По улице шел Последний... Холодный ветер срывал с окоченевших пальцев последние клочки тепла, каждый вдох замороженного воздуха тысячaми морозных кристаллов разрывал легкие, холодя душу. Невидящими глазами он оглядывал пустыню мертвых улиц, осклабившихся пустотой и забытьем выбитых окон, опустевших, покосившихся домов... покрытый тонкой, мертвой коркой инея некогда асфальт, а теперь мозаику созданную мерзлой грязью, змеевидными трещинами, черными, незрячими глазницами ям... Ужасным было то, что все было до боли знакомо - эти тощие, черные руки деревьев, протянутые к небу в вечной молитве, с зеленой облупившейся краской подúезды, в которых, возращаясь с работы, он неоднакратно проклинал целующихся парочек... Но самым ужасым была тишина, ТИШИНА - абсолютная, всепоглощающая. Даже редкий порыв ветра, сметающий какие-то обрывки в кучу, строящий из них непонятные человеческому уму фигуры, потом с остервенением рушивший свои создания и охладевший к творению, улетающий дальше, не мог разорвать ее стальные холодные оковы, плетущие безумный узор страха и отчаяния в его душе... Казалось вот уже целую вечность он бредет по покинутому миру, пытаясь найти хоть искорку жизни, хоть какое-нибудь слабое веяние тепла. Но нет, все было мертво...
Что тут случилось, он не знал, но город, в котором он прожил всю свою жизнь, вдруг в одну ночь опустел, и он сегодня в первые проснулся не от того, что лаяла собака, и не от перебранки соседей... Странно было то, что не было следов катасторфы, просто все собрались и непонятным образом покинули этот мир...
Ноги начали отказываться нести тяжесть его тела в бесцельных скитаниях из района в район, из улицы в улицу. Он опустился на холодный асфальт, спиной почувствовав шероховатую стенку, изрытую дыханием времени. Он закрыл глаза. Тысячами осколков битого стекла боль вонзилась в глаза, закружилась безумным танцем рыжих бесформенных пятен. Нет, он не будет их открывать, с него хватит, - он достаточно насмотрелся на картину пустоты. Время безразличным потоком текло мимо. Все тело окоченело, нужно было встать и походить, чтоб восстановить циркуляцию крови, а то так он замерзнет насмерть. К черту. Он никогда не любил жизнь. Ведь о ней он никого не просил, ему ее навязали, заставили танцевать этот чертов танец, как марионетка в руках безумного кукловода. "Здравствуйте мадам, как ваши дела... а как ваши премилые детки... да, да... действительно похолодало...".
Как он ненавидел ее, Жизнь - проклятую богиню этих бесцельных обожателей... В чьих глазах светилось ее касание... . Их радость лишь от сознания своего бытия, своей неповторимости и самодовольства - от этого всего его мутило... Они никак не хотели видеть всю бессмысленность своего существования, что от того, если их в один день не станет, ничего не изменится, их не желание понимать, что ценны они лишь для себя и лишь в окружение таких, как они. Вся эта рутина: проснуться утром уже опаздывая, помчатся, как ненормальный, сделать тото, сделать это, на всех парах на работу, вкалывать, как осел, полностью опустошенным вернуться домой, мечтая лишь о священном отдыхе и тишине, а вместо этого попасть под огонь непрерывных упреков и нравоучений или в сотый раз вести разговор, неимоверно похожий на предыдущие 99 о вещах столь банальных и мелочных, о проблемах столь незначительных, что как назойливая мошкара, все кружат вокруг, что аж на стенку хочется лезть... И это есть бесценная" жизнь? Стоит ли ради этого рождаться? Работать, чтобы жить? Или, вернее, жить, чтобы работать? Работать, как послушный мул, но по своему желанию, чтоб не осталось времени осознать всю ненужность сделаной работы. Бесконечно повторять всем и вся: "у меня все прекрасно, я счастливый человек, я всем доволен" - чтоб наконец поверить самому... Почему? Да потому, что так надо! "Надо" - вечный двигатель человеческого бытия.. Нет, их двое.. НАДО и НЕЛЬЗЯ... Законы, правила, рамки... вводящиеся под кожу начиная с смого первого вздоха... со временем становлящимися твоим бичем, клеткой, в которую ты сам себя все глубже и глубже загоняешь... А все из-за того, что боишься... Сначала взбучки родителей, потом - что не так поймут... А в итоге - одиночество... Господи, как я ненавижу мир... Я так мечтал о тихом уголке, без людей, не тронутый жизнью. О месте, как это.. Я нежно лелеял свою мечту, с какой любовью я клал краски и проводил линии...А теперь, жизнь, ты заставила меня ненавидеть все это... Я хотел убить, уничтожить тебя хотя бы в моих мечтах, но ты выжила, выжила в моем жалком существе... Но ты не только выжила, но еще и отомстила, доказав, что я лишь человек и мое существо ценно лишь среди тех... Слышишь, я ненавижу тебя, я ненавижу твое одиночество, к которому приговорено все человечество, не важно, оно о нем знает или нет... Я ненавижу твою бесцельную жестокость, ты без конца хочешь жертв, жертв в свою честь... Ты хочешь жертвоприношений, поэтому я выжил, когда умерло все, ты мне дала то, о чем я всегда мечтал, отняв все... ты мне указала на мое бессилие, бессилие быть человеком... Но я не доставлю тебе удовольствия моей болью... Я отрекаюсь от тебя, слышишь я ОТРЕКАЮСЬ...
- Дядя, а дядя,- его щеки коснулась маленькая детская рученка,- Дя-я-я-я-я-дя-я-я-я....
На улице блуждал легкий, теплый ветерок. От его поцелуев искрились бесчисленными самоцветами плачущие сосульки. На гибких ветвях деревев набухли почки. Воздух был полон хмельным запахом весны, было тепло... Рядом с его оперевшейся о стену фигурой стояла маленькая девочка лет пяти и пыталась растормошить его. К ней подошел ее старший брат.
- Дим, а че дядя молчит?- детские глаза светились вопросом. Взглянув на него, мальчик ответил.
- Он покинул наш мир, и теперь живет в другом...
- Надеюсь, тот мир лучше, а то он так одиноко выглядит...
- Дети, дети, да оставьте его,- закричала разгневаная мамаша беря за руку детей и отводя их в сторону, бормоча себе под нос: " Ох, уже эти... валяются, где им вздумается, не зная ни места ни времени... как не умеют жить, так и уйти не умеют..."