"Пожалуйста, ложитесь на спину, и накройтесь простынёй" - её голос звучал в гулком помещении кабинета почти оглушительно, отражаясь от стен, мечась под светлым потолком в полосах света из незанавешенного окна. Она стояла спиной к этой женщине, которая уверенно и легко, почти играя, запрыгнула на массажный стол и легла так, как было сказано. Тугие джинсы, открывавшие тонкие лодыжки, пуловер, облегавший её прекрасную подтянутую фигуру с красивой грудью и тонкой талией - по всему ей нельзя было дать больше тридцати. Но подойдя ближе, врач, повесившая на спинку стула ненужный белый халат, увидела уже знакомое ей по предыдущим приемам мертвенно бледное лицо с синей веной, прорезавшей наискось висок, с глубоко запавшими глазами, подчеркнутыми крупными синяками. Над её головой будто сгущались тучи, а за спокойным фасадом лица скрывалась буря. Она вдохнула чуть суховатый воздух кабинета, наполненного светом только вошедшей в свои полные права весны. Здание дореволюционной постройки с высокими потолками, сводчатыми окнами и холодными каменными полами в гулких коридорах и скрипучими паркетными - в кабинетах, внушало легкий трепет и уважение в сердца пациентов, приходивших к ней, а её саму радовало море света, заполнявшее кабинет через окна второго этажа, выходивших на широкую городскую улицу, чуть оттененную деревьями.
Она не спеша обошла стол, где под тонким белым покрывалом, точно под саваном, лежала на спине женщина с телом девушки и лицом мученицы, легкими движениями аккуратно поправила простыню, уже ощущая знакомое тепло, исходящее от собственных ладоней, села на высокую деревянную табуретку, какие стоят у барной стойки. Затем осторожно, придерживая голову посетительницы одной рукой, другую положила ей под затылок. Другую руку так же аккуратно она расположила под поясницей лежавшей на столе девушки. Руки её тыльной стороной касались стола, а ладони - тела сквозь чуть натянутую простыню.
-Расскажите мне, как вы спите. Сон нормализовался? - по мере того, как она следила за смыкавшимися глазами посетительницы, её голос становился все менее гулким, достигая теплоты её уже нагревшихся рук.
-Благодаря вам, моя бессонница почти прошла, но на её место пришли странные пугающие сны, от которых сложно прийти в себя.
-Расслабьте спину и шею, и расскажите мне об этих снах, стараясь не погружаться в воспоминания эмоционально. - Девушка на столе закрыла глаза и, казалось, задремала, убаюканная прикосновениям рук, тепло которых разливалось по всему её телу.
"Я помню, как стою у окна, глядя во двор. Я точно знала, что нахожусь не у себя дома, но уверена, что здесь, в этом городе, глядя на характерную желтой штукатурки стену напротив. Тишина двора настораживала меня, все вокруг было наэлектризовано, ладони покалывало от этого напряжения. Затем я выглянула в окно, вниз во двор и увидела людей. Десятки, может сотни, они входили через арку во двор друг за другом. На них не было одежды, и обнаженные они несли на спинах стальные кресты. Их руки висели как плети, ноги волочились по земле, но достигнув желтой стены, первые ряды начинали карабкаться вверх с невероятным проворством. Сейчас я понимаю, что стена была гладкой, и невозможно было по ней взобраться, однако тогда я была заворожена их ловкостью и тем, как один за другим они подходили к стене и начинали взбираться по ней вверх. Но тут я заметила, что вверху началась какая-то заминка, верхние ряды восходящих по стене остановились и дрогнули. Затем один, за ним другой, женщины, мужчины, они, с крестами во весь рост на спинах, начали срываться вниз. Они пытались подняться по стене и падали, один за другим, с большой высоты. Я не видела их внизу, но знала, что они мертвы - один за другим поднимаясь по стене вверх, а затем останавливаясь без сил и срываясь, влекомые стальными крестами вниз, безмолвно покоряясь своей участи. В эту минуту, я поняла, что ни одна я наблюдаю за эти действом. Вокруг начали открываться окна, люди смотрели в молчаливом ожидании неизвестного. Один за другим зрители, не в силах вынести того, что предстало перед их взором, распахивали закоптелые окна и выпрыгивали, ударяясь с тошнотворным жутким звуком об асфальт двора. Лишь этот звук десятков падающих тел зрителей, не в силах вынести этого чудовищного ритуала, и заставил меня проснуться".
Девушка замолчала, взволнованная. Её дыхание участилось, простыня на груди вздымалась неравномерно, выдавая её волнение. Тем временем, слушая её рассказ, врач сама закрыла глаза, словно впав в забытьё, в котором голос пришедшей звучал четко, но чуть издали. Ладони её горели огнем, и она как через чувствительную мембрану ощущала все эмоции девушки, видела эту картину её глазами и угадывала ещё невысказанные ею слова. Сидящая на высокой табуретке рядом с массажным столом, она медленно, незаметно для себя подняла лицо вверх к потолку, отстраняясь от неясной дрожи тяжелого сна. Под опущенными, плотно сомкнутыми веками её глаза, казалось, блуждали по беленому потолку, наблюдая то, что было ведомо ей одной.
В кабинете повисла звенящая тишина. Постепенно дрожь, охватившая во время рассказа тело лежавшей на столе, сошла на нет.
"А вчера мне приснилось, что я родила", - голос её изменился столь отчетливо, что врач вздрогнула. - "Я, как кошка, выносила ребенка, совершенно ни о чем не подозревая". - Морщины на её лбу постепенно разглаживались, страдальческая линия бровей, разошлась, умиротворенная. "Только родив, я поняла, что была беременна... И вот, я держу этого ребенка на руках, думаю о том, как же я его буду кормить и что мне делать... Собралась было идти в магазин за пюре и смесями, детским питанием, как вдруг поняла, что раз я родила, то должно быть и молоко. Но этот мелкий гаденыш", - при этих словах обе женщины невольно улыбнулись, - "не хотел брать грудь. Я не помню, чтобы он кричал или что-то подобное, просто не хотел. И тут на кровать, на которой я лежала с ребенком, запрыгнула моя кошка и совершенно невинным голосом говорит мне: "Он не хочет? А я вот - с удовольствием". И начинает пить молоко! Моё молоко! И это большего всего меня поразило тогда, во сне. Я даже не обратила внимания на то, что кошка разговаривает. Это было будто в порядке вещей..." Она внезапно умолкла, дыша чуть чаще, затем успокоилась. Дрожь её тела, изначально неритмичная, похожая на сдерживаемые конвульсии, окончательно прошла. Оранжевые волны тепла окатывали её с ног до головы.
Врач открыла глаза, взглянула на девушку. Лицо той было безмятежно, буря отступила, тучи над её головой рассеялись, показалось солнце, освещавшее дорожку сада, листья на ней, осененный деревьями дом в глубине. Они обе - врач и посетительница - плыли по волнам этой фантазии, не видя, но чувствуя друг друга рядом, угадывая без слов образы, создавая сон наяву вместе из обрывков разрозненных воспоминаний, становившихся общими и сплетавшимися в неповторимый узор нового мира, созданного этой ускользающей краткой гармонией.
Фантазия, такая нежная, что казалось, достаточно небрежного движения кончиков пальцев, чтобы разорвать тончайшую ткань мысли, мир, порожденный двумя женскими сердцами и возникший на минуту перед мысленным взором обеих, стал таять и уплывать. Они, чувствуя в унисон, не стали удерживать его, давая ему оставить последний мягкие следы на теплом песке своих чувств.
Девушка очнулась от полудремы и улыбнулась врачу: "Кажется, я задремала. У вас на руках", - ничуть не смутившись, произнесла она. Затем села, голова её немного кружилась.
"Мне снился дом моих родителей, тот что за городом. Но это был не совсем он. Будто кто-то другой добавил к нему нечто... гармонию света, или музыку, или любовь. Не что-то материальное, но мысль, чувство, саму атмосферу тепла".
Отойдя от стола и коснувшись пальцами халата, висящего на спинке стула, врач достала из кармана брюк маленькую записную книжечку и, открыв её, делала пометки карандашом. Пока она сосредоточенно что-то записывала, посетительница накинула легкую куртку, обулась, и с сумкой в руках встала у двери.
"Увидимся на следующей неделе" - с легкой хрипотцой сказала она и, не дожидаясь ответа, выскользнула в гулкий коридор через скрипнувшую дверь.
"До встречи", - произнесла неслышно, одними губами, женщина, оставшаяся в кабинете. Она села на табуретку у массажного стола, дотронулась до ещё сохранявшей тепло её рук и тела посетительницы простыни и, взглянув в окно, со вздохом замерла, следя за полетом голубей, сорвавшихся с блестящего металлом ската крыши дома напротив. Небо едва-едва окрасилось тонами розового заката. На покорно остывающие двускатные крыши города незаметно опускались теплые весенние сумерки.