Аннотация: Рассказ о душе, о жизни и смерти.
Жизнь от зарождения и до..., уместившаяся на двух страницах.
"... и страшно, и радостно..."
Рождение.
Я не помню, как душа вошла в моё тело. Только вдруг неожиданно я стала ощущать себя. Первое чувство, которое я испытала, было чувство радости. Несмотря на то, что я пребывала в полной темноте, страха я не испытывала. Мне было уютно и приятно от умиротворяющего покачивания. Я находилась в чем-то жидком, и поэтому как бы плавала, но очень медленно, лениво как-то. Это движение кружило меня и усыпляло. Временами я действительно, видимо, впадала в забытье и, кроме тепла, окружающей меня консистенции, больше ничего не чувствовала. Но иногда кончики моего тела начинало покалывать и даже подёргивать - я росла, видоизменялись ткани, образовывались мышцы и кожа. Постепенно мне становилось всё тесней. Я хотела повернуться, но, пытаясь сделать это, упиралась во что-то, ограничивающее мои движения. Меня это начало беспокоить. Когда же однажды, вдруг спокойные до сей поры воды, почему-то забурлили, а стенки моего убежища сжались, то я почувствовала сильное волнение. Вскоре меня стало так подбрасывать и крутить, что беспокойство перешло в страх. Моё привыкшее к покою тело, кто-то будто хотел отжать или скрутить в узел. Я почувствовала боль, первую свою боль. И страх увеличился. Это продолжалось достаточно долго и мне казалось уже, что не кончится никогда. Голову сдавливало тисками и было ощущение, что её вот-вот раздавит. Потом вдруг неожиданно она проскользнула через сжимающее её препятствие, но облегчение оказалось неполным, так как выскользнувшую голову охватило чем-то неимоверно холодным. Часть же тела, оставшаяся в привычном тепле, продолжала своё приносящее боль движение. Когда, наконец, и она выскользнула из мучительного плена, то всю меня обхватил обжигающий холод, словно сдирая, кожу. Я открыла рот и подавилась прорвавшимся внутрь воздухом и... издала свой первый звук. Чувство страха не покидало. Однако очень скоро меня обернули чем-то тёплым. Оно было достаточно приятным, хотя и не столь мягким и ласковым, как то, в чем я находилась раньше. Во всяком случае боль от возникшего холода, стала утихать. Потом меня обхватило и прижало к чему-то мягкому и вкусно пахнущему, от чего мне стало ещё теплей и спокойней. Я всё ещё кричала, но звук постепенно становился тише, а, когда в мой рот попало что-то твёрдое и из него потекла горячая и приятная на вкус жидкость, я замолчала совсем. Она проходила в меня и растекалась по всему телу, успокаивая и усыпляя. Вскоре, согретая и снаружи, и изнутри, я почувствовала необычайную радость.
Я родилась.
Жизнь.
Вся наша жизнь состоит из смеси чувств, но преобладают в этой гамме страх и радость. Они, как бы основа всех остальных, а те - другие либо лишь вытекают из них, либо являются их разновидностью.
Впервые чувство страха я испытала, когда мне было три года. Я хорошо запомнила это ощущение и пронесла его среди других воспоминаний черезо всю жизнь.
Крепко держась за мамину руку, что придавало мне уверенность, я отправилась в город. Там мы долго бродили по улицам, заходили в кишащие людьми магазины. Я покрепче зажала руку, тем самым обезопасив себя. Всё это - и товары на прилавках, и люди, были столь яркими и шумными, что в конце концов я дико устала. Всё кружилось у меня перед глазами. Мама, разговаривая с продавцами, то и дело отпускала мою руку, протягивая им деньги и забирая покупку. Боясь потеряться, я цеплялась за её платье, и лишь только её рука падала вниз, я тут же хваталась за неё снова. В очередной раз ухватившись за подол, я с нетерпением дождалась, когда смогу снова почувствовать себя защищенной маминой рукой. Когда же, наконец, моя рука коснулась её руки, то я в мгновение поняла - произошла чудовищная ошибка: моя ладошка нырнула в чужую, незнакомую мне руку. Это была сухая старческая кисть. Ужас, охвативший меня, сжался в горле комком. В глубине сознания я уже поняла, что произошло нечто ужасное, но страх оказаться одной в этом бурлящем котле людской массы, ещё не охватил меня полностью, а лишь постепенно накатывал. Когда, медленно подняв глаза, я увидела, что рядом стоит не моя мама, а совершенно незнакомая мне старуха, мной окончательно овладел страх. Ребёнок испытывает страх даже тогда, когда мать оставляет его дома одного. Но страх ребёнка, потерявшегося и оказавшегося в совершенно чуждой ему обстановке, этот страх настолько велик, что граничит с животным ужасом и сродни предсмертному страху. Я заорала. Заорала так, что стало страшно самой.
Я плакала и призывала всех помочь мне найтись так самозабвенно и громко, что не сразу поняла, что моя мама давно уже рядом со мной и пытается докричаться до меня. Даже когда я увидела её, ещё некоторое время мне понадобилось, чтобы совсем успокоиться. Когда же я, нежно обцелованная и крепко прижатая к груди, уже на руках у мамы заканчивала свою прогулку, мне стало так радосто от того, что страхи были напрасны и мы снова вместе. Благостная радость растеклась по всему телу и я уснула.
После этого небольшие страхи, которые и страхами-то назвать можно с натяжкой, скорее не страхи даже, а опасения или беспокойства по поводу посещения зубного врача или увиденного мною неприятного сна, казались такими мелкими по сравнению с пережитым мною ужасом потеряться.
Когда мне исполнилось шесть лет, я, как все дети, пошла в школу. Естественно, страхов поприбавилось. Страх войти в класс, где смотрят на тебя чужие и не всегда добрые глаза. Страх перед наказанием за разбитую чашку. Страх получить взбучку за плохую отметку. Страх прыгнуть из окна, доказывая всем своё бесстрашие. Страх перед неизвестностью. Страх, когда пришло понимание временной и пространственной бесконечности.
Да элементарный страх остаться одной в тёмной комнате!
Но прибавились и радости. Радость первой пятёрки. Радость, охватившая в театре, когда я впервые увидела как воздушные женщины в белых платьицах, едва касаясь пола, легко парят над сценой. Радость от морского воздуха, солёной свежестью ударившего мне в лицо. А радость ожидания праздников? Разве можно с чем-то ещё сравнить предвкушение радости от предстоящего дня рождения?
Нет, пожалуй, радостей тогда было куда больше, чем страхов и боли.
Я заметила, что иногда бывают приятные, радостные страхи. Как, например, страх перед первым поцелуем. Как страшно было идти на первое свидание! Всё внутри сжалось и держало и тело, и душу в таком напряжении, что мне казалось тогда, что я не смогу заговорить. Когда я почти подошла к назначенному месту, волнение достигло такого предела, что я едва заставила себя, чтобы не убежать. Пересилив страхи, я всё же подошла и, подняв глаза, взглянула на него. Я увидела, что он так же, как и я, дрожит от своих страхов и сомнений. Когда же я поняла, что он рад мне, то меня тоже охватило чувство безмерной радости.
Потом я выросла, выучилась, вышла замуж и родила дочку.
Постепенно страхи стали увеличиваться, хотя ещё какое-то время перемежались с радостными ощущениями почти на равных.
Появились страхи за ребёнка, брошенного в детском саду вместе с другими детьми на одну воспитательницу. Страх за мужа, уехавшего в далёкую и опасную командировку. Страх, что подведут сотрудники и я не выполню задания и не перешагну следующую ступеньку служебной лестницы. Потом добавился неистребимый внутренний страх за маму, которая начала болеть. Это был новый страх, сравнить который нельзя ни с чем. Я понимала, что мама стареет, что конец неизбежен, но смириться с этой мыслью не могла. Страхи разьедали меня изнутри и постепенно мне нужны были уже дополнительные средства, чтобы успокоиться и уснуть.
Потом наступил период в моей жизни, когда пришло понимание того, что душевная боль куда сильней физической. Физические мучения к тому же всегда можно как-то облегчить, принять лекарство, например. Душевные же страдания раздирали меня на части, и ни что не могло успокоить эту боль. Страшная боль утраты близких не проходит никогда. Она может лишь слегка утихнуть или быть заглушенной повседневными заботами. Но стоит только чуть расслабиться и подумать о близких, ушедших из жизни, как тебя с новой силой душит боль. Разве можно сравнить физическую сердечную боль с душевной болью, когда сердце кажется вот-вот разорвётся на куски, когда оно горит огнём и будто кто-то рвёт его на части куском ржавого железа?
Радости, хотя и случались, почему-то радовали они уже не так, как раньше. Неприятности же расстраивали, наоборот, куда сильней прежнего.
Я старела.
Смерть.
Я не заметила как совсем состарилась. Пришло время, когда жизнь перестала уже состоять из ощущений, остались лишь воспоминания о них. Постепенно практически ничто не страшило меня, но и не радовало. Я вспоминала свои прежние страхи и насмехалась над их ничтожностью. Ну, чего я испугалась тогда, потерявшись? Ведь всё равно меня нашли бы и вернули. А до чего глупы были страхи перед наказанием, выговором?! Как далеко всё это. Уж и обидчиков моих нет вовсе. Почему боялась я темноты? Что могло произойти со мной в собственной комнате, когда выключен свет? Смешно!
Однажды, проснувшись утром, я встала. Последнее время каждое движение давалось мне с трудом и подняться с постели было тоже нелёгким делом. Однако, на этот раз я встала почему-то необычайно легко, будто взлетела. Оглянувшись я увидела, что моё тело по-прежнему лежит на кровати. Я расстерялась на мгновение, но почти сразу поняла, что произошло. Старая оболочка отработала своё. Органы устарели, разрушились за годы долгой жизни, наполненной переживаниями, болями и страхами. Сначала я испугалась и рванула назад к своему телу, но тут же поняла тщетность своей попытки. Да и зачем? Последний страх, который мне суждено было пережить, оставил меня и душа моя медленно начала подниматься вверх. Скрюченое мёртвое тело, удалялось и вскоре оно напомнило зародыш, тот зародыш, который был в утробе моей матери, когда моя душа вошла в него. Я вдруг отчетливо вспомнила это.
Поднимаясь всё выше и выше, душа чувствовала облегчение, свободу от земных забот, болей и страхов. Вскоре покинутое тело превратилось в едва видимую точку и совсем исчезло. Душа наполнилась радостью.