Я мчался по кольцу. Потом свернул на шоссе, ведущее на запад в район загродних дач. Вдруг в груди словно оборвалась какая-то артерия-аорта и, вырвавшись из сердца, прервала церкуляцию крови по кругу и выплеснула горячую жидкость в моё нутро. Там сразу возник пожар и я, испугавшись, решил притормозить и успокоиться немного. Перестроившись в крайний правый ряд, я сьехал при первой же возможности и метров через сто остановился. Улица, по которой я ехал, оказалась совсем тихой, проселковой. Она шла через лесок, видимо, соединяя шоссе с небольшой деревушкой спрятавшейся за густым ельником. Хотя я тормозил аккуратно, всё же машину занесло и развернуло носом к лесу.
- Снег шёл ночью,- подумал я,- уж полдень, а покров не тронутый. Надо же до сих пор никто не проезжал.
Через ветровое стекло я увидел заваленные снегом ёлки. Их лапы были перегружены снежной массой и едва крошечная птичка, пролетая, чуть касалась ветки, та тут же вздрагивала и снег рушился вниз, увлекая за собой всё, что попадалось на пути, вызывая тем самым целый обвал. Солнце светило, ярко ослепляя.
- Мороз и солнце - день чудесный, - снова подумалось мне.- А правда, как красиво. Тишина мёртвая. Словно не полчаса от города, а вообще в другом мире. Как всё относительно. И место... И время... Вот что такое год? Много или мало? - задавал я сам себе вопросы. - Иногда год как день, - ответил я на свой вопрос,- пролетел и будто не было его. А иногда - это целая жизнь. Ровно год назад... - я тяжело вздохнул - Всё вверх ногами перевернулось. Всего год...
Я достал пачку "Мальборо" и затянулся. Горячий импульс в груди, напомнил, что там не всё в порядке. Затушив сигарету, правой рукой я потёр в районе сердца.
- Ровно год назад, именно в это время я увидел её. Её, мою Эллочку. Это чудо на длинных ногах. В тот день всё не ладилось. У тёщи был день рождения и жена просила купить цветы. Шофёр не мог завести машину, а у секретарши поднялась температура. Пришлось самому ехать на рынок. Я уже опаздывал и, быстро схватив первый попавшийся букет, выскочил на площадь, направляясь к машине. Около моего черного БМВ стояла она. Это были ноги и рот. И то и другое от ушей. Ноги от ушей, а рот от уха до уха. Оставшееся место занимали глаза. Огромные бездонные голубые глаза. Она была одета в кургузое пальтишко, на голове вместо шапочки лишь вязаная повязка. У её ног стояла огромная шитая клеёнчатая сумка, с какой любят ездить челночники за товаром. Но на челночницу она не была похожа. Она плакала, растирая кулачками слёзы по щекам. Это длинноногое создание словно сошло с самой дорогой страницы журнала или отстала от группы моделей кутюрье Лагерфельда. Как могла она оказаться здесь, около рынка, стоящей в растаявшей грязной луже? - мелькнула мысль, но спрашивать её об этом я не стал. Не было ни времени, ни желания. Мне было всё равно откуда она и почему здесь. Я понял только, что хочу её. Открыв дверь машины, жестом предложил сесть. Девушка, продолжая всхлипывать, юркнула на заднее сиденье. Бросив огромную сумку в багажник, я поехал в офис.
- Ты откуда?,- спросил я девушку, когда мы зашли в тёплое и уютное помещение, уставленное столами с компьютерами.
- Поступать приехала... - тихо выдохнула она и стала что-то сбивчиво рассказывать.
- Паша, приезжай, - не слушая её рассказа, я набрал телефон своего помощника,- да в офис. Пожалуйста, найди квартиру. Посели тут... Девушку. Подобрал на улице. Ну, ладно тебе. Некогда мне. И так уже... Завтра позвоню, скажешь адрес.
Длинноногая, примостившись на самом краешке удобного дивана, продолжала сбивчиво рассказывать, что приехала то ли из Клязьмы, то ли из Вязьмы, прямо на вокзале у неё деньги украли, ночевать негде...
- Через пять минут приедет мой помощник,- обратился я к ней, не дав договорить, - он тебя поселит.
И направился к выходу.
- А вы?,- прошептала девушка.
- Что я?- Она продолжала смотреть на меня ничего не говоря. - Ну, я... Я завтра к тебе приеду. Жди меня, там посмотрим.
Мы отмечали тёщин день рождения довольно-таки активно. У неё была круглая дата. Но весь вечер, можно сказать всю ночь, я непрестанно думал о девушке, которую нашел на рынке. Я не ожидал от себя такого интереса. Всегда насмехался над знакомыми-приятелями, которые словно сбесились после сорока, а то и после пятидесяти, стали бросать своих жен и жениться на молодых девчонках только что закончивших школу. Мне было непонятно это повальное увлечение, тем более что один за другим эти неравные браки стали распадаться. Я не грешил этим и был горд, что со мной моя боевая половина, прошедшая вместе огонь и воду, и всё остальное...
И вот заклинило. Девчонка просто вьелась в мозг. Чтобы я не делал - пил, ел, разговаривал,- думал о ней.
Утром я встал, когда часы показывали полдесятого. Жена, едва разлепив глаза, простонала сквозь сон - ты чего? хотел сегодня дома поваляться... только в пять легли...
- Надо ехать, -неуверенно ответил я, - вчера из Бреста факс пришёл... там... товар...
Рита натянула шелковую простыню и сладко зевнула, устраиваясь спать дальше. Осторожно прикрыв дверь, я так и не договорил что случилось с товаром.
Кое-как побрившись, и даже не выпив кофе, я вышел из квартиры. Уже из машины я набрал Пашу и спросил адрес. Через полчаса я был у неё, у моей вчерашней рыночной находки.
То, что её звали Эллочка, я узнал только к вечеру, когда мы, почувствовав голод, решили покушать. До самого ужина нам было не до этого...
В тот день, почти год назад, и началось моё сумашествие. Меня понесло в пучину ирреализма. Я перестал соображать. Логика больше не владела моим мозгом. Только Эллочка и желание обладать ею диктовали мне что делать и что говорить. Через два месяца мы развелись с Ритой. Через три я женился на Эллочке. Я считал себя порядочным мужчиной и оставил жене и шикарную квартиру, и деньги, и драгоценности, и даже акции.
- Нам хватит того, что у тебя осталось,- шептала Эллочка на ухо, перебирая волосы на макушке от чего моё сердце отрывалось и падало в самый низ живота, вызывая нестерпимое желание.
- Конечно, хватит, - отвечал я ей. Осталось-то совсем немало.
Я прожил в состоянии хронического головокружения почти полгода. Эллочка была чистейшим созданием, которое можно было себе только вообразить. В свои восемнадцать она оказалась наивной и доверчивой как ребёнок. Ей не было интересно сколько денег я приношу домой, а, главное, сколько их лежит у меня в Швейцарском банке. Когда я пытался рассказать ей об этом, она прикрывала мой рот своей ладошкой и тёрлась щекой о руку, словно котёнок. Вскоре я полностью доверял Эллочке и вёл все свои переговоры в её присутствии. Я знал, что всё это её не интересует. А если бы и интересовало, то всё равно она не запомнила бы те имена и цифры, о которых шла речь. В её чудной головке никогда не мелькала мысль. Эллочка умела мило улыбаться и преданно кивать. Я назвал её "одуванчиком". Она здорово походила на этот цветок. Эллочка была высокой и тонкой, а вокруг её головы торчали во все стороны светленькие нежные волосики, необыкновенно тонкие, словны пух. Мне казалось, что стоит дунуть и они облетят, как пушистый одуванчиковый цвет.
Эллочка была нежная и беззащитная. Одним словом одуванчик. Вернее, божий одуванчик.
Через полгода у меня начались неприятности. Одна за другой провалились сделки. Партию товара арестовали на таможне. Вся налаженная за годы работы система трещала. Выпадали звенья, крепко связанной цепи, что приводило к краху полной картины. Поставщики отказывались ждать денег, а закупщики не хотели платить, не получив товара. Вечерами я не мог ни на чём сосредоточиться, нервничал и срывался. Эллочка, поджав губки, тихо сидела, уставившись в телевизор.
- Знаешь, - как-то сказала она,- я бы хотела поехать куда-нибудь на недельку... Я так устала...
Я вопросильно взглянул на неё. Устала? - подумал я, - от чего бы ей устать, от безделья? Но вслух сказал:
- Конечно, поезжай.
Мне казалось тогда, что ей действительно лучше уехать и не отвлекать меня от дел. А я смогу в её отсутствие сосредоточиться и разобраться наконец. Тем более, что в последнее время меня начал сильно прижимать Потапов, которому я вот уже второй месяц не мог выплачивать причитающейся ему суммы.
- Во, малец, над всеми насмехался, а сам от девчонки не отлипаешь.- хохотал гортанным смехом Потапов, содрагаясь всеми своими толстыми складками, начиная от подбородка и заканчивая животом. Пот вечно стекал с его жирного лба и он беспристанно стирал его рукой, тут же стряхивая на пол.
- Знаешь, что, так дело дальше не пойдёт. Не выплатишь в этом месяце долг, велю девку убрать.
Меня передёргивало от его тупых шуток, но я знал, что лучше промолчать.
- Не умеешь с молодыми жить, возвращайся к Ритке. С ней у тебя лучше получалось, - снова хохотал Потапов.
Но я знал, что его смех не означал доброго расположения ко мне. Сроки поджимали и это меня выводило из равновесия. Поэтому, когда Эллочка заикнулась о поездке, я сразу согласился.
Когда она стала собирать чемодан, я вспомнил, что не знаю куда она едет.
- Эллочка, ты куда летишь?,- спросил я.
- На кудыкину гору. - ответила она.- Ты что не знаешь, что так нельзя спрашивать, дорога не заладится.
- Ну хорошо, мне теперь что нельзя знать, куда позвонить, узнать долетело ли моё сокровище?
Она продолжала собираться, словно не слыша меня.
- Ну? - повторил я, вопросительно глядя на неё.
- Я и сама точно не знаю, в Альпы куда-то.
- Альпы большие. В Австрию что ли?
- Может быть...- растеряно сказала Эллочка и в этот момент зазвонил телефон. Я ушёл в комнату, решив, что мой одуванчик и в самом деле не знает точно куда летит.
- Завтра спрошу шофёра, на какой рейс он её посадил.- подумал я и забыл об этом разговоре.
Через неделю мне позвонили и сказали, что все мои счета в Швейцарии обезналичены и закрыты. Сидя в своём кабинете и не зная ещё как реагировать на это сообщение, я услышал как вошла сокретарша:
- Вам пакет. - Она протянула небольшой серый конверт с надписью - срочно!
В пакете оказалась видеокассета. Я вставил её в аппарат и нажал кнопку воспроизведения.
Сначала я увидел красивую платановую аллею. Я не узнал её сразу. Через минуту в кадре появилось весёлоё лицо Эллочки. Она заглянула в обьектив и помахала рукой. Потом она повернулась ко мне спиной и пошла. Когда Эллочка завернула за угол, я понял, где она. Это был Цюрих. На той улице, на которую завернула Эллочка, находился банк, где хранились все мои деньги.
Я увидел как она зашла в массивное здание, легко запрыгала по ступенькам. Её ждали. Она сидела и с умным видом махала головой и даже что-то говорила.
-Боже, что она могла там сказать?- подумал я. - Ведь она и по-русски кроме... Истинная Эллочка-людоедочка. Мне впервые пришло это сравнение. Я подумал об Эллочке с неприязнью. Впервые за год. Почему?
За те несколько секунд, что я отвлёкся на эти мысли, Эллочка вышла из банка и шмыгнула в такси.
Потом я увидел, как такси остановилось у вьезда в парк. Прямо перед остановившейся машиной стоял шестисотый мерседес. Стального цвета.
- Такой, как хочет взять себе Потапов, - подумал я.
Эллочка выскочила из такси. Из мерседеса, со стороны водительского места вышел Костя, шофёр и телохранитель Потапова, а с другой стороны вываливалось его величество собственной персоной. Я не успел даже задуматься о том, как могли они там встретиться. Эллочка, мой божий одуванчик, буквально запрыгнула на потаповскую глыбу, приклеившись к ней своим тоненьким тельцем. Костя тем временем перекладывал огромные сумки с деньгами, с моими деньгами, из багажника такси в задницу серебряного мерседеса.
В телевизоре вдруг замелькало. Я подумал, что на этом запись закончили. Но через мгновение на экране появилась комната. Это был гостиничный номер. Звёзд на пять-шесть, подумал я. Посредине стояла огромная кровать, с лежащей на ней Эллочкой. Камеру, видимо, пытались пристроить так, чтобы она снимала дальнейшее без опреатора. Кадры запрыгали, но потом всё снова поплыло как в профессиональном кино. На экране появился Потапов в черном махровом халате, с золотой вышивкой на груди. Он нёс бутылку шампанского в одной руке и два бокала на длинных ножках в другой.
Я выключил кассету.
В голову не приходило ни одной мысли. В ней было пусто как после наркоза.
- Рита, - вдруг вспомнил я свою жену,- да-да, Рита, вот кто поможет мне разобраться со всем этим дерьмом. Двадцать лет за мной как за каменной стеной. Поеду к ней. Она поддержит.
Я быстро собрался и поехал к Рите.
- Нет, Ритка обрадуется, - думал я по дороге. - Всё-таки первая любовь. И дочка у нас. Мы должны друг другу помогать. Да, нет, она просто обалдеет от счастья. Ведь теперь из-за нашего развода для неё закрыты двери многих домов. В сорок лет остаться одной... Представляю, как ей должно быть хреново.
Прямо у входа в Риткин подьезд нашлась щель, достаточная для моего БМВ. Я сунулся туда и выскочил из машины.
- Повезло, - подумал я, - хоть в чём-то сегодня повезло. Сейчас Ритка... Она не дура... - сбивчиво путались мысли, цепляясь в надежде, что кто-то поможет, выведет из тупика.
Я нажал на переговорку:
- Рита, это я. Открывай.
Она даже не отозвалась, сразу же щёлкнул замок, пропуская меня в подьезд.
Я заскочил в лифт и поднялся на третий этаж. Дверь квартиры открылась. Передо мной стояла Рита. Она явно только что встала с постели. На ней была короткая шёлковая рубашка полностью открывающая её ноги.
- А ничего себе ноги-то, у моей жены,- подумал я,- уже и забыл. Не хуже Эллочкиных. Хоть моей благоверной перевалило за сорок. Но у Ритки, по сравнению с Эллочкой, кроме ног ещё и с головой в порядке.
- Привет, - сказал я,- пусти. Поговорить надо...
- О чём? - спросила Рита, не собираясь пропускать меня в квартиру.- Я думала, мы уже обо всём давно переговорили.
- Рита, мне нужна...
Я не успел закончить, что мне от неё нужно. За Риткиной спиной появился мужчина. Он был абсолютно голым. Его тело было так совершенно, что выступать в подобном виде ему не было стыдно. Да что там стыдно, наоборот, одеваться такому было бы грешно. Парень был точён, словно его выбил из мрамора сам Микелянджело. Красавец с фигурой бога Аполлона подошёл и встал рядом с Ритой. Именно рядом, а не за ней. Чтобы я мог созерцать его прелести.
- Ритуля, что нужно этому мужчине от тебя? - гнусаво спросил Аполлон.- Может быть мы продолжим, наконец... Зачем ты открыла дверь? Просил же...
Парень наклонился и прикоснулся губами Риткиного плеча, руками обхватив её сзади за талию. Рита расслабилась, глаза её стали закатываться.
Парень, перебирая губами и руками по телу моей бывшей жены, ногой толкнул дверь, и та быстро закрылась перед моим носом.
Всё это пронеслось у меня в голове, прокрутилось в считанные минуты. Я снова почувствовал жар, разьедающий внутренности.
- Надо взять себя в руки и поехать к Соломонцеву. Он ещё месяц назад сказал, чтобы я проверил сердце. Надо ехать к нему. Главное - здоровье. А всё остальное купим, - вдруг вспомнилось мне, как мы всегда приговаривали.
Я включил магнитофон и из динамика зазвучало "Болеро" Равеля. Музыка монотонно издавала знакомые звуки, которые повторяясь, завораживали меня. Я прикрыл глаза и почувствовал, что силы мои тают. Мне показалось, что я теряю сознание. Слабость накатила и расслабила каждый мускул.
Вдруг двери машины раскрылись и в салон ввалилась целая компания поддатых молодых ребят.
- Ты чё, дед, развалился тут?,- обратился ко мне, усаживающийся рядом со мной парень, - соснуть решил? Давай, жми педали, придурок! поедем, просвежимся.
Некоторое время я не соображал, что происходит и, повернувшись в сторону парня, смотрел на него ничего не говоря.
- Ну, ты совсем, дед, отмороженый. Машину купил, права купил, а ездить не умеешь?
Все заржали, желая поддержать говорящего.
- А ты его, подтолкни. Может дед глухой, не слышит не хрена. Покаж ему игрушку, он сразу поедет.
В руках моего соседа появилось нечто похожее на оружие. Он сунул мне его в бок и, изображая из себя крутого ковбоя, страшно зашипел:
- Ну что, поедешь? Мы, дед, не шутим. Давай, жми на газы, а не то сейчас выпадет труп из машинки-то, а к весне, когда снег сойдёт тебя уже никто не опознает.
Я послушно повернув ключ зажигания, нажал на сцепление и газ. Машина дёрнулась и выехала на дорогу.
Через пару минут мы уже ехали по шоссе. Парни громко переговаривались, отрыгивая матом и отвратительным перегаром.
- Ну, дед, молодец, хвалю. Заслужил ещё полчаса жизни. Жми, доходяга, жми. Скорей, ещё скорей.
Они требовали, чтобы я ехал всё быстрей и быстрей. Дорога была относительно пустой и я разогнался до отметки на спидометре в сто сорок. В открытые окна врывался морозный колючий воздух и хлестал меня, проникал через гортань в лёгкие, охлаждая разгорающееся внутри меня пламя. Гонка увлекала всё больше и больше. Я вспомнил, как когда-то в детстве играл на автоматах, гоняя нарисованные машинки на мультипликационном экране. Как мечтал я тогда попробовать это по правде. И вот мечта сбылась. Я нёсся, вцепившись в руль, напряженно всматриваясь вперёд, лавируя между потоками машин. Ребят это, видимо, тоже увлекало и возбуждало. Они орали и улюлюкали.
- Давай, дед, давай. Покатайся на прощание. А потом мы тебя убьём.
Я засмеялся.
- Вы - меня?, -спросил я сквозь смех, не отрываясь от лобового стекла,- вы- меня?
И смех снова захлеснул меня. Музыка Равеля, сначала почти не слышная, сейчас отчеканивала свой ритм с бешеной силой, отдаваясь в каждой клеточке.
- Вы - меня?, вы - меня? - снова и снова повторял я вопрос и заливался гомерическим хохотом. Я отпускал педаль газа и ударял по ней с новой силой. И снова отпускал. И снова ударял. Скорость на спидометре заклинивала за двести.
Безумный Равель раздирал мой мозг, сердце разрывалось на части, обливая внутренности обжигающей кровью, а я всё громче выкрикивал - вы - меня? Я захлёбывался этими словами, своим хохотом и кровью, клокочащей уже в горле.
Что взорвалось сначала - цистерна с горючим, нёсшаяся нам на встречу, или моё сердце, я не знаю. Но только я успел увидеть как вдруг вокруг меня взметнулся горящий огненный гриб. Он смешался с пламенем, исторгающим моим сердцем, и окончательно поглотил меня.