И, наверно, случайный прохожий
На исходе осеннего дня
Так, от скуки, ударит мне в рожу
Или плюнет брезгливо в меня.
И страна, что зовётся Россией,
Не заступится, сколь не проси...
Уповаю на небо синее.
Мелкий дождичек моросит...
* * *
Мне припомнился запах слоёной листвы...
Средь потёртых вещей и ненужного хлама
Обнаружено чучело старой совы,
А чуть дальше заброшенная пилорама...
И всё было за так - в небо вжалась луна
И к лицу притянула ладони.
И, скрипя, повалилась на землю сосна
На каком-то далёком кордоне.
И, наверно, шутя, а скорее, - на спор
От того, что запачканы руки
Из двустволки харкнул узкоглазый Егор
И сбежались на выстрел обнаглевшие суки.
* * *
А я не научился плавать.
Наверное, отчасти, потому,
Что над водою пролетел журавль...
И я пытаюсь подражать ему.
* * *
И детство грело пламенем огня,
Бензином из оплавленной канистры.
А бабушки, бранившие меня,
На всю округу разносили искры.
И в сотый раз обласканный шлепком,
Скрываясь от людского взора,
Я наблюдал открыто и тайком
Свой огонек, преобразивший город.
* * *
И я взрослел: неряшлив и небросок,
Под лязг и звоны битого стекла.
И слышалось вдогонку: "Недоносок".
И всё-таки судьба уберегла...
Уберегла от жадности и лести,
От подлости и дьявольского зла.
И знаю я, что Бог, конечно, есть.
Иначе, для чего мне два крыла?
* * *
Дорога дальняя - сугубо личная.
Звезда печальная - звезда двуличная.
Ладонь широкая - ладонь открытая.
Живу пред богом я, но дверь - закрытая.
И я всё шаркаю пробор ступенек,
Зажав в ладонях терновый веник.
* * *
День прожит. И, наверное, не зря:
Питаясь хлебом, согревались птицы,
И зарождалась новая заря,
С которой мы смогли договориться.
День прожит. Мальчик озорной
Сегодня избежал бойкота...
Но почему-то в этот выходной
Напала на меня икота.
* * *
Отболела голова
Юности похмельем.
И вчерашние слова
Тяготят весельем.
Месяц пышет серебром,
До оконца тянется.
И цепляется ребром
За дорогу пьяница.
Ну, а мне и невдомёк,
Что звезда молочная
Снизошла на огонёк
Девкой полуночною.
* * *
Не жалей меня, не надо,
Я по осени - блажу...
Вдохновеньем листопада
Пару строк приворожу.
Зачарованы вороны,
В небе плавится луна
И у клёна - почтальона
Золотая седина.
Ожидание разлуки
В час преддверия зимы:
Перепевы, перестуки
И воскресные псалмы.
* * *
Разгулье праздничных огней,
А ночь - длиннее год от года,
И что-то есть такое в ней,
Над чем не властвует природа.
И приглашает в балаган
Стервец, одетый в шутовское,
И белобрысый мальчуган
Лелеет счастье воровское.
Никуда от неё не скроешься,
Да и стоит ли горевать,
Если в бане последним моешься,
Чтобы на людях не хромать.
Да и женщина в прошлом верная,
Что когда-то звалась жена,
В тебя бросила камень первая -
И пошла от него волна...
* * *
Юность прожита.
Зрелость ранняя.
Хата сложена.
Ожидания.
Что намечено,
Вдруг не сбудется.
Богом меченный -
С Богом судится.
* * *
Я оттолкнусь от частокола...
В объятьях пятого угла
Порхает мой почтовый голубь,
Не зная ни добра, ни зла.
Ему не ведома причина
Столь суховатой тишины.
И тем загадочней кончина
Мною обласканной весны.
* * *
Небо роняет звёзды.
Я собираю камни.
Старуха подметит: "Поздно".
Ребёнок промолвит: "Рано".
Ты мне нужна как воздух.
Твоё я ласкаю тело.
А небо роняет звёзды,
И небу до нас нет дела.
* * *
А сегодня поутру
Снились мне синицы.
Может, вскоре я помру
Где-нибудь в больнице -
И ни жертвой палача,
А в провисшей койке.
В ней и слёзы, и моча -
Всё в одной настойке.
Буду биться за стеной,
Будто шарик белый,
Возвышая мир цветной
Песней неумелой.
* * *
Я бреду по склонам гор -
Воздух колется.
Не бродяга я и не вор, -
Что ж ты, мать, беспокоишься?
Но не скажешь ничего внятного.
На устах твоих укор - непонятный мне.
"Знаешь, а земля - пятнами...
Север.
Запад.
Юг.
Восток.
Небо - пятое".
У Вечного огня
Он закурил.
У Вечного огня
Поправил в горловине гимнастёрку.
И трепетно
нависшая броня
Вдыхала обожженную махорку.
* * *
Мой дед в рутине сорок третьего,
На минном поле - воздух и трава.
И небо поглотило след его,
Проговорив прощальные слова.
Он не предстанет в одеянье строгом,
Так свыше обозначились пути.
Могилы нет.
А, может быть, он с Богом?
Но мне к нему с цветами не дойти.
* * *
Ночью преставился старик -
Тихонько сгинул.
Пред тем он бороду обстриг,
Оставив лёгкую щетину.
Дремали внуки за стеной.
Старик прошел, ощупав стенку, -
До фотографии родной
С земли оплавленной смоленской.
На ней знакомый батальон -
Вернее - пламенная рота.
Вот, командир собой ядрен,
Но и его тревожит что-то.
А утром в бой.
И ждёт успех.
Отрадой встречные воронки -
Ползком, но разве это грех
Ползти на встречу к похоронке?
Грубеет воздух, и земля
Глухое извергает пламя.
- Смотрите - танки, танки бля...
Но ротный поднимает знамя.
- В атаку. Пристегнуть штыки.
Готовься к схватке рукопашной.
- Вы посмотрите, мужики,
Как плавятся на танках башни.
- Вперёд, за линию огня!
Враг переходит к обороне.
- Добьём его к исходу дня.
И, улыбаясь, старик помер.
* * *
Сегодня небо в синяках
И неприглядны птицы...
Поговорим о стариках,
Живущих во станице.
То не мещанское житьё
И вроде не разруха...
В прах исхудалое бельё
Развесила старуха.
Плоть, окаймлённая войной,
Вкусила бабью долю,
Крестилась дева тишиной,
А повенчалась с болью.
Сегодня небо в синяках
И неприглядны птицы.
Поговорим о стариках,
Живущих во станице.
* * *
Старик плюгавый выстроил избу,
Собрал детей и умер в сенцах...
И утопала улица в снегу,
Когда несли его на белых полотенцах.
А новый дом - он вовсе внёс разлад.
И старший сын, на гроб взирая,
Казалось, был необычайно рад,
Ключом своим ворота запирая.
Шептала дочь, что, видимо, пора,
И, слёзы утирая рукавицей,
Смотрела, как изнанкой топора
Вбивались гвозди...
- Вот и всё, сестрица...-
Промолвил брат.
- Ну что, начнём с утра?
Разделим, продадим, и приумножим...
- Смотри, а в том ведре - дыра.
- А знаешь, да и дом неважно сложен.
Стук в дверь. Движенье на крыльце.
- А, председатель.
- Дома не сидится?
- Что за печаль на праведном лице?
- Наверное, зашёл опохмелиться?
Но председатель брёл не наугад...
Он развернул казённую бумагу:
- "Всё в детский дом..." -
вам никаких наград...
А прочим дед оставил спирта флягу.
* * *
Осела бабкина изба.
Тень от разбитого окошка.
И холмик, где зарыта кошка,
Подгнивших брёвен голытьба.
Осела бабкина изба.
К колодцу заросла дорожка,
И облепила двор морошка,
И внуков подросла гурьба.
Осела бабкина изба.
Иссякло молоко парное,
И обзавёлся я женою,
Холодный пот, стряхнув со лба.
Тихонько скрипнула калитка
Под поминальный плеск вина,
Но вкус горячего блина
Роднее крепкого напитка.
* * *
Дочке Машеньке
Ты будешь смеяться и плакать,
На первом свиданье краснеть,
От летнего дождика драпать,
В кармане утаивать медь.
Возможно, немного иначе
Заучивать на ночь стихи.
Я нежно подам тебе мячик
С шершавой отцовской руки.
Меняясь в лице и походке,
Конечно же, не для меня,
Ты влезешь в цветные колготки
И всё же обнимешь меня.
Ты скажешь, что всё по-другому,
Что любишь и вправе любить.
Представишь меня дорогому,
Которому негде жить...
* * *
Ты мне подаришь облако
Суровое, лохматое.
Такое же бедовое...
И всё-таки крылатое.
К нему привяжем ленточку
И пусть оно не бесится.
Наверное, - романтика
На облаке повеситься.
* * *
Пожелтело свадебное платье.
Выпита похмельная бадья.
Знаю: - никудышный зять я, -
Как и все нежданные зятья.
Да и ладно, я и не расстроен,
Ведь напротив, около ручья,
Вопреки запретам и устоям
Дочь моя гоняет воробья.
* * *
Ты просыпаешься. И в ситцевое платье
Втекаешь, не таясь и не спеша.
А следом поднимается с кровати
Калачиком уснувшая душа.
Блеснуло в зеркале немое отраженье.
И забурлила в чайнике вода.
Давай проймём малиновым вареньем
Весенний холод тающего льда.
* * *
Я радость, я боль, я пронзительный смех,
Паденье, позор и весомый успех.
Я вечер, я ночь, я рождение дня -
Всё то, чему ты обучила меня.
Я зависть, и я же - чрезмерная злость,
Я неба клочок, виноградная гроздь,
Я месяц над хатой и воли глоток,
И рваной рубахи твоей лоскуток.
Настанет рождение нового дня -
Скажи, будет место ли там для меня?
* * *
Пусть завывает вьюга
Над кронами берёз,
Любви живая шуба
Убережет от слёз.
Январские снежинки
Украсят седину,
И ускользнут морщинки
В далёкую страну.
Пусть завывает вьюга
И в шутку, и всерьёз,
В глазах, твоих, подруга,
Я не увижу слёз.
* * *
А я куда-то тороплюсь.
И сам себя я погоняю.
Сам на себя за что-то злюсь
И у дверей ключи роняю.
А прошлогодняя листва
Летит по следу - дышит в спину.
Я знаю, что ещё жива
Любовь, упавшая в корзину.
* * *
Вот настоящая стена,
А остальное всё - простенок
И за стеной стоит Она,
Хотя не переносит стенок.
И я не вижу горизонт -
Стена граничит с облаками...
Но и Она, расправив зонт,
К стене пододвигает камень.
И жизнь, не знаю почему,
Испытывает нас на прочность
И ищет в нас - и слабину,
И червоточную порочность.
И воздвигается стена,
И ржавчиной исходят двери.
И там где был проём окна
На землю опадают перья...
* * *
Ты заплачешь, платок теребя.
Почернела и высохла вишня.
Ты прости, что, по-моему вышло
И не стало меня без тебя.
Ты прости и не стой у окна
Дожидаясь от вьюги поклона.
Топчет холмик седая ворона,
Но она почему-то одна.
В церкви тихо задует свечу
С губ холодных слетающий ветер,
Ты поймёшь, что я тоже не вечен
И уже ни за что не плачу.
Ты поймёшь, что теперь тишина
Не вскричит обездоленной птицей.
Знаешь, в жизни легко оступиться
И лишиться покоя и сна.
А весною закапает дождь
И, простыв, ты заваришь багульник,
Вспоминая, что я, богохульник,
Так любил нашу общую дочь.
* * *
Д. С.
Мы остаёмся на плаву.
И расщепляет мрак лучина.
И если я ещё живу, -
На то имеется причина.
По той причине я терплю
Всё то, что не отмоешь в бане,
И, незатейливо люблю -
Тебя, уставшую от брани.
* * *
Не стану плакаться в жилетку,
Она истлела за ветрами.
Ночь опрокинет табуретку,
Опутав винными парами:
Тебя - былую недотрогу,
Обитель недопетых песен.
Но ты, как скользкая дорога,
Которой взлёт неинтересен...
* * *
Всё в дыму: знакомое, родное...
Дым повсюду... этот дым во мне.
Если спросишь: "В этой жизни кто Я?",
Что ответить, не лукавя, мне?
Мне случалось превозмочь простуду,
Просыпаться с шорохом дождя.
Я надеялся на маленькое чудо,
Вот и встретил, грешную, тебя.
Прослезилось чуждое пространство.
Этот дым - безвременья зола.
Я устал от пошлости и чванства...
И от племени, в котором ты жила.
* * *
Суши, подруга, сухари...
Не потому, что есть причина.
А оттого что, чёрт возьми,
Вся жизнь - сплошная чертовщина.
Не потому, что плоть больна, -
Всяк от рождения увечен...
А привкус терпкого вина
Сводит "на нет" слепую печень.
Но предвкушая летний зной,
Чуть поднимаясь из трясины,
Ты скажешь: "Не грусти, родной,
Я нам купила апельсины".
* * *
Мне казалось, что я бесстрашен,
Что там холод суровых зим.
Улыбался - земля ведь наша
И иду я по ней один.
Мне казалось, что всё от Бога,
И чего там не выбирай
Всё равно приведёт дорога
По ухабам, но всё-таки в рай.
Но случилось, что мир стал тесен.
Оказалась холодной луна.
И восторг от вина и песен
Заслонила собой Она...
А потом закружила вьюга.
Ну и далее, после родин...
Я боюсь: - без дитя с супругой, -
Я останусь совсем один.
* * *
Но... бабочка летела на огонь
И, затаив пред вечностью дыханье,
Упала на холодную ладонь -
Лишённая былого обаянья.
Моя хрустальная дорога
Из множества земных светил,
Однажды выбранных на ощупь,
Тебя одну я приютил,
Иль прикупил...
Так даже проще.
Так проще...
Нежностью горя,
Ты разобьёшься у порога...
Моя печальная заря,
Моя хрустальная дорога.
* * *
Позволь мне прикоснуться к Слову,
Увидеть Истины зачатье,
Переосмыслить заголовок,
В единое слагая части.
Позволь нарушить тишину,
И насладиться данным Словом,
И послужить ещё Ему
На этом поприще суровом.
* * *
На ветрах судьбы стих печалится.
Помолиться бы - не получается.
А бульон в кастрюле дня - щи полынные,
На висках души - стряпня, ночи блинные.
Ты меня не зазывай - я на паперти.
Крест стихов моих - на Божьей скатерти.
* * *
Ни плохого, ни хорошего
Ты не скажешь обо мне.
Не тобою карта брошена,
Да и брошена не мне.
Не тобою в ночь початую
Я бессонницу терплю,
Я перо к бумаге сватаю,
А стихи - усыновлю.
* * *
И был я проще лет до двадцати
На жизнь смотрел легко и смело,
Она ж скулить задумала в пути -
И потемнело, и потемнело.
Ах, мама, ты развесила бельё
И выкрасила белым стены.
И пляшет озорное вороньё
На островках расколотой арены.
И, верно, мать по-своему права.
Над головой моей густеет вечер.
И я скупец на добрые слова,
И лишь в стихах открыт и человечен.
* * *
Поставь за здравие свечу,
Она сгорит до половины.
Вот так и я - всё хлопочу:
Жизнь приглашая на смотрины.
Меняю тёмные тона,
Чтобы не выглядело плоско...
А вдруг не слюбится она
С моей поэзией неброской?
* * *
Памяти Бориса Попова
Средь весенних ветров и людской суеты
Где-то в дебрях скрывается лето.
И за рамками грёз прорастают цветы,
Укрывая могилу поэта.
Нет, судьба неспроста подбирает штрихи,
Отбирая лучинки у света...
...Только б жили стихи -
только б жили стихи -
Выше нету наград для поэта.
В океане любви, под покровом светил,
Зародится достойная смена,
Чтобы кто-то другой твою песнь подхватил,
Твою душу избавив от плена.
Эпитафия поэту
Ты седою своей бородою
Подметал тротуары, дворы.
Ничего в этой жизни не стоя,
Ты по жизни катился с горы.
Начиная с привычного тоста -
За друзей, за любимых, родных,
Ты сегодня дошёл до погоста,
Отказавшись от целей земных
Не имел уваженья и злата
И отхаркивал красную слизь,
И держала в напряге простата
Всю твою подконвойную жизнь.
* * *
Памяти Юрия Костарева
Дохнула холодом земля,
Лопаты взвыли -
И насудачились поля
По свежевырытой могиле.
О, как прилипчива она -
В исповедальную дорога...
И быть посланником до Бога
Поэту грамота дана.
Послесловие к вечеру, посвящённому
году поэзии в Магнитогорске
Давайте, братья, помолчим,
Не выделяя чуждых мнений,
На стыке грёз и поколений,
По доброй воле - помолчим
О том, чтоб завтра на почин...
И не в присутствии конвоя
Лоснилось небо голубое
Созвездием земных лучин.
Давайте, братья, помолчим,
Не зарекаясь от острога,
О том, чтоб вывела дорога
Вдаль от психушек и кручин.
Давайте, братья, помолчим...
Магнитогорску
Колдует небесный художник,
Лобзая искрящий магнит,
А в городе мелкий дождик
Обшаривает гранит.
И обнимая глобус,
Трепетно, чуть спеша,
Мчится ночной автобус
За грифелем карандаша.
Вот, длинноногий флюгер -
Ветра стального магнат,
Вечность вменяя округе,
Крылом охватил комбинат...
* * *
Твоя поклажа тяжела.
Но стоит ли чесать затылок,
Коли судьба уберегла
От сбора брошенных бутылок.
* * *
Наш мир - чернильное пятно
На лобной доле океана.
Ещё я ощущаю дно,
Но берегом приемлем за баклана.
* * *
Ступает тёплая зима
На воды мутные Урала,
И улыбаются дома,
Коты выходят из подвала.
И пёс, забытый и хромой,
Не примечая в жизни толку,
Однажды тёплою зимой
Поверил в сказочную ёлку.
* * *
Прошёл октябрь. Лес опустошён.
Где был пикник - окурки, сор, бумага...
Но вскоре лес набросит капюшон
По волшебству седеющего мага.
Ну, а сейчас утихли голоса
И отъедаются втихую птицы.
Вот еле дышит старая оса,
Уходит прочь понурая лисица.
А завтра будет тихо и светло,
Заржет в конюшне, озираясь, кляча.
И я тихонько гляну за стекло,
Чтоб не спугнуть погоду и удачу.
* * *
Ничего на свете не изменится:
Ни сейчас, ни малость погодя.
Вот в печи растаяла поленница,
Аккурат до первого дождя.
Отступили снежные наросты.
И, согласно линиям судьбы:
Девушки - застирывают простынь,
Пудрят носики, почёсывают лбы.
* * *
Мы долго спорим ни о чём
И, упиваясь мелочами,
Касаемся того плечом,
Чего и нету за плечами.
Мы спорим о прожитом дне,
И у кого стремленья выше...
Грустна черёмуха в окне,
И кот, обхаживая крышу,
Прищурился.
Зачем? О чём?
Мы спорим напролёт полночи.
А может бросить всё - и в Сочи?
Да только с чем?
Да только в чём?
* * *
Ещё вчера справляли именины,
Кружило голову креплёное вино,
И в поцелуе таяли маслины...
Но именинник пялился в окно.
И он скучал, он ожидал ответа.
Пришло письмо от милой.
С того света...
Засобирался старичок в дорогу:
Окинув взглядом тесную берлогу,
Он выпорхнул в открытое окно.
А гости продолжали пить вино...
* * *
Хворь такая, что свербит горло мне.
Наливай же снова - мы не гордые.
Наливай, как водится, до каёмочки,
Чесночком закусывай... палы-ёлочки.
Может, отодвинется грусть брюхатая
И в угаре пьяном убежит из хаты.
А потом замучает трезвого бессонница.
Полоснёт, так, нехотя, граблями по совести.
И припомнит женщину в уделах брюхатую:
Разродилась в поле мол, не пустили в хату.
Не такая сука я, чтобы не поверить.
Открываю настежь запертые двери...
* * *
Провидя поезд отходящий,
Переглянулись: я и ты...
А мимо нас какой-то хрящик
Собачка волокла в кусты.
Вспорхнула дичь у водоёма.
И ночь на кончике хвоста
Нам протянула невесомость
И свежесть чистого листа.
* * *
И влачилась вдаль от перрона -
Одинока и близорука,
Кем-то брошенная у вагона,
Онемевшая в горе сука.
И от каждого перегона,
Принимая крупинку разлуки,
До последнего в жизни стона
Вспоминала хозяйские руки.
* * *
Ты меня не привечай, ночь прохладная.
Зацвела во мне печаль конокрада...
На Руси так повелось - в горе тешиться.
А идти, так лучше врозь - легче брешется...
Чьи-то пьяные слова месят глину.
Обернёшься - враз забьют как скотину.
* * *
Мужик, привыкший горевать,
Не сможет дослужить до чина...
В России проще воровать -
Тем доказав, что ты - мужчина.
На радость или на беду
Жене оставить долю вдовью.
Она приучена к труду
И терпелива к сквернословью.