Аннотация: Мирабелла, главная героиня, из-за своего свободолюбивого духа и нежеланию подчиняться правилам не только заслужила немилость всех, в том числе и своего отца, но и попала в беду...
Глава первая.
Закатное солнце отражалась в хрустальном бокале с вином, и от этого оно становилось похожим на сочную молодую кровь. Сосуд отбрасывал на деревянный стол малиново-серебристую дрожащую овальную тень. Четвероногое спящее, а от этого считающееся неодушевлённым существо, держащее на своей спине бокал, тень, а заодно ещё пару луковиц и глиняный кувшин, окружала богато обставленная, но унылая комната. Даже камин, главный создатель мягкого домашнего уюта и тот источал из себя лишь одиночество и горечь утраты. Вопреки всем законам природы, от светлых деревянных стен, на которых висели картинки из прутьев и шкура волка, веяло холодом и смертью. Такова была мрачная обитель двух родных и в то же время чужих друг другу людей: Ричарда Штофер и его дочери - юной Мирабеллы. Между ними не было ни ненависти, ни любви; никаких чувств, только привычка желать друг другу доброго утра, удачного дня и спокойной ночи...
Внезапно, спокойствие хранителя вина для Ричарда Штофер было нарушено. Мирабелла резким выбросом вперёд ребра ладони сбила бокал и заявила:
- Никакой свидетельницей на свадьбе я не буду! И не уговаривай меня, папа.
Ричард Штофер, седовласый обладатель светло-сапфировых глаз, видевший за свою довольно-таки длинную жизнь деревенского судьи множество женских истерик и капризов, с горным холодом и спокойствием, твёрдо сказал:
- Пойдёшь. Без споров и пререканий. Марианна во-первых, дочь старосты, во-вторых, моя крестница, и, в-третьих, твоя лучшая подруга.
- Бывшая, - сквозь зубы поправила Мирабелла. - Лучшие подруги так не поступают.
- Как?
- Какая разница!
- Я отец тебе или кто?
- Или кто, - сплюнула дочь, обречено топнула ногой и поднялась на чердак.
- Мирабелла, вернись, дрянная девчонка! - прокричал ей вслед Ричард, хотя понимал, что это бесполезно... "Она так похожа на Ольвию. Та же упрямая непокорность. Она выросла такой же дрянью, какой была её мать..." Деревенский судья перевёл взгляд на полупрозрачный сиреневый сосуд с прахом жены. Ричард потянулся было к его холодным стеклянным стенкам, но резко одернул руку и сел на табурет, буравя останки Ольвии Штофер суровым взглядом. И если бы она уже не была пеплом, то наверняка бы превратилась в него под силой взгляда мужа...
Для многих жителей деревни Смай так и осталось загадкой нелепое решение степенного многоуважаемого судьи Штофера взять в жены молодую истеричную птичницу Ольвию, которая всех доводила до нервных срывов своими вечными скандалами. Подраться из-за того, что кто-то попытался встать впереди неё в очереди в овощной лавке или отхлестать на пруду прачку за неверно истолкованный взгляд для птичницы было мелочью. Она была такая же вздорная, как и её подопечные курицы и гусыни. Мужчины Смая в то время ценили скромность и покорность в женщине. И то и другое в характере Ольвии отсутствовало. Поэтому ей сулили гибель от одиночества и ненужности, впрочем, она не сильно переживала от этого и жила исключительно для себя.
Ричард познакомился с истеричной девушкой на одном из слушаний. Кузнец Фаргус написал жалобу на птичницу за то, что она вывихнула руку его жене и сломала корзину для белья. Ольвии собирались вынести наказание за все, сделанное ею за свои неполные 22 года, поднимался вопрос даже о смертной казни. Девушка стояла, сохраняя полное спокойствие напротив постамента судьи, стойко выслушивая вес обвинения в свой адрес и, казалось, еле сдерживала себя, чтобы не зевнуть. В тот день у Штофера болели глаза и сильно ломило руки, так как до этого он безвылазно сидел в канцелярии и работал с документами Ольвии. Он придерживал наклонившуюся голову рукой и скучно спросил:
- Ольвия Масхол, вы можете опровергнуть данные обвинения? Сказать, что на вас клевещут, что вы на самом деле чиста?
- Я не собираюсь оправдываться, Штофер. Я все делала правильно. Потому что мне так подсказывало сердце, - ответила девушка. На грубом, абсолютно неженственном, но привлекательном лице не пробежала тень лжи, синие глаза смотрели в упор. Ричард от удивления даже подался вперед со своего постамента, словно хотел лучше рассмотреть птичницу, затем он пожевал губами и заметил:
- Видимо, у вас злое сердце. А злое сердце биться не должно. Поэтому я выношу вам...
- Протестую! - вскрикнула Ольвия. Кто-то из женщин в зале заседаний ехидно заметил:
- Вот как ты заговорила, если тебя как вошь прижать ногтем... "Протестую!"...
- Я не с тобой говорю! - огрызнулась птичница, метнув на женщину тяжелый взгляд, и вновь заговорила с судьей: - Штофер, я не думаю, что мои поступки заслуживают смерти. Ведь я никого не убила! я согласна, я несдержанна, но это ведь не от ненависти к людям! Во всем виновато моё воспитание! Вернее, его отсутствие. Вы ведь все, все знаете, что я сирота. У меня не было матери, которая бы могла научить меня любить. Вы, все вы пинали меня, когда я маленькой подходила к вашим дверям за куском хлеба. Вы и ваши дети били меня за то, что у них есть теплый дом и любящая семья, а у меня нет. Я поклялась, что когда выросту, я стану сильной и всем отомщу вам. Так что подумайте. Штофер, кто на самом деле заслуживает наказания.
- Обвинители, девушка говорит правду? Вы на самом деле не проявили к ней милосердия, когда она просилась к вам, когда унижалась и умышлено делала себя слабее вас? - голос Ричарда дрогнул. Сидящие на скамейках жители молчали. Нет, они не мучались угрызениями совести, они понимали, что Ольвия права. И что вдобавок ко всем своим недостаткам она ещё и умная...
- Она говорит правду... - нерешительно заметила старуха, сидящая ближе всех к постаменту. Ольвия улыбнулась. Ричард схватился за лоб. Глаза продолжали болеть. Он боялся ослепнуть в эту же секунду. Потому что он мечтал завершить дело Ольвии Масхол. В её пользу...
- В таком случае, я считаю, что её агрессия обоснована. Вы все можете быть свободны. Ольвия, вы тоже.
- Неужели вы никак её не накажите? - вскричала покалеченная жена Фаргуса. Ричард хмыкнул и поднялся, захлопнув судебную книгу:
- Масхол сама себя наказала. Я думаю, сполна...
Фраза судьи вызвала некоторое недоумение и ропот в зале, но спорить никто не решился. Ольвия тоже была несколько удивлена. Пока все не разошлись, она все ещё не сходила со своего места обвиненной, и только когда за последним присяжным захлопнулась дверь, несмело подошла к складывающему вещи Ричарду.
- Штофер... - она запнулась. Судья поднял на неё глаза и улыбнулся странно, не так, как обычно улыбаются люди, обнажая все свои тридцать два зуба, а лишь слегка приподнял верхнюю губу, при этом сапфировые глаза оставались неприщуренными.
- Масхол, ты хочешь спросить, почему я вынес такой приговор? Ты же знаешь, я всегда на стороне правды, поэтому меня и избрали судьёй. Теперь я знаю истоки твоей озлобленности и это главное...
Ричард поднялся из-за стола, держа под мышкой книгу и сделал приветливый жест Ольвии. Затем спустился с постамента и направился к двери. Шел он медленно, словно ждал. И получил в результате то, что хотел...
- Постой! - Ольвия спрыгнула с возвышения и подбежала к нему. В её глазах впервые сияло восхищение. Она схватила руку судьи и прижала к груди. Запинаясь от волнения, девушка попросила: - Штофер... Ричард... Можно мне... пойти с вами? Прошу вас... тебя...
Он взял обе её руки и поцеловал их, что было куда красноречивее любых вычурных фраз и слов... Странно, что они нашли друг в друге. И не их ли встреча доказательство, что есть на самом деле любовь с первого взгляда?!
Ольвия стала меняться в лучшую сторону. Как позолота, слезла с неё былая необузданная злоба и грубость. Она стала женственнее, степеннее. Даже во внешности её исчезли все острые черты, движения превращались в более плавные и голос её стал тише...
Четыре года длилась их идиллия; в Смае воцарился покой и скукота. Масхол без всякой шумихи, тихо, в кругу родственников и самых близких друзей любимого, сменила род и стала именовать себя Ольвия Штофер. У неё родилась дочь, которую решили назвать Мирабелла. Во время беременности Ольвия пребывала в состоянии счастливого умиротворения и дружелюбия. Но когда она рожала Мирабелу, страшные боли свели её с ума. Ольвия не хотела признавать новорожденную и через год после её рождения скончалась.
Единственным местом в этом негостеприимном доме, где Мирабелла могла чувствовать себя свободно, являлось маленькое пыльное помещение на крыше. Иногда, запершись на этом самом чердаке, она рисовала на принесённых отцом с работы обрывках пергамента драконов, рыцарей, магов, Дьявола и Верховного Мага, фей и многих других недосягаемых персонажей легенд...
В отличие от других детей, ей никогда не рассказывали сказок. Возможно, это стало причиной её замкнутости и внешней озлобленности. Обо всех магических существах девочка узнала из заунывных песен бродячих сказочников. Летом, в середине Менхеля, когда начинался их сезон, певцы подходили к воротам дома Штоферов. Обычно Ричард велел им проходить во двор, становится возле колодца и петь. Мирабелла в это время сидела на чердаке и через открытое окошко наблюдала за одаренными бродягами, жадно запоминая каждое слово, чтобы потом воплотить услышанное на пергаменте. Рисовать её тоже никто не учил - линии шли прямо из глубин её несовершенной тёмной души...
На 13-летие Мирабеллы
В своей обители, девушка пристроилась возле окна и стала с интересом наблюдать за облаками. Они кувыркались через Полулунные горы и, собравшись, превращались в разнообразные фигуры. Они напоминали Мире себя, такую же беспокойную, слепую и одинокую в своих исканиях... Горы манили её, они таили в себе тысячи легенд и сказок, магию природы и приключения, которых так не доставало порывистой импульсивной Мирабелле здесь, в деревне, где всем правили традиции однообразия. Люди учились, находили себе пару, работу, рожали детей, ставили их на путь истинный и умирали тихо. О них забывали: следом... А Мира мечтала о большем. О сражении на мечах, о магах и алхимиках, о драконах, духах и большой искренней любви... Но при её жизни единственное, что могло быть доступным ей это последнее. К сожалению, любовь тоже обошла стороной негостеприимный дом рода Штофер. Виной этому стала большеглазая красавица Марианна Мейл...
Мари и Мира были неразлейвода девицы уже восемнадцать лет. Такие разные, но всё же это не помешало им найти общий язык, впрочем противоположности притягиваются, как мы знаем. Марианна - энергичная весёлая девушка, оптимистка, легко со всеми сходились и всем нравилась, на взгляд Миры. Дочь судьи же, всю жизнь росшая без матери, молчаливая, резкая и непримиримая к тем, кто не устраивал её, несколько мечтательная, любила свободу. Девчонки всегда делились друг с другом самым сокровенным. Они сидели вечерами возле костра, разведённого во дворе, шептались обо всём на свете, а Мира глядела на пламя и думала, что родней человека, чем Марианна у неё нет. А Марианна думала, как же всё-таки хорошо, когда рядом есть такое понимающее существо, как Мира, которое может просто выслушать, ничего не требуя взамен... Что самое интересное, ни одна из девочек не догадывалась о мыслях другой...
- Жаль, что мы не сестрички, - вздыхала Мари.
- А давай, будем сёстрами, - предложила подруга.
- Давай. А что родители об этом скажут?
- Они ничего не узнают. Мы тайно посестримся.
И подруги громко рассмеялись. Это было похоже на разговор двух тайно влюблённых друг в друга.
Причиной их ссоры стал рыжий сын кузнеца Барий Фаргус. В него с детства была влюблена Мира, а он предложил обвенчаться Мари. Та согласилась. А что ей оставалось делать?
- Может, я, конечно, неправильно делаю, что злюсь на неё. Ведь каждая девушка мечтает выйти замуж. Но... Ладно пусть будут счастливы. Или... Мастроган их задери, кого я обманываю? Я не рада за свою бывшую подругу. Она нечестно поступила со мной! Почему я должна изображать из себя счастливую глупышку? Почему всё самое лучшее достается одной лишь Мари? А мне - ничего! Чем я хуже? Неужели для того, чтобы тебя хоть кто-то полюбил, надо быть голубоглазой блондинкой с длинными косами и тонкой талией?!
Девушка прервала рассуждения и вновь посмотрела в окно.
- Я бы так хотела исчезнуть отсюда. Куда угодно. Хоть к Дьяволу в Чёрную Башню, чтобы бросил он меня на растерзание Реакронелю, потому что не сил больше так жить!!!
Мирабелла взяла стопку пергаментов с пола и стала раскладывать их. Долго всматривалась в нарисованное точеное лицо Крейцара Мастрогана, Дьявола, пытаясь разгадать тайну этих прищуренных глаз и скривившихся красивых губ...
Грузный шорох заставил девушку выронить из рук листы и испуганно вскочить с подоконника. На её место опустилась крупная птица... С синими, как послегрозовое небо, глазами, круглой головой с острыми ушами, которые венчали капли брильянтов, посаженной на изумрудный обруч, мощным темно-красным клювом, широкими крыльями и сильными морщинистыми лапами. Но самое удивительное в этой птице было оперение: искристо-алое, каждое пёрышко было как бы унизано кровавыми каплями гаснущего серебра, словно чудо впитывало в себя закат или само было закатом...
Мирабелла, немного оробев, сделала мелкий несмелый шажок по направлению к птице. Она протянула руку и тихо спросила:
- Ты за мной?
Птичка очень выразительно глянула на неё и щёлкнула клювом, норовя откусить палец Мирабеллы. Девушка отпрянула, скрыв руку за спиной. Птица приподнялась и расправила крылья. Из них вырвался вихрь малиновых перьев. Мира спрятала лицо в ладонях и без сил сползла на пол. Гостья торжествующе взвыла:
- Крейцар, я её взяла!
Следом её крылья увеличились, она накрыла ими Мирабелу, и обе скрылись вслед за скатывающимся в пропасть уходящего дня солнцем...
- Ай да умница... - ухмыльнулся Крейцар Мастроган. - Наконец-то я избавлюсь от этого недоразумения под названием Мирабелла Штофер. Ты рад?
Он отвернулся от зеркала, где отражалась летящая Рубиновая Сова с бесчувственной Мирабеллой в лапах и вопросительно посмотрел на своего собеседника.
- Зачем тебе девчонка? - безразлично спросил из угла тот, кого скрывала тьма Чёрной Башни.
- Она без уважения относиться к моему имени. Вот я и хочу скормить её Реакронелю. У девчонок всегда страха много... Он будет сыт.
- Ты уже не знаешь, чем заняться со скуки. Если в Системе узнают, что ты просто так убиваешь людей, ради забавы, ты будешь наказан...
- Замолчи! - нервно вскрикнул Крейцар. Резанули сгустившиеся сумерки его рыжие острые пряди - и он уже рядом с ним, сжал его подбородок и угрожающе произнёс: - Я ненавижу тебя в те моменты, когда ты меня учишь...
- А я ненавижу тебя в любые моменты, - спокойно ответил тот. Крейцар взвыл, создал немного света, чтобы видеть лицо своего собеседника. Кожа его казалось жёлтой и потухшей, фиалковые глаза устало смотрели прямо перед собой.
- Мальчик по имени смерть, или просто Зеёгж... Я предпочитаю называть тебя Дух Войны...- с мучительной сладостью мусоля каждый произнесённый свой звук, протянул Крейцар Мастроган. - Как же глупо с твоей стороны говорить мне такие слова. Я ведь всё могу и убить тебя...
- Я буду счастлив умереть, чем терпеть далее твоё присутствие. Тем более, смерть убить невозможно. Ты абсурден, Мастроган. И поэтому скоро ты сойдешь с ума...
Крейцар не выдержал. Он замахнулся и сшиб мальчика с ног сильным ударом мускулистой руки. Затем крутанул в воздухе указательным пальцем, и из всех щелей Башни полезли тараканы.
- Жрите его, - приказал Крейцар и отвернулся.
... Он ожидал увидеть страшную картину изувеченного трупа ребёнка. Но вместо этого он увидел миллионы мёртвых тараканов, а среди них спал, положив руки под щёчку, Зеёгж.
Крейцар со злостью признал, что он бессилен перед спящим ликом смерти. И даже перестал чувствовать себя Дьяволом. Он снова устаивался в зеркало, но увидел там лишь своё отражение...