Порфирию Богомолову, неказистому на вид, проходившему почти всю войну с единственной медалькой, ,,За отвагу,, на выцветшей от времени гимнастерке посчастливилось уцелеть в мясорубке войны. Пули щелкали рядом, снаряды изничтожили две полуторки. А ему везло. Как то мина, прилетевшая за ним, да еще за пятнадцатью солдатскими душами в кузове его машины, угробила всех, а Порфирий остался жив. Он баранку оставил, отлучившись по малой нужде. До ближайших кустиков прогулялся, не заглушая мотор. Очнулся, с легкой контузией, без единой царапины, весь в ошметках грязи и человеческой плоти. С трудом протер глаза, а на том месте, где стоял его Газ-42, зияла воронка, а искореженный корпус машины, валялся рядом. Всех смерть забрала, кроме него.
Были и еще случаи, когда был он на волосок от гибели. Но судьба хранила его.
Всю войну он мечтал об одном: - увидеть, дочку, которая родилась в январе сорок второго. А так, как на фронт его теплушка увезла в октябре сорок первого, то ожидаемое событие, рождение наследницы, прошло без него. В письмах с фронта, он расспрашивал, какая она его Валечка, что говорит, как говорит. Просил прислать фотографию дочки. И начинал он каждое письмо о ней и заканчивал обязательным приветом ей же. Всю войну, он мечтал только об одном, хоть раз в жизни прижать дочку, поносит её на руках.
В мае сорок пятого, все ждали, когда же по домам. Война кончилась. Поговаривали, что перебросят на восток, но как, то не верилось. А автобат до глубокой осени сорок пятого, вывозил оборудование с германских заводов. Порфирий писал жене в Омск, что по слухам их должны отпустить домой к декабрю, и он очень надеется, что новый одна тысяча девятьсот сорок шестой год они встретят вместе. Автобат квартировался рядом с небольшим немецким городком Эйтин, который почти не пострадал во время войны.
Свободное время Порфирий, как человек хозяйственный и семейный проводил на местной толкучке, где выменивал, консервы, хлеб, на разные ,, немецкие штучки,, Подарки уже были подобраны и жене, и бате с мамою. Пара платишек, немецких, красивых лежали для его малышки, да отрезы шикарной материи, трех видов уже так же обрели законное место в чемодане Порфирия. Туфельки, опять же дочке. На вырост, правда, беленькие, кожаные, с бантиком на носочке. Порфирий и не знал, что такие бывают.
Однажды, проезжая на своей полуторке мимо небольшой деревушки, он увидел, как немецкая девчонка, лет десяти, одетая в плисовую серую юбочку, нарядную сиреневую вязанную кофточку, по синему льду замерзшего пруда каталась, на коньках. И хоть ему надо было срочно в часть, он остановился полюбоваться неожиданным представлением. Какие пируэты, она проделывала, как восхитительно она катилась, то на одном коньке, то на другом. Без видимых усилий, юная фигуристка, вертелась юлой, каталась легко и изящно. Порфирий размечтался, что его доченька обязательно, должна, так же, как эта немецкая девчонка, виртуозно научиться кататься на коньках.
Но сколько гвардии младший сержант не искал, ботиночки с коньками, ему не попадались.
Время от времени, гвардии младший сержант извлекал все подарки из фанерного чемодана: - какие для жены, какие для дочки, какие для мамаши с папашей. Бережно раскладывал их перед собой: бате - немецкие сигареты в серебряном портсигаре. Порфирий с опаской доставал одну из них, осторожно подносил к носу и с наслаждение вдыхал заграничный аромат. От терпкого, сказочного запаха, кружило голову. Потом Порфирий аккуратненько закрывал портсигар, прислушиваясь, как мелодично захлопывалась инкрустированная крышка. Всегда при этом представляя, как это будет делать отец, в окружении своих заводских дружков. Как те будут качать восхищенно головами от воистину царского подарка Перки.
Потом он обычно пересчитывал иголки к швейной машинке Зингер - один из подарков маме - мать была портниха, и иголки к швейной машинке был страшный дефицит, Маме еще была шаль из шелка, такой неземной красоты, с бубонами, и водянистыми рисунками цветов, на желтом поле, что хоть на стенку вешай, вместо ковра. Женушку свою тоже принарядил: - кофточка на перламутровых пуговицах, отрезы, тут он их всегда разворачивал и перемерял и так, мелочи разные,- шкатулочку из красного дерева, которую он нашел в развалинах дома, да еще несколько плиток изразцовых, лежали на самом дне чемодана, завернутые в чистые портянки. Вывозя для одного полковника старинную мебель из одного разгромленного немецкого дворца, он их отковырял штык -ножом.. Плитки были вмонтированы, над камином, на них были изображены какие-то рыцари в доспехах, сражающихся на турнире. Взял он их на память о Германии. Красивые вещицы!
Вот только доченьке, ни как не попадался главный подарок. Ему, так хотелось достать эти коньки, чтобы она, его красавица, так же и легко и изящно могла порхать по льду катка, возле их него дома.
Но и в сорок шестом его из армии не уволили, часть передислоцировали под Брянск. Подарки уже с оказией были отправлены домашним в Омск. Только вот коньки для дочери, уже порядком уставший солдатик от службы в армии, всё ни как не мог разыскать. Но, как говориться, кто ищет, тот всегда найдет. И заветные снегурки, на завязках, (с ботиночками он так и не сыскал), чтобы понимаешь к валенкам привязать и на каток, в промасленной тонкой бумаге уже лежали за сиденьем ЗАССА.
В двадцатых числах декабря, сорок седьмого, вызывает старшина, гвардии младшего сержанта Порфирия Богомолова выйти из строя и объявляет о демобилизации. Так, буднично. Вроде уже и не было за спиной почитай пять армейских годков. Аж, дыхание перехватило у того. Вот оно, дождался! Домой!
- Только вот, что! - старшина оглядел неказистую, фигурку счастливого сержантика - слетай на двадцатый километр в воинскую часть, хозяйство майора Блинова , отвезешь туда две бочки соляры и дуй обратно ко мне . Машину в гараж. Я тебе все честь по чести, пока документы оформлю и айда себе служивый домой. Гуляй на все четыре стороны младший сержант Богомолов!
Он похлопал Порфирия по плечу.
-Небось к жинке сразу, а, Порфирий.
Старшина покрутил буденовские усы, подмигнул, мол, чего ты, не тушуйся, дело то человечье. Без баб то ни куда!
Порфирий помчался, как на крыльях. Белыми шалями поземка застилала снежный наст дороги, а тут, как назло, бочки эти треклятые никто оприходовать не собирался. Пока созванивались, с частью, пока выясняли, что за причина. Пока сообразили, что бочки это так, в долг, дали в счет личной дружбы майора Блинова, с комчасти , где служил Порфирий. В общем пришлось возвращаться в часть уже затемно. Дорога была скользкая, ветрами облизанная, сугробы стояли на обочине в метр. Эти двадцать километров до свободы и до счастья были самыми длинными в его жизни. И вот когда он уже подъезжал к пригороду, где располагалась его военная часть , вдруг из темноты, в свет фар его ЗАССА, попадает фигурка еле передвигающейся старушки . Шла старая , не стороной , у обочины, а чуть ли не посередине дороги . На смерть нарывалась что ли . Нажав на тормоза , и отчаянно сигналя ,Порфирий аж вспотел . Машину понесло , стало бить бортом об один сугроб , о другой . Неторопливого божьего одуванчика , легонько так полукруглым фанерным крылом ЗААС все же поддал. Старуха кувырком полетела и молча, без криков так в сугроб вниз головой, вверх тормашками и воткнулась. Значит, торчат одни валенки.
- Ну вот! Сходил домой - у сержанта потемнело в глазах. - Вот и пристроился, лет на десять. С убийством старушки, кто там особо разбираться будет-то .
Порфирий вывалился из машины, сам не свой. Бабка не подавала признаков жизни. Дорога, ведущая в часть, была пустынна. А тут в метелице ,что выглаживала придорожный сугроб , он увидел , что подшитые валенки , шевельнулись и чуть-чуть задергались .
А, ведьма старая, жива, обрадовался солдат, заглядывая в сугроб.
Вытащив бабулю, Порфирий стал разглядывать нежданный подарочек. Та сидела смирненько на снегу, не выказывая ни каких эмоций. Наконец глазенками замигала, заохала, мелко закрестилась. Бормотала что-то быстро-быстро, но, что говорила - непонятно.
- Как, ты старуха? - Порфирий обрадовался, что не дошел до смертоубийства.
Но та продолжала, что-то бубнить себе под нос. По всему выходило, что бабка, плохо ещё слышала.
Высвободив из-под повязанной шали одно старушечье ушко, солдат крикнул прямо туда.
-Как чувствуешь себя, бабуля!
Та развела руками.
- Да ничего касатик. - И заплакала.
Водила попыхтел папироской , перебрасывал ее с одного угла губ , к другому , соображал , что же дальше делать .
- Бабка идти можешь?
Старуха что - то мяукнула и сникла.
- Эка неудача. - Порфирий в растерянности развел руками, сам чуть не плача. Ну не бросать же эту ведьму здесь.
И тут в голову пришла, будто пуля шальная - мыслишка.
Сержант вытащил из за сиденья коньки ,,снегурки,,, что были приготовлены в подарок дочурке . Бабку, легонькую как пух, он перетащил на сиденье. Та полулежа в кабине хлопала подслеповато глазками, тихонько по-собачьи поскуливая .
-Что ты сынок там возишься. Помру, ведь.
-Сейчас, поедем.
Примерив и подвязав к старухиным стареньким валенкам снегурки он помчался в больницу. В приемный покой вошел, держа старуху на руках. Бережно положил на кушетку. На вопрос полусонной приемной медсестры, что случилось, Порфирий опустив глаза, чуть набычился, врать он особо не умел.
- Да, понимаешь сестричка,- он старался смотреть в пол, его самого бросало в пот от собственного вранья - старая карга на коньках елозит по дороге ...упала вот! У меня на глазах. Вы её осмотрите хорошенько!
У медсестры поползли брови вверх.
- Вы, ее того, лечите ... и накажите, чтоб больше по дороге не каталась на коньках , фигуристка - гимназистка, понимаешь, выискалась! -кричал он растерянной медсестре на бегу. - Прощевайте.
Солдат выскочил из приемного покоя пулей. Через пятнадцать минут он был в части. Еще через два часа вскочил в уходящий поезд. ,,Снегурок,, было не жалко. Фигуристок в роду Порфирия Богомолова отродясь не было.