Аннотация: История о том, как я его хотела, а он... смотрел телевизор. Ситуация, узнаваемая, к сожалению, многими.
ОЧЕНЬ ИНТИМНАЯ ИСТОРИЯ.
(в сборник "Молодым супругам")
"Лишь бы день начинался и кончался тобой". Когда-то давно была такая песня. Дурацкие, примитивные слова периода застоя. Но мне вспоминаются они, потому что именно эти слова, несмотря на свой примитивизм как нельзя точно отвечали моему настроению. Я влюбилась, и любовь моя была "бездонна, безгранна", а, главное, безотчетно слепа. Это была любовь тридцатилетней женщины, пережившей уже достаточное число романов и увлечений, не раз уже разочаровавшейся в чувствах, которые часто принимались за действительные, в то время как были лишь желательными. В свои тридцать я была, что называется, зрелой женщиной: уверенной в себе, имеющей свои представления о мужчинах, достаточно раскрепощенной в сфере интимной жизни. Не та, что в сорок, конечно, когда про неё говорят "баба ягодка опять", но и не девочка, заглядывающая в рот своему избраннику и принимающая вводные правила в сексульном образовании за поражающие своей уникальностью откровения. Именно в этот период моей жизни и именно со мной произошла эта история.
Как я уже сказала, я влюбилась. Он был тоже как бы вроде влюблён. Относился ко мне превосходно. Всегда был учтив и ласков, обходителен и заботлив.
Утром мы просыпались, крепко прижавшись друг к другу. Выходя по-тихоньку из бессознательного состояния, но продолжая пребывать ещё в пограничном районе между реальностью и сном, я находилась в эйфорической прострации, когда не ощущаешь своего тела и не осознаёшь себя. Волна возбуждения от близости любимого охватывала меня, лишая разума, и было необходимо время и силы, чтобы стряхнуть с себя безумие страсти. Проще, конечно, удовлетворить плоть. Дать ей выплеснуть скопившиеся эмоции, подобно вулкану, выбрасывающему из жерла лаву, раскаляющую своим жаром холодный камень и не дающую ему покоя до тех пор, пока бурлящая смесь не освободит скалу, в которой она зародилась, от себя. Но нагло ворвавшиеся в комнату солнце и утренний свет, а также дела, ожидающие нас за порогом ночи, не давали возможности расслабиться, отдаться своим чувствам и удовлетворить горящее жаждой тело.
Почему-то считается, что утром нужно обязательно позавтракать. Порой нет аппетита, но мы буквально насильно заталкитваем в себя бутерброд, боясь, что не дав своему организму подпитки, мы ограничим его физические возможности. Мы пьём сладкий чай, как принято для питания мозга. Но почему-то никто не считает обязательным дать разрядку возбуждению, скопившемуся в нас, как электрический заряд. Вся сконцентрированная в нас энергия собирается в один пучок и рвётся наружу, а мы сдерживаем её, не видя опасности в том, что выход её мы либо отложим на потом, либо вообще перенесём в никогда.
Так и мы - откладывали, переносили, оставляли на вечер. Умывшись и позавтракав на скорую руку, разбегались по рабочим местам. Но ещё долго я продолжала находиться во власти охватившего меня ночного желания. Только к обеду, когда начиналась предперерывная возня, я постепенно приходила в себя. Температура тела падала, давление нормализовалось. Я начинала связно отвечать на вопросы коллег и даже адекватно реагировать на замечания шефа. Но около двенадцати раздавался телефонный звонок, мне передавали трубку и я слышала его грудной голос:
- Привет, это я.
В одно мгновение перечёркивалась работа тела, восстанавливавшего свои нормальные функции в течение нескольких предобеденных часов. Одного слова, произнесённого этим тихим, но проникающим в твоё нутро голосом, было достаточно, чтобы сердце вздрогнуло, а в горле перехватило.
Разговор был ежедневно практически одинаковый. Он спрашивал как у меня дела и мы прощались до вечера. Но всякий раз, когда я слышала этот тембр, мне казалось, что голос не просто вылетает в трубку и растворяется в воздухе, нет, он словно касался моих самых чувствительных мест, заставляя содрогаться каждую клеточку.
Его голос был не эфемерным звуком, вибрирующим в слоях атмосферы, а как бы чем-то телесным, осязаемым, предметным. Как ладонь, касающаяся тебя, своим теплом и шершавостью вызывает трепет, так и голос его физически дотрагивался до меня. В отличии же от руки, которая возбуждает лишь тот участок кожи, к которому она прикоснулась, голос проникал внутрь и разьедал там буквально все нервные окончания.
После обеденного перерыва я начинала думать о предстоящем вечере. А вернее о том, что должно вечером произойти. Домой мне предстояло ехать на трамвае чуть больше получаса, и я предавалась мечтам о той близости с любимым, которой я так жаждала и ждала. В трамвае я порой уходила в свои мысли, не замечая возни и шума вокруг себя. Мерное постукивание вагона по шпалам и ровное людское гудение укачивали меня и я, прикрыв глаза, представляла картинки сегодняшнего вечера. Я видела его: взгляд, устремлённый на меня, губы, уже приоткрытые, готовые к поцелую, и комок возбуждения, который сначала сжимался в горле, постепенно медленно опускался вниз, стягивая все мышцы, нервы и кровь в одну точку.
Вскоре обьявляли мою остановку и я шла домой. Мы ужинали, и я никогда не спешила с тем, что мне так хотелось сделать. Едва сдерживая своё волнение, я накрывала на стол, говорила о чём-то, слушала то, о чём рассказывал он. Мне казалось неприличным кидаться на человека, с которым живёшь размеренной жизнью не первый день. Ведь это не любовник, приходящий раз в неделю или того реже, наброситься и разорвать которого было бы абсолютно нормальным явлением. Подойти и обнять, просто так, ни с того ни с сего, вдруг, неожиданно, казалось мне неуместным. Он был ко мне всегда внимателен и очень приветлив, но со своей стороны не проявлял тех чувств, которые распирали меня.
Я терпеливо ждала ночи, когда, лёжа в постеле, будет выглядеть вполне естественным, если я прилягу к нему на плечо и проведу рукой по груди. Надежда на то, что мои ласки вызовут обратную реакцию с его стороны, и я получу наконец долгожданную разрядку, придавала мне силы и помогала сдерживать буквально кричащую природу.
Однако лечь в постель в восемь или даже девять никак нельзя. Поэтому приходилось занять себя чем-то, постараться отвлечься. Рано или поздно наступал-таки момент, когда он говорил:
- Пожалуй, ляжем. Посмотрим телевизор в постели. Ты как?
Я трепетала от предвкушения и, конечно же, отвечала, что очень даже рада этому решению. Мы ложились и...
Он смотрел телевизор.
- Милый, какие у тебя чудесные руки всё-таки. Я не понимаю почему, но, когда ты касаешься меня, тело покрывается мурашками.
- Не преувеличивай. Руки как руки. Просто очень сухие и холодные, с садинами. Они царапают твоё тело, вот от этого и мурашки.
- Нет, дело не в этом. Я думаю, что твои руки просто подходят к моей коже. При соприкосновении происходит какая-то волшебная реакция,- продолжала я вести разговор в нужном мне направлении.
- Фантазёрка ты большая,- улыбался он и слегка касался губами моего виска.
Его губы были именно такой мягкости, температуры и влажности, которая требовалась для того, чтобы я от этого прикосновения уходила в состояние невесомости. Но ощущение полёта добавлялось тем, что у него были борода и усы, которые, будучи аксессуаром мужественности, уже сами по себе являлись сильнейшим возбудителем. Они были для меня столь же важными атрибутами мужской сексуальности, как для многих мужчин женская грудь.
Его усы щекотали моё воображение и кожу. Касание мягких губ и покалывание волосками бороды уносили меня в высоты бессознательного парения.
- Милый, ты создан для меня, а иначе мне не было бы с тобой так приятно, - говорила я ему, едва приземлившись и справившись с охватившим меня волнением,- Я люблю тебя.
- Ну и прекрасно. Я тоже тебя люблю. Но ты мне сейчас мешаешь смотреть фильм. Давай посмотрим, а потом...
- Хорошо-хорошо,- отвечала я, стесняясь своей настойчивости.
Он смотрел телевизор.
Мы лежали обнявшись. Моя щека покоилась в ложбинке на его плече и ощущала тепло кожи, подрагивание мускула. Она повторяла движение его тела, которое то чуть поднималось, то опускалось вместе с дыханием. Я слышала запах, идущий от него. Аромат его кожи казался особенно притягательным для меня, как никакой другой запах на свете. Это был призывный запах мужской плоти, заставляющий терять самообладание точно также как это делали его губы, руки или голос. Запах был таким же физическим раздражителем, как и звук его голоса. Но только голос пробирался внутрь меня, а запах охватывал снаружи. Находясь рядом с ним я как бы погружалась в ауру его излучения, превращаясь в безвольное, целиком подвластное ему существо.
Наблюдая за событиями на экране, он тем не менее не забывал непрестанно поглаживать мою спину рукой, на которой я лежала. Моё возбуждение, в котором я находилась практически постоянно, доводило меня до обморочного состояния. Иногда мне приходилось встать и принять холодный душ, чтобы остудить жар. Сначала сочетание горячего тела и холодной воды давали результат. Напряжение спадало. Но потом начинался озноб, холодная лихорадка.
Тем временем один фильм заканчивался, начинался другой. Я же потихоньку успокаивалась и засыпала.
Ночью мне снились странные сны.
Утром волна возбуждения от близости любимого захлёстывала меня новой страстью, но дневной свет и дела, ожидающие нас, заставляли нас вставать. И всё начиналось сначала...
На работе я включала себя, как компьютер в розетку, встряхивала холодной водой и горячим кофе, но стоило прозвучать в трубке
- Привет, это я, - и рука становилась мокрой, а телефонная трубку выплывала из неё, как, впрочем, уплывала куда-то и вся я.
Светка, сидевшая за соседним столом и ставшая моей самой близкой среди женщин, с которыми я работала, заметила, что со мной происходят странности. Это заметили и другие, просто другим не было дела до меня, и они не лезли со своими вопросами, во всяком случае, напрямую. Светка же, пытаясь разобраться, спросила без обиняков:
- Ты чего последнее время не своя какая-то? Случилось что?
- Нет, Света, всё в порядке.
- А я вижу, что не всё. Ты иногда не отвечаешь, когда тебя спрашивают. Может вы поссорились?
Светке удалось раскрутить меня, и мне пришлось рассказать.
- Фу-ты, нашла проблему. Ты его попробуй возбудить чем-нибудь. Погладь, поцелуй, например,- поучала она меня.
- Но я делаю это, а он просит не мешать смотреть телевизор.
- Тогда ты привлеки его внимание чем-нибудь другим. Не тактильно, а зрительно. Не ложись в койку в драной майке, а купи пеньюар, чтобы было беспредельно эротично. Он уже забыл, что ты женщина.
Послушавшись советов Светки, я купила розовое кружевное неглиже. Вечером, когда он уже улегся, щелкая пультом управления в поисках подходящей программы и поставив перед собой как всегда нарезанный тонкими ломтиками бисквит, я впорхнула в спальню как мимолётное создание, почти как гений чистой красоты. Наряжаясь в воздушное одеяние, я провела в ванной почти час - наложила на лицо макияж, облилась дорогими духами, уложила волосы - короче приготовилась так, будто шла не в постель, а на выставку.
Однако он даже не повел глазом в мою сторону и я, чтобы привлечь его внимание, нарочно встала перед экраном. Пытаясь заглянуть за меня, чтобы не пропустить сюжета, он коротко бросил взгляд на меня и сказал:
- Отойди, ты же не стеклянная. Ложись-ка лучше.
Я прилегла не снимая одежды, рассчитывая, что он хотя бы во время рекламной паузы заметит мою необычность. Он как всегда попытался обнять меня, но ему мешало то обстоятельство, что я легла поверх одеяла.
- Сними эту рубашку и залезай ко мне, - сказал он, явно не замечая в чем я одета.
На следующий день я поделилась новостью со Светкой и она сделала мне следующее предложение:
- А ты выйди сегодня вообще голой.
Я вышла. Реакция была та же, что и на кружева.
Вечерами он продолжал смотреть телевизор.
У меня же, кроме головокружений и скачков кровяного давления, начались боли внизу живота. Там, видимо, был сконцентрирован основной нерв, который, скрутившись в тугой узел давил изо всех сил и притягивал к себе все остальные органы, конечности, мышцы и нервы. К нему устремлялся поток крови, которая разливалась не по всему телу, а как бы стекалась от пальцев рук и ног к этому центру. Тело, оставшись без крови, было холодным и только внизу живота, где была эта тяжесть, оставалось ощущение жара, будто кто-то разжёг там костёр.
Холодные руки безвольно висели, а ноги сводила судорога. Появлялось ощущение, что меня вот-вот парализует.
Он, неотрывно глядя на экран телевизора, ласково осведомлялся о моём здоровье, проявляя искреннее беспокойство.
- Понимаешь, я люблю тебя и мне иногда хочется...,- начинала обьяснять ему я и покрывалась пятнами, стесняясь назвать причину моего состояния.
Сначала он как бы не понимал о чем идёт речь, но потом, когда я была вынуждена назвать всё своими именами, сильно нервничал и буквально выходил из себя.
- Господи, если тебе так это нужно, я же не против. Почему ты просто не сказала, чего тебе надо. Но сейчас я просто не могу себя заставить. Ты наговорила мне кучу неприятных вещей, и после этого скандала я просто не смогу... Зачем делать трагедию на ровном месте? Теперь тебе придётся немного подождать, пока у нас всё утрясётся и снова наладятся отношения.
Я чувствовала себя виноватой. Ну, действительно не смогла вызвать мужчину на интим, устроила разборки.
Это всё продолжалось по волновой системе. После очередного скандала я утихала, стараясь сгладить ситуацию. Рыдания, которыми заканчивались наши разговоры, частично снимали напряжение тела и оно успокаивалось на какое-то время. Потом всё начиналось сначала. Потихоньку я приставала к нему со своими нежностями. Он отодвигал от себя мою руку, пытающуюся подползти к опасным зонам, чмокал в висок и, поглаживая по спине, уговаривал досмотреть фильм. Когда же моё возбуждение увеличивалось до пределов, контролировать которые я уже была не в состоянии, со мной случалась новая истерика и... у нас происходил новый скандал.
Мне становилось всё хуже и хуже. В голове гудела высоковольтная линия электропередач, которую я была не в силах отключить. На меня нападала то слабость, то, наоборот, накатывал прилив сил и я захлёбывалась собственной активностью. Но самое страшное произошло тогда, когда я начала делать вещи, не поддающиеся моей памяти и сознанию. Однажды я пришла с работы позже обычного.
- Где ты задержалась, и что собственно случилось?,- с беспокойством спросил он, заботливо снимая с меня кофту, с которой стекала дождевая вода. Я вымокла насквозь, ноги хлюпали в туфлях.
- Ты знаешь, что значит выражение "крыша поехала"? - спросила я.
- Конечно, знаю. Это когда у человека видения, забывчивость или потеря ориентации. Короче, он становится не совсем нормальным.
- Правильно. Ты всё точно обьяснил. Так вот, по-моему, у меня она поехала, так ещё пока чуть-чуть, может и не поехала пока, а слегка сдвинулась с места.
- Не говори ерунды. Обьясни, что произошло.
- Ну, я вышла с работы, как обычно. Села в свой трамвай и поехала домой. Потом моя голова видимо отключилась на какое-то время. Я пришла в себя, когда водитель трамвая обьявила конечную остановку. Все стали выходить.
Сначала я подумала, что просто задремала в тепле вагона и проехала свою остановку, но, выйдя на площадку, увидела, что не знаю, где нахожусь. Это меня здорово напугало. Я попала как бы в другое измерение, другой мир, другую реальность.
Когда я садилась в трамвай, было светло и солнечно,акогда я вышла из него, было темно и всё вокруг заливало дождём. Мне показалось, что я - совсем не я, что произошла не только подмена местности и времени, но и самой меня. Я ощущала нерельность происшедшего, будто смотрела кино.
Потом я посмотрела на себя и увидела свои ноги, туфли, которые несомненно принадлежали мне, даже сумка, болтающаяся на плече, была моей. Я спросила проходящую женщину, как называется остановка, на которую меня принесло. Оказалось, что я села абсолютно не в свой трамвай и уехала совершенно в другую сторону.
- Вот видишь, при чем тут другое измерение? Всё предельно просто. Ты устала и перепутала трамвай. В трамвае же ты немного отключилась. Потом водитель обьявила конечную, все стали выходить, и ты пришла в себя. Пока ты ехала и спала, уже стемнело и начался дождь. Вот и всё.
- Возможно, это всё так. Но мне страшно. Со мой раньше такого никогда не было.
- Стареем, подружка.
Мне было стыдно сказать, что моя крыша плывёт от нестерпимого желания, желания удесятерённого тем, что предмет моего раздражения лежит рядом со мной. Если его голос сквозь телефонную трубку давил на мою психику и заставлял отключаться, то его тело, касающееся моего, приводило просто к убийственной реакции. Я постепенно сходила с ума.
Наступил Новый Год. Нас ожидало несколько праздничных дней, отдых, весёлые застолья с друзьями. После напряжения трудовых дней уходящего года такое расслабление было очень кстати. Кроме всего прочего, этот период совпал с волной затишья в наших отношениях. В доме царили спокойная атмосфера и возбуждение в предвкушении предстоящего отдыха. Я приготовилась добиться своего, полагая, что для этого в данный раз сложилась прекрасная ситуация. По утрам мы нежились в постели, но когда я считала, что долгожданная минута настала, он говорил:
- Ты поваляйся ещё чуть-чуть, а я пойду сделаю тебе кофе.
Я молчала, пытаясь улыбнуться как можно естественней.
Потом мы завтракали, шли в гости, просто гуляли по заснеженным улочкам, заходили в кафе полакомиться необыкновенным тортом. Мы ходили обнявшись, нежно смотря друг на друга, целуясь даже. Со стороны мы выглядели обыкновенной влюблённой парочкой, не замечающей никого вокруг. Казалось, что мы едва в состоянии дождаться, когда останемся наедине. Но придя домой и забравшись в постель, он, как всегда, ставил перед собой блюдо с бисквитом, включал телевизор и, довольный жизнью, обнимал меня, поглаживая по спине.
- Я люблю тебя,- тихо шептала я, сжавшись в комок, с трудом сдерживая своё нетерпение.
- Я тоже люблю тебя, моя девочка,- отвечал он, и моя душа расставалась с телом.
Но ничего за этим не следовало.
Он смотрел телевизор.
Каждый раз я закрывала глаза, сглатывала слюну и твердила про себя - не гони, не пори горячку, а то всё испортишь. Утром я думала, что вечером это уж обязательно случится, а вечером убеждала, что утром.
Когда же наступил последний наш выходной день и утром снова ничего не произошло, я почувствовала, что моё возбуждение достигло такого предела, что я вряд ли смогу справиться с ним, сдержать его в узде, не дав вырваться наружу.
Моя нервозность вызывала опасения предстоящей истерики. Я чувствовала все признаки, предвещающие это.
- Давай проведём день дома. Никуда не пойдём. Отдохнём от праздничной суеты. Завтра уже выходить на работу. Так не хочется, - стараясь показать своё спокойствие и видимость безразличия, сказала я.
- Хорошая идея, - отозвался он.
Не зная как расшевелить его, я решила принять ванну.
- Ты не потрёшь мне спинку?,- игриво спросила я.
- Отчего же не потереть? Иди, ныряй в водичку. Я сейчас приду к тебе.
Лёжа в воде, я расслабилась в ожидании, когда откроется дверь... Краску с лица я не смыла и, заколов волосы на затылке, выпустила кокетливые колечки на лбу и висках. Я проследила, чтобы воды в ванной было не так много и пена прикрывала бы меня не полностью. Он пришел, как и обещал, намылил мочалку и попросил меня сесть, осободив спину для натирания.
- Ты ещё долго будешь в ванной?,- спросил он.
- А что?, - отозвалась я вопросом на вопрос в надежде услышать, что он нетерпеливо ждёт меня в спальне.
- Да там классный фильм начинается. Выходи скорее, посмотрим вместе. Я винца открыл бутылку, бисквит нарезал.
Когда он произнёс слово "бисквит", я почувствовала, как к горлу подкатил ком.
Но это был не спазм возбуждения, а позыв к рвоте.
- Ну, пойду я, а то начало просмотрю и не буду знать завязки,- продолжил он и поспешно вышел из ванны.
Моя голова кружилась, всё плыло перед глазами, из которых потекли слёзы.
- Успокойся, ничего ещё не произошло. Ещё не вечер. Только четыре часа. Посмотрим фильм, выпьем вина и... Может быть...,- успокаивала я сама себя.
Я вышла из ванны, закутанная в белый махровый халат, раскрасневшаяся и очень сексуальная, как мне казалось. Он хохотал от шуток какого-то толстяка на экране, одетого в красный пиджак и цветастый галстук. Шутки мне показались совершенно идиотскими.
- Иди ко мне, котёнок,- сказал он неотрывно глядя на экран. Одной рукой он отправлял кусок пирога в рот, другую приготовил, чтобы я на неё легла.
Он смотрел телевизор.
Я пыталась разобраться в сюжетных поворотах, сосредоточиться на фильме.
Когда, наконец, появились заключительные титры, он сказал:
- Пойду-ка и я побалую своё тело в хвойных парах. А ты начинай готовить ужин. Накроем стол на двоих со свечами. Телевизор выключай к чертовой матери. Включи магнитофон лучше. Нашу русскую эстраду, пожалуйста,- предложил он и направился в ванную, на ходу напевая что-то.
- Ну вот, зря заводилась,- подумала я и приступила к выполнению своей задачи.
Мы сидели за столом, который я накрыла торжественно красиво. Плотный вкусный ужин, поданый на больших белых тарелках, голубая скатерть и в тон ей салфетки, скрученные невообразимым образом, высокие бокалы с вином и полумрак, который я устроила, выключив верхний свет и оставив лишь настольную лампу в углу комнаты и свечу на столе, придавали нашему настроению романтическую атмосферу.
Несмотря на величественность накрытого стола, мы решили остаться в белых махровых банных халатах. В этом было что-то эротическое. Я смотрела на его грудь, казавшуюся ещё более загорелой, мужественной и притягательной в обрамлении белоснежного халата.
Мы кушали, пили, беседовали. Медленно, не спеша, смакуя каждый кусок еды, глоток вина, каждую минуту, проведённую вместе.
- Оставь всё так, потом уберём. Пойдём в спальню,- потянул он меня за руку.
Я послушно двигалась за ним, не ощущая под ногами плотности пола, который казался мне надутым пляжным матрасом, немного спустившим воздух.
От этой мягкости пола я чувствовала себя неустойчиво и шла неуверенно, слегка шатаясь. Он обнял меня и стал целовать в шею, едва касаясь губами, покалывая усами, от чего остатки рассудка оторвались и улетучились вместе с дымом от свечи. Я стала оседать, готовая тотчас раскрыть себя навстречу любимому, отдать себя всю без остатка, раствориться в сладостной неге, сгореть в пламени неистового желания.
Вдруг всё прекратилось и я почувствовала, что никто меня больше не целует, что нет на мне его рук. С трудом разжав глаза, я увидела, что он встал и направился к телевизору.
- Сейчас будет потрясающий фильм,- сказал он, включая ненавистный мне ящик.
- А как же...,- не справляясь с дыханием, едва проговорила я.
- Что как же?,- переспросил он, конечно понимая о чем идёт речь.- А, это!, это потом. Сразу после еды на желудок давит. Вот посмотрим фильм, переварим еду...,- фразу он уже не закончил, потому что на экране поплыли первые кадры и он весь ушел в них.
Я встала и вышла из комнаты. Моё тело содрогалось от нервного шока. Сначала меня просто трясло, а, когда я зашла на кухню и прислонилась спиной к холодной стенке холодильника, к общей лихорадке добавился плач. Стресс вылился в истерику. Я стала бить головой и кулаками по стенке, на которую опиралась, выкрикивая что-то и надрывно рыдая. Потом, обессилев, я медленно опустилась на корточки. Уперевшись локтями в колени, руками я обхватила голову. Сидя в такой нелепой детской позе, я раскачивалась из стороны в сторону и, уже не в силах рыдать или биться, только стонала.
Никто не подошёл ко мне.
Он смотрел телевизор.
Я не знаю сколько длилось всё это, но через какое-то время я почувствовала, что голова моя легка, тело свободно и ничто больше меня не беспокоит.
В этот момент мне показалось, что я снова попала в другое измерение. Передо мной была чужая комната. В темноте я не узнавала своей мебели. Всё плыло перед глазами и я никак не могла сосредоточиться где я и что со мной происходит.
Слабый свет, проникающий через окно, падал на еловую веточку, стоявшую на столе. На ней висел единственный золотистый шарик. Попадающий на него свет слегка отражался, и он поблескивал в темноте, гипнотизируя меня. Я стояла, завороженная им, не шевелясь, уперевштсь взглядом в одну светящуюся точку, и держась руками за край стола. В ушах звенело.
Вдруг я услышала чьи-то шаги. Моя рука, опирающаяся на стол, наткнулась на холодное лезвие ножа. Шаги приближались, в комнату кто-то вошел и направился ко мне. Когда двигающееся белое пятно оказалось рядом, мне стало страшно и я, не произнеся ни слова, вытянула руку вперёд и со всей силой ударила. Он упал сразу же. Я, опустившись рядом с ним на колени, безмолвно продолжала наносить удары. Потом, видимо, обессилев, потеряла сознание.
Когда я открыла глаза, в комнате было по-прежнему темно. Я ощутила под собой что-то липкое и содрогнулась.
- Господи, что я наделала?,- подумала я, но вдруг услышала чей-то монотонный голос за стеной.
Медленно двигаясь, я пошла в спальню и, распахнув дверь, увидела его.
Он смотрел телевизор.
Облокотившись на подушки, он полулежал полуседел, скинув с себя одеяло. Я увидела его великолепное тело, крепкие ноги, мускулистую загорелую грудь, потом перевела взгляд на лицо, красивое лицо римского воина, но...