Бореал, дживатма Дель, она сломалась, чтобы освободить меня от колдовства. Мой собственный меч, который я сам выковал, сложил, окровавил и назвал на ледяном острове Стаал-Иста, лежал погребенным под тоннами упавших камней. Мы снова были не чем иным, как людьми: певцом меча с севера и танцором меча с юга.
Я вздрогнула, когда она приложила руку к шраму, который был у меня на собственной плоти, такому же скрюченному и злому, как и ее шрам над зажившими ребрами. Она чуть не убила меня в том же кругу.
Но не ее прикосновение вызвало внутреннюю реакцию. Правда заключалась в том, что я даже больше не был танцором на мечах, не настоящим. Sandtiger был теперь borjuni, a
"меч без имени". И больше не гордиться - и гордо защищать -
титул, полученный в результате ученичества и мастерства благодаря системе, которая управляла ритуализированными боями Юга, клятвам и кодексам чести людей, которые танцевали с мечами в круге и решали войны танзиров, принцев
Пунджа, беспощадная пустыня Юга.
Брошенный при рождении, затем взятый в рабство; освобожден от этого клятвами, данными человеку, сёдо, который научил меня драться, танцевать по кодексам; а теперь покинут другими, которые дали те же клятвы и, таким образом, должны были убить меня, потому что я нарушил эти коды.
Тем не менее, несмотря на цену, сломать их было легко, потому что это было сделано для Далилы.
За ее клятвы и честь.
И поэтому на юге, на моей родине, я стал жертвой охоты любого живого танцора с мечами, чтобы быть убитым без чести за пределами круга, потому что я больше не был его частью.
На Севере, родине Дела, я был человеком, отвернувшимся от славы Стаал-Исты, Места Мечей, и певцов мечей, которые танцевали в кругу с зачарованными клинками.
Но здесь, сейчас, с ней, я был просто я. Иногда этого достаточно.
ОДИН
МЫ ПОКИНУЛИ Север, потому что Дель согласилась уйти, хотя бы потому, что я вынудил ее, выиграв танец в круге по северным обрядам. Но я также навязал им руки, тем светловолосым и озлобленным людям, которые скорее увидят Далилу мертвой, даже обманом, из-за нарушенных клятв; однажды исцелившийся, однажды воссоединившийся, однажды свободный от
Стаал-Иста и Гора Дракона с ее сотворенными демонами гончими хули, мы в конце концов направились на юг, где в течение года я нарушил клятвы, данные моему народу.
Теперь мы оба были безымянными, бездомными, лишенными песен и чести, отказавшимися от своего прошлого в поисках нового настоящего, но одного, сверхъестественно связанного с прошлым, более старым, чем мы оба знали: рождением ребенка, рождением мальчика. Женщина, родившая меня там, на хрустальных песках Пунджи, и мужчина, породивший меня далеко, в чужих землях.
Сканди. Или мы так думали. Так
Дель подумал и заявил; Я был менее уверен. Она сказала, что это только потому, что я сделал себя сам и не хотел знать правду о своем присутствии в этом мире, из страха, что я был меньше или больше того, кем я стал.
Я мало говорил об этом. Легкое любопытство и веление момента...
потребность отступить, переосмыслить, сбежать - растворялась в неуверенности плавания, странных, неуместных сожалениях и чем-то вроде замешательства. Даже тоска по дому.
Вот только все это было очень сложно. Потому что Юг, возможно, вообще не был моим домом. Место моего рождения, да. Это я знал. Рожденный на юге, выросший на юге. Но не южанин, как мы теперь думали. Это одна из причин, почему мы были на этой трижды проклятой лодке, плывущей туда, где я
можно было задумать.
Или нет.
Кто-то, возможно, сказал мне однажды. Сула. Женщина из племени Сальсет, которая сделала больше, чем кто-либо другой, чтобы сделать меня мужчиной всеми возможными способами. В то время как остальная часть Сальсета высмеивала меня как чула, раба, как слишком высокого, длинноногого, ширококостного мальчика, неуклюжего телом, умом, совершенно не знающего благодати, Сула ценил меня.
В ее постели, для начала. Позже, в ее сердце.
Мать. Сестра. Любовник. Жена. И все же я не был связан ни кровью, ни обрядами, ни ритуалом, кроме того, что мы совершали ночью, когда мне разрешалось спать где-то еще, кроме как на грязной, вонючей козьей шкуре, брошенной на песок Пунджи. Но Сула умерла от демона в своей груди, и теперь некому было сказать мне об этом.
Мы тоже ушли, потому что я был, ну, мессией. Или так считали некоторые люди.
Другие, конечно, ничего из этого не купили. Люди такие забавные. Некоторые верят из-за веры, не нуждаясь в доказательствах; другие верят только доказательствам, а я, по-видимому, не представил ничего стоящего.
По крайней мере, не тот, в который они верили. В конце концов, превращение песка в траву - по крайней мере, так гласит легендарное пророчество - не тот образ, который действительно захватывает человека, особенно южанина. Слишком уж это было, не знаю, пастырское для тех, кто вскармливал песок молоком матери.
Был ли я мессией, называемым джихади, и превратил ли я песок в траву (или, по крайней мере, начал этот процесс), было открыто для обсуждения. И то, и другое было возможно, решил я в порыве самовозвеличивания, вызванного слишком большим количеством акиви и слишком малым, скажем так, восхищением и привязанностью Дэла однажды ночью под луной, если убрать из этого магию и полагаться на буквальное вера.
Это всегда проблема, когда имеешь дело с религией. Люди воспринимают изображения буквально. Или когда истина представляется чем-то невыразимо утомительным - например, рытье каналов и канав для переброски воды из мест с ней в места без нее - никто не хочет слушать. Он недостаточно цветочный. Недостаточно волшебно.
Чудики, но я ненавижу магию. Даже когда сам работаю.
Убедившись в очередной раз, что моя койка не слишком перспективна для любовных свиданий и привязанностей, я чуть не стукнулась еще раз по голове, в то время как Дель треснул локтем достаточно сильно, чтобы спровоцировать серию шипящих и драматических ругательств (по-горски, что спасло мои нежные уши) -- в конце концов мы поднялись на палубу, чтобы встретить утро с чем-то меньшим, чем энтузиазм, и успокоить недовольные животы матросской щедростью экипажа.
называется хардтак. Тяжело это было; любой, у кого нет зубов, умрет от голода.
К счастью, ни Дель, ни я этого не сделали, поэтому нам удалось проглотить его несколькими глотками прохладной воды (Дель) или жгучего напитка под названием руум (я). Затем мы встали у поручня и в угрюмо-задумчивом молчании смотрели на взъерошенную ветром воду, задаваясь вопросом, когда (и если) мы когда-нибудь снова увидим землю. Прошло два дня с тех пор, как мы оставили позади вереницу небольших островов, где мы остановились на достаточно долгое время, чтобы набрать свежей воды и фруктов.
"Может быть, это не настоящее место", - заметил я полусерьезно, что, как обычно у Дел, вызвало буквальный ответ.
- Что - Сканди? Конечно, это настоящее место. Иначе они не взяли бы нас в качестве пассажиров.
Я искоса взглянул на нее. Дель не мог быть чем-то серьезным. - Ты серьезно?
- Я не спрашивал конкретно о Сканди. Она без злобы отвергла мое невысказанное предположение, что кто-то где-то сделал невозможное и воспользовался Далилой. "Я спросил, куда идут корабли. Больше ничего.
Страница 4
Так что нет, я не отдавал нас в чьи-то жадные руки, внушая нам идею, что мы пойдем куда угодно, пока будем думать, что это Сканди. Мне сказали, что этот идет туда, без подсказки".
Я живо вспомнил тот день, когда она обругала меня языком и гневом за то, что я даже намекнул, что кто-то взял над ней верх. Но башка несколько устоялась за последние три года благодаря моему благотворному влиянию. Теперь она объяснила.
Усмехнувшись, я снова прислонился к перилам. Он заскрипел и дал. Я снова быстро отошел от нее, хмуро глядя на влажное, грязное, покрытое солью дерево. Океанические впадины углублялись, буйные волны ударяли о нос. Снаружи так много воды... и так мало всего остального.
Вроде - земля. "Знаете, я просто не понимаю, как беременная женщина может плыть на юг из такого далекого места только для того, чтобы родить ребенка".
- Может быть, она и не говорила.
- Разве?
"Ну, может быть, она уехала из Сканди не для того, чтобы родить ребенка на юге. Может быть, она забеременела во время путешествия. Или, может быть, она забеременела после того, как добралась до юга". Дел оценивающе посмотрел на меня. "В конце концов, половина из вас может быть южанином. Вы похожи на пограничника".
Я слышал это раньше, от других. Я не подходил для чистой южной крови, потому что люди пустыни были маленькими, опрятными и подтянутыми, темноглазыми и более смуглыми, чем я. волосы, чем мои бронзово-каштановые. Я был где-то посередине: высокий
и ширококостные, как люди Дела, но гораздо темнее по коже и волосам; слишком большой, но недостаточно темный для южанина, к тому же зеленоглазый. Пограничники, однако, были полукровками, рожденными в основном людьми, которые жили по обе стороны границы между Севером и Югом. То, что я был пограничником, имело смысл.
Это означало, что я вовсе не был скандиком, и все это путешествие, посвященное открытиям, было чистой глупостью.
Но один человек в Джуле, где мы с Делом остановились перед тем, как отправиться через гору в Хазиз-у-океана-моря, подумал, что я из его народа. Говорил со мной на своем языке. И он был
Скандик. Или так он казался, и Дель верил в это; она клялась, что он достаточно похож на меня, чтобы быть моим братом. Что было возможно - если бы я был
Скандик, и он был - если не вероятным, если принять во внимание шансы. Тем не менее, шансы были лучше, чем мне предлагали раньше, за исключением танца в кругу, который я больше не мог делать, благодаря тому, что нарушил клятвы и кодексы Алимат. И вообще уехать на юг. Это был такой же хороший предлог, как и любой другой, чтобы покинуть место, где мужчины, которые тренировались, как я, где мужчины, такие же хорошие, как я, охотились за моей головой.
Так. Здесь мы были на корабле, направляющемся в Сканди. Откуда, может быть, я был. Или нет.
"Напугана?" - спросил Дел, следуя за моими мыслями.
Да. "Нет."
Она слегка улыбнулась. Еще в след. "Ты."
"Чего, баща, боишься? Я дрался не знаю сколько мужиков в круге, убил дюжину или больше дураков вне его; загнал в тупик коня-производителя, убивающего других дураков, отбил от гончих хулиганов, злого колдуна, который хотел похитить мое тело и мою душу - или, может быть, только мое тело; мы достаточно спорили о том,
иметь душу - пережить многочисленные смертоносные самумы, достаточно жестокие, чтобы содрать плоть с моих костей, противостоять фритам и локи, песчаным тиграм и кумфам, не говоря уже о различных племенах, желающих принести меня в жертву тому или иному богу;
сбежал от женщин-убийц и злых мужей... и я разделяю твою постель.
Регулярно, - я сделал паузу. - Чего после всего этого бояться?
- Зная, - сказала она. "Или нет."
Страница 5
Ой. Что.
Она ждала, ветер сдувал распущенные волосы с ее безупречного лица. Такие голубые глаза были у Далилы.
Я раздвинула ноги, согнула колени, уравновесила равновесие, чтобы оседлать качающуюся лодку, и скрестила руки на груди. Плотно. Почему-то это имело значение. "Я полагаю, что вы не были бы.
Напугана. Зная. Или нет."
- Я многого боюсь, - просто сказала она, - и не последнее из них - потерять тебя.
Это заткнуло меня в спешке. Через мгновение мне даже удалось закрыть рот.
Дель, странно довольный, лишь искоса взглянул на меня, улыбаясь, затем снова посмотрел через нос. - Корабль, - легко сказала она.
Так было. С голубыми парусами. Позади нас, над нами, команда нашего корабля тоже заметила другого.
Ну, это была не земля, но это было лучше, чем пустой океан. По крайней мере, до тех пор, пока команда не роилась, как песчаные жало, на всех парусах, канатах и бревнах. Затем я знал, что мы поворачиваем. Жесткий.
"Эй..." Я схватился за перила и вцепился в них, не радуясь, что они снова зловеще скрипят, но еще меньше радуясь тому, что доски протестуют под моими ногами. Сандалии скользили, царапая сырость и соль. Смена ветра наполнила мой рот волосами; Я сплюнул и сорвал его, а затем сунул за ухо, что совершенно не помогло. Поругавшись про себя, я решил, что Дель отрежет его как можно скорее. Или отрубить самому.
Дель тоже схватился за поручни, пока мы тяжело качались по изменчивым волнам, крепко цепляясь за дерево. Даже когда она открыла рот, чтобы высказать комментарий или задать вопрос, в ответ на него раздался гул криков позади нас. Я познал страх, когда услышал его. Вся команда внезапно воняла этим.
"Беда", заметила я, вытирая пену с лица. Соль ударила мне в глаза.
Ближайший к нам член экипажа отвел взгляд от синих парусов достаточно долго, чтобы настойчиво махнуть рукой.
- Ниже, - сказал он. "Ниже.
Ниже.
"
- Проблема, - согласился Дел.
Конечно, меньше всего мне хотелось быть замурованной в крохотной каюте у ватерлинии, пока корабль валялся и брыкался. Я повис на скрипучем поручне, сохраняя теперь уже шаткое равновесие из-за яростной волнистости, и хмуро посмотрел на матроса.
- Я пойду, - сказала она.
Вздрогнув, я уставился на нее. - Не лучше ли тебе остаться на палубе и посмотреть, с чем мы столкнулись?
"И я бы предпочла иметь мечи, чтобы противостоять этому", заявила она. "Вот где они. Внизу".
Ах. Так и было. "Принеси мою, башка".
- Я планировал это.
Моряк увидел, как она ушла, вздохнул с облегчением, а потом заметил, что я остаюсь на носу. Его глаза вылезли из орбит, когда корабль продолжал свой валяющийся, неуклюжий поворот. "Ниже!"
Нет, не внизу, спасибо... но когда мы развернулись, корабль с голубыми парусами выпал из поля зрения с моего места на носу. Я позволил матросу поверить, что следую его совету; вместо этого я направился на корму, двигаясь так, чтобы не спускать глаз с другого корабля, даже когда я схватился за поручни, с отвращением выругавшись, когда я зацепился ногой за моток колючей веревки и чуть не упал. На этой трижды проклятой лодке в бурном море ехать было труднее, чем на жеребце, когда он впадал в припадок.
Тем не менее мне показалось странным, что наш капитан предпочел развернуться, чем плыть дальше, тем более что мы находились в двух днях пути от последнего острова, а это означало, что в пределах досягаемости не было безопасной гавани; но мы шли против ветра, который замедлил нас. Теперь мы переехали вместе с ним. Паруса вздулись, трещали о небо, пока команда работала быстро. Ветер толкал нас по пути Page 6
мы пришли, но быстрее, чем раньше. Теперь вопрос заключался в том, действительно ли корабль с синими парусами хотел нас настолько, чтобы преследовать нас, и если да, то был ли он быстрее?
Ну да. Последнее стало очевидным, когда Дель подошел ко мне на корме. Она заплела волосы назад в бледную веревку, свисающую по ее позвоночнику.
Теперь без всего, кроме намерения, ее лицо и выражение были чистыми и смертоносными, как только что отточенный клинок. Я взял рукоять, которую она предложила, и мне стало легче от того, что меч был в моей руке. "Кажется, наш капитан не верит в боевые способности своей команды".
"Ты плыл с ними две недели", - сказала она, щурясь от ветра, наполненного брызгами. "Не могли бы вы?"
Они тратили больше времени на выпивку, игру в кости и обмен ложью, чем на что-либо еще.
Дело принято. "Ну, он может верить в нас." Я сделал паузу. - Ты же сказал ему, что мы нанимаем для таких вещей, не так ли?
- Он видел, как ты ударялся головой или спотыкался о веревки и сети примерно по девять раз в день, Тигр. Почему он должен верить в тебя?
Это прозвучало подозрительно, как будто наш капитан относился ко мне примерно так же, как я относился к его команде. Я был ужален, чтобы возразить, тем более, что я получил множество царапин и синяков с тех пор, как поднялся на борт. "Я выше его!"
- И еще неуклюже, кажется, думает он. Хотя не поверите. Она погладила меня
кратко, рассеянно, как будто утешая ребенка, - что, конечно, именно то, что она хотела, чтобы я чувствовал. "Это догоняет".
Она имела в виду преследующий корабль. -- Я не создан для воды, -- сказал я обиженно, -- или для лодок.
Корабли, - поправился я, прежде чем она успела меня поправить; экипаж был недвусмыслен. - Я слишком велик, или они слишком малы...
"Мир, - мягко сказала она, - слишком мал для тебя".
Это остановило меня. Я посмотрел на нее, внимательно изучил выражение ее лица, попытался понять, о чем, черт возьми, она говорит.
Дель расхохотался. - Не смотри так обеспокоенно, Тигр! Я имел в виду только то, что ты такой же большой, как многие мужчины маленькие...
"Большое спасибо.
Много людей?"
-- Во всех смыслах, -- повторила она, особенно улыбаясь, -- и ничего не дав в ответ. - Итак, что ты говорил?
Что было
Я говорю--? -- Ну, смотри, башка... Я только хочу сказать, что мне нужна земля, что-нибудь твердое, что-то, что остается на месте, когда я ставлю ноги...
- Как жеребец?
Кто был внизу и не причастен к этому разговору. "Теперь, когда вы упомянули об этом, я хотел бы посмотреть, что наш уважаемый капитан, который считает меня таким неуклюжим, сделал бы на коне..."
"Плохие шансы.
Никаких шансов".
Я быстро почесал покрытые солью шрамы на моем лице, четыре длинных следа от когтей, прорезавших меня от скулы до челюсти под недельной щетиной. -- И вообще, теперь вопрос не в том, неуклюж ли я на борту скрипучего обломка сплющенных деревьев, а в том, погнались бы за нами эти славные люди, если бы мы держали курс...
- Кажется, так думает капитан.
"...или если бы мы выглядели более привлекательными, чем мы есть, потому что мы повернули хвост и побежали".
"Капитан, должно быть, считал, что у нас есть шанс обогнать их".
- Или он просто бежит в страхе.
Страница 7
- Как и мог бы, - заметил Дель, когда синие паруса вздулись на фоне горизонта.
"Мы проигрываем гонку".
Я посмотрел на сужающуюся пропасть. "Может быть, мне следует переговорить с капитаном о преимуществах стоять на своем..."
"К сожалению, как вы заметили, здесь не на что опереться.
"
Я снова выплюнул волосы изо рта. "Ну, я лучше решу, когда будет танец с мечами, чем позволю другому мужчине выбрать его", - напомнил я ей. "В хорошем нападении есть заслуга".
- Отпусти меня, - предложила она. "Вы его не очень впечатлили. Он впечатлен мной; он поднимается на палубу, чтобы посмотреть каждое утро, когда я расслабляюсь".
- Я тоже, баща, - но наблюдать за тобой - не значит драться! Ну, я полагаю, что это так; но до сих пор никто не бросил мне вызов. Даже если бы я разбил голову о бревно и споткнулся о сети и веревки. "И, может быть, мне тоже пора расслабиться на палубе, где все могут меня видеть".
"Почему?" Ее голос был обманчиво бесхитростным. - Хочешь, чтобы на тебя смотрели мужчины?
Я бросил на нее кислый взгляд. "Я просто имел в виду, что будет лучше, если они не будут думать, что я слабак".
"А
падение
- Может быть, кончено, - Дель солнечно улыбнулся. - Ну?
Я взмахнул рукой. - Иди. Может, ты узнаешь, кто наши друзья и чего они хотят.
Дел ушел, ненадолго ушел, вернулся. У нее было странное выражение лица. "Они не друзья".
"Ну нет."
"Они, - говорит он, - ренегады".
- Что это за хулиганы?
- Кажется, он имеет в виду борджуни. Морской.
Это я понял. "Что у нас есть, что они хотят?"
"Капитан не удосужился сказать мне."
- Ты улыбался ему? Это вызвало у меня обжигающий взгляд. -- Ну, нет, я полагаю, что нет, не вы -- зачем улыбаться человеку, когда нож в животе сработает? -- но он хотя бы удосужился сказать, чего мы можем ожидать, когда они прибудут сюда?
Она как ни в чем не бывало объяснила: "Они ловят корабль, садятся на него, крадут все, что на борту. Или крадут сам корабль".
"
Саму себя.
Они называют корабль "она". А как же экипаж и пассажиры?"
Все два последних; этот корабль обычно перевозил грузы, а не людей. Нам повезло занять место. Хотя именно в этот момент слово "везение" казалось неподходящим.
Дел пожал плечами. "Они будут делать то, что обычно делают борджуны".
Я хмыкнул. "Фигуры". Хотя не все боржуаны и пограничники убивали своих жертв. Некоторые из них стремились к тому, что они считали богатством, будь то монеты, торговые товары или домашний скот. (Или, в редких случаях, таких людей, как Дель и ее брат.) Тем не менее, этого было достаточно, чтобы заставить вас бояться оставлять такие вещи на волю случая.
Дел задумчиво нахмурился, отмечая, как быстро плыл другой корабль. Он не валялся, как наш, а скользил по воде, как кошка сквозь тени. "Он не был сильно впечатлен, когда я сказал, что мы можем помочь им бороться с ними. На самом деле, он сказал, что они вообще не будут сражаться с ними".
Страница 8
- Ты предлагал драться за него? Я попросил. - Разумеется, за плату. По крайней мере, проезд.
"Он говорит, что если они поймают нас, мы все равно все умрем, так зачем им драться?"
- Ты объяснил, что мы еще не умерли?
"В тот момент он сказал мне, что ему не нужны женщины, кроме как в постели", - объяснил Дел. "Я решил, что мне лучше вернуться сюда с тобой, прежде чем я приглашу его в круг".
"Ну, мы знаем, что нет смысла пытаться изменить чье-либо мнение об этом",
Я согласился. "Мы противоположные звери".
"Среди прочего". Дел, с мечом в руке и готовой действовать, была сверхъестественно довольна. "Но мне удалось изменить твое мнение. В конце концов".
Я попросил не согласиться. - Я позволю себе не согласиться, - сказал я. "Я просто научился молчать об этом. Я до сих пор считаю, что лучшее место для женщины - это постель". Я сделал паузу. - Особенно после хорошей, отвратительной, разбивающей нос, разбивающей губы и ломающей зубы драки, в которой она показывает всем глупцам, что она ничуть не хуже их владеет мечом. Да и любым другим оружием, если уж на то пошло... включая ее колено".
- Мило с твоей стороны, - заметила она. - Даже щедро.
- Честное слово, баша.
Она улыбнулась ветру. "Среди прочего".
- И теперь, когда мы снова установили порядок в мире, каким мы его знаем, что вы предлагаете нам делать, когда эти... эти...
"Ренегадас".
"--связаться с нами?" Я закончил.
Дел дернул плечо. "Недостаточно места, чтобы вырезать круг на колоде. Танец не будет особенно эффективен".
- Нет, - согласился я. "Давай просто убьем их".
ДВА
К СОЖАЛЕНИЮ, у нас не было возможности кого-то убить. Потому что очень рано стало ясно, что ренегады на своем корабле с голубыми парусами не заинтересованы в том, чтобы вступать с нами в бой.
Работая с нами, да; гнали нас, как собаку на овец. Но они не подошли достаточно близко к абордажу, что, конечно же, было недостаточно близко для того, чтобы мы могли воткнуть меч в кого-нибудь.
По крайней мере, не сразу.
Сначала они погнали нас, а потом отступили, словно обдумывая дальнейшие гнусные замыслы против нашего корабля.
Издалека. Они притаились там самодовольно, показав нам, что могут легко нас поймать. И еще ничего не сделал.
В конце концов, зачем тратить силы на насильственное воровство добычи, когда добыча довольно глупо уничтожает себя?
Не привыкший ни к кораблям, ни к океанам, я ничего не знал о приливах.
Ничего о том, какое значение имеет осадка корабля. Ничего о том, что под водой могут скрываться вещи, способные выполнять за них работу ренегадов.
Долго разбираться не пришлось. Когда капитан и его команда поняли план, было уже слишком поздно. И я из первых рук узнал о приливах и отливах и о вещах, скрывающихся под водой.
Надо отдать ему должное: капитан пытался исправить свою ошибку. Бег на остров, чтобы спастись от врага, - неплохая идея. За исключением того, что он либо не знал о рифах, что маловероятно, либо думал, что достаточно хорошо знает проходы через рифы, чтобы ими пользоваться. Потому что я узнал, что происходит, когда океанское судно с большой осадкой натыкается на серию рифов, которые во время прилива не имеют ни малейшего значения.
Во время отлива так и было.
Может быть, он думал, что корабль ренегатов имеет такую большую осадку и сядет на мель. Этого не было и не было. Они просто погнались за нами на рифы, где, несмотря на отчаянный приказ нашего капитана ,
команда пришла, наша лодка быстро начала распадаться на куски и куски.
Деревья плавают, да. Но они также хорошо справляются с раскалыванием, раскалыванием, колотением, крушением, дроблением и другими способами пронзания человеческой плоти.
Я сделал все, что мог, чтобы меня не избили, не раздавили, не раздавили или как-то еще не проткнули. Это требовало использования обеих рук, а это означало, что меч должен был уйти...
даже с ренегадами, скрывающимися за пределами рифов. Дель и я стали нырять, перекатываться, прыгать, скользить, ругаться, карабкаться и хвататься за веревки и бревна. О том времени, когда Дел напомнил мне, что я не умею плавать, что я
уже знала и объявила, что может, что я тоже уже знал, я понял, что в нашей компании есть кто-то еще, кого вряд ли особенно развлечет то, что корабль развалится у него под ногами. Даже если у него их четыре.
Дел как раз кричал что-то о том, чтобы привязать себя к большому бревну, когда я отвернулся и начал пробираться к одному из больших люков. Это привело к тому, что она спросила меня громко и в значительной степени встревоженно, что, черт возьми, я делаю, на что я ответил молчанием; мой рот был полон крови из только что проколотой щеки. Я выдернул и отбросил большой осколок, насколько мог, и потянулся, чтобы схватиться за люк у моих ног.
"Тигр!"
Я сплюнул кровь и деревяшки, открыл люк. Если бы я мог спуститься на эту первую палубу, я мог бы отпереть большой люк в борту корабля, тот, что над ватерлинией, который при открытии опускался на землю, образуя пандус. Именно так мы и заполучили жеребца на борт. Ткань на голове сделала его немного более покладистым, и мне удалось провести его вверх по трапу и в верхний грузовой отсек корабля. Веревки образовали хрупкую "ручку",
слои соломы уложили его. К бревну была привязана бочка с водой, и я лично раздавал запасы травы и зерна. Через две недели он на самом деле довольно хорошо научился только изредка брыкаться и кусаться.
"Не спускайся!" - крикнул Дел. "Тигр, ты должен немедленно покинуть этот корабль, привязать себя к чему-нибудь..."
Мы были не так далеко от острова. Дель, вероятно, могла бы переплыть его, если бы она не пострадала при крушении корабля. Как и жеребец, но только не в том случае, если он был привязан. И я тоже хорошо его привязал: новый жесткий недоуздок, виток тонкой веревки с узлами вокруг его морды для страховки поведения и два крепких отрезка толстой веревки, привязавших его к двум разным бревнам. Он никуда не собирался... сначала это было главной идеей, но теперь это был не совсем желанный конец. Или это будет его конец.
Я соскальзывал и скользил вниз по лестнице, неловко осознавая, что вода льется со всех сторон. Я слышал крики, вопли и молитвы, когда матросы были пойманы в ловушку, раздавлены, пронзены или выброшены через зияющие дыры. Удивительно, как быстро корабль может разбиться на куски.
И тело тоже.
"Тигр--"
Я оглянулся, стряхнул с глаз мокрые волосы; увидел, как Дел спускался по лестнице.
"Уходи отсюда!" Я закричал. "Давай, я вытащу жеребца..." Я снова сплюнул кровь.
"Вы можете плавать... выйти в воду--"
"Ты утонешь!" - крикнула она в ответ. - Иначе он убьет тебя, пытаясь вырваться на свободу!
Вода хлынула мне на колени. Сквозь крики экипажа, рев воды, опасную предсмертную песнь разбитого корабля я услышал панический стук копыт по мокрому дереву и визг испуганного жеребца. Я поскользнулся, меня отнесло в сторону, я зацепился за что-то и подтянулся обратно.
Страница 10
"Идти!" - крикнул я Делу.
Но у нее есть своя доля упрямства, и ничто из того, что я сказал, не могло заставить ее пойти туда, куда она не собиралась идти. На данный момент казалось, что она не собиралась покидать меня. Справедливо. Я не собирался покидать завод. Он еще может умереть, но, клянусь богом, он не собирался умирать связанным и беспомощным.
К настоящему времени корабль был разобран на куски. Шторма не было: голубое небо и солнечный свет бескомпромиссно освещали останки, так что я мог видеть, где начинается и где заканчивается наша часть корабля.
Внезапно. Сильный ветер отбрасывал обломки к рифам, отбрасывая их куски к острову, куски в море. Большие части остались висеть на рифах. Наш был один. Если бы он оставался устойчивым достаточно долго, чтобы я мог добраться до гвоздя, чтобы развязать или разрезать узлы, он, несомненно, превратился бы в железо...
Я пошел ко дну, когда корабль сдвинулся, скрипя и царапая о риф. Я услышал крик Дела, крик жеребца. Я снова пробрался наверх, выплевывая воду и стряхивая мокрые волосы с глаз. Что-то подпрыгнуло у моих коленей, снова угрожая равновесию; Я оттолкнул тело, ругаясь, и с трудом пробрался сквозь поднимающуюся воду к бьющемуся жеребцу.
Он вздрогнул, когда я коснулась его рукой, ощутила жар его плоти под слоем пены. Он был в ужасе. Узлы, как и ожидалось, были невозможны, а у меня не было ни ножа, ни меча.
"Подождите, - пробормотал я, - дайте мне шанс..." Корабль накренился. То, что было выше ватерлинии, теперь не было.
Я подошел, кашляя и хрипя, одной рукой вцепившись в гибкую торчащую гриву жеребца; как и я, ему нужно было подстричься. Я держался этой рукой;
другой я потянулся к его морде и между ушами, схватив головной убор. "Не борись со мной..."
Но, конечно же, он сделал это, что сделало это еще труднее, и я до сих пор не знаю, как мне удалось натянуть недоуздок на оба уха. Однако, как только это было сделано, остальное ушло легко. Я снял завязанный узлом капсюль и отбросил недоуздок, все еще завязанный крестиком, в сторону. Оставалось только одно.
Глубина по бедро затрудняет раскачивание, поэтому я даже не пытался. Я просто ухватился за колючие пряди гривы и вскарабкался, как мог, закинув ногу ему на спину. Он дрожал и дрожал подо мной, борясь с поднимающейся водой, ограждением, вонью страха и смерти.
"--out--" Я задыхался, подтягиваясь в вертикальном положении. Я ударил его каблуками по ребрам, почувствовал, как он подпрыгивает и борется с напором воды. Я низко склонился над его шеей, пока он боролся за равновесие и свободу, пытаясь уберечь свою голову от ударов. "--
вне
"--
Но выбраться было нелегко. И пока он пробивался сквозь разбитые бревна и доски, я молился изо всех сил, чтобы ничто не пронзило его снизу. Теперь он был свободен; все, что нам нужно было сделать, это выбраться из-под обломков, сойти с рифа и направиться к острову.
Лежа рядом с ним, я оглянулся на лестницу. Там, где был Дел.
Был.
О, Баша. ..
"
Дел--
"
Жеребец выплыл из заточения, оторвался от рифа и затонул. Он скребся о риф, кряхтя от усилий. У меня были изображения его передних ног, лишенных плоти, с перерезанными сухожилиями...
"Дель--?"
Где, черт возьми, она была?
Страница 11
Риф был коварным. Я почувствовал, как шпилька шатается подо мной, соскальзывая и скользя.
Почувствовал, как он упал, почувствовал, как в моей ноге вспыхнул огонь. Я отлетел в сторону, но не выпустил гриву, даже когда пытался устоять на ногах в карманах и оврагах рифа. Сандалии были полностью сняты.
- ...вверх... - настаивал я, сам пытаясь привести слова в соответствие с действиями. Если бы мы могли выбраться из-под рифа обратно в открытые воды...
Идти
-- -- выдохнул я. -- Продолжай, блохастый, вислоухий...
Я выплюнул полный рот соленой воды, втянул в себя воздух, -- горлоголовый, трижды проклятый сын сальсетского козла... Я воспользовался рифом, попытался оттолкнуться и снова рывком забраться ему на спину. Сделал наполовину...
а потом он качнулся вбок, копыта соскользнули, заскребли; что-то ударило меня по голове, затуманив мое зрение. Еще больше плоти оторвалось от рифа. И вот он, наконец, освободился, снова прыгнул в воду с предательской опорой и поплыл без обременений, за исключением меня. Но если я отпущу...
Неважно.
Я брыкалась изо всех сил, пытаясь удержать собственный вес, даже когда он тащил меня. Он сильно плыл, задирая нос в воздух. Копыто ударило меня по колену, содрало кожу. Я держал голову над водой достаточно долго, чтобы сделать глоток воздуха.
- Если я переживу это, - сказал я ему. -- Либо я никогда больше не сяду на корабль, -- хули, вот и второе колено, -- либо я научусь плавать...
Но пока, к счастью, он плыл за нас обоих.
Я извивалась, урывками заглядывая через плечо в поисках Далилы. Мой непосредственный горизонт был в лучшем случае мимолетным: я видел много плескающихся волн, надвигающиеся остова неопознаваемых частей корабля, плавающие бочки, куски дерева, связанные веревкой. А впереди корабль с голубыми парусами, налетающий, как пустыня.
ястреб.
Мне пришло в голову, даже когда я изо всех сил цеплялся за паникующего племенного коня, что ренегады не могли иметь в виду, что корабль так окончательно развалится. Я мог видеть намерение: посадить нас на мель, а затем перейти к убийству. Но, конечно же, было почти невозможно найти какие-либо предполагаемые товары, которые они искали, теперь, когда корабль был разобран на куски.
С другой стороны, может быть, они не собирались разбивать корабль настолько...
резко. Или вообще. Может быть, они хотели заманить ее в ловушку и были так же поражены ее быстрой кончиной, как и любой из нас.
Я услышал крик. Не могу сказать, исходил ли он от членов экипажа нашего корабля или от отступников. Все, что я знал, это то, что я наглотался соленой воды и оставил пару полосок кожи на рифе.
Но я был жив, и пока я не потерял шпильку, я останусь таким. Пока он добрался до земли, то есть.
В следующий момент я не был так уверен, что он или я буду. Его копыта наткнулись на что-то существенное, и он зашатался. Одна рука выскользнула из его короткой гривы, когда он дернулся и запрокинул голову, ища равновесия; мои ноги ударились о что-то твердое и грубое. Моя очередь бороться за равновесие. Под нами была земля, или риф, или что-то в этом роде. Достаточно, чтобы шип встал на все четыре копыта, а я начал скользить и скользить и, в конце концов, потерял опору и опору.