Алексей, стройный, красивый парень, двадцати пяти лет, работал программистом в исследовательском центре. Не-то, чтобы эта работа очень нравилась ему, но была не хуже других. Для своих лет, он выглядел прекрасно, но семьи почему-то не завёл. То ли был убеждённым холостяком, то ли, не торопился подставить шею, под семейное ярмо, то ли, не встретил ещё ту, единственную...
Из сего следует, что свободного времени у него было навалом. И то, что не съедалось бытом, и развлечениями с подружками (монахом Алексей, отнюдь, не был), посвящалось работе. Ибо, принадлежал он к той категории людей, о которой говорят: "Долго запрягает, но быстро ездит". Откладывая очередной проект, со дня на день, и долго раскачиваясь, он, как плохой студент, делал всё в последние дни срока. Правда, работал неистово, забывая о перекурах, обеде, и конце рабочего дня. От экрана монитора он отрывался только тогда, когда в уставших глазах, начинали прыгать световые зайчики.
В этот летний вечер, он задержался позже обычного. Спину ломило так, будто он целый день таскал тяжеленные мешки. А, световые пятна в усталых глазах, соперничали по яркости со звёздами, усыпавшими ночное июньское небо. Алексей вырубил машину, поставил кабинет "на сигнализацию", и по длинному коридору побрел к выходу.
Этот коридор, в простонародье именуемый "Бродвеем", был любимым местом, для большинства сотрудников центра. Здесь можно было прогуляться по ковровой дорожке, обсудить вчерашний матч с коллегами, стрельнуть сигарету, или посидеть за журнальным столиком. А, в обеденный перерыв, можно было долго рассматривать городскую панораму, через широкие пластиковые окна, или полюбоваться живыми цветами. Последних было достаточно, чтобы усладить взор самого изощрённого ценителя. Длинный подоконник представлял собой импровизированную клумбу, и посмотреть здесь, было на что.
Алексей, краем уха слышал, что центр проводит какие-то необычные работы, по исследованию растений, но подробностей не знал. Да, и не стремился узнать, ибо, благодаря детству, проведённому на даче, он стойко возненавидел все садово-огородные работы, к которым, увы, причислял и домашнее цветоводство. Именно поэтому, даже лютой зимней порой, он проходил по "Бродвею", не обращая ни малейшего внимания, на бушующие краски живого цветника. Что ж, тогда говорить о лете, когда дикое разнотравье, вполне могло поспорить, о яркости цвета, и сочности аромата, с тепличными неженками.
Так было постоянно, и это стало для Алексея, обыденно-привычным, но в этот поздний вечер, привычная картина дала сбой. Произошло нечто невероятное.
Пройдя половину коридора, залитого светом люминесцентных ламп, Алексей словно натолкнулся на невидимую преграду. "Что за чёрт?!",- подумал он с досадой: "Пора прекращать работу до ночи, а то уже глюки, от этого компа начались". Но, словно противореча его мыслям, воздух сгустился, и стал плотным. Он, словно не хотел, пускать Лёшу дальше. Краем глаза, Алексей уловил шевеление слева, там, где на подоконнике, стоял одинокий цветок в глиняном горшке. Лёша повернулся, и внимательно посмотрел на цветок. Никакого движения. Подошёл поближе, нагнулся, всмотрелся. Ничего! Цветок, как цветок, только, очень большой, и разросшийся. Толстые мясистые стебли с красными волосками, сочные листья с глянцевой кожицей, розовые цветы. Алексей даже вспомнил, что коллеги называли цветок "Ванькой мокрым". Он, ещё съязвил тогда, им в ответ: "А, Манька сухая, есть?".
Внимательно осмотрев "Ваньку", Лёша не увидел ничего необычного, но всё же ему казалось, что с цветком что-то происходит. Что-то непонятное, необычное, странное. Цветок словно внушал Алексею: "Посмотри на меня, и восхитись моей красотой. Погладь мои глянцевые листья, и ощути их живую теплоту". Алексей не сделал, ни того, ни другого. Вместо этого, совершенно неожиданно для себя, он взял кружку с водой, стоящую рядом на подоконнике, и полил цветок. Наваждение спало, и непонятная тревога отпустила. Алексей поставил кружку обратно, и попытался отойти от окна. Получилось! Он сделал несколько шагов к выходу, куда его, минутой раньше, не пускала неведомая сила. Чары развеялись, и он спокойно прошёл невидимую черту.
"Ай, да цветочек!",- подумал Алексей: "Силён! Заставить меня взяться за полив! Такого, даже матери с тёткой, не удавалось! А, уж они, были женщины несгибаемые, и всегда добивались того, чего хотели. А тут, какой-то цветок! Днём, надо будет, хорошенько к нему присмотреться". Размышляя подобным образом, он миновал проходную, и отправился в стоящую поодаль, общагу.
В дни авралов, и усиленной работы, Лёша ночевал в общежитии исследовательского центра. Ехать домой, на другой конец города, когда транспорт практически не ходит, было бы безумием. А, комната в общаге, где жил коллега Алексея, Владимир, рядом. Тем более, что сегодня она была свободной. Вчера Вовка выбил у шефа внеочередной отпуск, и усвистел куда-то на длительную рыбалку. То ли в Карелию, то ли под Астрахань, то ли вообще на Байкал. Лёша усмехнулся: "Фанатик, он фанатик и есть!".
Придя в опустевшую комнату, Алексей скромно поужинал, немного почитал перед сном, и поставив будильник на семь утра, завалился спать.
Ночью, он проснулся от странного томления. Сердце ныло от тревожного предчувствия, словно, кто-то звал его, тихим, замогильным голосом: "Лёша! Лёша! Приди ко мне! Помоги мне!". Алексей попытался воспротивиться зову. Тщётно. Волны щемящей тоски всё накатывались, и захлёстывали его, грозя утопить в океане отчаяния. И он уступил. Поднялся с постели, и оделся. Странно, но он чувствовал себя так, словно проспал всю ночь. Отдохнувший, со свежей головой, и без малейших признаков сонливости. А, странный зов в голове, всё не унимался: "Я жду тебя! Иди ко мне! Помоги мне!".
Повинуясь таинственному голосу, Алексей пошёл на зов. Сбиться было невозможно. Как торпеда, идущая на шум винтов, как локатор, видящий цель сквозь туман, так и Алексей, ясно чувствовал путеводную нить. Выйдя из общаги, и пройдя через сквер, он оказался возле знакомой проходной.
Вахтёр спал. Пройдя мимо охранника, и миновав административный корпус, Лёша оказался на "Бродвее". Только теперь, глубокой ночью, дневные лампы были потушены, а свет одинокой лампы аварийного освещения, превращал длинный коридор в таинственный, и зловещий тоннель. Даже луна, ярко светившая на небе, поспешила спрятаться в тёмном облаке. Лёша остановился возле знакомого подоконника, и посмотрел на цветок. В неверном свете, тот казался чем-то невообразимым. Толи, зарывшимся в горшок осьминогом, толи, многоголовым змеем. Внезапно, листья растения засветились изумрудным сиянием, и окутались розовой пеленой, будто первые лучи солнца, затеплились возле лесистого утёса. От неожиданности, Алексей отпрянул.
"Ты, пришёл!",- пронеслась чужая мысль в мозгах ошарашенного Алексея: "И ты поможешь мене!". Алёша, мог бы поклясться компьютером, что цветок не шевелился, и был самым, что ни на есть обычным, но слова продолжали звучать, в голове остолбеневшего программиста.
"Слушай меня внимательно!",- вещал житель цветочного горшка: "Я, великий, и могучий джинн, Гассан Сулейман ибн Дауд. Пять тысяч лет назад, я был лишён своего человеческого образа, и заключён в этот жалкий куст зелени. Велики были мои грехи. Много злодеяний я совершил. Но, провести столько лет в образе растения?! Что может быть оскорбительнее для джинна?! Первую тысячу лет, я ждал освобождения. Но, Великий и Милосерднейший, отвернулся от меня! И, я сказал себе: "Тот из смертных, кто освободит меня, получит все богатства мира". Но, никто не пришёл. Только, пасущиеся коровы, объедали мои сочные листья. На второй тысяче лет заточения, я пообещал: "Спасший меня, получит всё золото мира". Но, не было желающих злата. И только капли дождя, больно били по моим нежным листьям. На третьей тысяче лет заключения, я поклялся: "Тот, кто вызволит меня, будет счастлив, удачлив, и любим". Но, напрасны были мои ожидания. И только ветер, разметал мои семена. На четвёртой тысяче лет изгнания, я рассердился: "Тот, кто откроет мне двери в мир людей, умрёт мучительной смертью!". Но, не было самоубийц. И, только мороз, заставлял меня засыпать до весны. На пятой тысяче лет изоляции, я проклял того, кто меня освободит: "Он станет цветком, а я возьму его тело, и вернусь в мир людей". И, ты пришёл!!!".
Алексей с ужасом смотрел, как из гущи цветочных стеблей, со скоростью нападающей гюрзы, вылетели несколько гибких побегов. Каждый из них оканчивался жалом, крючком, или зубастой пастью. Алексей попытался рвануться прочь, но не успел. Стебли оплели его, и несколько жал, впились в шею, и лицо. Ноги стали ватными, и что-то ужасное, выпило силы, и сковало волю. Лёша почувствовал, как его мозг, плавно перетекает в центр зелёных стеблей. Ощущение было настолько ужасающим, что он забился в жестоких конвульсиях, и дико заорал....
На столе трезвонил будильник. Семь утра. Лёша лежал в мокрой от пота постели, и ничего не соображал. Сердце билось, где-то возле горла. Волосы, стояли дыбом от ужаса. Дыхание шумно выплёскивалось, из разрывающейся, словно при землетрясении, груди.
"Живой...",- оторопело подумал он: "Живой, твою мать!!! Это был сон. Сон!!!". Чуть отдышавшись, и уняв бешено бьющееся сердце, он добавил: "Ничего себе, сон. Так, и окочуриться можно! А всё этот поганый цветок. Ну, погоди, сегодня вечером я пооборву твои корни! Чтобы неповадно было измываться, над запоздавшим программистом!". С этими мыслями, Алексей откинулся на подушку, и мгновенно вырубился.
Его сон был глубоким, но не долгим. Ровно через пять минут, его разбудила звонкая трель. Зная своё желание поспать утром подольше, и в совершенстве владея компьютером, он специально запрограммировал будильник. Первый звонок предварительный, чтобы выплыть к поверхности из глубины сновидений. Второй, окончательный, как контрольный выстрел, ставящий жирную точку на остатках ночной неги.