Еще в детстве мне приходилось слышать истории о том, что каждая вещь имеет свою энергетику. Это были и рассказы о зеркалах, в которые вселились души умерших - в них стало опасно смотреться, и рассказы о вещах, приобретенных от плохих людей, и несущих отрицательную энергию - говорили, что такие вещи могут даже погубить или лишить жизненной силы. Но все эти рассказы казались мне ерундой, по сравнению с тем, чего я действительно боялся. А боялся я одной комнаты в нашем доме. Это была темная большая комната, в которой хранились книги. Мать рассказывала, что книги эти остались еще от моего прадедушки, который очень любил читать и имел такую прекрасную библиотеку. Она-то и была гордостью нашего дома. Многие люди, по рассказам матушки, приходили к нам по вечерам, закрывались в таинственной комнате и вели свои долгие беседы. Эта темная комната пугала и притягивала меня с тех пор, как я себя помню. Когда я был маленьким, мне запрещали ходить туда, так как боялись, что я что-нибудь испорчу, или, не дай бог, порву книгу.
После, когда я научился читать, доступ в библиотеку был открыт.
Сразу я полюбил это место - царившая там тишина и покой, возможность побыть одному помогали мне обдумывать прочитанное, чем я и стал заниматься все свободное время. Читать я стал так много, что родители насторожились - а не увлекаюсь ли я чем-то запретным, не будет ли вреда от книжек. Тогда мне запретили так долго бывать в домашней библиотеке, но, было уже слишком поздно. Моя любовь к книгам начала граничить с безумием, ни дня я не мог прожить, не прочитав стихотворения, рассказа, повести, романа. Нельзя сказать, чтобы я читал все подряд, только ради того, чтобы читать. Я выбирал книги, следуя своему "внутреннему велению". Тогда еще не было радио и телевиденья, и я не мог узнать, какая книга сейчас популярна. Разговоры со сверстниками тоже ничего не давали - они не интересовались тем, чем я, и гораздо приятней им было обсуждать девушек, нежели книги. Так что, я был совершенно одинок в своем увлечении. Приходя с занятий я шел в библиотеку, и там, при свете настольной лампы, весь вечер проводил за чтением. Сначала я выбирал книги даже по обложке (какой цвет казался более привлекательным), иногда - по запаху. После, когда у меня уже был обозначен круг интересов, я стал читать книги четко по тематике. Хотя тематика тех книг, которые я читал, могла показаться человеку, не знающему их содержания весьма странной. И вряд ли кто-то нашел бы сходство между Достоевским, Гоголем, Ницше, Папюсом, Леви и другими авторами.
Когда родители были озадачены такой тягой к знанию, и постарались разными способами препятствовать моим занятиям, я стал читать тайно. Читал днем, когда уходил в сад, говоря, что с друзьями на прогулке, и читал ночью со свечой в своей комнате. Большой свет я включать боялся, потому, что его могли заметить.
Однажды я засиделся в саду до темноты. Совсем не заметил, как роман Достоевского подошел к концу. После я еще долго сидел на лавочке и обдумывал то, что произошло в романе. Еще долго я не мог отличить действительность нашу от действительности книги. Казалось, трагедия развернулась прямо перед моими глазами. Только почему-то я думал, что ОНА жива. Это же роман, и начни я читать его сначала, она снова будет живой, и снова будет жечь деньги. Но вот теперь в конце она мертвая. Лежит мертвая за занавеской, нога с кровати свешена, перчатки на полу. Я открыл книгу где-то в середине "ну вот, теперь шубу уронил, олух!" зазвенели ее слова. Порыв ветра заставил меня обратиться к действительности: совсем стемнело, и стало холодать, а я и не заметил, как мой плащ соскользнул с колен и теперь лежал у скамейки в луже. Вот неудача, подумал я, ведь приду домой в грязной одежде, да позднее обычного - не избежать расспросов. Я побрел по аллеи парка, и мир романа не выходил у меня из головы. Дома, как ни странно, мать не набросилась с расспросами, а только укоризненно посмотрела и шутливо пригрозила пальцем. Должно быть, она подумала, что я задержался из-за какой-нибудь милой девушки, или же, вдруг, подрался с приятелями, как это часто делают молодые люди. Я всегда был скромным, сторонился общения со сверстниками, а с тех пор, как я начал уходить по вечерам, мать казалось, поверила, что я начал жить как все. Как же она ошибалась!
В тот вечер у себя в комнате я обнаружил, что все книги, которые я прятал в шкафу с вещами, давно прочитаны, и что на вечер ничего не остается ... а завтра выходной день и можно утром подольше побыть в кровати, а ночью еще почитать. Можно - Достоевского, можно - о Достоевском. Можно перечитать мой любимый рассказ "Сон смешного человека", можно почитать Гюго. На этот раз желание читать было немыслимо сильным, и я знал, почему. Я слышал ее шаги на лестнице, я слышал, как она шла за мной, я видел, как она растворилась в вечернем тумане, и я заметил, как качнулись занавески на окнах. Белые занавески. Теперь ясно, я не смогу уснуть. Потому, что все герои живы, потому, что книга как хранитель информации несет энергию - энергию автора, энергию читателей, энергию героев. Это не просто предмет, который кто-то подержал в руках и на него записалась информация об этом человеке, это сама энергия, это жизнь того, и тех, о чем в ней написано. Я достал Гоголя. Нет, сейчас никаких "Виев" я просто не смогу перечитывать. И ведь впервые "Мертвые души" звучали так зловеще. Онегин, нет, там сон этот с медведем, именно та страница. И книг по магии нет, я просто сейчас не могу брать их в руки. Сейчас бы чего-то интересного, что может увлечь и завладеть мыслями, не допуская других, или же наоборот легкого и шуточного, например, легких стишков.
Нужно было идти, я знал, что если прочитаю что-то веселое, тяжелое впечатление от романа пройдет.
Давящая тишина словно начинала звучать беззвучным безумием. Любой звук сейчас отзывался дважды - за каждым следовал ответ эхо. Мои шаги тоже отражала пустота. Тяжелая дверь на этот раз поддалась с легкостью. До библиотеки вел небольшой коридор, но мне он показался очень длинным. Когда я наконец достиг его конца, помещение казалось мне очень маленьким, хотя я знал, что оно огромное.
Она шла, выставив вперед руки, которые сжимали книгу, конечно же, это был роман "Идиот". Даже в темноте я заметил ее мертвую бледность. Она смотрела на меня невидящим взглядом. Я замер, и, что есть сил прижался к полке, так, что она слабо закачалась. Настасья Филлиповна подошла ближе, слегка облокотилась о край полки и тут же стала растворяться в воздухе, словно впитываясь в книжную полку. Я подумал, что увиденное - галлюцинация. Но в ее завершении еще рано было увериться - я увидел, как книга Гоголя упала, проползла по полу, а из нее торчали светящиеся рога месяца.
Книга взлетела, достигла невероятных размеров - и вот я уже видел летающий гроб, как маятник раскачивающийся в зале - он открылся и из него показалась белая простыня. Я замер среди книжных полок и не знал, как укрыться среди ожившего передо мной кошмара. Я увидел книги - обложки их стали раздуваться, буквы на заглавиях уродливо кривились, переползая с места на места - исполняли свою дикую пляску. Внезапно я понял, что зал полон живыми существами и что они выходят из книг (потому полки опустели), постепенно приобретая обличия то одного, то другого героя. Казалось, что каждый персонаж мучительно борется с другим за право материализоваться на секунду. Мгновение - и его вытесняет другой литературный герой.
Вот грязный халат Обломова уже становится бальным платьем Наташи, вот аристократическая рука Кирсанова превращается в красную руку Базарова. Каждый старается двигаться, пройтись, проползти, пролететь и оглядеть других - некоторые ведут короткие разговоры. Спешат на встречу с другими литературными героями - они все знают друг о друге благодаря книгам учебникам, сборникам, хрестоматиям - в которых написано о всех героях и авторах сразу.
Мое состояние вряд ли можно назвать ужасом - очень скоро я перестал отличать действительность, время и место действия - нашу домашнюю библиотеку, от того мира - мира вечно живых героев. Череда бессмысленных метаморфоз сопровождалась невыносимом гамом.
Задача каждого персонажа - за ночь пережить свою короткую жизнь, жизнь, неизмеримую в секундах.
Метаморфозы продолжались. Кажется, я сошел с ума. Несколько раз я с силой ущипнул себя, но и это не помогло - по-прежнему ухмылялся глядя на меня свинорылый, лаял белый Бим, рыцари носили на руках сквозь книжные полки своих прекрасных дам, где-то в том конце зала шла охота и шумел морской прибой. Вокруг громоздились тысячи трупов, прыгали с крыш и убивали себя множество самоубийц, кровь лилась рекой, и безучастно смотрели на свои творения авторы - вечные скитальцы, творцы, обремененные вечной славой, а значит вечной жизнью. Некоторые авторы рьяно спорили между собой, некоторые угрюмо наблюдали со стороны за созданным ими многоликим миром. Пространство комнаты сейчас вмешало наш единственный мир, только одновременно в нем могли существовать все времена. Скоро я почувствовал неумолимую усталость, восприятие мое совсем притупились, и вот уже не в состоянии стоять на ногах я начал мерно сползать по стене. Тут же увидел я перед собой приветливое море, в котором купалась необыкновенной красоты черноволосая женщина. Таис - последнее, что я успел подумать, прежде чем совсем потерял сознание, и почувствовал себя в утробе какого-то жуткого существа, издававшего звериные вопли. Все закружилось и померкло вокруг, я увидел высокие ворота с алым сиянием изнутри, черный поток закружил меня, и мое физическое тело, казалось, растворилось в нем. Ничего. Пустота. Но еще был кто-то, кто воспринимал и сознавал вокруг себя эту пустоту.
Адам подал мне руку. Вот уже я стоял на обрыве скалы воздев руки к небу. Вот я крался по грязной лестничной площадке, прижимая топор к нервно стучащему сердцу, вот я лежу на 12-ой ступени и двое всаживают мне шило в шею, вот я спускаюсь по все той же лестнице и натыкаюсь на мертвого человека с пожелтевшим лицом, а рядом, с кровавой стены за мной следят тысячи глаз. Дорога, трясусь в прокуренном вагоне, кричу карету, смотрю на степь, взлетаю ввысь на велосипеде и перестаю воспроизводить этот мир, попадаю в аварию и вижу кровь на своем ботинке.
Люблю тысячи тысяч женщин, пишу стихи, разочаровываюсь, бросаю юных девиц, занимаюсь сводничеством, верю и люблю.
Постигаю мудрость, грешу и каюсь, убиваю брата. Молюсь о спасении души непокорного ..., Ивана
Живу у реки
Живу в морских глубинах, плыву подняв хвост к солнцу.
Теряюсь в словах. Внезапно чья-то рука достает меня из уютной кровати и сильно встряхивает.
II
- Потерялся в словах? - спрашивает Он, или оно.
- Кто ты, кто??? - кричу я, снова проваливаясь в пропасть. Эхом доносятся до меня слова странного существа.
- Я - Черт!!!!!
"Черт сидел на Валерииной кровати, - голый, в серой коже, как дог, с бело-голубыми, как у дога или у остзейского барона, глазами, вытянув руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или фараон в Лувре, в той же позе неизбывного терпения и равнодушия. Черт сидел так смирно, точно его снимали. Шерсти не было, было обратное шерсти: полная гладкость и даже бритость, из стали вылитость. Теперь вижу, что тело моего черта было идеально-спортивное: львицыно, а по масти - догово. Когда мне, двадцать лет спустя, в Революцию, привели на подержание дога, я сразу узнала своего Мышатого."1
"Люцифер - раз. При нем три велиќких князя тьмы - Баал-Зебуб, Астарот, Молох и одна княгиня - Астарта. Затем еще семьдесят два главных черта. И шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть коќмандующих легионами, в которых тоже по шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть рядовых чертей."2
"Один сказал:
'Видар, ты встань,
пусть Волка отец
сядет за стол наш,
чтоб Локи не начал
бранить нечестиво
гостей в доме Эгира
Тогда Видар встал и налил кубок Локи, но тот, прежде чем выпить, обратился к асам..."3
"ты, всех Ангелов мудрейший, славный гений,
О Бог развенчанный, лишенный песнопений!
Мои томления помилуй, Сатана!
Владыка изгнанный, безвинно осужденный,
Чтоб с силой новою воспрянуть, побежденный!
Мои томления помилуй, Сатана!
Ты, царь всеведущий, подземных стран владыко,
Целитель душ больных от горести великой!
Мои томления помилуй,Сатана!"4
"Плевать мне на дьявола. Он только берет чужие души, но не обрекает их на проклятие. Я хочу иметь дело только с Господом."5
- Тогда слушай - снова над самым ухом раздается его голос - Сорог дней немзит растет тухохань к себе ведет, потерялися сволва, закружилась голова, и открылся мир иной, разнородный и чужой, то, что видишь ты сейчас здесь твориться в нужный час. Но слова теперь забудь взгляд в могилу развернуть, волос ветром зарубить и по воду не ходить. Пойдет ветром голова - растеряешь все слова.
Слова - это...
Мн. Слова, слов, словам. ед. слово - единица языка, служащая для называния отдельного понятия ... самая речь, способность говорить, разговор, беседа, что-либо сказанное, устное публичное выступление на собрании, речь на какую либо тему; ... единица языка, обозначающая лица, предметы, действия и т.д., разговор, речь, беседа, право, возможность говорить, общение; ... единица языка, служащая для наименования отдельного предмета, лица или понятия...
Все еще звучали у меня в голове статьи из словарей. На секунду мне показалось, что каждое сказанное слово неизбежно ведет вереницу других слов, близких по значению, или просто слов-ассоциаций.
Ассоциации выстраивались сами собой, так, как я подумаю. Эхом доносились до меня сразу несколько смысловых цепочек. Голова, казалось, вот-вот расколется от такого обилия информации - ведь несколько десятков мыслей я мог думать одновременно. Постепенно шум в голове стал утихать - я свыкся с новым состоянием, и, хотя у меня не получалось укладывать мысли по нужным полочкам, я осознал, что в любом случае мысли эти - мои, и я могу думать их или не думать, а значит, в какой-то мере управлять ситуацией.
- Как ощущения? - тут я заметил, что Он все еще рядом.
- Аааммм - несвязно замычал я, стараясь спрятать лицо от уродливой постоянно изменяющейся маски черта.
- Я тебя не думаю - вырвался у меня отчаянный крик.
- Зато я тебя думаю - ухмыльнулся довольный глазастый пяточек, перерастающий в узкую мышиную мордочку.
- Фредик, ты можешь не думать, но ты все равно тут со мной. Они - он обвел рукой и я заметил множество ужасных чудовищ, могут исчезнуть по твоей воле, а вот я - никогда. А знаешь, почему? Потому, что, нарушая одно правило, ты нарушаешь сразу несколько в разных мирах, и, это неизбежно ведет за собой цепочку событий.
- Ты лжешь, я знаю реальность - то, что мы думаем, и не больше.
- Дааа, визгливо захохотал черт, а кто тогда думает вас в реальности?
Он явно издевался, и от своего бессилия я уткнулся лицом в ладони и заплакал.
- Ня, Альфредик. Хватит соплей, я понимаю, то, что ты в мире не бог, и есть еще кто-то, кто может тебя вот так думать по своему желанию, тебя огорчает, но, чтобы как-то с такими как я иметь дело, нужно самому быть чем-то, понимаешь?
- И много вас? Шум в ушах поутих, я справился со своими мыслями и отчаянием. А вокруг светило солнце и пели птицы - и тут же цвел жасмин - опять проклятые ассоциации, но зато теперь - приятные.
- Ну...с тех пор, как вы о нас позабыли, нас стало значительно меньше - некоторые совсем исчезли, а кое-кто возрождается временами как о нем людишки вспомнят, хм.
- Так значит...и я напряг волю, представив, как хвостатый растворяется - и это даже немного удалось.
- Но-но - я от тебя одного точно никак не завишу, не радуйся - он опять захихикал, а маленькие глазки забегали по сторонам.
- Слушай, а что я вот тут у вас делаю? Почему не там?
- Ну, читая Достоевского, и проникшись некрофильскими идейками...
- Как? - заорал я.
- Ну да, сочувствовал Настеньке, над перчаточками ее плакал, а потом в саду выслеживал представлял..., для забавы, как же!
Я затрясся в бессильной ярости.
- Надоело мне тут с тобой, зашел в наш мир - радуйся. Тут - каждый хозяин. Думай, что хочешь, и оно будет тут же рядом. Только верхних как не крути, НЕ появится - только фантомы. Им на нашей стороне не место.
А так осваивайся и...развлекайся.
Он исчез, и на меня снова обрушился шквал мыслей, а перед глазами возникли тысячи образов. Уняв с трудом какую-то часть сознания, захлопнув ее в старый домашний сундук, а другую часть поставив на полку (да, да, книжные полки никуда не исчезли), я пошел бродить по ... не знаю, этому новому миру. Конечно, в первые минуты пребывания здесь я представил свою единственную героиню - на этот раз Настасья Филипповна шла по тенистой аллеи, созданной моим воображением. Она была бледна, как и в предыдущем видении, но на этот раз казалась спокойной и даже счастливой. Не теряя времени я пошел за ней следом, и очень скоро оказался на берегу озера - из вод которого исходило почему-то алое свечение. Осторожно я приблизился к берегу и заглянул в воду. Грустные, молящие о помощи большие серые глаза смотрели на меня в упор. Завороженный этим странным взглядом я не мог пошевелиться, и вновь обрел способность к движению только тогда, когда глаза поглотили меня. Теперь я чувствовал свое тело в теле странной рыбы со щупальцами по всему телу, которая прицепилась к чему-то огромному, развевающемуся и колышущемуся от движения воды.
В новом состоянии я стал присматриваться к окружающему миру. Признаюсь, моя способность видеть некоторое время сильно удивляла меня - ведь я был уже совсем не я, а эта рыба - или медуза. Увидел я постоянно изменяющуюся картину - от движения воды все вокруг не только колыхалось и постоянно меняло очертание. Мир вокруг был настолько необычен и красив, что я совсем позабыл о своем положении, и полагал, что я погрузился в созерцание огромного круглого аквариума - тысячи серебряных пузырьков покрывали мое новое тело, тысячи неведомых существ смотрели на меня удивленными глазами, тысячи гибких растений касались меня. К моему видению, или лучше сказать к моему состоянию "в подводном мире" присоединились еще не один десяток видений-ситуаций - одновременно я разговаривал с разными писателями, чье творчество меня интересовало, одновременно я летал где-то над склонами холмов, и одновременно неотрывно созерцал задумчивый образ Настасьи Филипповны. Внезапно я ощутил боль от удара о что-то твердое, это был каменный стул, как мне удалось узнать потом. Я обнаружил себя прилипшим к нему - все мои шипы, щупальца и плавники были словно всосаны в его отверстия. Вокруг - пропасть, со всех сторон - пустота - даже далеко не мог я разглядеть того, что видел только что.
Скоро я почувствовал сильнейший ветер, дующий одновременно со всех сторон. Долю секунды я находился на стыке - точке пересечения ветров, и тут ощутил полную тишину. Давящую и казалось, мертвую. Не знаю, можно ли описать словами пространство, в котором нет ничего. Ничего - не то слово, пустота вокруг - тоже не те слова. И все потому, что не было этого вокруг - по ощущениям - то, что я вижу - это я. И поэтому пространство - это тоже я. Время - я. Я - мир. Тут я заметил слабое давление со всех сторон. Моя вселенная начала сжиматься неумолимо, казалось, по велению чьей-то воли. Ощутимое воздействие извне нарастало, я становился все меньше и меньше. И как не пытался представить себя раздувающимся шаром - ничего не получалось. Когда я стал размером с горошину, давление стало ослабевать - тут же я попробовал развернуться в прежнее состояние, но моя оболочка - круг, была словно сдавлена плотным кольцом. Голос доносился сразу со всех сторон:
- Что тебе нужно на границе миров?
От страха сжаться и исчезнуть я потерял способность разговаривать.
- Еще один случайно потерявшийся во вселенной смертный. Понятно, по какому вопросу из высшего мира? - только теперь я понял, что существо считывает мои мысли: - Попал в Междуветрие. Тоже не редкий случай. Не нужно было тебе из высшего мира выпадать, там бы и жил счастливо - оно продолжало озвучивать мои мысли - так ты не из высшего. А, посвященный путешественник, тогда тебе не ко мне - и сдавившая меня сущность стала плавно исчезать, вернее, это я начал увеличиваться в размерах. Снова возникло ощущение покоя. Не знаю, сколько оно длилось, ведь времени вокруг меня, то есть во мне не было, но ощущение было прервано тем, что из ниоткуда возникла фигура странника с длинной бородой ниже колен в черной рубахе. Испуганно я начал думать луга и струящиеся глубоководные реки, которые тут же зашумели вокруг, но странник не исчезал, как я не старался его растворить. Уверенным шагом он шел во мне, приближаясь к какому-то, видимо, определенному месту. Устроился на теплом камне. Своим существом я чувствовал его в себе как что-то инородное - чувствовал шаги его, как он сел на камень, чувствовал, как он вдыхал воздух - частицу меня, и выдыхал что-то свое, незнакомое.
А ведь все началось с книги - прошамкал старик - эээ, вернее с мыслеформы, с образа, а потом уже со слова. Поэтому, как я не надиктовывал сначала было ..., не написали. Хотя знаешь, путник Фред, это и хорошо, что написали "слова" - после, кому можно - все равно поняли, а кому нет - и не задумывались. И это нужно, да - мой новый знакомый зевнул - чтобы меня ограничивали в словах, а то еще не дай-то Высший, продиктую кому тайну, да и миру конец, вашему, земному.
Старик говорил неприятным, скрипучим голосом, но при этом казался таким добрым и безобидным, что скоро я смирился с его существованием "в моем теле", и начал думать о тех интереснейших вещах, которые он говорил. Тут же он изменился внешне, стал моложе и опрятнее, да и голос его стал мелодичнее. Обрадовавшись перемене и чувствуя себя хозяином положения я осмелел и начал задавать вопросы.
- Почему вы говорите, что диктуете слова?- начал я.
- Ха, а кому ж еще этим заниматься, работа такая, дружок. Я диктую, люди пишут, ежесекундно, и отдыха у меня нет.
- Как нет? Вы вот сейчас со мной говорите, и что, диктуете?
- Конечно, разве ты не понял, как думать несколько тысяч мыслей одновременно. Сейчас посмотрим, что у нас там ("О происхождении поговорки тамбовский волк тебе товарищ существует ряд народно-этимологических версий" 6, "вижу, как строится, слышу, как рушиться, все холодней на земной стезе" 7) - вот они пишут, и я работаю, мыслей моих на всех хватит.
- То есть вы - это мысли всех.
- Я - слова всех, причем написанные. Мысль бывает и без слов - на уровне ощущений.
- Тогда это уже не мысль - возразил я - а так и есть - ощущение.
- Нет, это мысль на невербальном уровне, так называемый, первоначальный импульс.
- Хм, и вы хотите сказать, что все, что написано людьми - это вы придумали.
- Ага.
- Но это невозможно! Каждая книга - разная, и сколько авторов спорят с друг другом, опровергают точку зрения противника, даже в жизни из-за разницы своих мнений ссорятся, да что там, убивают друг друга.
- Ну а что, мне и позабавиться нельзя, не все высшим да низшим власть над миром держать, и я могу свои дела делать. А вообще, за вечность, мне уже наплевать стало что оно там и как, поэтому я знаете, без энтузиазма. Что называется, все уже сказано по молодости, теперь на покой пора.
- Так это все все вы? А как же сам автор?
- Автор, какой он автор, автор - я и только я, а все - проводят мои мысли. Потом еще и таскаются за ними от скуки, как вон в вашу домашнюю библиотеку затащились, ты ж помнишь.
- А образы, образы почему живы?? Литературные?
- Так это уже не ко мне вопрос, а к властям - старик добродушно засмеялся и тут же выскользнул из меня - а я снова стал маленький, и почувствовал вокруг себя ОНО.
- Ну что, Многослов, раскрыл тайну - оно явно обращалось к старику.
Тот кивнул.
Теперь давай-ка его к высшим, пусть посвящают дальше, только толку то с его знаний, много таких, посвященных, а всем им ты текстики диктуешь, ну и о равновесии они знают, а что с того? - последние слова долетали будто из трубы, а себя я тут же обнаружил посреди моря, на водах которого я почему-то стоял как на твердой поверхности. Мой облик вернулся ко мне, но я уже давно отвык быть в человеческом теле и поэтому попробовал его изменить, но у меня ничего не вышло, попробовал изменить окружающий мир - тоже неудачно. Идти куда то было бесполезно, тогда я сел на корточки - и сразу же провалился сквозь водный пласт.
Меня поймала какая-то птица, сильно обхватила мое тело клювом и, пролетев немного, бросила на скалистый выступ. Пейзаж открылся чудный - он очень напоминал нашу землю, высокие холмы и спокойные реки. Одиночество мое длилось не долго - на зеленом ковре уютно сидела невероятной красоты девушка - с длинными темными волосами и светящимися голубыми глазами. Он ласково поманила меня рукой к себе. Я сел рядом, и не мог оторвать от нее взгляда - так она была прекрасна.
Но, тут же передо мной секунда и появился неслыханной красоты юноша. Я так удивился, что даже спросил, где девушка,
- Это я же - засмеялся юноша. Я - местный. И поэтому могу менять облик, ты тоже можешь стать здесь своим, местным, если захочешь - но изменять мир вокруг себя мы не можем, тут и так все прекрасно и должно оставаться так, как задумано Хозяином.
Надо сказать, это мне не понравилось, ни его смена облика, ни то, что я не могу больше сам придумывать обстановку.
- Ну, вот видишь, тебе не нравится. Чудеснее этого мира нет, уверяю тебя, а облик я сменил затем, чтобы ты услышал, что я говорить буду и понял, а то ты на даму так нездорово уставился, что там тебе во всевозниженном, демоний мало?
- Да я... - начал я оправдываться.
- Ладно, слушай, хватит, у меня дел масса. Только внимательно слушай, тебе об этом писать, вернее, Многослову, но тебе все показать решили, для лучшего представления, да и для выбора твоего, что главное. Захочешь, к нам по эту сторону придешь - не захочешь - с темными останешься, а в середине - нельзя. Там всего два высших существа - да и то одно так сказать, на правах человеческого мира, погибнет ваш мир - и выпроводят Многослова как там его и не бывало, только одна Великая Мать останется. Значит так. Внимательно! От слова, Многослов, ау - "внимать" - получил он ответ откуда-то издалека. Наш единственный Отец сотворил мир - мир, естественно свой, именно тот, который ты сейчас видишь - он повел вокруг себя рукой - и тот мир, что ты по своей этой жизни знаешь, или по жизни, которую ты помнишь, проще говоря. У мира этого, конечно, есть свои законы - о которых тебе знать не нужно. Но вот творение как оно есть, не всех устраивало, а изменить его - невозможно, и поэтому постепенно, силами тех, кто хочет изменять возник Всевозниженный мир, который ты уже видел. Там нет постоянства - там только перемены. Мне лично, то, что там получилось, кажется отвратительным, потому, что жить постоянно меняясь, думаю, невозможно, только одно станет дорого - как тут же исчезает. Да и то, что все кто там есть, думают и создают, соответственно, тоже красивым вряд ли назвать можно... в тот момент, когда они откололись от так называемого тела Творца - нашего Отца, т.е. этого мира - они оказались по ту сторону, а вообще, даже не оказались, они в теле и есть, только как раковые опухоли, понимаешь?
Я кивнул, хотя не понимал совсем ничего.
- Ну, злокачественные. Учиться нужно, юный писатель - юноша ласково улыбнулся. - вот и вся система, теперь можешь располагаться поудобнее, отдыхать и набираться сил для своих нелегких трудов. Писать будешь.
- Можно вопрос?
- Ну да.
- А как же Междуветрие? Срединный мир? Где Оно?
- Не знаю... - ответил юноша и тут же встал и быстрыми шагами пошел в сторону обрыва. С него он слетел, расправив свои крылья, такие тонкие, словно сплетенные из паутины.
Мое одиночество длилось вечность. Самым неприятным в этой вечности было то, что такое совершенное творение нельзя было ни на секунду сделать хоть немного несовершенным. Красота проявлялась во всем - гармоничные формы, ослепительные цвета, глубокие краски, несокрушимая логика абсолютно во всем - это угнетало мое сознание быстрее и болезненнее, чем шквал мыслей в моей голове во Всевозниженном (как я понял, так условно назывался мой предпоследний мир) мире. Самые отвратительные чудища показались мне родными существами. С приятным жжением в груди я вспоминал создаваемые мною тогда просторы прекрасных лугов, тенистые склоны лесов, и бесконечную ее - этот вечный книжный образ. Живой и счастливый. Теперь я даже понял, что люблю ее - самую настоящую, больную Настасью Филипповну. Теперь я осознавал, что даже воображение, фантом ее образа для меня несравнимое ни с чем счастье. Никогда я не мог видеть ее живой, никогда мне не приходилось встретить ее там настоящей. Всегда передо мной был только образ. Пребывая там, я мог разговаривать с кем захочу, даже с авторами, но она всегда задумчиво молчала. Она всегда была только игрой моего воображения, и никогда не желала явится ко мне настоящей. Страшная догадка посетила меня - о ее настоящей смерти. О смерти во всех составляющих вселенной. В мире человеческом, в мире романном, в мире Всевозниженном, в мире Высшем, и Междуветрии - нигде ее не было. Мучительное пребывание здесь становилось еще мучительнее оттого, что создавать в своем сознании даже тот образ, который я видел там, здесь оказалось невозможным. Здесь я не мог вспомнить не одной из ее таких знакомых мне черт, здесь я не мог вспомнить ее характера, здесь я не мог представить ее рядом. Несомненно, она была далека. Далека отсюда настолько, что даже память о ней сохранить было невозможно. Все, что осталось у меня - это только ее литературное имя, и мое ощущение родства с этим именем. По крайней мере, очень скоро я убедился, что всегда буду думать только о ней.
Безопасности я не чувствовал - возможно, потому, что я уже привык видеть то, что хотел, а здесь не мог этого делать. Единственным несомненным плюсом было одиночество, но и оно со временем стало больше пугать, чем радовать, потому, что как я не старался, я не мог снова оказаться там, где мне хотелось, и теперь мне ничего не оставалось, как ждать изменений или чьей-то помощи. Конечно, я не сидел на месте, теперь я был далеко от той горы, где впервые увидел великолепие высшего мира. Но сколько я не стремился вперед - картина хоть и менялась, но сохраняла свою безупречность и красоту везде. Уже не замечая ничего вокруг, я непрестанно думал о ней.
Взошло солнце - и мягкая улыбка озарила все мое существо. В блеске солнечного света стояла моя мечта глядя на меня лучистыми глазами. Через секунду видение исчезло, но его присутствие навеки осталось во мне. Тут же осознав свершившееся чудо я без раздумий бросился в бурный речной поток, преградивший мой путь. Плыть я не пытался, я не пытался даже пошевелится - упав с крутого берега в глубокое место я медленно погружался в бурлящие воды, и только движение воды приводило в движение мое тело. Скоро я ощутил недостаток воздуха, резкое головокружение, давящую боль в висках - часть меня уже осознавала гибель и тело начало бороться - двигаться, цепляясь за жизнь. Усилием воли я подавил попытки двигать руками и превозмогая удушье продолжал опускаться ко дну. В миг что-то цепкое обхватило меня вокруг талии и резким движением потянуло вверх.
Очнулся я на горном склоне, том же, с которого начал свой длинный путь.
И услышал голос уже знакомого мне юноши.
- Три земных часа и ты уже бросаешься в воды непокорной стихии - молодой человек был немного раздражен, хотя старался держаться равнодушным.
- А ты хоть понимаешь, что твоей привязанностью, и любовью управляет наш отец? Твое чувство к Настасье Филипповне которое заставляет тебя вернуться в нижний мир, только доказательство законов мира этого. Оно любовь.
- Оно родство - ответил я.
- Как хочешь, но сюда ты больше никогда не вернешься - свой путь ты выбрал. Выбрал и доказал свою преданность низшему миру. Кажется, ты забыл, что у тебя есть тело, ты же понимаешь, где оно сейчас, да именно, среди книг в домашней библиотеке. Из-за своего желания быть в низшем миру ты только что чуть его не лишился. Зато это доказывает, что твой выбор истинный. Много стало вас таких, там, должно быть заговор, и ваш мир хочет уничтожить вселенское равновесие. Но помни - ты всегда подвластен нашему единственному и самому Главному миру.
- Эх, протяжно вздохнул Многослов, и где они только врать научились про главный мир-то? И что равновесие, ты же его ощутил один раз, думаю, незабываемо, и вот как ты думаешь, кто тут вообще главный?
- Но ... Многослов не дал мне договорить и продолжил, - правильно, какая разница там между ними - одни забавляются и творят черте что регулярно, другие вечностью своей любуются, а разницы то, разницы между ними нет, ее только и придумали для того, чтобы легче ориентироваться было - добро, зло... временное это, а она тут одна - Великая Мать, и нигде нет ничего больше, на самом деле. Ну да ладно, не тебе это вспоминать все, да и знать не положено, а если и знать будешь, не поймешь - я с тобой словами говорю, вашего мира. Ты, писатель, выбрал себе теперь тему для творчества, и отправляйся....
- Хихихи, хихиха, хуху хих - пиликал знакомый мне персонаж.
-Ай, - закричал я, - что это тут "все вокруг меня вьется да вертится"? 8 - спросил я на всякий случай, вздохнув с облегчением, потому, что знал, где нахожусь. Теперь все было черно-белое, кое-где отливающее красным пламенем, журчали черные реки, конечно, из крови, и в воздухе кружились крылатые змеи, и безликие фигуры в развивающихся плащах.
- Неплохо же тебя там, молочными реками то, да с кисельными берегами - черт смеялся отвратительным гнусавым смешком, но это была для меня сейчас самая сладостная музыка.
- Аааааааааах, свобода! - закричал я, и в этот же миг на каком-то холме жрец зарезал молодую женщину.
- Свободы, крови, жертвы. Ишь какой беспредел учинил, Фредик, стоило тебя на несколько часов лишить своей воли. А ведь они тебя спасли, добрые хи, хотя на самом деле боятся гнева Равновесия, а утонул бы - попал в безвременье, а тебе еще для того, чтобы встретится с красоткой Настей нужно многое сделать, многое. С автором-то разговаривал хоть?
- Нет еще, сейчас поговорю.
- Быстрый какой! - хотя черт возражал, я увидел, как на в нашем направлении уже шел мужчина.
- Говори, только ты человека обижаешь, и не просто обижаешь, а лишаешь его доли мировой славы - роман-то придется извлекать из его литературного наследия.
- И никак иначе?
- А как же иначе, ты вытащить героиню хочешь из литературщины в нашу реальность.
- Я не понимаю, но ведь они же есть - вон смотри, сколько их ходит вокруг - и в доказательство я показал на луг, на котором мирно беседовали Горбун со Скарлет.
- А без автора они как? Правильно, как и он без них, он их написал, значит, ответственный, и они написались, значит, с ним всегда - могут и убегать, конечно, да и на автора влиять, но в любом случае - они взаимосвязаны. Ты же ей свободу хочешь, такую вот, как твоя. Чтобы и мыслила, и мир вокруг создавала. Представлять ее себе ты и сейчас можешь, но никогда НИКОГДА не встречал ты ее настоящую, ее не отпускал никто к тебе. Попробуй, чтобы отпустили...
Что такое жизнь? Это любовь, что такое смерть - это единение с любовью, что такое ты...
Писать, писать и писать я знаю о чем. Писать о самом искреннем и единственном везде - писать о свободе, и о мечте.
Журнал Октябрь публикует последнее письмо к читателем знаменитого французского писателя-мистика Альфреда Андэ, умершего недавно таинственной смертью. К сожалению, это только отрывки которые позволила опубликовать мадам Андэ, часть из них она оставила для себя лично.
Отрывок из письма:
Мне кажется, что я не написал главного романа - романа о своей жизни. Мне кажется, что написать его невозможно. Мне кажется, я читал его в далеком детстве или в прошлой жизни. Мне кажется, что я встречу его там. Мне кажется, что я смогу узнать себя по каким-то частям романа. Мне кажется, что для некоторых писателей литература становится жизнью.
Исследователи творчества писателя пытаются выкупить у вдовы полное собрание сочинений Достоевского, с целью сохранения заметок на полях, сделанных Альфредом Андрэ во время прочтения книг любимейшего автора. По мнению многих исследований, такая работа может привнести существенный вклад в "андрэведение", поможет уточнить точку зрения А.А. на "книги его жизни", поможет выстроить сеть аллюзий между произведениями русского классика и французского современника. И поможет, наконец, приоткрыть завесу на тайну общения двух великих людей. (для наших читателей поясняем - А.А. на протяжении всей жизни прямо заявлял не только в своем творчестве, но и во многих интервью о состоявшемся "общении" с духом или "сущностью", как уверял сам Андрэ, Ф.М. Достоевского). Судить о правдивости этого заявления мы предоставляем исключительно уважаемым читателям. Но, так как редакция нашего журнала нисколько не сомневалась в ценности информации книжных заметок А.А. мы попытались выяснить, хоть какую-то информацию об этих заметках. К пущему сожалению, результат не оправдал ожиданий, хотя книги и были показаны нашему исследователю, возможности просматривать страницы не было. Поэтому мы имеем только представления о том, что полное собрание сочинений Достоевского в семье Андрэ действительно существует. Это издание 1884 года, в красной обложке. Книги выглядят крайне зачитанными, потертыми и края некоторых книг по непонятной причине обгорели. Для любопытствующих читателей предоставляем содержание всего загадочного собрания.
(в собрании сочинений нет романа "Идиот")
1. М. Цветаева. Черт
2. Философский камень.
3. Песни Старшей Эдды
4. Ш.Бодлер. Литании Сатане
5. Жан-Поль Сартр. Дьявол и господь бог
6. Мир имен и названий (научно-популярная газета) статья. Кому товарищ тамбовский волк?