Аннотация: Очерк о двух морских мятежниках русского и советского флота - возвеличенном и мифологизированном Шмидте и преданном забвению Саблине.
Мятеж не может кончиться удачей,
в противном случае его зовут иначе.
История России XX века, увы, богата морскими мятежами. Судьбы мятежников одинаково печальны. А вот посмертная слава их ждала разная.
Петр Шмидт и Валерий Саблин. Два человека, чьи судьбы и устремления в чем-то схожи - оба морские офицеры, наивные романтики, мечтавшие добиться счастья для народа, подняв мятежи на военных кораблях. Один стал персонажем советской мифоистории, прославленный в фильмах, книгах, стихах, картинах, другой - предан забвению и очернен в малоизвестных мемуарах и закрытых архивах.
Петр Петрович Шмидт родился 5(17) февраля 1867 года в Одессе. Отец его в дни первой Севастопольской обороны командовал батареей на Малаховом кургане. Впоследствии он дослужился до чина вице-адмирала и умер градоначальником Бердянска. Мать Шмидта происходила из обедневшего рода князей Сквирских, состоявшего в родстве с древними польскими королями и литовскими великими князьями.
29 сентября 1886 года окончивший Петербургский морской корпус Петр Шмидт был произведен в мичманы. Через несколько дней он женился на уличной проститутке, которую перед тем нанял. Женился, чтобы "развить ее личность". Что это было: романтический порыв или искренняя любовь? Спаянное жестко соблюдаемыми традициями офицерское общество посчитало поступок Шмидта то ли чудачеством, то ли эскападой, и даже вызовом офицерской касте и признало его "чужим среди своих". Жалея его отца, героя обороны Севастополя и вице-адмирала в отставке, юного мичмана Шмидта тихо уволили в запас. Дальнейшая судьба Петра Шмидта оказалась связана с торговым флотом, где он, судя по воспоминаниям современников, проявив себя как блестящий моряк.
Возможно, уже тогда у Шмидта зародилась неприязнь к связанному условностями, как он считал, "высшему обществу", к военному флоту, где он стал чужим, и со свойственным ему романтизмом Шмидт потянулся "в народ". В одном из писем того периода он заявил, что "входит таким образом в ряды пролетариата, жил и живет интересами рабочего сословия".
Петр Шмидт плавал в качестве второго, а затем старшего помощника капитана на судах Добровольного флота, в частности, на пароходе "Кострома", а впоследствии перешел на службу в Русское общество пароходства и торговли - РОПИТ.
"Да будет Вам известно, - писал Шмидт 2 ноября 1905 года Зинаиде Ризберг, - что я пользуюсь репутацией лучшего капитана и опытного моряка. Если бы ты немного побыла в Одессе, которая наполнена моряками, которые служили со мной и зависели от меня, то, я знаю, они бы тебе хорошо отозвались обо мне".
И это не бравада. В газете "Одесские новости" от 20 ноября 1905 года были напечатаны воспоминания о Шмидте, подписанные "Моряк". "Пишущий эти строки плавал помощником П. П. Шмидта, когда он командовал "Дианой". Не говоря о том, что мы все, его сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него, как на учителя морского дела. Просвещеннейший человек, Петр Петрович был просвещеннейшим капитаном. Он пользовался всеми новейшими приемами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием - это была незаменимая школа, тем более, что Петр Петрович всегда, не жалея времени и сил, учил всех как товарищ и друг. Один из его помощников, долго плававший с другими капитанами и назначенный затем на "Диану", сделав один рейс с Петром Петровичем, сказал: "Он открыл мне глаза на море!"
А вот строки из воспоминаний Карнаухова-Краухова, ходившего на грузопассажирском пароходе "Игорь", капитаном которого был П.П.Шмидт, учеником штурмана: "Команда "Игоря, любила своего грозного и справедливого командира, безупречно подчинялась его распоряжениям и даже угадывала его жесты и движения".
Интересно, что Карнаухов-Краухов впоследствии был одним из организаторов восстания на крейсере "Очаков". Не он ли предложил восставшим кандидатуру командующего "революционным флотом".
Капитан Шмидт слыл в торговом флоте либералом и вольнодумцем.
"Мордошлепам" у меня места нет! - говорил Шмидт. - Я от них ушел с военной службы. Здесь только свободный матрос - гражданин, строго подчиняющийся своим обязанностям во время службы".
В конце ноября 1903 года "Диана" шла из Риги в Одессу. Пароход налетел на камни у острова Мен. Отправив команду на берег, Шмидт пробыл 16 суток на аварийном судне, до тех пор, пока 14 декабря пароход не сняли с камней.
В 1904 году в начале русско-японской войны П.П. Шмидт вновь был призван на военный флот и назначен старшим офицером большого угольного транспорта "Иртыш", который должен был сопровождать эскадру адмирала Рожественского, направлявшуюся на Дальний Восток с Балтики. После погрузки угля транспорту приказали идти в г. Ревель на императорский смотр. Здесь во время аварийной ситуации при выводе транспорта из канала Шмидт вступил в конфликт с заведующим гаванями. Адмирал Рожественский, не разобравшись, посадил Шмидта на 15 суток в каюту под арест.
В Порт-Саиде Шмидт заболел и вернулся в Россию. По одной из версий Шмидт сам подал рапорт о списании с корабля, ссылаясь на состояние здоровья. Некоторые офицеры увидели в этом проявление трусости. Но ведь трус никогда не взял бы на себя роль командующего обреченным мятежом...
Как бы то ни было, эскадра Рожественского нашла свою гибель в Цусиме, а Шмидт встретил события 1905 года, командуя миноносцем Љ253 в Измаиле.
Впрочем, с началом революционных волнений он оказался уже в Севастополе. 20 октября (2 ноября) 1905 года на митинге по случаю похорон 8 участников разогнанной накануне демонстрации Шмидт выступил с речью, где призвал к защите с оружием в руках гражданских свобод, обещанных манифестом от 17 октября. Он заявил: "Клянемся им (погибшим) в том, что всю работу, всю душу, самую жизнь мы положим на сохранение нашей свободы..." В тот же день Шмидт был арестован за подстрекательство к мятежу и помещен под арест на броненосец "Три святителя". 3 (16) ноября собравшиеся на митинг севастопольские рабочие избрали его пожизненным депутатом Совета и потребовали освобождения известного оратора и самого либерального и близкого им офицера.
Шмидт, оказавшись на свободе, не скрывал своей признательности рабочим и ненависти к военному флоту: "Я - пожизненный депутат севастопольских рабочих. Понимаете ли, сколько счастливой гордости у меня от этого звания. "Пожизненный".. Этим они хотели, значит, меня выделить из своих депутатов, подчеркнуть мне свое доверие на всю мою жизнь. Показать мне, что они знают, что я всю жизнь положу за интересы рабочих и никогда им не изменю до гроба... Я должен это ценить вдвое, потому что может быть более чуждым, как офицер для рабочих? А они сумели своими чуткими душами снять с меня ненавистную мне офицерскую оболочку и признать во мне их товарища, друга и носителя их нужд на всю жизнь. Не знаю, есть ли еще кто-нибудь с таким званием, но мне кажется, что выше этого звания нет на свете. Меня преступное правительство может лишить всего, всех их глупых ярлыков: дворянства, чинов, состояния, но не во власти правительства лишить меня моего единственного звания отныне: пожизненный депутат рабочих" .
7(20) ноября 1905 года Шмидт был отправлен в отставку с присвоением чина капитана 2-го ранга. Военный флот вновь отверг его.
"Необычайная злость овладевает мной! - писал он Е. Тилло,- я кляну своих товарищей, порою просто ненавижу их. Я кляну судьбу, что она бросила меня в среду, где я не могу устроить свою жизнь, как хочу, и - грубею. Наконец, я боюсь за самого себя. Мне кажется, что такое общество слишком быстро ведет меня по пути разочарования... Мои друзья - Михайловский, Белинский, Добролюбов, Герцен, Шелгунов, Успенский... Маркс и другие. Они в разное время обогатили мою душу светом истины, помогали сложиться во мне тем или иным убеждениям, учили меня честно мыслить".
Впрочем, подобными высказываниями и пылкими выступлениями на митингах революционная деятельность Шмидта до восстания на "Очакове" и ограничивалась. Даже советские историки не смогли найти никакого примера работы "социалиста вне партии", как именовал себя Петр Петрович, кроме переписки для гектографа "Исторических писем" Лаврова.
Вопреки сложившимся представлениям П.П.Шмидт не был ни организатором восстания на "Очакове", ни даже его сторонником. Он поехал на мятежный крейсер только 14 (27) ноября по настоятельной просьбе матросов. Экзальтированный, пораженный величием открывающихся перед ним целей, Шмидт не столько руководил событиями, сколько вдохновлялся ими. И вот уже отправлена в Петербург телеграмма Императору Николаю II, подписанная "Командующий Черноморским флотом гражданин Шмидт", и на стеньге "Очакова" поднят сигнал: "Командую флотом. Шмидт"...
Только романтик мог написать эти строки, находясь на борту недостроенного крейсера. "Очаков" был спущен на воду в 1902 году. Крейсер планировалось вооружить двенадцатью 152-мм орудиями и еще 22 орудиями более мелкого калибра, но к моменту восстания в ноябре 1905 года работы на нем еще не были завершены, и большая часть вооружения не была установлена.
К восставшим присоединилось еще несколько кораблей и судов, в том числе броненосец "Святой Пантелеймон" (бывший мятежный "Потемкин"). Однако на большинстве мятежных судов не было боеприпасов, а офицеры успели забрать замки от орудий.
"Революционный командующий" оказался жестким. "Сообщаю Вам, что у меня находится значительное число лиц офицерского звания арестованных. Городской патруль сегодня арестовал моих трех граждан - матросов, и пока вы не вернете мне этих людей, я не даю пищи арестованным мною офицерам. Командующий флотом гражданин Шмидт" - сообщил он Севастопольскому градоначальнику.
Как известно на телеграмму Шмидта "Славный Черноморский флот, свято храня верность своему народу, требует от вас, государь, немедленного созыва Учредительного собрания и перестает повиноваться вашим министрам" Император Николай II телеграфировал командующему Черноморским флотом вице-адмиралу Чухнину: "Не теряйте бодрости духа. Употребите все усилия, чтобы вразумить мятежников, напомните им от Моего имени, что, восставая против власти, они нарушают долг присяги и позорят честь России. Объявите им, что если они не образумятся немедленно, то я с ними поступлю как с клятвопреступниками и изменниками".
Ждал ли пропитанный романтическими надеждами Шмидт, что вся эскадра немедленно выбросит красные флаги, арестует так и не принявших его в свою касту морских офицеров во главе с ненавистным адмиралом Чухниным и присоединится к "Очакову" или понимал гибельность своего дела? Возможно, обреченность восстания он понял сразу. Но отказать тем самым матросам, которых призывал положить жизнь за свободу и гражданские права, Шмидт не мог. Оставалось погибнуть, подтвердив, таким образом, верность своим романтическим идеалам.
Поступок Шмидта пришелся как нельзя кстати для коммунистов. В.И. Ульянов (Ленин) 14 ноября 1905 года записал: "Восстание в Севастополе все разрастается... Командование "Очаковым" принял лейтенант в отставке Шмидт., севастопольские события знаменуют полный крах старого, рабского порядка в войсках..."
Однако Черноморский флот, вопреки надеждам будущего "вождя мирового пролетариата", оказался верным единожды данной присяге. Никто из офицеров не пожелал присоединиться к "командующему революционным флотом", уже не раз запятнавшему в их глазах погоны морского офицера. 15(28) ноября корабли Черноморского флота открыли огонь по мятежникам. Из восставших кораблей только "Очаков" успел ответить шестью артиллерийскими выстрелами. Вскоре на крейсере возникли пожары, и он вынужден был прекратить сопротивление. Шмидт вплавь добрался до берега, где был арестован, как и остальные участники мятежа - всего около 6 тысяч человек.
30 ноября 1905 года Император Николай II писал матери - вдовствующей императрице Марии Федоровне: "Какой-то прогнанный со службы офицер, бывший лейтенант Шмидт, провозгласил себя командиром "Очакова". Его придется, конечно, расстрелять".
Интересно, что и последний российский Император и будущий вождь большевиков одинаково "понизили" Петра Шмидта в своих записях до лейтенанта.
Следователи усомнились в психической вменяемости капитана 2 ранга Шмидта. Они пытались отправить его на психиатрическое обследование, но адвокаты блокировали это направление своими протестами, причем в "левых" газетах была начата кампания под лозунгом "Им не удастся объявить героя безумцем!". Те же издания опубликовали сообщения "о позорном предложении", сделанном членами трибунала Шмидту: "они явились к нему в тюрьму и предложили бежать, у дверей его камеры не выставляли караул и двери не запирали!" Жена, пытаясь его спасти, давала интервью, в которых называла мужа сумасшедшим. Для тех, кто из Шмидта делал "революционного мученика", она была самым опасным противником! Как видно, идея объявить революционеров психически больными людьми существовала еще в начале XX века. Но тогда она преследовала действительно гуманную цель спасти человека от смертной казни. К тому же судьи понимали, что по закону они обязаны приговорить всех виновных в вооруженном восстании на боевом корабле к суровым наказаниям, после чего подполье их тут же объявит мишенями для групп террора.
Но Шмидт не принял сделку. Красивая гибель была для него во много раз привлекательней прозябанию в психиатрической клинике. Мятежному романтику хватило храбрости уйти из жизни красиво.
"Лучше погибнуть, чем изменить долгу, - пишет он в завещании сыну, - ...Тверда моя вера, что в России социалистический строй уже не за горами, и, может быть, мы еще доживем до всех признаков переворота, последнего переворота, после которого человечество выйдет на путь бесконечного мирного совершенства, свободы, благосостояния, счастья и любви! Да здравствует же грядущая молодая, счастливая, свободная, социалистическая Россия!"
18 февраля (2 марта) 1906 года военный суд приговорил Шмидта к смертной казни. Вместе с тремя другими руководителями восстания он был расстрелян 6 марта 1906 года на острове Березань.
В 1909 году, когда первая революционная волна уже улеглась, видный левый кадет В.Л. Обнинский подвел итог предшествующим событиям в обширном сочинении "Новый строй". О Шмидте, уже ставшем тогда кумиром революционеров, заявил следующее: "...это был человек с весьма поколебленной психикой, если не душевнобольной... В любой момент он готов был выступить в качестве главаря военного бунта".
Через 12 лет после смерти "мятежного лейтенанта", любимые им революционные моряки начнут строительство "счастливой и свободной социалистической России" со зверских массовых расправ над своими офицерами. Какая судьба ждала Шмидта, доживи он до "Великой Октябрьской революции"? Стал бы он очередным Тухачевским или, искренне веря в возможность построения общества совершенства и свободы, ужаснулся бы его кровавой ценой и полной противоположностью диктатуры пролетариата его мечтам?
Сослуживцы Шмидта, осудившие и не принявшие его поступков, канули в кипящие от разрывов снарядов волнах 1 мировой, полегли на полях сражений Гражданской войны, незаметно ушли из жизни в улочках Бизерты, в тихих кварталах Белграда, на окраинах Парижа. Где, когда выпал морской журнал из рук последнего офицера Российского Императорского флота... Увы. Память об отверженном ими романтическом мятежнике Шмидте, который, как они свято верили, опозорил честь мундира и звание офицера Императорского Российского флота, казалось, пережила память о них...
В мае 1917 года Одесса была разбужена ревом пароходных сирен. Вскоре к ним присоединились гудки заводов. Трижды ударили залпы артиллерийского салюта. Десятки тысяч людей потянулись в порт, неся знамена и транспаранты. В гавань вошел пароход с приспущенным флагом. С него на руках сняли четыре увитых кумачом гроба и вынесли их на берег. Многотысячная траурная процессия, которая прошла по улицам города и вернулась в порт, продолжалась четыре часа. Потом гробы снова были водружены на пароход, и он под вой сирен ушел в Севастополь. Молодой революции нужны были герои - одним из них стал Шмидт.
А еще через 3 года революционные матросы Кронштадта подняли восстание уже против большевиков, выступая за "советы без коммунистов". Вмерзшие в зимний лед линкоры оказались беспомощны против стянутых красными войск и артиллерии. "Диктатура пролетариата" оказалась более беспощадны к мятежникам, чем "кровавый царский режим". Если за восстание на "Очакове" заплатили жизнью 4 человека, то в Кронштадте карателями были казнены тысячи восставших моряков.
А мятежный "лейтенант" Шмидт остался одним из канонизированных мучеников-революционеров, стал очередным мифом коммунистический системы, хотя ему иногда и ставили в вину "либеральные заблуждения". При этом подлинные мотивы и убеждения, подлинная личность и трагическая судьба мятежного романтика оказались беспощадно искажены в угоду "линии партии". Став чужим среди своих, Шмидт так и не стал своим среди чужих, использовавших лишь его имя и трагический поступок.
В Севастополе имя Шмидта получила не только улица, но и Дом офицеров Черноморского флота на улице Ленина (бывшей Екатерининской). Имя человека, ненавидевшего морское офицерство. В 1962 в г. Очакове был открыт музей его имени. В 1972 году на острове Березань воздвигнут монумент. А на входе в зал заседаний Севастопольского городского Совета и поныне красуется массивная доска, извещающая, что с 1926 года Петр Петрович Шмидт является почетным депутатом Севастопольского городского Совета.
Интересно, что многим нашим современникам Шмидт запомнился не сколько по школьным учебникам, сколько по бессмертному произведению Ильфа и Петрова, где двое ловких авантюристов легко паразитировали на непомерно раздутой советскими властями славе "мятежного лейтенанта". "Дети лейтенанта Шмидта" потом как-то сошли на нет.
Миф о "лейтенанте Шмидте" остался. Правда воспитывать морских офицеров приходилось по двойным стандартам: с одной стороны в духе верности присяге и Родине, с другой - не забывая мятежника Шмидта, с оговоркой, что де, восставая против несправедливой власти "проклятого царизма" об этой самой присяге можно было забыть.
Не исключено, что именно миф о Шмидте подвиг на подобный поступок другого морского офицера - капитана 3 ранга замполита большого противолодочного корабля Балтийского флота "Сторожевой" Валерия Саблина. О нем, в отличие от Шмидта известно очень мало.
До поступления в Военно-политическую академию имени Ленина Валерий Саблин прослужил девять лет на строевых должностях на кораблях Северного и Черноморского флотов. Углубленное изучение в академии трудов "классиков марксизма-ленинизма" утвердило Саблина в мысли, что власть ведет народ не тем путем. Морской офицер разработал детальную программу переустройства общества. Он выступал за многопартийность, свободу слова и дискуссий, изменение порядка выборов в партии и стране. Огласить свою программу, указав попутно на вопиющие ошибки и разложение советского руководства, офицер решил с "трибуны" БПК "Сторожевой", на который попал служить после академии.
6 ноября 1975 года корабль прибыл по традиции на ноябрьские праздники в Ригу и стал на якорь в устье реки Даугавы (практически в центре города). Вечером 8 ноября замполит Саблин сообщил командиру "Сторожевого", что на корабле произошло ЧП, проследовал с ним в один из нижних отсеков корабля и там с помощью своего активного сторонника матроса Шеина запер командира в посту гидроакустиков. Далее Саблин собрал офицеров и мичманов и организовал просмотр фильма... "Броненосец "Потемкин". По окончанию сеанса Валерий Саблин обратился к команде с воззванием: "Так жить нельзя! Власть погрязла во лжи, коммунизм предан, идеалы растоптаны". Он объявил, что поведет корабль в Ленинград, в Неву, к стоянке легендарной "Авроры", чтобы выступить с обращением к народам Советского Союза о необходимости перестройки общества. Матросы поддержали Саблина. Трое из 60 офицеров и мичманов также примкнули к мятежному замполиту. Остальные безропотно дали запереть себя в отдельном отсеке. С борта восставшего "Сторожевого" Саблин, следуя примеру Шмидта, отправил телеграмму в ЦК КПСС. Саблин рассчитывал, что выступление "Сторожевого" поддержат ленинградцы, а затем и вся страна
Что же подвигло Валерия Саблина на его отчаянный и обреченный мятеж? Может быть, пример Петра Шмидта и "потемкинцев"?
В 2002 году Валерия Новодворская заявила агентству "Грани.Ру": "Саблин был шестидесятником, дитем ХХ съезда. Ему казалось, что ему дадут бумагу для газеты, и телеканал. У Саблина ни одного шанса не было. Умирать следовало с открытыми глазами и причинить режиму максимальный вред. Боюсь, он недостаточно ненавидел этот режим и не понимал, с какими преступниками он имеет дело. Иначе он бы не раскаивался и не доставил врагам удовольствия увидеть себя сломленным".
Начальник оперативного управления Генштаба ВМФ СССР Владимир Заборский, вспоминая о "неоднозначной и драматической обстановке по задержанию беглого БПК", обвинял мятежного Саблина в амбициозности и мании величия, а также... сомневался в его психической вменяемости.
Однако по воспоминаниям сослуживцев складывается совсем другой образ - человека честного, удивительно бесстрашного и одновременно наивного.
О восстании командование базы узнало от нештатного секретаря корабельного комитета ВЛКСМ Фирсова, бросившегося за борт и добравшегося до берега. Однако его сначала посчитали пьяным, а затем решили подвергнуть психиатрической экспертизе. В это время на глазах изумленного командования БПК двинулся в море.
В погоню на сторожевике кинулся командир бригады. Одновременно за "Сторожевым" устремился дивизион малых ракетных кораблей. Против мятежного корабля бросили и самолеты 668-го бомбардировочного авиационного полка, заявив летчикам, что "в территориальные воды Советского Союза вторгся боевой корабль иностранного государства" по которому надо нанести удар. При плохой видимости летчики по ошибке вместо "Сторожевого" атаковали и чуть не потопили свой сухогруз, вышедший несколько часов назад из порта Вентспилс. Перепуганный капитан сухогруза начал подавать сигнал бедствия, сопровождая его открытым текстом: "бандитское нападение в территориальных водах Советского Союза".
Поняв, что до Ленинграда ему не дойти, Саблин повернул корабль к шведским берегам. Командование было в панике: "За границу уходил корабль с новейшим вооружением, нашими секретными кодами, картами и документами".
Уже в шведских водах у острова Готланд корабли-преследователи нагнали мятежный БПК. Одновременно обнаружили его и бомбардировщики. Получив разрешение на атаку, они атаковали "Сторожевой". Но Саблин, по оценкам самих летчиков "управляя кораблем, грамотно сорвал атаку, энергично сманеврировав в сторону атакующего самолета". Огня по своим мятежный БПК так и не открыл.
Другой самолет энергично отбомбился по... одному из пограничных кораблей-преследователей, который "ответил огнем из всех своих зенитных автоматических орудий, стрелял много, но мимо". Наконец, бомба попала в "Сторожевой". Мятежный корабль потерял ход и замер. В этот момент дрогнувшие матросы разоружили мятежника Шеина и освободили офицеров. Капитан корабля, поднявшись на мостик, прострелил Саблину ноги. На корабль ворвался десант.
Даже в Лефортове Саблин пытался полемизировать со следователями, отстаивая свою правду: "Ведь это же так просто, так ясно, так очевидно всем: советская власть изменила коммунистическим идеалам... Товарищи, вы же сами это знаете!" Всю вину за случившееся сразу же взял на себя, не назвав никого в качестве сообщников. Обвинения в измене Родине и попытке угнать боевой корабль за границу Саблин категорически отверг.
3 августа 1976 года капитан 3 ранга Валерий Саблин и еще несколько человек, причастных к мятежу, были лишены званий и наград и расстреляны "за измену Родине". Матрос Шеин получил 8 лет тюрьмы. Экипаж расформировали, корабль переименовали и перевели на Тихоокеанский флот. Флотские особисты приняли все меры, чтобы о мятеже забыли.
В 1994 году Верховный суд Российской Федерации, пересмотрев дело Саблина... оставил приговор в силе, "смягчив" участь казненного до 10 лет тюрьмы. 1997 году бывший губернатор Нижнего Новгорода Борис Немцов ходатайствовал перед Президентом Ельциным о реабилитации Саблина. Однако дело так и заглохло.
"По сути, дело Саблина пересматривали те же самые судьи, которые в свое время приговорили его к расстрелу", - констатировал Сергей Юшенков.
Для нынешней демократической России мятежник Петр Шмидт так и остался героем, а мятежник Валерий Саблин - изменником Родины...
Кстати, иногда морские мятежи все же завершались успехом. В ноябре 1918 года, в последние дни Первой мировой войны, восстал германский флот в порту Киль. Немецкие адмиралы втайне от правительства, уже искавшего перемирия и считавшегося в военных верхах едва ли не "социалистическим", собирались вывести свой Флот Открытого моря для сражения с британским "Гранд-флитом". Матросам не хотелось умирать в дни, когда война заканчивалась, а поражение Германии после крушения Западного фронта было предрешено. 30 октября экипажи линкоров "Тюрингия" и "Гельголанд" отказались идти навстречу британскому флоту... В конце концов, сохранившие верность присяги команды кораблей навели орудия на мятежников и заставили их 1 ноября вернуться в Киль. Более тысячи матросов было арестовано. Но сразу же развернулись выступления моряков на берегу, положившие начало Ноябрьской революции. 3 ноября мирная демонстрация матросов, требовавших освобождения своих товарищей, была расстреляна военным патрулем. Было убито 9 и ранено 29 человек. В ответ один из матросов застрелил лейтенанта, командовавшего патрулем. Солдат разоружили. На следующий день матросы избрали свои Советы. На всех кораблях, кроме одного, ушедшего в море, были подняты красные флаги. Арестованные матросы были освобождены.
Единственной жертвой в тот день стал капитан одного из линкоров Венигер, пытавшийся помешать поднять на мачте красный флаг и за это застреленный. Воинская часть, посланная в Киль, перешла на сторону восставших. Революция распространилась по всей стране и 9 ноября привела к бегству императора Вильгельма II. В отличие от восстаний на "Очакове" и "Сторожевом", восстание немецких моряков в Киле имело успех. Удавшийся мятеж, как известно, принято называть революцией.