Аннотация: Герой рассказа прожил свою жизнь не так, как ему хотелось бы. Но - поздно, нельзя войти в одну и ту же реку дважды.
Ноги подогнулись, и Виктор опустился на пол там, где стоял. Страшная слабость не давала возможности пройти несколько шагов и выбрать место получше. Голова кружилась, в глазах потемнело, дыхание стало неровным. "Опять приступ", - как-то спокойно и буднично подумал он, и досада на свой вконец изношенный организм, как комок, подступила к горлу. Мысли путались, и откуда-то издалека сначала разрозненно, а потом всё ярче и ярче нахлынули воспоминания:
Вот он, маленький мальчишка, бежит навстречу высокому широкоплечему мужчине в форме. Это отец вернулся со службы. Он подхватывает сына на руки, и Виктор взлетает под потолок, замирая от радости и восторга. Сейчас отец разденется, поужинает, потом они сядут рядом, и будут рассказы о том, как пограничники ходят в дозор, какие у них умные собаки, как они ловят диверсантов, а ещё о том, что граница всегда на замке...
Виктор открыл глаза. Его тормошили, пытаясь привести в чувство. Потом подняли, усадили в кресло, принесли воды. Стало легче.
- У тебя, похоже, сосуд кровоточит где-нибудь в желудке или в кишечнике, - сказал один из сослуживцев. - Если язвочка попадает на сосуд, то это совсем не больно. Только в глазах темнеет от потери крови, и слабость...
- Может быть. Надо провериться. Врачи не могут ничего найти, - с видимым усилием отозвался Виктор.
- Так проверься. У тебя ведь жена - врач!
Слабость уже почти отпустила, но напоминание о жене опять захлестнуло горячей волной, снова в памяти всплыли картины прошлого...
Общага мединститута. Вера, молодая красавица-студентка сидит с ним рядом за столом, смотрит ему прямо в глаза и говорит внешне спокойно, но с каким-то чуть заметным сомнением в голосе:
- Витя, у нас будет ребёнок!
Не отрывая взгляда, она с трепетом ожидает его реакции. Ну разве можно предать её чистые голубые глаза, её любовь, её желание радоваться новой жизни, которой ещё не видно, но которая уже существует и требует от Веры и от названного её мужа новых решений и действий?!
Виктор обнял её за плечи, прижал к себе и сказал без тени сомнения:
- Я сделаю всё, чтобы наша семья ни в чём не нуждалась, чтобы ребёнок рос в тепле и ласке.
И он, действительно, в лепёшку готов был расшибиться. Но что может простой студент? Как заработать деньги для содержания жены и сына? Родители помочь не могли. Отец после ранения получил инвалидность и сам нуждался в поддержке, но всё же похлопотал по своим каналам, и Виктора взяли охранником в Зону, в одну из многочисленных тюрем, которых немало раскидано на просторах нашей Отчизны. С учёбой в институте пришлось распрощаться, но техникум заочно всё-таки удалось ему закончить со временем.
2.
Работа в Зоне не сразу и нелегко далась молодому человеку. Зеки, годами живущие в тесных камерах и бараках, оказались неплохими психологами и сразу поняли, что новый охранник - совсем ещё зелёный мальчишка, и с ним можно не церемониться. Новенького всегда пытаются проверить и оценить, и во время его дежурства допускались такие вольности, которых Зона не знала, кажется, со дня основания. Заключённые болтали с Виктором - как с ровней, во время переклички позволяли себе остроты, замечания, а при конвоировании в промзону и столовую ходили толпой. Но времена были ещё достаточно строгие - начало правления Брежнева. Виктору сделали внушение, после которого пришлось ему исправляться и из молодого паренька, который видел в заключённых всего лишь несчастных, загнанных в звериные клетки людей, превращаться в надменного надсмотрщика, который может и зуботычину дать, и в изолятор посадить строптивого зека.
Но только через несколько лет работы понял Виктор истинный смысл того, что происходило вокруг. Как в любом человеческом обществе, в тюрьме шла постоянная борьба за власть, за прибыль, за материальный интерес. Только уровни у арестантов и у охранников были разные. Зеки боролись за лишнюю пайку хлеба, за половник баланды, за печенье и колбасу, что приносили с воли родные. А охране нужны были деньги, прибавка к жалованью.
Вот и боролись, пересекаясь, интересы всех жителей этого странного, если смотреть со стороны, мира, созданного для мордования одних людей другими. Любой представитель администрации, от рядового вертухая до хозяина колонии, очень даже просто и легко мог испортить жизнь зеку. От Виктора и его сослуживцев зависело, дойдёт ли привезённая близкими колбаса или варёная курица по назначению, получит ли заключённый пачку чая, чтобы заварить чихирь и прибалдеть немного, возможным ли станет его досрочное освобождение. Да мало ли пакостей при желании может сделать человек человеку! Тем более, надзиратель презренному рабу-заключённому.
Так вот и перераспределялись блага, которые доходили до рядового заключённого с воли, от родных и близких. После проверки посылок небольшая, но лучшая часть их содержимого оставалась в каптёрке надзирателей. Большая часть остатка перекочёвывала в общак камеры или барака, в распоряжение смотрящего, неформального лидера, и, согласно иерархии, распределялась между населением оного. И лишь жалкие крохи с барского стола доставались хозяину посылки. То же самое было и с деньгами. Почти все они через смотрящего или другим путём уходили к охране и становились одной из статей дохода, почти легальной, тех, кто должен был по роду службы воспитать из воров и убийц добропорядочных граждан тогда ещё советской нашей Родины.
Правильно говорят, что с кем поведёшься, от того и наберёшься. И поговорка эта особенно справедлива по отношению к службе охраны мест не столь отдалённых. Брежнев потихоньку дряхлел, наливался старческим маразмом, а воровство и взяточничество в стране расцветало, грозя затопить своей зловонной жижей всех и вся. Вот и наш герой, потеряв остатки совести, забыв о сострадании, всеми правдами и неправдами пытался обогатиться за счёт и без того униженных и оскорблённых зеков.
3.
Семья у Виктора росла: трое детей бегали по его двухкомнатной квартире. Места катастрофически не хватало, и нужна была очень хорошая взятка, чтобы в обход общей очереди получить трёхкомнатную. Очередь вёл начальник профкома, который на этой хлебной должности практически озолотился. Но очень многое зависело и от Хозяина Зоны, полковника, который был идейным коммунистом и взяток не брал. Это было тем более удивительно, что в начале восьмидесятых брали практически все кроме членов Политбюро, которые были на гособеспечении и получали все блага по потребностям, будто жили при Коммунизме.
С Профоргом Виктор договорился быстро, но тот засомневался, что можно будет "распечатать" карман Хозяина.
- Надо дать много, чтобы взял, - громким шёпотом говорил Профоргу Виктор. - Но у меня сейчас нет таких денег. Надо будет подождать немного.
Виктор отчётливо понимал, что ожидание может затянуться, и судорожно искал новые источники доходов.
Лагерная элита - воры в законе и приближённые к ним пацаны, частенько баловались наркотиками. Виктор знал это, и при первом удобном случае предложил свои услуги смотрящему Зоны Гарику. Тот спокойно посмотрел ему в глаза, улыбнулся и спросил:
- Сколько возьмёшь за доставку?
Виктор назвал цену, довольно скромную, но достаточную, чтобы добрать необходимую ему сумму. На том и порешили. Партии героина были довольно внушительными, и Виктор прекрасно знал, чем рискует. Но жажда наживы, пусть и для блага собственной семьи, настолько одолевала его, что он совсем забыл об осторожности. В первый раз всё прошло удачно, но уже со второй партией его прижали к стене в тёмном переулке и отобрали весь товар. Здоровенный уголовник перед тем, как ударить кастетом в голову, бил Виктора под дых, по почкам и приговаривал:
- А ты не отбирай чужую работу, не сбивай цену, знай своё место, вертухай поганый.
Очнулся он в милиции. В присутствии понятых из его кармана извлекли несколько доз наркотика, по всем правилам составили протокол и отвели в камеру. Было ясно, что в дело вмешались некие могущественные силы, которым Виктор перешёл дорогу. И пять лет тюрьмы, назначенные судом спустя полгода, стали весьма логичным финалом его попытки вырваться из замкнутого круга вечной нужды и безденежья.
4.
"От сумы да от тюрьмы - не зарекайся". Так гласит народная мудрость.
"Ментовские" зоны были созданы специально для осуждённых работников органов правопорядка потому, что из обычной зоны бывшему сотруднику МВД выйти можно было только одним способом - вперёд ногами. Врождённая ненависть зеков к надсмотрщикам выливалась в самые безобразные формы, если рядом на нарах оказывался их бывший мучитель, бывший царь и Бог, а теперь такой же заключённый, как и они сами. Самоубийство для такого человека - это было благо, которым многие в своё время воспользовались. И сильно повезло нашему герою, что попал он именно в "ментовскую" Зону.
Жизнь для Виктора перевернулась, потому что оказался он по другую сторону решётки. Небо в клеточку его не пугало. Годы, проведённые в Зоне, пусть в роли охранника, надзирателя, сделали его душу невосприимчивой ко многому, и к чужой боли тоже. Защитная оболочка, которая есть у каждого нормального человека, превратилась у него в непробиваемый панцирь. Более того, Виктор иногда, особенно после обильных возлияний, с ужасом осознавал, что страдания осуждённых, их нескончаемая борьба за лучшую еду, их полуголодное существование, принудительный обязательный труд от звонка до звонка, всё это только забавляло его, не более. И, о ужас, иногда появлялось желание ещё больше унизить, оскорбить несчастных заключённых, презренное существование которых полностью находились в его власти.
Обо всех этих жизненных метаморфозах самое время было задуматься в Зоне на нарах. И труд, самый обыкновенный и обязательный здесь для каждого труд, стал для Виктора настоящим открытием. Так случилось, что за всю свою жизнь он никогда ничего не делал собственными руками - только надзирал и указывал, что надо делать другим, и даже дома стирала и готовила для него жена. Нет, гвоздь он умел забить в стену, и инструмент кое-какой от отца остался, но отработать смену у штамповочного станка или на сколачивании тары - это было для него, скажем так, непривычным занятием.
Сначала он злился, стараясь не сорваться, но со временем руки привыкли к работе, а мысли уносили новоявленного зека туда, где осталась жена, старший сын Николай и две младшие любимые доченьки, в которых он души не чаял. Жена Вера регулярно привозила передачи, и даже на время переехала с детьми в небольшой городок, рядом с которым находилась Зона мужа. С работой проблем не было - хорошие врачи нарасхват в глубинке. Дети учились в местной школе. Правда, уровень обучения был пониже, и много проблем породило то обстоятельство, что в школе учились дети бывших заключённых совместно с отпрысками тех, кто добровольно работал в Зоне.
5.
Дети, как губка, впитывают чувства и мысли взрослых. И школа стала отражением того, что творилось во взрослом мире. Две непримиримые группировки разбили школьников на два лагеря. Два мира - дети охранников и дети заключённых ненавидели друг друга, начиная с первоклашек и кончая недорослями-выпускниками. Девочки не так, но у мальчишек эта природная ненависть раба-зека к надзирателю проявлялась на каждом шагу.
Завершалась брежневская эпоха, и идеологическая работа в школе, как и во всём обществе, дала глубокую трещину. Немощный вождь с высоких трибун чуть ворочал своей непослушной челюстью, а страна тем временем катилась в пропасть. Обещанный Хрущёвым двадцать лет назад Коммунизм не наступил волшебным образом, а правильные слова двуличных агитаторов и пропагандистов не находили отклика в сердцах чувствительных к обману слушателей.
Страшные побоища городских подростков, разбившихся на непримиримые группировки, не могла прекратить даже милиция. А школьных воспитателей и учителей воюющие стороны вообще не слушали. Вера ничего не могла поделать с Николаем, который совсем отбился от рук. Зимой ещё ничего, учёба немного дисциплинировала. Но с приходом тепла он целыми днями пропадал где-то, иногда не приходил даже ночевать.
"Безотцовщина", - думала мать, но по-настоящему заняться сыном не могла. Работа, дочери, редкие свидания с мужем, передачи в Зону, - всё это отнимало слишком много времени и сил, которые были у неё на исходе.
Череда смертей руководителей советского государства для Виктора и его семьи имела весьма неожиданные, но положительные последствия. Дело в том, что каждый из вступающих на российский Престол, по обычаю, а также по доброте душевной объявлял амнистию для заключённых. Правда, в первую очередь амнистировались зеки с относительно лёгкими статьями. Но общая тенденция была налицо. Поэтому Вера собрала и отнесла в Зону все деньги, которые у неё были, чтобы Виктора освободили досрочно за хорошее поведение.
Хорошее было у него поведение или не очень, но через несколько месяцев ярким осенним днём глава семейства стучался в дверь съёмной Вериной квартиры. Жена на радостях не знала, куда посадить и чем угостить долгожданного, но свалившегося, как снег на голову, мужа.
6.
Вернувшись в родной город, Виктор устроился работать на завод. Годы, проведённые за решёткой, надломили его. О старой работе он и слышать не хотел, а новая приносила всё меньший доход. Горбачёв, а за ним и Ельцин окончательно сломали хребет российскому государству и разрушили экономику. Производство остановилось, зарплаты рабочего не хватало даже на самое необходимое.
Зато Николай начал приносить в дом неплохие деньги. Бывший смотрящий Зоны вор в законе Гарик организовал нечто вроде народной дружины, а, в сущности, банду. Молодые ребята собирались каждый день в спортзале, бегали, прыгали, качались, готовились к большим делам.
- Не пьют, что удивительно, - сообщала мужу на кухне Вера, - а может это и к лучшему? Времена-то новые, непонятные...
Открылся железный занавес, и тучи челноков ринулись за товаром в сопредельные государства. Рынок наполнился, и закипела торговля. Вот тут и вышел из тени Гарик со своими братками. Молодые накачанные ребята быстро навели на городском рынке порядок, удалив оттуда воров-карманников и прочую шушеру. За оказание услуг они обложили торговцев данью, которую регулярно собирали. А если кто-то отказывался платить, с теми разбирались особо с помощью угроз и горячего утюга. Хотя, могли и убить - такие случаи бывали. Бывали также "стрелки" - кровавые разборки с другими группировками, плодившимися, как грибы после дождя.
Николай был активным участником всех этих дел. Помогая Гарику, он активно искал новые источники дохода. Крышевание небольших городских предприятий было его рук делом.
- Надо, чтобы дань платили все, кто что-то производит, - учил Гарик своих птенцов, - Старайтесь, ребята. Мы накануне больших дел и грандиозного шухера!
Но не всем было суждено дожить до обещанного светлого будущего. "Перо" в бок на одной из "стрелок" стало логичным завершением карьеры Николая. Правда, наглец-убийца тут же был прикончен из четырёх или пяти стволов, но это не вернуло жизнь единственному сыну Виктора.
Огромный, дорогой и красивый крест на его могиле был данью памяти погибшему от соратников-братков, его названных братьев.
"Таганка. Все ночи, полные огня! Таганка! Зачем сгубила ты меня?.." Слова этой воровской песни, не переставая, звучали в ушах отца, когда он с матерью стоял у могилы.
- Дочери - это не то. Дочери - не в счёт. Сын! Единственный сын! - плакал он на кухне вечером в день похорон.
И Вера, сама вне себя от навалившегося горя, вытирала платком пьяные слёзы, которые текли по щекам мужа...
Виктор запил. Нет, он не скандалил, не орал песни, не валялся пьяный, не приставал со своим горем к кому бы то ни было. Но и трезвым его мало кто видел. Такое тихое и спокойное помешательство. Жизнь текла как бы в тумане. Утром - опохмелка, а вечер, порою, совсем выпадал из памяти.
Вышли замуж дочери, и остались они вдвоём с женой в той самой двухкомнатной хрущёвке, которую так и не удалось в своё время обменять на трёхкомнатную, из-за которой вся жизнь их пошла прахом. Вера молила мужа, чтобы тот бросил пить, предлагала закодироваться, он покорно соглашался с ней, и всё продолжалось по-прежнему. Продолжалось до тех пор, пока не начал отказывать организм, изнасилованный алкоголем и бессмысленно, не по совести прожитой жизнью. И вот когда встала дилемма: пить или жить, - только тогда Виктор остановился у последней черты и "завязал" с пьянкой так же резко, как и начал. Лишь изредка он позволял себе рюмочку-другую, но временами срывался, и тогда после работы, на которую он снова устроился, друзья приводили его домой чуть живого...
7.
Виктор сидел на свежем воздухе у открытого окна. Ему стало легче, и сослуживцы занялись своими делами, оставив больного в покое. Подошёл начальник и сказал, что на сегодня он свободен, может идти. Оказавшись за воротами родного завода, побрёл наш герой - куда глаза глядят. Домой совсем не хотелось, и очнувшись от вновь нахлынувшего потока воспоминаний, которые с некоторых пор совсем не давали покоя, он понял, что ноги сами принесли его к воротам православного храма.
Никогда он здесь не был, но на этот раз решил войти. Служба только что закончилась, и церковь была пуста. Средних лет священник что-то делал у одной из икон. Непонятно, что толкнуло Виктора, но он подошёл к служителю церкви и, преодолевая неловкость, сказал:
- Батюшка, можно мне исповедоваться?
Священник посмотрел удивлённо на пожилого человека, который даже головной убор не снял в храме, но всё же спросил его:
- А вы крестились когда-нибудь? У вас есть нагрудный крестик?
Виктор понял, что пришёл, видимо, не по адресу и хотел уйти, но спокойный и доброжелательный голос священнослужителя остановил его:
- Подождите, я не смогу пока принять вашу исповедь, но мы можем просто поговорить.
Они сели на широкой скамейке в притворе, и Виктор, неожиданно для самого себя откровенно, без утайки рассказал служителю церкви о своей непутёвой жизни, о тюрьме, о погибшем сыне, о мыслях, воспоминаниях, которые его постоянно мучают в последнее время, о своей болезни.
- Бог наказывает людей за грехи, - раздумчиво сказал священник в ответ на эту исповедь, - Неважно, знает ли человек о заповедях Божьих или нет. Бог - это наша совесть, по большому счёту. А от совести никуда не убежишь, не скроешься. Совесть везде найдёт и будет казнить хуже любого палача. И наказание это - неотвратимо. Болезни, будущее наших детей - это и есть наказание Божие. Стоит знать об этом каждому, вступающему на свой жизненный путь.
- Но что делать мне, старому больному человеку? Как преодолеть душевную муку, которая не даёт покоя ни днём, ни ночью?
Бог милостив, - ответил священнослужитель, глядя в полные страдания глаза Виктора, - Если бы вы смогли поверить Богу и искренне молиться, то Он отпустил бы ваши грехи, и вашей душе стало бы легче. Но мы живём в эпоху неверия. И она продолжается, несмотря на то, что безбожники покинули престолы власти.
Верить надо искренно и любить Бога, как самого себя. Но если у вас это не получится, то постарайтесь дожить свой век достойно, творя добро и во всём советуясь со своей совестью. Я вижу, она у вас есть.
8.
И Виктор решил начать новую жизнь. Первым делом он закодировался на радость жене - надо было как-то бороться с навалившимися болезнями. Но стало не лучше, а хуже. Выпить, как раньше, до кодирования, не хотелось, а хотелось уйти из этой жизни, ничего не видеть и не слышать. Воспоминания давили, отпуская лишь в редкие часы ночного забытья и сменяясь кошмарами, в которых приходил погибший сын, и вели они с ним нескончаемые разговоры "за жизнь". Но даже утреннее пробуждение не приносило облегчения...
- Что-то ты стал - как зомби, - полушутя заметил один из сослуживцев.
- Да, жизнь подходит к концу. Вернуться назад, изменить что-либо невозможно. И сегодняшние мучения - это расплата за содеянное, за грехи, - не сказал, но подумал Виктор. - К Богу прийти я не смог. Остаётся жить и умереть достойно, как посоветовал священник из захудалой городской церквушки...
