сторону противоположную, притопнула костяной ногой, потрясла оборваным подолом и поманила пространство темным корявым пальцем.
Колобок обнаружил вдруг, что катится не по привычной грунтовке, что под ним аккуратное мощение из желтого кирпича, а по сторонам этой странной и незнакомой дороги колышутся алые маки невиданной величины.
Непривычная картина, и вообще, вся смена сценария, так его потрясли, что он даже сделал попытку остановиться, но из попытки этой у него ничего не получилось: какая-то внешняя сила заставляла его двигаться вперед по желтому кирпичу, а маки краснели, кивали головами под легким ветерком, почему-то навевая сон, из-за чего, назаметно для себя, Колобок заснул и катился дальше уже в глубоком сне без сновидений.
Наконец, все припасы были съедены, ореховая скорлупа, фантики от леденцов, и другой мусор завернуты бумажные скатерти и сунуты в большую авоську, очень предусмотрительно захваченную с собой Татьяной Петровной: было решено не закапывать мусор в лесу, а отнести его в город и выбросить там в мусорный ящик. Затем все сгрудились возле учительница, она достала из сумки книгу и начала читать сказку о волшебнике из страны Оз.
Но чтение продолжалось недолго: набегавшиеся и объевшиеся ребята заснули один за другим, да и сама Татьяна Петровна, разомлевшая в непривычном лесном воздухе, тоже задремала.
Баба Яга смотрела, как к ее ногам подползает дорожка из желтого кирпича, а по ней движется что-то круглое, непонятное, похожее на клубок ниток.
Дорожка подползла и остановилась. Непонятный шар подкатился к Бабе Яге, она с кряхтением наклонилась и взяла его в руки.
Шар был теплым и мягко-упругим, от него шел вкусный запах, и Баба Яга поняла, что перед ней какое-то хлебо-булочное изделие: хлеба она не ела уже много лет, но запах, шедший от шара, пробудил память, из недр которой всплыло слово "колобок".
Баба Яга страшно обрадовалась своему приобретению. Она столько времени сидела на не слишком вкусной диете из мухоморов и лягушек ( правда, Кощей говорил ей когда-то, что они, на самом деле, вкусные, просто она их готовить не умеет), что воображение немедленно предложило ей чудную картину: крынка молока, шмат масла на капустном листе и белый рассыпчатый творог в деревянной чашке. Яга с шумом сглотнула набежавшую слюну и решила не есть пока вкусную добычу, а попытаться достать все остальные намечтанные ингредиенты, чтобы уж получить удовольствие по полной программе.
Почти бегом отнесла она Колобка в Избушку, сунула его в хлебный ларь, закрыла дверь Избушки двойным заклятьем и стала отстегивать цепь, на которую была посажена ступа, чтобы не шлялась без хозяйки.
Ступа, обрадованная предстоящей прогулкой, дергалась, стучала и мешала справиться с замком. Пришлось на нее прикрикнуть и пообещать, что, если она не угомонится, то останется дома, а хозяйку повезут Гуси-Лебеди. Ступа притихла, и замок, наконец, поддался.
Татьяна Петровна проснулась, взглянула на часы и поняла, что уже пора возвращаться в город.
Дети спали вокруг нее, выглядели все ангелочками, и, хоть ей было жаль нарушать их сон, она уже почти собралась их разбудить, но обнаружила, что не видит близнецов, которые, как она помнила, сидели ближе всех к ней, обняв свою сумку с двух сторон, да так и заснули, положив на сумку головы, как на подушку.
Теперь же не было ни их, ни их таинственной сумки.
Татьяна Петровна вскочила и, не желая пугать остальных, пошла по полянке, не слишком громко зовя близнецов по именам.
Никто ей не ответил, и хотя ей страшно не хотелось идти одной в лес, другого выхода она не видела.
Среди деревьев было тихо и несколько душно, куда идти, она не знала и недоуменно озиралась по сторонам, раздумывая, в каком направлении могли скрыться близнецы, и что предпринять для их поимки.
Вдруг огромная сосна, росшая метрах в десяти слева от Татьяны Петровны зашумела странно и...исчезла!
Учительница потрясла головой, думая, что все еще спит и видит сон, но "сон" не проходил, проснуться ей не удавалось, а боль от муравьиного укуса служила достаточным доказательством реальности всего происходящего.
Дерево исчезло на самом деле, стал виден кусок леса, скрывавшийся за ним, и Татьяна Петровна увидела близнецов, стоявших в высокой траве.
Между ними стояла их знаменитая Сумка, а Леня держал в руках какой-то предмет, похожий на большую коробку.
Увидев свою учительницу, близнецы присели в траву, но она громко сообщила им, что видит их все равно, и чтобы они не валяли дурака, а шли бы немедленно к ней.
Брат и сестра нехотя поднялись, сунули непонятную игрушку в сумку и медленно, нога за ногу, пошли к учительнице.
Та молчала, всем своим видом выражая неодобрение подобной неторопливости, но ребят этот вид не заставил прибавить шагу.
Наконец, они подошли к Татьяне Петровне, и она принялась снимать с них допрос о причинах их исчезновения.
Дети отводили глаза, что -то мычали, но правду, явно, не собирались открывать, учительница рассердилась и пообещала им, что отнимет сумку с таинственной вещью, если они немедленно не расскажут ей всю правду.
Кстати, - спросила она, пытливо заглядывая в глаза близнецам, - вы не видели, случайно, как исчезло дерево - вот там, вы за ним стояли, огромная такая сосна?
Дети вздохнули, переглянулись и рассказали ей следующее: их старший брат любит фантастику и приносит домой много книг, которые они тоже иногда читают - ну, те, которые понимают, потому что бывают книги очень скучные или трудные, так они их не читают, а читают, что полегче, вот недавно читали книгу, как в одной семье было семеро детей, все гении, и как девочка из этой семьи придумала исчезатель, а ее братишка подсмотрел и сделал его сам, и как все исчезало, и была паника - очень смешная книжка.
Учительница посмотрела на них с легким ужасом.
- Вы хотите сказать...- начала она срывающимся голосом...
Ребята понурились. Да, они построили исчезатель и взяли его с собой в лес, чтобы опробовать. В городе его опасно испытывать: они не хотят, чтобы была такая же паника, как в книге, а в лесу не страшно: ну, исчезнет дерево или куст, так ведь вернется же.
- Почему вы знаете, что вернется?
Обязательно вернется. В книге все вернулось через семь дней после исчезновения. Там мальчик построил семидневный исчезатель. А можно еще было сделать четырнадцатидневный, двадцативосьмидневный, и еще, не помним сколькодневный, но для него нужна кровь из сердца маленького мальчика - а где ж ее взять! В книге девочка тоже не сумела его построить, крови не достала.
- А вы какой построили?
- А мы не знаем. Мы хотели этот, который с кровью, но без крови только.
- Не понимаю. Как это - с кровью, но без крови?
- Ну, чтобы он работал как будто он с кровью, но без крови. Мы подумали, зачем там нужна кровь? Может быть, потому что она красная? Так и краска красная, почему с краской нельзя?
- И что?
- Мы ему красную кнопку сделали. Если ему обязательно красный цвет нужен, то кнопка сработает, а если дело в чем-то другом, то получится обыкновенный исчезатель на семь дней.
Понятно. Покажите мне его.
И дети вынули из сумки обыкновенную обувную коробку с дырочкой в одной стенке, приклееным стеклышком и с красной крышкой от бутылки, в каких бывает кетчуп, прикрученной проволокой к другой стенке.
- Это и есть красная кнопка? - спросила Татьяна Петровна, но ответить ей брат и сестра не успели: весь класс с криками и плачем набежал на них из-за деревьев и стал куда-то звать и тянуть.
Колобок проснулся и не понял, где находится. Вокруг было темно, лишь откуда-то сверху пробивался луч слабого света, ничего, впрочем не освещавший. Колобок сделал попытку пошевелиться и обнаружил, что помещение невелико, но что в нем можно двигаться и даже немного катиться - во всяком случае, на пару оборотов места хватало. Он покатался немного туда-сюда, размялся и решил, что, поскольку ситуация от него не зависит, стоит поспать еще. Но, на удивление, заснуть ему не удалось, и он лежал в темноте, пялясь на хилый лучик и гадая, что ждет его впереди.
Баба Яга пребывала в дурном расположении духа. Настроение и с утра было неважным, появление Колобка его слегка улучшило, но сейчас она пребывала в унынии, еще более глубоком, чем утром.
Не удалось ей достать ни молока, ни масла, ни творога: оказалось, что у людей выходной день, и ни один магазин в ближайшем городе не работал, а деревень уже давно в округе не было - все сплошь дачные поселки, где коров никто не держал, погребов не рыл, а продукты все хранили в больших белых шкафах, таких холодных, что Бабка Ежка чуть дуба не дала, случайно запершись в одном из них, куда залезла в поисках молока.
Нашел ее ребенок, внезапно распахнувший дверцу шкафа, и поднял такой крик, что сбежалась половина поселка, ступа еле-еле сумела вырваться из схвативших ее многих рук и с грехом пополам унесла хозяйку от неминуемого членовредительства.
Но, видимо, на рывок этот ступа израсходовала последние силы, потому что посреди леса она вдруг нырнула вниз и рухнула, да прямо в малинник и угодила.
Реанимировать ее не удалось, пришлось Бабе Яге выпутываться из цепких объятий колючих веток, которые хватали ее за ветхое тряпье, служившее ей одежонкой, и впивались в тело, оставляя на темной морщинистой коже красные царапины.
Подвывая и подволакивая костяную ногу, несчастная Баба Яга тащилась сквозь лес в сторону своей Избушки, утешаясь мыслями, что хоть Колобок у нее есть, можно будет его с водичкой съесть, всё ж, какое-никакое, а пропитание.
Тропинка, по которой она ковыляла, вывела ее к большой поляне, на которой - она даже глазам своим не поверила - крепким сном спали десятка два ребятишек, мальчиков и девочек, а взрослых никого видно не было.
Эх, только теперь поняла Яга, чего она лишилась со смертью ступы! Троих мальцов, уж точно, можно было бы в ступе домой привезти и с полгода ими питаться. А без ступы что ж, без ступы, ладно бы, с одним справиться.
Яга пошла между детьми, стараясь двигаться осторожно и неслышно.
Один мальчишка показался ей особенно упитанным, она запечатала ему глаза и уста специальным заклинанием, кряхтя, подняла его, вскинула на плечо и поспешила уйти с поляны, пока кто-нибудь из детей не проснулся, или не появились взрослые.
Но, видимо, она все-таки нашумела, потому что позади раздался визг и какая-то девчонка начала кричать, выкликая чье-то имя, явно призывая взрослых. К ней присоединились еще голоса, дети начали плакать, затрещали сучья - видимо, кто-то погнался за Ягой, она припустила во весь дух, и вдруг - о, радость! - навстречу ей из кустов вывалилась ступа, ожившая и целая.
Баба Яга пихнула мальчишку в ступу, сама перевалилась через борт, и в следующий момент ступа взлетела, совершила вираж и взяла курс на Избушку. Последнее, что увидела Яга - трое мальцов, с разинутыми ртами глядящие ей вслед и толпа ревуших ребятишек, бегущих к ним изо всех ног.
Уразумев, наконец, что именно произошло за время ее отсутствия, Татьяна Петровна пришла в ужас. Мало того, что она потеряла ребенка, Гришу Пряникова, так она еще, судя по всему, повредилась в уме. Как же иначе расценивать ее ощущения: исчезающие деревья, дети, рассказывающие о Бабе Яге в ступе, странная уверенность в том, что все это происходит на самом деле...Нет, явно, она нездорова, но прежде, чем думать о себе, нужно найти мальчика.
- Так в какую, вы говорите, сторону он ушел? - обратилась она к своим ученикам.
- В ту! Только он не ушел, его ступа увезла! - хором ответили они.
- Не нужно с ними спорить, - подумала учительница, - потом разберемся.
А вслух сказала:
- Ну, что ж, в ту, так в ту, пойдемте искать Гришу.
И они дружно зашагали вслед за улетевшей Бабой Ягой.
Колобок лежал в темноте и тишине, когда вдруг послышался какой-то жужжащий звук. Колобок напряг слух. Звук нарастал, становился громче, затем раздался удар, словно увесистый предмет упал на землю, а вслед за тем какая-то гигантская курица произнесла протяжно:
- Ко-ко-ко-ко-ко, - после чего все вокруг него затряслось, закачалось, его стало бить о стенки темницы, потом все стихло, и послышались шаркающие шаги.
Кто-то ходил вокруг него, кряхтел, сопел, кашлял надсадно, что-то громыхало, лязгало железно, лилась вода.
Потом вдруг раздался детский крик, и шамкающий голос сказал:
- И чего орать? Садись на лопату, кому сказано!
- Не сяду - ответил детский голос, - сама садись!
- Ах, ты, неслух! Ты как со старшими разговариваешь?! Нешто вас в школах ваших не учат, что стары...ээээ...взрослым грубить нельзя? Садись, я говорю!
- Ты не старая и не взрослая, тебя вообще нет, ты из сказки, а сказки все - выдумки. Значит, и ты выдумка! Костяная нога!
- Ты еще дражнитьчча будеш, - от возмущения голос стал шамкать сильнее, - вот, я сейчас по твою душу Гусей-Лебедей призову, они те зададут!
- И гуси твои выдумка. Гуси на ферме живут и в магазинах к Новому году продаются, а лебеди в парке в пруду плавают и корки собирают, я им сам сколько раз кидал.
Шамкающий голос не успел ответить на эту дерзость.
Вдруг раздался ужасный шум, все затряслось, голосов стало много - и все детские, только один молодой, но, явно принадлежащий взрослому человеку, ясный и звонкий голос произнес:
- Что здесь происходит, гражданка? Зачем это вы моего ученика с собой увели?
- Она не гражданка, она меня съесть хотела! - закричал давешний детский голос, - садись, говорит, на лопату. Ага, нашла дурака! Как будто мне мама, когда я маленьким был, сказку про Ивашку не читала! Знаю я, зачем она на лопату сесть заставляет - чтобы в печи изжарить.
- А ты чего? - загалдели другие детские голоса.
- А я ей - сама садись, тебя, ваще, не существует, ты сказочный персонаж.
- А она?
- А она мне гусями-лебедями грозить стала. Тоже мне! И еще замечания делает, что я с ней невежливо разговариваю! "Со взрослыми так нельзя разговаривать" - передразнил он, - а есть детей взрослым можно? На лопате в печку совать можно?!
- Вот зараза, - закричали дети, - давайте ее саму изжарим!
- Нет, ребята, жарить мы никого не будем, - вмешался молодой взрослый голос, - мы просто уйдем отсюда и забудем о ней, вот как мы ее накажем.
- Это что же за наказание? - разочарованно спросили дети.
- Это ужасное наказание, - ответил молодой голос. - Вы только представьте себе, что о вас все забыли. Ведь вас как будто нет на свете. Вы живете, а о вас никто не помнит. Можно чего-то не знать, от этого оно не исчезнет, потому что, если не знаете вы, то знает кто-нибудь другой. А вот не помнить о чем-то, всем вместе не помнить - это все равно, что стереть его ластиком. Вроде бы был, да где он?
Дети, притихнув, выслушали эту тираду, потом кто-то один сказал:
- Давайте, домой пойдем, а то уже очень кушать хочется. Тут еще поговорили, как она Гришку хотела съесть, так у меня аппетит ваще разыгрался. Лучше пойдемте, а то я его сам съем.
Д
ети захохотали, и голоса их стали удаляться.
Колобок уже давно понял, что лежит он, видимо, в ларе для хлеба в каком-то доме, и что сунули его в этот ларь с явным намерением съесть.
Он начал подпрыгивать в своей темнице, биться о ее крышку, а потом с отчаянием запел:
- Я Колобок, Колобок,
по сусеку метен,
по амбару скребен,
на сметане мешон...
Стало ужасно тихо, и в этой тишине детский голос спросил неуверенно:
- Вы слышите?
- Слышим, - так же неуверенно ответил другой голос.
- Эй, кто это поет? - спросил третий.
- А вдруг она еще кого-нибудь хотела съесть и спрятала про запас? - голос ребенка звучал с ужасом, и в нем были слышны слезы.
- Ребя, давайте искать! - истошно завопил первый голос, и вокруг ларя с Колобком разразилась буря.
Что-то падало, грохотало, гремело и рушилось. То и дело раздавалось громогласное квохтанье, дом трясся и вертелся, громко причитала хозяйка, молодой голос пытался угомонить разбушевавшихся детей, и вот наконец, крышка ларя откинулась, и над Колобком склонились возбужденные детские лица.
Нетерпеливые руки достали его из ларя, воцарилась тишина, и в этой тишине какая-то девочка произнесла потрясенно:
- Колобок...
И тут же все захохотали, запрыгали, запели:
- Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел...
Мама и папа поцеловали на ночь Лилю и Леню и вышли, прикрыв за собой дверь детской.
Длинный день, насыщенный невероятными событиями, так утомил ребят, что они даже не стали драться подушками, хотя обычно проделывали это с неостывающим увлечением.
Леня уже почти заснул, когда раздался голос Лили:
- Лень, Лень, ты спишь?
- Сплю, - ответил он недовольно.
- Подожди, сначала скажи, ты на красную кнопку нажал, когда исчезатель включил?
- Нажал. Два раза.
- Даже два?! Здорово.
- Ага. Ты место запомнила, где Избушка на Курьих Ножках стояла?
- Запомнила. Я план нарисовала, как мы оттуда шли.
- Клево! Завтра я в календаре отмечу, в какие дни нужно будет ходить проверять, вернулась она или нет.
- И тогда мы узнаем, какой исчезатель построили, вот здорово!
- Здорово, - уже совсем сонно пробормотал Леня.
Наступила тишина. Близнецы крепко спали в своих постелях, не зная, что уже очень скоро Бабка разбудит Дедку, чтобы он шел мести амбар: совсем не осталось у стариков муки, не из чего даже было Колобок испечь.