Все о чем-то горюют: один о том, что у него мало бриллиантов,
другой о том, что в супе - мало бобов.
Еврейская пословица
Сегодня неприятности начались для разнообразия в обед. Нелегкая принесла майора Плаксина.
Он привез... Генриха. Тот имел вид растрепанный и понурый. "Пятая точка" выдала прогноз: неприятности. Вот почему она так редко ошибается?
- Как у вас хорошо! Бардак управляет бардаком. Ни службы, ни порядка, ни дисциплины. Вы в зеркало на себя смотрели? Небритые, нестриженые, неуправляемые! Вы что думаете, эту вольницу прекратить некому? Так вы в этом глубоко ошибаетесь...
И понеслось. Это не так, тут не этак. Мы стояли навытяжку, молча переживая приступ начальственного гнева.
Минут через пять у меня в кабинете обстановка начала проясняться. Мой приятель опять устроил головняк руководству...
Осень. Холодная глубина неба. Жесткий зелёный цвет уставшей расти травы. Порывы ветра и дождя, предвещающие скорое похоладание. Скрип колес неторопливой таратайки, и такой же неспешный бег облаков: белое на синем. Кукушка, назначающая многие годы слушателям, дятел имитирующий стук пулемета, зудение насекомых, так похожее на пролетающий вдалеке бомбардировщик. Тишина. Тишина, которой он был лишен долгие, долгие годы. Если разобраться, то практически всю жизнь. Да и сколько её было, той жизни? Война эта не жизнь. Война - ожидание жизни. Той "настоящей"...
Генрих лежал и смотрел на облака. Тихая осенняя дорога вводила в полусонную то ли явь, то ли сон.
До города было часа четыре езды. Главное - не нарваться на засаду. Хотя кому они нужны? Пара милиционеров везущие чужачку. Не отдавая себе отчета, расслабленный Шац, всё время вслушивался в звуки осеннего леса. Фильтровал и выбирал в прозрачной тиши дисгармонию неестественного, искуственного. В наиболее подозрительных местах, удобных для нападения: ложбинках, резких непросматриваемых поворотах приходилось соскакивать и проверять. И снова неспешная песнь облаков.
Азамат правил и прикрыв глаза, мурлыкал привязавший мотивчик какой-то немецкой баллады. Причем временами Генрих ловил себя на мысли, что там есть и текст. Казах со знанием немецкого? Да хрен его знает. За последние годы, каких только чудиков не встречалось.
После "девятого" километра, где стояли ВНОСовцы со своими вышками, дорога оживилась. В неё влился грейдер, идущий паралельно железной дороге. Хоть и немногочисленные грузовики поднимали пылищу, добавляли и едущие впереди повозки.
За блокпостом на въезде начался город. Да, это не три прохожих в час их вёски. Он уже и забыл, как выглядят улицы с многочисленными прохожими, спешащими в этот предвечерний час по своим делам.
В облуправлении их ...не ждали. Пришлось побегать пока всяческие мелкие и не очень начальники разбирались кого привезли и зачем.
Старшина Вацлав был на месте. Он, также как когда-то и Генрих, целую вечность назад, сидел в своей каптерке и заполнял ведомости, накладные и прочие важные бумаги.
Ему были искренне рады. Горшочек сметаны и совсем немного свежего меда в подарок. Горячий чай с электроплитки в ответный дар.
Встретились старые добрые приятели. И снова был неспешный разговор-воспоминание.
Вот только долго посидеть не удалось. Шац потребовался Плаксину.
- Пачакай яшчэ хвiлiну. - И каптерщик зарылся в бумажках, перебирая их по одной, толстыми заскорузлыми пальцами. На обозрение Генриху представилась лысина в венчике соломенненых тонких волос, почти тонзура.
- Вось, знайшоу. Ты паехау, а я папрасiу дзяучынак у пашпартным стале, калi будуць прыбываць жыды, дык няхай яны мне пакiдаюць iх адрасы. Як раз прыбыла трэцяга дня з Вычагды адна дзяучынка. Гэта яе адрас. Там здаюць на невялiкi тэрмiн жыллё.
И Генриху вручили неровный кусочек газеты, с написанным химическим карандашом коротким текстом.
Шаца охватило чувство благодарности к этому невысокому ворчливому, но дарящему свою заботу даже малознакомым людям беларусу.
- Скажите, старшина, ну что вот вам не сидится в этом медвежьем углу, Л.? Жратвы хватает, начальство не дергает, тишина и спокойствие. Сиди и не отсвечивай. Но нет, так просто сидеть им скучно. Поэтому они придумали: залезем-ка мы в грязное бельё высшего руководства! Куда, ну куда вас с Адамовичем черт несет!
Вы что, не могли эту ...ную спекулянтку не трогать? Ты на "барахолке" был? Там сажать не пересажать. Нет, простых спекулянтов вам мало, вам нужны со связями в верхах. Ты хоть представляешь, какие фамилии эта сучка называет? ОБХСС через пять минут спихнула её к нам, даже регистрировать не стали.
О-о-ий. Как же вы умеете всё усложнять. Машина где? Небось, сломалась? Да, я угадал? Завтра большой начальник Адамович на казенном бензине будет выцыганивать внефондовые материалы по окрестностям.
А если его перехватят бандиты? Ещё один теракт расследовать? Или вы уже за казенный спирт и "лесных" купили? Я тут им радистку внедряю, доброе дело со связью пробиваю, а они мне "вонючку" подсовывают! Да ещё какую. Вон начальник с замами уже час думают, что делать. Тут можно огрести так, что ваше Л. сказочным королевством покажется...
Генрих стоял, потупив глаза, изображая виноватый вид. Разнос слушал вполуха. Такое бывало в его практике. Притащишь языка, а он все начальственные наметки вверх дном. Ну и начинается: с одной стороны вроде добросовестно выполнена задача, а с другой взорвана привычная рутина. Вот и не знают что делать. Для начала вставят фитиль. А потом ... могут и похвалить. Но не сразу. Когда подзабудется. И посему стоять с виноватым видом лучшая тактика. И ни слова. На "сухую" запал проходит быстрее.
Через пару минут его отсослали "до завтра".
Привычно поправив ремень автомата, старшина рванул в сумерки вечернего города искать "сдаваемое на небольшой срок жильё"...
Город жил привычной жизнью. Спешили к домашнему очагу припозднившиеся прохожие. Пропылила пара "полуторок", на недалеком частном секторе гавкали редкие собаки, уютные огоньки вечерних окон обещали сонную тишь вечернего отдыха. Ветерок утих, на чистом небосклоне ярко сияли звезды, обещая ночной заморозок.
Генрих спешил. По темному времени могут не открыть, уголовники - "грабежники" заставляли быть очень осторожными. А встретиться с девушкой надо было сегодня. Где он будет завтра, кто знает? Служба.
Форма и оружие произвели на хозяев, пожилую пару впечатление. Поэтому после недолгих выяснений кто и зачем Шаца впустили в маленький домик.
Небольшие сени через дверь переходили в кухоньку. Слева за занавеской был закуток. Шкаф, символ былого достатка, "городская" кровать и узенький проход.
"Людмила. Можно Мила" красивое имя девушки лет двадцати, может чуть больше. Кто там разберет при совсем слабом свете притушенной для экономии керосина лампы?
Небольшая семья Пинсон жила в Б. то ли четыре, то ли пять поколений. Занимались огородничеством, были музыкантами и сапожниками, торговали вразнос и держали крохотную лавку. Отец Милы, Ицхак, в детстве и юности сумел получить образование и стал уважаемым в общине человеком - учителем в средней школе. Не лишенный литературного дара, писал небольшие статьи для еврейской печати.
В июне сорок первого по обвинению в пропаганде национализма его арестовали и выслали вместе с семьёй в далёкую Вычегду. А потом была война. Тяжелая работа без конца и края. Плохое питание, отсутствие врачебной помощи и медикаментов. Весной этого года приговор отцу, а значит и семье отменили. Но к этому времени его уже не стало. Мама пережила отца всего на полгода. Где-то ещё был старший брат. В сорок втором, когда формировалась армия Андерса, Самуил записался поляком и был призван. От него пришло два письма и всё. Где он сейчас, жив ли, Мила не знала...
За калиткой слева притулилась маленькая лавочка. На ней закутавшись в милицейскую шинель сидели молодые парень и девушка. Обнимались? Ну а как ещё это назвать? Холодно. В тепле дома разговаривать они не решились. Перегородка в одну фанерку. Зачем случайным хозяевам знать лишнее? Вот и пристроились в обнимку на крохотной дощечке.
Генрих тоже в нескольких словах рассказал о себе, о службе. Естественно не самое плохое. Девушка была симпатичной, одинокой: ей так не хватало крепкого мужского плеча, ну пусть не совсем мужского. Даже если это будет плечо брата? В чем беда?
Основная проблема послевоенной Беларуси - жильё. Люди ютились в землянках и времянках, бараках и коммуналках. Жили в тесноте и скученности. И ждали. Ждали большого строительства, восстановления разрушенного войной.
- Знаешь Адамович, вот столь многогранно талантливой группы нет больше во всем управлении. Причем талант такой своеобразный. Вы и проявляете разные навыки: и оперативники, и следователи, а теперь ещё и судьи...
Плаксин хозяйски устроился за моим столом. Аккуратным образом пристроил фуражку на краешке и не снимая перчаток принялся перебирать бумаги сложенные в разные стопки.
- Ну что, Генрих Яковлевич, поведай командиру и приятелю, как ты мне устроил очередной "удачный случай". Ну, вот за что мне такое счастье? Как оно там называется "еврейское"?
Генрих был смур и насуплен. Что же там такое произошло за эту пару дней, если его привез сам майор, да ещё и без любимого автомата?
- Молчишь. Сергей Васильевич у вас в районе нет свободной вакансии судьи?
Я с интересом смотрел на сопящего Шаца, едва не ковыряющего носком сапога пол. А что судья из него выйдет неплохой. Парень честен, с врожденным чувством справедливости. Поучится на юрфаке и будет судить. Лишнего не даст, но и за дело спросит.
Меня всё сильнее распирало любопытство. Так что же он натворил?
Плаксин вздохнул, подпер голову рукой и начал рассказывать.
Расставшись с новой знакомой, Генрих шел в управление в романтическом настроении. По его мнению ситуация была проста и недвусмыленна. Завтра, то есть сегодня они встретяться днем и всё расставят по местам, так, как и должно быть.
Боги покровительствовали сегодня то ли Шацу, то ли уголовникам, но пути их не пересеклись.
"Нас утро встречает прохладой...".
Небо, высвеченное ночными звездами, не обмануло. Заморозок был. Не сильный, но чувствительный, заставляющий ускорять шаг для согревания.
Генрих шел быстрым шагом, почти бежал. Пока то да сё, протокол опроса, бумажная фигня. Комсомольский секретарь с его взносами. Время до обеда пролетело птицей. А теперь следовало поторопиться. Нельзя заставлять ждать девушку.
Людмила ждала парня на условленном месте. Черные волнистые волосы прикрывались стареньким платочком. Светло-серое приталенное пальто подчеркивало талию, вызывая совсем не милицейские мысли.
" А что очень даже симпатичная..." - к лицу старшины прилил жар от воспоминаний о вчерашних случайных и не совсем прикосновениях.
-Привет! Давно ждешь?
-Привет! Я почему-то боялась, что ты не придешь. Как тебе идет форма...
Обменявшись ещё несколькими комплиментами, они двинулись к цели своей встречи.
Попавшаяся по дороге чайная была очень кстати. Молодые люди смогли погреться и просмотреть имеющиеся у девушки бумаги...
В тридцатом году учитель истории Ицхак Пинсон получил кредит и построил маленький домик... Убывая в ссылку Керен, мама Людмилы, постаралась сохранить все документы, надеясь на возвращение.
И вот теперь документы были, но живущие в их доме, где сохранилась даже мебель, не хотели даже разговаривать. Ссылаясь на то, что дом получен по всем правилам от властей, как пустующий.
Оставив новую знакомую в тепле чайной, милиционер пошел по соседним с нужным домом участкам, якобы проверяя наличие непрописанных.
Практически все были люди новые. Приехавшие либо во время оккупации, либо после освобождения.
Подтверждая право владения, ему четырежды показывали какие-то бумаги то ли "крайс", то ли ещё какой "командатур".
Раздражение Генриха скачком перерастало в темный холодный гнев. Он уже знал за собой это состояние.
"Твари! Твари! Твари!" - билось в голове с частотой пульса. "На нас, евреев, вешают всю гадость и зло этого мира, обвиняют в жадности и сквалыжности! А сами, чистенькие и благородные, пользуясь моментом, прихватывают нажитое честным тяжелым трудом! Твари!!!"
...В доме, принадлежавшем Пинсонам, жила мать с двумя детьми: мальчиками лет восьми и десяти.
Распоряжение "командатур" его даже не удивило.
- Где ваш муж, на которого выписан документ? - от "добрых" людей он уже знал где, но уж очень ему хотелось услышать, увидеть "невинность". Хозяйка, узнав девушку, изливала неприкрытую ненависть.
- Прапау падчас вайны, я нават не ведаю, дзе ён ...
-Не знаешь, сука, а я знаю. Напомнить? В сорок четвертом, в августе он добровольно, падла, добровольно - вступил в Тридцатую гренадерскую дивизию СС "Вайсрутения" и ты сама, сама, курва подстилочная, выла когда его провожала во Францию!!! Что молчишь паскуда? Думала, получила от фашистов тридцать серебренников и всё будет шито-крыто? А вот огородный овощ тебе во всю твою шкурную харю! Есть Советская власть! И тебе придется за это ответить!
От избытка чувств, раздражения и злости Генрих всадил в потолок короткую очередь.
-Два часа. Два часа на сборы. И не дай Бог тебе взять чужое имущество! С чем пришла, с тем и убирайся!
Обе женщины были напуганы столь явным проявлением ненависти до полуобморочного состояния.
На негнущихся ногах с мутными от гнева глазами Шац вышел из дома. Обернувшись, хотел ещё всадить очередь в дверь, но отходя только с силой, врезал по стене дома, и там внутри, упав, загремела какая-то кухонная посуда.
Людмила, вцепившись в рукав шинели, без остановки сыпала словами, пытаясь успокоить "своего", она теперь знала что именно "своего", грозного и взрывного защитника.
...Они принесли узелки и чемодан девушки не через два часа, а значительно позднее. Домик был пуст. Везде были следы поспешных сборов.
Обитатели улочки к утренним событиям не остались равнодушны. Всю дорогу их провожали взгляды. Из щелочек и из-за углов. Не все они были любопытствующие. Хватало и неприязненных.
Девушка боялась, что их встретят коллеги Генриха. Но он заверил её: никто никуда жаловаться не пойдет. Ибо чревато это.
Милочка пунцовая от смущения сама предложила старшине остаться ночевать. Воспитание. Чертово воспитание не позволило милиционеру воспользоваться моментом...
А часов в десять утра невесть откуда нарисовался злющий майор Плаксин. Загнал в машину и в сопровождении полуторки с автоматчиками привез домой, в Л.
- Адамович, ты, когда последний раз газеты читал? Я в дежурке видел стопку. Так такое впечатление, что только уборщица с неё пыль стирает.
"Вот гад глазастый. Всё подмечает"
- И "Боевого листка" что-то не вижу...
"На пять человек. С рассказом про ворованный цемент"
Плаксин поднялся и прошелся по кабинету.
- Ну что, товарищ коммунист, думаешь? Ждешь, когда мне надоест воспитывать, и я свалю из любимого тобой захолустья? Ты давай не отмалчивайся. Оцени действия заместителя и друга. А я послушаю.
"Нее-ее. Я помолчу. Запал не вечен. Лишнее слово - лишний повод накачки"
- Молчите. Вы хоть про то, что имущественные споры должны разрешаться в суде слышали? Кто вам дал право силой решать? Шац, вы о политических последствиях своего поступка задумывались? Нет? А стоило бы. Ой, как стоило бы.
"Оп-па. Погоди, погоди. Еврей силой выгоняет беззащитную женщину с детьми. Вселяет соплеменницу. Антисемитизм! Бытовой антисемитизм! Ё! Ну Геня артист. Опять влип на высокий уровень"
- Товарищ майор, сейчас не гражданская война, чтобы ждать погромов. Да и "громить" некого. Или последствия, какие есть?
- Ты смотри, быстро соображаешь. "Последствия...". Были бы последствия, я бы с вами не здесь разговаривал. И не в этом ключе. Про Кельце слышали?
"Польский город. Что там могло быть? Стоп. Был какой-то фильм. Про еврейскую девочку и общину, разгромленную при попустительстве силовиков..."
- Товарищ майор я кое-что слышал, но думал слухи...
-От кого? При каких обстоятельствах? Учитель рассказывал? - переход от "начальника" к "оперу" был мгновенным.
- Да Лучонок не причем. Я и сам не помню где и что слышал. Может - это даже в О. было.
- Ну, может быть, может быть...- и снова переход. Теперь обратный.
- Значит так. Старшина Шац, за превышение полномочий Вам начальником облуправления объявлен выговор. И это считайте по блату. Впредь к городу не приближаться до моего распоряжения.
- Есть выговор. Есть не приближаться. - Козырнул Генрих. Как мы понимали, на выговор ему было плевать, а вот то, что с девушкой не встретиться - это главное.
- И ещё Шац. Там в машине привезли для тебя дополнительное снаряжение. Подбирали по рекомендации сведущих людей. Хватит сидеть в тепле и уюте. Давайте начинайте знакомиться с окрестными лесами и болотами. Старшина свободен. А с вами, Сергей Васильевич, мы ещё кое-что обсудим.
"Все свободны. А вас Штирлиц, попрошу остаться. Ну, что ещё?"
- Пойдем, прогуляемся. На погоду не косись.
"Ну да, у природы нет плохой погоды.... Но шляться в ветер и дождь, ещё то удовольствие".
Гнусную красоту "хромачей" Плаксин видать тоже знал, а потому мы дальше общались в сарае-блиндаже.
- Теперь, что касается Вас, товарищ старший лейтенант, - после такого вступления я автоматически принял строевую стойку, - тем же приказом начальника областного управления "за упущения в обучении и воспитании подчиненных в духе безукоснительного соблюдения социалистической законности" Вам объявлено замечание.
- Есть замечание!
- Ты не вздумай обижаться. Дело-то гнилое. Сегодня утром на пороге дома найдена застреленной Людмила Пинсон. Шаца пришлось в экстренном порядке увозить из города, пока он об этом не узнал. Зная его дикий нрав, начальник распорядился мне лично увезти и загрузить работой. Ему ничего не говори. Пусть надеется. Время лечит. М-да, даже такое.
- Кто это сделал неизвестно? Бывшая хозяйка?
- Да это вряд ли. Скорее всего, недобитки. Паспортный режим, фильтрация не налажены. Архивы немцы при отступлении пожгли. Поэтому доверять можно только прибывающему активу, да и то с осторожностью.
- Товарищ майор, а что там с Кельце? Интересно же. В СМИ ничего не было.
- Что такое "СМИ"? - И снова на меня смотрели с подозрительностью.
"Блин, ну вот опять прокол. Нет здесь ещё этого выражения"
- Средства массовой информации. Обобщенное название газет, журналов, радио - про телевидение и интернет я промолчал.
- Своеобразные у тебя Сергей Васильевич знания. Как что-нибудь завернешь, так завернешь. Ты Лапину про контртеррористическую операцию ляпнул?
Я пожал неопределенно плечами.
- Понравилось цекистам. В последних приказах бандитов именуют "террористами". А наше пребывание здесь наведением конституционного порядка. Мои знакомые из Москвы говорят - такая интерпретация союзников больше устраивает.
- Кельце. - Снова напомнил я.
- Вот прицепился. Раз интересно, слушай. Только помни информация секретная. В отличие от тутэйших беларусов, в Польше местное население принимало активное участие в уничтожении евреев. Как писал Фридрих Энгельс "во всех явлениях повседневной действительности ищите экономическую причину".
Вот и там боролись за "маёнток". Соседи соседей...,- майор, задумавшись, помолчал, видимо вспоминая своё, личное.
- Нда-а. В Кельце до войны около трети населения, тысяч десять - была евреями. Выжили, вернулись из концлагерей и партизан сотни полторы. Власти собрали и поселили их в общежитии. В июле не дожидаясь итогов судов по возврату имущества, местные устроили погром. Якобы евреи украли пацана. Толпой в пару тысяч пришли штурмовать последнее прибежище уцелевших от фашизма.
Плаксин не торопясь прикурил очередную папиросу и продолжил.
- У бывших узников и партизан было кое-какое оружие. Они приготовились подороже отдать жизнь, но в здание вошли люди в форме милиции. Обронявшиеся не посмели в них стрелять. А это были погромщики. Мой хороший знакомый рассказывал, что убивали зверски. Ты представляешь, в каком состоянии выходили из Освенцимов и Майданеков? И вот этих доходяг били поленьями, железными прутьями, ногами. Куски мяса. Бр-р-р.
- А безопасность, армия наконец? Что стояли и смотрели?
- Армия... В толпе чуть не половина в форме была. Знаешь, больше всего моего знакомого поразили крики из толпы: "Доделаем работу Гитлера!", "Фашисты не добили, мы добьем!".
- И что там всё так и оставили? - моё удивление не имело границ.
- Почему оставили? Подтянули войска. Город прошерстили. Десяток поставили к стенке. Но полсотни зверски убитых, полсотни еле выживших по-тихому не спишешь. Вон даже ты что-то слышал.
- Ничего себе "погулял" народ. Представляю, сколько теперь евреев старается бежать из Польши.
- Много. По моей информации десятки тысяч хотят уехать в подмандатную Палестину.
- А вы бы сами, будучи евреем, остались?
Товарищ майор посмотрел на меня совсем нехорошим взглядом, и я предпочел свернуть с опасной темы на обыденную:
- Так куда мне отправить Шаца в первую очередь?
***
...Телефон издал длинную пронзительную трель, нарушившую уютную тишину рабочего кабинета. Офицер, сидевший за большим столом, выверенным движением положил на край письменного прибора ручку. Перевернул лежавший перед ним лист бумаги чистой стороной вверх. Прерывая третий звонок, поднял трубку.
- Майор Плаксин. Слушаю Вас... - Товарищ майор, Засекаев. Я забрал заключение судмедэксперта по делу гражданки Пинсон. Он пишет, что смерть наступила в период от пяти тридцати до шести тридцати. Судя по разбросу частиц пороха и ожогам на одежде, один раз стреляли в упор - в область сердца, а уже вторым в голову добили. Пули девять миллиметров. По гильзам видно, что стреляли из немецкого пистолета. Андрей Аркадьевич предполагает, что это "Вальтер" или "Парабеллум".
- Результаты опроса соседей какие-нибудь есть?
- Мы вместе с участковым опрос проводили. Но результатов нет. Как всегда никто и ничего. Люди запуганы. Боятся лишнего слова сказать.
- Вот это - наша беда. Не верят, что Советская власть их защищает. Отсюда у бандитов и наглость - от веры в безнаказанность. Бывшую хозяйку нашли?
- Никак нет. Ищем. Всем участковым доведена ориентировка. Дежурному транспортной милиции направлена телефонограмма.
- Проанализируйте данные по соседям. Ищите зацепку - побуждающую к сотрудничеству. На "бывших в оккупации" особое внимание. С ними поговорите ещё раз. Вызовите сюда, к нам. Обратите внимание на женщин. Женщины с детьми знают друг о друге если не всё, то очень многое.
- И ещё. Судя по второму выстрелу в голову, стрелявший имеет опыт расстрелов.
- Методы воздействия я могу разнообразить?
- Ч-Т-О!!! Ты одурел? - Плаксин рывком поднялся со стула и заговорил в полный голос злыми рублеными фразами: - Где здесь упирающиеся враги народа, затягивающие следствие? С бабами воевать собрался потомок парнокопытного? Ещё один такой вопрос и поедешь "кумом" на Камчатку! Говорить, разговаривать, убеждать, добиваться симпатии! Ни один волос, повторяю для таких как ты, ни один волос у них не должен упасть с головы! Это наши люди, мы их ЗАЩИЩАЕМ! У тебя времени не хватает - спи меньше, но авторитет "органов" подрывать не смей! Каждый удар свидетеля обернется десятком пуль в нас и в наших сотрудников!
Ты меня хорошо понял?
- Так точно товарищ майор!
Трубка, брошенная в злости, свалилась с рычагов и разразилась серией недовольных: "ту-ту-ту"....
Начальник оперативного отдела несколько секунд постоял, опершись на стол кулаками, гася вспышку раздражения.
"Вот где только набрали таких идиотов? Для них любой попавший в область интересов "органов" - враг. Свидетель, очевидец - из всех выбить, выжать, принудить.... Враги, кругом враги. А где же друзья, союзники, помощники? Для кого мы работаем? Для самих себя что ли? Идиот!"
Что бы сбросить негодование на подчиненного, Павел начал ходить по кабинету.
Он делал небольшой шаг, выставляя ногу на пятку и незначительно приседая на другую. Медленно переносил на выставленную ногу центр тяжести. И снова на пятку.
Таким образом, Плаксин решал две задачи: хоть как-то "поддерживал форму" и освобождал голову от эмоций.
Пятнадцать шагов до крашеной в синий цвет двери. Пятнадцать шагов до стоящего в противоположном углу высокого двухэтажного сейфа. Сейф примерно на четверть перекрывал окно с решеткой. В закуточке на подоконнике, прикрытые газетой, скрывались пара стаканов в подстаканниках, маленькая сахарница. Пайковый хлеб был завернут в чистое полотенце. Там же нашлось место для зеркальца, золлингеновской трофейной бритвы и кусочка мыла.
Плаксин втайне гордился своим "шикарным" кабинетом. Паркетный пол, натертый мастикой, зеленая с орнаментом ковровая дорожка. На большом диване, обтянутом коричневой кожей, он мог поспать, укрывшись шинелью. После всех недосыпов Великой войны, ночевок на земле, на нарах блиндажей, на голых полах чудом уцелевших домов - сон в комнате с центральным отоплением казался, чуть ли не волшебством, заслуженной наградой.
Карта с обстановкой, прикрытая занавеской, портрет товарища Сталина, большой крытый сукном письменный стол - привычный рабочий антураж.
Павел Панкратович сделал установленную для себя норму "не менее пяти" проходов - дверь-сейф. Выкинул из головы чрезмерное рвение подчиненного и подойдя к окну, открыл форточку и закурил.
Холодный воздух с улицы ворвался в кабинет вместе с городским шумом: гудками машин, разноголосым людским говором, шорохом ветвей...
-Р-р-аз, р-р-аз! Р-р-аз, два, три! - перекрывал всех голосистый сверхсрочник, ведущий куда-то взвод новобранцев.
Бумкнул упавший где-то тяжёлый груз и на полгорода раздался истошный вопль:
- Падла! ... ... ... ! ... ... убью ...!
Ритмичные стуки стройки заглушили отчаянный мат.
Город жил мирной жизнью. Город строился и убирал развалины. А здесь, в этом здании война продолжалась. Здесь были убитые и раненные, велись наступления и атаки. Противник контратаковал - и порой имел успех. Как в "деле Пинсон". Теперь по Б. пойдут шепотки о том, что бандиты за "своих" мстят. И мстят смертельно. Обычная бытовая склока приобрела совсем не нужную политическую окраску. И теперь придется думать, что противопоставить врагу.
Майор потер уставшие глаза, лицо, затылок и сел за стол. В рабочем блокноте появилась карандашная запись: