Аннотация: Полная версия, не вошедшая на конкурс "Эротик Фол". Исправленная и дополненная.
Горностай
В пустых коридорах, заваленных битым стеклом и бетоном, деревянными обломками и бумажным мусором звонко разнеслось эхо шагов. Тяжелые армейские ботинки с легкостью хрустели осколками, превращая их в песок. Пустые глазницы окон заполонили потоки солнечного света, как будто кто-то лил апельсиновый сок. Лучи косо падали на мужчину, энергично шагающего по коридору. Черные высокие ботинки дополняли брюки, бывшие когда-то защитного цвета, но теперь непонятно какого - серого, выцветшего, заляпанного грязью, землей. Так же выглядела и куртка, одетая под бронежилет защитного цвета. Мужчина напоминал Рембо после нескольких суток путешествия по джунглям: лицо небритое, грязное, со следами сажи и свежих порезов. Голову укрывает кевларовый шлем. Человек напряженно всматривается, сосредоточенные глаза не замечают ни солнечного света, ни бетонной крошки. Все тело мужчины находится в напряжении, готовое бросится в сторону и вниз, чтобы выжить. Он не слышит ни радостные трели птиц, ни эхо своих шагов. В этих звуках нет опасности. Но если птицы мгновенно умолкнут, спецназовец схватится за автомат, который сейчас висит за спиной. Кроме калашникова у человека маленький рюкзак за плечами, подсумок с патронами и фляжка на поясе.
Солдат поднялся по лестнице еще на один пролет четырнадцатиэтажного здания. Когда-то здесь были жилые квартиры. Сейчас остались только пустые коробки комнат. Вывороченные вещи, брошенные на пол, разбитые люстры, провода, торчащие из электрочайников, телевизоры с дырой вместо экрана - все создавало впечатление, что банда совершила зверский налет. Ценности похватала, а что не смогла унести - разбила от злости. Это могло быть правдой, если бы касалось одной квартиры. Однако такая ситуация в каждой квартире, в каждом доме, в каждом районе. Какие-то разгромлены больше, какие-то меньше. Ни одного живого человека разведчик не видел уже давно. И это нормально.
Бегло осматривая квартиры в поисках воды, человек поднялся еще на один этаж. В двух квартирах его ничего не заинтересовало, но, войдя в третью, остановился. Он почувствовал, что там кто-то есть. Шаги превратились в кошачьи, тело напряглось, как у пантеры перед броском. Спецназовец держал автомат в руках и медленно двигался. На кухне никого, в гостиной тоже. Медленно заглядывал в комнаты, выискивая неведомого человека - потенциального врага.
Он понял, что кто-то в этой комнате по запаху разлагающегося тела. Про себя выругался - так привык к этому запаху, что фильтровал его, не замечал. Но трупы уже давно не попадались, и ему следовало почувствовать, к тому же, судя по интенсивности запаха, человек стал трупом всего несколько дней назад, что тоже настораживало. В последние месяцы убийства почти не происходили. Схлынула волна, около года назад, когда в прямом смысле ходили по трупам.
Он осторожно заглянул в пустой дверной проем и вскинул автомат к груди. На полу в засохшей луже крови валялось двое мертвых мужчин. Один лежал на другом, будто пытался, облокачиваясь, дотянутся до чего-то. У нижнего разворочен затылок, так бывает, когда стреляют из пистолета в упор. У того, кто сверху, распорот живот снизу доверху, вывалились кишки и тянутся из одного угла комнаты в другой. У обоих открыты глаза. Рядом стоит высокая железная кровать, как будто сошедшая с картинки сказки о принцессе на горошине. На ней лежит девушка лет двадцати пяти. То, что это девушка, разведчик понял по длинным спутанным волосам. Девушка одета в брюки, бывшие цвета хаки и засаленную грязную рубашку с оторванным рукавом. По лицу трудно догадаться, жива или нет. Закрытые глаза, потрескавшиеся губы, измазанное кровью и грязью лицо.
--
Ладно, - подумал мужчина, - по крайней мере, больше здесь людей нет. С двумя трупами и одним полутрупом я справлюсь.
Солдат успокоился, но автомат не опустил. За жизнь он привык не расслабляться даже в кажущихся простыми ситуациях.
--
Эй! - окликнул он девушку.
Она не пошевелилась.
--
Эй!
Он крикнул громче. Никакого эффекта.
Подошел к кровати, перешагивая трупы, и ткнул девушку автоматом в бок. Молниеносно ее рука взметнулась вверх, наставляя на мужчину пистолет. Щелочки глаз цепко смотрели в его глаза, рука замерла с оружием.
Вопрос, почему он не выстрелил, будет еще долго приходить ему в голову бессонными ночами. Он должен был нажать на курок! Не раздумывая, инстинктивно. Но инстинкт не сработал. Солдат стоял, наставив автомат на девушку, она держала его на прицеле. Это длилось от силы пару секунд, однако ему казалось - вечность.
Когда мужчина услышал звуки, то не сразу понял, что девушка говорит, настолько тихи и глухи были слова, продирающиеся через разбитые губы.
--
Он не заряжен.
Рука с пистолетом безвольно плюхнулась на матрас. Девушка закрыла глаза и стала опять похожа на труп.
Сквозь пелену она не сразу услышала слова, настойчиво прорывающиеся в сознание.
--
Сколько ты не ела? Сколько ты не ела, тебя спрашиваю!
Странно. Она думала, что солдат ушел еще на прошлой неделе. Неужели он неделю стоит тут? Зачем?
--
Слышишь меня? Отвечай?
Он начал ее трясти. Что ему, в конце - концов, надо?
Девушка открыла глаза и увидела прямо перед собой смуглое грязное мужское лицо. Удивительно, но лицо менялось. Оно казалось очень знакомым, безумно знакомым, и тут девушка поняла кто это. Как же она сразу не узнала?
--
Папа, папа! Папа, купи мне воды. Я выпью море воды. Я целый год не пила.
Папа почему-то сказал: "Черт", а потом она опять провалилась во тьму.
Девушка закашлялась и открыла глаза. Ее голову держали и в рот вливали воду. Вода! Она жадно припала к фляжке и оторвалась, когда вода кончилась. Только тогда девушка посмотрела на человека, который эту воду дал. В первую же секунду отдернулась. Это был враг. Она почувствовала это так же точно, как и он. Еще год назад она попыталась бы его убить. Пистолетом, ножом, зубами. Не важно, что он сильнее и у него автомат. Еще полгода назад она бы сделала вид, что все в порядке, а сама искала возможность убить. Еще месяц назад выведала у него все, что можно и, возможно, оставила в живых. Но сейчас было все равно. В том, что наплевать на свою жизнь, ничего удивительного не было. Но ей наплевать на Дело. Еще месяц назад такого человека в своем движении она бы собственноручно убила. Еще месяц назад...
--
Что ты здесь делаешь? - спросил спецназовец.
--
Живу, - ответила девушка сиплым голосом.
--
Ты их убила?
Спецназовец кивнул на трупы.
--
Да.
--
Где нож?
--
Где-то под кроватью... не знаю.
Мужчина посмотрел под кроватью, по углам комнаты и обнаружил нож. Обычный кухонный нож, достаточно большой и тупой. Он его отбросил. Таким только кур пугать.
--
Пошли, - сказал он.
--
Куда?
--
Со мной пойдешь.
Девушка неловко приподнялась на локте. Осмотрела себя.
--
Мне надо собраться.
--
Ну, так собирайся! - рявкнул мужчина, отошел в противоположный конец комнаты и замер.
Девушка медленно села на кровати, приходя в себя от головокружения и слабости. Тело практически не слушалось, норовя вновь припасть к живительной подушке. Она энергично поморгала глазами и потерла виски, осторожно покрутила головой. Взгляд скользнул по полу и остановился на трупах. Тело содрогнулось от воспоминаний, нахлынувших со всей беспощадностью.
Она долго шла, пытаясь пробраться к дому. И в хорошие времена не очень ориентировалась в Москве, а сейчас, когда город лежит в руинах, вообще не поймешь, где находишься. Если бы не ежедневные вылазки и боевые операции ни за что не добралась бы до цели! Но с таким опытом, как разведка и ведение боя в условиях партизанского сопротивления не боялась заблудиться или погибнуть по дороге. При виде знакомой улицы сердце сжалось. Сколько лет по этой дороге ходила в школу, магазин, вот здесь была автобусная остановка, а вот тут знаменитая лавочка, где по вечерам сидели парочки. Ничего, конечно, не осталось. Даже асфальт выворочен. На месте школы располагались руины, видимо отгремел хороший артобстрел. Многие высотки превратились в двухэтажные обрубки. Девушка с замиранием сердца приближалась к своему дому. Цел ли? Существует ли вообще? И хриплый вздох радости вырвался из груди, когда заметила знакомую четырнадцатиэтажную башню. Стекол, конечно, нет, кое-где оконный проем обрамляют черные обгорелые отпечатки. Но в целом, дом не пострадал.
Подъем по лестнице на восьмой этаж прошел совсем не так тяжело, как в детстве, когда ломался лифт. За этот год девушка подвергалась таким физическим нагрузкам, как будто готовилась к олимпийским играм. И вот она - родная квартира. Девушка замедлила шаг и толкнула дверь, держащуюся на одной петле. Коридор, комната, кухня, гостиная, а вот и ее комната. Сознание автоматически отмечало, что поломано, что разбито, чего утащили мародёры, а чего не смогли. Квартира на удивление хорошо сохранилась. Но не это сейчас волновало. Где-то глубоко в душе сидела мысль о том, что дома может встретиться с родителями. Умом, конечно, понимала, что их там нет. Но все же когда обнаружила пустоту, легкое сожаление коснулось сердца. Где они теперь? Целый год не виделись. С того самого дня, как ушла сражаться. Не знала вообще, живы ли родные, или погибли в чудовищной мясорубке первых дней войны, когда умирали миллионами. Может, им удалось добраться до Сибири, или в те места, где нет людей. Потому что любой человек в любом месте страны может тебя убить. И ты не знаешь кто, пока не занесет над тобой нож или автомат. Это и есть современная гражданская война.
Девушка стащила с себя тяжелые грязные ботинки Dr.Martins, бывшие когда-то любимыми зелеными, одеваемыми под шорты или юбку. Сейчас они ей спасали жизнь. Так было, когда бетонный обломок упал на ногу, и ступню спасла только металлическая вставка в ботинке. Так было, когда пуля спецназа срикошетила о баррикаду и впилась в металлическую набойку на подошве. Ботинки, конечно, уже вышли из строя, но других не было.
Она растянулась на своей кровати. Как долго не спала в постели! Руки и ноги размякли, тело разомлело. Родной ПМ лежал под подушкой. Остался один патрон. Пришлось разрядить магазин, пока добиралась. Хотя людей, в последнее время, осталось мало. Тем не менее, тело само встало и прошлепало босиком на кухню. Там девушка отыскала нож, которым мама шинковала капусту и притащила в комнату. Сунув между кроватью и тумбочкой, она, наконец, расслабилась и провалилась в сон.
Резко проснувшись, девушка продолжала держать глаза закрытыми. В комнате кто-то находится. Правая рука напряглась, мозг рассчитывал, как удобнее выхватить пистолет.
--
Бля, смотри, Дэн, какую птичку я нашел! - послышался хриплый мужской голос. Смех перешел в надсадный кашель. Девушка услышала, как плевок шлепнулся на пол.
--
Во, черт! - воскликнул Дэн и выматерился.
--
Ценная квартирка!
--
А я что говорил? А ты все: не пойдем, не пойдем!
--
Да ладно, проехали. Она жива хотя бы?
--
А тебя это колышет? - загоготал Дэн, так как будто ему рассказали до коликов смешной анекдот.
--
Ну, ты, юморист, - послышался хриплый голос, - я с трупом ничего делать не буду.
--
Как хочешь, - спокойно произнес второй голос, - а у меня так давно бабы не было, что стоит даже на труп.
--
Может, она жива? Давай, проверь, - продолжил Дэн.
--
Че я - то?
--
Тебя это трахает, не меня.
Мужчина матюгнулся, но шагнул к девушке.
--
Слышь, Дэн, может, привяжем ее сначала? Вдруг живая окажется?
Девушка внимательно вслушивалась в разговор, стараясь не пропустить удобный для рывка момент. Мозг работал в форсированном режиме. Их двое, пуля одна, есть еще нож, но до него надо добраться. А двух моментов точно не будет. Придется стрелять в первого, затем пугать второго, подбираясь к ножу. Нужно несколько секунд, чтобы оставшийся в живых не набросился, иначе ей хана. Не промахнуться бы. Избавится хоть от одного.
--
Ну, чего встал?
--
Знаешь, по-моему, она шевелится, - произнес мужской голос, и девушка поняла, что медлить больше нельзя.
Как обычно бывает в таких случаях, казалось, что целую вечность она вынимает пистолет, открывает глаза, вскидывает руку и жмет на курок. Для мужчины, который к ней приближался прошло мгновение. Он даже не понял, что произошло. Видел только смазанное движение, которое мозг не успел обработать.
В следующую секунду грузное тело стукнулось об пол.
Рука с пистолетом взметнулась к голове второго человека.
--
Стоять на месте, а то пристрелю, - крикнула девушка.
--
Бля, сука. Лучше бы ты была трупом. Но щас я это исправлю.
--
Стоять, ублюдок, дернешься - убью!
--
Ну, давай, что же ты?
Наглые светлые глаза смотрели в упор. Парень, на вид лет двадцати семи - тридцати, стоял, раскинув руки. Джинсы и синяя рубашка в клетку заляпаны кровью напарника. Из-под закатанных рукавов видны руки с вздувшимися голубыми жилками. Крепкое телосложение и ненависть в глазах не оставляли сомнений в том, что при рукопашной парень убьет девушку за несколько секунд.
Капля крови, запутавшись в светлых волосах Дэна, наконец, нашла дорогу и, повисев немного на белой пряди, упала на щеку. Девушка поняла, что сейчас все произойдет. Уже не думая, успевает ли, метнулась к ножу, бросая пистолет. В это же время парень кинулся к ней. Схватившись за деревянную рукоятку, девушка вскочила с кровати и бросилась на врага. Она хотела перерезать горло, однако не успела. Дэн поскользнулся на луже крови и начал заваливаться вперед. Поднимающаяся рука с ножом наткнулась на его живот и по инерции проскользила вверх, раздирая кожу и мышцы. Мужчина захрипел и отшатнулся назад. От рывка нож выскользнул из мокрых от холодного пота ладоней и, повисев на лохмотьях кожи, прозвенел по полу. По комнате стремительно распространялся запах крови.
Дэн уже на середине комнаты обнаружил, что из разреза вываливаются внутренности. Боли не чувствовал, но умом понял, что конец. Он понял это сразу, ясно и четко и даже смирился. Хотел только забрать ее с собой. Упав на колени, попытался подняться. Почему-то это не получалось. Он не понимал в чем дело: боли не было, ноги не пострадали, но встать просто физически не мог. Тогда решил ползти. Где-то рядом должен быть нож.
Девушка, увидев вываленные кишки, вздохнула с облегчением, но не тут то было. Мужчина находился под эффектом болевого шока, поэтому, не осознавая, что его живот стал похож на раскрытую пасть крокодила, попытался встать. Запутавшись в кишках, упал, однако тут же попытался встать вновь. Опять не получилось, кровь хлестала, как из быка, и тогда он пополз. Ледяной ужас сковал тело девушки. У врага хватит сил, чтобы убить! Она запрыгнула с ногами на кровать, забилась к стене, сжавшись в комок, и замерла. Ей оставалось только ждать. Ждать пока раненый доползет, ждать умрет ли он раньше, чем сможет взобраться на высокую кровать и дотянуться до нее.
Проходили часы, а девушка не двигалась с места. Руки и ноги онемели, сердце бухало в голове не переставая. Раненый добрался до кровати и начал забираться. Он несколько раз терял сознание, однако, придя в себя, упорно двигался к жертве. Боль накатывала на мужчину со всей яростью, помогая девушке остаться в живых. Не раз Дэна скручивало, когда он был близок к цели. Силы стремительно уходили, оставляя место апатии. Ненависть пропала, и Дэн стремился к девушке уже по инерции, временами забывая, зачем это ему. Все чаще и чаще застывал на месте. И последнее, что помнил - простреленная голова товарища, упирающаяся ему в грудь.
Девушка не знала, сколько прошло времени. Страх не отпускал, сковывая по рукам и ногам. Казалось, что человек не умер, что хочет ее убить. Он несколько раз надолго застывал, когда казалось - все, она спасена, однако вновь приходил в сознание и лез вверх. Вот и сейчас: похоже, что, наконец, сдох, однако, расслабиться она не могла. После бесконечного ожидания девушка провалилась в сон - как будто потеряла сознание. Страх не оставлял и там. Очнувшись от ужаса, с одеревеневшим телом, продолжала всматриваться в раненого, не веря, что он превратился в труп. Знакомые до боли кишки обвивались вокруг ног, стеклянные светло-голубые глаза смотрели на нее, слипшиеся светлые волосы потемнели от запекшейся крови. От рубашки целыми остались только рукава, на которых девушка изучила все клетки и полоски. Пить хотелось ужасно. Но, во-первых, она ни за что бы не слезла с кровати, а, во-вторых, в доме все равно не было воды. Запасы пищи и воды стали самым ценным для выживания после оружия. И добыча их превратилась в сложное дело. Надеяться, что в разбитом разграбленном доме, который неоднократно обшарили спецназ, партизаны и мародеры осталась вода глупо. Девушка решила подождать еще, может быть, мужчина все-таки умрет.
Вторник, 29 июня. В Москве проходят столкновения между милицией и тысячами манифестантов. Манифестанты протестуют против правительства, забрасывают милицию бутылками с зажигательной смесью и камнями. Милиции пришлось применить слезоточивый газ, чтобы предотвратить попытку манифестантов прорваться в Кремль. Разъяренную толпу удалось остановить в трехстах метрах от закрытой зоны. В Кремле в это время находился президент, премьер министр и главы министерств. Улицы Москвы заполонила бронетехника, стянутая в столицу во избежание больших беспорядков и возможных терактов. Патрульные самолеты барражируют в небе над Москвой. Самолеты, оснащенные системой раннего предупреждения AWACS , предоставленные союзниками по НАТО, помогают держать закрытым для полетов воздушное пространство над Москвой.
Четверг, 1 июля. Москвичи! Соотечественники! Все на митинг! Правительство готовится провести через послушную им Думу пакет антинародных законов. Всероссийская акция протеста против власти пройдет в день слушаний в Думе 2 июля. Начало в 9.30 на площади Революции.
Пятница, 2 июля. Сегодня около 10 утра состоялся несанкционированный пикет на площади Революции. Собравшиеся выражали протест против антинародных действий режима прямо перед заранее установленным милицейским оцеплением, заблокировавшим даже проход на площадь Революции по направлению к Думе. Ясно, что власти заранее имели информацию о готовящейся акции. В какой-то момент цепь милицейского оцепления под напором возмущенных людей дрогнула, и народ двинулся к зданию. Чуть только в образовавшейся колонне появился небольшой разрыв, милиция набросилась на людей, хлесткими ударами стали отсекать часть из них, хватали за руки, за ноги, и, избивая, волокли к уже приготовленным автобусам. При дальнейшем продвижении протестующих было видно, как с другой стороны их встретила милиция и люди в черной форме, которые особенно рьяно набросились на снимавших происходящее тележурналистов. Люди в черных комбинезонах били дубинкой по телекамерам и по самим журналистам. Понимая, что в этот момент возникла реальная угроза жизни пикетчиков, лидеры акции призвали людей покинуть митинг, однако раззадоренную толпу было не остановить. Невзирая на физическую боль, толпа бросилась в гущу милиции и ввязалась в драку. На данный момент тридцать два человека убито, еще шестьдесят восемь ранено и находится в больнице. Сообщения о жертвах продолжают поступать.
Девушке снился первый день войны. Семья сидела перед телевизором и в молчании слушала новости о кровавом пикете. Сорок погибших и около ста раненых! В это трудно было поверить. Но еще труднее поверить во все, что произошло потом. От телевизора их оторвали звуки автоматной очереди, раздавшиеся на улице. Всей семьей бросились к окну. Из соседнего дома военные с автоматами вытаскивали жильцов. На некоторых видели гроздьями винограда женщины и дети и истерично визжали. Военные отшвыривали женщин, забирали мужчин и запихивали в Рафики. Рядом образовалась горка из трупов, некоторых вытащенных на улицу там же и расстреливали. Не успели Рафики отъехать, раздался телефонный звонок.
--
Детка, привет! - прокричал в трубку Сережка, друг детства. Голос был возбужден до предела, однако он энергично затараторил:
--
Слышишь меня? Это революция. Уже началось по всей Москве. А по слухам и по регионам потянулось. Детка, слушай внимательно. Отсидеться никому не удастся. Надо либо срочно, сию минуту уезжать, куда-нибудь подальше, лучше в Сибирь. Только имей в виду, аэропорты закрыты, железнодорожные станции вот-вот закроют. Выезд из России запрещен. Пограничникам отдан приказ стрелять без предупреждения. Либо иди к нам. Сбор через пятнадцать-двадцать минут около нашей школы. Мы организовываем сопротивление. Сообщи, кому сможешь. Все поняла?
--
Да, но...
--
Некогда, детка. Обнимаю и, надеюсь, до встречи.
Послышались частые гудки, и девушка опустила трубку.
--
Мам, революция началась.
Сережа был в оппозиционной партии, постоянно уговаривал ее присоединиться. Но у девушки был свой взгляд на политику, как ей казалось правильный. Поэтому дальше горячих споров с Сережкой о судьбе страны дело не шло. Но друг не являлся фанатиком, поэтому во все, что он сейчас наговорил, она поверила сразу.
--
Ты что, сошла с ума? - кричал отец.
--
Может, еще все обойдется, - уговаривала мать, но девушка продолжала собираться.
--
Мам, пап, ну не обойдется. Вы же знаете.
--
Но тебя там могут убить!
--
А вас здесь могут убить. Если не хотите со мной, уезжайте. Сейчас же. Сережка сказал, что поезда могут перестать ходить. Давай позвоним тете Оле, она у вокзала живет.
Девушка схватила мобильный телефон и набрала номер. Гудков не было. Набрала другой и третий с тем же результатом.
--
Похоже, мобильники уже не работают.
Отец набрал номер по городскому телефону.
--
Оля! Что там у вас творится? Поезда ходят?
--
Коля, Коленька! - визг слышался далеко из трубки, - тут танки подъехали и палят и палят по домам! Высоченный офисный центр рухнул! Я боюсь, Коля! Что делать?
--
Оль, немедленно собирай вещи, нет, не бери ничего, а просто беги оттуда! Слышишь меня?
--
Коля! - визг чуть не разорвал барабанные перепонки, - тут прие...
Дальше телефонная связь оказалась не жизнеспособна.
--
Береги там себя, - тихо сказала мать.
--
И вы.
--
Пап, чего мне взять с собой?
--
Так, в рюкзак положи свитер, смену белья, нож, обязательно открывалку.
--
Ты скоро? - спросил спецназовец, переминаясь с ноги на ногу.
--
Сейчас.
К великой радости в шкафу осталась ее одежда. Юбки и топы во время войны никому не нужны. Девушка выбрала джинсы, рубашку и свитер взамен старого, пришедшего в негодность еще зимой. В джинсах, конечно, не очень удобно, лучше бы такие штаны, как у этого, с автоматом, но у девушки таких не было. Она полностью переоделась в чистую, а главное свою одежду ни мало не заботясь, что незнакомый мужчина смотрит на нее голую. Напоследок надела свои зеленые ботинки, собрала волосы в конский хвост и посмотрела на врага.
--
Я готова.
Человек тридцати - сорока лет в обмундировании спецназа развернулся и вышел. Девушка пошла за ним.
--
А она красавица, - думал мужчина, чувствуя ее за спиной.
--
Вот бы увидеть ее в юбке, - подумал он и усмехнулся своим мыслям.
--
Всю жизнь представлял девушек без юбок, а теперь, видя обнаженное женское тело, захотел его одеть.
Мысль перескочила на другую тему:
--
На кой черт я ее тащу? И почему, твою мать, я не выстрелил?
Солдат задумался, однако продолжал контролировать обстановку. Они вышли из дома и продолжили путь по кварталу.
--
Может, хоть поговорить с ней? Узнать, как зовут, кто такая. Хотя и так ясно, кто такая. Из этих. Из партизан. Прибилась, небось, дурочка, суп им варит.
Он поймал себя на мысли, что жалеет девушку. Типа, она бедненькая, несчастненькая. А на самом деле ищет оправдания, почему не выстрелил. Не такая уж она несчастненькая, если справилась с двумя здоровенными мужиками лицом к лицу. Причем, одного собственноручно зарезала ножом, пропоров брюхо так, что мало не покажется. Никакая дурочка на такое не способна. Уж он то знал молодых ребят, прошедших военную подготовку, которые после первого убийства блевали так, что душу выворачивало. И потом им требовалась специальная адаптация, чтобы убить второй раз. Блевотины в комнате не было. И выглядит девушка нормально. Конечно, у нее сильнейшая слабость, но это от обезвоживания и голода. Так что бедненькая и несчастненькая убивала уже не раз. Интересно, как давно она в партизанах, и до какой должности успела дорасти?
Когда обнаружили канистру с питьевой водой, то не поверили своему счастью. Это казалось миражем, и они не верили до тех пор, пока во рту не оказалась теплая, мутная не приятно пахнущая жидкость, которую благословляли. Спецназовец бросил туда обеззараживающую таблетку, пополнил запасы, и девушка, наконец, вволю напилась. Они даже позволили себе умыться.
Мужчина отметил, что не только тело у девушки красиво, но и лицо. Белая кожа, классические черты, карие глаза, как у него. И такой же взгляд - тяжелый, целеустремленный.
Он открыл рюкзак и протянул хлеб.
--
Как тебя зовут?
--
Аня, - помедлив, ответила девушка и принялась за еду.
--
Ян.
Девушка промолчала. Ян резко произнес:
--
Мне надо выйти из города. Если хочешь, можешь присоединиться. Потом пойду один.
Девушка кивнула, не отрываясь от поглощения пищи.
--
Тоже мне, цаца, разговаривать не хочет. Да пошла она! - подумал мужчина, проверяя оставшиеся запасы.
Аня съела все до последней крошки, но только пробудила голод. Сколько она без еды? Дня четыре точно. Может, больше.
Когда Ян заговорил, девушка вздрогнула. В ней опять проснулось смущение. Странно, переодеваться перед ним она не стеснялась, а вот разговаривать боится. С отчаянно бьющимся сердцем, она выдавила из себя имя, а дальше язык отказался повиноваться. Девушка согласилась идти до конца города, потому что все равно не знала, что делать. Вернуться к партизанам не могла, а больше идти не куда. Почему бы не с ним? К тому же таких мужчин она давно не видела. Глядя на него, просыпались давно похороненные эмоции и желания. Захотелось послать все к чертовой матери и чтобы крепкие мужские руки - его руки - прижали к себе.
Двое шли достаточно медленно. Аня еще не окрепла, и Ян не хотел уморить ее. Часто делали остановки, Ян подолгу изучал карту. В один из таких привалов девушка не выдержала.
--
Ян, покажи, куда тебе надо попасть.
Спецназовец удивленно поднял брови.
--
Не бойся, - усмехнулась она, - ты со своей картой еще три дня плутать будешь. А то и на партизан нарвешься. Я покажу, как пройти.
--
Откуда знаешь дорогу? - спросил он, откладывая карту.
--
Это мой район.
Ян ткнул в центр Зеленограда. Девушка кивнула и задумалась.
--
Я прикинула маршрут, - сказала она через несколько минут, - только есть пара проблем. Первая - партизаны. На севере Москвы их много.
--
Но ты можешь провести через них?
Девушка посмотрела Яну в глаза.
--
Могу, - сказала она, - но не буду. Я поведу тебя в обход.
--
Хорошо, - произнес Ян, - а что за вторая проблема?
--
Спецназ. Я только примерно знаю, где расположены их укрепления. Если мы нарвемся на спецназ, мне кранты. Я попробую обойти, но вдруг... Ты меня вытащишь?
Они смотрели друг на друга. Аня напряглась и ждала ответа. Она рисковала. Человек может сейчас сказать "да", а потом сдать. А может и ничего не сказать.
--
Я обещаю, что пока ты ведешь меня, приложу все силы для твоей защиты.
--
Договорились, - сказала девушка и протянула руку. Его рука оказалась очень крепкой, и это прикосновение заставило Аню затрепетать. Она надеялась, что Ян ничего не заметил.
Спецназовец рывком вскинул рюкзак на плечо, подхватил автомат, и они отправились дальше. Его ноги автоматически выбирали наиболее устойчивое положение среди кирпичной крошки и ям, а мозг не мог успокоиться. Ее рука напоминала мужскую. Хоть внешне и была тонкой, с длинными пальцами, но по твердости и силе могла сравниться с бойцом его отряда. "Спецназ" сказала она. Мужчина ухмыльнулся. Настоящий спецназ практически не принимал участие в боевых действиях, партизан уничтожали в основном милиция и регулярная армия. Но, по какой-то причине, их всех называли спецназом.
--
Почему вы нас зовете спецназом? - спросил Ян.
Девушка при звуке его голоса вздрогнула. Но все же ответила:
--
Когда все начиналось, ушедшие в оппозицию не отличались хорошими знаниями военного дела. Многие старики не знали современной армейской системы и спецслужб, молодежь была в курсе только про американскую армию, ну, женщины, понятно. Да и не до того было - стрелять надо, а не разбираться морской или сухопутный пехотинец на тебя пушку наставил. А лидерам нужно было ввести понятное определение врага. Назвали спецназом. Ребята шутили: это потому, что у них одна общая задача специального назначения - убивать нас. Так и повелось. А вы себя так не зовете?
Ян покачал головой.
--
У нас четкое разделение. Все ведомства сохранились.
--
А мы себя зовем партизанами. Это ужасно. Были революционерами, потом стали сопротивлением, а теперь, с вашей подачи, сами называем себя партизанами. Уже не боремся, а только пытаемся выжить.
Аня помолчала, опустив голову, а через несколько секунд, посмотрев на Яна, спросила:
--
А ты, из какого ведомства?
Выжидающе уперлась взглядом в карие глаза. Ян молчал. Тогда отвернула голову, прибавила шаг и, обогнав мужчину, энергично стала продираться сквозь руины бетонных глыб.
--
Аня!
Нет ответа.
--
Аня!
Девушка обернулась.
--
Привал. Темнеет уже.
Костер они не зажигали. Подкрепились оставшимися запасами.
--
Долго идти? - спросил мужчина.
--
Если ничего не случится, к завтрашнему вечеру будем.
Он удовлетворенно кивнул.
Мужчине представилось, что нет никакой войны. Он бы женился. Он бы обязательно женился на этой девушке. Вот ведь странно, всю жизнь не знал, какую хочет жену. Не было и своего типа девушек. Нравились все и никто. А вот как увидел ее, так и понял, какие девушки нравятся. Сильные, стройные, с длинными каштановыми волосами и карими глазами. Чтобы могла постоять за себя. И чтобы обижалась, если он предложит свою помощь. Но он все равно предложит. Ян представлял, что они на природе, он обхватывает девушку руками, а она ворчит: "Пусти!".
--
Не-а! - отвечает он.
--
Пусти!
И она начинает вырываться. Ян не отпускает, они борются. Аня ставит подножку, и оба падают в мягкую траву. Но и в падении он не выпускает девушку из стальных объятий. Борются долго, слышится только тяжелое дыхание. Наконец он кладет ее на обе лопатки.
--
Ладно, ладно, - смеется Аня, - опять твоя взяла!
Девушка расслабляется и обхватывает его шею руками, приближая голову к своей. А затем шепчет на ухо:
--
Будешь поддаваться - обижусь.
А потом они целуются самозабвенно, страстно, прижимаясь телами, как будто это последний поцелуй в их жизни.
Ян очнулся от мыслей, когда почувствовал руки, обхватывающие его за талию.
--
Ян, почему ты не убил меня? Почему, какого черта ты не пристрелил меня там? Я наставила на тебя пистолет, ты должен, должен, просто обязан был выстрелить в ту же секунду!
Ян развернулся и увидел заплаканное лицо.
--
Зачем я должен тебя убить?
--
Я не могу больше. Я ведь пришла домой, чтобы кто-нибудь меня нашел и убил. У самой рука не поднималась.
--
А трупы? - спросил Ян, держа девушку перед собой за плечи.
--
Они... они хотели изнасиловать, не убить. А когда я выстрелила в одного, второй хотел спустить с меня шкуру заживо. Он так и говорил, что порежет на мелкие кусочки.
Всхлипывания стали реже, голос зазвучал тверже:
--
Ян, убей меня, пожалуйста.
Мужчина усадил девушку перед собой на землю. Дал фляжку с водой.
--
Аня - это ведь не настоящее твое имя?
Фляжка застыла в миллиметре от губ.
--
Нет.
--
Кто ты?
Девушка сделала большой глоток, завернула колпачок и рука протянула фляжку обратно. Девушка запрокинула голову, и с интересом посмотрела на звездное небо. Мириады звезд, не заглушенные светом города, подмигивали планете. Звездного света было достаточно, чтобы наблюдать за выражением лица собеседника, чего девушка не хотела. Ей хотелось застыть так на века, чтобы отдохнуть. К человеку, сидящему напротив ее тянуло и отталкивало. Он был враг. Но он был кем-то, кто может стать больше, чем другом. Разум приказывал молчать, но сердце начало говорить:
--
Меня называют Горностаем.
Девушка опустила голову, чтобы увидеть реакцию на свои слова. Мужчина не изменился в лице.
--
Знаешь меня?
--
Горностаем зовут главу революционного правительства, полгода назад возглавил вооруженное сопротивление против государственного режима. Собрал вокруг себя разрозненные группы партизан, выстроив дееспособную армию. В настоящее время является врагом номер один. Предположительно, уничтожение Горностая поведет за собой распад всего движения.
Девушка кивнула.
--
Все правильно.
--
Мое настоящее имя - Ася.
--
Считается, что Горностай - мужчина.
Девушка сказала:
--
Большинство партизан тоже так считает. Меня в лицо знают меньше сотни. А тех, кто давал это прозвище, нет в живых.
В Асиной голове мелькнули картинки из прошлого. Вот она кутается в шубу в землянке. А товарищи смеются, что шуба из норки.
--
Да нет, это не норка. Я только забыла, как мех называется.
--
Ну, тогда горностай.
--
Ага, еще скажи соболь.
--
Да точно горностай! Я тебе говорю! - доказывал пожилой мужчина в телогрейке и смешных очках на носу.
--
Горностай, как и наша Ася.
--
Почему это? - удивленно спросила девушка.
--
Потому, что горностаи уничтожают вредных грызунов. А Асенька уничтожает вредный спецназ, - назидательно произнес мужчина в очках.
Все в землянке покатились со смеху.
--
Тогда уж не горностай, а горностайка! - крикнул молодой кудрявый парень.
--
Вот еще придумали. Какая я вам горностайка! - фыркнула девушка.
--
Точно, какая она горностайка? Самый настоящий боевой горностай! - засмеялись ребята.
Из прошлого Асю вырвал голос Яна:
--
Как произошло, что ты получила эту должность? Училась военному делу? Или двигалась по партийной линии?
--
Ни то, ни другое, - произнесла девушка и потерла глаза, пачкая лицо грязными руками.
--
Я вообще не состою ни в какой партии. В движении с самого начала было много офицеров. Если не ошибаюсь, одна треть армии поддержала нас. Они и объясняли, как воевать.
--
А ты с ними спала, - ехидно сказал Ян.
--
Только с одним. Пока его не убили.
Девушка помолчала и снова потерла глаза.
--
Мы хотели пожениться.
На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом ветра. Девушка продолжила:
--
Учили они всех. Но кто-то не слушал, кому-то было не интересно, кого-то убили. Женщин в отряде было мало, нас берегли, на передовую не пускали. А мужчины сменялись часто. После каждого боя десятеро не возвращалось. У меня дел было не много: сменить повязку раненому, да водички подать. Вот и училась. Потом уже, когда отряд полностью сменился, поняла, что могу спланировать операцию лучше желторотых мальчишек. И авторитет был - старейшина отряда, с первого дня войны.
--
Почему же сейчас ты тут? - тихо спросил Ян.
--
Не могу я больше, Ян, не-мо-гу. Дела наши хуже некуда. Проигрываем мы. Уже проиграли. Я не знаю, как быть. Сдаться? И пустить коту под хвост год войны и миллионы убитых? А вести людей в бой на верную смерть совесть не позволяет. Да и сама я выдохлась. Не в состоянии больше воевать. Черт, я больше хочу знать, что случилось с родителями и живы ли они, чем планировать очередную бесполезную вылазку, из которой половина не вернется! Знаешь, я всегда была на стороне Иисуса Христа, а вот теперь, кажется, понимаю Иуду.
Ася уткнулась головой в живот Яна, положив плечи ему на колени. Живот оказался твердым, как боксерская груша, и теплым. От Яна пахло прелой землей и, немного, потом.
--
А знаешь, - продолжила девушка, - если бы не было войны, мы бы не встретились. Увидев тебя в метро, ни за что не подошла бы.
--
Почему?
--
Я бы решила, что у тебя жена и трое детей. И еще большая собака. Бобтейл, например. Любимая маленькая дочка, которая любит качаться на твоей ноге и двое мальчишек. По выходным вы играете в футбол. А еще ходите в походы, и по воскресеньям ездите всей семьей за продуктами. Ну, и на кой черт мне подходить?
--
Я что, похож на отца семейства?
--
Не особо. Но просто не может быть, чтобы такой классный мужик был еще и свободен.
--
Мне тридцать семь и я не женат. Детей тоже нет. Да и собаки. К тому же я не ездил в метро.
--
А у меня не было машины, - со вздохом произнесла Ася.
--
Ты захотела бы подойти ко мне?
--
Когда?
--
Ну, там, в метро.
--
Ужасно. Но ни за что не сделала бы этого. Стояла бы и смотрела, ругая себя, что такая дура, - ответила девушка, улыбаясь.
Асе хотелось, чтобы он поцеловал ее, перевернул на спину, и они занялись сексом. Но Ян только гладил ее волосы и не шевелился. А потом девушка провалилась в сон.
Открыла глаза и сразу зажмурилась от нестерпимо яркого солнца. Приподнялась, сбрасывая остатки сна. Яна не было. Девушка обошла по периметру место стоянки и увидела рюкзак. Не раздумывая, Ася развязала шнурок и стала перебирать содержимое. Аптечка, пища, концентраты. Она уже была готова закончить осмотр, как рука наткнулась на неприметный кармашек. Там лежала всего одна бумага, сложенная вчетверо. Осторожно, чтобы не повредить, девушка развернула листок.
" Полковник Севастьянов Ян Александрович направляется в московский округ для принятия командования. Всем лицам, приказываю оказывать содействие полковнику Севастьянову по любым вопросам. А также принять меры для полного уничтожения партизанского движения в городе Москве. Верховный главнокомандующий. Подпись. Дата."
Она прочитала бумагу два раза, когда почувствовала, что запястье сжимает рука. Ян подошел неслышно. Не сопротивляясь, Ася отдала документ и молча принялась за завтрак.
--
У тебя нет случайно патрон к ПМ-у? - спросила она, закончив прием пищи.
--
А что, сама это не выяснила?
--
Не успела.
--
Хочешь меня пристрелить? - спросил Ян.
--
Мечтаю вас всех пристрелить! Но рука уже устала!
Девушка ударила кулаком по земле и защепила мелкий камушек в траве. Боль резанула аж до плеча. Из фаланги указательного пальца потекла кровь. Зато от головы отлила. Ася потрясла рукой, но боль не прошла.
--
Извини. Правда извини, - тихо сказала она.
--
Мы сейчас пойдем по опасным кварталам. Там много беспредельщиков, стреляют раньше, чем увидят. И не разбираются даже потом. А я совсем пустая, - сказала Ася, кивая на пистолет.
Ян достал нож и протянул девушке. Хороший, острый настоящий армейский. С таким можно и в ближний бой вступить и бросить в противника.
--
Нет у меня патрон.
--
Спасибо, - сказала Ася, приноравливаясь к рукоятке.